Текст книги "Секрет Пегаса"

Автор книги: Грег Лумис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Возвращаться в пещеру мне пришлось не столь торопливо, ибо я вынужден был бы вернуться в обитель, дабы снова возжечь огонек, ежели бы моя свеча погасла при порыве ветра или даже неосторожном шаге.

В пещере я опустился на колени возле камня и прикрыл свечу ладонью от сквозняка. Латинский текст оказался столь архаичным, что мне с трудом удалось его расшифровать. К тому же камень, в котором вырезана была надпись, преизрядно раскрошился.

Когда же разобрал я, что там было написано, случилось так, будто холодная рука сатаны стиснула мое сердце и я погрузился во тьму. Не знаю, долго ли я пребывал вне сущего мира, но, очнувшись, пожалел, что пришел в себя. Если верить тому, что гласила вырезанная надпись, во вместилище сем содержалось то, о чем я даже теперь не дерзну упомянуть. Огонь, ждущий меня в скором будущем, окажется недостаточно горяч, чтобы избавить мою душу от гибели, ибо такова была надпись, врезанная в тот камень.

Я лишился разума и не ведал, что творил. Поистине, был я обуреваем демонами, ибо прежде всего попытался снять каменную крышку. Но милосердием Божьим она оказалась слишком хорошо пригнана и не поддалась мне. Ежели бы я преуспел, то, несомненно, ждала бы меня участь, подобная той, что постигла жену Лота, ибо то, что открылось бы моим глазам, было бы не менее отвратительно Богу, чем уничтоженный им Содом. Сле-дующей же мыслью моей было сообщить о находке тем, кто мудрее меня и приблизился к Богу более, нежели я, дабы объяснили они мне, что я нашел. Теперь я понимаю, что сие было тем же самым искушением, коим сатана соблазнил Еву, чтобы разделила она свое падение с Адамом и пустила бы недуг греховного знания распространяться, подобно чуме [109]109
  До Черной смерти, эпидемии бубонной чумы, истребившей почти треть населения Европы, оставалось еще пятьдесят лет. Однако в то время, когда жил Пьетро, случались локальные вспышки заболевания. (Прим. Найджела Вольффе.)


[Закрыть].

Я знаю, что пребывал отнюдь не в своем уме, ибо оставил в пещере недогоревшую свечу, что было расточительно. Однако сей грех – лишь один самых малых среди тех, что свершил я, повинуясь любопытству, вселенному дьяволом в мою душу.

Обратив взгляд к обители, я узрел, как из нее выезжает кавалькада. Всадники были облачены в доспехи, будто собирались в бой. Среди них признал я Гийома де Пуатье, Тартуса-немца и прочих тамплиеров, искушенных в военном деле. Следом плелись ослы, навьюченные так, словно воинов ожидала продолжительная кампания. Прежде чем я достиг стен, они скрылись из виду, оставив после себя лишь тучу пыли.

Увидев, что портикул поднят, а охраны при входе вовсе нет, испытал я крайнее изумление, ибо понимал, что если бы братья отправились громить захватчиков, угрожающих папскому престолу, то они обязательно позаботились бы о защите своей обители.

Внутри же застал я полное разорение. Свиней и быков выпустили на свободу, и они беспрепятственно разгуливали в монастырских садах, а куры и утки разбегались прямо из-под ног. Найти Филиппа я не смог и предположил, что он ушел со своим господином. Келарь же оказался в кладовой близ трапезной и горестно взирал на вино, растекшееся по полу из бочек с выбитыми затычками, и припасы, раскиданные по полу. Все свиде-тельствовало о том, что провизию в дорогу собирали второпях.

Келарь был стар и очень пристрастен к порядку, из коего черпал свои силы. Когда сей почтенный человек заговорил, голос его дрожал, как будто был он убит горем.

– Они ушли, – сказал старик, прежде чем я успел спросить его, что произошло. – Приехал гонец из Парижа от самого брата де Моле [110]110
  Жак де Моле, Великий магистр ордена в 1293–1314 гг. Всего за три года до описываемых событий де Моле убедил папу римского Бонифация VIII даровать ордену освобождение, что было подтверждено указом Эдуарда I, в котором говорилось, что «движимое имущество ордена никогда не будет изъято судами светской юрисдикции, а недвижимость опустошена или уничтожена». (Прим. Найджела Вольффе.)


[Закрыть]. Он приказал всем братьям, не занятым другими делами, забрать святые реликвии, опустошить казну и взять с собою припасов на семь дней. А зачем, для чего, почему – я не ведаю.

Это было более чем странно. Братья, «не занятые другими делами», как раз и были рыцарями, понаторевшими в искусстве войны. Они покинули обитель, оставив ее на попечение тех, кому надлежало лишь споспешествовать им. Если бы отбывшие рыцари направлялись на битву, вряд ли приказали бы им взять с собою святые реликвии Храма и казну. Все это отнюдь не след подвергать превратностям войны. Я был столь увлечен ядовитым моим открытием, что счел, будто сие лишь прихоть Великого магистра ордена, за коей не предвидится никаких серьезных последствий. Мысли мои заняты были лишь тем, кому же надлежит мне довериться, если вообще надлежит.

Но уже после вечерни мудрость Великого магистра сделалась очевидной. Созвали нас всех в дом капитула, где мы разместились на каменных скамьях, высеченных в его стенах, и рассуждали, с какими же делами сможем справиться, после того как нас покинуло столь много братьев. В одеждах моих имелись чернила, перо и бумага, ибо намеревался я возвратиться затем к своим обязанностям, но открытие, сделанное днем, столь сильно занимало мои мысли, что вряд ли я записал хотя бы две-три цифры. Я никак не мог решить, кому же мне следует открыться и следует ли вообще. Когда подходило к концу чтение первой главы устава ордена [111]111
  В доме капитула братьям зачитывались различные главы орденского устава, а также обсуждались деловые вопросы, связанные с жизнью ордена. (Прим. Найджела Вольффе.)


[Закрыть], дверь вдруг распахнулась. За ней стоял королевский бальи [112]112
  Бальи – королевский чиновник в средневековой Франции; обладал очень широкими полномочиями, главным образом судебной властью.


[Закрыть]Серра и Ренна, с ним целая толпа вооруженных людей.

– С чем пожаловали, добрый брат? – спросил келарь.

Будучи старшим из всей оставшейся братии, он, по уставу ордена, возложил на себя обязанности аббата.

– Я не брат ни тебе, ни кому другому из вас, – ответствовал бальи.

Я не знал его имени, но уже не раз встречал в обители. Было у него дородное лицо, с коего смотрели маленькие свиные глазки, и походил он не на чиновника, а на купца, решающего, какую же цену назначить за штуку ткани.

– Что же тогда значит это вторжение? – спросил келарь.

Бальи подал знак рукою, и пришедшие с ним вооруженные люди заполнили помещение и преградили все выходы оттуда, хотя, по правде говоря, единственная дверь вела в кладовую, о коей я уже упоминал.

– Именем Филиппа, Божьей милостью короля Франции, я приказываю вам оставаться здесь, ибо вы все арестованы, а ваше имущество конфисковано.

Послышался ропот негодования, а келарь сказал:

– Сие невозможно, ибо мы подчиняемся власти Церкви, а не законам слуги Божьего Филиппа.

Слова сии не произвели на бальи никакого действия. Он рассмеялся, издав звуки, более похожие на собачий лай, и развернул свиток, на коем висела королевская печать.

– Король обвиняет вас в таких преступлениях, как идолопоклонство, богохульство, равно как в других злодеяниях, а именно: содомские ласки, поцелуи в зад и другие срамные места, сожжение тел умерших братьев, дабы делать из пепла порошок, ка-ковой подмешиваете вы в пищу малолетним братьям, в том, что жарите вы младенцев и помазуете идолов вытопленным жиром, что устраиваете вы тайные обряды и шабаши, в коих вынуждаете участвовать отроков и девственниц нежного возраста, и еще во множестве пороков, слишком гнусных для того, чтобы вещать о них вслух [113]113
  Оригинал списка обвинений (всего их было восемьдесят семь) хранится в Шартрском казначействе. В нем перечисляются различные формы идолопоклонства, например поклонение животным, и претензии Великого магистра на право отпущения грехов. (Прим. Найджела Вольффе.)


[Закрыть]. Потому отказано вам в праве предстать перед церковным судом.

– Вы ответите перед Его Святейшеством, – произнес кто-то.

– Его Святейшество поддержал короля Филиппа, – отозвался бальи.

Едва произнес он эти слова, как нас грубо схватили, выволокли во двор, покидали в запряженные ослами телеги и увезли от храма в ночь, освещенную лишь убывающей луной. Мрак же, окутывавший мою душу, был лишен даже этого скудного света, поскольку обвинения, воздвигнутые супротив нас, были столь далеки от истины, что не могли быть плодом некоего злостного лжесвидетельства. Единственным утешением мне служило то, что многие из моих братьев были предупреждены ранее в тот злополучный день, и я своими глазами видел, что они спаслись.

Я мог лишь догадываться, отыскали королевские люди тот документ или же он так и покоился в своем тайном укрытии. Ибо само по себе владение такими писаниями вполне могло обречь нас всех на смерть.

Я не ведал, куда нас должны были доставить, но не питал добрых упований на то, что могло ждать нас по прибытии. Я хорошо знал, какая участь ждет ведьм, колдунов и еретиков. Но тяжелее всего было снести то бремя, что заполучил я в пещере вместе с пагубным познанием, из коего следовало, что искупления может и не быть. В глубине собственного сердца ощущал я себя еретиком, куда худшим и зловредным, нежели утверждалось в королевских обвинениях.

Часть четвертая

Глава 1

1

Лондон, Пикадилли. 05:30

Лэнг проснулся по сигналу своего «внутреннего будильника». В первый миг вчерашние события показались ему эфемерными, как сон, которому предстояло вот-вот бесследно улетучиться из памяти. «Пегас» и тамплиеры были всего лишь ночным кошмаром, который, как ему и подобало, должен был рассеяться как дым. Джанет и Джефф находились дома, в Атланте, собирались на работу и в школу. Лэнг должен был посмотреть распорядок наступившего дня в своей электронной записной книжке.

Впрочем, типично женский запах, стоявший в комнате, и кислое послевкусие жирной китайской еды были вполне реальными. Да и рука болела – он вполне реально ушиб ее, когда защищался вчера от убийц.

Лэнг уснул, не раздеваясь. Окончательно убедило его в этом собственное отражение в зеркале туалетного столика, продемонстрировавшее вдобавок густую суточную щетину. Он постучал в дверь ванной.

Никто не отозвался. Впрочем, маловероятно, чтобы какая-нибудь из девушек Нелли проснулась в… – Рейлли посмотрел на часы – половине шестого. Он запер вторую дверь ванной комнаты и скинул одежду, липнущую к телу.

Душ подчинился не сразу. Лэнгу пришлось довольно долго крутить вентили и регулировать головку душа, прежде чем он получил то, что его устраивало. Рейлли подумал, что цветочный запах мыла, вероятно, входившего в комплекс профес-сиональных ароматических средств обитательниц заведения, был слишком силен. Зато он чувствовал себя вполне чистым. Неважно, что от него пахло, как… как если бы Лэнг действительно побывал там, где побывал.

Пока бодрящие иглы горячей воды массировали его спину, он думал, как выбраться из Лондона, пересечь границу и проехать через те французские города и городишки, какие могли оказаться на пути. Рассчитывать на то, что «они» почему-то забыли взять под наблюдение британские железнодорожные вокзалы и аэропорты, ни в коем случае не следовало.

Вымывшись, Лэнг неохотно вытерся единственным имевшимся полотенцем, которое пахло сильнее мыла. В шкафчике над умывальником он нашел маленькую безопасную бритву игривого розового цвета. Стараясь не думать о том, для чего ее могли использовать, Рейлли тщательно выбрился, не трогая усы герра Шнеллера. Он так привык к ним, будто давно уже растил их, холил и лелеял.

Приведя себя в порядок и одевшись, Лэнг вновь посмотрел в зеркало и увидел обычного городского работягу в несвежей одежде. Хорошо бы выйти в магазин и купить что-нибудь на смену. Хорошо бы, но слишком опасно.

Лэнг вышел из комнаты, чтобы посмотреть, все ли спят.

В маленькой кухоньке, примыкавшей к комнате с телевизором, он увидел высокую чернокожую женщину в блестящем платье изумрудного цвета. Судя по глубокому декольте и очень короткому подолу, она только что закончила ночную работу.

– Привет, – сказала женщина хрипловатым голосом с вест-индским акцентом. – Откуда это тебя кот принес?

– Нелли позволила мне переночевать здесь.

Она отвернулась от булькающей кофеварки и взглянула на него, вздернув безукоризненную бровь.

– Боюсь даже подумать, милый, о том, в какие бабки тебе это встало.

– Мне нужно поскорее добраться до Манчестера, – добавил Лэнг, как будто только что вспомнил об этом.

Изогнув длинное стройное тело, девица налила кипящий кофе в чашку, при этом нагнулась так, что ее юбка, и без того чрезвычайно короткая, поднялась еще дюймов на шесть. Лэнг решил, что это получилось не случайно.

– В Манчестер? – переспросила она. – Далековато ты забрался, милый. Признайся, лапочка, а твоя жена знает, где ты гостил перед тем, как вернуться к ней?

– Я бы заплатил, если бы меня отвезли, – добавил Лэнг.

– Я тебе не служба такси, милый. Сама только что вернулась. Придется тебе ехать на поезде, как делают все нормальные люди.

Но похоже было на то, что она обдумывала слова своего нечаянного собеседника, неспешно прихлебывая из чашки.

– Жаль, – сказал он и разочарованно поморщился. – Придется брать машину напрокат. Нелли, конечно же, должна знать, где и что…

Глаза цвета черного кофе рассматривали его поверх края чашки. Лэнг чувствовал себя так, будто его оценивали как телку на сельской ярмарке.

– Ты, наверное, какой-то близкий друг Нелли, да?

Лэнг не мог больше сопротивляться дразнящему аромату свежего кофе. На столике стояла еще одна чашка.

– Можно?

Женщина медленно кивнула, продолжая рассматривать Рейлли, и смилостивилась:

– Наливай, не стесняйся.

Он вылил в чашку все то, что оставалось в кофейнике, и пояснил:

– Просто мы с Нелли очень давно знакомы.

Девица допила кофе, поставила чашку на столик и облизнула губы, как будто смакуя что-то на редкость вкусное.

– Сколько же ты готов выложить за то, чтобы тебя отвезли в Манчестер?

Лэнг пожал плечами и спросил:

– А сколько это стоит? Наверное, где-то пару сотен, да?

Она вновь всмотрелась в него, потом улыбнулась, показав ослепительно-белые зубы, и заявила:

– Лапочка, за две сотни я устрою тебе такую поездку, какой ты и представить не можешь.

Рейлли нисколько не сомневался в том, что мог за те же деньги получить во время поездки еще и дополнительные развлечения, но подобного настроения у него не было. Водительницу же такое безразличие, судя по всему, нисколько не задевало. Через несколько часов она высадила его перед терминалом «Бритиш эруэйз» в Манчестере. Лишь после того как девица отъехала, Лэнг сообразил, что не спросил ее имени, а она не поинтересовалась, как зовут его. Вообще-то, она продемонстрировала исключительно профессиональное отсутствие любопытства и ничего не сказала даже тогда, когда он попросил ее остановиться на мосту, откуда бросил в воду «беретту».

Использовать паспорт и кредитную карточку Генриха Шнеллера было слишком опасно. Следовало исходить из того, что власти уже выяснили, кто, где и когда купил зонтик, забытый в магазине несчастного Дженсона. Вот только наличных денег у него не хватало. Поскольку Рейлли направлялся в страну ЕС, заграничный паспорт ему не требовался, однако был необходим хоть какой-то документ, из которого следовало бы, что он подданный Великобритании.

Стоя возле газетного киоска, он тщательно выбирал жертву. Ею оказался мужчина примерно такого же роста и возраста, как Лэнг, купивший «Гардиан» и сунувший бумажник в карман пиджака. Короткое случайное столкновение, вежливое извинение, и Лэнг превратился в Эдварда Риса – это имя было напечатано на водительских правах его жертвы. Главное отличие состояло в том, что у Риса не было усов, а герр Шнеллер имел таковые, но с этим затруднением Лэнг благополучно справился. Еще он купил и надел солнечные очки и выбрал кассу, возле которой толпилось больше всего народу. При беглом взгляде любой кассир не усомнится в сходстве лица покупателя с тем, что фигурировало на правах. Лэнг же не привлекал к себе внимания и вел себя так, как и подобало бы любому спешащему пассажиру: переминался с ноги на ногу и посматривал на часы.

Когда миловидная женщина протянула ему билет, Лэнг постарался не проявлять того облечения, которое испытывал.

– Желаю вам приятного полета, мистер Рис, – сказала кассирша. – В Лондоне спросите агента на выходе, он подскажет вам, где происходит посадка на Тулузу, аэропорт Бланьяк.

Испытывая нехорошие предчувствия, которые сопровождали его при каждом полете, и удовлетворение от того, что этот этап благополучно пройден, Лэнг уселся в кресло. В Гатуике ему предстояло всего лишь перейти внутри одного терминала из зоны внутренних линий в международную, не пересекая никаких кордонов служб безопасности и полиции, которые наверняка искали его. Там можно было бы даже воспользоваться кредитной карточкой Шнеллера. Именно поэтому он и выбрал этот рейс. Ему нужно было избежать Хитроу, где пришлось бы под полицейским контролем пройти через металлоискатели, за которыми следили еще и видеокамеры.

2

Лондон, международный аэропорт Гатуик. 09:56

Лэнг ничем не выделялся среди людей, заполнявших просторный зал и летевших по каким-то делам. Многие, как и он, путешествовали без багажа.

Возможно, Рейлли заподозрил бы что-нибудь, если бы заметил, что пассажир, державшийся у него за спиной, не направился дальше, туда, где народ ожидал посадки на рейсы по всей Великобритании, а как-то излишне торопливо нырнул в уборную.

Там он вошел в кабинку, запер за собой дверь, но не стал справлять нужду, а вынул сотовый телефон, щелкнул крышкой и коротко сказал:

– Едет.

3

Лондон, Мэйфер. 11:02

Герт сидела перед монитором и молча кивала, как будто соглашалась с чьими-то доводами. Кредитная карточка «Visa» служила практически неистощимым источником финансов для Лэнга в его странствиях. Она заранее знала, что так и получится, и сейчас поздравила себя с этим. Действия мужчин так легко предвидеть.

Тулуза, аэропорт Бланьяк? Это на юго-западе Франции, в том самом Лангедоке, упоминавшемся в оксфордских записках, о которых Лэнг рассказывал Джейкобу. Лэнг рассчитывал отыскать там тайну «Пегаса», ценой разгадки которой станет его жизнь. Возможно, у него было на это право…

«Он был прав», – мысленно поправила она себя.

Так или иначе, но его, судя по всему, ждут неприятности.

Герт встала, вышла из компьютерного зала, где дым был действительно опасен для аппаратуры, остановилась в коридоре под надписью «Не курить» и затянулась сигаретой. Ей нужно было сделать еще несколько звонков и попросить об одолжении парней из второго, научно-технического директората, хотя то, что требовалось Герт, не имело прямого отношения ни к науке, ни к высоким технолоиям.

Но прежде всего следовало позвонить по безопасной телефонной наземной линии. Не обращая внимания на гневные взгляды поборников здорового образа жизни, обращенные на ее дымящуюся сигарету, она вошла в лифт. Оказавшись на улице, Герт быстро добралась до станции метро, рядом с которой имелось множество телефонов-автоматов.

Она набрала номер и, когда ей ответили, опустила монету в щель.

– Вы были правы, – сказала женщина, не представившись. – Он отправился во Францию. Его самолет должен приземлиться с минуты на минуту. – Герт выслушала несколько слов собеседника и заявила: – Прекрасно, тогда до встречи.

4

Тулуза, международный аэропорт Бланьяк. 11:42

Пассажирам, прибывающим из стран Европейского союза, не требовалось проходить ни таможню, ни иммиграционный контроль. Поэтому двум жандармам, дежурившим в аэропорту около выхода номер 7, никакого дела не было до Лэнга. Они слишком увлеклись общением с юной дамой, раскладывавшей круассаны к завтраку на маленьком прилавке кафетерия. Она могла служить наглядным доказательством несправедливости всего сущего, если рассматривать жизнь с точки зрения производителей бюстгальтеров, выдумавших для своей продукции различные размеры.

Из самолета Лэнг попал в просторный современный терминал, который, если бы не надписи на нескольких языках, вполне мог бы находиться в Бирмингеме или в Пеории, штат Иллинойс. Люди, прилетевшие вместе с ним, разошлись, ни один из них не выказал к нему ни малейшего интереса. Пассажиры, отправлявшиеся в путь, быстро поднялись на борт, в самолет погрузили багаж, и через несколько минут Лэнг остался в зале один. Было непохоже, чтобы за ним кто-то следил.

Автомобиль «Пежо Юниор», который Рейлли забронировал перед вылетом из Гатуика, был, пожалуй, меньше, чем ванна в санузле владений Нелли. Хорошо, что Лэнг прилетел без багажа – его некуда было бы положить.

Впрочем, других машин у фирмы «Еврокар» не было, так что Рейлли предъявил права мистера Риса, подписал договор об аренде, заплатил наличными и втиснулся в карликовый автомобильчик. Он был уверен, что, обнаружив пропажу бумажника, Рис прежде всего сообщит в соответствующие инстанции о том, что лишился кредитных карточек, а о правах вспомнит не так скоро.

Разобравшись, куда ехать, Лэнг покатил между современных одинаковых многоэтажных зданий. В голову лезли всякие мысли, в том числе и о том, что в Европе почему-то строят особенно уродливые многоквартирные дома. Вскоре дорожные знаки привели его в центр города. Здесь на смену современным бетонным брускам пришли средневековые каменная кладка и штукатурка.

У его автомобиля все же были определенные преимущества. Лэнг отметил это, когда втиснулся на стоянку между «Дёшево» весьма почтенного возраста и «Рено». Поверх кры-ши «Рено» он увидел розовую кирпичную башню базилики Святого Сернана, единственного строения, оставшегося от монастыря XI века, как узнал Рейлли из купленного в аэропорту путеводителя.

Втиснуть «Пежо» в узкий просвет между двумя машинами Лэнгу удалось, а вот места для того, чтобы открыть дверь и выбраться, почти не осталось. Все же он кое-как справился с этим затруднением, прошел квартал и оказался на городской площади, над которой, как почти во всех европейских городах, главенствовал собор. Поутру площадь превращалась в рынок. На переносных прилавках громоздились горы самых разнообразных овощей, просто удивительных для весеннего сезона. Были тут и цветы разных сортов и расцветок. Их аромат пытался соперничать с запахом рыбы, различных крабов, омаров и мидий, разложенных на лотках с колотым льдом, сияющим на солнце. Женщины с маленькими детьми рассматривали продукты и торговались с продавцами. Как и в Риме, мужчин среди покупателей почти не было.

В поисках того, что ему требовалось, Лэнг вышел с площади и отправился по одной из узких вымощенных камнем улиц. Он миновал магазин, в витрине которого над жирными сосисками красовалась неощипанная птица и неосвежеванные туши. По соседству оказалась patisserie, зазывавшая к себе свежевыпеченными пирогами, кексами и длинными батонами. По вернувшейся привычке Лэнг посматривал в витрины – нет ли слежки. Но, кроме него самого, на улице никого не было.

В конце концов он обнаружил магазин с палаткой и другими туристскими принадлежностями на витрине. Судя по местоположению, его должны были посещать в основном местные жители.

Ведь Лангедок был всего лишь небольшой, преимущественно сельской провинцией, примостившейся на плече Пиренеев. Судя по первому впечатлению, область не была избалована вниманием туристов. Говоря о юге Франции, люди обычно имели в виду восточных соседей Лангедока, всемирно известные летние угодья богачей – Ривьеру, Канн, Ниццу, Антиб. Из городов Лангедока обитатели других стран могли вспомнить разве что Рокфор, где делают знаменитый сыр с синими прожилками плесени.

Зато недалекие предгорья и горы настойчиво манили к себе местных скалолазов и туристов – народ, нисколько не похожий на завсегдатаев Лазурного Берега. Эти искатели приключений были, как правило, молоды, энергичны и пока что не могли позволить себе дорогостоящую поездку в гораздо более престижные, но далекие Альпы.

Этим, вероятно, и объяснялась неприветливость хозяина. Еще тем, что он был французом. Лэнг понимал, что выглядит постарше, чем большинство покупателей этого магазина, но надеялся, что по сравнению с ними сойдет за богатого. Он также не сомневался в том, что по виду его нельзя принять за любителя таких неотъемлемых от пеших походов удовольствий, как грязь, кусачие насекомые и капризы погоды.

Зато он знал, что ему нужно: туристские ботинки «мефисто». Самые лучшие из всей обуви, имевшейся в магазине, и, вероятно, самые дорогие. Только так можно было объяснить внезапный всплеск энтузиазма у продавца, кинувшегося доставать их. Лэнг выбрал также фетровую шляпу с широкой кожаной лентой вокруг тульи – такая должна была бы приглянуться Индиане Джонсу, – полулитровую пластмассовую флягу в чехле, две плотные хлопчатобумажные рубашки, две пары джинсов и прочие вещи, без которых не обойдется ни один уважающий себя путешественник, например компас, складная лопатка и мощный фонарик с запасными батарейками. Под конец он добавил к своим покупкам два мотка веревки – легкого, прочно сплетенного стекловолоконного каната, популярного у серьезных альпинистов. Когда Лэнг стал расплачиваться, французское высокомерное презрение к иностранцам сменилось подчеркнутым дружелюбием. Похоже, французу не удавалось продать столько и за неделю.

В одном из соседних магазинов на той же улице Лэнг приобрел дешевый фотоаппарат со вспышкой, несколько кассет пленки и картонный чемодан для всех покупок. В крохотный багажник «Пежо» его удалось поместить не без труда.

Выехав из Тулузы, Лэнг направился на юг по узкому извилистому двухполосному шоссе ДИ-18, ведущему в город Лиму. Места, по которым он ехал, не походили ни на одно из тех, где ему приходилось бывать прежде. Среди зеленых холмов, словно гигантские кости, торчащие из-под земли, тут и там виднелись остроконечные белые скалы. Справа в туманной дымке вырисовывались Пиренеи, эфемерные, как сон.

Дорога была почти пуста. Тракторы попадались на ней куда чаще, чем автомобили. По сторонам дороги тянулись виноградники – каменистая почва предгорий как нельзя лучше подходила для выращивания лоз, – поля подсолнухов и табака, где сквозь почву только-только проклюнулись зеленые ростки. На склонах, будто клочки ваты, белели отары овец.

Чем дальше он ехал, тем чаще попадались руины, останки могучих некогда крепостей, выгоревших добела под тем же самым солнцем, которое семь веков тому назад согревало Пьетро. Мысль об этом почему-то пугала Лэнга так, словно ему предстояло совершить путешествие во времени.

Лиму остался позади. Согласно карте, которой в пункте проката предусмотрительно снабдили автомобиль, теперь до самого побережья не было ни одного населенного пункта, достаточно большого для того, чтобы называться городом. Неожиданно Лэнг оказался на краю глубокого ущелья, на дне которого сверкала вода. Неподалеку от реки краснели черепичные крыши деревень, которые, судя по карте, должны были именоваться Эсперанса и Кампань-сюр-Од. Первое название походило на испанское, и Лэнг вспомнил, что вплоть до одной из бесчисленных войн, кроивших и перекраивавших границы Европы на протяжении двух тысячелетий, эта часть Лангедока входила в состав Каталонии. Он как-то читал об этом.

Если даже указатель с названием Ренн-ле-Бен где-то и был, то Лэнг его просмотрел. Крошечная деревушка, куда он въехал, представляла собою всего лишь кучку оштукатуренных домов с черепичными крышами, которые сгрудились по обе стороны шоссе. Поселение оказалось настолько маленьким, что здесь не было не только собора, но и площади. Лэнгу пришлось резко сбавить скорость, потому что впереди оказался трактор. И тракторист, и его машина определенно знали лучшие дни.

Шлейф жирного дизельного дыма, тянувшийся за трактором, не помешал Лэнгу заметить долгожданный указатель со стрелкой и надписью «Hostellerie de Rennes-les-Bains» [114]114
  «Гостиница Ренн-ле-Бен» (фр.).


[Закрыть]и вовремя свернуть на проселочную дорогу, обрамленную цветущими деревьями. На пригорке стоял розовый дом. Согласно путеводителю в радиусе нескольких миль других гостиниц не было.

Перед тем как выйти из автомобиля, Лэнг вновь приклеил усы. За входной дверью оказался зал с полом, выложенным плитами известняка. Стены были обшиты панелями темного дерева, на уровне второго этажа проходила галерея. С потолка низко свисала простая люстра в форме тележного колеса. Прямо против входа стоял большой, типично крестьянский с виду, сосновый стол со старомодной медной лампой, учетной книгой в кожаном переплете и медным колокольчиком, начищенным до яркого блеска. Дневной свет падал слева, через арочный дверной проем, за которым оказалась маленькая сто-ловая с единственным окном, смотревшим на долину реки Од.

Лэнг поставил чемодан. В столовой женщина убирала со стола остатки, вероятно, того самого континентального ланча, о котором оповещал значок на вывеске гостиницы.

Увидев Рейлли, она удивилась.

– Oui?

Французским языком Лэнг владел не лучше, чем итальянским.

– Chambre? – вопросительно произнес он, желая узнать, найдется ли свободная комната.

Лэнг всегда изумлялся, если, попросив что-то по-французски, получал что-либо близкое к тому, что хотел. В Париже до недавней трагедии ему довелось побывать всего раз в жизни. Остановился он тогда в напыщенном «Бристоле» и как-то раз попытался, воспользовавшись англо-французским словарем и тщательно выговаривая неподдающиеся слова, попросить доставить ему в номер холодное питье. Через несколько минут его заказ исполнили, но получил он вовсе не напиток, а действительно очень холодную… замороженную рыбину. Случившееся укрепило его мнение как по поводу собственных способностей к языкам, так и насчет французов. Ни к одному, ни к другим он не испытывал особого уважения.

– Вы американец? – спросила женщина на прекрасном английском языке.

– Немец, – с подобающей лаконичностью ответил Лэнг.

Она вытерла руки передником, улыбнулась, как будто это различие ничего не значило, и продолжила все так же по-английски:

– Комната у нас есть. С таким же видом, как и здесь. – Она указала на окно за своей спиной.

Вернувшись в холл, женщина открыла большую книгу. Лэнг неохотно – а куда денешься? – вручил ей карту «Visa» и паспорт Шнеллера. Если повезет, сведения о нем в течение нескольких ближайших дней не дойдут до парижских компьютеров, а хозяйка не станет снимать деньги с карты, пока ему не придет время выписываться и расплачиваться. Рейлли показалось, что предъявленные документы чем-то разочаровали хозяйку. Прежде чем сделать ксерокопию карты, она записала номер паспорта в книгу.

Лэнг попытался вспомнить, когда в последний раз видел, чтобы с кредитной картой поступали таким старомодным способом, а не просто засовывали в электронный считыватель, и не успел. Женщина вернула ему документы, обернулась к доске с ключами, находившейся у нее за спиной, а затем отправилась вверх по лестнице. Лэнгу пришлось поторопиться, чтобы не отстать. Поднявшись на галерею, она открыла какую-то дверь и молча предложила ему войти. В комнате не было ничего примечательного, если не считать обещанного вида на Од. Описывая его, какой-нибудь журнал для путешественников не поскупился бы на эпитеты. К примеру, «река, змеящаяся между меловыми утесами и сверкающая под полуденным солнцем, словно россыпь бриллиантов».

Как только женщина ушла, Лэнг открыл чемодан и переоделся в новые джинсы и рубаху. «Мефисто» оказались еще удобнее, чем при примерке. Взял он и веревку – пропустил поясной ремень через моток и прицепил карабин к этому же ремню.

Рейлли запер комнату снаружи, задержался, выдернул из головы волосок и слюной наклеил его между дверью и косяком. Если у него будут посетители, хорошо бы узнать об этом.

 

Тамплиеры: гибель ордена

Повествование Пьетро Сицилийского.

Перевод со средневековой латыни д-ра философии Найджела Вольффе.
 

6

Места, куда везли нас наши тюремщики, мы достигли через шесть дней пути. Будь у меня больше сухих чернил и бумаги, где можно было бы записать все, повествование сие было бы преисполнено описаний жестокости и лишений, кои мы претерпели, но все это более неважно.