Текст книги "Скорпион"

Автор книги: Ханс Шерфиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

– Мне придется задать вам несколько вопросов, – сказал полицейский комиссар Помпье.

–  Да. Я понимаю, что надо проделать кое-какие формальности, – заметил лектор.

Комиссар посмотрел на него.

– Формальности? Ах да, предстоит еще масса формальностей! Масса!

– Может быть, это потребует очень много времени? – спросил лектор Карелиус.

– Это всецело зависит от вас, – сказал комиссар. – Вы сами должны решить, стоит ли тянуть дело.

Лектор промолчал. Он не привык принимать решения, да и не совсем хорошо понял, что, собственно, хотел сказать полицейский комиссар.

– Я не понимаю, почему вы непременно хотите как можно дольше тянуть это дело? – повторил Помпье. – Чего вы думаете этим достигнуть?

– Я тяну дело? – удивленно переспросил Карелиус.

– Срок вашего тюремного заключения истекает послезавтра. Мне кажется, что за восемь недель вы ровно ничего не сделали, чтобы помочь нам внести в это дело ясность.

– Что же, по-вашему, я должен был сделать?

– Вы должны были сказать нам правду, господин Карелиус!

– Мне кажется, я отвечал правдиво всякий раз, когда меня о чем-нибудь спрашивали, – ответил лектор.

– Вы послали директору полиции ложную жалобу!

– Ну нет уж, позвольте! Почему ложную? Я направил жалобу, в которой подробно описал, какому грубому нападению я подвергся. По-моему, в наших общих интересах, чтобы подобные вещи не могли иметь места!

– Вот именно, – сказал полицейский комиссар. – Поэтому ваши обвинения были подробно изучены. Как вы знаете, были допрошены восемь надзирателей из полицейского участка на улице Короля Георга, и все восемь человек единодушно заявляют, что вы впали в буйство, что вы дрались, пинали ногами и кусались, что вы порвали в клочки форменную одежду полицейских и ругали их самыми скверными уличными ругательствами. Может ли быть, чтобы восемь человек – все солидные и уважаемые полицейские – так лгали? Какой для них интерес вредить вам? Зачем им было выдумывать подобные вещи – всем восьмерым вместе и каждому в отдельности?

– Я просто не в силах постигнуть.

– Вот! Другие тоже не могут постигнуть! Так не годится, господин Карелиус! Откровенно говорю вам: не годится!

Полицейский комиссар откинулся на спинку стула и строго посмотрел на лектора. Потом любезным тоном продолжал:

– Почему вы хотите самому себе причинить вред, господин Карелиус? В качестве обвиняемого вы не обязаны говорить правду. Можете даже совсем ничего не говорить, если не захотите. Но неужели вы в самом деле воображаете, что эта выдумка послужит вам на пользу?

– Это вовсе не выдумка!

– На что вы рассчитываете, настаивая на такой чепухе? Думаете что-нибудь выиграть на этом? Или думаете, это пойдет на пользу вашему делу? Нет, – решительно заявил полицейский комиссар, – не пойдет!

– Я рассказал только то, что было, – ответил лектор Карелиус. – И иначе поступить не могу.

– Не будем больше говорить об этом! Оставим все по-старому. Я хотел спросить вас о совершенно другом обстоятельстве: когда вы познакомились с оптовым торговцем Шульце?

– Я не знаком с оптовым торговцем Шульце. Я уже заявлял об этом.

– Нет. Вы знаете его. У вас нашли документ с его подписью. Вот он! – И комиссар протянул лектору бумажку.

Карелиус посмотрел на нее. Это была квитанция из магазина фотографических принадлежностей под названием «Фотокамера».

– Скажете, это не ваша квитанция?

– Моя. Но знаете ли…

– Вот как, очень хорошо! Видите, здесь стоит подпись Шульце!

– Да, но я не подозревал, что это был именно Шульце…

– А вы думали, существует другой Шульце?

– Нет. Просто я не знал, что этого человека звали Шульце.

– Разве вы никогда не были в магазине «Фотокамера»?

– Как же, был.

– При каких обстоятельствах?

– Я бывал там неоднократно.

– Неоднократно? То есть много раз?

– Да, я бывал там много раз.

– А сколько именно?

– Это мне трудно сказать…

– Десять раз были?

– Возможно, был.

– А может, двадцать раз?

– Вполне может быть.

– И вы хотите уверить меня, что не видели оптового торговца Шульце ни одного раза из двадцати?

– Выходит, пожалуй, что видел. Только я не знал, что…

– Да, вот именно, выходит. Вы знали Шульце в течение нескольких лет. В вашем доме найдены различные квитанции и два письма. А в доме Шульце мы нашли тросточку. Доказано, что эта тросточка принадлежит вам. Ее узнал директор Тимиан. На ручке обнаружены отпечатки ваших пальцев. А на другой день после того, как стало известно, что супруги Шульце убиты, вы едете на велосипеде и покупаете три утренние газеты, чтобы прочитать сообщение об убийстве.

– Я ничего не читал про убийство.

– Зачем же тогда вы купили газеты? Или, может быть, вы покупаете газеты с тем, чтобы не читать их? Это вы хотите сказать? Что же вы, в таком случае, собирались с ними делать?

– Разумеется, я хотел прочитать, но не успел даже раскрыть их, как на меня напали.

– Почему вы купили три газеты?

– Я всегда покупаю эти газеты по воскресеньям.

– Для чего?

– Чтобы посмотреть, что они пишут. Чтобы знать, что делается на свете…

– Почему же три? Почему и «Дагбладет», и «Социал-демократ», и консервативную газету?

– Я хотел получить разностороннюю ориентацию.

– Разностороннюю? Что вы под этим подразумеваете? Или вы хотите сказать, что эти газеты многим друг от друга отличаются?

– Может быть, и нет. Но все же они разных политических…

– Вы утверждаете, что «Социал-демократ» стоит за другую политику, чем консервативная газета? Или вам кажется, что «Дагбладет» придерживается третьего направления?

– Пожалуй, политическое направление у них одинаковое, но…

– Но если дело касается убийства, то можно ожидать от них некоторого разнообразия?

– Я вовсе не читал об убийстве!

– А ведь на вашей одежде была кровь!

– Кровь?

– Да. В результате химического исследования вашей одежды обнаружены явные следы крови.

– Так ведь это же моя собственная кровь! У меня шла кровь из носа, когда полицейские избивали меня в участке.

– Вот именно. Ловко придумано! Теперь понятно, для чего вам понадобилась вся эта история с нападением на вас! Вот почему вы упорно жалуетесь на жестокое обращение с вами и утверждаете, что полиция пролила вашу кровь! Теперь каждому ясно, зачем вы послали директору полиции жалобу! Кровь-то надо было как-то объяснить!

Лектор Карелиус сжал голову руками. Он ничего не понимал и готов был расплакаться. Ему казалось, что все это – дурной сон. Может быть, он в самом деле видит сон? Перед ним стояла пустая кофейная чашка, на тарелке лежала начатая сдобная булочка – черствый неправильной формы кусочек, начиненный желтым кремом и покрытый белой сахарной глазурью. Он уставился на этот остаток плохо перевариваемой желудком булочки, единственную реальность, которую он воспринимал. Полицейский комиссар поднялся со своего места и вплотную подошел к лектору, словно собираясь схватить его за горло.

– Смотрите на меня! – гаркнул он. – Смотрите на меня!

И лектор попытался посмотреть в глаза разъяренному полицейскому. Никто из них не обратил внимания, что в дверь постучали.

– Кровь также и на вашей палке! – кричал полицейский комиссар Помпье. – Масса крови! Она вся запачкана кровью! Может, это тоже была кровь из вашего носа? Да? Ведь не было же у вас палки в полицейском участке на улице Короля Георга? Вы не брали с собой палки, когда отправлялись на велосипедную прогулку? Нет, палка находилась в это время в доме номер 41 по Аллее Коперника! Она была положена поперек двух трупов! И она вся в крови…

Открылась дверь, в комнату вошли два полицейских. Помпье раздраженно посмотрел на них:

– Что вам надо? Зачем пришли сюда? Нельзя сейчас мешать мне! Я занят! Вам придется подождать!

Но полицейские и не думали уходить. Они подошли к комиссару и стали возле него по обе стороны; один из полицейских строго спросил его:

– Это вы Эуген Торвальд-Альфред Помпье?

– Разумеется, я! Черт возьми, кем же мне еще быть? Перестаньте валять дурака! Я занят и не собираюсь выслушивать ваши шутки!

– Вы арестованы! – сказал полицейский и тяжело нажал рукой на плечо Помпье. – Извольте следовать за мной!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Полицейские вывели из комнаты комиссара Помпье и закрыли за собой дверь. Карелиусу никто не сказал ни слова, и он остался сидеть, с удивлением глядя на закрытую дверь. Питая огромное уважение к авторитету государства, он испытал беспокойство от того, что блюстители закона арестовывали друг друга у него на глазах.

Кто же теперь, при данных обстоятельствах, позаботится о нем, о Карелиусе? Положение было не такое, чтобы действовать самостоятельно, а с другой стороны, никто не намекал, чтобы он следовал за полицейскими. Дверь была, по-видимому, закрыта. Вряд ли он смог бы открыть ее и догнать их. И вообще он был человеком хорошо воспитанным и не имел привычки навязывать людям свое общество. Так Карелиус и сидел, глядя на дверь и надеясь, что кто-нибудь придет сюда и наведет порядок.

Прошло некоторое время; лектор рискнул встать и обойти комнату. Несколько раз он прошелся взад и вперед. Он был голоден и с удовольствием съел бы оставшийся кусочек сдобной булочки, однако ему не предложили съесть ее, По-видимому, она предназначалась для полицейского комиссара. Все документы по делу Карелиуса лежали на письменном столе Помпье, но лектор был не такой человек, чтобы заглядывать в чужие бумаги. Зато он позволил себе подойти к окну, где на подоконнике стояли пустые пивные бутылки, и посмотрел вниз, на улицу. Как приятно смотреть на жизнь за стенами тюрьмы! Люди едут в трамваях и на велосипедах, каждый по своему делу. Вот проехали грузовики с мешками и камнем, потом показалась лошадь с ящиками пива на возу и автомобиль из прачечной, которая писала в своих рекламах, что делает из черного белое. По улице двигался человек с плакатом, на котором было написано: «Готовьтесь к пришествию Христа!» Наконец Карелиус увидел почтальона, даму с траурным венком и посыльного на велосипеде с целой грудой картонок на прицепе. И все чем-то заняты.

Время шло, дверь по-прежнему оставалась закрытой, никто не являлся, чтобы заняться Карелиусом. Им овладело странное волнение. Он больше не мог ждать. Конечно, он привык спокойно сидеть в своей камере при закрытой двери, но ведь ее крепко запирали, там это в порядке вещей, кроме того, в любую минуту можно было вызвать дежурного полицейского. А тут его предоставили самому себе, и он мог взять и открыть дверь. Вот из-за этого-то лектор и нервничал. Он то вскакивал со стула, то снова садился, меняя положение. Он чувствовал какой-то зуд в ногах и не мог усидеть на месте. Им овладело смутное подозрение, что не все тут в порядке, видимо, в этом здании творятся непостижимые вещи, среди начальства разлад и раскол, и все ведут войну друг против друга.

Напоследок Карелиус решился все же открыть дверь и выглянул в коридор, надеясь увидеть там кого-нибудь, кто бы помог ему. Но никого не было. В обе стороны тянулся бесконечный пустой коридор, выложенный пестрыми плитками из искусственного камня, его стены, отделанные пестрым шлифованным мрамором, слабо освещались античными светильниками. Лектор постоял на пороге, подождал, посмотрел налево, потом направо. Наконец решил пойти направо.

Пройдя немного, Карелиус дошел до места, где коридор странным образом разделялся на две части: казалось, что оба коридора идут параллельно. Лектор пошел по правому и очутился на круглой площадке, откуда снова расходились коридоры, и снова надо было решать, куда повернуть; Карелиус уж стал опасаться, что никогда не сможет отсюда выбраться. Новый коридор был не совсем прямой, а немного закруглялся, и от него отходили все новые кривые коридоры. Это уже походило на страшный сон, и лектор ускорил шаг, чтобы избавиться от кошмара.

И вдруг он заметил впереди себя человека, который шел в одном направлении с ним и, по-видимому, проник сюда из бокового коридора. Карелиус пошел быстрее, пытаясь догнать этот призрак, а когда тот ускорил шаг, лектор пустился бегом. Приближаясь к нему, он обратил внимание, что неизвестный то и дело плюет на пол – то направо, то налево, как будто собирается найти по плевкам обратный путь, совсем как Ганс и Гретель, которые бросали в лесу белые камешки, чтобы потом по ним найти путь домой, к своим жестоким родителям.

Шагавший впереди господин был одет в штатское платье, но у него был такой же плоский затылок, такие же торчащие уши, как у полицейского; он уверенно двигался вперед, по-видимому, чувствуя себя здесь как дома. Услыхав за спиной шаги лектора, он быстро обернулся и сунул правую руку в карман пиджака. Под материей отчетливо обрисовался револьвер.

Запыхавшийся лектор остановился и попросил извинения, он только хотел узнать, где можно найти какое-нибудь начальство; он, так сказать, заблудился и хотел бы установить связь с полицией.

Неизвестный зло посмотрел на него и ничего не ответил; тогда лектор снова повторил просьбу и попытался объяснить свое затруднительное положение.

– Get out of here![57]57
  Убирайтесь отсюда! (англ.)


[Закрыть] – рявкнул неизвестный, и лектор Карелиус понял, что это был чужеземец, который не знает здешнего языка. Рубашка из материи крупными цветами и галстук, на котором от руки была нарисована голова лошади, говорили о том, что это американец. Лектор Карелиус не мог знать, что американец направлялся в «контрразведку», где он по поручению своего правительства должен был получить список нескольких лиц, которых подозревали в мирных устремлениях и антиамериканской деятельности.

Лектор испуганно отступил в темный коридор, а представитель CIA вытащил маленький ключ и отпер им дверь в таинственное отделение, где стояли ящики с картотеками. Деятельность этого отделения во время немецкой оккупации стоила жизни многим людям.

Удивительное место этот «Ярд», какой-то заколдованный лабиринт. Усталый и растерянный, блуждал лектор Карелиус в его мрачных катакомбах, где не было окон и дневного света. Много лет преподавал он науку об обществе и разъяснял молодежи законы, конституцию и функции демократии, но сам он никогда даже не подозревал о существовании этого загадочного «Ярда» и его темной деятельности. Порой он видел перед собой фигуры людей, которые двигались в катакомбах словно тени, но не осмеливался окликнуть их, как это сделал Одиссей, который спустился в подземное царство Аида и обратился к бледным мертвецам. Лектор Карелиус все шел и шел, и его шаги глухо отдавались на узорчатом каменном полу. Ему казалось, что он слышит голоса, которые жалобно вопрошают:

 
«Зачем, о муж злополучный, покинул ты солнца сиянье
И в скорбную нашу обитель спустился, где тени витают…»[58]58
  Данный перевод сделан с датского текста, который несколько отличается от соответствующего места в поэме Гомера «Одиссея» (книга XI, строки 617–619, изд-во «Acadcmiae», 1935). – Прим. перев.


[Закрыть]
 

Лектор медленно зашагал по винтовой лестнице, ступени которой были сделаны из серого камня; тут ему снова пришлось выбирать один из бесчисленных коридоров, которые расходились от лестницы, и ему очень повезло, так как выбранный им коридор вывел его к солнцу и дневному свету. Внезапно он очутился на геометрически правильном круглом дворе, замощенном выветрившимися каменными плитами; восемьдесят восемь огромных колонн поддерживали карниз с кровельными желобами. Карелиус осторожно обходил острые шипы, которые в виде колоссальных окаменелых морских звезд и полипов были спрятаны между известковых плит двора, и приблизился к арке ворот, где стоял полицейский в форме; у него была настолько располагающая внешность, что лектор невольно обратился к нему за советом.

– Пожалуйста, вот сюда! – сказал полицейский и указал ему путь сквозь арку ворот на волю.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

И вот он стоит на ступенях лестницы и смотрит на бурлящую вокруг него жизнь. Мимо него проходят свободные люди, которые пользуются всеми благами демократии. Несколько безработных разглядывают недавно построенный бетонный дзот. Газетчик выкрикивает названия демократических газет.

«Полицейский комиссар обвиняется во взяточничестве», стояло на афише. «Новые разоблачения по „делу о Скорпионе“». А на другой афише лектор Карелиус прочел: «Самолет ООН уничтожает корейский город».

От колбасной фабрики Каульман продавали с тележки проверенные государственным контролем светлорозовые сосиски, начиненные тухлым фаршем из лошадиной головы. Надписи на стенках тележки расхваливали сосиски фирмы «Каульман». Чумазые ребятишки играли на мостовой, где было большое движение, а на тротуаре несколько пьяных американских моряков приставали к девушкам.

Длинный ряд грузовых автомобилей двигался по направлению к мосту через морской канал, выходящий в порт, и всякий раз, когда мост подымали, чтобы пропустить суда, останавливалась вся вереница автомобилей, трамваев и велосипедов. Вот идет четким маршем отряд солдат: раз-два! раз-два! Они смущенно улыбаются, когда кто-нибудь из прохожих острит на их счет. Впереди отряда – барабанщик, а сбоку командир, который подбадривает солдат отборными ругательствами. По берегу вдоль порта с грохотом и визгом медленно трогается в путь товарный поезд. Впереди локомотива идет человек с маленьким красным флажком и звонит в колокольчик, которого из-за шума все равно никто не слышит. Два или три крана грузят на английский пароход свиные туши и бочонки с маслом, и с каждым поросенком и каждой бочкой масла, которые отправляются в Англию, страна теряет все больше денег, а дефицит торгового баланса все больше и больше возрастает, в чем, как пишут газеты, виноваты русские. На площади перед зданием «Ярда» кружат на мотоциклах молодые люди, сдавая экзамен компетентной комиссии. А высоко в воздухе кричат чайки. Повсюду царит большое оживление и страшный шум.

Лектор Карелиус стоял у ворот «Ярда» и грустно смотрел на город, который он очень любил и в котором он по странному стечению обстоятельств не мог больше жить. Он вдыхал чудесный воздух, насыщенный запахами соленой воды, порта и пароходов. Сквозь шум и грохот до него донесся бой часов на городской ратуше. Он смотрел на чаек, смотрел на флаги в гавани. Он видел занятых людей, у всех были свои дела, за которые они торопились приняться, и каждый человек представлял не менее, значительное явление, чем он сам. Он взглянул на детей, которые играли на улице, и вспомнил своих собственных детей, а потом вообще всех детей, которых он воспитывал, обучал и наставлял, показывая на конкретных примерах, какие замечательные институты существуют в самой лучшей из всех либеральных демократий.

Затем Карелиус вернулся к воротам, где стоял любезный часовой, и еще раз спросил его, как ему теперь быть.

– Да в чем, собственно, дело? – осведомился полицейский.

– Не знаю, как вам объяснить… – замялся лектор Карелиус. – Я был в канцелярии на втором этаже вместе с полицейским комиссаром Помпье, который допрашивал меня, затем внезапно комиссара арестовали и увели. Я ждал очень долго, но никто так и не пришел и не дал мне указаний.

– Да, это печально, – согласился полицейский. – Очень печально. Теперь почти каждый день производят аресты среди начальства – то одного берут, то другого… Кого за кражу, кого за взятки или еще за что-нибудь! Но хуже всего, что это сказывается на нас! Когда мы идем по улице в форменной одежде, люди кричат нам вслед: «Скорпионы!» Это очень несправедливо!

– Очень, – подтвердил лектор Карелиус. – Так что же мне делать?

– По правде сказать, не знаю. По-видимому, остается только ждать.

– Но не дожидаться же мне здесь, пока вернется полицейский комиссар Помпье?

– Да. Так не годится, – согласился полицейский. – Эта история может затянуться надолго. Неизвестно еще, сколько он просидит. В ужасное время мы живем, прямо-таки ужасное!

– Да, – сказал лектор Карелиус. Он не хотел возражать любезному полицейскому, хотя в качестве преподавателя истории знал, что время вовсе не было ужасным – наоборот, либералистические порядки были целью истории и вершиной длительного закономерного развития.

– Ужасное время! – повторил полицейский. – Вы слышали вчера вечером последние известия?

– Нет, не слышал.

– Вчера сообщали, что у нас будет война. Она начнется к следующему году. К этому времени западные державы станут такими же сильными, как русские, и тогда русские нападут! Ну разве это не ужасно?

– Разумеется, – сказал лектор.

– И знаете, над чем я раздумываю? Почему, собственно, русские ждут, пока другие станут достаточно сильными! Что-то здесь не вяжется! Если они хотят войны, то зачем им ждать, ведь тогда у них будет меньше шансов на победу. Разве это не странно?

– Очень странно, – согласился Карелиус.

– И чем это может кончиться? С каждым днем все дорожает. Бутылка пива в трактире стоит теперь полторы кроны! Кому это по карману? А тут еще наши начальники арестовывают друг друга! Вот вы сами говорите, что Помпье взяли! Что-то с нами будет!

– А куда же мне все-таки идти? – повторил Карелиус свой вопрос.

– Куда вам идти? Знаете что? В противоположном конце здания, против главного входа, если вы пойдете налево по лестнице, есть вестибюль, где помещается справочное бюро. Может быть, там вы получите указания, куда вам следует обратиться. На двери надпись «Справки», однако там не очень светло, да и буквы какие-то темнозеленые, так что их трудно прочесть.

– Большое спасибо, – сказал лектор Карелиус. – Действительно, надо попытаться узнать там. А как туда пройти?

– Вы можете пройти через круглый двор, потом по туннелю пройдете в «змеиный двор», а затем слева от змеиного божества пролезете в небольшое четырехугольное отверстие, а оттуда уже идите вверх по лестнице. Но, разумеется, можете пройти и вокруг здания. Пожалуй, это самое верное. Вам надо просто выйти на улицу, завернуть за угол, и вы очутитесь перед главным входом.

– Благодарю вас за любезность, – промолвил лектор Карелиус, тронутый вниманием. – Большое спасибо!

Он все же решил попытать счастья – найти дорогу в дебрях самого «Ярда». Он не был уверен, что при сложившихся обстоятельствах поступит правильно, если выйдет на людную улицу и направится вокруг здания, хотя это было бы гораздо проще. Он споткнулся об одну из окаменевших морских звезд, которые следили за ним, вылезая между плитами огромного круглого двора с колоннами; посредине второго двора была воздвигнута колоссальная позеленевшая статуя змеиного божества. Бог стоял в причудливой позе, раздвинув кривые ноги, наступая на клубок отвратительных змей, которые обвивались вокруг его чудовищных ног; это было примитивное и варварское искусство далекого и жестокого прошлого. Глядя на бессмысленно-пустое лицо божества, лектор содрогнулся от ужаса и юркнул скорей в четырехугольное отверстие, пробитое в стене слева от изваяния. В самом деле, тут оказалась лестница, и Карелиус снова попал в верхний ярус здания «Ярда».

Однако он не нашел вестибюля, о котором говорил ему услужливый полицейский; очевидно, лектор каким-то образом прошел мимо него. Он опять очутился в системе темных коридоров и почувствовал парализующую усталость, какая нападает на человека, когда ему снится, что за ним гонятся.

Карелиус начал стучать в одну дверь за другой, но никто не отзывался, тогда он в отчаянии стал дергать подряд за все бронзовые дверные ручки. Наконец одна дверь поддалась его усилиям и открылась.

Он заглянул внутрь. В нос ему ударил запах пива. Сквозь густые клубы табачного дыма он различил целую батарею пивных бутылок и две румяные физиономии.

– Добро пожаловать, – раздался хриплый голос.