Текст книги "Хроники Каторги: Цой жив (СИ)"

Автор книги: Григорий Ярцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Между домишками, похожими на рассаду грибов, натянуто множество веревок, на которых сушилось то, что каторжане называли одеждой. Среди веревок проглядывали и продолговатые люминесцентные лампы, и обыкновенные лампочки, выкрашенные в разные цвета, какие обычно встречались на ярмарках или в местах пристанища цирковых трупп. Постройки прихватили и беговые дорожки стадиона, преобразовалось и поле; траву давно втоптали в землю, не оставив и следа. В самом центре поля небольшое возвышение, – пьедестал для оратора.

– Ночь будет длинной, – искушенно проговорил Лис.

– Будет! – радостно подхватила Ева. – Праздник же!

– Э-э-э, не, – Лис как бы отстраняясь, выставил ладонь, – это для вас праздник, а для меня повод. Аля здесь?

На лицо Евы опустилась умиляющая улыбка, прячущая легкую насмешку.

– Не, в Каторгу вчера ушла, да и не празднует она больше.

– Нет? – удивился Лис. – Это еще с чего?

– Говорит с того, что с тобой просыпалась.

– Это все Пит нездоровый, льет без продыху, – оправдывался Лис.

– А то как же! – звонко ответила Ева и умотала прочь, – До потом! – донесся голосок откуда-то из толпы, когда девчушка затерялась в ней.

Подошли к постройке, чьи покосившиеся стены выкрашены в ярко-красный и украшены рисунками детишек, хотя, вспомнив каракули Цоя, Анна решила, что рисунки могли принадлежать кому-нибудь постарше. В дальнем конце, у стены, в несколько рядов стояли алюминиевые бочонки. Газ подошел к ящичкам, обзавелся четырьмя жестяными кружками и, отвернув краник одного из бочонков, нацедил пойла.

– А платить ми не будем? – осведомилась Анна, с опаской принимая кружку. Цой и Лис переглянулись, стараясь сохранить серьезные выражения лиц, а Газ застыл от удивления, будто кувалдой по голове отхватил.

– Она не отсюда, – Лис прервал стопор Газа и кратко рассказал о месте, откуда прибыла гостья. Выслушав историю, Газ, присвистнув, чуть не выпустил кружку из рук. Посмотрел на небо, на Анну, опять на небо и потряс головой, словно пытался утрясти мысли.

– Я за тобой и Зилой, – черствый голос искателя вмиг образумил водителя и лицо Газа моментально преобразилось, глаза загорелись, – авантюрист и любитель приключений, поняла Анна.

– Куда ехать?

– К Пепелищу, – мерным голосом ответил Цой и весь запал Газа, как ветром сдуло. – Через Крюк, – добавил искатель. Лицо водителя вытянулось; явно не рассчитывал услышать подобного. – Я пойду к Дагу, узнать, не окажутся ли каторжники помочь моей просьбе.

Газ потрепал проволочную бороду, – думал-думал и, наконец, ответил:

– И ты ко мне обратился, не к Тазу?

Искатель молча кивнул, но Газу этого оказалось недостаточно.

– Значится, мне довериться готов.

Вновь кивок.

– А кому еще? – вступился Лис. – Как ты баранку никто крутить не умеет.

– Штурвал! – поправил водитель. – И верно, никто не умеет. Особенно Таз со своим безопасным путем, на морде намалеванном.

– Да какой там к йухам безопасный путь, – отмахнувшись, усмехнулся Лис, – он просто на пьянке первый уснул, так оно и вышло. Разукрасили.

Газ засиял.

– Я тебе и без Дага скажу: на Зиле через Крюк не пойду. Тягач, Цой, сам понимаешь, как для Домов важен, а пятый мы только наполовину собрали. Но... Жука видали? – озадаченные выражения лиц требовали разъяснений, и Газ продолжил, пожав плечами: – Вы чего, в самом деле. Жук? – гримасы негодования не изменились. – Ева ж вас на нем привезла.

И их лица вытянулись в беззвучное «А-а-а».

– К Дагу я все равно загляну.

– Загляни, загляни, – отсутствующе протараторил Газ, глядя проходившую мимо черноволосую девицу так, будто решившись на что-то, на что не мог отважиться длительное время. – Это нелегкая поездка, Цой?

Искатель кивнул.

– Я понял, – резко ответил Газ, и, решившись, отправился к девушке, уже заметившей его нервный и полный решимости взгляд.

Внимание привлекло чихание за спиной. Анна повернулась на звук, увидела мальчика, который, не совладав с защитным рефлексом организма, выпустил наружу немало соплей. Мальчик чихнул еще, и мать, чьи темные волосы, были закручены в алюминиевые и консервные банки, точно в бигуди, тихо смеясь, помогла ребенку привести лицо в порядок. Анна достала цилиндрик и, повернув поверхности в разные стороны, заставила показаться щеточку. Провела ей под носом мальчишки, цилиндрик пискнул, и на глянцевой поверхности высветились буквы «ALRGN».

Наблюдавшие пришли в восторг.

А Анна продолжила, взяв другой цилиндрик.

Противопоказаний препарат не содержал, потому решила: хуже точно не сделает. Приблизилась к мальчику. Тот чихнул еще раз. Мать перевела вопросительный взгляд на Лиса за спиной Анны. Он кивнул с широкой улыбкой, как бы намекая, что девушке можно доверять. Анна приложила цилиндрик к предплечью мальчика, и секунду спустя он поежился – комариный укус и от чиха не осталось и следа. Мать засияла. Анна вложила цилиндрик в руки мальчонка, простыми движениями объяснив принцип работы устройства.

Мальчик все понял, но глядел на подарок с некоторым замешательством.

– Бери, он твой, – сказала Анна.

– Что нужно сказать? – поинтересовалась мать.

– Нет, спасибо, – сказал мальчик и протянул цилиндрик обратно.

Легкий конфуз отразился невнятной улыбкой на губах Анны.

– Бери, бери, малец, – вмешался сдерживающий смех Лис. – О, глядите, – радостно объявил он, когда мать и ребенок покинули их. – Даг!

Анна проследила за взглядом Лиса и увидела мужчину средних лет, одетого в темную мешковатую рясу с забавными вышивками. Прихрамывал, но уверенными шагами с явно важным объявлением направлялся к пьедесталу. Копна темных волос забрана назад и заплетена толстыми дредами, завязанными хомутом в толстый хвост. Борода так же заплетена, но во множество косичек, длинных и не очень. Красная бандана с сердечками служила повязкой на глаз, потерянный еще в детстве: играл с птенцом иглаптицы, который и выклевал его одним резким движением. Даг получил первый урок Каторги, будучи юнцом; так и появилась главная цель жизни, – обучать, давая шанс остальным избежать ошибок. А знакомство с Цоем и Монструмом стало для домового настоящим открытием.

Когда мужчина поднялся на помост, воцарилась тишина; каждый каторжник замер, множество людей показались из окон, ожидая речи. Даг поднял руки к небу, просторные рукава рясы упали на плечи; руки по локоть в кровищи.

Он заговорил громким, полным радости голосом:

– Мужчина! Родился мужчина!

И тут все как с ума посходили: крик восторга, доходивший до безумия, эхом разнесся по стадиону и устремился ввысь через открытую и дырявую крышу.

– Бросайте все, начинайте приготовления! – скомандовал Даг. – Ночь будет долгой и полной веселья!

Спрыгнув с пьедестала, растворился в толпе, зашевелившейся под радостные возгласы. Поспешно закончив дела, люди принялись подтаскивать к полю столы, подкатывать бочки.

– Готовятся праздновать, – наблюдая за действом, объяснил Лис.

– А если би родилась девочка? – спросила Анна. Лис насупил брови, – не понял вопроса, она уточнила: – Радовались би так же?

– Разумеется, Милаха, может и больше. Любая жизнь важна и осознание того, что некоторые из нас, окруженные Каторгой, любят так сильно, что не боятся вывести на свет дитя, чудо. Разве нет?

– Наверное, – неуверенно ответила Анна.

– В твое время было иначе?

– Ти точно хочешь знать ответ?

– Что-то подсказывает, он будет из разряда грусть-печаль-и-безысходность, но да, давай, мочи.

– Ми, рожая детей, думали впервую очередь о себе, о своей старости. Боялись, что некому будет... подать стакан. Никому ми не будем нужни, понимаешь? Старики бесполезни для общества, внесли свой вклад и перестали бить нужними, порой, даже детям, которих вирастили.

Лис усмехнулся.

– Конечно иначе, у нас стариков – раз-два и нету. Одного вот я сам на тот свет переправил, – в голосе скользнула вина.

– Ти не виноват.

– В Каторге мало умирают своей смертью.

– А Непроизносимому повезло, он смог, – подбадривающе ответила Анна. И осознав, что ее мнение не является единственно-верным, и не может отражать всей правды, оговорилась: – Но и у нас, Лис, били люди, пари, рожавшие детей от искренней, чистой любви, – счастливая улыбка растянулась на лице и угасла, когда поняла: ее семья когда-то была именно такой.

– Ха-ха! – высокий голос Дага прозвучал совсем близко. – Цой, Лис! А это? – осторожно взял Анну за локоток.

– Анна, – ответил Цой.

– Ан-н-на, – вдумчиво протянул Даг и отвесил небольшой поклон, не отпуская руки. – Стало быть, Аня, – произнес так, словно размышлял вслух. – Думаю, приживется.

– Можем поговорить? – начал искатель.

– С глазу на глаз?

– Ему свой выколоть или как? – не сдержался лис, указав на Цоя.

Косички на впалых щеках Дага разъехались в стороны от улыбки.

– Лис, Лис, – мелодично ответил домовой, – никудышный шут, но прекрасный поджигатель, за что и прощаем шутки.

Ответ Дага Лиса ничуть не смутил, напротив, он добился своего: вызвал улыбку на лице Анны; прекрасные ямочки, понравившиеся ему так сильно. Забавно, отметил про себя, и на пояснице похожие. Сказка.

– Успеем до праздника? – поразмыслив, предложил Даг.

Цой кивнул.

– Малец родился? – искренне радуясь, поинтересовался Лис.

– Мужик! Здоровый, как бес! Пять килограмм!

– Кто смельчаки?

– Лея и Хан, – с теплом ответил Даг, а затем взглядом обратился к Цою, рукой указав к одному из домиков: – Пройдем?

Искатель и Даг удалились, Анна заметила неважную, но крайне старательную вышивку на спине рясы, от плеч до самого пола: феникс, горящий огнем, поднимавшийся из пепла. Лис сказал, дело рук детишек; великолепное мастерство для тех, кто едва достиг пяти лет.

– Давай, – весело окликнул Лис, – поможем подготовиться к свистопляскам.

Пока опускалось солнце и всходила луна, людей внизу собралось – не протолкнуться и хмельных лиц все больше. Славно потрудились: столы с кушаньем окольцевали толпу, на мангалах, сооруженных из ополовиненных железных бочек, жарилось мясо, которое Анна не решится отведать. Стук генераторов погряз в гуле возбужденных возгласов. Гирлянды разноцветных ламп зажглись огоньками и по периметру крыши стадиона вспыхнули прожекторы, чьи столбы света падали, освещая поле.

Наблюдала за происходящим с высоты третьего этажа, сидя на подоконнике домика, учтиво предоставленным домовым. Да, намного радушнее, чем прием Каземат. Анна не переставала удивляться, – никто ни за что не платит, у каторжников отсутствовало понятие денег, и деньги в принципе, существовали лишь ценности и долг друг перед другом. Все работали во имя единого блага, во имя единой цели – выжить.

Заметила, как медленно, словно нехотя, спускался лифт из комментаторской рубки, что возвышалась над стадионом. Доскрипев донизу, двери лифта открылись, и перед собравшимися каторжниками предстал Даг, держа в руках заботливо закутанного в ткани младенца; дите не испугалось, услышав вопли восторга, выкрикиваемые толпой в честь его появления. Люди рассыпались перед Дагом, позволив добраться до пьедестала.

– Догма! – возбужденный гул поутих, и воцарилась абсолютная тишина, где главенствовал один только сильный голос домового, тенору которого могли бы позавидовать все оперные певцы разом. – Сегодня мы празднуем Жизнь! Его жизнь, – вознес младенца над головой, – и этой ночью мы выберем ему имя! И выберем его так, что вся Каторга узнает: Мы ж-ы-ы-ы-ы-вы-ы-ы! – не жалея связок, закричал домовой.

В небо поднимались неудержимые крики, визг и вопли, в которых перемешались взбудораженность, сила, желание и нескончаемая отрада. Каторжники будто вошли в единый транс, глухо и размеренно оттопывая знакомый Анне мотив, но название ускользало из мыслей и соскальзывало с языка каждый раз, когда она почти вспоминала его.

Домовой развернулся, обращая к народу чадо на вытянутых руках. Толпа выдала разобщенные звуки, невпопад выкрикивая буквы. Он развернулся в другую сторону и оказавшиеся за его спиной замолчали; в хоре возбужденных голосов отчетливо слышалось то ли протяжное «Я-я», то ли «А-а». Даг пристукнул босой ногой и, вытянув руки сильнее, поднял младенца выше, требуя единого решения. Одной буквы.

«Я», – протяжный гул пугающим эхом отскакивал от стен бесчисленных домишек и воспарял, уносясь через крышу.

– Я, – подхватил Даг, и голос его покрыл нарастающий гул собравшихся каторжников. Повернулся в другую сторону и голоса сплелись в нечто среднее между «Эн» и «Эм», а мгновение спустя звук «Эн» стал преобладать и, наконец, восторжествовал.

– Ян! – гордо объявил домовой, удерживая ребенка.

«Ян! Ян! Ян!», – буйно подхватили каторжники, словно выкрикивая воинский клич.

– Несите Пузо! – бодро крикнул Даг. Ликуя, толпа сгущалась у входа, откуда когда-то под приветствия болельщиков выбегали игроки. Ор обезумел, когда на массивных носилках десять мужиков вынесли то, что прозвали Пузом. Несуразное, неуклюжее и неправильной формы создание, похожее на огромный кусок теста, восседало на носилках, прогнувшихся под его весом. Пузо страшно походило на адскую карикатуру недалекого ребенка, страдающего сильным ожирением, но круглая голова, кривой рот и блестящие глаза создания искрили беззаботной, младенческой радостью и... тупостью. Кажется, его даже забавляло происходящее. Носилки поместили у самого пьедестала, и несшие его мужики выстроились перед массивной тушей, зияющей дырами – огромными порами.

Даг дал отмашку, и те принялись лупить в огромный живот создания.

Пузо получал удовольствие, когда необъятное чрево поглощало их кулаки. Они вбивали в него ручища, получая звуки в ответ, но самый громкий получился, когда один из каторжан, разбежавшись, влепился в живот; его мигом отфутболило обратно, в толпу, поймавшую его в руки, точно рок-звезду и встретившую радостным ором. Пузо ликовал; удары, сродни щекотки, заставляли поры высвобождать звуки, похожие на духовые органа. Каторжане подхватили; визг, свист, улюлюканье, – над Догмой воцарилась вакханальная какофония. Мужики продолжали топить кулаки в туше Пуза, мастерски манипулируя октавами и закручивая мелодию. Будто сам Дьявол сподобился покинуть Ад, дабы сыграть в честь появления младенца.

Чудовищное зрелище, но отчего-то забавное.

Домовой согнулся и пустил кричащего во все горло младенца в руки собравшихся. Вознесли его на ладонях, передавая из рук в руки, точно крохотный плот по волнам бесконечного моря. Никогда еще овации не рождали подобных вибраций. Каждый старался коснуться чуда, пытаясь передать ему частичку собственной силы и, быть может, почерпнуть чуточку счастья, даже касаясь того, кто передавал корзинку с новорожденным в другой конец поля, где на небольшом возвышении ожидали своего первенца плачущие от счастья родители. И когда он достиг их, – необузданный вопль пронесся над гомонящей толпой и орган заиграл сильнее, застучали барабаны, и толпа в едином порыве стала отплясывать нечто совершенно дикое и похотливое.

Крупный мужик обеими руками схватил огромный молот и вдарил по семьсот литровому баррику; пробка от удара вылетела с сильным хлопком, угодив одному из стоящих неподалеку прямо в лоб, породила дикий ор и хохот. Он придет в себя только утром, пропустив все веселье, а алая жидкость тем временем хлынула наружу, кто-то подставлял ведра, кто-то тазы, особо умелые – разинутые в искреннем счастье рты.

Сотни тел сплелись в едином порыве, от некоторых движений по спине Анны пробегала приятная дрожь, от других улыбка прокралась к лицу. Не рассчитывала, но заметила в гуще танцующих людей Лиса; от его танца и комичных, несуразных движений уголки губ на лице Анны, расползлись еще шире.

«Ян! Ян! Ян», – скандировали танцующие каторжники. Качавшиеся руки, поднятые к ночному небу, напомнили стебельки пшеницы, погоняемой порывами то усиливающегося, то стихающего ветра.

– Раньше пользовались Книгой Имен, – холодный голос искателя донесся за спиной, заставив Анну невольно вздрогнуть. – В ней говорилось, как назвать ребенка правильным именем, в зависимости от дня, месяца. Не уверен в ее правильном толковании, многих страниц не доставало, какие-то с трудом читались.

– Где книга сейчас?

– Сгорела вместе с Баградом. Стоял там, где сейчас...

– Пепелище, – закончила фразу искателя и продолжила, получив кивок одобрения: – Ты от Дага? Он согласился помочь?

Цой кивнул. Стал неспешно раздеваться. – Я в благодарность место назвал, где упрятал сумку из Надежды. Не против?

– Нет-нет, – едва не запнувшись, ответила Анна. – Нисколько. Оружие совсем не моио, Тесой.

Посмотрел с неясным смущением во взгляде. Подошел, достал из набедренной кобуры Анны пистолет Василия и вложил в ее руки. Выпрямил их со словами:

– Держи так, чтобы стрелять без промедления. Направляй пистолет туда, куда смотришь сама. Всегда, без исключений. Куда бы ни посмотрели глаза, за ними неотступно следует кончик на конце ствола.

Впервые искатель сказал столько за раз.

– Это називается мушка, Тесой. Я поняла, спасибо.

Молча вернулся к кровати, уложив вещи у изголовья. Усевшись на скрипучую койку, принялся разматывать бинты бесьей кожи. Когда закончил, не выпуская прочную кожу из рук, подошел к Анне. Увидела один единственный шрам на теле – удаленный аппендикс. Удивилась, но виду не подала.

Протянул бинты, объяснив: утром придется обмотаться, – защита на землях Пепелища лишней не будет. Приняла пожелтевшую, почти коричневую кожу с трудом скрыв брезгливый взгляд, ускользнувший от искателя; читать лица, эмоции и выражения он не мастак.

– Иди, если хочешь, – кивнул вниз на веселящихся людей, – там весело.

– Ти пойдиошь, Тесой?

– Нет.

– И мне не хочется.

Переубеждать не стал. Молча улегся на кровать, сложив руки на груди. Лежал минут пять, громко дышал носом.

– Анна, – наконец решил обратиться искатель, – Покажи еще.

– Фотографии? – быстро сообразила девушка.

– Да.

Стянула ролл с покосившейся тумбочки у кровати, включила нужные снимки и подошла к кровати Цоя. Села рядом.

– Дай руку.

Искатель, не понимая, протянул кисть. Девушка обхватила большой палец и приложила к поверхности ролла. Через секунду что-то щелкнуло.

– Теперь можешь включать его сам, – объяснила, как. – Знаешь, – проговорила с легкой улыбкой, – в моио время это считалось знаком полного доверия. Искатель отвел взгляд и буркнул под нос что-то, похожее на благодарность. Минут десять рассматривал каждую фотографию Анны, ее прежней жизни, пристально изучал каждую мелочь, каждую деталь, попавшую в объектив. Так и уснул.

Анна вернулась к себе, пыталась уснуть, не раздеваясь, но очень скоро поняла, – не выдержит в одежде всю ночь изнурительной духоты. Разделась, застелила одеждой койку и с трудом заснула под восторженный рев, крики и торжественную мелодию органа, не прекращавшуюся до самого утра.

ГЛАВА 17

На следующее утро, к удивлению Анны, на Пепелище никто не отправился.

Решила, проснулась рано, но Цоя в комнате уже не оказалось. Ролл лежал на тумбочке, – не удивилась, что не слышала, как он вернул его. Дотронулась до его койки – холодна, – ушел давно. Собралась и вышла наружу, покинув уютненькую комнатушку.

Утро преобразило Догму; высокие стены и погрызенная временем крыша стадиона закрывали первые проблески зари. Большинство отплясывающих прошлой ночью дикие танцы безжизненными телами лежали на земле; мужчины и женщины, одни в обнимку, другие друг на друге, – ночь и вправду оказалась слишком долгой, но кому-то все же удалось добраться до кровати и заснуть, как подобает человеку.

Вышла к месту, куда прибыли вчера на Жуке. Обрадовалась тому, что запомнила дорогу. Заметила Газа. Самый опытный водитель Каторги терпеливо объяснял чумазому мальчугану в великоватой одежке, что ключ на десять должен быть вдвое меньше того, что принес он. Мальчик утвердительно кивнул и переполненный новыми знаниями, помчался за ключом нужного размера.

– И баки долой, – скомандовал Газ, – снимайте, на Крюке травить нечего. Бочок с чернью воткните, и три канистры Лисовой смеси.

Чувствуется, дело знает. Двое юрких мужичков принялись исполнять поручение: звеня ключами, отвинтили одну бочку, затем другую, на которых детишки накалякали злющую морду листа, перечеркнутую красным крестом.  Подоспели еще двое, укатили бочки прочь в один из боксов. Жук был точь-в-точь пациент операционной, а окружившие автомеханики – опытные хирурги, колдовавшие над ним.

Показалась Ева, сжимая в охапке две железные трубки, сантиметров тридцать длинной; на них закреплены с десяток зеркал, круглых, квадратных, прямоугольных, словом разных, но все как одно, – пожелтели и изношены у краев.

Газ поблагодарил девушку, и пока она несла зеркала к Жуку, другой паренек притащил сварочный аппарат и на раз-два приварил трубы с зеркалами к стойкам. Обзор получился прекрасным с обеих сторон.

Сам Газ ловко вмонтировался в подкатной лежак и нырнул под машину, постучал по рессорам. Стук удовлетворил его. Выбрался и продолжил корпеть над двигателем, тщательно что-то поверяя, подкручивая, ощупывая и пробуя на вкус. Подключились еще несколько человек; шаманили над Жуком с такой скоростью и знанием дела, что Анна сбилась со счету, – каторжники то приходили, то уходили. Видела, как один юноша вставил в выемку и затянул две двухметровые металлические трубы по обе стороны кузова, позже на них закрепили покрышки, вымоченные в неизвестном растворе. Испугалась, увидев ракету, только лишенную боеголовки. Ее закрепили под днище машины.

Подошла к Газу, хотела спросить про ракету, но не решилась, и в результате начала диалог, описав происходящее:

– Жизнь бьиот ключом.

– Ага. Гаечным, – добавил Газ с улыбкой, восхвалявшей собственную находчивость.

Анна скривилась, разговор как-то не заладился, и поинтересовалась, может ли оказаться полезной. Сказал, если хочет помочь – пусть не мешает – достаточно одного ее присутствия.

– Ли-и-ис! – под визг звонкого голоска девчушка устремилась к появившемуся в дверях Лису, в сухую проигравшему утру после вчерашней попойки.

– Они родственники? – поинтересовалась у Газа, пока тот вытирал руки еще более грязной тряпкой.

– Не, поджигатель вытащил Еву из пожара, который сам и устроил.

– Как это? – в замешательстве спросила Анна.

Газ рассказал, как двенадцать лет назад йухи погнали Пожарище и Лис предложил остановить пламя контролируемым поджогом леса с их стороны и получилось. А как подожгли, услышали детский плач. Лис как с цепи сорвался, сломя голову бросился на выручку, а вернулся уже с ней, держал в руках. Каторжники небольшой коридор от огня удержали, так и выбрался. Ева тогда совсем маленькой была, мало что в памяти отложилось, оно, кажись, к лучшему, но лицо спасителя помнит. Позже выяснили, – глубже в лесу стоял небольшой лагерь бездомных, Пожарище погнало на дикарей чудищ, и те, застигнутые врасплох, погибли...

– А девочку вот спасти удалось, – заканчивал Газ, доставая из железной коробочки скрученный в трубочку высушенный лист, похожий на папироску и закурил. – И Лису досталось, руку обжег, – выдыхая клубы молочного дыма, произнес он. – Гера неделю выхаживала.

– Гера?

– Эт наша врачеватель, – тепло объяснил Газ.

– И операции делать умеет? – поинтересовалась Анна, вспомнив шрам на теле искателя.

– Тут уж не скажу, звиняй, не моего поля знания, – сильно затянувшись, ответил Газ, – но несколько раз людей от смерти спасала, бывало.

– А Лис молодец, – сказала Анна, наблюдая за тем, как Ева спасала его от мучительного сушняка, окатив водой из ведерка.

– А то! – с широкой улыбкой, ответил водитель. – И рука у него легкая, один дом как-то поджог, так весь городок и спалил.

Подробностей этой истории Анна решила не узнавать. Газ затушил недокуренную самокрутку об язык и, прожевывая, сорвался помогать мужичку, несшему в руках большущий пулемет, который через какие-то тридцать минут закрепили на турельной установке Жука.

Прогудел горн, и трудящиеся постепенно удалились.

– Обедать пора, – объяснил Газ и приглашающим жестом указал на двери. Время пролетело быстро, Анна и заметить не успела насколько.

Отобедали под открытым небом, на том самом поле, что содрогалось прошлой ночью от веселого топота и танцев. Еду подавали из просторного проема окна одного из домиков. Лис любезно вручил Анне поднос с выемками. На мгновение она возрадовалась, но напрасно, из пяти отделений подноса, худощавый мужичок за прилавком заполнил лишь два: добрым куском пайка и жидкостью бледно-желтого цвета, то был суп из змеи, до названия которой Анна не успела добраться, изучая Монструм. Когда Ева и Газ получили по порции, Лис предложил Анне выбрать стол. Если в этом задании и существовала какая-то ответственность, то Анна не справилась, выбрав первый попавшийся, с удобными, как ей показалось, скамейками.

Звон железных приборов о медную посуду и низкий гул голосов навис в воздухе и с завидной регулярностью приправлялся резвым смехом.

Анна поглядывала на остальных, желая понять, как поступить с обедом. Помнила, как такими же пайками кормил Цой, но суп в крайнем левом отсеке – что-то новое и ей не хотелось рисковать. Помог Лис, сначала наиграно продемонстрировав обе руки, как бы доказывая их чистоту. Затем аккуратно взял высушенный паек и накрошил в змеиный суп.

– Приступай, как только кусочки размякнут, Милаха.

Поблагодарила и последовала совету. Не смогла убедить себя в приятности вкуса, но в сытости блюду не отказать.

Во время обеда к Анне подходили люди, зачастую нерешительно, но оказываясь на расстоянии разговора, любезно здоровались, желали благополучно добраться до места, и, зачем-то – исправного компаса. Спрашивали о вещицах Старого мира, о том вернутся ли они вместе с его людьми. Не удержались от расспросов и сидящие за столом Газ с Евой, Анна уважительно и терпеливо отвечала всем, благодарила, мысленно удивляясь сплоченности людей, их искренности. Люди стали человечнее, а мир по-прежнему жесток.

Работы над Жуком затянулись до самого вечера, и к моменту завершения машина преобразилась; от облегченного корпуса не осталось и следа, – усилили, наварив железные пластины, будто отправлялись в самое жерло войны.

Искатель так и не появился. Вернулся в домик ближе к ночи в несколько приподнятом настроении. Анна хотела поинтересоваться причиной, но не решилась; однако Цой неожиданно рассказал сам. Утром ходил в Каторгу, там встретил возвращавшегося Тига – искателя Догмы. Тиг приволок артефакт – некий диск бледно-желтого цвета, обнаруженный в вылазке, – золотая пластинка, – как поняла Анна, и теперь Даг вместе с Гидом пытался восстановить архаичный проигрыватель, дабы запустить на нем найденный диск. Роль Цоя во всем этом осталась загадкой.

Искатель заметил аккуратно уложенные бинты у кровати. Девушка виновато пожала плечами; не покидала Догмы и решила, пока обойтись.

– Тесой, – колеблясь, начала Анна, голос то и дело обрывался, движения стали нерешительными, – я обманула, – искатель не отреагировал, – то есть, нет, я била не полностью честна. Протокол Пять-Сорок-Пять, помнишь? – и продолжила, не дожидаясь ответа: – Когда увидела тебя, тогда, в капсуле, я не знала тебя, я... – растирала пальцы, – ми и подумать не могли, что люди уцелеют.

– Что не так? – твердый голос Цоя на раз устаканил волнение, чувствуя, как она запинается в попытках объяснить.

– Протокол Пять-Сорок-Пять, – решившись, проговорила Анна, – подразумевает наличие враждебних форм жизни, представляющих потенциальную угрозу. Другими словами...

– Думала, я враг, – закончил искатель. Анна кивнула, и движение это в равной степени отдавало обреченностью и виной. – Из-за этого переживаешь? – еще кивок. – Ясно, – с каменным лицом продолжил Цой. – Не надо.

– Резервация Второго Эшелона, – продолжила Анна, – она для военних подразделений, Тесой, там собрани лучшие и вспомогательний персонал. А ещио мой бивший муж, и я би очень хотела, чтобы ти разбил ему лицо, – информация о муже, и о тайном желании не стала словами, так и осталась мыслями в голове.

Искатель молчал, размышляя над сказанным, Анне показалось – немного обрадовался. Так оно и было. Наконец-то, каторжникам будет, чем ответить Каторге.

– Ти не держишь зла? Не сердишься на меня?

– Нет, – спокойно ответил искатель и в словах не услышала лжи. Облегченно улыбнулась той самой улыбкой, от которой появлялись ямочки на щеках.

– Я покажу им, что ви, каторжники, не опасни, и без вас нам мир заново не отстроить. Понимать людей – моя работа.

– Хорошо, а теперь отдыхай. Уйдем на рассвете.

Утро пахло дождем, веяло приятной прохладой, ускользавшей от Анны из-за бинтов бесьей кожи, в которые с утра помог облачиться искатель.

Каторжники во главе с домовым Дагом окружили Жука, отправляя его в путь. Газ встал у морды машины, вогнал рычаг, крутанул, и мотор заурчал. Кабину затрясло.

Водитель влез внутрь, не открывая двери. Ворота раскрыли по команде горна, и Газ направил машину к выезду.

Притормозил у Евы, ждавшей у ворот, достал из сумки, заклепками прибитой к двери бильярдный шар-восьмерку, венчавший рычаг переключения передач Зилы и кривой стартер, – символ власти над любимым и лучшим тягачом Каторги. Глаза девушки округлились от неожиданного подарка, и в сердцах поблагодарив наставника, потрясенно приняла нелепые, но крайне значимые вещицы.

– Ты точно решил? – вмешался Лис в сакральный момент. – Вернешься ведь еще до утра.

Водитель отмахнутся от Лиса и многозначительно посмотрел Еве прямо в глаза:

– И еще, – добавил Газ, почесав бороду, – каждый раз перед выездом, ты заводи, не рви сразу, погодь, дай двиглу во вкус войти, разогреться и он не подведет.

Ева кивнула, прижав шар и рычаг к груди. Поблагодарила и, пожелав исправного компаса, долго наблюдала за удаляющейся машиной, пока та не стала точкой, растворившейся где-то на линии горизонта.

– Потерпи, – сказал Цой, заметив ерзанье Анны от бинтов. Грубая кожа беса наждачкой терлась о тело.

До конца Крюка неполные сутки. Анна оперлась на раму согнутыми локтями и глядела вперед, опустив подбородок на переплетенные руки, но быстро пожалела, – дорога далеко не идеал и челюсть стучала от бесконечных ям, трещин и выщерблин, заселивших покрытие, стучала, как при ознобе. Искатель стоял рядом, держась за ту же п-образную трубу, наблюдая за сгущающимися красками туч, плывущих над ними.

Радиоприемник, вмонтированный в металлическую панель, зашипел и запищал. Газ ловко покрутил ручку, но полностью избавиться от назойливых помех не удалось. Сквозь то нарастающий, то утихающий фон и шум пробивался голос Гида, радостно вещавший о проигрывателе и пластинке, найденной Тигом. Им удалось восстановить аппарат и сейчас они готовы проиграть запись. После призыва прислушаться, Гид умолк и на смену пришли еле разборчивые звуки. Колонки надрывались, пытаясь передать мелодию и низкий голос поющего человека. Слов почти не разобрать; что-то о горящих, не замерзающих глазах, людях-зомби, о чьем-то некрополе, монотонный ритм, пианино, сквозь шум донеслась фраза: «каждый из нас – это кладбище идей», а в завершении прозвучало что-то неразборчивое, вроде всех съедят вурдалаки, сидящие повыше, а после – помехи, режущие уши.