Текст книги "Подарок Параскевы (СИ)"

Автор книги: Хельга Озерная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 8: Счастливец Панкрат

«…Ну что ж вы, растяпы, ровнее садите его, ровнее. Он всё-таки гость. Сосед Ольхоны. Будьте к нему хоть немножко милосердны…»

Услышал Панкрат голос: глухой, раскатистый, отдающий эхом в голове. Звучащий, словно со дна бочонка. Он попытался открыть глаза, и веки, будто свинцом налитые, приоткрылись на миллиметр и снова упали. Он попытался вторично. Такое бывало нечасто, только после ударной дозы горилки. На травах, бабнюркиной горилки. Глаза щипало, яркий свет брызнувший, тут же ослепил, и сколько Панкрат не моргал, тёмное пятно загораживало половину окружения. Он увидел перед собой стол. На столе канделябр, по всему видно, электрический. Этакий новодел под старину. Стол был уставлен блюдами, не то чтобы как на приёме у графа Монте-Кристо, но тоже ничего. Богато. Перед ним тоже стояла тарелка и три прибора: вилка, ложка и нож. Бокал один, и тот был наполнен водой. Винца не будет…

– Доброй ночи. Вы, я смотрю, уже пришли в себя? Господин леший был к вам жесток: волочил по земле. Но я его даже отругать не могу. Не мой подданный.

– Издеваетесь…

– Что вы, что вы…

– Черти поганые…

– Хотел по-доброму!

– Хорошо я жил. Хорошо! Ни на что не жаловался, пока эта баба Параскева не появилась.

– А что Параскева плохого вам сделать могла? Вот это для меня сюрприз. В ком в ком, а в ней я был на сто процентов уверен.

– Я стал Матвею завидовать. Единственная дочь и та оказалась от меня. Я стал… это неважно. Но самое главное, что теперь, благодаря ей… вам – черти, теперь я вообще не мужик! Наверняка без колдовства тут не обошлось!

Панкрат приподнялся, задев стол, хлопнул ладонью, попав по краю тарелки, и, набычившись, посмотрел на Агниса, незаметно сжимая в руке столовый нож.

– Чо вам тут надо? Чо надо! Валите из нашего мира куда подальше. К себе! К чёрту на кулички! – он снова ударил кулаком по столу. – Вы, наверное инопланетяне? Не могла наша Земля-матушка такое выродить. Садитесь на свой звездолет и пердуйте от сюда!

Панкрат говорил, шаг за шагом, приближаясь к другому концу стола. И вот… резко взял старт и кинулся вперёд, сметая со стола приборы, блюда с фруктами и бокалы из хрусталя. Агнис не пошевелился. Лишь в тот момент, когда Панкрат подбежал опасно близко, занося над головой столовый нож, время вдруг остановилось.

Агнис театрально поднёс руки к лицу и уставшим голосом произнёс:

– Добриил, и после всего ты продолжаешь верить, что Ольхона принесет в наш мир перемены? Зависть, злость, проблемы с потенцией, глупая, но находчивая жена… Мы здесь причём? Он винит нас в том, что зол и завистлив! Нет, Добриил, я не верю в счастливое будущее.

– Вам, Владыка, главное верить Ольхоне. Верить в вашу любовь.

– Мы можем чем-то помочь бедолаге? Коли уж во всём виновны.

– Я осмотрел его. Думаю, что затраченные на него усилия не окупятся. У него прогрессирующая шизофрения. И в этом, поверьте, виноваты не мы. Генетический сбой. Отсюда импотенция и приступы агрессии.

– Отпустить его будет достаточно безопасно? Он не нападёт на Параскву или Ольхону. Я боюсь за них.

– Трудно обещать, Владыка.

– Давай-ка всё-таки немножко вмешаемся в его жизнь, – с обреченной улыбкой на лице сказал Жар-Агнис. – У нас наверняка осталось успокоительное… или превратить его в ендаря? Нет. Давай успокоительное. Будет, наконец, жить, как белый человек…

– Панкрат! Ау! Панкрат! Панкрат! Ау! – слышалось на много километров в лесу. На поиски сельчанина организовали целую спасательную экспедицию. И просто люди прочесывали лес, выстроившись в линию.

– Панкрат! Аууу! – крикнул Матвей в сто первый раз и остановился у толстого дерева. – Панкрат? Нашёл!!! – обрадованно выкрикнул он и стал махать руками, призывая на помощь.

Панкрат спал. Ночь оказалась холодная, все поперемёрзли, а он хоть бы что: свернулся в калачик и экономил тепло. Спал Панкрат три дня к ряду. Подумали, что впал в летаргический сон. Но нет. Врач посмотрела на него со стороны и сразу отметила: ворочается, сопит, хрюкает. Значит, просто спит. Стресанул малость. Не страшно.

Проснулся Панкрат в хорошем настроении и сразу искать: что поесть в доме имеется. Олеська помогала матери в эти дни и с деньгами, и готовить. Еды было много, но Панкрат дочь даже не заметил. Глаза его были широко раскрыты, на лице играла невинная улыбка и Олеська, мимо которой он прошёл, улыбаясь, моментально вспомнила «папкины» детские фото. Такого выражения на лице, как в детстве, на этих фото, она никогда в жизни не видела.

Панкрат съел полкастрюли борща прямо из кастрюли. Свежеприготовленное картофельное пюре… с толкушки. Закинул в рот три горяченькие котлеты, с пылу с жару, и снова взялся за борщ. Под удивленный взгляд Олеси он запрокинул кастрюлю над головой и, смачно чавкая, выпил остатки бульона. По подбородку потекли свекольного цвета усы, а под носом, на губе остановилась упавшая следом капустина. Панкрат довольно улыбнулся, растянув рот до ушей, и, наконец, посмотрел на Олеську.

– Вкусно. А ты кто?

Олеська здорово призадумалась. «Получается что отец потерял память? Так? Не верю. Хотя ведет он себя ни как обычно, но чтоб потерять память… Для это нужны объективные причины. Удар головой хотя бы. Чем он там в лесу целые сутки занимался. Может и треснулся… Что-то явно не сходиться. Никаких травм, видимых, по крайней мере, у отца не замечено…

– Мам? – Олеся услышала шум и пошла к входной двери. Это действительно была Катерина.

– Алё, дочка?

– Это не точно, но мне кажется, что отец потерял память.

– Да ну тебя. С чего бы?

– Не врач. Не скажу. А ты иди, посмотри на него.

Катерина прошла в дом. Панкрат сидел на диване и смотрел телевизор. Выключенный телевизор.

– Панкрат, а чего не включаешь телевизор?

– Я? Я-я-я-я… Я Панкрат? – с идиотской улыбкой на лице уточнил он.

– Ты, ты, ты… Телевизор включить?

– Ага.

Катерина взяла пульт и нажала на красную кнопку. Панкрат перехватил и проверяя, правда ли телевизор включается красной кнопкой, стал нажимать на пульт. Катерину передёрнуло. Но через минуту она вдруг поняла: подгузники менять не надо, с ложки кормить… а остальное стерпим. Опять же пенсию по инвалидности оформить можно. Главное, чтобы человек счастлив был. А глядя на Панкрата, она понимала: он счастливец.

Глава 9: Что правильно?

– Ты слышала, Параскева? С Панкратом что-то не то.

– Олеська говорит, что иногда он как будто что-то вспоминает.

– А врачи… что говорят врачи?

– Ничего. Подозревали инсульт. Сейчас Альцгеймер. Психиатр уверен, что это посттравматический синдром. Защитная реакция на сильный стресс. Может, в лесу увидел кого-то и испугался?

– А что он мог увидеть в лесу?

– Мало ли. В лесу можно кого угодно встретить. Волка, медведя, лешего…

– Чего он в лес попёрся, спрашивается…

– Может, хотел прокричаться?

– Прокричаться? Мне никогда такое даже в голову не приходило.

– Ты просто слишком мягкий. А когда в человеке много отрицательной энергии, и он не знает, куда ее выплеснуть, любые способы хороши. Рада за Катерину, что хоть не бьёт. От кого, от кого, а от Панкрата я всегда ждала худшего. Какое-то чудо держало его в шаге от насилия. Но вполне возможно, что это чудо – просто трусость. Катерина баба крупная. И сдачи бы дала, не побрезговала.

– А может по грибы пошёл? О жизни поразмышлять в тишине. Грибов набрать заодно – дело хорошее.

– Женщина клялась, что в руках у Панкрата ничего не было. И вообще сказала, что он «сиганул в лес». Побежал, стало быть.

– А в котором часу его та женщина видела? – спросила Алёна, войдя на кухню к ужину.

– Что-то около шести.

– Мы с Агнисом расстались около шести. Может, он увидел, как Агнис въезжает в лес, и «сиганул» за ним? Другой причины бежать в лес… Ну если только приспичило.

– Зачем ему преследовать альвоведе?

– Откуда мне знать? Хотел проникнуть в тайну…

– Какую тайну?

– Тайну Агниса… Голову даю на отсечение, он наверняка увидел, как машина превратилась в… в кого она обычно превращается?

– По-разному. Как карта ляжет. Это случается по настроению. Бессознательно.

– Надеюсь, он по сторонам смотрит, когда впадает в это бессознательное?

– Мммм, – сжала губы Параскева. – Людям всегда что-то мерещиться. Зачем по этому поводу убиваться?

– Я думала, когда мы взлетели в карете с шестёркой лебедей, что у нас есть какое-то прикрытие на случай, если кто-то захочет полюбоваться на облака.

– Так прикрытием и были облака! Алёна, ты меня прям сбила с толку своими вопросами. Сколько живу, ни разу так не волновалась по поводу прикрытия.

– Мам, может статься так не один Панкрат с катушек поехал. А вам всё хиханьки!

– Ты сильно преувеличиваешь, дочь. Ну, предложи что-нибудь.

– Я подумаю. Но элементарно по сторонам посмотреть – первое правило движения…

– Где ж ты был, непутёвый, – глядя на мужа, пожирающего последние котлеты, сказала Катерина.

– Непутёвый, – улыбаясь во весь рот какой-то нездоровой зловещей улыбкой, повторил за ней Панкрат.

– Как я его теперь прокормлю? Леший его возьми…

– Леший! Леший его возьми. Жестоко волочил, – опять передразнил Панкрат, добавив таинственное: «жестоко волочил» и снова улыбнулся, демонстрируя оцарапанные щёки и местами слегка разодранную губу..

– Жестоко волочил? Кто? Кого волочил?

– Кто? кого волочил? – третий раз повторил Панкрат.

– Нужно была его ендаря превратить. Всё равно, как попугай повторяет, – глядя в магическую тарелку на стене подземного замка, сделал вывод Агнис. – Зря, Добриил, мы его отпустили. Теперь он только жрёт, смотрит телевизор и повторят всё, как попка.

– Почти как нормальный мужчина. Представь любого другого: сидит себе после работы, ест, смотрит телик, а жена ворчит, не умолкая. Что нормальный мужик делать будет? Поддакивать.

Жена: дверная ручка вылетела, а ты в телевизор пялишь. Пошёл бы, отремонтировал!

Муж: Отремонтирую.

Жена: Кран течёт! Почини уже!

Муж: Починю уже…

Жена: Да что ж за беда такая!

Муж: Да что ж за беда?

Жена: Футбол!

Муж: Футбол?

– Ха-ха! Ты прав, Добриил. Ну, всё равно. Не хорошо как-то получается.

– Ему инвалидность дадут. А это постоянный доход. Раньше он приносил деньги в дом регулярно?

– Нет, как я понимаю.

– Однозначно, Владыка, мы сделали доброе дело.

– Аааа? Да. Подумал о том, что он теперь бесполезен и как мужик, но вспомнил: Панкрат давно ни в деле. Ладно. Теперь я спокоен. А то гнели меня сомнения.

– Параскева тоже в сомнениях. На пару с Матвеем. Одна Ольхона смотрит в корень. Она говорит, что мы очень плохо шифруемся. Вы не посмотрели по сторонам и превратили машину в оленя. Если бы Панкрат не увидел, ничего такого бы не случилось.

– Добриил, твои слова чем-то мне напоминают предыдущий диалог жена-муж?

– Ммммм, не стал бы торопиться с выводами. Любовь и доверие!

– Любовь и доверие… – послушно повторил Агнис и вздрогнул.

Глава 10: Эта магия и та… магия

– Уймись, Матвей, Уймись же. Откуда только в тебе столько страсти. Кто у нас богиня любви: ты или я?

– Богиня, конечно же, ты. Я так – просто бог.

– Просто бог, сегодня Владыка пожалует обсуждать план свадебных мероприятий. Не хочу выглядеть сонной мухой. Мои способности уже не те. Мы с тобой сколько уж кувыркается? С полуночи. А сейчас четыре утра.

– Всего-то четыре часика. Мне для любви целой жизни мало.

– Утомил ты меня. Ох, утомил, – застонала Параскева под напором тёплой мягкой ладони, которая скользила по её телу, как ладья по Дунаю, но сопротивляться не могла. Да какой смысл сопротивляться, когда томление и усталость в радость…

***

– Ну вы и дрыхнуть! Уже одиннадцатый час дня! Я от нетерпения встала в восемь часов. Уже и позавтракала, и пообедала, и скоро поужинаю, наверное. От волнения. А вы всё спите!

Параскева вышла из спальни и, качнувшись, быстро оперлась о косяк.

– Стоять, мой стойкий оловянный солдатик, – подхватил её Матвей.

– Чот вы как-то местами поменялись. Раньше это была мамкина реплика?

– Ха-ха! Не шути так! – усмехнулся Матвей.

– В каждой шутке есть доля шутки. Чувствую на себе груз веков, – томно произнесла Параскева. Но ничего. Сейчас соберемся, и всё будет, как прежде. Она поцеловала Матвея, вдохнула поглубже воздух августа, порывом проникший в открытое окно и пошла умыться.

По небу ходили чёрные тучи, и дождь, начавшийся с ночи, то замолкал, то снова возобновлялся, барабаня по железным подоконникам.

Параскева напекла ватрушек с творогом и, позёвывая, смотрела в окно, отхлёбывая из кружки ароматный малиновый чай. На ватрушку она тоже щедро положила малинового варенья.

– Тишина. Вот где благодать! Воскресенье. Дождь стучит. Чай и ватрушки с малиновым вареньем.

– Напиши об этом книгу, мам!

– Сейчас в моде книги о том, как меньше есть, а не о том, как трескать ватрушки с вареньем. Она явно не станет бестселлером.

– Книгу о счастье. Напиши книгу о счастье. Из чего состоит счастье и как его добиться.

– Счастье любит тишину. Вот такую, как сейчас. Этого никто не поймет. Для сегодняшнего человека счастье составляет суета. Суета впечатлений, эмоций. Даже экономика сейчас называется: экономика впечатлений. Впечатли, удиви, продай эмоцию! Сколько в человека вмещается всего… На самом деле не больше, чем он готов поглотить. Еды, одежды, милых и очень нужных вещиц, услуг, информации в каждом напихано уже, наверное, под завязку? Вау-эффект – вот что хорошо продаётся. Я не смогу это дать. Единственное, что я могу дать – это любовь. Любовь, которую можно ощутить. А не ту о которой пишут в пикантных изданиях. Любовь – это то, что каждый может найти в себе, раздавать и принимать, но боится. Боится быть непонятым, обманутым и раздавленным. Одни считают умение любить слабостью, поэтому им не хватает любви. Они берут её за деньги и бесплатно, цинично смеются на теми, кто искренен, и никак не могут насытиться. Другие, осмеянные и обманутые повторно уже не торопятся показывать чувства. Третьи – кастраты от рождения. Они не могут чувствовать. Оргазм – да. Любовь – нет! Никому из них не нужна моя книга.

– Мама! С такими мыслями в пору в монастырь уйти.

– В монастырь меня не примут. Я слишком земная. Им нужна любовь неизъяснимая. Любовь к тому, о ком ты не знаешь ничего. Я бы назвала религиозное чувство восторгом. Да, восторг! Я не знаю, кто Он и как Он создал всё, что меня окружает. Эту Вселенную. Но, глядя на мир, я ощущаю восторг. Восторг масштабу, красоте, стройности. Но мир человеков, включая меня, или авов, или людей – он не столь гармоничен. И я не нахожу в себе желания любить Создателя за этот мир. Раньше на Руси говорили «жалеть». Никого такого слова «любовь» не было. Так вот, человека я готова жалеть, лешего, альвоведе. Потому что жизнь – это страдание. А страдает ли создатель?

– Анафема. Однозначно! Про страдания говорил Будда.

– Я с ним во многом согласна. Но не во всем.

– А что ты считаешь, пап?

– Я не настолько умен, чтоб вмешиваться в ваши философские беседы. Ого-го! Но в принципе согласен с Параскевой. Я никогда не мог так абстрактно мыслить, чтобы признавать что-либо истинным, независимо от фактического или логического обоснования.

– Религия не относиться к философии? Я правильно понимаю?

– Насколько мне известно, нет. Философия – наука всех наук. Из неё вышла физика, биология, психология…

– Интернет говорит, что религия – это система взглядов, веры в сверхестественное. В магию. Мааам? – удивленно поднимая взгляд от телефона, сказала Алёна.

– Видимо, магия магии рознь! – пожала плечами Параскева и, улыбнувшись, развела руками. – Помнишь, как в Средневековье ведьм гоняли? Разборки на районе, не иначе. Одна братва успешно сменила другую.

– Хаахах, – засмеялись все хором и в разнобой.

В глаза ударил яркий свет, и семейство магов повернулось к окну, где крыльями по стеклу билась жар-птица.

– Прибывает. Это посланец, фантом. Вот чем тебе ни голубь?

– Вау! Надеюсь, никто этого больше не видел?

– Думаю, нет, – игриво улыбнулась Параскева и стала собираться. – Обсуждение состоится во дворце Владыки. Собирайтесь.

Глава 11: Замок альвоведе

Матвей всю дорогу думал, что попал на съёмочную площадку какого-то очень дорогого фильма-сказки. Ощущение нереальности сохранялось ещё долго и никуда не исчезло даже по возвращении домой. Он в самых смелых мечтах не мог вообразить существование такого места, как дворец под горой, населенный эльфами. Именно эльфами. То, что Параскева называла их альвоведе, для Матвея уже не имело значения. Он видел эльфов, думал о них, как о эльфах и говорил: эльфы.

– И много здесь этих ушастых? – первое, о чём спросил Матвей, оказавшись за длинным столом, накрытом в парадной зале на четыре персоны. Параскева закрыла глаза и замерла.

– Мы думали, Параскева ввела вас в курс дела? Наш народ – альвоведе. Мы называем себя альвы или альбы, потому что мы первое белое племя на земле. Мы пришли с белого континента, поэтому назвали себя альбы – белые люди. Самоназвание «гипербореи» уже стало не актуально к моменту гибели нашей страны.

– Ну вот и выяснили. А я то думал… что если с ушами, то эльфы.

– Эльфы – наши родичи с Запада. С Эльбы.

– Эльба, альбы, эльфы… в самом деле, логика есть. И вы утверждаете, что всё вот это, – Матвей развел руками, – находится под нашей горой Ольшанкой? И что всё это – настоящее?

Теперь руками прикрыл лицо альв. Он беззвучно смеялся. Потом, не отрывая ладони от нижней части лица, ответил:

– Вы можете исследовать залы: посмотреть, пощупать всё собственноручно, мой троюродный племянник.

– Я? А где все ваши дети, сестры, братья, дядья?.. Они прибудут на наш праздник?

– Это первый вопрос, который мы должны сегодня поднять. Мы отправили приглашение всем, до кого сумели дотянуться. Многие наши родственники скончались при разных обстоятельствах. Основной причиной смерти стала потеря магии. Поэтому много знакомых, родных мне лиц я не жду, – Агнис перешёл на простое «Я». – Как бы грустно не звучало, скорее всего, свадьба будет очень камерной. Боги совсем перестали являться в мир, а альвоведе стараются не покидать пределы своего магического круга. Много тех кто проявился в мире и навсегда потерял себя, став людьми. Оставшиеся маги рисковать не собираются. Они погрязли в унынии…

– На уж! Уныние – это грех. Но камерная свадьба – это тоже свадьба. У вас здесь столько народу, что скучно не будет.

– Второй вопрос по поводу регистрации. Вы хотели бы зарегистрировать брак в человеческом ЗАГСе или всё-таки на штамп в паспорте не претендуете?

– Претендуем, – поднял руку Матвей. Он вообще не давал женщинам рот открыть. – Неизвестно, как там у вас сложится. И магия, как я понимаю, не вечна. Поэтому надёжнее, если будет всё по закону. Вышли в магазин, на бордюр наехали – предъявите документы. А почему у вас несовершеннолетняя в машине? Пройдёмте, товарищ волшебник…

– Н-да.

– Думаю, Матвей Ильич прав. Обстоятельства разные бывают. Вдруг захочет дочка штампом в паспорте похвастаться…

– Кому? – нервно сжимая ладони, спросил Агнис. – В любом случае неважно. Если родители хотят зарегистрировать брак официально, значит, решено! Вопрос третий… хочет ли Ольхона пировать в миру?

– А вот на этот вопрос я справедливо отвечу сама. Подружек у меня нет, Агнисом я уже перед всеми похвасталась, и фото со свадьбы у меня наверняка будут. Поэтому пировать в миру не будем. А здесь пир будет, дорогой?

Ангис слегка опешил, но очень быстро смягчился. На щеках выступил легкий румянец и он, заикаясь, ответил:

– Д-да. Конечно, Ольхона. И пир, и бал… и фотки, – последнее слово прозвучала из его уст, как вырезанное.

– Тогда всё ок! Я согласна. Фотки, штам в паспорте – что ещё для счастья нужно?

Параскева снова спрятала лицо в ладонях. Такого сватовства в жизни Властелина ещё, пожалуй, никогда не было. Не то чтоб богиня любви сгорала со стыда, но что-то подобное она испытывала точно. В конце концов, она понимала, что формализма и церемониальности от Алены или Матвея ей ждать не стоит. Она наслаждалась их непосредственностью, простотой и наивностью, внимательно наблюдая за реакцией Властелина. Он тоже наслаждался. Видно было, что напрягся, но потом отпустил ситуацию и расслабился.

После переговоров Агнис провел экскурсию по дворцу для будущего тестя и предложил примерить праздничный комзол отца, которому было четыре тысячи лет.

– Что вы! А вдруг я его испорчу? Такая вещь! Это же произведение искусства! Раритет! Музейный экспонат… А я своим…

– Мой отец был примерно вашего телосложения. Мне будет приятно, если частичка его будет присутствовать на свадьбе. Вы и внешне… Не отказывайтесь. Ваш наряд не должен уступать роскошью царскому. Так или примерно так выглядят праздничные платья Параскевы и Ольхоны… и мой.

– Да? Тогда я примерю, – сказал он и аккуратно стал примеривать на себя царский комзол. Когда с помощью прислуги он, наконец, облачился, практически не дыша, подошёл к зеркалу и ахнул!

– Отлично, отлично! Мне нравится! А фрак для ЗАГСа я наколдую.

– Агнис, честно говоря, все россказни Параскевы о вашем прошлом я считал лишь героическими сказками на ночь. Но сейчас вижу, что был не прав, и преклоняю голову перед таким героем, человеком и волшебником. Вы настоящий царь своего народа. Сберечь его на дорогах тысячелетия и не скатиться до мелкой мсти – дорогого стоит, – Матвей встал на одно колено и поклонился. – Отдельно благодарю за мою мать. Вы тоже позволили мне ощутить её присутствие и свою близкую причастность к её миру. То, что она ушла к людям, говорит лишь одно – вам нужно найти способ, чтоб, не растеряв себя, выйти в мир. Жизнь в тёмных норах не для таких существ.

– Насчёт нор вы сильно преувеличиваете, но факт остается фактом. Пойдемте, я покажу кое-что.

Ангис сделал знак Добриилу, и к ним подъехала колесница, запряженная белогривой кобылкой в яблоко. Кобылка грациозно побежала по длинным анфиладам пещер и залов, пока в лицо Матвею не ударил яркий свет. Открывшийся перед ним вид потряс: с высокого потолка пещеры светило яркое солнце, а под ним расстилалось голубое безмятежное озеро, на берегу которого стояло колоритное бунгало. Трепетали на ветру гигантские листья раскидистых южных пальм. И температура в этом райском местечке стояла летняя.

– Как вам? Хочу привести сюда Ольхону на медовый месяц.

– Медовый месяц у вас через месяц!

– Да-да! Я помню. Хоть это чистой воды формальность, я готов подождать. Из уважения к своей истинной любви.

– Шестнадцать лет, на самом деле….

– Вполне приемлемый возраст! Раньше, в шестнадцать лет, её посчитали бы старухой.

– Ну, я и сейчас считаю вас стариком. Сравнили тоже – шестнадцать лет и… сколько там тысяч. Вы динозавр драгоценнейший.

– От диназавра слышу. – выпалил Агнис, ни с того не с сего потеряв величественный и спокойный тон.

– Мне только пятьдесят. Я младенец.

– Младенец, а связался с Вечной! Параскева в несколько раз старше меня.

– А уважения – ноль!

– Я её уважаю. И всегда уважал. Мне было несколько неловко принимать её в свой штат. Но на то была воля богов. Богиня любви стала яблоком раздора среди богов. Измены, ревность…

– Не смей! Параскева – ангел!

– Прежде чем стать ангелом, она, видимо, здорово нагрешила…

– Не… – Матвей хотел вступиться, но Ангис уже развернул колесницу, и Матвей, сошедший на берег поспешил догнать ее и запрыгнуть на ходу.

– Фу! Ну вы, Владыка, шутить… Хотя. Я бы, наверное, погостил здесь малёха. С Параскевой…