Текст книги "Секрет Пегаса"

Автор книги: Грег Лумис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

– Доброе утро, сэр, – произнес он, и его акцент сразу заставил Лэнга вспомнить знаменитого Дживса [59]59
  Дживс – герой серии популярных романов П. Г. Вудхауза «Дживс и Вустер» и столь же известных телесериалов; невозмутимый, предусмотрительный и находчивый камердинер молодого шалопая-аристократа Берти Вустера.


[Закрыть]. – Я могу что-то предложить вам, или вы просто гуляете?

– Мистер Дженсон? – спросил Лэнг.

Глаза владельца магазина странно сверкнули, как будто он думал, не стоит ли удрать через запасной выход. Рейлли был готов поручиться, что мистер Дженсон постоянно держит своих кредиторов в напряжении.

– А вы, простите, кто? – осведомился хозяин, пожалуй, более задиристым тоном, чем того требовал обычный разговор.

Лэнг улыбнулся, стараясь придать лицу самое дружелюбное выражение, на какое был способен.

– Просто человек, нуждающийся в информации.

– Какая же информация вам требуется? – Напряжение в голосе Дженсона прозвучало еще заметнее.

Лэнг окинул восхищенным взглядом высокий комод, провел ладонью по передней стенке ящика, сработанного из красного дерева, инкрустированного другим, атласным. Потом он вынул из кармана сложенный листок с ксерокопией полароидного снимка и аккуратно расправил его на мраморной поверхности комода.

– Не могли бы вы рассказать мне, откуда к вам попало вот это?

Дженсон даже не пытался скрыть облегчения, которое испытал оттого, что Лэнг оказался не судебным приставом или кем-нибудь еще в таком роде.

– Насколько я помню, из какого-нибудь дурацкого поместья или с распродажи имущества. Если вы увлекаетесь религиозной живописью, то можете не рассчитывать раздобыть там что-нибудь еще в таком роде.

– Я адвокат, – объяснил Лэнг, не снимая ладони с прохладной мраморной доски, на которой лежал листок с копией маленькой фотографии. – Одному из моих клиентов очень важно установить происхождение этой картины.

Дженсон рассматривал снимок, и выражение его лица постепенно менялось. Он сделался похож на лису, принюхивающуюся к курятнику.

– Я не веду архива. Места, знаете ли, не хватает. Нужно покопаться в книгах, где зафиксированы проданные вещи. На это требуется время. Надеюсь, вы меня понимаете.

Лэнг отлично все уразумел.

– От имени клиента я, конечно же, заплачу вам за потраченное время.

Дженсон вновь улыбнулся, наградив Лэнга зрелищем своих зубов, похожих на готовый упасть забор.

– Все будет сделано. – Он извлек из кармана часы на цепочке и взглянул на стрелки. – Да, после ланча. Загляните часа через два, ладно?

5

Лондон, Сент-Джеймс. Через полтора часа

Ланч, который Лэнг взял навынос, небрежно завернув еду в газету, состоял из куска рыбы и чипсов. Конечно, нетрудно было бы найти еду и получше, но этого заняло бы гораздо больше времени. Теперь оно освободилось, и его нужно было как-то убить. Он вытер жир с подбородка тонкой бумажной салфеткой и направился к находившемуся поблизости Берлингтон-хаусу, зданию Королевской академии искусств, где, совершенно ничего не понимая, полтора часа рассматривал выставленные там произведения абстрактного искусства.

Насколько Лэнг мог судить, на выставке были представлены два направления. Во-первых, «нашлепочники», которых отличало то, что работали они, швыряя краски куда-то в сторону холста или той поверхности, которая его заменяла. Краски расплескивались и растекались, образуя силуэты, форма и расположение которых определялись исключительно центробежной силой и земным притяжением, но никак не замыслом творца. Второе направление представляли «размазчики», усеивавшие холст случайным набором больших и малых пятен, затем превращавшие их в завитушки, линии и прочие фигуры до тех пор, пока изображение не утрачивало хоть какие-то поддающиеся осмыслению очертания. Еще имелись истинные авангардисты, раскрашивавшие свои холсты каким-то одним беспримесным цветом.

Почти все работы изрядно походили на те произведения, которые Джефф в возрасте трех лет создавал, размазывая руками краски по бумаге.

Джефф и Джанет. Последние дни Лэнг сосредоточился на поисках убийц, а не на размышлениях о той пустоте, которая образовалась в его жизни после их гибели. Кулаки Рейлли стиснулись сами собой. Видит Бог, он должен отыскать этих неведомых «их» и отомстить.

Похожая на учительницу женщина с седыми волосами, аккуратно собранными валиком, испуганно взглянула на него и поспешно удалилась, по пути еще пару раз оглянувшись, чтобы удостовериться в том, что этот странный тип не гонится за нею. Лэнг с запозданием сообразил, что произнес последние слова вслух.

Убедившись, что он не такой уж ценитель искусства и современная живопись недоступна его разумению, Лэнг перешел в скульптурную галерею к рельефам Микеланджело. Как же они были хороши! Особенно после абстракционистов.

Когда Лэнг вышел из музея и направился в сторону Олд-Бонд-стрит, дождь прекратился. Небо немного просветлело, намекая на то, что рано или поздно на нем появится солнце. Прохожие закрыли зонтики и опирались на них, как на трости, или несли под мышкой.

Снова звякнул дверной колокольчик. Лэнг опять остановился, разглядывая мебель, в ожидании, когда же из-за портьеры появится Дженсон. У большинства предметов были заметны следы машинной обработки дерева, предательски выдававшие поздние копии, изготовленные по большей части в минувшем столетии. Похожее на рыбий скелет кресло в стиле Савонарола [60]60
  Савонарола – тип мебели, раскладные деревянные стулья с серповидными, перекрещивающимися под сиденьем ножками на шарнире и небольшой спинкой. (Прим. ред.)


[Закрыть]наводило на мысль о фабрике 1920-х годов, а не о флорентийских мастерах XV века. Да и когтистые лапы столика под ирландский чиппендейл [61]61
  Чиппендейл – стиль мебели, разработанный Томасом Чиппендейлом (1718–1779). В его работах смешивались черты китайского, готического искусства и рококо. Ирландская разновидность стиля отличается некоторой грубостью, более плоскими поверхностями и не столь изящной резьбой. (Прим. ред.)


[Закрыть] – этот стиль вошел в моду в 1950-х годах – никак не мог сделать даже самый искусный ремесленник XVIII века. Слишком уж тщательно и одинаково все было вырезано.

Впрочем, эта игра быстро надоела Лэнгу. Он посмотрел на часы и убедился в том, что ждет уже десять минут. Дженсон должен был услышать звонок. Но вдруг у него серьезный телефонный разговор?

– Мистер Дженсон? – позвал Лэнг.

Тишина.

Хозяин должен был находиться здесь. Ведь не ушел бы он, оставив магазин незапертым.

Лэнг еще раз позвал, и опять безрезультатно. Необязательность антиквара начала уже раздражать его.

Рейлли прошел через комнату и отодвинул портьеру.

С потолка свисали две слабенькие, как любят англичане, к тому же покрытые густым слоем застарелой пыли, лампочки без абажуров, освещавшие множество столов, стульев и сундуков, в различной степени пригодных для реставрации. На мебель ненадежно опирались роскошно отделанные пустые рамы, годящиеся для портретов в полный рост. Здесь и близко не было того порядка, который царил в главном зале. От угрюмого сумрака у Лэнга по коже вдруг пробежали мурашки.

Справа сквозь щели закрытой двери пробивался свет. Наверняка кабинет хозяина. Вероятнее всего, Дженсон закрылся у себя и не услышал колокольчика на входной двери. Лэнг побрел на свет больше на ощупь, нежели руководствуясь зрением, уклоняясь от болезненных столкновений с деревяшками, недружелюбно встречавшими его.

Добравшись до двери, он постучал и позвал:

– Мистер Дженсон!..

Вновь не дождавшись ответа, Рейлли постучал еще раз, посильнее, и дверь медленно приотворилась.

Лэнгу не раз приходилось ощущать запах крови, за которым прочно закрепился эпитет «медный». Ему казалось, что лучше говорить «стальной». Этот запах ощущаешь, облизывая лезвие ножа. Но, так или иначе, крови было полно.

Дженсон сидел за столом-бюро, заваленным бумагами. Если бы не кровь, можно было бы подумать, что он задремал, откинув голову на спинку кресла. Кровью были залиты его сорочка, пиджак и брюки. Лужица крови растеклась по столу, другая окрасила дощатый пол. Кровь расплескалась по стене, образовав вызывающее подобие того, что Лэнг только что видел на выставке. В горле Дженсона, под самым подбородком, зияла громадная рана. Глаза, еще не успевшие потускнеть, изумленно взирали на полутемный потолок.

Возле стола стоял раскрытый настежь сейф. Документы, хранившиеся в нем, были вывалены на пол и вообще разбросаны повсюду, в том числе и по столу. Часть из них успела покраснеть, как будто целлюлоза впитала в себя вытекшую из тела жизнь Дженсона. Глядя на все это, можно было подумать, что в последний миг жизни хозяин магазина собрал все свои бумаги и подбросил их в воздух.

Лэнг прислонил зонтик к стене и прикоснулся тыльной стороной ладони к отвисшей челюсти Дженсона. Кожа еще не успела остыть. Смерть наступила недавно. Рейлли с запоздалой тревогой окинул взглядом комнату. Ничего не мешало убийце спрятаться в тени за дверью. То и дело бросая взгляды в ту сторону, Лэнг поспешно просмотрел бумаги, лежавшие на столе.

В основном это были счета. Рейлли сдержал приступ тошноты, внезапно подступивший к горлу из-за резкого запаха крови, и попытался дышать ртом. Скорее всего, он лишь попусту теряет время. Разве могли «они» убить Дженсона и оставить ту самую информацию, которую старались скрыть?

Ответ: не могли. Лэнгу, конечно же, не следовало оставаться тут, дожидаясь прихода следующего покупателя.

Он еще раз напоследок обвел помещение взглядом и вдруг заметил под самым креслом Дженсона клочок бумаги, окрашенный кровью. Тот, кто стоял рядом с несчастным антикваром, не мог увидеть этот обрывок. Лэнг осторожно поднял его, стараясь как можно меньше прикасаться пальцами к крови мистера Дженсона. В наши дни кровь может и убить, если в ней затаился какой-нибудь особо сволочной вирус. Бумага пропиталась бурой жижей и на ней было трудно что-либо разобрать. Транспортная накладная экспресспочты DHL. Лэнг совсем было приготовился бросить бумажку и вытереть пальцы, но вдруг разобрал слово «Пуссен», и всю его брезгливость сразу вышибло напрочь. Это оказался список, часть пунктов которого вряд ли удалось бы прочесть, но Рейлли предположил, что картина являлась частью большой партии антиквариата. Можно было разобрать слово «Пегас» – так называлась фирма-отправитель – и неразборчиво написанный адрес.

Возможно, Лэнг держал в руке бумагу, не имевшую никакого отношения к тем людям, которых он искал, но ведь ему могло и повезти. Интересно, что вероятнее: у Дженсона имелась не одна картина Пуссена или убийца не заметил этого листка? Лэнг, конечно, был далек от мира искусства и еще месяц назад слыхом не слыхивал ни о каком Пуссене, но ведь и накладная лежала так, что человек, стоявший рядом с Дженсоном, вполне мог не заметить ее, особенно если она лежала на столе, а хозяин магазина последним конвульсивным движением смахнул бумажку на пол.

Времени на раздумья у Лэнга не было. Дверной колокольчик брякнул, извещая о том, что кто-то пришел. Или ушел. Убийца имел возможность преспокойно покинуть магазин, а Лэнг никак не мог ему помешать.

Или мог? Сунув окровавленную бумагу в карман, он осторожно вышел в склад-мастерскую. Судя по тому, что творилось в кабинете, тот, кто перерезал глотку Дженсону, должен быть весь перепачкан в крови.

Допустим, убийца не догадается угнать автомобиль или его не поджидает машина у тротуара. Преступника легко будет опознать, если Лэнг успеет схватить его, пока тот не переоделся.

Впрочем, нельзя исключить и того, что данный субъект все еще находится в магазине Дженсона. Мысль об этом заставила Лэнга, направлявшегося к выходу, замедлить шаг и прижаться к стене. Вдруг звонок действительно извещал о чьем-то появлении, а не об уходе убийцы?!

Подойдя к портьере, загораживавшей выход в торговый зал, Рейлли увидел что-то на полу. В первый миг в сумрачном свете ему показалось, что там лежит другое тело. Он на-прягся было, но тут же сообразил, что это всего лишь одежда – перепачканный кровью комбинезон.

Лэнг не сомневался, что наверняка увидел бы его, если бы тот валялся здесь, когда он входил. Рейлли поднял комбинезон и быстро обшарил карманы. Было бы крайне удивительно, если бы он нашел хоть что-нибудь полезное. От мысли о том, что убийца находился здесь и видел, как Лэнг вошел в кабинет, рыба и чипсы зашевелились у него в животе.

Почему же «они» не попытались сразу завершить то, что не доделали в Атланте?

Ответ на свой вопрос Лэнг получил почти сразу же. В торговом зале стоял, настороженно глядя по сторонам, констебль в традиционном кителе, застегнутом на четыре пуговицы, и высоком круглом шлеме. В руке он держал пистолет, направленный на Лэнга.

Увидев оружие, Рейлли прежде всего подумал, что это и есть убийца, успевший переодеться в полицейского. Потом он вспомнил, что лондонская полиция несколько лет назад отказалась от старинной традиции и вооружилась.

– Кто-то позвонил, сказал, что здесь… – Тут глаза парня широко раскрылись, и до Лэнга дошло, что он так и держит в руках окровавленную одежду.

– Послушайте, я не… – начал Рейлли, отлично понимая, насколько жалко звучат его слова.

Судя по тому, как дрожал голос констебля, когда тот заговорил в микрофон рации, прикрепленный к воротнику кителя, он напугался куда сильнее, чем Лэнг.

– Подкрепление сюда, живее! – кричал парень с таким сильным истэндским акцентом, что ему позавидовала бы и сама Элиза Дулиттл [62]62
  Элиза Дулиттл – героиня пьесы Б. Шоу «Пигмалион».


[Закрыть]. – Быстро подкрепление, черт! Я поймал пидора, который устроил тут мочилово! Олд-Бонд-стрит, номер двенадцать.

Лэнг выронил комбинезон, обличавший его, раздвинул портьеры, отделявшие торговый зал от склада, и попятился. Руки он держал перед собой, чтобы полисмену не померещилась какая-нибудь опасность.

– Я просто зашел сюда и нашел его.

Молоденького полицейского аж трясло от волнения. Дуло его пистолета – Лэнгу показалось, что это девятимиллиметровый «глок», – ходило ходуном.

– Как же! Тогда я, значит, принц-консорт, что ли? Стой, где стоишь, янки, и не дергайся!

Лэнг сделал еще шаг назад и уткнулся спиной в какой-то массивный предмет мебели. Коп медленно двинулся за ним. Может быть, он опасался, что промахнется, когда надо будет стрелять, если отпустит Лэнга слишком далеко. Рейлли просунул руку за спину, пытаясь понять, как обойти препятствие. Его пальцы прикоснулись к одной из тех рам, которые он заметил, когда вошел сюда несколькими минутами раньше.

– Руки вперед, чтобы я видел! – потребовал констебль.

Лэнг был готов поручиться, что здешний коп не станет стрелять без крайней необходимости. Это не Атланта, где такая мысль не могла бы прийти ему в голову. Конечно, Рейлли не собирался позволить арестовать себя, но и не хотел причинять юному полисмену серьезного вреда. Когда Лэнгу удастся доказать свою невиновность – если это вообще получится, – все следы давно остынут. Кроме того, он отлично знал, насколько дерьмовая вещь – уголовная юстиция. Лэнг провел ладонью по раме, а полицейский подошел еще на шаг. Свободную руку он тоже запустил за спину. Рейлли решил, что за наручниками.

– Обе руки, я сказал!

Лэнг глубоко вдохнул, незаметно перенес вес тела на выдвинутую вперед ногу и в следующее мгновение выбросил ногу так, что любая балерина из «Рокетте» умерла бы от зависти. «Глок» вылетел из руки полицейского, громыхнул по полу и отскочил в сторону. Когда полисмен обернулся, чтобы поднять его, Лэнг выхватил из-за спины раму и нахлобучил ее на полицейского. Она идеально подошла по размеру. Парень застыл, держа руки по швам. Они оказались туго зажаты оправой из выдержанного дерева, покрытого позолотой. Теперь констебль мог лишь яростно сверкать глазами.

– Поверьте, я не имею к этому никакого отношения, – сказал Лэнг, направляясь к двери. – Мне нужна лишь возможность доказать свою невиновность.

Судя по выражению лица констебля, тот нисколько не поверил ему.

Лэнг уже слышал приближавшийся звук сирен, какими пользуются полицейские по всей Европе. Они напомнили ему фильм «Дневник Анны Франк» [63]63
  «Дневник Анны Франк» – экранизация одного из наиболее драматических документов Второй мировой войны, реального дневника еврейской девочки Анны Франк, погибшей в концлагере.


[Закрыть]. Он находился в таком положении, что современная полиция была для него ничуть не лучше гестапо. Если Рейлли поймают, то в Освенцим, конечно, не отправят, но все равно упрячут куда-нибудь за колючую проволоку, а там уже «они» разделаются с ним без особых хлопот.

Лэнг вышел на улицу и направился прочь, успешно подавив желание кинуться наутек. Лишь пройдя два квартала, он вспомнил, что забыл зонтик.

6

Лондон, Сент-Джеймс. Через десять минут

В «Стаффорде» его ожидала записка:

Пошла по магазинам. Обед в «Pointe de Tour». Чай здесь в 16:00. Герт

Рядом лежала вырезка из журнала, в которой говорилось, что «Pointe de Tour» – это новый ресторан, расположенный к югу от моста Тауэр. Множество звезд, французская кухня. Дорого.

Он решил, что дожидаться Герт было бы неразумно, и принялся упаковывать вещи. Ему было совестно, но в его планах места для нее не находилось. Лэнга ловко подставили: убили Дженсона и позвонили в полицию, обставив все дело так, чтобы он попался буквально in flagrante delicto [64]64
  С поличным, в момент совершения преступления (лат.).


[Закрыть], как говорят юристы. Вернее, те из них, кто не забыл эту фразу после университета.

Теперь все полицейские Европы кинутся искать его с таким же азартом, как и американские стражи порядка. На зонтике остались отпечатки пальцев, которые приведут в «Фортнум и Мейсон». Путешествующая супружеская чета уже не могла служить надежным прикрытием, тем более что полицейский художник должен был с минуты на минуту закончить со слов констебля изготовление портрета Генриха Шнеллера.

Потом отпечатки попадут в Интерпол… В общем, о герре Шнеллере придется забыть навсегда.

Лэнг забрал все деньги, которые Герт оставила в сейфе, написал ей записку, которую, как он отлично знал, она должна была счесть, мягко говоря, неадекватной, и покинул гостиницу.

Вскоре он оказался возле парка Сент-Джеймс, где задержался на несколько минут близ так называемого Утиного острова, как будто рассматривал там птиц. Вроде бы никто не выказывал интереса ни к нему, ни к тому, что происходит на воде. Дальше Лэнг направился по Уайтхолл, вдоль усыпанного гравием плаца Конной гвардии и мимо Рыцарского фасада Банкетного Дома, где проходили королевские пиры. Когда-то на этом самом месте обезглавили царственного гуляку, монарха, склонного забывать о своих обещаниях, – Карла I. Но сегодня история занимала Лэнга несравненно меньше, нежели вопрос о том, следят за ним или нет.

Конечно, то, что он не видел никого из «них», вовсе не означало, что этих субъектов не было поблизости. Лэнг в полной мере ценил «их» хитрость. Убийца Дженсона вполне мог разделаться с Рейлли в полутемном магазине. Но в стране, где убийства происходят не так часто, как, скажем, в городе Монтгомери, штат Алабама, такой случай вызвал бы куда больше вопросов, чем гибель одного небогатого антиквара. «Они» сделали так, чтобы Лэнг оказался в положении главного подозреваемого.

Когда Рейлли упрячут в каталажку, «они» запросто сумеют отыскать его. Преступная организация, представленная в Европе и Америке, обязательно должна иметь доступ к документам полиции, равно как и в любую тюрьму, куда его могут засунуть. В этом нет никаких сомнений. Куда ему деваться? Ведь никто же не поверит, если человек, подозреваемый в двух убийствах, начнет болтать о заговоре международного масштаба и тайнах, зашифрованных в старинной картине.

Что и говорить, умно…

Лэнг поставил ногу на кстати подвернувшееся невысокое крыльцо и сделал вид, будто завязывает шнурок. Так он мог незаметно для окружающих посмотреть назад. Группа японцев, оживленно щебетавших по-птичьи между собой, непрерывно щелкала фотоаппаратами, снимая все, что оказывалось в поле зрения. Под их прикрытием Лэнг повернул направо, рассчитывая затеряться в суматохе автомобилей, бесчисленных голубей и суетливой толпы на Трафальгарской площади.

У Лэнга все же было одно преимущество, хотя и весьма незначительное. «Они» не знали об окровавленном листе бумаги, на котором было указано название компании, откуда, по всей вероятности, Дженсон получил картину. «Они» убили хозяина магазина, чтобы тот не смог рассказать о том, что знал, и все же просчитались.

На большой, изобилующей магазинами площади Чаринг-Кросс станция метро пряталась у подножия делового здания. Лэнг остановился возле телефона-автомата – ничем не примечательной стальной коробки, точно такой же, какие можно встретить в США. Он подумал, что все старые красные телефонные будки теперь, наверное, украшают американские бары. Ни в каких других местах Рейлли их не видел. Зато теле-фонная книга, в отличие от Штатов, оказалась на месте. Лэнг отыскал нужный номер и набрал его, не забывая присматривать за небольшой сумкой с вещами, которые взял из отеля.

Разговор был очень кратким, но за это время анемичное солнце успело пробиться сквозь тучи. Правда, его появление согревало скорее душу, нежели тело.

Повесив трубку, Лэнг пошел дальше по Стрэнду и вскоре оказался возле увенчанного железным геральдическим грифоном мемориала Темпл-Бар, стоящего на том месте, где изначальный город Лондон соприкоснулся с Вестминстером, после чего Лондоном стали называть уже оба эти поселения. Здесь Стрэнд переходит во Флит-стрит, бывшую еще в недавнем прошлом центром лондонской журналистики.

Но Лэнгу были нужны вовсе не газеты. Кстати, их редакции давно переехали в пригороды: туда и ездить проще, и аренда обходится дешевле, и профсоюзы не так наседают по поводу жалованья сотрудникам.

Рейлли еще раз оглянулся, опасаясь слежки, и свернул на узкую улицу, пожалуй, даже переулок Миддл-Темпл-лейн. Еще более тесный проход вел оттуда в небольшой сквер, окруженный со всех сторон зданиями Темпл-Бара, в которых размещались приемные едва ли не всех лондонских барристеров [65]65
  Барристер – адвокат, имеющий право выступать в высших судах Великобритании.


[Закрыть].

Повинуясь памяти, Лэнг поднялся по мраморным ступеням, глубоко и неровно вытертым ногами сотен и тысяч клиентов, надеявшихся найти здесь защиту от несправедливости и имеющих возможность облегчить свои кошельки. Золотые буквы на застекленной сверху двери извещали, что за нею находится барристер Джейкоб Аннулевиц.

Барристер Аннулевиц занимался своими делами в обшарпанной приемной. На двух стульях, обтянутых гобеленом, популярным еще в 1940-х годах, но затертым до такой степени, что узоры было почти невозможно разобрать, громоздились папки с бумагами. Они же были навалены и на видавшем виды столе. Зато другой, стоявший в стороне и принадлежавший секретарю, был на удивление опрятен, хотя и обшарпан. На нем громоздился большой компьютерный монитор – единственная вещь в этом кабинете, напоминавшая о том, что дело происходит в XXI веке.

Впрочем, если юрист и держал секретаря, то на время визита Лэнга ему был предоставлен перерыв.

– Рейлли!

Пожилой человек, показавшийся из-за двери, ведущей во внутренние помещения, был одет в черную мантию, из-под которой выглядывала накрахмаленная белая манишка. Уголки твердого белого воротничка почти упирались в подбородок, а традиционный парик с завитыми волосами красовался на лысой голове, прямо как птичье гнездо на скале.

– Джейкоб! – Лэнг положил сумку и крепко обнял хозяина. – Давно ли ты стал играть в операх Гилберта и Салливана? [66]66
  Композитор Артур Салливан и либреттист Уильям Гилберт – авторы популярных комических опер.


[Закрыть]

Джейкоб чуть отступил, чтобы хоть немного перевести дыхание, и поинтересовался:

– Вижу, ты все так же умничаешь, да?

– А ты все так же защищаешь безнадежное? – ответил Лэнг, указав на мантию. – Что за наряд? Я думал, ты надеваешь его только в суд, да еще, вместе с маской, на карнавал в День Гая Фокса [67]67
  Гай Фокс – английский дворянин, самый знаменитый участник Порохового заговора против короля Якова I в 1605 году. Имя Гая Фокса увековечено в названиях различных празднеств, посвященных чудесному спасению короля.


[Закрыть].

– А откуда, по-твоему, я мог вернуться как раз перед твоим звонком? Из клуба «Мэйфер»?

– Оттуда вряд ли. Разве что они сильно ослабили требования по приему новых членов.

Джейкоб посторонился и пропустил Лэнга в свой кабинет, маленькую комнатушку, где густо стоял застарелый табачный запах. Виноваты в этом были несколько вересковых трубок, пока что лежавших без дела в пепельнице.

– Этого мы не дождемся, – без тени раздражения сказал барристер. – Как и прежде, женщины, евреи и члены парламента от лейбористской партии не допускаются. Еще нужны рекомендации от пяти членов клуба, причем два из которых должны быть покойниками.

Кабинет Джейкоба был так же захламлен, как и приемная. Адвокат приподнял стопку дел, заглянул под нее, положил обратно и взял другую. Под этой обнаружился небольшой деревянный ящичек, куда он положил парик.

– Клубы! Сынам избранного народа среди джентльменов почти так же трудно, как и раньше.

Лэнг снял бумаги с кресла, обтянутого искусственной кожей, и сел.

– Судя по обхвату твоей талии, за последнее время ты пережил не так уж много погромов. Что-то непохоже, чтобы ты так уж рвался в Землю обетованную.

Джейкоб, сын польских евреев, уцелевших во время холокоста, ребенком оказался в Израиле. Став взрослым, он эмигрировал в Англию и принял британское подданство. После этого Аннулевиц не утратил израильского гражданства, но попал в число первых кандидатов в агенты «МОССАДа», работающие под прикрытием во всех странах, враждебных и дружественных Израилю. Если история и научила евреев чему-то, так это ненадежности союзов с гоями. Потому они одинаково старательно шпионили и за врагами, и за друзьями.

Джейкобу надлежало следить за находившимися в Лондоне дипломатами из арабских стран и передавать своему начальству все получаемые им обрывки информации. Впоследствии они с успехом использовались для плетения затейливой паутины мировой политики. Эти сведения могли передаваться или не передаваться представителям разведывательного сообщества Соединенных Штатов, не имевшим доступа в иракское, иранское или, скажем, либерийское посольства, представлявшие для них особый интерес.

Мало кто знал, что Джейкоб – знаток подрывного дела. Он в совершенстве освоил его во время службы в израильской армии до переезда в Англию. Ходил также неподтвержденный, но и не опровергнутый слух о том, что он проник в тайное убежище одного из самых отъявленных главарей террористов «Хамаса» и начинил гексогеном телефонную трубку. При первом же звонке хозяину дома оторвало голову, прочий же ущерб ограничился расколотым зеркалом на стене. Правда это была или же легенда, но Джейкоб имел репутацию повелителя детонаторов, фокусника пластида.

Американцы и британцы подозревали, что он успел пошпионить и за ними. Все потенциально заинтересованные организации – ЦРУ, ФБР, МИ-5, МИ-6 – сходились на том, что теперь он вышел в отставку, хотя и удивлялись как его решению посвятить старость юриспруденции, которой он увлекался смолоду, так и еще более странному предпочтению, которое Аннулевиц отдал вечной лондонской непогоде перед солнцем Средиземноморья.

Джейкоб открыл небольшую дверь, находившуюся позади его рабочего места. Там обнаружились стол, шкафчик для посуды и газовая горелка, на которой стоял чайник.

– Все так же? Без сахара, но с лимоном?

Лэнг не смог сдержать улыбки.

– Возраст не сказался на твоей памяти.

– Слава богу, пока терпимо. – Джейкоб налил чай в фарфоровые чашки. – Еще помню, кто мне нравится, а кто нет. Зато зрение так ослабло, что я толком не вижу кварталов, по которым прохожу. – Он открыл жестяную коробку и сокрушенно покачал головой. – Увы, печенье закончилось. – Аннулевиц отставил чашку и закурил одну из своих трубок, из которой повалил зловонный дым. – Итак, Лэнгфорд, просвети меня насчет событий последних десяти лет. У тебя должны быть очень веские основания для того, чтобы прилепить эти смешные усы, надуть щеки и надеть кошмарный немецкий костюм.

Лэнг окинул взглядом комнату и прикоснулся пальцем к уху.

Джейкоб кивнул и сказал:

– Кстати, на улице замечательная весенняя погода. Почему бы не выйти с нашим чаем во двор? Вдруг нам повезет, и мы услышим жаворонка… Хотя вряд ли – последнюю такую пичужку я видел в Лондоне много лет назад, умершую от смога.

Солнце светило, но нисколько не грело, и Лэнг зябко поежился, выйдя во двор.

– Если ты думаешь, что твой офис прослушивают…

Джейкоб задумчиво покачал головой:

– Кажется, ваш поэт Роберт Фрост сказал, что кое-кто верит, будто хорошие соседи живут только за надежными заборами. В нашей работе… В нашей бывшей работе залогом добрых отношений служит хорошая прослушка. Если твое управление, МИ-5 и все остальные что-то знают – или так думают, – то они этого не боятся. Поэтому я не возражаю против того, чтобы они слушали, что происходит в моем кабинете. Пусть спят спокойно. Мне больше нечего скрывать. Кроме того, если бы твои соотечественники меня не подслушивали…

– Тебя не было бы в живых, – закончил за него Лэнг.

Несколько лет назад контора Рейлли узнала из телефонной прослушки, что Джейкоб должен оказаться возле израильского посольства как раз в то время, когда террористы «Хамаса» намеревались взорвать там автомобиль, набитый соответствующей начинкой. Они не знали, что здание давно уже было перестроено и укреплено так, что ощутимый ущерб ему мог бы нанести разве что ядерный взрыв. От теракта пострадали бы в основном прилегающие жилые дома. Раньше времени арестовать фанатиков, рассчитывавших таким образом попасть в рай, значило сознаться, что в ряды террористов внедрено немало разведчиков. Лэнгу удалось убедить свое начальство в том, что если Джейкоба разнесет на атомы, то никому никакой пользы не будет, и его осторожно предупредили.

– По всей видимости, не было бы, – согласился Аннулевиц. – А это несколько хуже, чем дожить до старости. Теперь просвети меня: чем таким ты занимался последние десять лет, что боишься, как бы тебя не подслушали?

Лэнг рассказал ему все.

– Прими мои соболезнования. – Джейкоб покачал головой. – Твою сестру и племянника я не знал. А вот Дон… Поэтическое имя. Может быть, ты помнишь: когда вы несколько лет назад приезжали в Лондон, у меня хватило ума спросить, что она в тебе нашла. Очаровательная женщина. Так ты, значит, американский адвокат, и тебя ловят по всему миру за два убийства, которых ты не совершал. Чем же я могу тебе помочь?

Они прогуливались взад-вперед между зданием, отведенным под конторы адвокатов, и Темплом, старинным круглым сооружением. Подойдя к нему, Лэнг вдруг открыл тяжелую дверь и жестом предложил Джейкобу войти.

– Холодно, – признался он. – А там никого нет, и вряд ли кто-то напичкал это здание «жучками».

Темпл ничуть не изменился. Потолок центрального зала, построенного в XII веке тамплиерами – рыцарями ордена Храма Соломона, – опирался на изящные колонны. В середине внутреннего круга распростерлись на вытоптанном известняковом полу несколько рельефных человеческих фигур. Каждая прижимала меч к груди, облаченной в броню. Никаких надписей, позволявших догадаться, кто эти люди, не было. Лэнг всегда думал, что это тамплиеры.

Джейкоб и Рейлли двинулись по кругу вдоль стен, и Лэнг вскоре закончил свой рассказ.

– «Пегас», – задумчиво произнес он. – Единственный имеющийся ключ, который я в состоянии понять. Если эта фирма ведет операции в Европе, то «Эшелон» должен о ней знать.

– «Эшелон»? – Джейкоб остановился. – Ваше Агентство национальной безопасности не передает свою информацию ни в одну из тех организаций, в которые я мог бы обратиться.

Агентство национальной безопасности, иногда именуемое «Эшелоном», было окружено глубочайшей тайной. Вместо оперативников там трудились виртуозы-компьютерщики, их оружием были высокие технологии. Эта структура не занималась активным шпионажем в традиционном смысле этого слова, зато имела близ Лондона строжайше охраняемую станцию спутникового наблюдения, способную перехватывать в Европе любой телефонный разговор, телефакс или послание по электронной почте. Своими данными агентство делилось только с Англией, Канадой, Австралией и Новой Зеландией.