Текст книги "Эликсир"
Автор книги: Хилари Дафф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Я покачала головой.
– Первое – нам придется дождаться темноты. Насколько я знаю этих ребят, они давно решили, что потеряли нас, и ушли, но нам нужно действовать наверняка. Кроме того, твоей ноге нужно время чтобы прийти в норму. Я понесу тебя, – добавив он, – только, пожалуйста, не надо снова выпускать когти!
– Даже не надейся! – заявила я.
Сейдж демонстративно потянулся всем телом.
– А пока, думаю, нам всем лучше поспать, – и он как ни в чем не бывало растянулся прямо на земле. – Доброй ночи!
Сейдж закрыл глаза и замер, как будто и правда заснул. Конечно же, Сейдж еще не уснул, но Бену все равно не терпелось высказаться. Он отвел меня в сторону – но явно недостаточно далеко – и смерил Сейджа ненавидящим взглядом.
– Клиа, мне все это ужасно не нравится, – сообщил он.
– Да неужели? А когда он тут вещал об Эликсире Жизни, я уж подумала, что вы двое готовы побрататься.
– Я верю в Эликсир, – сказал Бен. – Верю настолько, что готов поверить и в историю Сейджа. Я просто не знаю, можем ли мы это себе позволить. И мы так и не знаем, что означает его присутствие на фотографиях. Я ему не доверяю.
– Мне все равно, Бен. Папа ему доверял. И то, что предлагает Сейдж – единственно реальная возможность спасти ему жизнь!
– Пожалуй… Только… – Бену явно не хватало слов. – Ты все-таки будь с ним поосторожнее, ладно? У меня такое чувство, что ты…
Я ждала, но он так и не закончил фразу.
– Какое чувство?
– Да нет, ничего. Я рядом с тобой. Ты ведь знаешь это, правда?
Я видела, как его раздирает желание высказаться. Он как будто стремился поведать мне о чем-то важном, но слова не шли с языка.
Наконец Бен отошел как можно дальше от Сейджа, лег на землю и похлопал себя по груди:
– Подушка не нужна? Хотя это и не входит в список моих служебных обязанностей, но я буду рад предложить, – оттянув двумя пальцами полу рубашки, он добавил: – Наволочка из чистейшего хлопка! Мягче шелка!
– Нет, не надо! – я заставила себя рассмеяться – Спасибо.
И я, как могла, устроилась на полу между ними двумя. Несмотря на все, я уже чувствовала, что засыпаю.
– Клиа? – это был голос Бена, и на этот раз он был совсем близко, где-то прямо возле уха, но я слишком устала, чтобы повернуться к нему и ответить. Кажется, я что-то промычала, но не уверена, что это было сделано вслух.
– Доброй ночи, – сказал он, и я услышала, как он укладывается обратно на землю.
Сон на холодной голой земле явно подвергается всеми незаслуженному осуждению – главное перед этим устать до смерти. И я действительна чувствовала себя почти прекрасно и не сомневалась, что вот-вот засну.
Я могла лишь строить предположения о том, что же на сей раз принесут мне мои видения.
ГЛАВА 8
Я была Оливией, и мы с Сейджем катались на лодке по мутным водам Тибра.
– Если ты считаешь, что это самое Общество такое бестолковое, то и скажи своему отцу, что не хочешь иметь с ними дел! – говорила я.
– Правда? И остаться без своей доли наследства? Он же откажется от меня. И тебе придется оставить меня, чтобы выйти за Медичи – по крайней мере он сможет обеспечить тебе тот образ жизни, к которому ты привыкла!
– Холсты, краски и ты. Вот все, что мне нужно. Ну может быть, еще чуточку художественного таланта…
Сейдж посмотрел на меня с укоризной. Он всегда высоко ценил мои способности как художницы и постоянно ругал за неуверенность в себе. А я не упускала случая напомнить, что его мнение слишком предвзято.
– Ну а как насчет хлеба насущного? – спросил он. – Тебе же надо что-то есть.
– Дикие фрукты и овощи.
– А крыша над головой?
– Мы построим хижину.
– Одежда?
Я ответила Сейджу такой откровенной улыбкой, что он от смущения чуть не перевернул лодку.
– Сейдж! – закричала я, отчаянно цепляясь за борт. – Я же плавать не умею!
– Прости, но это был совершенно неверный ответ! И любой мужчина тебе скажет то же самое
Я рассмеялась.
– Ну и чем же вы занимаетесь на собраниях этого вашего Общества?
– Я не могу тебе сказать. Я принес клятву, что буду хранить все это в тайне, – он говорил это так напыщенно, что я не выдержала и устроила пантомиму: жестом повесила на губы замок и выкинула в воду ключ.
– Мой рот на замке! – прогудела я утробным голосом.
– Правда? Зато мой – нет!
Он беспечно оставил весла и пересел ко мне вплотную. А потом наклонился и заговорил, интонацией и жестами подчеркивая важность каждого слова:
– Общество, любовь моя, – это узкий круг сказочно богатых мужчин и женщин – включая, слава богу и меня – которым за долгие годы так надоело считать и пересчитывать свои богатства, что они решили разнообразить жизнь, внеся в нее сказочные ритуалы. Они долго не знали, на чем остановиться, и их прихотливый выбор обратился на одну сказку про… – Сейдж с комической тревогой посмотрел сначала через правое, потом через левое плечо, как будто опасался, что нас могут подслушать прямо здесь, посреди реки – и закончил зловещим шепотом: – Эликсир Жизни.
– Да ты что?!
– Вот именно!
– А что это такое?
– Ну, давай подумаем… Это эликсир… И он дарует вечную жизнь!
– Ты надо мной смеешься!
– Совсем чуть-чуть!
– Рассказывай дальше, – попросила я. – Он работает?
– А как ты сама считаешь?
– Кто-то из вашего Общества уже умирал? – поинтересовалась я. – Это было бы единственным доказательством того, что они живут вечно. И что эликсир – не сказка.
– Да, верно. Но ответ – да, они отходят в мир так же запросто, как и все остальные.
– Разве на этом спор не заканчивается?
– По-моему, заканчивается, – согласился Сейдж. – Но для тех, кто в него верит – нет. Они бы ответили тебе, что использовать Эликсир для обретения бессмертия – это нарушение законов Вселенной. И его следует использовать лишь в ничтожно малых количествах, чтобы облегчать боль и избавлять от страданий тех, кто умирает.
– Значит, у них есть возможностью получить бессмертие, и они никогда не используют ее? Верится с трудом.
– А ведь приходится терять столько времени! Каждое собрание длится не меньше трех часов Представляешь, Оливия, что я мог бы сделать за три часа?
Он произнес это таким тоном, что я не могла не ответить:
– Могу представить кое-что… – мои губы раздвинулись в такой соблазнительной улыбке, что он не выдержал, наклонился и стал покрывать горячими жадными поцелуями мои губы, щеки
– Сейдж, – простонала я, увлекаемая им на дне лодки, – Сейдж, я правда не умею плавать!
– Хм-м, – промурлыкал он мне на ушко, – значит, нам с тобой придется вести себя очень осторожно, верно?
Меня разбудило негромкое царапанье, и долгое время я была уверена, что что-то скребется о дно лодки. Потихоньку я приходила в себя. Я не в лодке, я в пещере. Я не Оливия, а Клиа.
Но все равно вместе с Сейджем.
Тело все еще не спешило сбрасывать оковы сна, мне было лень шевелиться. И я лишь открыла глаза.
Судя по тому, как изменилось освещение в пещере, на небе сейчас было не солнце, а луна.
Сейдж скорчился в неудобной позе, разглядывая что-то на полу в полутора метрах передо мною. Зажав в руке острый обломок камня, он сосредоточенно чертил что-то прямо на земле. Я видела, как от напряжения играют мышцы у него на руках, а между бровей залегла неглубокая морщинка. В лунном свете его кожа словно светилась сама по себе. Он был прекрасен.
Какой бы сверхъестественной сущностью он ни являлся, Сейдж явно обладал таким магнетизмом, которого мне не приходилось встречать ни в одном мужчине. Я успела почувствовать это во снах и теперь убеждалась в этом наяву. И сейчас только обрадовалась возможности незаметно присмотреться к нему.
Вот он поднял взгляд, и я поспешила зажмуриться, притворяясь спящей. Успел он заметить мою уловку? Царапанье затихло. Я не открывала глаза, но чувствовала на себе его взгляд. Затаив дыхание, я сосредоточилась на том, чтобы не пытаться подсмотреть, верны ли мои ощущения.
Наконец царапанье возобновилось. Я заставила себя медленно сосчитать до десяти и только потом приподняла веки, но совсем чуть-чуть, чтобы узкую щелку невозможно было заметить под тенью ресниц.
Какая удача – он отвернулся!
Я решилась открыть глаза немного шире. Что он там делает? По-прежнему не шелохнувшись, я посмотрела вниз, на тот кусок грязного пол передо мной, над которым он так старательно трудился…
… и увидела изображение себя спящей.
Это было невероятно! Здесь, на земле, у него под рукой валялись незамысловатые инструменты: осколки камня разной величины и формы, пара острых палочек… Орудия были самые примитивные, но созданный с их помощью портрет был достоин занять место в самой солидной картинной галерее. Он был прекрасен… я даже и предполагать не могла, что выгляжу столь неотразимо, когда сплю. Неужели он так меня видит?
Но в следующую секунду Сейдж снова поднял голову, и я едва успела зажмуриться. Я с трепетом представляла, как он сейчас изучает меня, старательно фиксируя мои черты и пропуская через неповторимый фильтр своих ощущений. От этих мыслей у меня так сильно забилось сердце, что потребовалось немало дополнительных усилий, чтобы продолжать притворяться спящей.
– Можешь и дальше делать вид, что спишь, если тебе так нравится, но карьера актрисы явно не для тебя, – не без ехидства прошептал он.
Мои глаза моментально распахнулись. Сейдж склонился над своим наброском, однако на его губах играла добродушная ухмылка.
– Ты заметил? – смущенно спросила я.
Сейдж прижал палец к губам и выразительно кивнул в сторону Бена.
– Я знал, что ты сейчас проснешься, еще за пару секунд до того, – прошептал он. – Твое дыхание изменилось, – откинувшись, он полюбовался надело своих рук, и с деланной наивностью поинтересовался: – Приятные сны?
Дыхание у меня перехватило, а щеки запылали от смущения: невольно в памяти всплыли картины того, чем мы занимались во сне, на дне лодки посреди реки Тибр. Я поспешила отделаться от них и вознесла пылкую мысленную молитву кому-то или чему-то (хорошо, если там, наверху, вообще нас слушают), чтобы эти переживания хотя бы не были особенно понятны по моему поведению во сне. А потом напустила на себя как можно более невинный вид и заявила:
– Да кто его знает! Я совсем не запомнила, что мне снилось. А что?
Он отложил тот камень, с которым работал до сих пор, и взял другой, с более тонкими краями, чтобы доработать какие-то штрихи.
– Так, ничего… Просто ты звала меня по имени.
Мне оставалось лишь уповать на то, что в неярком лунном свете не видно, как я краснею.
– Звала тебя, – пробормотала я, – кто бы мог подумать. Говорят, что во сне мы разбираемся с тем, что случилось с нами наяву.
– Хм-м… Разобралась с чем-нибудь??
– Я же сказала, не помню.
Я знала, что он не поверил ни одному моему слову. Пожалуй, лучше сменить тему.
– Можно мне посмотреть?
– Как пожелаешь, – он выпрямился и сел на корточки, сделав приглашающий жест. – Я закончил
Я встала и с удовольствием отметила, что моя нога больше не болит. Я осторожно перешагнула через пространство, отделявшее меня от того куска пола, который занимал его рисунок, и присела рядом с ним.
– Как красиво! – вырвалось у меня. – Я польщена. Еще никто не делал моих портретов.
Сейдж критически разглядывал свое творение, наклоняя голову то так, то эдак.
– Так ты полагаешь, что она похожа на тебя?
И снова я залилась краской от макушки до самой шеи. Я постаралась внимательнее всмотреться в портрет. И поняла, что он действительно чем-то напоминает меня, но только в том случае, если искать сходство нарочно. У женщины на портрете были такие же волосы, и спала она примерно в такой же позе, но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что у нее иные черты лица. Глаза расставлены более широко, нос чуть-чуть длиннее и тоньше, скулы очерчены более мягко… Эти различия не бросались в глаза, и я не обратила на них внимание пока думала, что это мой портрет, но теперь, когда я знала, что это не так…
Я просто эгоистичная идиотка! И забыла, что кабы осязаемыми ни были мои сны об этом парне, они так и оставались снами. Снами, а не реальностью: ни моей, ни уж тем более его. Мои мысли вертелись в бешеном хороводе, но как я ни напрягала свое остроумие, так и не смогла найти подходящий к случаю ответ. У меня просто не было слов.
– Она действительно чем-то напоминает тебя, – признался Сейдж. Его взгляд задумчиво скользил по контурам изображенного на полу женского лица. Я отдала бы что угодно, лишь бы сменить тему, и все же меня как будто заставили задать следующий вопрос:
– Кто она?
– Женщина, которую я любил давным-давно, – прошептал он.
И тут мне до ужаса захотелось утешить его, найти способ унять его душевную муку и боль, но я понятия не имела, как это сделать. Наконец мне пришла в голову как будто стоящая мысль. Покажи спину, – сказала я.
– Спину?
– Я же тебя в кровь расцарапала. Вцепилась как следует. Надо проверить, вдруг эти царапины воспалились?
– Нет, нет, ничего подобного, – попытался отмахнулся он. – Там нет никаких царапин!
– Ты хотя бы дай мне взглянуть.
– Но мы же сидим в пещере, – покачал головой Сейдж. – Даже если они воспалятся, здесь ты все равно ничем не поможешь.
Ну что за проклятый упрямец? У меня возникло такое чувство, будто я бьюсь лбом об стену.
– Ты что, издеваешься? Ты просишь меня поверить в самые смешные вещи, что я когда-то слышала. А я прошу всего лишь показать мне твои царапины!
Сейдж состроил мученическую гримасу.
– Ладно, – сказал он, повернулся и задрал куртку и футболку.
Это было странно.
Никаких царапин не было и в помине!
Ну то есть совершенно не было! Не было даже следов. Но ведь я вонзила ногти ему в спину так, что потекла кровь, и это я помнила отлично!
Я потрясла головой: похоже, что все-таки от удара о корень у меня помутилось в мозгах и память исказилась. Потому что нормальный человек не мог так быстро избавиться от ран.
И тут же я невольно охнула, вспомнив такого человека. Сейдж собственной персоной. В моем сне. В том, где я была Аннелиной, а он поранился об острые шипы алой розы.
– Ну что там, доктор? – поинтересовался Сейдж – Гангрена?
Может, все-таки стоит рассказать ему о снах? Я уже совсем решилась и открыла рот…
– Что, спинка чешется? – громко спросил Бен. В его голосе слышалось столько яда, что мы с Сейджем резко повернулись и посмотрели на него. Я не могла отделаться от неприятного чувства, будто меня застигли с поличным – вот только ничем предосудительным мы не занимались! Сейджу, судя по его спокойному виду, было наплевать на то, что там себе вообразил Бен.
– Привет, засоня! – безмятежно ответил он.
Но Бен не обратил на него внимания. Он разглядывал рисунок на полу.
– Ничего картинка, – наконец буркнул он. – Только этим ты все равно ее не задобришь.
Сейдж явно не собирался просвещать его насчет того, кто именно изображен на портрете.
– Уже стемнело. Пора уходить отсюда. Как нога? – спросил он у меня.
Я повертела ступней. Она все еще отзывалась слабой болью, но уже вполне могла выдержать мой вес.
– Нормально.
– Вот и хорошо.
И он повел нас к узкому коридору в дальнем конце пещеры. Этот проход оказался намного просторнее, чем крысиный лаз, по которому мы попали сюда днем, и он скоро вывел нас снова в густые заросли на склонах холма Лима.
Судя по всему, сейчас была глухая ночь, но на чистом, без единого облачка небосводе ярко сияла полная луна в окружении мириад звезд.
Не успели мы выйти их пещеры, как ожил мой сотовый телефон.
– Райна, – сообщила я, взглянув на экран, – Она, звонила шесть раз. И еще шесть раз отправила смс. Она наверняка рвет и мечет, потому что не может с нами связаться.
Но не успела я ответить, как Сейдж выхватил меня телефон и без разговоров зашвырнул подальше в кусты.
– Что ты делаешь?
– Забочусь о том, чтобы нас не выследили. Помнишь, что я говорил о радарах? Никаких сотовых никаких кредиток, никаких банковских карт! – Сейдж выразительно глянул на Бена, но тот покачал головой:
– Я свой телефон давно потерял, – сказал он, – еще когда на нас напали.
– Хорошо. Это хорошо. А теперь пошли, – и мы двинулись по едва заметной тропке через лесную чащу. И хотя Сейдж был вполне уверен, что отморозки, гнавшиеся за нами, давно убрались восвояси, я нервно вздрагивала от любого шороха. И почувствовала себя намного лучше, когда мы наконец выбрались из кустов, пересекли пляж и оказались на улице. И хотя эта ночь – ночь на Пепельную Среду – была не такая шумная, как предыдущая, народу было все равно достаточно. Вряд ли неведомые злодеи набросятся на нас в городе, при свидетелях.
Сейдж остановил такси и сел рядом с водителем. Мы с Беном устроились на заднем сиденье.
– Клиа, мне это все не нравится, – тут же забубнил Бен мне на ухо. – Это классическая «Плохая Идея»! Незнакомец везет нас неведомо куда, ни один человек в мире не знает, где мы, и у нас нет возможности с кем-то связаться, если потребуется помощь. Именно так люди попадают в статистические сводки!
– Именно так? – меня охватило замешательство: нас действительно везут неведомо куда, и что до меня, то я наверняка заблужусь в этих переулках, если буду возвращаться одна.
Бен лишь сердито пожал плечами.
– Ну, может, и в точности… Но все же…
Пока он подбирал нужное слово, такси остановилось на границе джунглей. Вокруг не было видно ни души. Сейдж вылез из машины и расплатился.
– Все выходим!
Бен выразительно посмотрел на меня. Он давал понять, что оставляет за мной окончательное решение. Я постаралась его ободрить, похлопав по колену, открыла дверцу и выбралась наружу.
Сейдж терпеливо дождался, пока такси скроется из виду и только после этого уверенно зашагал по тропинке в лес. Он явно считал само собой разумеющимся, что мы следуем за ним.
Прогулка по джунглям в полнолуние оказалась захватывающей, что я автоматически взялась за камеру.
– Лучше бы ты этого не делала, – заметил Сейдж, не оборачиваясь. – Ты же знаешь, я не люблю незваных гостей.
– Ну что ж, значит, я воздержусь от продажи этих снимков в журнал «Туризм и отдых», – сказала я, уже несколько раз нажав на спуск. – И к тому же необходимо как-то отвлечься от собственных ног, – мои туфли так и остались где-то на пляже, где я скинула их, чтобы танцевать на песке.
– Эй, я ведь предлагал тебя понести, – возмутился Сейдж.
– Нет, спасибо.
Мне казалось, что босиком я, как настоящая дикарка, буду нестись по джунглям неслышной тенью. Вместо этого каждый камень и острый сучок так и норовили впиться в мои бедные ножки на каждом шагу, и я то спотыкалась, то шипела от боли. Сейда каждый раз предлагал понести меня и получал отказ. Со стоической гримасой я ковыляла вперед.
Кажется, мы прошли не меньше десяти километров – во всяком случае, даже снимки уже не помогали мне отвлечься от израненных ног.
– Долго еще? – не выдержала я.
– Уже пришли.
Но я не видела впереди ничего, кроме деревьев.
– Ого! – вырвалось у Бена. Я проследила за его взглядом: он смотрел куда-то вверх. Не сразу до меня дошло, что стоявшие перед нами деревья одновременно являются опорами, поддерживающими скрытый высоко в ветвях домик из досок и стекла. Я тут же решила, что не видела ничего очаровательнее этой хижины.
– Ты живешь в доме на дереве? – С этими словами я тут же нацелила свой объектив на фасад чудесного домика, решительно отсекая возражения Сейджа еще до того, как он успел их сформулировать. – Это для меня, не для «Вестника архитектуры»!
– И на том спасибо! – сердито буркнул Сейдж.
Мы следом за ним поднялись по лестнице в дом. Хижина оказалась небольшой: под покатой крышей с окном помещалась единственная комната с деревянными панелями и скромная кухня. У одной стены находился большой камин, на других висело несколько картин. Четыре книжные полки делили пространство между книгами и какими-то безделушками. На рабочем столе стоял компьютер и другая оргтехника, но это явно был лишь необходимый минимум в уступку современным технологиям. Здесь не было телевизора – вместо него диван и кресла были развернуты лицом к большому треугольному окну из толстого стекла во всю стену. Из него можно было любоваться зеленой лесной чащей и тянувшейся вдалеке полоской белоснежного песчаного пляжа. Мы с Беном застыли перед окном с открытыми ртами.
– Какой вид… – выдохнула я. – Я бы отсюда никогда не выходила…
– Есть немного, – согласился Сейдж.
Я заставила себя отвернуться от катившихся к горизонту океанских волн и снова обвела взглядом комнату. Да, она выглядела уютной и обжитой, но в то же время какой-то безликой. Почему-то я вспомнила дома, которые снимали на время отпуска мои родители, когда я была маленькой. Лишь по едва заметным признакам можно было судить о хозяевах таких домов, но они были не различимы из-за бесконечной череды постояльцев. И я не могла понять: где же Сейдж в этом доме? Мне не терпелось обследовать его как можно подробнее.
– Ты нам покажешь свой дом? – спросила я.
– Нет, не покажу. Мы зашли сюда, только чтобы собраться в дорогу, – он снял с самой высокой полки какой-то том. Его корешок выглядел как у обычной книги, однако когда Сейдж положил его на стал оказалось, что это маленький сейф с цифровым замком. Он поднял крышку и вынул пачку конвертов, каждый из которых был помечен своим именем: Франклин Хобарт, Брайан Янси, Эверетт Сингер, Ларри Стечински… и именно этот конверт Сейдж выбрал и распечатал, а потом принялся раскладывать его содержимое по карманам и бумажнику.
– Ларри Стечински? – удивилась я.
– По-твоему, он мне не подходит? – улыбнулся Сейдж.
– О нет, прекрасно подходит! И сколько еще у тебя таких личин?
– Изрядная коллекция.
Я положила руку ему на запястье, увидев, что он опускает что-то в карман:
– И у Ларри Стечински есть черная карта «Американ Экспресс»?
– А почему бы и нет?
– Но такой карты нет даже у моей мамы!
Очевидно, твоя мама вращается не в тех кругах, к которым принадлежит Ларри Стечински.
– Сейдж, – вдруг окликнул Бен с противоположного конца комнаты. Он стоял на коленях перед небольшой скульптурой на низком столике и его голос дрожал от благоговения: – Это… это подлинный Микеланджело, да?
– Да, да, это он.
– Но это же Микеланджело!
– Ага.
– И вот эта картина, – Бен кивнул на небольшой портрет, на котором был изображен юноша, как две капли воды похожий на Сейджа, только с алыми щечками и невинным взглядом херувима, – это настоящий Рубенс?
– Ну да.
– Но он похож на тебя.
– Неистребимое фамильное сходство, – пояснил Сейдж.
Это был удобный момент, чтобы улизнуть от них.
– У тебя здесь есть туалет? – спросила я.
Сейдж показал на тесный коридор, начинавшийся в темном углу. Действительно, там была дверь в туалет… А чуть дальше – еще одна, закрытая дверь. Спальня Сейджа – скорее всего, это б она.
Я на цыпочках прокралась дальше, со всеми предосторожностями открыла дверь, проскользнула внутрь и закрыла комнату.
Если Сейдж здесь спит, ему не позавидуешь. Потому что комната была до отказа забита картинами и всяким инвентарем: холстами, мольбертами красками, углем… Какие-то картины были закончены, какие-то нет, и все стены были сплошь увешаны картинами в рамах. По мере того как я разглядывала их, мое сердце билось все сильнее. Практически на каждой из картин была изображена одна из четырех женщин.
Женщин, которых я знала.
Женщин, которыми я была в своих снах.
Они не напоминали меня так явно, как мне казалось, когда я видела их во сне, однако я совершенно точно знала, кто они такие.
Одна женщина смеялась и крепко держалась за борта весельной лодки, плывущей по Тибру – Оливия.
Другая скакала верхом на лошади, и ее роскошные рыжие локоны развевались по ветру – Кэтрин
Третья женщина сидела перед зеркалом на туалетном столике и уверенными мазками накладывала на лицо грим – Аннелина.
Четвертая женщина, изящно облокотившись о крышку фортепиано, пела перед людьми, толпившимися в шикарном салоне – Делия.
Были и другие картины, много картин. Мое внимание привлекла акварель в рамке, на которой были изображены двое юношей в костюмах эпохи Возрождения, застывшие в нарочито нелепых позах. Я узнала эту акварель. Еще бы, ведь ее написала я сама! Я отлично помнила тот сон, в котором безуспешно пыталась заставить Сейджа и Джованни хоть минуту постоять спокойно, чтобы сделать набросок.
Я присмотрелась и увидела в правом нижнем углу знакомую подпись: простая буква «О». Ее подпись. Моя подпись?
Но неужели это возможно? Мои сны на самом деле являлись воспоминаниями?! Воспоминаниями о моих прошлых жизнях? Я никогда не верила в реинкарнацию и перевоплощение душ… Но как еще объяснить то, что я вижу?
А что же с Сейджем? Ведь он выглядит точно так же, как на картине, написанной Оливией! Мне показалось по меньшей мере странным, что Сейдж в новом воплощении ни на йоту не изменился, чего нельзя было сказать про меня.
Я невольно почувствовала облегчение, когда взрыв громкого смеха в гостиной оборвал хоровод моих бессвязных мыслей. Сейдж и Бен уже вместе над чем-то смеются? Ну и странные дела творятся в этой хижине на деревьях! Я понимала, что мне следует скорее вернуться, пока мое длительное отсутствие не возбудило подозрений, но не в силах была оторваться от этих картин. Что, что же все-таки это значит? Существует ли какое-то рациональное объяснение этим удивительным событиям?
Не стоит ли напрямую спросить об этом у Сейджа? Наверное, он не будет в восторге от того, что я тут лазила, но вряд ли так уж рассердится. В конце концов, мы с ним едва знакомы, и я тоже имею право пытаться разузнать что-то о человеке, которому приходится доверять свою жизнь.
Я уже повернулась к двери, собираясь выйти из комнаты, но мое внимание привлекла еще одна картину в углу. Холст не был обрамлен, явно не предназначался для всеобщего обозрения. Сейдж неспроста задвинул его в самый угол, за стопку других картин, и вдобавок накрыл какой-то тканью. Но сбоку ткань сползла, и открывшийся под нею чей-то глаз приковал к себе мой взгляд.
Он был большим, широко распахнутым, с ярко синей радужкой. Он был красивым… И пустым, как у призрака. Почему-то я не могла оторваться от этой картины. Я и сама не заметила, как опустилась перед картиной на колени и сняла полотно.
Мне пришлось сделать над собой неимоверное усилие, чтобы не закричать во всю силу легких
Естественно, что глаз был пустым! Он принадлежал Оливии, и она была мертва. Она валялась на боку, и весь затылок ее был размозжен безжалостным ударом, а рот оставался распахнут в последнем вопле предсмертного ужаса. Кровь растеклась вокруг тела темной лужей, и в этой луже блестел знакомый мне амулет в форме ириса. На картине преобладал этот жуткий алый цвет пролитой крови, и тело Оливии являлось центром общей картины безжалостной резни. Картина запечатлела и другие тела: мужчины и женины, все в каких-то нелепых ломаных позах, все мертвы, и брошенные убийцами шпаги и кинжалы пригвоздили их к полу.
Перед моим мысленным взором тут же замелькали картины из моим недавних ночных кошмаров, и я болезненно сморщилась. Да, я переживала эту сцену.
О, Господи, я что сейчас, разглядываю сцену своей собственной гибели?
Дрожащими руками я вытащила из стопки еще одну картину. Я уже была не в силах остановиться, но от одного прикосновения к этому полотну у меня кровь застыла в жилах.
Потому что на нем была изображена Аннелина… Или, точнее сказать, то, что было когда-то Аннелиной. Она лежала в спальне, обставленной в белом цвете: белые занавеси влетают в комнату из открытого окна, кровать застлана белоснежным бельем, мебель тоже белого цвета. Аннелина была одета в прозрачный белый пеньюар. Единственными яркими пятнами были ее алые губы, темная грива спутанных волос, серебряная цепочка, на которой висел амулет в форме ириса, невидящие пустые карие глаза… И кровь. Она ручьями лилась из многочисленных ран на ее теле и запятнала рубиновыми каплями пол у кровати, разрушая снежную непорочность белого фона картины.
И еще одно жуткое пятно алого цвета вмешивалось в монотонность обстановки на этой картине.
Единственная алая роза на невероятно длинном стебле. Она была воткнута в ее грудь, прямо напротив сердца.
Я почувствовала, что мне сейчас станет дурно.
Я больше не в силах была на это смотреть. Но я не могла отвернуться.
Из гостиной снова послышались голоса – сколько я уже остаюсь в этой комнате? А что, если Сейдж зайдет сюда? Что он сделает, если увидит меня здесь?
Я торопливо принялась рыться в стопке картин и быстро поняла, что все они так или иначе являются отражением одного и того же события. Мертвая Делия по сравнению с первыми двумя казалась девственно прекрасной, ее ничуть не портила маленькая дырочка на лбу, как раз над переносицей. Кэтрин же, напротив, вызвала у меня оторопь: я буквально почувствовала, как она металась и кричала от боли и ужаса, прикованная к столбу, вокруг которого полыхало пламя «священного» костра.
Голоса приближались. Я должна убираться отсюда, пока не поздно.
И тут я увидела еще кое-что. Гвоздики, ровны рядком вбитые в стену. Точнее сказать, там было четыре гвоздика. И на каждом висела изящная серебряная цепочка с амулетом в форме ириса.
А еще там имелся пятый гвоздик.
Пустой.
Пока пустой.
Я пулей вылетела из комнаты и едва успела добежать до туалета и склониться над унитазом. Меня с силой вырвало.
И тут же в дверь громко заколотили.
– Клиа! Тебе плохо? – загремел голос Сейджа. – Ты уже сидишь там целую вечность!
– Прости, – прохрипела я. – Наверное, что-то с желудком. Сама не пойму, с чего бы это, но… – мои внутренности скрутил новый спазм, и впервые за всю сознательную жизнь я искренне обрадовалась тому, что кто-то стоит рядом и слышит, как меня рвет. Это давало превосходное оправдание тому, что я задержалась в туалете. И теперь я могла сидеть здесь, сколько нужно, чтобы прийти в себя от сделанных открытий.
– Ох, ну ладно, – сказал Сейдж. – Мы подождем.
Я услышала, как его шаги удаляются по коридору. Мало-помалу позывы к рвоте ослабли и прекратились, и вскоре я уже смогла умыться и прополоскать рот холодной водой. Однако я по-прежнему не могла отдышаться и меня колотил нервный озноб.
Боже, боже, Сейдж и меня собирается убить?
Картины вовсе не обязательно означали именно это. Ведь те, что висели на стенах, были посвящены хорошим, счастливым временам. И разве мой психотерапевт не говорил мне, что многим искусство помогает смириться с утратой кого-то из близких и дорогих людей? Может быть и Сейдж таким образом старался смириться с горем. А цепочки с амулетами… Если Сейдж так сильно любил этих женщин, это было только естественно – хранить на память их самые любимые безделушки.
Если только Сейдж не хранил их, как обычно маньяки хранят «сувениры».
Сейдж – серийный убийца? Этакий фантастический вечный, бессмертный серийный убийца, который не ищет себе разные жертвы, но вместо этого преследует лишь одну… И убивает ее – то есть убивает меня – снова и снова на протяжении многих веков?
