Текст книги "Скорпион"

Автор книги: Ханс Шерфиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

Настала пора, когда можно собирать в лесу первые анемоны, и лектор Карелиус снова, во второй раз, встретился с доктором Морицем. Вторая встреча с этим странным человеком продолжалась около четверти часа и была их последней встречей.

Со дворов и улиц, расположенных вокруг старой Городской тюрьмы, доносился свист дроздов, а в воздухе чувствовалась какая-то удивительная сладость, которая навевала на арестанта грусть. Дни стали длиннее, и в самом свете дня было что-то особенное и тоже грустное. Весна в этом году слишком затянулась.

Главный врач полиции залпом выложил все вопросы. Ненавидел ли лектор Карелиус своего отца? Нравилось ли ему смотреть на огонь и испытывал ли он удовольствие, когда видел жестокое обращение с животными? Играл ли он в детстве в индейцев и мучил ли когда-либо лягушек? Случалось ли ему давить черных лесных улиток? Читал ли он иллюстрированные порнографические журналы? Часто ли имел сношения с женой? Нормально ли они происходили или как-нибудь иначе? Собирал ли он почтовые марки? Проявлял ли он интерес к экскрементам? Почему он предпочитает ездить на дамском велосипеде? Что он ощущает при этом? Снятся ли ему по ночам непристойные сны? А что он видит во сне? Послушаем!

Учитель социологии никогда не подозревал, что этот странный экзамен составляет неотъемлемую часть судопроизводства. Тем более он не знал, что его робкие и неудовлетворительные ответы записываются на пленку для развлечения присяжных заседателей и юристов. У лектора было наивное представление о том, что доктор обязан сохранять врачебную тайну. Ему и в голову не приходило, что все сказанное им будет использовано против него.

О результате письменного экзамена он также ничего не знал. Он написал, как ему было приказано, краткую автобиографию настолько красиво и аккуратно, насколько это позволяли толстое перо и бумага тюремного ведомства, на которой расплывались чернила. Главный врач Мориц тщательно исследовал эту рукопись не только со стороны содержания, но и почерк. Он увлекался наукой, которая носит название «графология», и усердно изучал Лафатера, Камильо Бальдо, Дебаролля и Мишона. Он был учеником Вильгельма Прейера и вел переписку с Людвигом Клагесом, а в молодые годы даже обменивался мнениями с мадам де Тэб[66]66
  Мадам де Тэб – французская гадалка, якобы предсказавшая первую мировую войну. – Прим. перев.


[Закрыть].

Почерк лектора Карелиуса доктору Морицу не понравился. Разница между длинными и короткими буквами у лектора была такой величины, которая означает недовольство собой и внутренний разлад. Некоторая сжатость почерка указывала на робость, сочетавшуюся с коварством и тайными пороками. Тот факт, что Карелиус писал без наклона, свидетельствовал о сентиментальности, о торможении инстинктов и неспособности к социальному общению. Черточки над буквами и под буквами лектор писал, не отрывая пера, а это служило безошибочным признаком замкнутости и мрачной мстительности; широкие поля справа совершенно явно говорили, что этот человек – одинокий мечтатель. Иногда в рукописи попадались строчки, которые спускались к правому краю, что указывало на подавленное душевное состояние и мрачное настроение. Но порой строчки лезли вверх и безжалостно раскрывали внутреннее смятение пациента. Очень толстое перо, которое лектору Карелиусу дали в тюрьме – точно такие же перья кладутся на стол в почтовых отделениях, – свидетельствовало о неукротимости его фантазии и неясности мыслей; бумага тюремного ведомства, на которой расплывались чернила, делала его в высшей степени чувственным, ищущим наслаждений и лишенным сложных душевных переживаний. Не до конца закругленная петля у буквы «g» ясно говорила об импотентности, зато поперечная палочка над буквой «t», которая подымалась правым концом вверх, свидетельствовала о половой необузданности и ненасытном вожделении.

Несколько маленьких синих записных книжек, которые в свое время были конфискованы у лектора Карелиуса, подверглись тщательному изучению. Было совершенно ясно, что все записи в них зашифрованы, в чем лектор сам признался. Однако полицейские эксперты не сумели расшифровать код. Если бы они спросили лектора Карелиуса, то получили бы от него разъяснение: в этих книжках он делал заметки для памяти относительно успеваемости учеников на уроках истории, это была его личная система баллов, чтобы любопытные школьники не могли разобраться.

Для такого графолога, как доктор Мориц, эти таинственные цифры представляли особый психологический интерес, независимо от того, что они означают. Это были символы, которые раскрывали мрачные глубины в тайниках души лектора. День бы померк, заглянув туда. В руках доктора Морица эти символы превратились в роковые улики.

– Ясно ли вам, что вы замужем за опасным человеком? – спросил главный врач Мориц жену Карелиуса.

– Нет, – ответила она. – Он совсем не опасный!

– Я лучше знаю его, – мрачно заявил графолог. – Я, не колеблясь, могу сравнить его с такими личностями, как Жилль де Ретц[67]67
  Французский маршал, казненный в 1440 году за многочисленные преступления, главным образом зверские убийства детей. Послужил прообразом для сказок о Синей Бороде. – Прим. перев.


[Закрыть] и Джек Потрошитель[68]68
  Разбойник, живший в Англии в XIX веке и казненный за свои преступления. – Прим. перев.


[Закрыть].

Он допрашивал фру Карелиус чуть ли не целых три часа. Ей пришлось рассказать ему историю своего замужества со всеми интимными подробностями.

– Помните, что вы говорите с врачом, – наставлял ее доктор Мориц. – Чего только нам не приходится выслушивать! Застенчивость тут совершенно неуместна. Это прямая обязанность врачевателя душ разобраться во всех личных и интимных переживаниях людей.

И все личные и интимные переживания фру Карелиус, без ее ведома и согласия, были записаны на пленку и сохранены на тот случай, когда они понадобятся. Измученная и подавленная пришла несчастная женщина к адвокату Гулю и со слезами рассказала ему о долгом и неприятном допросе.

– Главный врач Мориц – оригинальный человек, – сказал адвокат. – Я не преувеличу, если скажу даже, что он один из оригинальнейших людей Европы.

– Вы даже не подозреваете, о чем он меня спрашивал! – сказала фру Карелиус.

– Нет, подозреваю, – заверил ее Гуль. – Подозреваю.

Адвокат Гуль написал директору полиции Окцитанусу жалобу на главного врача полиции доктора Морица. Ему и прежде доводилось писать подобные жалобы. Почти все адвокаты в этой стране жаловались на доктора Морица. Это вошло в обычай у защитников, хотя ровно ничего не давало. Но они писали, писали по долгу службы, из приличия и порядка ради. Адвокат Гуль жаловался на непомерно долгий срок, который понадобился главному врачу для обследования лектора. Прошло семь месяцев, однако он не составил никакого заключения. В течение пяти месяцев он ни разу не встречался с пациентом. За все время доктор Мориц только два раза беседовал с Карелиусом, что заняло всего тридцать пять минут. Вместо этого он почти три часа подряд допрашивал ни в чем не повинную жену лектора, обидел ее и оскорбил. Дело настолько затянулось, что придется потребовать от главного врача полиции срочно дать заключение.

Между тем у доктора Морица появился новый пациент – шкипер Йоханиес Скэр; он признался, что убил двух человек и бросил их трупы в Атлантический океан. Он не был так упрям, как лектор Карелиус, и охотно сознался. Однако шкипер не мог толком объяснить, почему он совершил убийство, – он просто застрелил обоих. Он вообще всегда любил стрелять. Было ли это убийство с целью ограбления? Да, конечно. И что же он украл? Ничего. Ах да, он взял фуражку и рукавицы Микаэля. Значит, он убил двоих людей только из-за фуражки и рукавиц?  По-видимому, так.

Однако Скэр отрицал, что кто-нибудь подстрекал его совершить убийство или заплатил ему за это. Ему просто нравилось стрелять.

На этой версии и остановились. Объяснить психологию убийцы предоставили доктору Морицу. По-видимому, Скэр не испытывал никакого раскаяния и не беспокоился о будущем. Пожизненное заключение он воспринял как чистую формальность, с которой можно будет скоро покончить. Доктор Мориц счел этот случай необычным.

Не в меньшей мере необычным считал его и сержант уголовной полиции Йонас. Он продолжал втихомолку заниматься расследованием в свободное от работы время. Йонас хорошо знал Йоханнеса Скэра; у них были общие друзья, хотя некоторые из них безвременно погибли. Например, был такой оптовый торговец Монс, который во время войны был связан одновременно с немцами и английской Интеллидженс сервис. Он постоянно вел торговые дела с Шульце. Друг Йонаса Микаэль и Джонсон также торговали с Шульце и Монсом. Был и некий компаньон во время войны по прозвищу «Морская звезда», затем Кристиан Бэф и наконец «Кровопийца». Все они принимали участие в очень странных сделках с людьми, из которых одни говорили на немецком, а другие на английском языке. В последний день жизни оптового торговца Шульце в его квартире раздавалась английская речь. Может быть, Йонас и сумел бы распознать эти голоса?

Йонас совсем не собирался раскрывать что-либо и получить за это взыскание от Окцитануса, а затем и понижение в должности с переводом в полицейский участок. Йонасу хотелось пережить своих друзей. У него был здоровый аппетит к жизни. Шкипер Скэр отправится скоро на пожизненное заключение туда, где держат психопатов. Зато он сохранит жизнь. А Кровопийцу застрелили на кладбище на окраине столицы. Морская звезда бесследно исчез. Кристиан Бэф находился в доме умалишенных, безнадежно больной и безмолвный. Оптовый торговец Монс принял яд. Оптовик Шульце и его жена были убиты каким-то тупым орудием, может быть каменным топором. Микаэля и Джонсона нашли в волнах Атлантического океана с простреленными головами.

Вообще умерло много народу. Инспектор полиции Силле застрелился, находясь в кабинете наедине с Хорсом. Полицейский адвокат Карльсберг застрелился, и выстрел слышал по телефону директор полиции. Другой полицейский адвокат принял снотворное. Одного полицейского надзирателя нашли мертвым в туалетной комнате. Личный состав полиции поредел. По «делу о Скорпионе» обвинялось тридцать два служащих полиции, выбранных наугад, – надо же было наказать кого-то в назидание остальным. Предъявлялись им обычные обвинения: в подкупе, обмане, воровстве, укрывательстве краденого, контрабанде, торговле на черной бирже.

– Плохие времена настали, брат Дик! – сказал Большому Дику инспектор полиции Оре, когда они встретились в ложе «Фраксини».

– Как-нибудь все уладится, брат мой! – ответил Большой Дик.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

Из кафе «Шлюз» Йонас поехал на велосипеде по довольно странной территории вокруг Южной гавани.

Там уже наступила весна. Люди терпеливо копали землю, которая состояла по большей части из шлака, мусора, битого стекла и ржавых жестянок. Там, где раньше росли только дикая ромашка, глухая крапива и другие сорняки, люди сеяли цветы и сажали овощи. Из упаковочных ящиков и жестяных бочек они построили себе хорошенькие домики. Они без устали копали, расчищали, строили и чинили. Ведь простые люди терпеливы и потому непобедимы, в них заложено стремление создавать, производить, приводить в порядок. Нет предела тому, что они способны создать, если только им дадут возможность. И нет предела тому, чего они могут достичь, если будут работать для самих себя. Они доказали это на одной половине земного шара. Есть основания полагать, что они сумеют добиться этого и на другой половине. Люди терпеливы, но все же они не допустят, чтобы ими вечно правили скорпионы и прочие гады.

Итак, Йонас ехал на велосипеде между кучами угля, сараями и мусорными свалками. Неожиданно раздались два выстрела; пуля пробила непромокаемую спортивную куртку, но не ранила его. Йонас повалился на землю и остался лежать плашмя. Неизвестные выстрелили в третий раз, потом все затихло, и только слышно было, как скрипят подъемные краны, а вдалеке стучат топоры, разрубая старые суда.

Сыщик поднялся и огляделся вокруг, сжимая револьвер. Ничего особенного он не заметил. Выстрелы больше не повторялись. Вероятно, это упражнялись в стрельбе ополченцы. Пустые пивные бутылки и патронные гильзы, валявшиеся на земле, свидетельствовали о том, что недавно по этой территории проходили ополченцы. Когда им случалось быть на воле, то нередко пули пролетали над головами гражданских лиц, едва не задевая их. Некоторое время Йонас шел пешком, потом вскочил на седло и поехал в «Ярд».

Он почувствовал, что немного озяб. Весна медленно вступала в свои права. Пока светило солнце, казалось, что тепло, но воздух был еще холодный, и, когда Йонас ехал в тени, дрожь пробирала его по спине. В Южной гавани у него не было ровно никаких дел, никто не давал ему поручений в кафе «Шлюз». Какую он сделал глупость, приехав сюда! Он ведь замешан кое в чем, что вряд ли по душе начальству. Он старался держать в тайне свои занятия, но, быть может, действовал недостаточно осторожно. Не стоило, например, посвящать в свои дела Скаута; ради громкого заголовка журналист продаст даже родную мать. В задумчивости подъехал Йонас к «Ярду» и поставил свой велосипед в бронзовый римский штатив.

Факса в кабинете не оказалось, вместо него там были двое незнакомых полицейских. Они перерыли письменный стол и опустошили все ящики. Один из полицейских положил руку на плечо сыщику, заявив, что он арестован.

– Дайте сюда пистолет! – приказал он. – И ваш значок!

Судебное присутствие приговорило Йонаса к тюремному заключению; он обвинялся в подкупе, воровстве, укрывательстве краденого и контрабанде – словом, все, как обычно.

«Дело о Скорпионе» шло своим чередом. Оно уже наскучило прессе. Не вызывали больше сенсации сообщения о том, что служащие полиции снова подкуплены порциями виски, коврами или наличными. Никого уже не удивляло, что заявления в полицию о выдаче прав на вождение автомобиля и об отпуске бензина должны сначала пройти через торговца коврами Ульмуса. Никого не удивляло, что полицейские водили машины воров-взломщиков, совершали прогулки по морю на парусниках вместе с контрабандистами, завтракали с сутенерами, получали деньги от проституток, хранили фальшивые фунты стерлингов и крали друг у друга золотые слитки. Даже редактор Стенсиль больше не пытался отрицать эти факты. Директор полиции Окцитанус уже не рассылал теперь успокаивающих общественное мнение заявлений.

Редактор Скаут писал, что в лице сержанта Йонаса полиция потеряла одного из своих способнейших людей. Если бы он работал по своему истинному призванию, он бы далеко пошел. Что это за призвание, редактор не разъяснил, но в «Ярде» полагали, что после отбытия наказания Йонас найдет себе место в политической полиции.

Еще до вынесения судебного приговора торговцу коврами Ульмусу в тюрьму, где ему предстояло просидеть два года, были завезены запасы продовольствия. Ему не придется терпеть никаких лишений. Его огромное состояние осталось нетронутым, и, пока он будет сидеть в тюрьме, оно принесет ему проценты. С Ульмусом стоило поддерживать знакомство.

В конце весны главный врач полиции Мориц составил свое заключение о состоянии здоровья лектора Карелиуса. Эта рукопись в пятьдесят одну страницу была отпечатана на пишущей машинке; ее надлежало направить на рассмотрение судебно-медицинской комиссии.

Заключение устанавливало, что лектор Карелиус не был ни слабоумным, ни сумасшедшим в момент обследования, а также в момент совершения инкриминируемого ему проступка. Пациента следует охарактеризовать как человека с почти нормальными умственными способностями, однако его психические переживания носят резко выраженный патологический характер; он замкнут, вечно фантазирует, у него наблюдаются черты, свойственные юноше в период возмужания; он склонен к кровосмесительным связям – к двойственной привязанности к матери (дамский велосипед!) и вообще сексуально агрессивен. Именно благодаря препятствиям к кровосмешению он совершил инкриминируемый ему проступок.

Обследование умственных способностей лектора по методу Бинэ-Симон показало, что они соответствуют умственному развитию для 14,6 года и коэффициенту 97. Сеанс внушения по способу Раншбурга прошел благополучно, но наблюдения за поведением пациента были сопряжены с большими трудностями. Его автобиография написана от руки, совершенно без ошибок и необыкновенно хорошим слогом. Однако в вопросах интимного характера пациент проявляет стеснительность, которая явно говорит о дефектах психики. Почерк у него вполне нормальный для культурного человека, но более тщательное исследование подтверждает упомянутые прежде недостатки характера, которые и привели к символическому убийству супругов Шульце (в данном случае они представляли собой родителей) и нападению на полицию (которая представляла собой власть, отца).

При наружном осмотре физическое сложение лектора не представляет отклонений от нормы, оно достаточно крепкое и пропорциональной полноты. Держится лектор несколько сутуло, хотя походка нормальная. Дно глаза и реакция зрачков нормальные. Исследование головного мозга (электро-энцефалограмма) не показало никаких органических изменений. Сердце и легкие при выслушивании не дали никаких отклонений от нормы. Оволосение обычное, как у взрослого мужчины. Наружные половые органы развиты нормально. Рефлексы брюшной стенки, подошвенные и сухожилий на руках и ногах нормальные. Дрожание отсутствует. Болезненной чувствительности кожи не наблюдается. Спинномозговая жидкость: цитоз ⁵/₃ клеток, белок 10; серологические реакции крови и спинномозговой жидкости отрицательные. Гемоглобин 105 единиц, оседание эритроцитов 4 миллиметра, давление крови 120/50, белок, сахар и лейкоциты в моче отсутствуют.

После этих предварительных замечаний следовало подробное изложение теории главного врача относительно двойного убийства в доме по Аллее Коперника, ибо доктор Мориц, по своему обыкновению, принял за факты то, что сначала надо было доказать, и тем самым предрешил ход судебного процесса.

По мнению главного врача полиции, обвиняемый Карелиус, совершивший убийство людей, которых он вряд ли даже знал, представляет собой настолько психопатическую личность, что его следует рассматривать как человека, неспособного к нормальному восприятию обычного наказания. А так как от Карелиуса, вне всякого сомнения, можно ожидать новых подобных правонарушений, то он как врач рекомендует суду изолировать лектора Карелиуса в отделении для психических больных, что будет наиболее соответствующей для него мерой наказания.

После окончания медицинского обследования лектор Карелиус смог переселиться снова в Южную тюрьму, где было светло и вообще как-то спокойнее и уютнее. На этот раз его поместили в камеру на солнечной стороне; когда солнце стояло высоко, то на полу камеры появлялся солнечный квадрат, который за два часа успевал передвинуться на другое место, изменить очертания, вытянуться в длину, вползти на стену и, наконец, совсем исчезнуть.

Лектору доставляло немало радости наблюдать за передвижением солнечного пятна, и он очень огорчался, когда была облачная погода.

Рукопись заключения главного врача полиции Морица была направлена в судебно-медицинскую комиссию, и адвокат суда средней инстанции Гуль уведомил своего клиента, что обычно проходит три месяца, пока все члены комиссии изучат этот документ и выскажут свою точку зрения. Однако возникает опасность, что летние каникулы помешают работе комиссии и дело затянется на более длительный срок.

Но все получилось иначе.

Как-то в один из апрельских дней государственный прокурор Кобольд определил, что обвинение против лектора Карелиуса отпадает в части, касающейся ответственности, согласно параграфам 197 и 21 о соучастии в убийстве человека. Остальные обвинения остаются в силе, однако наказание за эти правонарушения можно, по-видимому, ограничить долгим предварительным заключением.

Газета «Дагбладет» рассматривала это решение как свою личную победу и как доказательство приверженности страны к западной демократии.

«В нашей стране обвинение может быть выдвинуто, а затем снято, если нам это подсказывает чувство справедливости! – писала газета. – Обвиняемый отрицает свою вину, и это обстоятельство принимается во внимание. Произойди подобный случай в одной из стран Востока, где у власти стоят рабочие правительства, лектора Карелиуса заставили бы сознаться во всем, и даже более того. Там, если нет веских доказательств, в ход пускаются азиатские яды и восточные пытки. Но здесь, в условиях просвещенной либеральности обитателей квартала вилл, обвинение снимается. Те господа и дамы, которые без конца кричат о мире, должны поразмыслить над этим!» – заключала газета «Дагбладет».

– Значит, убийцу нашли? – спросил лектор Карелиус, когда защитник сообщил ему радостную весть.

– Нет, – ответил адвокат Гуль. – И я думаю, что его вообще не найдут.

– Почему же государственный прокурор так неожиданно переменил мнение?

– Не могу сказать. В «Ярде» ходят слухи, что Йонас якобы что-то раскрыл. Он втихомолку занимался этим делом. Впрочем, мне ничего не известно.

– Йонас? Тот расторопный сержант, который принес мне сосиски с горячим картофелем в тот день, когда я заблудился?

– Йонас чересчур расторопен, – сказал адвокат. – Он крал золотые слитки, торговал долларами и получил взяток тысяч на двести. Он чересчур расторопен!

– И он же раскрыл двойное убийство?

– Пожалуй, он кое-что раскрыл. В «Ярде» люди уже шепчутся об этом. Он вмешался в такие дела, которые вовсе его не касаются. Вот почему он плохо кончил!

– Разве раскрытие убийства хуже, чем кража золотых слитков? – спросил учитель социологии.

– Да. Иногда оказывается, что хуже, – ответил его защитник.