Текст книги "Парус и буря"

Автор книги: Ханна Мина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 9

Перед отплытием Таруси строго предупредил своих товарищей:

– Громко не разговаривать, не курить, пока не выйдем из порта! Гребите тихо! Я знаю, что вы прекрасные моряки. Докажите это еще раз!

– К чему все эти предосторожности? – спросил один из моряков. – Чего нам бояться?

– Вам, кроме аллаха, бояться, конечно, некого. И не думай, что я кого-нибудь боюсь! – строго посмотрев на него, парировал Таруси. – Будем считать, что ты это брякнул не подумав. Иначе я оставил бы тебя после твоих слов на берегу.

– Клянусь, Таруси!..

– Можешь не клясться, – прервал его Таруси. – Все и так ясно.

Но моряк не успокаивался, он решил объясниться до конца:

– Клянусь жизнью, Таруси, я сказал это без всякой задней мысли. Просто я хотел узнать…

– Ну вот и замнем для ясности! – резюмировал Таруси. – А ну, полный вперед, ребята!

Две пары весел бесшумно опускались в воду, потом, тут же вынырнув, взлетали в воздух, как две огромные птицы с распластанными крыльями, и снова погружались и взлетали, стряхивая с себя брызги, которые прочерчивали по обеим сторонам пунктирную линию. Лодка легко скользила по черной глади моря. В такт взмахам весел то сгибались, то разгибались спины моряков, напрягались и расслаблялись мышцы их рук, будто короткие вздохи, слышались всплески весел и мерное журчание разрезаемой носом воды, а за кормой, будто за плугом, оставалась длинная темно-голубая борозда, окаймленная по бокам кипящей белой пеной. Чистый, прозрачный воздух, черный бархат неба, усеянный мириадами звезд, журчание воды за кормой, мерное поскрипывание уключин, пьянящий соленый запах моря, таинственность столь неожиданно предпринятой ночной прогулки – все это будоражило, волновало и настолько взвинчивало нервы, что невольно каждый прислушивался, притихший и завороженный, к этой необыкновенной симфонии ночи и моря, боясь внести в нее какой-либо диссонанс.

Первым нарушил эту возвышенную гармонию Таруси. Увидев вдали свет, он приказал поднять весла. Моряки не понимали причин такой осторожности. Уж не занялся ли Таруси контрабандой? Но даже в таком случае такие меры предосторожности излишни. Прошло несколько томительных минут, прежде чем раздалась команда:

– Весла на воду!

И вдруг команда – это Ахмаду:

– Поднять парус!

Под парусом на веслах лодка заскользила еще быстрее. Таруси решил отойти подальше от берега, чтобы не вызвать подозрений. Он взял курс на северо-восток – пусть думают, что они направляются в открытое море.

Ветер надул парус. Теперь можно было и не грести. Моряки, вытянув ноги, расслабились.

Таруси, достав табакерку, протянул ее морякам:

– Курите!

Моряк, который сидел ближе к нему, взял щепотку и начал свертывать толстую цигарку. Табакерка капитана пошла по кругу. У каждого из них был свой табак. Но такова уж старая морская традиция: первая сигарета в море – из табака капитана. Это неписаный закон моря, и Таруси, старый морской волк, свято его придерживался. Пусть это всего лишь лодка, но он здесь старший и должен вести себя как настоящий капитан.

– Ты, Таруси, как будто уже и не моряк, а обычаи моря по-прежнему соблюдаешь, – пошутил Абу Самид.

– Да, я теперь хозяин кофейни. Она меня кормит. Значит, это мое ремесло. А море… – Таруси помолчал, подыскивая нужное слово, – …море – это моя любовь.

– Потому-то мы и мечтаем пойти с тобой в море, когда ты опять станешь капитаном.

– Что ж, может быть, еще и поплаваем вместе, – уклончиво ответил Таруси.

– А моя мечта, слава аллаху, уже сбылась! – с гордостью сказал Ахмад.

– Могла и не сбыться… – задумчиво произнес Таруси. – Я до сих пор не могу простить себе того, что ты тогда из-за меня прыгнул в море и поплыл к фелюге Рахмуни. Это чудо, что мы тогда остались живы. Такое бывает лишь раз в жизни. Сохрани тебя аллах, Ахмад, и вас, ребята испытывать подобным образом судьбу! В детстве я, бывало, на спор с ребятами нырял под пароход. Теперь я стал умнее и ни за какие деньги не нырнул бы!

– А я нырнул бы! – с задором воскликнул Ахмад. – И вообще я готов сделать все что угодно, чтобы только плавать на вашем судне – с тобой, Таруси, или с Рахмуни. Он ко мне относится как к своему сыну. А тебя, Таруси, он боготворит. Иначе не называет, как «мой брат». Когда были в Александрии, он взял меня с собой на базар, чтобы купить тебе отрез на костюм. Долго выбирал, наконец остановился на самом дорогом и красивом. На ценнике было написано «Крузо». Купил он этот отрез, а потом, когда плыли назад, все меня спрашивал, понравится тебе этот отрез или нет. Я его успокоил. Говорю: «Такой отрез пойдет на костюм даже самому королю!»

– Ты прав, Ахмад! – засмеялся Таруси. – Я сшил себе из него тройку, но надеть так и не решаюсь. Как посмотрю на себя в таком шикарном костюме – аж смех разбирает. Для этого костюма нужен какой-то особенно торжественный случай. Вот разве что когда умру! Тогда, ребята, можете облачить меня в этот «Крузо» и опускать в море. Для моря его не жалко. Это будет, пожалуй, самый подходящий случай!

– Ну, этого случая долго еще ждать! – заметил Абу Самид.

– Долго ли, коротко, но двум смертям не бывать, а одной не миновать. Да, признаться откровенно, я нисколько не боюсь смерти. В любое время готов ее встретить. Но, сдается мне, что она трусовата. Или силенок у нее мало, чтобы отобрать у меня жизнь. Иначе она давно бы меня сцапала. Уж очень много поводов было для этого. Сотни раз она заглядывала мне в глаза, подмигивала, и каждый раз мне удавалось от нее улизнуть.

– Ну, у тебя, капитан, богатый опыт. Знаешь, как обвести вокруг пальца смерть. Так что жить тебе еще и жить!

– Кто его знает, на все воля аллаха!.. Во всяком случае, пока живешь, надо жить и о смерти лучше не думать.

– Правильно. Как бы там ни было, а жизнь – хорошая штука. Намного лучше смерти.

– Бывает, наверное, когда и смерть желаннее жизни, – задумчиво произнес Таруси. – И такое бывает…

Он не стал развивать свою мысль. Поднялся, подправил парус. Вернувшись на свое место, Таруси решил сменить тему разговора. Они прошли уже больше половины пути. Пожалуй, пришло время поговорить откровенно. Рассказать, куда и зачем они идут. В чем состоит задача каждого.

– Вы, очевидно, уже сами поняли, куда мы держим курс? – спросил Таруси и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Нам предстоит очень серьезное, ответственное дело, о котором никто, кроме нас, не знает и не должен знать. Дело простое, но очень важное. Поэтому главное – держать язык за зубами! Вам известно, что готовится решающее сражение. И чтобы его выиграть, нашим братьям нужно оружие. Вот я от вашего имени и дал им слово, что мы доставим это оружие. Я на вас полагаюсь и думаю, что вы не подведете.

– А откуда мы должны его доставить?

– Из Баситы. Оружие уже куплено. Наша задача только доставить его.

– А почему решили именно морем?

– Все дороги сейчас строго контролируются французами. Я поэтому и предложил такой план. По-моему, он вполне реальный. Главное, не нарваться на таможенников. Они могут принять нас за контрабандистов и увязаться за нами. Тогда нам придется туго. Придется или дать бой, или выбросить оружие.

– Раз ты поручился за нас, то ты уж и действуй с умом, чтобы нам не пришлось потом расхлебывать кашу, которую ты заварил, – сказал моряк, первый проявивший любопытство о цели их ночного похода. – Пока идем порожняком – осторожничаем, а с оружием, что ж, на рожон полезем?

– Полезем на рожон?! С чего ты это взял?

Наступило неловкое молчание. Таруси слышал от моряков и раньше упреки в свой адрес, будто он авантюрист, сорвиголова, любит рисковать когда надо и не надо. Может быть, когда-то это и было так. Но и в те дни он рисковал только своей жизнью, а не чужой. Ну а если речь идет об общих интересах и нужно отвечать не только за себя, он всегда действует осмотрительно и осторожно. Особенно в последние годы. До того уж стал осторожен, что порой сам себе кажется трусом. Уж не старость ли виной тому, что он так часто стал опасливо озираться по сторонам?

– А это правда, что ты вывозил политических ссыльных с острова Арвад? – первым нарушив тишину, спросил Ахмад у Таруси. – Мне об этом рассказал Рахмуни, когда мы плавали в Александрию. Я ничего об этом раньше не знал.

– А зачем тебе было знать? Не велик подвиг – обычное дело. К тому же и давнишнее. Люди, которых мы тогда вывезли, наверное, и сами уже об этом забыли. Они сейчас в Дамаске занимают большие посты. А тогда были просто ссыльными.

– Ну, положим, не такое уж обычное. Рахмуни говорил, что дело это было довольно опасное, не каждый решился бы за это взяться. Поэтому о нем и до сих пор помнят.

Ахмад упорно хотел заставить Таруси самого рассказать эту историю. Может быть, он желал узнать все подробности, которые могли бы дополнить созданный им героический образ Таруси. А может быть, он просто хотел сделать ему приятное в тот самый момент, когда кто-то усомнился в действиях Таруси, не понимая, что можно быть осмотрительным и в то же время отважным капитаном.

Таруси казалось, что все давным-давно позабыли об этом эпизоде. А вот, оказывается, есть люди, которые помнят все. И другим рассказывают о его славных, но давних делах.

– О настоящих делах всегда будут помнить. В мире ничего не забывается, – заметил Абу Самид, будто прочитав мысли Таруси.

«В мире ничего не забывается!» – повторил про себя Таруси. Как просто и в то же время удивительно точно моряк сформулировал мысль, которая его давно занимала, но которую он никак не мог облечь в слова. Ничто не забывается! Значит, не забудется и то, как он спас той ночью Рахмуни. Не забудется, верно, и сегодняшняя ночь. Он может перечислить и еще много других дел, которые навсегда сохранились в его памяти и живут в сердце. Но обязательно ли должны об этом помнить другие люди? Хотя бы вот эту поездку за оружием?..

«Конечно, будут помнить! – сам себе ответил Таруси. – Ведь это я делаю не для себя, а для людей. Значит, люди и будут об этом помнить. Будут вспоминать прежде всего те, кто сам в этом участвовал. Они расскажут другим, те – третьим. Старики – молодежи. Ведь и я сам рассказывал морякам о тех, кого давно уже нет в живых, но память будет жить вечно. Я ставил их другим в пример и сам мечтал хоть наполовину быть таким, как они…»

Вот и вышло, что Таруси невольно ответил на вопрос, постоянно мучивший его: зачем он живет? Понял свое собственное предназначение в жизни. Он – одно из маленьких звеньев бесконечно длинной цепи жизни. Он рассказывает о делах тех, кто уже ушел. Люди, которые придут после него, поведают другим о его делах. Его научили ремеслу моряка. Он должен научить ему других. Он может есть хлеб, посеянный другими, но должен и сеять сам, чтобы ели другие. Как, оказывается, это все просто! Как мудро! Как прекрасно!..

Таруси вспомнил Халиля Арьяна. И те удивительные истории и легенды, которые тот всегда рассказывает морякам.

«Его истории вовсе не небылицы, как думал я раньше! – решил Таруси. – Наверняка нечто похожее происходило когда-то с кем-то. Поэтому-то люди и тянутся к Халилю и с жадным интересом слушают его бесхитростные, но весьма поучительные рассказы. А я-то удивлялся простодушию моряков, которые заслушивались ими. Но ведь и сам я слушал Халиля, как ребенок, с открытым ртом. Смотрел на него восхищенными глазами. Радовался и переживал вместе с другими за тех, о ком он рассказывал. Халиль – необыкновенный человек, он маг, волшебник. Сказитель, певец моря, его летописец. Он уйдет, но его место займет другой. И того тоже будут, затаив дыхание, слушать люди. Радоваться, переживать как будто за героев рассказов, а на самом деле – за самих себя. Рано или поздно уйдет Рахмуни, уйду и я. К старым историям прибавятся новые. Повествуя о них, новый Халиль что-то добавит, что-то приукрасит своим новым слушателям – младшие всегда приукрашивают жизнь старших. Вполне возможно, что и Синдбад-Мореход был реальным человеком, таким же моряком и фантазером, как наш Халиль. И не просто моряком, который сам плавал и беззаветно любил море, но и был искусным рассказчиком, умел красиво и складно поведать людям о том, что видел и слышал, и заразить их своей беззаветной любовью к морю… И выходит, что Синдбад в давние дни был тем же Халилем».

Таруси так углубился в свои размышления, что забыл о своих товарищах, которые, решив, очевидно, не мешать ему думать о чем-то своем, принялись рассказывать забавные истории и время от времени негромко смеялись.

Что послужило поводом для его раздумий? Ах да, это Ахмад напомнил ему о том, как вывезли ссыльных с Арвада. Это была заслуга не столько его, Таруси, сколько прославленного, поистине легендарного капитана Абу Масуда. А Таруси и еще несколько моряков только помогали ему. Бесшумно спустились они на большой лодке из Тартуса к Арваду. Под покровом ночи незаметно причалили к крутому обрывистому берегу у крепости, где их уже поджидали трое беглецов. Подобрали их и благополучно доставили на берег. Кто они были такие, Таруси даже не знал. Только потом услышал их имена. Абу Масуд, конечно, понимал, что шли они на очень опасное дело. Недаром же они прихватили тогда с собой три винтовки, парабеллум и вдобавок еще охотничье ружье. Настоящим-то героем был, конечно, Абу Масуд. Интересно, знает ли о нем Халиль Арьян? Если нет, надо будет ему рассказать. Известна ли ему эта история о побеге ссыльных? В Тартусе-то наверняка знают многие. Уж не говоря об острове Арвад. На Арваде знают все, что происходило когда-либо на море. Этот островок сам словно затвердевшая частица моря. Для него нет никаких тайн моря. Все его жители – моряки. Они рождаются в море и умирают в море. Сами они плавают всю жизнь, и дети, и внуки их плавают. Они были полными хозяевами, когда на море пользовались только парусом, не было ни моторов, ни радио, ни компаса. Тогда, чтобы добраться с Арвада до Кипра, в Мерсин или в Румынию, нужно было плыть много дней, недели, даже месяцы. Семьи моряков – жены, дети, старики – жили в постоянном ожидании своих близких. Ждали долго, терпеливо. И в конце концов дожидались. А бывало, что те, кого ждали, и не возвращались. Но никто не проклинал море и не боялся его. Опять уходили в далекое плавание, ибо море кормило их. Без моря они не могли жить. С ним связаны их ремесло, их надежды, их любовь. Движок сменил парус. Многое изменилось после этого. Даже характер моряков. И умение моряка теперь так не ценится, как раньше. Но любовь его к морю остается неизменной.

Таруси стал всматриваться в черную полоску берега. Вот вспыхнул огонек. Кажется, они у цели.

– Приготовиться! – скомандовал тихо Таруси. – Подходим…

Таруси наклонился и, повозившись под сиденьем в корме, вытащил автомат.

– Эх, жаль не взяли мы с собой никого, кто умел бы хорошо стрелять, – сказал Таруси, упрекая самого себя за эту ошибку.

– Ну-ка покажи мне этот автомат, – протянул руку Абу Самид. – Невелика хитрость. Недаром же я два года отбарабанил в армии.

– Это хорошо, что ты умеешь стрелять, армия пошла тебе на пользу. А вот с контрабандистами ты когда-нибудь имел дело?

– Нет, не приходилось.

– То-то и оно! Поэтому я не могу так просто доверить тебе автомат. – И пояснил: —Контрабандисты – это особый народ. Они не знают ни стыда ни совести. Продадут тебе товар, получат деньги, а потом сами же тебя и ограбят. Не сумеешь постоять за себя – останешься без денег и без товара. Вот так-то!

– Неужели они способны на такую подлость?

– Даже на большую. Очень часто сами же контрабандисты бывают и доносчиками. Продаст тебе товар, потом попытается его у тебя отобрать, а не удастся – так сам же и донесет таможенникам, а от них он получит свою долю – награду за донос. Понял, как это делается? Ты думаешь, таможенники сами вынюхивают контрабандные товары? Ничего подобного. Если бы они не пользовались услугами контрабандистов, их ничего не стоило бы обвести. По крайней мере они не имели бы и десятой доли того, что имеют.

Ахмад с нескрываемым удивлением и даже подозрительностью смотрел на Таруси. «Уж не верховодит ли сам Таруси шайкой контрабандистов?» Но тут же отказался от этой вздорной мысли. Просто Таруси хорошо знает жизнь моря. Все его законы, все тайны. А контрабанда – это тоже часть жизни моря. Контрабандистов можно встретить и в порту, и в кофейне. Приходят их доверенные люди, предлагают товары. Потом появляются посредники. Шепчутся, договариваются, бьют по рукам. Приобретенные по дешевке товары затем снова перепродаются. Все это не раз проходило перед глазами самого Ахмада. Не удивительно поэтому, что Таруси так хорошо знает всю эту механику.

Таруси повертел в руках автомат, потом, после некоторого раздумья, протянул его Абу Самиду.

– Ну ладно, вояка, так и быть, вручаю тебе это оружие. А как ты им будешь пользоваться?

– Это уж моя забота. Не бойся. Мне приходилось стрелять из автомата много раз. Больше, наверное, чем у меня осталось волос на голове… Если автомат не подведет, не промахнусь. Ну, давай!

И Абу Самид, боясь, что Таруси может раздумать, почти вырвал автомат из его рук и закинул за спину.

– Я же тебя недаром предупреждал, Абу Самид, что иметь дело с контрабандистами – это тебе не с вражескими солдатами воевать. Так носят оружие в армии. А ты едешь за товаром. В гости. Так ты и напугать можешь хозяев, хотя они и контрабандисты. Что они подумают о нас, увидев у тебя на плече автомат? Нет уж! Спрячь его под бушлат. Приклад держи под мышкой, разорви карман, просунь туда руку и держи палец все время на курке. Понятно. А сам иди немного в стороне, не отставай и вперед не забегай, а будь все время сбоку. В разговор ни с кем не вступай, не таращи на них глаза. Делай вид, что ты смотришь по сторонам, будто боишься, что кто-то подойдет. А уж когда начнем грузить оружие, не спускай с них глаз, следи за каждым их движением! Если увидишь, что нам в спины направили оружие, сразу бери их на прицел! Под дулом автомата они живо сообразят, что нас голыми руками не возьмешь. Поймут, с кем имеют дело.

Моряк, сидевший рядом с Таруси и, видимо, любитель острых ощущений, сразу оживился.

– А ты, – обратился к нему Таруси, – возьми мой пистолет и оставайся в лодке! Будь все время начеку! Без особой надобности не стреляй, а то еще, не дай бог, промахнешься в темноте – в своих угодишь. Стреляй только в том случае, если кто-то попытается влезть в лодку. Как бы ни швыряло лодку, якоря не бросай! Привяжем ее канатом – и хватит. В случае чего – руби канат и отплывай! Вот, пожалуй, и все инструкции.

По команде Таруси моряки свернули парус. Ахмад шестом прощупывал дно, чтобы в темноте не наткнуться на какой-нибудь большой камень. Таруси сел за руль и стал прижимать лодку ближе к берегу.

Вскоре между двумя скалами вновь вспыхнул огонек. Таруси, как было условлено, замигал в ответ фонариком. Огонек на берегу опять загорелся и погас. «Знакомство» состоялось. Лодка пристала к берегу. Таруси спрыгнул первым. Снова посветил фонариком.

Потом за канат подтянул лодку вплотную к скале. Будто из-под земли выросли фигуры людей. К лодке подтащили мешки с оружием. И только после того, как их быстро погрузили, Таруси отдал деньги, ловко прыгнул в лодку и перерубил канат. Моряки дружно налегли на весла. Ахмад поднял парус. Лодка стала быстро удаляться от берега.

– Ну, слава аллаху, пронесло! – сказал облегченно Абу Самид.

Но сразу же за его словами с берега раздался выстрел и где-то совсем рядом просвистела пуля.

– Это они нам салютуют на прощание! – усмехнулся Таруси.

Лодка, набирая скорость, уходила в открытое море.

– Ахмад, берись за руль, – скомандовал Таруси. – Скоро будет попутный ветер. До рассвета надо пройти форт. Проскочим, считайте – дело сделано!

ГЛАВА 10

Про груз, который доставил Таруси из Баситы, знали немногие. Кроме Надима Мазхара, в эту тайну был посвящен и учитель Кямиль. Возможно, Надим хотел бы выдать эту операцию за свою личную заслугу и нажить на этом политический капитал для себя и для своей партии – Национального блока. Но Таруси, то ли случайно, то ли намеренно, спутал карты Надима, подчиняясь подсознательному чувству симпатии и доверия, которое он питал к Кямилю. Да и какое дело было ему до этой мышиной возни. Свой долг он выполнил, слово сдержал. Доказал Надиму, что попусту не болтает. А не поделиться своими мыслями, тем более сомнениями, с Кямилем он не мог. Он всегда хотел узнать мнение своего друга обо всем, что его интересовало. Советуясь с ним, он выяснял то, что раньше понимал не совсем отчетливо. И если Кямиль одобрял его поступок, Таруси еще больше укреплялся в своей уверенности и еще смелее и решительнее шел по намеченному пути.

Именно поэтому, встретившись через несколько дней с Кямилем, он попросил у него совета – уходить ему в дальнее плавание или пока повременить.

– Видишь ли, тут советовать что-либо трудно, – ответил Кямиль. – Это твое личное дело. Могу сказать только одно, что никаких чрезвычайных обстоятельств, которые вынуждали бы тебя ломать свои планы, пока нет. По крайней мере жертв от тебя не требуется.

Таруси глубоко задумался. Он знал, что все равно уйдет в плавание. Но ему нужна была моральная поддержка. Именно ее он искал у своего друга. Он нуждался в том, чтобы его подбодрили. Помогли ему перерубить канат, которым он был привязан к берегу, к этим обжитым скалам на Батране.

Они хорошо понимали друг друга. Кямиль знал, почему терзается Таруси. Ведь с берегом его связывает теперь не только кофейня. Таруси не хочет свернуть с того пути, по которому он медленно, но верно двигался все эти годы. С пути, который помог ему найти Кямиль. Пути борьбы не только за свои интересы, но и за счастье других людей, за счастливое будущее своей родины. Он не должен и не имеет права оставаться в стороне от этой борьбы.

«Да, я не феллах, не рабочий, я моряк, – рассуждал Таруси. – Но я тоже принадлежу народу. Я один из его верных сыновей. Патриот без философии, так я однажды о себе сказал. Это, однако, куда лучше, чем быть философом без чувства патриотизма. Каждый человек должен быть прежде всего патриотом. Патриотизм – это особое, святое чувство, которое зарождается в душе человека так же, как и любовь. Но любовь бывает и долгая и быстротечная. А это постоянно, на всю жизнь. Ну а философии можно набраться и потом. Все другие ценности – преходящие, второстепенные. Можно прожить и без них…»

– Значит, ты твердо решил оставить кофейню? – спросил Кямиль.

– Да…

– Вернуться снова в море?..

– Конечно… Разве не с этой мечтой я жил все эти годы?

Таруси старался казаться спокойным. Но взгляд, который он бросил на Кямиля, выражал и недоумение и горький упрек: «Неужто ты не понимаешь меня? Или притворяешься? Может быть, сомневаешься, что я люблю море?»

Кямиль смутился под его взглядом. Он понял, что был нечуток к другу. Бездумными словами разбередил его самую больную рану. И он решил помочь Таруси. Помочь перерубить канат – пусть Таруси плывет туда, куда устремлены все его помыслы, куда рвется его душа. Канат, привязывающий Таруси к берегу, будет перерублен, но ведь, кроме него, есть невидимые, более прочные нити, которые навсегда связали Таруси с борьбой за осуществление их общей цели. И как ни трудно было Кямилю произнести это, он сказал:

– Раз так, дружище, плыви! Отдавай концы и от чаливай. Кофейня не для тебя. Это не твоя пристань. Ты рожден не для этого. Пусть сбудется твоя мечта. Ты ждал этого момента, так не упусти его. Возвращайся в море. Ни о чем не беспокойся. Но и не забывай ничего, к чему приобщился и с чем сроднился на берегу. Ты можешь быть вместе с нами, находясь и вдали от нас… Даже издалека человек при желании всегда может внести свой вклад в общее дело, может быть полезен своему народу и родине…

Они расстались. Каждый пошел своей дорогой. Но оба чувствовали, что рядом идет друг. Что нити, связавшие их, стали еще крепче и прочнее.

«Теперь все решено. Окончательно и бесповоротно», – рассуждал Таруси, ускоряя шаг. Ему не терпелось как можно скорее увидеть Умм Хасан и рассказать ей обо всем.

Больше ему ничто не мешает. Все препятствия устранены. Прежде ему казалось, что бросить этот постылый берег и уйти в море будет легко. Но теперь, когда у него появилась такая возможность, он мучается, терзается. Откладывает отплытие со дня на день. Берег и море при всем их различии слились в его душе воедино, и оказалось, что разделить их на части не так-то просто. Интересно, что скажет Умм Хасан? Их жизни и судьбы тоже переплелись. Его радость – это и ее радость. Но сможет ли она радоваться предстоящей разлуке? Да и он сам – если говорить честно – отлично понимает, что расстаться с ней ему будет нелегко. Он успел не только привыкнуть, но и сродниться с ней. Он не может променять встречи с ней, в которых он черпал силы, находил отдохновение, утешение и радость, на шумные развлечения и мимолетные любовные эпизоды в портах. Нет, ему не может заменить ее даже красавица Мария из Констанцы, в которую, как ему казалось, он был так пылко влюблен. Нет, покинуть Умм Хасан он не может. Но и оставаться на берегу, лишь бы быть рядом с любимой женщиной, тоже не к лицу моряку. Где же выход? Вот еще одно непредвиденное препятствие, которое раньше он не учитывал в своих мечтах и планах.