Текст книги "Сотворение мира за счет ограничения пространства, занимаемого Богом"

Автор книги: Ханох Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

В то время как могильщик, стоя в яме, разглядывает икры вдовы, а та вопит и пытается спрыгнуть вниз, со дна могилы доносится тихий вопль покойного:

– Жена моя, не оставляй меня в могиле одного! Не покрывай меня землей только потому, что я так ослаб. На кладбище, конечно, полно мертвых мужей, но не надо подражать другим подлым вдовам. Я обращаюсь и к тебе, и ко всем остальным: заведите новый обычай, перестаньте нас хоронить! И начните с меня. Нехорошо, если ты в присутствии посторонних будешь бросать в меня землю, когда я совершенно бессилен. Признай, что это нелепо и не свойственно верной жене. Жена моя, почему ты не остановишь похороны, не отправишь всех присутствующих по домам, не возьмешь меня на руки, не отнесешь в дом, который, между прочим, купил тебе я и в котором ты якобы хотела жить со мной, пока у меня были хоть какие-то силы и я держался, чтобы не умереть? И дня не прошло с момента моей смерти, а ты уже нетерпеливо сбрасываешь меня в яму, и делаешь это так же уверенно и элегантно, как, просыпаясь по утрам и сидя возле зеркала, с задом, размягченным от долгого лежания на теплой постели, ты втыкала себе в волосы заколку, в то время как я с обожанием смотрел на твою спину, фигуру, движения твоих ребер и позвоночника и был благодарен тебе за это, как будто все эти части тела были твоим личным достижением, подарком к нашей свадьбе. Я никогда – слышишь, никогда! – не осмеливался даже и подумать о том, чтобы спину твою или, скажем, зад, так же как и любую другую часть твоего тела, похоронить в земле. Наоборот, я думаю, что если и существует что-то связанное с источником жизни, с вечностью, так это твоя плоть. Во что я верил? В Бога? Нет. Я человек простой, и у меня не было сил представлять в своем воображении вещи, которых нельзя увидеть глазами. Мне это не доставляло никакого удовольствия. Я верил в маленькие, простые и мягкие сущности, апофеозом которых были части твоего тела. Поэтому, когда я говорю, что видел в твоей плоти источник жизни и полномочного представителя твоей личности, я выражаю те истинные чувства, кои испытывал, когда ты приближалась к кровати, чтобы рухнуть на нее, или когда отходила от нее, чтобы подмыться. Я всегда искренне считал, что движения твоих бедер – это огромная верховная сила, и мне кажется, что, помимо всего прочего, я умер из-за того, что, не в силах перенести эти чувства, слишком разволновался, что и привело в конце концов к разрыву моего сердца. Нет, я не пытаюсь выиграть время. Но даже если ты решила окончательно похоронить меня, скажи, почему тебе так не терпится? К чему такая спешка? Куда подевалась твоя пресловутая лень? Куда ты так торопишься? С кем ты пойдешь домой? Я теперь ничем не распоряжаюсь, и от меня ничто не зависит. Я не могу повлиять даже на самые мельчайшие события и не имею доступа к информации. Кто поручится, что твои бедра не прижмутся в такси к коленям соседа? Он, конечно, может быть широкоплечим и хорошо одетым, но даже если он будет сгорбленным и старым, ты все равно будешь благодарна ему за то, что он дышит. Не рассказываешь ли ты ему о позоре моей смерти? Не от этого ли он чувствует себя широкоплечим? Я так сильно завишу от тебя, я так беззащитен. Больше, чем когда был младенцем. Тогда я мог, по крайней мере, горько плакать, а сейчас не могу издать ни звука. Не истолковывай неправильно тишину, царящую на кладбище в целом, и мое молчание, в частности. В действительности это не тишина, а долгий, протяжный вой, которого просто не слышно. Ибо печаль, его порождающая, неописуема. Вот что значит смерть. И с этой точки зрения ты действительно победила, ибо смерть для нас – это вечное мучительное лежание на спине и невозможность привлечь ваше внимание к нашему вою. О, жена-победительница! Помни меня, жена! Помни меня! Я испытываю сейчас ужасные чувства. Обещаю тебе вести себя хорошо. Скоро я перестану сердиться и не буду более расстраиваться из-за того, что ты покрыла меня землей. Постепенно я смирюсь. Только прошу тебя, не забывай меня. Если можно, вспоминай меня ясно, четко и на красивом фоне. Делай это с приличествующей печалью и помни обо мне только хорошее, высоконравственное. Когда будешь оставаться одна, постарайся не забывать прикосновений моей руки и моего шепота. А главное, вспоминай меня почаще. Если же не получится вспоминать, то, по крайне мере, чувствуй, что тебе чего-то недостает. Твой бесконечно тебя любящий похороненный тобою муж.

Услышав голос мужа, могильщик сразу же забывает об икрах вдовы, как ужаленный выпрыгивает из ямы, хватает лопату и начинает торопливо засыпать могилу. Вдова продолжает вести себя так, как описано выше, а могильщик кончает засыпать, утрамбовывает землю и уходит. Сердце его грызет печаль, вызванная тем, что ему пришлось сдержать свое желание овладеть белым телом вдовы. Это печаль утомительной, напрасно растраченной, не использованной по назначению жизни, которая поселилась в его душе, когда он увидел икры вдовы впервые. Но она усугубляется печалью, возникшей, когда он увидел икры вдовы во второй раз. Это печаль умершего мужа, печаль муки расставания покойников с жизнью, печаль бессильных мертвецов, вынужденных разлучаться с живой, подвижной, остающейся в этом мире женской плотью, которую когда-то они держали в руках и которая обещала принадлежать им вечно. И вот с этими двумя сжигающими его изнутри шаровыми молниями печали могильщик вдет по тропинке к конторе. А навстречу ему уже движется новая похоронная процессия. Четыре человека несут завернутого в саван покойника, следом за ними, поддерживаемая под руки, плетется ослабевшая от горя вдова, а ее икры, как два актера пантомимы с белыми масками на лицах, слегка дрожат от волнения в предвкушении выступления на краю могилы…

1973

Из цикла «Три романтических истории о скамейке в парке»

1. ПРЕДЛОЖЕНИЕ РУКИ И СЕРДЦА

Иногда бывает так: говорит человек о чем-нибудь увлеченно, говорит, говорит… И вдруг изо рта у него вылетает м-а-аленькая струйка слюны. И попадает прямо в собеседника. Или, если дело происходит во время трапезы, – в тарелку соседа.

Именно это случилось с парнем по имени Шкурца.

Сидел как-то Шкурца летним вечером на скамейке в парке рядом с девушкой, которой был очень увлечен, рассказывал ей, волнуясь, про свою жизнь, посвящал ее в свои самые сокровенные тайны. Но в тот самый момент, когда он наконец-то произнес: «Я тебя люблю», изо рта у него брызнула слюна и попала девушке на подбородок.

Девушка вздрогнула. Голова ее дернулась было назад, но она быстро вернула ее на место и застыла неподвижно. Под ее нижней губой повисла маленькая сверкающая капля, нечто вроде пенящейся жемчужины. Из вежливости девушка не стала ее вытирать – не хотелось ставить парня в неловкое положение, – поэтому она сделала вид, что ничего не случилось, и продолжала сидеть, не шевелясь. Только бегавшие из стороны в сторону глаза свидетельствовали о том, что в мозгу у нее проносятся лихорадочные мысли.

Шкурца не знал, как ему лучше поступить. Может быть, сделать вид, что ничего не случилось, и попросту не замечать слюну на подбородке у девушки? Или может, вытереть слюну пальцем и попросить прощения? А может быть, лучше поцеловать девушку в подбородок и во время поцелуя как бы невзначай «промокнуть» слюну губами или слизнуть языком? Не зная, что делать, он просто сидел и не делал ничего.

Однако время шло, и девушка больше не могла делать вид, что ничего не произошло. Подбородок у нее пощипывало, лицо пылало. Шкурца тоже испытывал ужасные мучения. Он то опускал глаза в землю, то смотрел на звезды. В животе у него крутило, зад нервно ерзал по скамейке. Чтобы разрядить ставшее невыносимым напряжение, он стал искать, чем бы заняться, и, увидев на земле лист, упавший с дерева, решил его поднять. Однако когда он наклонился, то, совершенно неожиданно для себя, пукнул, издав звук, похожий на храп. Сам по себе этот звук был очень слабый, еле слышный, но в тишине, царившей в парке, прозвучал как раскат грома. Шкурца вздрогнул, стремительно выпрямился и застыл, как бы не веря тому, что его капризное тело сделало ему такую гадость. Девушка тоже вздрогнула – можно сказать, что они вздрогнули одновременно, – но сразу же взяла себя в руки и попыталась сделать вид, что ничего не слышала. Чтобы хоть как-то сгладить впечатление, произведенное неприличным звуком, Шкурца сильно топнул ногой, отчаянно замахал рукой за спиной у девушки, пытаясь разогнать неприятный запах и направить испорченный воздух в сторону моря, и сорвавшимся на фальцет голосом крикнул: «Выйдешь за меня замуж?» Но когда, сгорая от стыда, он украдкой взглянул на девушку, то увидел, что она не дышит. Сидит, словно аршин проглотила, и не дышит, дожидаясь, пока рассеется запах.

Девушка старательно пыталась придать своему лицу непроницаемое выражение, но у нее ничего не получалось. Верхняя губа, помимо ее воли, дергалась, а нос инстинктивно морщился от отвращения. На Шкурцу она старалась не смотреть, но краем глаза видела, как он ужасно страдает. Если она сейчас ответит на его предложение отказом, Шкурца решит, что она заметила, как брызнула слюна, слышала, как он пукнул, и строго его за все это осуждает. Еще, чего доброго, подумает, что она женщина консервативная, мелочная, придающая значение пустякам. Поэтому она поспешила убрать с лица гримасу отвращения, справилась с дергающейся губой и голосом, который, неожиданно для нее самой, прозвучал на октаву ниже, сказала: «Да, я согласна выйти за тебя замуж». Рука Шкурцы, все еще отчаянно пытавшаяся разогнать облако неприятного запаха, которое почему-то отказывалось рассеиваться, застыла в воздухе.

Из парка они вышли, держась за руки, как и подобает жениху и невесте. Девушка шла, опустив голову, и размышляла. Капля слюны на ее подбородке к этому времени уже высохла. Вырвавшиеся из Шкурцы газы рассеялись и смешались с другими газами в безграничном пространстве Вселенной. Девушка пыталась убедить себя, что все это пустяки, что такие мелочи о человеке ничего не говорят. И все же совместное будущее с таким человеком ее страшило.

Шкурца, в свою очередь, уже не так сильно переживал случившееся. Изо рта у него больше не брызгала слюна, а его кишечник больше не бесчинствовал. Одним словом, Шкурца почти успокоился и шагал, вдыхая воздух полной грудью. Можно даже сказать, не шагал, а плыл, словно рыба в воде. И все-таки его потная рука сжимала руку невесты как-то неуверенно. Девушка, которой предстояло стать его женой, вызывала у него смутное, необъяснимое отвращение. По мере того как они удалялись от парка, это отвращение все усиливалось и усиливалось.

2. РАЗОЧАРОВАНИЕ

Как-то вечером один мужчина сидел в парке на лавочке с женщиной. Целью мужчины было удовлетворение известных естественных потребностей. Мужчина был уже не молод. Женщина тоже была не первой свежести. Судя по всему, когда-то она была не лишена некоторого очарования, но это было давно. Правда, она еще вызывала у него желание, но это, скорее, объяснялось тем, что она женщина, а также тем, что парк находился возле моря. Желание мужчины было каким-то неконкретным, неопределенным, расплывчатым. Можно сказать, что это было желание вообще. Ему было очень жаль, что такой великолепный вечер на фоне вечно молодой природы, ассоциирующейся в нашем воображении с прекрасными женщинами, он вынужден тратить на лишенную вкуса, напоминающую консервированное мясо плоть. Какие воспоминания могут остаться от такого времяпрепровождения? Чем он будет хвастаться перед друзьями? Он сидел удрученный, холодный и ровным счетом ничего не испытывал. Опустив глаза, он украдкой взглянул на профиль женщины. Та сидела неподвижно и смотрела прямо перед собой. Иногда (хотя, надо признаться, довольно редко) случается, что посмотришь на лишенную обаяния женщину под определенным углом зрения и она вдруг покажется тебе миловидной. Правда, через мгновение это ощущение пропадает. Именно это произошло и в данном случае. Когда он взглянул на женщину при голубоватом, отражающемся в море свете луны, на какое-то мгновение она показалась ему очаровательной. Он закрыл глаза, дабы сохранить это мгновение в памяти, и поцеловал ее в губы. Между тем женщина, как и он, тоже мечтала встретить мужчину, наделенного обаянием. Лишь такому мужчине она готова была отдать жар своей любви и влагу своей страсти. Но такого мужчины у нее не было. Ничего удивительного, что ее губы были холодными, и он испытал такое чувство, словно поцеловал огурец.

В расположенном неподалеку невысоком кустарнике, метрах в четырех-пяти от этого ледяного поцелуя, прятался вуайер. Вот уже полчаса он стоял, пригнувшись в тени кустов, подсматривая за сидящей на скамейке парочкой, и с нетерпением ждал, когда же, наконец, произойдет великий взрыв страстей. Да, нелегка участь вуайера. У него нет собственной ночной жизни. Словно сексуально озабоченный гриб, он стоит в кустах и с тайным вожделением подглядывает за пылающими кострами чужих страстей. Безмолвный, взволнованный свидетель проходящей мимо чужой жизни, он стоит с широко разинутым ртом и дрожит от вечного страха, как бы его не поймали. Ремень у него расстегнут, штаны приспущены, рука время от времени теребит уснувший в трусах член, пытаясь его оживить. Вуайер ждет, ждет, ждет – и все напрасно. При вечернем освещении видно плохо, но он чувствует, что надеяться особенно не на что. Женщина – жалкая и некрасивая. Мужчина – невзрачный и холодный. Он не щупает женщине груди, не задирает ей платье, не втыкает в нее вожделеющий член. И вообще, они оба какие-то неживые, заледеневшие. Это наводит на вуайера тоску. Сколько можно стоять пригнувшись, в таком напряжении, в кустах? Так ведь и хребет может переломиться! Да и ночь того и гляди скоро кончится. О, где ты, настоящая жизнь? Если бы он подглядывал сейчас за какой-нибудь прекрасной блондинкой-шведкой и черноволосым латиноамериканцем, которые готовы задушить друг друга в объятьях, он тоже задохнулся бы от страсти. Душа его воспарила бы в небеса, член подпрыгнул бы высоко-высоко, и сперма сама, безо всяких усилий с его стороны, брызнула бы мощной струей и улетела далеко-далеко. А что мы имеем на практике? Ни тебе прекрасной шведки, ни черноволосого латиноамериканца. Две жалких галицийских селедки. Тьфу! Да к тому же и член отказывается вставать. Сколько он его ни теребит, сколько ни мнет, тот всего лишь робко приподнимает голову на короткое мгновение, а потом снова падает в обморок.

Недалеко от кустарника была дорожка, на обочине которой росло цветущее дерево, а под этим деревом, съежившись, прятался любитель мужчин, который с вожделением смотрел на задницу вуайера, стоявшего к нему спиной. Что любит любитель мужчин? Это всем хорошо известно. Любитель мужчин любит тот маленький, округлый, разделенный на две половинки и расположенный сзади объект, который служит для ног тем же, чем голова для туловища. Для любителя мужчин зад женщины – это дешевая, грубая, простонародная, водянистая пища, что-то вроде купленного летом арбуза. Нести этот арбуз тяжело. Пока дотащишь до дому, надорваться можно. Правда, на вкус он довольно сладкий, но в конечном счете это не более чем вода. А вот зад мужчины, в отличие от задницы женщины, больше напоминает орех. Он маленький, плотный и жесткий, как напряженный мускул. В общем, настоящий деликатес.

Любителей жестких орехов меньше, чем поклонников водянистых арбузов. Поэтому большинство любителей мужчин вынуждены довольствоваться мечтами. Обычно они мечтают по ночам, лежа в своих кроватях, или отправляются мечтать в кино. И вот предположим, они видят на экране молодого, спортивного вида адвоката, сидящего на стуле напротив красотки, обвиняемой в убийстве. С кем же в этом случае они себя отождествляют? Разумеется, со стулом, к которому прижимается зад адвоката. А с кем они идентифицируют себя, когда видят на экране американского тайного агента, прижимающегося спиной к стене, в то время как к нему с автоматами наперевес приближаются русские солдаты? Конечно, со стеной. Знайте же, дорогие наши кинозвезды: когда передние части ваших тел разговаривают, стреляют или целуются, ваши задние части втайне от вас влюбляются и совершают безумства.

Каждую ночь, выйдя из кинотеатра, любитель мужчин слоняется по улицам или караулит в парке, изнуряя себя страстными надеждами встретить мужскую задницу. Но когда перед его глазами предстает-таки наконец задняя часть мужчины, он моментально сваливается с сияющих вершин кинематографа и оказывается в ужасающе скучном реальном мире. Вместо американского адвоката или тайного агента он видит худосочного, немолодого, испуганного мужчину, стоящего к нему задом. Штаны у него, правда, приспущены, но приспущены настолько мало, что с трудом удается разглядеть только узкую, тощую, волосатую полоску плоти, покрытую дряблой пленкой, натянутой на худые бедренные кости. Это, скорее, не задница, а спина. Чуть пониже – узкая полоска не очень чистых трусов. А еще ниже – поношенные брюки. Ничего круглого, мягкого, гибкого. Ничего сверкающего белизной, мало-мальски изысканного. Все какое-то жалкое, дешевое, наводящее тоску. О, Азия, Азия, несчастный материк! Китайцы, индийцы, мусульмане. Миллиарды голодных разинутых ртов. Революции, войны, шум, толчея. А приличной мужской задницы – не сыщешь…

Возле дерева, под которым стоял любитель мужчин, находилась зеленая лужайка, в центре которой была расположена маленькая цветочная клумба. На клумбе, даже не пытаясь спрятаться, стоял кот. Он стоял и сверкающими в темноте глазищами смотрел на ботинки любителя мужчин. Чего хочет кот, стоящий летним вечером посреди цветочной клумбы в парке? Кот хочет рыбу, мышку или птичку. Но чаще всего в такой поздний час ему хочется поесть рыбки. Однако рыбы, к сожалению, сейчас мирно спят в спокойных водах моря. Мыши сопят в своих норах. Птицы дремлют на верхушках деревьев. Так что коту остаются одни цветы. Но цветы кота страшно раздражают. Что, скажите, ему делать с цветком? Сосать его, чтобы добыть нектар? Засунуть его за ухо, чтобы понравиться кошке? Черт бы побрал все эти цветы! Черт бы побрал всю эту земную красоту! Кот хочет рыбы. Рыбы. Рыбы. Рыбы. Как загипнотизированный, он смотрит на поношенный, нечищеный, остроносый ботинок любителя мужчин, елозящий по траве и вызывающий в воображении кота рыбий силуэт. Спина у кота выгибается. Этот ботинок сейчас для него не земной, прозаический объект, а небесное воплощение светлой мечты. У кота так разыгрывается воображение, что он уже готов прыгнуть на эту аппетитную рыбу, но иллюзия вдруг исчезает – и снова перед ним ботинок. Самый обыкновенный ботинок. И все же ему ужасно хочется рыбы. Огни его воображения снова разгораются. Он вновь видит трепыхающуюся рыбу. Его тело опять напрягается… Но нет. Перед ним все тот же покрытый пылью ботинок.

Так все эти жалкие существа и пялятся друг на друга. Кот жадно смотрит на запыленный ботинок любителя мужчин. Любитель мужчин с вожделением смотрит на полоску худосочной, волосатой плоти вуайера. Вуайер с тоской смотрит на сидящих в парке мужчину и женщину. А мужчина и женщина, в свою очередь, смотрят друг на друга и вяло целуются.

О, как много надежд эти существа возлагают друг на друга! Но все эти надежды напрасны, нереализуемы, невоплотимы. Даже если бы все они одновременно оглянулись назад и увидели, сколько других существ они разочаровали и сделали несчастными… Разве это могло бы кого-нибудь из них утешить?

3. ЮМОР

Как-то вечером парень по имени Бессерглик попытался потрогать за грудь девушку, с которой сидел на скамейке в парке, а та мягко, но решительно оттолкнула его руку и подумала, что, если уж он так ее хочет, самое время вызвать его на серьезный разговор. Опустив глаза и засмеявшись мелодичным смехом, она спросила его, о чем он думает. То есть не вообще, а конкретно: о себе, о ней, о них обоих. И не в социально-общественном плане, конечно (государство ее в тот вечер не интересовало), а в личном. Что он думает об их совместной жизни, о будущем, причем не о ближайшем будущем, а об отдаленном, в коем они будут официально зарегистрированы и вместе, так сказать, рука об руку, до гробовой, как говорится, доски… В общем, именно это она хотела бы от него услышать, и как можно скорее. Что он обо всем этом думает? Нет, он должен понять ее правильно. Она не собирается заставлять его прямо сейчас подписывать какие-то бумаги и устраивать свадьбу, но, с другой стороны, он должен знать (в голосе ее послышались нотки сдержанного гнева), что, если он ищет себе легкую добычу и стремится к быстрым победам, если ему нужно всего лишь поспешное удовлетворение животной страсти, – не на ту напал. Она, конечно, может позволить мужчине одержать над ней победу, если он этого очень и очень захочет, но осада будет долгой, без боя она не сдастся, и купить победу ему придется дорогой ценой, то есть страданиями, тяжелым трудом и денежными затратами. Она способна удовлетворить, как говорится, и старого и усталого, но трогать себя за грудь просто так никому не позволит. Каждое прикосновение должно базироваться на определенной, так сказать, концепции. Что представляет собой его концепция? Что лежит в ее основе? Свадьба? Или может быть, разврат? Пусть он даже и не надеется, что сможет получить ученую степень за свою концепцию в одно мгновение, набросившись, как зверь, на ее грудь. Нет, господин хороший, сначала вам придется защищать диссертацию. Именно так – защищать! А я буду вам оппонировать, жестоко и придирчиво вас критиковать. Потому что вы, господин Бессерглик, всего лишь мелкий выскочка, никому не известная безымянная мышь. Ваше имя можно найти в лучшем случае в телефонном справочнике. Впрочем, у вас, наверное, и телефона-то дома нет.

Бессерглик был так потрясен, что весь вспотел. «Я, конечно, парень серьезный, – думал он, – отрицать не буду. Но и серьезным парням нужна время от времени легкая разрядка. А меня вместо этого заставляют защищать какие-то диссертации и давать обязательства. В чем же тогда состоит развлечение? Где пыл страстей? Где та легкость, о которой пишут в популярных еженедельниках? Весь мир веселится, а Бессерглик, значит, должен потеть?!»

Девушка высказалась и, довольная собой, развалилась на скамейке. Она была похожа на верующего, который только что плотно пообедал, рыгнул и теперь собирается вознести молитву Господу. Когда ее подбородок прижался к горлу, на шее образовалась кожная складка, и на этой складке Бессерглик увидел маленькую бородавку с торчавшим из нее волоском. До сих пор он не замечал эту волосатую бородавку, так как у него еще не было случая посмотреть на девушку снизу вверх. Но теперь, когда он увидел ее, его буквально передернуло от отвращения. Как будто он пришел в гости к американскому дипломату, зашел в туалет и обнаружил, что стенки унитаза измазаны коричневой дрянью. Его отношение к девушке моментально переменилось. «Зачем мне все эти сложности, – подумал Бессерглик, – и стоит ли так уж деликатничать с этим унитазом? Не с чего ей быть такой разборчивой. Не так уж много на нее охотников. Можно вполне отнестись к ней пренебрежительно. Ей это даже понравится. Смирится с тем, что ее хватают за грудь, без всяких там лекций и защит диссертаций». Подумав так, он снова потянулся к ее груди. Однако девушка не любила мужчин, которые ведут себя, как свиньи. Она оттолкнула его потную ладонь, встала, расправила сзади платье, помявшееся от сидения на скамейке, и пошла прочь. Бессерглик всегда считал большой наглостью со стороны женщин оглаживать зад в присутствии мужчин и тем самым их провоцировать. Он резко вскочил со скамейки, прицелился и со всей силой пнул девушку ногой в ее большую и жирную задницу. Девушка схватилась за свое увесистое сокровище обеими руками и, не в силах поверить, что с ней произошло такое, обернулась к Бессерглику с выражением безграничного удивления на лице. Она посмотрела на него так, будто никогда его раньше не видела, и взвизгнула:

– Что это значит?!

По правде говоря, Бессерглик и сам испугался того, что совершил. Опасаясь болезненного наказания, он отскочил назад и потупился.

– Что это значит?! – повторила девушка и злобно прищурилась, словно собиралась просверлить его черепные кости своим взглядом. Однако, увидев, что он раскаивается в содеянном, она подумала, что не стоит опускаться с высот своего величия до его отвратных деяний. Пусть наказанием для него будет ее высокомерное презрение. Жалкий придурок. Она опять прижала подбородок к горлу так, что стала видна волосатая бородавка, повернулась к Бессерглику спиной и возмущенно пошла прочь.

«Криц-приц», – скрипнули трусы девушки, и ее удаляющиеся от Бессерглика ягодицы неприлично задвигались. Бессерглик сорвался с места, в два прыжка догнал девушку и снова пнул ее ногой в большую толстую задницу. Ягодицы девушки заколыхались, и она резко обернулась. Лицо ее исказилось от гнева. Она рванулась к Бессерглику и замахнулась. Но девушка была неуклюжая, рыхлая, как поднявшееся тесто, а Бессерглик, наоборот, очень проворный. Особенно в минуты страха. Он успел отскочить, отбежал на некоторое расстояние и остановился. Девушка сделала несколько шагов в его направлении – и тоже остановилась. Вид у нее был нелепый. Куда подевалось высокомерное презрение! Ее некрасивое лицо исказилось от гнева, и голосом, таким же некрасивым, как лицо, она закричала:

– Скотина! Что ты делаешь? Скотина! Что ты делаешь?

«Смотрите-ка, – подумал Бессерглик, – она не понимает, что я делаю! Она, видите ли, уже не такая умная, как раньше. Вся ее Вселенная зашаталась. Включая концепцию и волосатую бородавку под подбородком. Предложи я ей, скажем, пообедать в китайском ресторане в Йом Кипур, это она бы сразу поняла, даже пришла бы от этого в восторг. Подумала бы, что он человек интересный и даже оригинальный. Как можно есть змеиное мясо в Йом Кипур[1]1
  Есть змеиное мясо в Йом Кипур – это двойное нарушение еврейских религиозных законов: во-первых, в этот день соблюдается строгий пост, во-вторых, змеиное мясо – некошерное, и еврею нельзя употреблять его в пищу.


[Закрыть] – это она понимает. А вот как можно вечером обычного буднего дня получить пинок в свой большой жирный зад, этого она не понимает. Для нее это, видите ли, непостижимо».

Получившая пинок девушка, которой так и не удалось ударить Бессерглика и чьи претензии к нему, в сущности, исчерпались после того, как она несколько раз крикнула: «Скотина! Что ты делаешь?» – постояла так какое-то время, с усилием приподняла брови, чтобы придать своему лицу выражение высокомерного превосходства и удивления, развернулась на каблуках и, не сказав ни слова, пошла прочь. По сути, другого выхода у нее попросту не было. Не могла же она стоять в парке всю ночь. Она ведь не дерево и не урна для мусора. С другой стороны, не могла она до бесконечности и пятиться задом, продолжая смотреть на Бессерглика. Тем самым она только подтвердила бы, что поступок этого придурка имеет для нее какое-то значение. Нет, она должна вести себя естественно. Иными словами, идти. Именно так она и поступила. Но Бессерглик вдруг ужасно разозлился на это чудовище, у которого в голове – концепция, а внизу – задница и которое к тому же еще и жрет змей в день священного поста. Когда девушка повернулась к нему спиной, он подскочил к ней и в третий раз с религиозным остервенением заехал ногой в ее большой и жирный зад. И снова ее телеса заколыхались. Она остановилась, обернулась и посмотрела на Бессерглика. Однако на этот раз уже молча. Выражение ее лица теперь было мягче, брови уже не были вздернуты, как раньше, покровительственно-презрительный взгляд исчез, и даже мерзкая бородавка под подбородком стала казаться симпатичной и трогательной. Перед ним стояла обычная девушка (в сущности, совсем девочка), которая только что получила пинок под зад. Эта девушка смотрела на него так, словно это не он, а сама Судьба дала ей пинка. И вот она смотрит на пнувшую ее в зад Судьбу, и в глазах у нее вечный вопрос – «За что?». Еще мгновение – и она горько заплачет.

Глядя в искаженное лицо девушки, готовой вот-вот зарыдать, Бессерглик осознал вдруг весь стыд и позор своего поступка, похолодел и покрылся мурашками. Он и сам уже готов был сейчас заплакать. «Сволочь ты мерзкая, – подумал он о себе с презрением, страдая от ужасных мук совести, – лучше бы ты совсем на свет не родился!» Однако терзал его не только стыд. Еще больше мучило его сознание того, что обратного пути уже нет и его поступок ничем не искупить.

Как известно, факты – вещь простая, но упрямая. Что сделано – то сделано, что сказано – то сказано. Если был пинок, значит, был пинок. Событие, ставшее фактом, изменить уже невозможно. На первый взгляд может показаться, что несерьезный, почти идиотский факт не имеет такой силы, как факт серьезный. Но это далеко не так. Законы реальности наотмашь хлещут тебя по лицу. Написал ты, к примеру, книгу по философии – это факт. Ночью громко захрапел – тоже факт. Оба эти факта существуют. Оба они в равной степени неопровержимы. Оба абсолютно необратимы и представляют собой два величественных фактических монумента в пантеоне действительности. О, насмешливая и жестокая реальность! Как больно, как ужасно столкнуться с трагическими фактами жизни. Но насколько больнее и ужаснее факты маленькие, гнусные, позорные, малозначительные, мимолетные, возникшие по глупости, почти по ошибке. Нам кажется, что их могло бы и не быть, что мы могли бы их избежать, а если и не избежать, то, по крайней мере, аннулировать. Но нет. Они существуют. Они реальны. Они как жирные пятна, которых уже ничем не вывести. Это напоминает ситуацию с человеком, который во время трапезы замечает, что к тыльной стороне его ладони прилипла крошка. Он начинает трясти рукой, но крошка не стряхивается. Незаметным движением, как бы невзначай, он пытается смахнуть крошку с руки, но крошка не смахивается. Он делает все новые и новые попытки, но крошка никак не отлипает, словно приросла к руке. Тогда он пытается сковырнуть крошку ногтем, но та ни с места. Он снова и снова ковыряет ее ногтем, затем слюнявит палец и начинает энергично ее тереть. Он трет ее так несколько минут, трет и трет, но даже после того, как кожа на руке краснеет, крошка все равно не отваливается. Он подносит руку к глазам, внимательно смотрит на крошку, и тут оказывается, что никакая это вовсе не крошка, а маленькая, почти незаметная родинка. Нечто крохотное, идиотское, но вечное. Таков, господа, и факт. Вот, например, сущая глупость: пинок под зад. Факт с виду совершенно ничтожный и даже презренный. Однако он не только остался в истории навсегда, но еще и удвоился, а потом и утроился, превратившись за короткое время в три пинка. И вот теперь эти пинки, как три горбатых ведьмы, будут преследовать Бессерглика до самого последнего вздоха.