Текст книги "Сотворение мира за счет ограничения пространства, занимаемого Богом"

Автор книги: Ханох Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

АДАШ. Мне просто плакать хочется, когда я думаю об этой глупой выходке, которая в одно мгновение сломала мне жизнь.

ТЭГАЛАХ. Действительно, есть о чем плакать, Адаш, поплачь!

АДАШ. Я потом… дома… на своей кровати… А смогу я и дальше вас иногда навещать?

КЛАМАНСЭА. Конечно. Нам интересно будет наблюдать, как ты стараешься изменить наше мнение о тебе.

АДАШ. Хефец сказал мне, что Фогра выходит замуж. Поздравляю! Я надеюсь, что вы не отмените своего приглашения из-за этого происшествия.

КЛАМАНСЭА (Тэгалаху.) Мы разве собирались его пригласить?.. (Адашу.) Можешь не беспокоиться, Адаш. Возможно, ты и не будешь приглашен… Я даже почти уверена, что не будешь. Но разумеется, не из-за этой истории. Мы же не дети, в конце-то концов.

АДАШ. Спасибо. Я знаю, что вы не дети. Я вас очень уважаю. Даже выговор от вас я принимаю с любовью, потому что, на мой взгляд, могу многому у вас научиться.

КЛАМАНСЭА. Несомненно.

АДАШ. Так я пойду? Спасибо вам. Спокойной ночи. (Подходит к супругам и принимает подобострастную позу.)

ТЭГАЛАХ. Исправить впечатление о себе, Адаш, а не подлизываться! (Адаш выпрямляется.)

АДАШ. Действительно, мне многому еще нужно учиться… (Идет к выходу, но у двери останавливается.) Хефец!.. (Пауза.) Хорошо, что ты не отвечаешь… Потому что я с тобой не разговариваю. (Уходит.)

ТЭГАЛАХ. Теперь нам предстоит заняться еще одним идиотом с ножницами.

КЛАМАНСЭА. Конечно, это очень мило с твоей стороны, Тэгалах, но… Ты забываешь, что у нас на носу – свадьба. У меня больше нет сил этим заниматься.

ТЭГАЛАХ. Но он угрожал твоей кудряшке!

КЛАМАНСЭА. И пусть угрожает. Я себе цену знаю. Пусть хоть до конца дней своих стоит и угрожает. Кому это мешает?

ТЭГАЛАХ. Но я – мужчина. Я не могу молча смотреть, как тебя оскорбляют.

КЛАМАНСЭА. Я всегда ценила твое рыцарство, но сейчас… Посмотри на нас: мы уже не так молоды…

ТЭГАЛАХ. Я здоров и чувствую себя отлично.

КЛАМАНСЭА. Я уже сыта войнами по горло. Скоро я стану бабушкой, и я хочу этого больше всего на свете. Единственное, что для меня сейчас важно, это выдать Фогру замуж. У них будут дети, дом, мы будем их навещать… а потом, довольные, возвращаться домой… Хочу, чтобы остаток моей жизни прошел в покое. В покое! (Пауза.) Я иду спать. В моем возрасте такие развлечения уже не по силам. (Выходит, но сразу же возвращается, таща за собой Хефеца.) Представляешь, он меня в коридоре караулил! (Направляется к выходу.)

ХЕФЕЦ (кричит). Отрежу кудряшку! (Кламансэа останавливается.) Отрежу кудряшку!

ТЭГАЛАХ. Кламансэа, осторожно!

КЛАМАНСЭА (передумав уходить). Пожалуйста, режь! (Поворачивается к Хефецу затылком.)

ТЭГАЛАХ. Кламансэа!

КЛАМАНСЭА. Пусть режет, мне это уже надоело. Он так много об этом говорит – пусть сделает.

ХЕФЕЦ. Думаете, не смогу?

ТЭГАЛАХ. Только через мой труп!

КЛАМАНСЭА. Пусть режет, если ему так необходимо. Ну, давай, чего ты ждешь? Настал твой звездный час. Ты ведь всю жизнь об этом мечтал.

ХЕФЕЦ. Да, у меня тоже есть возвышенные мечты… не хуже ваших… (С горечью.) Думаешь, мне легко было влезть в этот халат, стоять у тебя за спиной и щелкать ножницами? Что я, идиот?! Но я решил отрезать и решения своего не изменю. (Дотрагивается до локона Кламансэа рукой.) Когда я хочу отрезать, я отрезаю… (Начинает колебаться и отпускает локон.) А когда не хочу, не отрезаю…

КЛАМАНСЭА. Как будто я не знала, что этим все и кончится. Даже с женской кудряшкой справиться не можешь.

ТЭГАЛАХ. Фогра просто со смеху лопнет, когда об этом узнает. Как она хохотала сегодня в клубе, когда мы рассказывали ей про Хефеца!

ХЕФЕЦ. Ну и пусть себе скалит зубы… Со своим женихом… Пусть!

ТЭГАЛАХ. Знаешь что? Не доводи меня!

КЛАМАНСЭА. Успокойся, Тэгалах.

ТЭГАЛАХ. На колени, когда говоришь о Фогре!

ХЕФЕЦ. Фогра, Фогра, Фогра, Фогра… Днем и ночью размахивают у меня перед носом своей Фогрой! (Подскакивает к Кламансэа сзади и отхватывает ножницами локон.) Вот она, кудряшка – у меня в руке!

Долгая пауза, все смотрят на локон.

КЛАМАНСЭА. Если так пойдет, Хефец, ты сможешь открыть парикмахерскую.

ТЭГАЛАХ. А-а-а!!! (Бросается на Хефеца, но Кламансэа останавливает его.)

КЛАМАНСЭА. Тэгалах, не надо! Пусть подавится этой кудряшкой!

ТЭГАЛАХ. Он хочет меня довести!

КЛАМАНСЭА. Успокойся!

ТЭГАЛАХ. Он решил бросить мне вызов! Думает, напал на такого же слабака, как и он… Ты много лет этого ждал, верно? Думал, что мы постареем, станем слабыми, будем стоять тут перед тобой, бессильные, а ты будешь сидеть с нами на веранде и чай пить?! И вот сейчас ты сделал первый шаг – но увидел, что мы не старые, не уставшие и не слабые и что Тэгалах – он еще Тэгалах! И Кламансэа еще крепка как сталь. О! Какая страшная война начинается между нами и этим человеком! Но имей в виду: ты всегда будешь ниже нас. Если мы будем одной ногой стоять в земле – ты погрузишься в нее по шею, а если мы будем по шею – ты уйдешь в нее с головой. О, я просто дрожу от нетерпения! Какая глобальная и бескомпромиссная война начинается между нами! Слышишь, Кламансэа? И никто меня теперь не остановит! Я принесу тебе голову Хефеца в качестве подарка к свадьбе Фогры. (Пауза.) А сейчас я иду отдохнуть, чтобы собраться с силами и обдумать свои коварные замыслы. Вперед, Тэгалах! Победа или смерть! (Уходит.)

КЛАМАНСЭА. Видели вы такое? Прямо конь боевой. Не помню, чтобы он когда-нибудь был таким воинственным. (Пауза.) Иди сюда, Хефец. (Пауза.) Подойди ко мне. (Хефец подходит.) Я хочу, чтобы ты пошел к Тэгалаху и пока не поздно попросил у него прощения.

ХЕФЕЦ. Нет.

КЛАМАНСЭА. Ты действительно хочешь, чтобы он вступил с тобой в войну? Скажи мне.

ХЕФЕЦ. Пусть воюет. Пусть разрушает. Пусть уничтожает.

КЛАМАНСЭА. Не могу поверить, что это тот самый Хефец, которого я знала много лет. Объясни мне наконец, что это за безумие? Я хочу понять.

ХЕФЕЦ. «Хочу»… Глупости. Нечего тут понимать.

КЛАМАНСЭА. Я чувствую, как остатки моего любопытства и жалости к тебе начинают улетучиваться.

ХЕФЕЦ. Значит, ты тоже объявляешь мне войну?

КЛАМАНСЭА. Несчастный Хефец.

ХЕФЕЦ. Что вы мне, интересно, сделаете?

КЛАМАНСЭА. Ты так жаждешь это узнать?

ХЕФЕЦ. Я буду страдать, да?

КЛАМАНСЭА. Еще как! Ты же любишь страдать, правда? (Хефец усмехается.) Послушай, Хефец, скоро свадьба… Перестань играть у нас на нервах. Я не хочу никаких войн.

ХЕФЕЦ. Почему же? Воюйте со мной. Воюйте. Согните меня, сломайте. Почему бы и нет, если есть такая возможность? С Хефецем ведь все можно. Люди! Родственники! Как вам только не стыдно все время терзать меня, резать, колоть… Все эти годы. Колоть, не давать дышать, не давать кусок хлеба спокойно проглотить… Что я вам сделал, а? Люди… Пожалуйста, приканчивайте меня! Берите и приканчивайте. (Направляется к выходу.)

КЛАМАНСЭА. Хефец!

ХЕФЕЦ. Давайте, герои. Приканчивайте меня. Берите и приканчивайте. (Уходит.)

КЛАМАНСЭА. Может мне кто-нибудь объяснить, что тут происходит? Где мы живем? И живем ли мы вообще?.. Боже, до чего я дошла! До философии!.. Как бы там ни было, мое место возле мужа. И будь что будет.

КАРТИНА 6

В ту же ночь, немного позже. Улица, фасад кафе. За одним столиком сидит ШУКРА, за другим – ХАНА ЧАРЛИЧ.

ШУКРА. Сейчас – ночь. Что это значит – ночь? Это значит, что люди спят и не знают, что с ними произойдет. Кто хочет, может подойти и раскроить им голову топором. Вот что такое ночь. Трудно назвать это удовольствием. Правда, не все сейчас спят. Некоторые работают. Ты, например. Трудно работать ночью. Еще хуже, чем спать.

ХАНА. Я так устала.

ШУКРА. Вот видишь. А кроме тех, кто спит и работает, есть и такие, кто сейчас в кровати… совокупляются… Да… Знакомая проблема. Часть людей по ночам совокупляются. Но добром это не кончится, могу гарантировать… А есть еще такие, чья жизнь ночью подходит к концу… Они умирают. А умирать ведь не хочет никто. Но кто-то же должен это делать… Вот такая вот она – ночь. Такая. Да что тут много говорить? Уже одно то, что ночью темно, показывает, какая она змеюка, эта ночь. Но от меня не скроешь страданий никакой темнотой. Я очень хорошо все вижу.

Появляется ХЕФЕЦ в халате парикмахера.

ХЕФЕЦ. Здравствуйте. (Садится за стол.)

ХАНА. Здравствуй.

ШУКРА. Ты что, парикмахерскую ограбил?

ХЕФЕЦ (обращаясь к Хане). Можно чашечку кофе?

Хана с трудом поднимается и заходит в кафе.

ШУКРА. Значит, спать не собираешься, да? А что же ты будешь делать? В изнеможении слоняться до самого утра по улицам? Или вернешься домой и будешь стоять у окна, как будто собираешься броситься вниз? Ну? Что ты будешь делать? Скажи. Я же вижу, как ты мучаешься.

ХАНА возвращается, ставит чашку кофе на стол Хефеца и снова усаживается за свой столик.

ХЕФЕЦ (помешивая кофе). Простите, а можно немного молока?

ХАНА. Зайди в кафе и возьми сам, ладно?

ХЕФЕЦ. Простите, не понял.

ХАНА. Я думаю, в холодильнике еще осталось немножко молока. Сходи и возьми.

ХЕФЕЦ. Но ведь раньше в этом кафе подавали.

ХАНА. Я на ногах с шести утра. Хозяин уехал в Турцию, я работаю одна, мне никто не помогает.

ШУКРА. А что он там делает, в Турции?

ХАНА. Поехал за женой.

ШУКРА. Она что, сбежала от него, да? С турком? Вот это да!

ХАНА. Она там в отпуске, с детьми.

ШУКРА. А дети, они, вообще-то, от него?

ХЕФЕЦ. Так дадут мне молока или нет?

ХАНА. Может, обойдешься на этот раз без молока и не будешь заставлять меня вставать? Сделаешь мне большое одолжение.

ХЕФЕЦ. Но я не привык пить кофе без молока.

ХАНА. Ну только один разок.

ХЕФЕЦ. Но мне так невкусно.

ХАНА. Я бы тебя не просила, если бы мне не было так трудно вставать.

ХЕФЕЦ. Мне очень жаль, но я просто не получаю удовольствия от черного кофе.

ХАНА. Значит, все-таки заставляешь меня встать?

ХЕФЕЦ. А иначе как же у меня в кофе молоко появится? (Пауза.) Откуда оно возьмется, а?

ХАНА. Если бы ты относился ко мне с уважением, мог бы и сам пойти взять.

ХЕФЕЦ. Мог бы, верно. Но ведь не я же здесь официант. Я прихожу в кафе, чтобы меня обслуживали. Если я в кафе должен обслуживать самого себя, лучше вообще ничего не пить.

ХАНА. Может, так и поступишь?

ХЕФЕЦ. Как?

ХАНА. Не будешь пить.

ХЕФЕЦ. Зачем же я тогда в кафе пришел?

ХАНА. А я откуда знаю?

ХЕФЕЦ (набравшись смелости). Прошу прощения, но у меня кофе остывает. Могу я получить наконец свое молоко?.. (Шукре.) Я бы, может, и хотел ей уступить, она мне очень нравится, но… с чего это мне вдруг уступать? Вы меня понимаете? Не то чтобы я такой уж мелочный, но… Может, она потом будет смеяться надо мной… что я такой слабохарактерный, и подумает, что мной можно помыкать. Понимаете, о чем я говорю?

ШУКРА. В этом суровом мире надо быть твердым.

ХЕФЕЦ (решительно). Официантка! Молока! Немедленно! Вы меня слышите?

ХАНА. Слышу, слышу. (Поднимается и подходит к Хефецу.) Хефец, почему ты боишься быть со мной нежным? В этом ведь нет ничего плохого. Я вот не стыжусь быть с тобой ласковой. Посмотри мне в глаза. Я знаю, что по сути своей ты человек мягкий. Улыбнись же мне, не бойся. Маленькая улыбка, кивок головы – для женщины это целое событие. Если мы хотим, чтобы между нами произошло что-то прекрасное, нам нельзя бояться своих чувств. (Уходит.)

ХЕФЕЦ (Шукре). Что-то прекрасное?! Вы поняли, о чем она тут толковала?

ШУКРА. Я только одно понимаю. Официантка Хана Чарлич сейчас очень страдает. Ибо она в тебя влюблена. Сейчас она устроила тебе экзамен, а ты его не сдал.

ХЕФЕЦ. Влюблена?! В меня?!

ШУКРА. Я никогда и ничего просто так не говорю.

ХЕФЕЦ. Но по какому праву? Она что, свихнулась, эта Хана Чарлич?!

ХАНА (думая, что ее зовут). Иду!

ХЕФЕЦ. Просто с ума все посходили… Официантка эта уставшая со своими ногами распухшими… Кто я, по-вашему, а?! Всему есть предел! Почему именно мне – и Хану Чарлич?! Думаете, с Хефецем можно делать все, что вам вздумается? По какому праву?! (Уходит.)

ШУКРА. Она страдает. А теперь и он страдает. (Входит Хана с молоком.)

ХАНА. А где же Хефец?

ШУКРА. Ушел. Страдать.

КАРТИНА 7

В ту же ночь, чуть позже. Улица. Появляется ХЕФЕЦ. Видно, как ему тяжело идти. Он останавливается, медленно оборачивается и делает кому-то знак подойти.

ХЕФЕЦ. Иди, иди сюда, жизнь дорогая, время растраченное. Папа, мама, дети, воспитательницы, велосипеды, деревья, грабители, лавочники – все вы, идите сюда. И вы, книжки, грузовики, морские порты, войны, девушки худые и девушки толстые, начальники, бумаги, болезни, усталость – идите, идите сюда. Встаньте вокруг, я скажу вам речь… Уважаемые гости! Мы люди маленькие! (Сгибает колени и скрючивается.) Мы люди маленькие! (Сгибается еще больше.) Куда уж нам! (Усмехается и убегает на полусогнутых, с опущенной головой.)

КАРТИНА 8

В ту же ночь, чуть позже. Улица. На тротуаре – одинокий стул.

Появляются ФОГРА и ВАРШВИАК в теннисной форме.

ФОГРА. Трудно мне это понять. После обеда мы полтора часа играли в теннис, потом пошли в кафе, оттуда в ночной клуб, теперь идем сделать сюрприз моим родителям, нанести им ночной визит… И откуда во мне столько энергии?

ВАРШВИАК. Я тоже этому удивляюсь.

ФОГРА. Ну просто все во мне замечательно. Взять, к примеру, эти нескончаемые удовольствия. Я чувствую, что в этой сфере я все время продвигаюсь вперед, развиваюсь. Даже сейчас. Вроде бы иду себе, непринужденно болтаю, а в это время где-то в глубине у меня рождаются блестящие физические идеи. Я без труда все понимаю, усваиваю, перерабатываю. Удивительно, как это все у меня так замечательно получается? (Видит стул.) О, что я вижу! Что я вижу! Жизнь просто не знает, что еще для меня сделать. Как будто мало того, что я от нее уже получила, так судьбе еще угодно ночью, посреди улицы, предложить мне стул! Ну, каково? Стул! На случай, если я устану. С ума сойти! (Легонько пинает стул ногой.) Этот стул-подлиза так и ждет, что я присяду на него. Но он такой чести не удостоится. Потому что я чувствую себя свежей и бодрой. (Запрыгивает на стул.) Пусть судьба видит: все, что она ради меня делает, не производит на меня никакого впечатления!

ВАРШВИАК. Какая женщина! Какое мировоззрение! (Опускается на колени, его голос дрожит от страсти.) Фогра, Фогра… (Начинает целовать ее икры, бедра.) Фогра, Фогра…

ФОГРА. Да, Варшвиак, это мои ноги. Да.

ВАРШВИАК. Фогра… Фогра…

ФОГРА. Да, ты не ошибся, это мои ноги.

ВАРШВИАК (с еще большей страстью). Фогра! Фогра!

ФОГРА. Осторожно, Варшвиак, мне уже так хорошо, что я могу сделать тебе что-нибудь нехорошее. Толкнуть тебя, например, сама не знаю почему. Боюсь, что от счастья я могу утратить всю свою рассудительность.

ВАРШВИАК (страстно). Я люблю Фогру!

ФОГРА (спрыгивает со стула, Варшвиак остается в той же позе). Пойдем отсюда, пока я тебя не ударила.

КАРТИНА 9

Чуть позже, в ту же ночь. Комната Хефеца. ХЕФЕЦ в пижаме сидит на кровати. Поверх пижамы – халат парикмахера.

ХЕФЕЦ. Не думаю, чтобы сегодня ночью они мне еще что-нибудь сделали. Разве что утром… А посему я говорю себе: «Спокойной ночи» и отправляюсь кричать и плакать во сне…

Входит КЛАМАНСЭА в ночной сорочке и садится на кровать Хефеца, делая вид, что не видит его.

Что это значит? (Кламансэа не реагирует, достает из рукава веер и начинает им обмахиваться.) Я собирался спать. (Кламансэа не реагирует.) Твоя цель – не дать мне спать?

Входит ТЭГАЛАХ в пижаме с маленьким венком в руках, подходит к Кламансэа, нежно надевает ей венок на голову, целует руку и садится между нею и Хефецем. Пауза.

КЛАМАНСЭА. Мне жарко. Я вся вспотела.

ТЭГАЛАХ (дотрагивается до шеи Кламансэа). Здесь? (Кламансэа улыбается и кивает, Тэгалах достает носовой платок и вытирает ей шею, после чего его рука спускается чуть ниже.) Здесь? (Кламансэа кивает, Тэгалах вытирает и здесь, потом его рука спускается ей на грудь.) Здесь? (Кламансэа смущенно улыбается.)

ХЕФЕЦ. Напоминаю вам, что я сижу здесь и все вижу.

ТЭГАЛАХ (не реагируя). Здесь?

ХЕФЕЦ. Вам что, все равно?

ТЭГАЛАХ (его рука продолжает спускаться). Как я, люблю эту ночную тишину. Ни звука. Ни шороха. Только мы с тобой. Одни.

ХЕФЕЦ. Но ведь здесь нахожусь я!

ТЭГАЛАХ. Только ты и я, одни… А жалкий Хефец лежит там, у себя в комнате, с открытыми глазами и страшно мне завидует.

ХЕФЕЦ. Я понял, чего вы добиваетесь. Но сейчас я устал. Приходите утром.

ТЭГАЛАХ (быстро, Хефецу). Мы сами выбираем время и место. (Продолжает вытирать грудь Кламансэа.)

КЛАМАНСЭА. Что это было?

ТЭГАЛАХ. Не знаю. Может быть, кошка, а может быть, ставня стукнула.

КЛАМАНСЭА. Давай лучше пойдем к себе.

ТЭГАЛАХ. Тебе что, здесь плохо? Ты стесняешься?

КЛАМАНСЭА. Немножко.

ТЭГАЛАХ. Но мы же здесь одни, кого тебе стыдиться?

ХЕФЕЦ. Меня.

ТЭГАЛАХ. Кого? Стола, стула?

ХЕФЕЦ. Меня!

ТЭГАЛАХ. Шкафа, кровати?

КЛАМАНСЭА. Да нет, просто…

ХЕФЕЦ. Слава Богу, что хоть она еще стыда не потеряла. Кламансэа, продолжай стесняться!

ТЭГАЛАХ. Ты видишь, до чего дошло? Он думает, что ты на его стороне.

ХЕФЕЦ. Потому что я еще не утратил чувства собственного достоинства!

ТЭГАЛАХ. Кламансэа, докажи ему, что он ошибается.

ХЕФЕЦ. Я не ошибаюсь. Продолжай меня стесняться, Кламансэа.

КЛАМАНСЭА (внезапно встает, быстро поворачивается спиной к Хефецу, задирает рубашку и обнажает зад перед самым его носом). Вот, вот как я тебя стесняюсь!

ХЕФЕЦ (вскакивая с кровати). А-а-а-а?!

КЛАМАНСЭА (снова поворачиваясь к нему лицом). Потому что, если уж на то пошло, Тэгалах, в сравнении со мной, просто Божий одуванчик.

ХЕФЕЦ. Что вы о себе возомнили? Вы, оба? Посмотрите на себя, на кого вы похожи! Этот венок… Да над вами можно два года смеяться без перерыва.

ТЭГАЛАХ. Попробуй. (Встает и берет Кламансэа под руку.) Давай же, начинай смеяться.

ХЕФЕЦ (немного отойдя назад, показывает на них пальцем и пытается засмеяться громким презрительным смехом). А-ха-ха-ха-ха… Ночная рубашка и пижама! А-ха-ха-ха-ха… (Тэгалах и Кламансэа смотрят друг на друга и улыбаются.) А-ха-ха-ха-ха… Венок на голове! День рожденья! День рожденья… Венок… А-ха-ха-ха-ха. (Пытается продолжать, но безуспешно.) Ха-ха-ха… (Смущенно замолкает.)

ТЭГАЛАХ. Ну-ну. (Пауза.) Может быть, Адаша Бардаша на помощь позвать? (Пауза.)

ХЕФЕЦ. Ты можешь сделать перерыв? Я хочу с тобой поговорить.

ТЭГАЛАХ (жене). Гм… «Два года смеяться без перерыва…» (Хефецу.) Ну, чего тебе?

ХЕФЕЦ. Вы правда решили мне жизнь испортить?

ТЭГАЛАХ. Разумеется.

ХЕФЕЦ. Можно узнать почему?

ТЭГАЛАХ. Нечего тут знать. Хотим и все.

ХЕФЕЦ. Тогда к чему все эти игры? Сказали бы прямо, что вы все эти годы только и ждете удобного случая…

ТЭГАЛАХ. Конечно, ждем. Я говорю об этом без тени стыда. При виде тебя у меня просто кровь в жилах закипает. С того самого дня, как ты у нас поселился, я испытываю острое желание тебя уничтожить.

ХЕФЕЦ. Почему?

ТЭГАЛАХ. А черт его знает почему. Семнадцать лет я смотрю, как ты ешь, пьешь, спишь и вообще претендуешь на то, чтобы быть живым, и все во мне буквально восстает, потому что ты ничего этого не заслужил. Ничего. Каждый кусок хлеба, который ты кладешь себе в рот, каждая чашка чая, которую ты выпиваешь, – это нахальство. Каждый твой вздох – это воровство, а твои зрение и слух – это грабеж. Да кто ты такой, чтобы себе это позволять?!

КЛАМАНСЭА. Тэгалах, потише. Соседи услышат.

ТЭГАЛАХ. Кто ты такой, чтобы сметь надеяться на что-то, стремиться к любви, к успеху, к счастью, чтобы хотеть быть, как все? Да тебе семь раз на дню надо прощения просить за то, что ты еще жив.

ХЕФЕЦ. Просить прощения? У кого?

ТЭГАЛАХ. У кого, негодяй? У кого, убийца?!

КЛАМАНСЭА. Тэгалах!

ТЭГАЛАХ. У меня, у моей жены, у моей дочери, у каждого человека, проходящего мимо тебя по улице. Ты должен ходить с опущенной головой и с глазами виноватой собаки. Проси прощения за то, что ты жив!

ХЕФЕЦ. Послушайте, зачем вы все время меня терзаете?

ТЭГАЛАХ. Не спорь со мной, проси прощения!

ХЕФЕЦ. Оставьте меня в покое, слышите? Оставьте меня в покое!

ТЭГАЛАХ. Проси прощения. Мы теряем драгоценное время.

ХЕФЕЦ. Вы что, не слышите? Оставьте меня в покое!

ТЭГАЛАХ. Проси прощения. Проси!

ХЕФЕЦ. Отстаньте от меня! Я и так все время прошу у вас прощения. Вы что, слепые, не видите? Я встаю утром – и прошу прощения. Умываюсь – и прошу прощения. Выхожу на улицу – прошу прощения. Иду среди людей – прошу прощения. Возвращаюсь домой – и снова прошу прощения… Все время прошу, и прошу, и прошу. Потому что мне ведь только из милости все позволяют. Я оглядываюсь на свою жизнь и вижу: я только и делал, что просил прощения. У меня вообще никакой жизни не было… Ну что, теперь ты доволен? Могу я хотя бы теперь отдохнуть? (Пауза.)

ТЭГАЛАХ. Нет. Как раз теперь мне этого мало. Я слышу звуки военной трубы. Кламансэа, сражение начинается!

КЛАМАНСЭА. Не понимаю, почему нельзя уничтожать людей по утрам?

ТЭГАЛАХ. Нет-нет, сейчас, именно сейчас. Пока наша доброта не заставила нас раскаяться. Вставай, Кламансэа. Одна из наших любимых игр, когда мы валяемся в постели, называется «Подглядывающий Хефец получает наказание». (Кламансэа выходит на середину комнаты.) Ночь. Тэгалаха нет дома. Кламансэа раздевается в своей комнате и собирается лечь спать. Хефец, согнувшись, стоит за дверью и подглядывает в замочную скважину.

ХЕФЕЦ. Клевета! Я в жизни никогда не подглядывал!

ТЭГАЛАХ. Кламансэа, можешь начинать. Я буду изображать Хефеца.

ХЕФЕЦ. Я запрещаю тебе изображать меня!

ТЭГАЛАХ. Кламансэа, начинай, ну?

Кламансэа поворачивается спиной к Тэгалаху. Тэгалах нагибается и подглядывает в воображаемую замочную скважину. Он переминается с ноги на ногу от нетерпения. Кламансэа, тихо напевая, медленно приподнимает края ночной рубашки, пока не становятся видны ее бедра. Тэгалах изображает растущее нетерпение.

ХЕФЕЦ. Это не я, это не я…

Поднимая рубашку до ягодиц, Кламансэа начинает поглаживать свои бедра. «Возбужденный» Тэгалах похотливо причмокивает. Услышав его, Кламансэа отпускает край рубашки, давая ей упасть, оборачивается, молниеносным движением бросается к «двери», «открывает» ее и «обнаруживает» подсматривающего «Хефеца», не успевшего выпрямиться. «Пораженный» Тэгалах порывается встать, но Кламансэа пригибает его голову к земле.

КЛАМАНСЭА. Что я вижу? Хефец! Подглядывает!

ТЭГАЛАХ. Нет, нет, это не так…

КЛАМАНСЭА. Ты подглядывал, подглядывал!

ТЭГАЛАХ. Нет! Нет! Нет! Нет!

КЛАМАНСЭА. Ты пытался увидеть интимные части моего тела.

ТЭГАЛАХ. Нет! Нет! Зачем они мне?

КЛАМАНСЭА. Для чего же ты тогда пригнулся возле моей двери?

ТЭГАЛАХ. Я?.. Э-э… Э-э…

КЛАМАНСЭА (пригибает его голову еще ниже и передразнивает). Э-э-э… Э-э-э…

ТЭГАЛАХ. Я делал зарядку.

КЛАМАНСЭА. Зарядку? Возле замочной скважины?! Я тебе сейчас покажу зарядку!

ТЭГАЛАХ. Позволь мне выпрямиться.

КЛАМАНСЭА. И не подумаю.

ТЭГАЛАХ. Прошу тебя.

КЛАМАНСЭА. Сейчас ты будешь наказан, трусливый соглядатай.

ТЭГАЛАХ. Я не подсматривал. Меня не за что наказывать.

КЛАМАНСЭА. Посмотрим, что ты скажешь, когда я обо всем расскажу Тэгалаху.

ТЭГАЛАХ. Не рассказывай ему, прошу тебя!

КЛАМАНСЭА. И Тэгалаху, и Фогре.

ТЭГАЛАХ. Нет, только не Фогре!

КЛАМАНСЭА. Я женщина порядочная, честная. Твой поступок приводит меня в содрогание. Но прежде чем что-то предпринять, я обязана посоветоваться со своей семьей.

ТЭГАЛАХ. Это больше не повторится. Клянусь памятью моей дорогой мамочки!

ХЕФЕЦ. Оставьте в покое мою мамочку!

ТЭГАЛАХ (назло). Именем моей дорогой мамочки, дорогой моей мамочки, мамочки моей дорогой! Это больше не повторится!

КЛАМАНСЭА. Значит, ты признаешь, что подглядывал? (Тэгалах всхлипывает.) Ты признаешь, что подглядывал?

ТЭГАЛАХ. Я человек одинокий. У меня нет своей жены. Я позавидовал счастью Тэгалаха.

КЛАМАНСЭА (убирает руку с головы Тэгалаха, тот пытается выпрямиться). Не смей! (Тэгалах сгибается.)

ТЭГАЛАХ. У меня спина болит.

КЛАМАНСЭА. У всех, кто подглядывает, болит спина.

ТЭГАЛАХ. Я же не могу так стоять всю жизнь. Сжалься надо мной.

КЛАМАНСЭА. Сейчас я пойду спать сладким сном, а ты останешься стоять тут, согнувшись, возле окна. А когда взойдет заря, будешь кричать: «Свет! Я подглядываю за светом!» И попробуй только у меня выпрямись – все расскажу Фогре!

ТЭГАЛАХ. Какое жестокое наказание! Но взамен обещай мне, по крайней мере, что никому не расскажешь!

КЛАМАНСЭА. Я не заключаю сделок по ночам. Я устала. (Растягивается на кровати.)

ТЭГАЛАХ. Ответь же мне, ответь!

КЛАМАНСЭА (закрывая глаза). Я прекрасно сплю. У меня ровное дыхание.

ТЭГАЛАХ. А я стою, согнувшись, как кресло-качалка.

КЛАМАНСЭА. Я храплю. (Храпит.) Я храплю и совершенно этого не стыжусь. (Храпит.)

ТЭГАЛАХ. У меня ужасно болит спина.

КЛАМАНСЭА. Из-за того, что я сплю очень крепко, на верхней губе у меня выступают капли пота…

ТЭГАЛАХ. Я вижу, как ритмично вздымается и опускается ее грудь, и понимаю, что у меня нет никаких шансов.

КЛАМАНСЭА. Сколько людей умирают и сходят с ума, пока я тут сплю, а я этого даже не чувствую.

ТЭГАЛАХ. Восходит заря. Свет. Я подглядываю за светом. Свет.

КЛАМАНСЭА (встает, лениво потягивается, зевает). Я отлично поспала.

ТЭГАЛАХ. Свет! Я подглядываю за светом!

КЛАМАНСЭА (деланно смеется). Ха-ха-ха… Ха-ха-ха. Таков характер соглядатая. Он боится света. Открой жалюзи! Открой их, трусливый заяц!

Тэгалах открывает воображаемые жалюзи, в страхе перед светом закрывает руками глаза, а затем бросается к Кламансэа, падает перед ней на колени и прячет свое лицо в складках ее ночной рубашки.

ТЭГАЛАХ. У тебя такое горячее тело!

КЛАМАНСЭА (отталкивая его). А ты не знал? Это от хорошего здоровья.

ТЭГАЛАХ. Я уже могу выпрямиться?

КЛАМАНСЭА. Нет. Сейчас, не распрямляя спины, ты пойдешь в ванную и постираешь мое белье, согнувшись над тазом в три погибели.

ТЭГАЛАХ (пробегает, согнувшись, несколько шагов, выпрямляется и объявляет). Конец первой игры! (Трет спину.) О, моя спина… (Подходит к Хефецу.) Ты у меня еще попрыгаешь. Можешь даже немного поплакать, если хочется. Кламансэа, игра номер два! (Стук в дверь. Тэгалах идет открыть, затем возвращается и объявляет.) Фогра и Варшвиак! В три часа ночи.

Входят ФОГРА и ВАРШВИАК в теннисной форме.

КЛАМАНСЭА. Что случилось?

ФОГРА. Мне захотелось вас удивить, и я это сделала.

ВАРШВИАК. Мне тоже захотелось. И я пришел.

КЛАМАНСЭА. Браво! Да здравствует молодость, способная тратить свою энергию на глупости!

ФОГРА. Мама, у тебя на голове цветы!

ТЭГАЛАХ. Нам тоже захотелось кое-что сделать.

ФОГРА. В ночной рубашке? В такое время?! (Замечает Хефеца.) О, и Хефец здесь. Как давно я тебя не видела. (Подходит к нему.) Фу, да ты постарел… Как ты мог это допустить? (Хефец вдруг сгибается и принимает позу подглядывающего человека, в которой до этого стоял Тэгалах.) Что ты делаешь?

ХЕФЕЦ. Здравствуй, Фогра. Твои мама и папа утверждают, что я подглядываю.

ФОГРА. Что? Не понимаю.

ХЕФЕЦ. Твои родители утверждают, что я подглядываю.

ФОГРА. Чем вы тут занимались до нашего прихода? Один стоит, согнувшись, в белом халате. У мамы венок на голове… Что тут происходит?

ТЭГАЛАХ. Ладно, Хефец, ложись спать.

ХЕФЕЦ. Я подглядываю за Фогрой.

ФОГРА. По-моему, кто-то обидел моего Хефеца.

ТЭГАЛАХ (Фогре). Пойдем в гостиную.

ВАРШВИАК. А я – на кухню. Не знаю, что со мной такое. Все время ем и ем. (Уходит.)

ФОГРА. Хватит, Хефец, распрямляйся, пошли в гостиную.

ТЭГАЛАХ. Зачем он тебе?

ФОГРА. Хефец – он милый. Я хочу, чтобы он сел и рассказал мне, что случилось.

ХЕФЕЦ (в той же позе). Я уже сказал: я подглядываю. Поэтому я не могу пойти с вами в гостиную. Я буду стоять под дверью и прижиматься глазом к замочной скважине.

ТЭГАЛАХ. Он просто пытается вызвать жалость к себе.

КЛАМАНСЭА (Фогре). Ты еще не знаешь всего.

ТЭГАЛАХ. Ты не знаешь, что он сказал о тебе. Да-да, о тебе.

ФОГРА. Постыдились бы! Такую тряпку, как Хефец, обидеть не трудно.

ТЭГАЛАХ. Ага. Так ты тоже признаешь, что он тряпка? Значит, мы – единомышленники?

ФОГРА. Кто такой Хефец – всем хорошо известно. Но я могу позволить себе относиться к нему плохо, а ты – нет.

ТЭГАЛАХ. Вот она – благодарность за мои жертвы. Жду вас в гостиной. (Уходит.)

ФОГРА. Пойдем, Хефец, с нами. Сможешь жаловаться, сколько захочешь.

КЛАМАНСЭА. Папа ему не позволит.

ФОГРА. Я беру Хефеца под свое покровительство. Пойдем же, Хефец. (Пауза.) Имей в виду, больше я просить не буду. Такому человеку, как ты, я не могу уделять слишком много внимания. Последний раз тебя спрашиваю: ты идешь или нет?

ХЕФЕЦ. Я уже сказал, я не могу. Я подглядываю. А теперь, оказывается, я еще и тряпка. Значит, я должен стоять здесь, как тряпка, с открытым ртом, и подглядывать за тобой и твоим женихом. За вашим счастьем.

ФОГРА. Понятно. (Матери.) Мама, в гостиную!

КЛАМАНСЭА. Вот видишь, теперь ты убедилась? (Направляется к выходу.)

ХЕФЕЦ (кричит ей вслед). Потому что подглядывающая тряпка не может сидеть с вами в гостиной! Понятно вам?

Фогра и Кламансэа уходят, Хефец продолжает стоять, согнувшись. Из кухни возвращается ВАРШВИАК с бутербродом.

ВАРШВИАК. А где все? В гостиной? (Ест.) Слушай, а почему ты так стоишь? (Пауза.) А? (Пауза.) Меня зовут Варшвиак. (Пауза.) Фогра всегда говорит о тебе только хорошее. Ты ведь Якоби, да?

ХЕФЕЦ. Нет.

ВАРШВИАК. Ладно, это не важно. В общем, она тебя очень хвалит. Говорит, что ты ей очень дорог.

ХЕФЕЦ. Вы имеете в виду Якоби?

ВАРШВИАК. Да.

ХЕФЕЦ. А я – не Якоби.

ВАРШВИАК. Не важно. Она говорит, что, когда была ребенком, ты с ней играл, помогал ей готовить уроки, купал…

ХЕФЕЦ. Да, но это был я, а не Якоби.

ВАРШВИАК. Не важно. Я только хотел сказать, что ты видел Фогру голой, когда она была еще маленькой девочкой, а я ее вижу голой сейчас, когда она стала женщиной. Так кто из нас, по-твоему, в выигрыше? Я! Я хочу сказать, что красота Фогры досталась мне. Кстати, а где она? Я соскучился. (Идет к выходу, но останавливается.) Прости, но, когда я вижу кого-нибудь в такой позе, во мне просыпается спортсмен. (Перепрыгивает через Хефеца.) Теперь ты не вырастешь. (Уходит.)

ХЕФЕЦ. Куда уж мне…

КАРТИНА 10

В ту же ночь, чуть позже. Фасад кафе. ХАНА ЧАРЛИЧ сидит за столиком. Появляются АДАШ БАРДАШ и ШУКРА. Шукра останавливается у входа кафе.

АДАШ (оборачивается к Шукре). Шукра, что ты ходишь за мной, как шакал?

ШУКРА. А вдруг ты упадешь и потеряешь сознание?

АДАШ. То есть чтобы мне помочь?

ШУКРА. А для чего же еще?

АДАШ. А может, ты хочешь меня побить? Хотя, с другой стороны, зачем тебе меня бить?

ШУКРА. Ну и вопросики он задает.

АДАШ. Как это грустно – падать в обморок, когда некому тебя подхватить. Ладно. Мне пора отдохнуть. Я уже целых пять минут иду, не останавливаясь. (Усаживается за столик. Шукра садится рядом.)

ШУКРА. А тебе известно, что официантка Хана Чарлич больше не интересуется Хефецем? Ее сердце сейчас свободно.

АДАШ. Зачем ты мне это рассказываешь?

ШУКРА. А тебя это разве не интересует?

АДАШ. Ты думаешь, что… Может быть, я…

ШУКРА. Я молчу.

АДАШ. Она что, правда готова? Ты ее спрашивал? Ты уверен? Скажи мне!

ШУКРА. Я молчу.

АДАШ. Я бы подошел к ней прямо сейчас, но не могу. Я плохо себя чувствую.