Текст книги "Хроники Каторги: Цой жив (СИ)"

Автор книги: Григорий Ярцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Это правда, Каторга не убивает, не зная имени?

Лис рассмеялся такой наивности, но признал: вопрос справедливый. Коровы ведь исцеляются. Чудища, каких свет не видывал, ходят по земле. Нелюди, о которых кроме их немыслимых сил ничего не известно. Мало ли, чем еще мог удивить мир.

– Нет, разумеется. Просто за стены не выходит, а выйдет без подготовки и помрет от твари какой, ну или просто от старости.

– Ти говорил, Домов семь, а назвал только шесть.

– Верно, – согласился Лис, отдав должное удивительному умению вести счет и следить за беседой под действием гона. – Домов было семь, еще один стоял там, где сейчас простирается нескончаемое ничто, называемое Пепелищем. Пожарище очернило столько зеленой земли, не пожалело и дом Миры.

– Мири? – вспомнила имя, названное Лисом и реакцию Кары. – Имя, что ти назвал... Мира, почему Кара так отреагировала?

– Так звали ее мать. Сильная женщина, запузяченная провела по выжженным землям тех немногих, уцелевших во время пожара, детей в основном, мало кому исполнилось двадцать.

– Запью...? – пыталась повторить слово Анна.

– Ну, с животом, – объяснил Лис, описывая дугу у чрева.

Стало ясно, почему многие недолюбливали Непроизносимого, к тому времени, еще не успевшего разменять третий десяток. Мира привела выживших к ближайшему дому – Казематам, а он никого не впустил, объяснив отказ отсутствием мест.

– Места были?

– Достаточно, могли разместить всех, а вот с едой действительно беда, прокормить бы не вышло. Никто кроме Непроизносимого не решился взять на себя ответственность, и его можно понять. Парень действовал во благо живших за стенами. Никто не знает, как бы все обернулось, если бы пришлось делить еду. В то время еще не ставший домовым, но сделавший нелегкий выбор; службы тогда не существовало, но после той ночи, после того, как он не открыл ворота и, можно сказать, обрек каторжников на смерть, жители домов осознали ошибку: нельзя жить за счет смерти.

Лис рассказал, как каторжане собрались и приняли решение, выбрав домовых, которые занимались нуждами Дома, нуждами каторжников. Так и появились семь Домов. Семь, в память о том, с чего и как все началось, с Дома Баграда.

– Виходит, домовой не главний?

– Не-а, домовые ведут учет и имеют право голоса, как и остальные, – ответил Лис, – решение принимается большинством, каторжниками, – улыбнулся и добавил: – Именно поэтому, у меня все получится. Выманю и пока воевода будет говорить с упертым, как бес Непроизносимым, я вернусь, войду через ворота и уговорю принять людей Кары.

– Воителей! – смешно передразнила Анна, пригрозив пальчиком.

– Воителей, – улыбнувшись, поддержал Лис.

– А у тебя точно получится?

– А то! – переисполненный уверенностью ответил Лис, хлебнув из бутылки.

– А сколько спасла Мира?

– Точно сказать не могу, этого в уцелевших записях нет.

– Каких записях? – поинтересовалась Анна, учтиво изъяв бутылку из рук Лиса и отпила. В глазах помутилось, все немного поплыло.

– В тех, что вели написатели дома Миры, я обнаружил их относительно недавно, в походе на Пепелище.

– Виходит, эти люди не дикари вовсе, а потомки дома Миры, те, кого она спасла?

– Я предположил в точности также, Милаха и оказался прав.

– А если ошибся?

Лис пожал плечами и ответил не дрогнув:

– Убили бы.

– Так нельзя! Это безрасс...

– Только так и нужно, – перебил он, не позволив закончить. – Завтра наступит в любом случае, а вот нас с тобой там может и не быть. Свыкнись с мыслью: ты можешь умереть в любой момент. Считай, что уже мертва и тогда все покажется в истинном свете. Солнце ярче, луна холоднее, пища вкуснее, – в глазах вспыхнули огоньки влечения, он приблизился. – Женщины краше.

Анна знала, как бывает, когда мужчина и женщина остаются запертыми в комнате с алкоголем и поспешила сменить тему.

– Почему пробовали принять их раньше?

– Поначалу пытались, но то были небольшие группы, ты сама видела реакцию. Слишком враждебны и агрессивны. Но Кару слушают, и может быть завтра, наступит день, когда их бессмысленная борьба против всех и самих себя прекратится, а Непроизносимый поступит правильно.

Лис приложился к горлышку, запрокинув голову.

Из-за стены, на которую облокотились, стали доноситься постанывания.

Усиливались и несколько раз обернулись криками, вынудившими стражников подбежать к двери. Возбужденный голос Кары послал их прочь. Через минуту стоны прекратились. Да, что-то в мире однозначно не меняется.

– Теперь мы точно не умрем, – констатировал Лис, самодовольно улыбнувшись. Поднял бутыль в воздух и выпил за сказанное. Анна не отставала, взяла бутылку и сделала смачный глоток. Алкоголь развязал язык, и она, переборов себя, поделилась с Лисом тем, чем не делилась ни с кем, даже с Василием. Поделилась неспроста; легкое похрапывание дало знать, – собеседник готов слушать, и она, наконец, выговорилась, на родном языке; так проще, только так можно остаться непонятой, главное – сказать, произнести вслух и тогда боль станет легче. Поделилась тем, как все ненавидит, в первую очередь саму себя. Как направляется к бункеру, скрипя сердцем. Каждый новый шаг на пути, как очередная ступенька к эшафоту. Ведь там, в Резервации Второго Эшелона в удобной стазис-камере пребывал ее скотина-муж. Произнесла его имя, почувствовала, как закипает ненависть внутри, гонимая жгучим алкоголем. Возненавидела себя, вспомнив о решении связать с ним жизнь. Помнила день в деталях, почти дословно. Ответила «Да!» голосом полным любви и желания на вопрос священника о том, готова ли к браку; не подозревала, что нет. От теплых чувств не осталось и следа. Заплакала. Максимилиан был таким не всегда. Офицер Авиационного отряда специальных операций. Красивый, видный мужчина, прекрасный отец. Как за всем этим блеском и добротой скрылось чудовище? Почему никто не разглядел в нем это отродье? Почему не разглядела она? Необходимо дойти, она обязана. Речь о Человечестве и если ей одной уготовано остаться несчастной, ради счастья и жизни людской расы, – пусть так.

Интересно, а можно сломать стазис-камеру? Повредить? И пусть сдохнет внутри, пусть мороз умертвит в нем каждую ожидавшую пробуждения клетку. Вот тебе и человек науки, – ненависть на клеточном уровне. Наверное, можно повредить капсулу, будь Анна инженером, но инженером она не была, им по совместительству был Василий, но Василия больше нет. Попыталась вспомнить его голос, не смогла. Голос – первое, что умирает в памяти о человеке. Когда закончила, выдохнула и сделала смачный глоток из бутылки. Сопящий во сне Лис не услышал ее откровений; оно и к лучшему.

ГЛАВА 13

Анна не помнила, как уснула. Не знала, сколько проспала. Поняла, что утро по желтым лучикам солнца; делались объемнее от пыли и стремительно пробивались сквозь зазоры покосившейся двери. Новый день принес с собой тревогу грядущего.

Как хотелось мирного разрешения, и добраться до Резервации, но еще больше – спокойствия и невозмутимости Лиса; спал себе, как ни в чем не бывало, звездой растянувшись на прохладном полу.

Поднялась быстрее, чем следовало, и поплыла, едва не упав. Закружилась голова. Дикарь-надзиратель помог устоять на ногах. Во рту царила сухость, будто песка поела.

Убедившись в способности девушки стоять на ногах, бездомный принялся за Лиса, расшевелив его ногой.

Рыжеволосый, не открывая глаз, вожделенно бормотал что-то во сне. Потом приоткрыл. Сначала один, другой. Могучее тело дикаря, возвышавшегося над ним, омрачила утро, и лицо Лиса скривилось кислой миной. Не повторил ошибки Анны,  медленно привстал, упершись локтями в пол. Одарил надзирателя недовольной улыбкой и перевел взгляд на девушку.

– Как спалось? – заботливо спросил Лис. Девушка пожала плечами. – Итак, – продолжил, неспешно поднявшись с земли, – новый день!

Восходящее солнце ударило в глаза, как только открыли дверь и преступили порог. Лис зажмурился, недобро пробормотав светилу что-то нечленораздельное; истинное значение слов ускользнуло от Анны.

Дикарь повел дальше.

Столбик термометра, висевший на одной из стен, штурмовал сорокоградусную высоту. Обитатели Преисподней суетливым потоком шли мимо Анны и Лиса. Воздух давил тягучим напряжением. Лис стащил со стола бурдюк с водой. Предложил Анне, а когда она отказалась, отпил сам, а остатки вылил на голову. Из корзинки другого стола с измятой пошарпанной столешницей вытащил пару зеленых фруктов; кислый вкус, вмиг прогнавший хмель гона, напомнил Анне вкус яблока, только ее фрукт вдвое больше размером; выкидывать неудобно, пришлось доедать.

Совсем скоро увидели Кару. Воевода стояла на небольшом возвышении, выкрикивая обрывистую речь в толпу воителей. Цой неподалеку в отчего-то приподнятом настроении. Анне полегчало. Решила, все закончится хорошо. За спиной Кары под небольшим наклоном высилась десятиметровая металлическая стена на поверку оказавшаяся откидным мостом, удерживавшимся цепями, скованными из разных звеньев.

– Откуда столько людей?

– Сдается мне, после смерти матери Кара объединила горстки дикарей, бежавших с Пепелища.

– И как ей удалось?

– Ты ее грудь видела? – ответ должен был прозвучать исчерпывающе, но в действительности, породил больше вопросов, озвучить которые не решилась.

– А почему ти решил, что еио мать мертва?

– Ее нигде нет.

– Вчера Кара говорила о знаке, – продолжила Анна, – Черний Клик, его свет...

– А, это они про Обелиск, – улыбнувшись, ответил Лис. – Ты же понимаешь, что это совсем не знак, да? Сама подумай. Ты сидела внутри сбитой капсулы, из-за вас мертвая груда металла вдруг оживилась, и как это относится к бездомным или Казематам, началу атаки?

Анна нахмурилась, пытаясь отыскать ответ, но вопрос оказался риторическим; Лис ответил сам:

– Да никак. Дело не в знаках, Милаха. Бездомные, как и все мы, выдают желаемое за действительное. Поверь, если очень долго к чему-нибудь готовиться, чего-то ждать, то знаком можно счесть и беса, неожиданно нагадившего синим.

– А если ничего не получится? – спросила, не скрывая переживаний.

– Тогда попробуем уговорить Кару отправиться в другие Дома. Баззарр, например, с легкостью вместит каждого. Там достаточно места, да и работать люд явно умеет. Все останутся довольны.

– А если нет?

– Ты, как я посмотрю, вообще в лучшее не веришь, а? – Анна не отыскала ответа. – А если нет, – впервые в голос Лиса закралась печаль, – будет бойня, никому не нужная, но бойня и многие погибнут.

– Смертей нужно избежать.

– Нужно, – согласился Лис, – а еще нужно не дать Непроизносимому воспользоваться тем, что он обнаружил на нижних уровнях Каземат.

– Что там может бить?

– А йух его знает, – ответил Лис, когда бездомный преградил им путь, вытянув руку. – И это пугает.

Остановились недалеко от воеводы. Кара ходила из стороны в сторону, подмостки поскрипывали под решительными шагами, а голос разносился над головами воителей.

Толпа то и дело разрождалась криком и гулом.

Воевода говорила на непонятном языке, но увидев Анну и Лиса, заговорила так, чтобы и им удалось разобрать речь о том, как важна жизнь, о том, как важно уберечь жизни их детей. Люд поддержал и желание решить все миром, – убивать и умирать не хотели, но если придется – костьми лягут. Пойдут в бой по первому зову, по первому приказу.

Кара указала на Лиса. Его подхватили и быстро привели, следом и Анну.

– Человек знает и хочет повести нас мирным путем, – теперь Кара произносила каждое слово со спокойствием мудреца и непоколебимого наставника. – Я могу повести вас в бой, но не могу и не стану решать за вас. Мы примем решение вместе, – выступила вперед, уперев руки в бока. – Я спрашиваю вас, воители: кто желает пойти мирным путем?

Тревожное молчание нависло в воздухе; у Анны горло от напряжения перехватило, а сердце забилось так, будто бы решалась не судьба люда, а ее собственная. Давно не испытывала пугающего трепета. Первыми руки подняли женщины; одна, две, четыре и за каждой новой в след поднималось все больше. Следом в воздух взмыли и руки мужчин. Руки поднял каждый воитель, каждая воительница.

Кара подняла руку последней.

Кивнула всем разом, выразив согласие с выбором люда. Сочла его правильным. Не оборачиваясь, указала на мост позади себя. Его с грохотом опустили, и толпа двинулась в едином порыве ровным, размеренным шагом.

Кара вела их, Цой шел с краю. Перед мостом выстраивались в четыре ровных ряда и муравьиным строем двигались к лесу. Никаких барабанов, горнов, – ничего знаменующего идущих воителей, триста человек шли меж деревьев почти беззвучно. В Каторге иначе никак.

Цой появился из-за спины, – и как ему удается? Только что Анна видела искателя впереди, мелькавшего меж рядами идущих воителей, а секундой позже, он позади.

Лис даже вскрикнул от удивления.

– Лис, – начал искатель. Что-то в голосе изменилось, но что именно, Анна пока не разобрала. – Если с Непроизносимым не заладится, не настаивай. Я убедил Кару попробовать отправиться к Баззарру.

– Рад, что вы нашли время и поболтали, – с тонкой иронией сказал Лис.

Анна приятно удивилась, и поначалу глазам не поверила, – искатель улыбнулся, думала, не умеет. Считала, что Каторга давно отучила, но нет, вот он, ловко перебирает с ноги на ногу и едва заметно сам себе ухмыляется. Не сразу поняла очевидного, и только вспомнив стоны Кары прошлой ночью, разгадала незамысловатую загадку улыбки.

– Место, понятное дело, есть, – продолжил Лис, – а провизия откуда?

– Ты помнишь последнюю зиму? – омрачившееся выражение лица Лиса сошло за ответ. Цой продолжил: – Все выигранное в Яме не тратилось, пайки так и лежат, – ответил Цой.

– Хитре-е-ецы-ы, – одобряюще протянул Лис. – Так старый хранит все на случай повторения долгой зимы?

Искатель кивнул и добавил:

– По просьбе Петра. Базар сможет обеспечить Дома. Петр не откажет, когда узнает, скольким можно помочь.

– А я-то гадал, какой тебе прок от всего. Теперь ясно, зачем ставят маяки вдоль Вены.

– Люди в Яме дерутся за еду? – робко поинтересовалась Анна.

– Не, Милаха, Яма, это такое место, где решают споры, место наказания виноватых, и все реже, не без участия Цоя, место, где сражаются бруты.

– Брути? – переспросила Анна, и вновь произношение вызвало ухмылку на лице Лиса.

– Каторжники, потерявшие веру в себя, уставшие от жизни и решившие уйти из нее под восторженные крики тех, кто не потерял к ней вкуса.

– И ви им позволяете?

– Разумеется, а чего нет-то? Их жизнь, они вправе распоряжаться ей как вздумается.

– Могли би найти спасенье в религии, – предложила Анна.

– Религии?

– Да, спасение в Боге. Он простит.

– Не, Милаха, мы чет как-то разуверились.

– Атеисти, значит, – заключила девушка.

– Кто? – спросил искатель.

– Атеисти, искавшие бога, но не найдя его, разуверились.

– Не, – отмахнулся Лис, – мы даже не искали, нам тут некогда, и это, а почему нас простят? – поинтересовался, нахмурив золотистые волосинки бровей, почти соединившиеся у переносицы.

– Бог прощает всех, – умиротворенным тоном объявила она.

– Это самооправдание существования что ли, в прощении? – в искреннем непонимании поинтересовался Лис. Анна увела разговор в другое русло, решив, что беседы о Всевышнем ни к чему не приведут.

– А почему бои всио реже?

– Ну, во-первых, – Лис отогнул большой палец, – Каторжникам надоело убивать друг друга, и без того смертей достаточно, а во-вторых, – отогнул указательный, – когда узнают, что за Баззарр бьется Цой, желающие поучаствовать исчезают, как пыльца с пальца при вдохе. Скоро бои в Яме себя изживут и это хорошо, жизнь понемногу налаживается.

– Если надоело, то почему нас питались убить в Каторге?

– Каторга другое, – терпеливо объяснял Лис, – те, кто выходят в нее, считая добычей каторжников, других искателей – сами в скором времени становятся жертвой, а потом умирают. Такие редко возвращаются, их все меньше.

Многообразие звуков сопровождало путь воителей; беспорядочная симфония сверчков, стрекот, крики и пение птиц, доносилось отовсюду. Лучики восходящего солнца с трудом пробивались через листву, шуршащую в редких порывах прохладного ветерка. Лис ловко перепрыгнул через завалившийся ствол дуба, поросший зеленью настолько сильно, что стал похож на небольшой зеленый холмик. Предложил Анне руку и помог переступить.

– И каков ответ на твое предложение? – поинтересовался Лис, срубив стебельки молочника, один из которых предложил Анне.

– Еще не решила.

– Женщина пытается избежать смертей, ну или свести их к минимуму. Поверь, Кара все решила, – уверенно заключил он.

– А Непроизносимый?

– Надавлю на больное, скажу мол, вот, старик, Каторга тебе шанс дает поступить правильно, то же скажу и каторжникам, они послушают охотнее.

– Не нужен ему шанс, – голос искателя понемногу оборачивался холодной сталью. Тепла Кары хватило ненадолго. Или это влияние Каторги, вселяющей дикость в людей.

– Сдается мне, дорогой друг, Непроизносимый кое-что нашел под нижними уровнями Каземат, или скоро найдет. По моей вине,– раскаявшись признался Лис. – Очень важно, чтобы Кара заняла Казематы. Воевода не жаждущая войны и кровопролития, хоть и звучит дико и нелепо, но она и ее люд, – прекрасная возможность отвлечь и похоронить то, навредит всем нам.

– Домовой уступит, – вмешалась Анна, – хочет сделать Каторгу по образу и подобию моего мира и править Казематами, управлять ареной. На двух стульях не усидит.

– Ты его жопу видела? – рассмеялся Лис, явно не разобрав истинного смысла выражения. – На трех усидит, не заметит.

Анна легко улыбнулась; приятно, что чувство юмора не умерло в людях, вместе с миром, сгинувшим в непроглядных джунглях.

Шли дальше. Лис похвалил Анну. Идет который час и вроде совсем не устала, не просила об остановке; хотя, скажи она, вряд ли кто остановится. Если бы не Лис, и не заметила, но теперь, когда обратил внимание, в очередной раз убедилась, самовнушение – сильная штука. Нужно оставаться сильной.

Вдалеке вырисовывался горный хребет; направлялись к нему. Почва неровная, покрытая волнами зеленого одеяла травы, где-то высокой, по пояс, где-то совсем низкой. Высокую обходили; там, объяснил Лис, могут обитать камышатники, – опасные твари, йух их забери.

– Лис, а ти откуда? – рыжеволосый явно не понял вопроса. – Тесой из Базарра, а ти, у тебя есть Дом?

– Зачем? Я везде чувствую себя как дома. А ты у нас получается из тех, кто жил здесь до того, как Природа показала коготки, и все улетело к йухам?

– Аха.

– ...и направляетесь вы будить тебе подобных, а мой друг знает куда идти?

– Аха, – кивнув, подтвердила Анна.

– А зачем подвергать себя опасности? – искренне недоумевая, пожал плечами Лис. – Предлагаю сделать так: отправим Цоя одного, в одиночку ему проще, уверяю, а сами подождем возвращения на Базе! Раскурим крошево из листьев дурума, покажу коллекцию бомб...

– Коллекцию бомб? – перебила, испугавшись. Как-то, в старших классах ее пригласили отведать блинчиков, а потом домогались. Убежала в слезах, исцарапав негодяю лицо. С тех пор относилась к подобным приглашениям с подозрением.

– Ти говорил, что у тебя нет дома.

– База – это не дом, это База! – по интонации поняла: относится к месту очень серьезно и не позволит подшучивать.

– Нужна рука и глаз, иначе не войти, – вмешался Цой, поправляя ножны.

Лис как-то странно оглядел Анну.

– Милаха-мордаха, а они тебе сильно нужны? Ну, рука и глаз? Можно отрезать, дать Цою и отпустить с миром, – широко улыбнулся. – Вон, Даг живет без глаза и вполне комфортно себя чувствует. По лицу, охваченному страхом, Лис понял, – переборщил и поспешил успокоить: – Ну-ну, я пошутил, что мы, живодеры какие?

Тут Анна открыла для себя нечто действительно странное – в Каторге ни рабства, ни каннибалов, или пока не столкнулась? Озвучила мысли. Цой никак не отреагировал, а Лис ответил в свойственной ехидной манере:

– У-у-у, какого ты нехорошего о нас мнения. Людей почти не осталось, кем торговать? Хотя, припоминаю, да-да, работорговцы? Мы их отловили и продали каннибалам, а самих каннибалов той зимой доели.

На Анне лица не было.

– Спокойно, спокойно! – на секунду Лис замолчал, но ответ в голове нашелся быстро, он засучил рукав и показал жилистую руку, обезображенную витиеватым рисунком ожога, и сказал:

– Ты посмотри на мои нитки, уже поджарена, да, но разве съедобно выглядит? – опять улыбнулся и добавил: – Там, внизу, все такие унылые спят?

Девушка не ответила. Понимала, что каннибализм для Каторги давно в прошлом и позабыт. Все думала: может, действительно зря считали человека страшным монстром, зря описывали людей не лучше, а порой и хуже чудовищ. Человек, окруженный злом и смертью, оказался способен и на добро. Наверное, только нависшая опасность и всеобщая угроза способны сплотить людей, заставить перестать грызться друг с другом. Жаль, для ее времени оказалось слишком поздно. Ненависть и неприязнь чумой расползлись по людям. Пропаганда одержала победу в войне за головы и мнения людей.

Горы становились ближе, отчего казались больше, страшнее. Дымка расползлась, позволив разглядеть россыпи елей, растущих на склонах, и прячущих короны в надувшихся брюхах облаков.

К ночи воители разбили лагерь. Обнесли периметр ловушками, колючей проволокой, растянули сети с шипами, скрыв их листвой. Множество палаток похожи на валуны, лежащие на неровной почве леса. Костров не жгли.

Цой и Лис не сооружали палаток, поступили проще, – примостились спинами к дереву. Искатель в очередной раз отдал спутнице накидку.

Анне никак не удавалось отлучиться по нужде, а когда удалось, отошла недалеко от лагеря и несколько позже пришла к выводу: каким бы ни было человечество, какие бы ошибки оно не совершило за свою историю, без туалетной бумаги все оказалось ужасно плохо.

Решила, что уединилась; Лис с искателем так и не признались, как следили за ней, не спуская глаз, – не могли потерять единственную надежду на лучшее будущее и ключ к давно исчезнувшему миру.

Свет фонарика ролла кое-как справлялся с густой темнотой. Дошла с трудом, ужасно темно. По возвращении услышала Цоя и Лиса, обсуждавших некий токсин наебаб. Завидев вернувшуюся из отлучки Анну, притихли, смотрели так, будто ждали, когда задаст тему беседы. Поразительная учтивость, ведь о наебабах Анна не знала ровным счетом ничего.

Усевшись рядом, не позволила воцариться неловкой тишине, спросила об истории встречи искателя и Лиса, оказалось, говорили о наебабах, как раз потому, что знакомство началось именно с них. Если бы не искатель, Лис давно раздал бы всего себя чудищу. Тварь уже приступила, когда подоспел Цой. Спасло то, что наебабы не спешат расправляться с жертвой, не только потому, что смакуют муки и страдания точно гон многодневной выдержки, но и от неумения мгновенно убивать. Медленно высасывают соки, сцепившись с жертвой, одурманенной токсином. Лис приподнял одежду, продемонстрировав часть живота и подарок, оставленный наебабой: ожог с причудливым узором. Улыбаясь, говорил, это не единственная отметина, но показать другие не может – слишком мало с Анной знакомы. Гордился собой и шрамом. Смерть от наебабы, по словам Цоя, далеко не самая плохая. Умираешь, видя перед глазами образ чудесной девы, а поскольку Лис уже к тому моменту являлся самым умелым игроком в дамки, то умирал окруженный целым гаремом из прекрасных женщин, увиденных им на собранных или выигранных картинках. Пока жертва умирала, дивясь красоте, наебаба поглощала тепло без остатка. Лис три ночи не спал, увидев истинный облик, когда искатель усмирил ее путами. Так и гадают до сих пор, как токсин вызывает подобные галлюцинации, и какие могли прийти на смену, если бы игра в дамки не была самой популярной игрой Каторги. Анна предположила, что чудовище каким-то образом способно вызывать онейроидный синдром. Судя по косым взглядам спутников, решила не спешить с диагнозами.

Так, в благодарность за спасение, Лис привел человека, назвавшегося Цоем в Догму, где Даг предложил ему стать искателем.

– Только одного наебабы никак обдуть не смогли, помнишь? – продолжал Лис, задумчиво подоткнув кулаком подбородок. – Как же его?..

– Фет, – коротко буркнул Цой.

– Да-да! Точно! Фет! С собирателями ходил и на него не действовал газ. А почему – не узнать.

– Ходил? – переспросила Анна, предполагая худее.

Лис в досаде сложил губы и ответил:

– Ну да, ходил. Теперь не ходит. Умер он, йух забрал, – поднял голову к черному небу и россыпям звезд, как бы намекая на место, где оказался бедняга.

– Йухи?

Цой вернул Анне Монструм; красная книжонка и люди в ней – вымирающий вид. Видимо, про йухов придется узнавать самой. Убрала книжонку в сумку, в темноте все равно не разобрать. Следом решила выведать, почему искатель назвался Цоем. Он скупо рассказал про увиденную надпись и имя человека, который был все еще жив. Надеялся когда-нибудь встретить везунчика. Анна решила не разбивать надежд искателя. Лис сидел и не верил словам; слышал историю впервые, он знал, – искатель не помнил прошлого, но не подозревал, что и имя не настоящее. Заржал обрывисто и спросил:

– Цой, а помнишь другие надписи, ну, те, что встречаются чаще, – снова сдавленный смешок над шуткой, которую все никак не закончит, – а если бы там другое слово написали, не имя. Им бы и назвался? – закатился смехом.

– Я память растерял, не мозги, – сухо буркнул искатель и переключился на Анну. – Почему назвали Анной?

Лис насторожился в предвкушении ответа, но девушка пожала плечами, сказала только:

– Аннабелль полное имя.

– Аннабелль? – переспросил Лис. – Как пыльцой по ноздрям! Красивое, а длинное, ужас, произносить устанешь. Почему Аннабелль?

– В каждой девушке должно бить немного таинственности, – кокетливый ответ застопорил обоих. Проговорила с такой интонацией, вмиг пробудив в каждом желание разгадать тайну. Первое предположение высказал Цой, удивив девушку знаниями ее мира:

– В честь корабля? Королева Анна?

Анна не стала скрывать удивления, и решила дополнить знания искателя: – Месть Королеви Анни, так корабль називался полностью, но нет, Тесой, не в честь корабля.

– В честь самой Королевы Анны? – логично предположил Лис. Опять мимо. Анна удивительным образом, ускользнувшим от всех, перевела разговор к искателю:

– А ти не хочешь узнать кем бил, Тесой?

– Нет, – сказал так, будто давно похоронил все забытое.

– Почему? – вмешался Лис; они никогда не обсуждали и не гадали о его прошлом.

– Ничего не изменит, – коротко бросил искатель, смирившийся с собственной участью и свыкнувшийся с сущностью. Перевел взгляд на палатку Кары. Почему-то улыбнулся, совсем незаметно, а почему – сам не понял.

– Обещала больше не нападать на тягачи Домов, – объявил искатель, не произнеся имени воеводы.

– Забавно, – подхватил Лис. – Каторжники не нападали на бездомных. Неужели не поняли? Мы не ищем войны. Могли бы прийти.

– А ты бы пришел?

Лис задумался. Ответил не сразу:

– Ну, я провел с ними какое-то время и вполне успешно, правда, они не знали, приняли как своего. Только я не говорил, прикинулся немым. Язык разобрать не могу.

– Это не язык, – объяснил Цой, – Кара говорит, это команды, понятные и известные только воителям и разведчикам.

– Ну, знаешь, – Лис разошелся в хитрой улыбке, глядя на Анну, – видя, как Милаха коверкает язык, про бездомных теперь и говорить стыдно.

– А чего мне не рассказал про Людоводск?

– Так мы сколько не виделись, Цой? – оправдываясь, протараторил Лис, – Я собирался, но как-то резко усложнилось... Непроизносимый, Казематы. Я, признаться, глазам не поверил, когда тебя привели. Непроизносимый и без того тебя бездомным лазутчиком считает.

Лис опять посмотрел на Анну и улыбнулся еще шире. Прочла в умиленных глазах: искателя поймали из-за нее. Не расстроилась, понимала, что Цой сделал выбор, осознавая опасность, и преодолеет любые трудности, пытаясь восстановить Старый мир. Говорили о всяком еще немного, больше всех говорил Лис. Позже негласно решили, что неплохо бы и отдохнуть.

Утром воители поднялись как по команде, собрали палатки, ловушки, не оставив и следа от своего присутствия. Отправились дальше.

Горный хребет все ближе.

Анна молила: только бы не пришлось подниматься по нему; больно неприступной казалась высота. К счастью, не пришлось. Споткнулась, едва не свалилась, – Лис подхватил, не позволив упасть.

– Куда собралась? – спросил улыбнувшись. Улыбнулась в ответ.

Под ногами остатки железнодорожных путей, споткнулась о них. Некогда дугой тянувшиеся рельсы теперь похожи на изломанную линию, уходящую и прячущуюся в глуби леса. Шли вдоль остатков железной дороги, по обе стороны деревья, чьи зубчатые очертания неустанно тянулись к небу, и совсем скоро перед глазами замаячила пустота в горе – тоннель.

Подойдя, смогли разглядеть каменный свод, укрепленный железными балками, рельсами, бревнами, словом всем, что удалось натащить. Воители исчезали во мраке тоннеля, будто проходили сквозь ворота потустороннего мира.

Первое время было темно, как в могиле. Зажгли факелы, но и их горящие огни, разрезающие темень, не лишили окружение жутковатости; сырая мгла пробирала до дрожи. Анна схватилась за рукав, думала, Цой, но того и след простыл, оказалось – Лис. Успокоил ее, сказав, что ничего страшнее воителей здесь нет. Не отлегло ни капельки.

Их привели тем же путем, подметил искатель, но мучило непонимание, – не знал никаких пещер и тоннелей ни на юге, ни на востоке.

Кара отдала приказ, указав рукой вперед себя; лоснящаяся кожа при свете факелов отливала бронзой. Четверо идущих во главе колонны ускорились, оторвались от группы воителей. Послышались басистые голоса, кто-то ждал впереди, – дозорные. Взяли с земли тяжелые канаты и цепи, потянули и под стук шестерни подняли часть стены, обильно заросшую растительностью по обеим сторонам, скрывшую выход из тоннеля.

Первыми пробились лучи солнца, осветив часть тоннеля. Факелы погасли. Теперь ясно, почему искатели Каземат и Цой не могли знать про ход, – когда его закрыли, вьюны, плющи срослись в единую стену живой изгороди, укрывшей большую часть горы, проход не отличить и не отыскать, если не знать точного места.

Вышедших из тоннеля, звучно прозванного бездомными Кишкой, встречал Обелиск, грозно возвышавшийся над Каторгой. Каждый воитель, прищурившись, гневно оглядывал нескончаемые черные стены, уходящие высоко за облака и осыпал их проклятиями. Кто-то в сердцах пообещал: наступит день, и Кара поведет воителей людонуть Черный Клык. Истинный смысл фразы «людонуть» Анна не разобрала, но на ум не приходило ничего хорошего.

Солнце не успело взойти над головами, как показались здания Каземат, и вместе с их появлением тяжелая тишина нависла меж воителями; в глазах не проскальзывала жажда нести смерть, лишь желание выжить.

Кара велела воителям оставаться в лесу, назначив старшим дикаря со шрамами на лице. Сама в сопровождении искателя, Лиса и Анны отправилась ближе к башням Каземат.