Текст книги "Законы границы (СИ)"

Автор книги: Хавьер Серкас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– Расскажите, пожалуйста.

– Эту историю поведала Тере – не помню, правда, где и когда. В общем, это была одна из тех многочисленных историй на тему жизни в бараках, о чем очень любили поговорить в компании Сарко, словно все они гордились своим опытом проживания там или будто эти самые бараки являлись единственной нитью, по-настоящему связывавшей их. Случай произошел восемь лет назад, когда Сарко еще не жил в бараках, но все остальные уже были их обитателями и, кто в большей, кто в меньшей степени, были свидетелями этой истории или слышали ее. Все началось с того, что один из жителей бараков застал свою жену в постели с соседом. По версии Тере, тот человек был хорошим парнем, а вот его сосед был редкостным гадом, давно изводившим его всякими пакостями. Когда тот хороший парень увидел, что его жена наставляет ему рога – да еще с кем! – он слетел с катушек и подпалил дом соседа. Тогда, как пояснила Тере, бараки представляли собой маленькие деревянные строения, и огонь быстро распространился повсюду. Сгорели тридцать два дома. Это было драматическое происшествие, очевидно, одно из самых серьезных за все время существования бараков, однако Тере рассказывала историю как комическую. Или все мы настолько обкурились, упились пивом и наглотались колес, что нам это казалось комичным, и мы смеялись до слез, прерывая ее рассказ взрывами хохота. Мне запомнилась даже не сама история, а то, что произошло позднее, когда Тере закончила свой рассказ. Я спросил, что стало с теми двумя героями этой истории. «А в этом вся суть, – вмешался Гилье, никогда не упускавший возможности сказать что-нибудь саркастическое. – В результате любовник, сукин сын, вышел сухим из воды, а вот рогоносец хлебнул по полной. Бедняге пришлось отмотать за решеткой два года». Мы снова захохотали – на сей раз уж совсем безудержно. «Так всегда бывает, – неожиданно посерьезнев, философски заметил Гордо, проведя рукой по своим длинным волосам, залитым лаком. – Хорошие проигрывают, а плохие побеждают». «Не рассуждай как баран, Гордо! – взвился Сарко. – Такое бывает, когда хорошие – тупые лохи, а плохие – хитрые падлы». «Ну, Сарко, чувак, ну ваще, – сказал Тио, и тон его был такой простодушный, что я сначала воспринял это как некую форму иронии. – Только не говори, что тебе бы хотелось быть хорошим парнем». Сарко задумался над его словами, но потом заметил, что мы уже не смеялись и ждали его ответа. «Конечно, а тебе не хотелось бы? – произнес он. – Но я предпочитаю быть плохим парнем, а не лохом». Слова Сарко были встречены шквалом одобрительного хохота. На этом все и закончилось.

– Вы хотите сказать, что в то лето Сарко был в ваших глазах не только прирожденным победителем, но и хорошим парнем, которого жизненные обстоятельства превратили в преступника, «поджигателя»?

– Нет. Я просто рассказал вам одну маленькую историю, являющуюся частью моего большого повествования. Можете трактовать ее по своему усмотрению, но не раньше, чем я закончу весь рассказ. Не забывайте, пожалуйста: я готов описывать события, но не давать объяснения.

– Хорошо. В таком случае я попрошу вас рассказать кое о чем. Как вы упомянули, Генерал заплатил вам за вашу добычу из Ла-Монтгоды двадцать пять тысяч песет. По тем временам это были приличные деньги. Что вы сделали с ними?

– Сразу истратили. Мы всегда так поступали. Деньги уходили у нас, как песок сквозь пальцы: вечером у нас могло быть двадцать пять, тридцать тысяч песет, а утром – уже ничего. Так у нас было заведено. Конечно же, деньги мы тратили все вместе, а не только с теми, кто участвовал в деле.

– Когда говорите «все вместе», вы имеете в виду вашу компанию?

– Разумеется.

– И так происходило каждый раз? Вы всегда распределяли деньги поровну между всеми?

– Более или менее. Иногда мы делили выручку на всех, а порой оставляли ее, так сказать, в общем котле. Но в любом случае деньги принадлежали одинаково всем, и все мы тратили их сообща.

– На что вы их тратили?

– На выпивку, еду, сигареты. И, естественно, на наркотики.

– Какие наркотики вы употребляли?

– Гашиш. Также колеса: бустаид, артан и тому подобное. Иногда мескалин. Кокаин – нет.

– А героин?

– Героин появился позднее, как и кокс. Не припомню, чтобы в те времена кто-то принимал героин в китайском квартале.

– Даже Сарко?

– Да.

– Вы уверены?

– Абсолютно. То, что он якобы с тринадцати-четырнадцати лет сидел на героине, – чушь. Одна из многих легенд, придуманных о его персоне.

– Расскажите, как вы доставали наркотики.

– Это было не так легко, как вы могли бы подумать. Весной Сарко со своими друзьями затаривались у двух барыг, бывавших в «Ла-Фоне», но незадолго до моего присоединения к их компании полиция провела несколько рейдов и зачистила китайский квартал от «верблюдов», так что на тот момент кто-то из них находился за решеткой, а кто-то перебрался в другое место. Именно по этой причине Сарко и Тере появились в игровом зале «Виларо» в тот день, когда мы познакомились. Как рассказала мне Тере, тип в футболке «Фред Перри» являлся барыгой, и он назначил им там встречу. Все лето нам приходилось доставать наркотики за пределами китайского квартала. К счастью, барыга во «Фред Перри» больше не назначал встреч в игровом зале – очевидно, он понял, что это было малоподходящее для таких дел место, – и мы пересекались с ним в барах старого города – «Грок», «Эндеррок», «Фрике». В середине июля или к началу августа этот «верблюд» исчез, и мы стали наведываться во «Флор» – бар с огромными окнами, выходившими на главную улицу Салт. Там у нас было несколько барыг, у них мы закупались до середине сентября – Дани, Родри, Гомес и, кажется, еще кто-то.

– Вы не задумывались о том, чтобы самим начать приторговывать? Таким образом вы решили бы свою проблему с добыванием наркотиков.

– Но так можно было нажить себе более серьезные проблемы. Нет. Мы никогда не думали об этом.

– Вы принимали наркотики по полной?

– Да. Кто-то увлекался ими в большей степени, кто-то в меньшей, но в целом, да: мы употребляли все, что удавалось достать. Возможно, девушки, включая Тере, были в этом плане более благоразумны, но остальные – нет.

– Вы тоже принимали наркотики?

– Разумеется. Я не смог бы влиться в их компанию, если бы не делал этого. Если, конечно, считать, что мне удалось все-таки влиться в компанию.

– А это не так?

– Во всяком случае, я старался. Временами мне кажется, будто у меня это получилось, а в другой раз, что нет. Как я вам уже говорил, начиная с определенного момента я стал бывать в «Ла-Фоне» почти ежедневно, встречался там с компанией Сарко и делал все то же самое, что они. Однако правда и то, что мне так до конца и не удалось почувствовать себя одним из них. Я был таким же, да не таким, как они, находился рядом и в то же время словно в стороне, как человек, казалось бы, принимающий участие в происходящем, но на самом деле, лишь наблюдающий за другими. Вот как я себя ощущал, и, полагаю, так воспринимали меня и остальные. Ведь кроме Сарко и Тере, да и то в редких случаях, я ни с кем из них не разговаривал один на один и ни с кем не имел доверительных отношений. Для всех я был тем, кем, собственно, и был: свалившимся метеоритом, пай-мальчиком, случайно оказавшимся среди них, протеже главаря, капризом главаря, талом, не имевшим к ним никакого отношения, хотя они согласны были принимать меня в своей компании и выказывать дружеское расположение.

Однако вернемся к фактам: да, я принимал наркотики. Сначала было трудно угнаться за остальными, и были случаи, когда мне становилось плохо, но вскоре я привык.

– Что еще вам пришлось делать, чтобы влиться в компанию?

– Много всего. Но, пожалуйста, не истолковывайте мои слова неправильно: я принимал наркотики не для того, чтобы стать своим в компании. Я делал это, потому что мне нравилось. Можно сказать, что я начал употреблять наркотики по необходимости или из любопытства, но в конце концов я стал делать это для удовольствия – в общем, пристрастился.

– Тоже самое произошло у вас и с участием в кражах?

– В какой-то мере – да. И не только с этим.

– С чем еще?

– Например, с проститутками.

– Вы ходили к проституткам?

– Естественно. В китайском квартале бордели имелись на каждом шагу, а нам было по шестнадцать-семнадцать лет, когда тестостерон постоянно зашкаливает, и у нас водились деньги: разве при всем этом мы могли не ходить к проституткам? Значительную часть своих денег мы тратили именно на них. Хотя, говоря откровенно, мне оказалось намного труднее привыкнуть к борделям, чем к наркотикам: к последним я пристрастился быстро, а вот с проститутками все было не так просто. Некоторые путаны мне нравились, но, если честно – особенно вначале, – большинство из них вызывали у меня отвращение. Могу рассказать вам о своем первом посещении борделя. Я хорошо помню тот вечер, потому что тогда произошло кое-что любопытное.

– Расскажите.

– Это случилось в борделе «Ла-Ведет», он находился там же, где и большинство остальных публичных домов в китайском квартале – на улице Поу-Родо, расположенной параллельно Ла-Барка. Это было самое дорогое подобное заведение – и, надо сказать, самое лучшее, хотя это не мешало ему быть грязной и сумрачной норой. Можете представить, каковы тогда были все остальные. Заправляла там мадам по прозванию Ведет – пятидесятилетняя женщина, она вела свой бизнес железной рукой, никому не давая спуску. В тот день заведение было заполнено едва ли наполовину: не больше десяти-двенадцати мужчин сидели за барной стойкой или подпирали стены, потягивая напитки и вдыхая воздух, пропитанный дымом, дешевыми духами и запахом пота, секса и алкоголя. Девицы вились вокруг них в своих обтягивающих нарядах и с толстым слоем косметики на лице, а румба, звучавшая на полную громкость, заглушала разговоры. Все это происходило вскоре после того, как мы провернули дело в Ла-Монтгоде, или после одной из первых воровских вылазок, в которых я принимал участие. Именно после них мы могли позволить себе подобную роскошь, как посещение «Ла-Ведет». Так вот, едва мы явились в бордель, мои друзья тотчас выбрали себе девиц и исчезли, а я остался сидеть у барной стойки один, после того как несколько девушек отошли от меня, поняв, что у меня не было ни малейшего желания уединяться с ними. Тогда Ведет неторопливо прошествовала ко мне с противоположного конца зала. «Привет, красавчик, – сказала она. – Тебе не нравится никто из моих девушек?» У Ведет были обесцвеченные волосы, большая грудь, массивная фигура и резкие черты лица, и перед ее мощным телом сильнее охватывала робость, чем рядом с ее подопечными, но именно поэтому мне не составило труда солгать. «Ну, почему же, они мне нравятся», – ответил я. «Тогда в чем дело?» – удивилась хозяйка, навалившись своей огромной грудью на барную стойку. Я улыбнулся, поднес к губам стакан из-под уже допитого пива и отвел взгляд, пытаясь найти ответ. «Да неужто у тебя это в первый раз?» – спросила Ведет. Прежде чем я успел вновь что-то солгать, она расхохоталась – и этот хохот привел меня в ужас, длившийся до тех пор, пока мне не стало ясно, что никто этого в зале не слышал. «Ангелочек, – произнесла Ведет, обдавая мое лицо своим ментоловым дыханием, – если бы я сейчас продолжала работать, то сама лишила бы тебя невинности». Потом она немного отстранилась от меня и промолвила: «Но, если хочешь, я могу познакомить тебя с девушкой, которая для этого подходит. Вон она, там. – Ведет указала куда-то в полумрак и добавила: – Позвать ее? Не глупи, она тебе понравится». Я не видел, кого показывала Ведет, но это не имело значения: даже мысль, чтобы остаться наедине с одной из этих размалеванных женщин, вызывала во мне такое отвращение, что сразу убивало малейший намек на желание. Наверное, Ведет почувствовала это.

Она вздохнула, решив больше не настаивать, и спросила, указав на мой стакан: «Еще пива?»

Я не допил еще свое второе пиво, когда Сарко и остальные начали спускаться из верхних комнат. Все задавали мне один и тот же вопрос, и я всем отвечал одно и то же: все упорно настаивали, чтобы я выбрал какую-нибудь девицу и пошел с ней наверх в комнату. Никто не подозревал того, о чем догадалась Ведет, – или, по крайней мере, никто не высказал вслух подобных подозрений – и в конце концов, боясь, что под этим натиском мой секрет может выплыть наружу, я подошел к хозяйке заведения и попросил ее познакомить меня с девушкой, которую она рекомендовала. Девушку, оказавшуюся брюнеткой с короткой стрижкой и крутыми бедрами, звали Трини. Она заставила меня обнять ее за талию, и мы отправились наверх, а Сарко с остальными торжествующе замахали мне руками с другого конца барной стойки. Когда мы оказались в одной из комнат, Трини скинула туфли на каблуках, сняла с меня одежду и помогла мне раздеть ее саму. Потом она повела меня в ванную, где вымылась сама и вымыла меня, после чего уложила меня на кровать и стала работать ртом. Это был второй раз в моей жизни, когда со мной происходило такое, но, по правде говоря, то, что делали мне две разные женщины, показалось мне совсем не одним и тем же. Вскоре Трини удалось добиться, чтобы у меня встал, но, как только она попыталась помочь мне войти в нее, он снова упал. Трини постаралась успокоить меня, сказав, что в первый раз это было нормально, и опять припала ко мне губами. Мне было очень стыдно, я боялся потерпеть фиаско и изо всех сил старался сосредоточиться, пока наконец не догадался применить действенный метод: я представил, что нахожусь не в комнате «Ла-Ведет», а в туалете игрового зала «Виларо», и меня ласкают губы и пальцы Тере, а не Трини – это помогло мне возбудиться, однако я сразу кончил.

Тогда и произошло то событие, о каком я упоминал. Я уже начал одеваться, когда у двери загорелась красная лампочка, и Трини сказала: «Вот дерьмо». «Что случилось?» – спросил я. «Ничего, – ответила Трини. – Но сейчас мы не можем выйти. – Она указала на горевшую лампочку и добавила: – Внизу полиция». Меня бросило в жар, и я почувствовал, что ноги стали ватными. «Они тут, в баре?» – пробормотал я. «Да, – кивнула Трини. – Но ты не переживай, они не станут подниматься сюда. Просто, пока они не уйдут, мы не можем спуститься. В общем, можешь расслабиться и не трястись». Пока я продолжал одеваться, Трини рассказала, что, когда патрульные заходили в бар, Ведет или ее муж нажимали кнопку под барной стойкой, и во всех комнатах загоралась красная лампочка. Когда полицейские уходили, они опять нажимали кнопку, и лампочка выключалась. Трини повторила, что нет никакой причины для беспокойства и нужно лишь немного подождать. Полицейские, конечно же, были в курсе, что Ведет с мужем подают девушкам сигнал, но всегда уходили, никого не потревожив – просто поговорив с Ведет.

Трини оказалась права: все именно так и произошло. Мы с ней сидели какое-то время, уже одетые, на кровати, не касаясь друг друга и рассказывая всякие байки. Лампочка погасла, и мы спустились в бар. Таким было мое первое посещение борделя. И таким вот образом мы обычно тратили наши деньги.

– Девушки из вашей компании знали об этом?

– О том, что мы спускали деньги на проституток?

– Да.

– Никогда не задавался подобным вопросом.

– И все же?

– Наверное, нет. Естественно, мы отправлялись в бордели, не ставя их об этом в известность, и не помню, чтобы кто-нибудь из нас отпускал при них комментарии на данную тему. И я ни разу не слышал, чтобы сами девушки что-нибудь говорили по этому поводу. Теоретически они не должны были об этом знать, но в реальности вообще-то мне трудно представить, чтобы они не догадывались. В общем, значительную часть денег мы тратили именно так.

– Вам было не так сложно скрываться от девушек: ведь их было всего две, одна – подруга Сарко, а другая – Гордо.

– Вокруг нашей компании крутилось много девушек, но реально принадлежали к ней только Тере и Лина. Однако вторая часть вашего утверждения не совсем соответствует действительности или, во всяком случае, так мне казалось в то время: да, Лина являлась девушкой Гордо, но вот то, что Тере была девушкой Сарко… В общем, как я вам уже говорил, если бы я вовремя узнал правду, все произошло бы по-другому. Если бы я увидел, что Сарко и Тере вели себя, как Гордо и Лина, то есть как было принято в те времена вести себя тем, кто считался парой, – вероятно, я не питал бы никаких иллюзий, никогда не пришел бы в «Ла-Фон» и не стал бы пытаться влиться в компанию. Сарко и Тере не вели себя как пара, и в отличие от Лины, присутствовавшей в компании в качестве девушки Гордо, Тере производила впечатление вольной птицы и была такой же, как любой из нас. Ну и как я мог не питать иллюзий и не надеяться, что у меня появится шанс? Как мог забыть то, что случилось между мной и Тере в туалете игрового зала? Правда, после этого Тере вела себя так, будто ничего не случилось, но ведь это не отменяло произошедшего, и к тому же она ничем не давала мне понять, что все это не могло когда-нибудь повториться вновь. Да, мне тоже поначалу казалось, будто Тере девушка Сарко, но скоро я пришел к заключению, что если дело обстояло так, то они с Сарко все равно были каждый сам по себе.

– Когда вы пришли к подобному заключению?

– Почти сразу. Вспоминаю одно из первых моих посещений «Руфуса» – дискотеки, находившейся в Пон-Мажор, на выезде из города по шоссе на Ла-Бисбаль. Туда ходили «чарнегос» и всякая криминальная молодежь, и именно там, как я впоследствии узнал, каждую ночь зависала компания Сарко. Это была первая дискотека, куда мне довелось попасть, но сейчас я не смог бы даже описать ее: когда мы являлись туда, я был уже под кайфом и помню лишь холл, где находилась касса и стояли охранники, большой танцпол со сверкающими над ним шарами, барную стойку справа и несколько диванчиков в самом темном углу, где устраивались парочки.

На эту дискотеку в то лето мы наведывались почти каждую ночь. Приходили часов в двенадцать, а уходили с закрытием – в три-четыре утра. Я проводил эти несколько часов, потягивая пиво, куря гашиш в туалете и наблюдая за танцующей Тере со своего места на углу барной стойки. Сам поначалу никогда не выходил на танцпол: мне хотелось это сделать, но я стеснялся. К тому же ребята из нашей компании, как правило, не танцевали – не знаю, по той же ли причине, что и я, или потому, что считали себя крутыми парнями, а крутые парни не танцуют. Я говорю «как правило, не танцевали», потому что, когда ставили медленную музыку – Умберто Тоцци или Хосе Луиса Пералеса, – Гордо спешил на танцпол, чтобы потанцевать с Линой, а под румбы Перета или Лос Амана или песни Лас Грекас танцевали иногда Тио, Чино и Дракула. Девушки, напротив, танцевали намного больше, особенно Тере. Она буквально не вылезала с танцпола с момента нашего прихода и до самого ухода из «Руфуса». Я же часами не сводил с нее глаз, имея возможность безопасно – по крайней мере, как мне казалось – наблюдать за ней. Я смотрел на нее и не мог наглядеться. Тере была самой красивой девушкой на дискотеке. Она не танцевала, а словно парила над танцполом. Тере притягивала к себе взгляд, и со временем я понял, что это было: многие девушки, та же Лина, например, тоже танцевали без остановки, но под любую песню они делали это одинаково. А Тере танцевала каждый раз по-особенному, точно сливаясь с музыкой, как перчатка с рукой, и все её движения будто вытекали из самой песни так же естественно, как волны тепла распространяются от огня.

Прошу прощения, я увлекся. Я собирался рассказать вам об одном из своих первых посещений «Руфуса». Я не очень хорошо помню, что происходило в ту ночь на дискотеке, но помню, что около трех, когда мы уже долго там находились, я почувствовал, что у меня в желудке забурлила горячая пена. Я вышел на улицу, и меня вырвало на парковке возле реки. После этого я почувствовал себя лучше и хотел вернуться на дискотеку, но, подойдя к дверям, понял, что не смогу прорваться внутрь сквозь эту человеческую стену, окутанную дымом, музыкой и мигающими огнями. В общем, я сказал себе, что на сегодня гулянка закончена.

В «Руфус» я приехал с Сарко и Тере, но решил возвращаться домой один. Я уже долго шагал по дороге в город, когда неподалеку от моста Педрет рядом со мной притормозил «Сеат». За рулем находился подражатель Джона Траволты из «Лихорадки субботнего вечера». Рядом с ним в машине сидела Тере. Я не удивился, поскольку в ту ночь видел, как она танцевала со многими типами, среди которых в том числе был и копия Джона Траволты. «Куда ты подевался, Гафитас?» – опустив стекло, спросила Тере. Я не смог с ходу придумать никакой отговорки, поэтому пришлось сказать правду. «Мне стало плохо, – ответил я, опершись рукой на крышу «Сеата» и наклонившись к окошку. – Меня вывернуло, но теперь уже лучше». Эго была правда: на свежем ночном воздухе тошнота понемногу отступала. Я махнул рукой в сторону погруженного почти в полную тьму шоссе и сообщил: «Иду домой». Открыв дверцу машины, Тере произнесла: «Мы тебя подвезем». «Спасибо, – ответил я, – но я лучше пешком». Тере настаивала: «Садись». В этот момент вмешался Траволта: «Пусть делает что хочет, давай поедем». «А ты вообще помолчи, придурок!» – воскликнула Тере, выходя из машины и отодвигая переднее сиденье, чтобы я мог забраться на заднее. «Давай садись», – проговорила она.

Я забрался в машину, Тере вернулась на свое сиденье и, прежде чем Траволта успел тронуться с места, схватила его за мочку уха и, с силой потянув, сказала, обращаясь как будто сначала ко мне, а потом – к нему: «Он придурок, но уж такой аппетитный. И сегодня ночью я ему задам жару. Да ведь, мой мачо?» Траволта оттолкнул ее руку, пробурчал что-то себе под нос и завел автомобиль. Пять минут спустя, миновав мост через реку Оньяр и проехав снизу вверх через весь бульвар Ла-Девеса, мы остановились на улице Катерина-Альберт. Тере вышла из машины и выпустила меня. «Спасибо», – кивнул я. «Не за что, – ответила Тере. – С тобой все нормально?» «Да». «Тогда почему у тебя такой надутый вид?» «Не знаю, какой у меня вид. Я просто устал». «Точно?» – не отставала Тере. Она сжала своими ладонями мои щеки. «Ты надулся из-за того, что сегодня ночью я собираюсь оторваться с этим придурком?» – продолжала допытываться она, кивнув на сидевшего в автомобиле типа. «Нет», – заверил я. Тере улыбнулась и неожиданно поцеловала меня в губы, после чего внимательно посмотрела мне в лицо и сказала: «Как-нибудь и мы с тобой оторвемся, ладно?» Я промолчал, Тере села в машину, и «Сеат», развернувшись, умчался прочь.

Так закончилась та ночь. И именно с того момента я начал по-иному воспринимать ситуацию, поскольку мне стало ясно, что, каковы бы ни были отношения между Тере и Сарко, Тере всегда делала то, что хотела и с кем хотела.

– А Сарко тоже?

– Да. Ему, похоже, было безразлично, что Тере делала то же самое.

– А вам?

– Что?

– Вам не было все равно, что Тере спала с другими?

– Разумеется, нет. Тере мне безумно нравилась, я и в компанию Сарко попал, можно сказать, из-за нее. Конечно, мне бы очень хотелось, чтобы она встречалась со мной: я не говорю только со мной, но, по крайней мере, со мной тоже. Но что я мог сделать? Мне не оставалось ничего, кроме как дожидаться своего шанса, если ему вообще суждено было представиться.

– Вы идеализировали Тере?

– Если влюбленность состоит не в том, чтобы идеализировать любимого человека, то в чем, по-вашему, она состоит?

– Ну а Сарко? Его вы тоже идеализировали?

– Вероятно. Сейчас мне отвратительны те, кто это делал, – это и есть одна из причин, по которой я согласился говорить с вами. Чтобы вы покончили с мифами и небылицами, окутывающими фигуру Сарко, и рассказали наконец о нем правду. Наверное, я был одним из первых, кто начал идеализировать его. В каком-то смысле это было логично. Сами посудите: в то лето я был всего лишь зеленым напуганным мальчишкой, чьи лучшие друзья вдруг стали его злейшими врагами и чья семья не могла уже защитить его, а все истины, известные мне на тот момент, оказались либо бесполезными либо ошибочными. Естественно, после того как исчезли беспокойство и страх первых дней, я не захотел остаться с Сарко и его компанией. Как я мог не чувствовать себя комфортно с человеком, рядом с которым, при всех тех обстоятельствах, имел уважение, приключения, деньги, развлечения и удовольствия? И как в таком случае я мог не идеализировать его? Кстати, знаете, как я называл тогда компанию Сарко?

– Как?

– Люди с Лян Шань По. Слышали когда-нибудь это название?

– Нет.

– Что ж, разумеется: вы слишком молоды. Но готов поспорить на что угодно, что большинство людей моего возраста помнят его. Оно стало известным по первому японскому сериалу, показанному в Испании. Он назывался «Синяя граница». Сериал имел такой оглушительный успех, что через две-три недели после его начала не было ни одного подростка, который бы не смотрел его. «Синюю границу» начали показывать в апреле того года, и на момент знакомства с Сарко и Тере я был уже фанатом сериала.

Это была своего рода восточная версия «Робин Гуда». Очень хорошо помню заставку с мелодией, я и сейчас мог бы ее напеть: картинка на экране показывала движущееся народное войско, пешее и конное, с оружием и знаменами в руках, а голос за кадром произносил одни и те же слова: «Древние мудрецы говорили, что не следует презирать змею за то, что у нее нет рогов. Возможно, когда-нибудь она перевоплотится в дракона. Так же и один человек может однажды превратиться в целую армию». Сюжет фильма был незамысловатый. Действие разворачивалось в Средние века, когда в Китае власть попала в руки императорского фаворита Као Чу, алчного и жестокого человека, превратившего цветущую землю в бесплодную пустыню. Против его гнета восстала лишь группа храбрецов во главе с бывшим охранником императора Линь Шуном. Среди них находилась одна женщина – Ху Сань-Нян – верная соратница Линь Шуна. Преследуемые тираном, эти люди вынуждены были скрываться на берегу Лян Шань По, реки недалеко от столицы – это и была та самая «синяя граница», о которой говорило название фильма: реальная и в то же время символическая. Граница между добром и злом, между справедливостью и несправедливостью. В целом все истории сериала строились по похожей схеме: каждый раз из-за козней Као Чу один или несколько добропорядочных граждан вынуждены были перебраться на другую сторону Лян Шань По и присоединиться к благородным разбойникам во главе с Линь Шуном и Ху Сань-Нян. Подобный сюжет повторялся, без особых вариаций, из серии в серию.

– И вы стали ассоциировать себя с данной историей?

– Для чего нужны истории, если не для того, чтобы ассоциировать себя с ними? Тем более когда ты подросток? В моей фантазии, в ощущениях, в самой глубине сердца наш город в то лето являлся для меня Китаем, Батиста – Као Чу, Сарко – Линь Чуном, Тере – Ху Сань-Нян, Тер и Оньяр – Лян Шань По, а те, кто жил по ту сторону этой водной границы, особенно обитатели бараков, «людьми с Лян Шань По». Сам же я был тем самым добропорядочным гражданином, восставшим против тирании и не желавшим больше быть змеей или человеком-одиночкой, а жаждавшим превратиться в дракона или целое войско. Каждый раз, когда я пересекал Тер или Оньяр, чтобы встретиться с Сарко и Тере, для меня это было словно преодолением «синей границы», границы между добром и злом, между справедливостью и несправедливостью. И все это, если хорошо подумать, не лишено смысла, не правда ли?

4

– Вы слышали когда-нибудь про Лян Шань По?

– Нет. Что это?

– Неважно. Расскажите, когда вы впервые увидели Сарко.

– Это было весной 1978 года. Мне исполнилось двадцать три, и к тому времени я уже целых четыре года безвыездно прожил в Жироне, не считая нескольких месяцев, проведенных на военной службе в Мадриде. Я уже не снимал квартиру вместе с другими инспекторами на улице Монтсени и недавно женился на Анхелес – она работала медсестрой в клинике Муньос. Мы познакомились с ней, когда я лежал там после удаления аппендицита. В те времена Жирона по-прежнему была промозглым, мрачным, унылым и грязным городом, но в нем не было более промозглого, мрачного, унылого и грязного места, чем китайский квартал.

Уж я-то знаю об этом не понаслышке: мне довелось практически жить там многие годы. Как я вам уже говорил, вся или почти вся преступность города концентрировалась в китайском квартале, поэтому достаточно было держать под контролем это место, чтобы не давать криминалу выходить из берегов. Не стану лукавить: это было не так трудно. Китайский квартал представлял собой лишь несколько блоков ветхих домов, образовывавших паутину узких, зловонных и темных улиц: Беллайре, Барка. Портал-де-ла-Барка. Поу-Родо, Москес и Пухада-дель-Рей-Марти. Эти пять-шесть улочек, зажатых между церквями и монастырями, были старинным кварталом на въезде в город, и проституция там процветала с давних времен. Вообще, в конце семидесятых годов китайский квартал пережил последний этап своего процветания, а в восьмидесятые-девяностые, когда там окончательно стали властвовать наркотики и все вокруг превратилось в болото, муниципалитет воспользовался упадком для очищения данного района, выдворения оттуда людей. Хотели сделать из него то, чем он стал сейчас – самое фешенебельное место в городе, с модными ресторанами, шикарными магазинами и квартирами на верхних этажах для богачей. Каково, а?

Но в мое время все было не так. Тогда это был квартал, где семьи простых небогатых обывателей сосуществовали с настоящими обитателями дна, иммигрантами, цыганами и криминальными личностями. К тому же были еще и проститутки – в мои времена их насчитывалось более двухсот. Все они состояли у нас на учете. Нам было известно, кто они такие и где работают, мы вели статистику, следили, чтобы среди этих девиц не было несовершеннолетних или преступниц. Периодически проверяли, не удерживают ли кого-либо из них насильно, заставляя заниматься проституцией. А мест для подобного рода занятий имелось предостаточно: их насчитывалось пятнадцать только на улицах Портал-де-ла-Барка и Поу-Родо, находившихся в центре китайского квартала, где было сосредоточено наибольшее количество борделей. И все их я знал – на протяжении многих лет не было почти ни одной недели, когда бы я не зашел в какой-нибудь из них. Даже сейчас легко могу перечислить названия заведений: «Ла-Куадра», «Лас-Вегас» и «Капри» – на Портал-де-ла-Барка; остальные находились на Поу-Родо: «Эстер», «Нури», «Мари», «Копакабана», «Ла-Ведет», «Треболь», «Малага», «Рио», «Чит», «Лос-Фаролес» и «Лина». Почти все женщины, трудившиеся в этих заведениях, были местными, из провинции, имели детей и не желали проблем. Отношения у нас с этими девицами и хозяйками борделей складывались хорошие. Между нами было заключено неписаное взаимовыгодное соглашение: мы не мешали им жить, а они за это снабжали нас информацией. Договор к тому же предполагал, что все мы должны были соблюдать определенные формальности. Например, нам, полицейским, было известно, что большинство баров китайского квартала были связаны с проституцией, однако мы делали вид, будто это были самые обычные бары и все вокруг должны принимать эти правила игры. Когда мы там появлялись, их привычная жизнь замирала – девушки и клиенты переставали подниматься в номера, а «мадам» предупреждала тех, кто находился наверху, о нашем появлении, чтобы все сидели тихо до нашего ухода. Разумеется, наш договор не всегда неукоснительно соблюдался: порой девушки или их хозяйки утаивали от нас информацию, или мы злоупотребляли своей огромной властью. В первые дни службы я патрулировал китайский квартал на пару с Вивесом, начальником нашей группы. Как я вам уже говорил, Вивес был совершенно безбашенным, отвязным типом, и очень скоро мне довелось своими глазами увидеть, как он набрасывался каждый вечер в китайском квартале на выпивку и девочек, угощаясь бесплатно всем, чем только можно было поживиться, а когда у него срывало крышу, то устраивал жуткий дебош и скандалил. Сам я в те времена был еще идеалистом, считавшим, что мы, полицейские, – хорошие парни, защищающие хороших людей от плохих, поэтому проделки Вивеса не одобрял и однажды высказал ему это. Представляете, да? Ему, конечно, было наплевать на мое мнение: он послал меня ко всем чертям, заявив, чтобы я занимался своими делами, а у меня не хватило духу доложить о его поведении субкомиссару Мартинесу. Я решился лишь попросить сменить мне напарника, и субкомиссар согласился, даже не спросив у меня объяснений. Очевидно, он знал Вивеса намного лучше, чем я, и, хотя у него не было желания или возможности избавиться от подобного типа, его мнение о нем, вероятно, было еще хуже моего.