Текст книги "Заводная ракета (Ортогональная вселенная-1)"

Автор книги: Грег Иган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

– Верно.

– Слишком рискованно собирать лепестки, пока черенки не укоренятся, – добавил Лавинио. – И прямо сейчас брать слишком много лепестков со старых растений, пожалуй, тоже неразумно; мы не хотим их чрезмерно ослаблять, не будучи уверенными в том, что здоровыми окажутся хотя бы несколько новых растений.

– Я понимаю. – В течение нескольких последующих черед производство холина будет снижено; это было неизбежно.

Но Лавинио уже сделал все возможное, чтобы оградить их будущие запасы. Если им повезет, нехватка не обязательно продлится долго или вызовет серьезные проблемы.

– Дай мне знать, если что-нибудь изменится, – сказала Ялда.

В аптеке Сефора проверила запас таблеток холина.

– При текущем потреблении холина хватит примерно на семь черед, – сообщила она. – Часть лепестков все еще проходит переработку, но это увеличит запас только на один-два дня.

С самого запуска каждая женщина на борту «Бесподобной» регулярно принимала холин, дозировка которого определялась в зависимости от возраста в соответствии с таблицами, которые Дария составила с учетом минимизации рисков. До настоящего момента сады предоставляли более чем достаточно лепестков золотарника, чтобы поддерживать запас холина на одном и том же уровне; главным препятствием к строительству более крупного склада был срок годности самого препарата.

– Ты можешь составить новые таблицы с дозировкой? – спросила Ялда.

– Исходя из чего?

– Нам нужно растянуть имеющиеся резервы – но и просто держать холин на полках, пока он не испортится, смысла тоже нет.

– И… на какой же срок нам их растянуть? – надавила на нее Сефора.

– Сложно сказать, – призналась Ялда. – Мы точно не знаем, когда сады снова станут пригодны для сбора урожая.

– Как сильно ты готова урезать дозировку?

– А насколько это возможно, не подвергая людей риску?

– Точных данных ни у кого нет, – ответила Сефора. – Никто не проводил полноценных исследований эффективности холина и не давал количественных оценок. Все, что мы имеем – это эпизодические сообщения: если ты знаешь о женщине, которую в определенном возрасте не защитила определенная доза холина, которую она по слухам принимала, то ты просто делаешь вывод, что разумнее эту дозу увеличить.

На «Бесподобной» эта неопределенность должна была компенсироваться постоянным избытком препарата – что должно было стать вполне возможным при наличии четырех садов.

– Полагаю, проводить испытания на древесниках уже слишком поздно, – посетовала Ялда.

– На это уйдут годы, – согласилась Сефора.

– Не говоря уже о холине, который мы могли бы сберечь.

– Я составлю дозировки, которые позволят растянуть наш запас на десять черед. При большем сроке качество препарата окажется под сомнением. Ты хочешь, чтобы я сделала кое-какие исключения?

– Исключения?

– Если мы урежем дозировку для женщин старшего поколения строго пропорционально всем остальным, – объяснила Сефора, – то их риск может вырасти сильнее, и я не могу обещать обратного.

– Хочешь сказать, что снижения дозировки на три части из десяти будет достаточно…? – Она представила Туллию, неподвижно лежавшую на полу своей квартиры. Никто не располагал точными цифрами, но у каждого были свои страхи.

– Я всегда могу оставить без изменений дозировку для женщин старшего возраста, – сказала Сефора. – Если мы сделаем исключение для всех женщин, начиная с возраста в дюжину и десять лет, то это составит менее одной шестой всего женского населения. Если мы разделим остаток между более молодыми поколениями, то разница будет практически незаметной. – Сефора попадала в ту же категорию, что и Ялда, хотя и была моложе нее.

Ялда задумалась над этим предложением. Не будет ли справедливее защитить самых уязвимых членов экипажа? По крайней мере, это будет благоразумно: они не могли позволить, чтобы наиболее опытные женщины покинули их без предупреждения, оставив «Бесподобную» бесцельно бродить в космической пустоте.

– Думаю, тебе следует именно так и поступить, – сказала она.

– Если частица движется внутри потенциальной ямы, имеющей форму параболы, – сказала Ялда своим ученикам, – то она будет снова и снова повторять одно и то же гармоническое колебание, частота которого определяется единственным числом, описывающим форму параболы.

– Вроде груза, совершающего колебания на конце пружины? – подсказала Проспера.

– Или маятника под действием силы тяготения? – добавила Фатима.

– Да, если речь идет об идеальной модели, – согласилась Ялда. – В реальности обе системы испытывают трение, а их потенциал немного отличается от параболического.

– Тем не менее, в отсутствие трения – или генерации света – энергия частицы будет сохраняться, и если она совершает колебания в одном измерении, то даже в том случае, когда форма потенциальной ямы отличается от параболы, частица всегда вернется в исходную точку. Иначе говоря, ее движение будет идеально цикличным, и в нем не будут содержаться какие-либо гармоники с более низкой частотой.

– В двумерном случае, однако же, ситуация становится сложнее. Даже при условии сохранения энергии частица вовсе не обязана в точности повторять свою траекторию. Если потенциальная яма представляет собой идеальный параболоид, частица будет раз за разом повторять один и тот же путь.

Ялда изобразила схематичный пример:

– Но из-за потенциала Нерео это условие не выполняется в случае энергетических ям, возникающих в твердых телах. Форма их поперечного сечения отличается от параболы и меняется в зависимости от направления сечения.

В итоге вместо того, чтобы совершать колебания с единственной частотой, светород, находящийся в такой энергетической яме, будет следовать вдоль траектории, для описания которой потребуется целый спектр различных частот, каждая из которых имеет различный вес.

– Вроде описания интенсивности всех цветов, из которых состоит пламя? – спросила Авсилия.

– Да, очень похоже, – ответила Ялда. – Впоследствии мы попытаемся предсказать как цвета твердых тел в рассеянном свете, так и ожидаемые для них спектры светового излучения. И после этого нам придется ответить на вопрос: Почему наши прогнозы расходятся с реальностью? Почему твердые тела не начинают излучать свет, пока в них не возникнет некая дезорганизация?

После урока половина класса отправилась в столовую, не желая прекращать дискуссию. Ялда видела, как находившиеся среди них молодые женщины глотали две таблетки холина вместе с караваями. Размер каждого кубика уменьшился на одну шестую, благодаря чему гораздо более существенное уменьшение объема было практически незаметным. Впрочем, свою дюжину полноразмерных кубиков она приняла тайно в своей жилой каюте, стыдясь этой разницы даже несмотря на то, что ее, скорее всего, никто бы не заметил.

Ялда прислушивалась к восторженной болтовне учеников и со всей тщательностью отвечала на их вопросы. Кто же еще мог бы научить их гармоническому анализу потенциала Нерео, если не она? Кто еще мог бы наставить их на путь, ведущий в будущее, где они, наконец-то, приобретут все знания, необходимые для того, чтобы «Бесподобная» смогла пережить свое изгнание и с победой вернуться домой?

Исидора. Сабино. Севера.

В целом – наверное, около дюжины людей. Она вовсе не была незаменимой.

Когда все остальные ушли, Фатима задержалась в классе.

– После того раза ты думала насчет Нино? – спросила она.

– Ты же знаешь, что я бы с удовольствием его освободила, – ответила Ялда. – Но для этого я должна занимать сильную позицию. Я уверена, что Нино это понимает.

Фатима была непреклонна.

– Одной и той же рукой ты спасла наши злаки и отбросила в космос ортогональную пыль! Каждый из нас понимает, что обязан тебе жизнью. Насколько же сильнее ты надеешься стать?

– Проблема с золотарником… – возразила Ялда.

– Едва ли это твоя вина.

– Так это или нет, люди не будут довольны, пока проблема не решится. – Внезапно смутившись, Ялда оглядела зал своим задним зрением, но никто из присутствующих не обращал на них ни малейшего внимания.

– Всегда найдется какая-нибудь причина, – сказала Фатима. – Если бы ты только увидела Нино, если бы поговорила с ним…

– Будь на моем месте кто-то другой, его бы уже не было в живых, – с раздражением в голосе заявила Ялда.

Фатима окинула ее неверящим взглядом, а затем погрузилась в укоризненное молчание.

– Я не это имела в виду. Прости меня, – сказала Ялда. – Я снова рассмотрю его ситуацию, когда обстоятельства изменятся к лучшему.

– Ты ведь и сама однажды была в тюрьме, да? – сказала в ответ Фатима. Вопрос был риторическим; она знала ответ. – Ждала, пока кто-нибудь не выпустит тебя на свободу?

– Я его не брошу, – сказала Ялда. – Обещаю. Просто позволь мне выбрать подходящий момент.

Десять черенков золотарника поражены болезнью, – объявил Лавинио. – Оставшиеся два, по-видимому, здоровы. Но кроме них, у нас больше ничего не осталось; растения в четырех главных садах погибли.

Впитав эту новость, Ялда попыталась спокойно обдумать последствия. Они не смогут собрать лепестки с черенков, пока те не вырастут – в противном случае есть риск погубить растения. Вероятно, пройдет не меньше полугода, прежде чем производство холина возобновится – и еще год или два уйдет на то, чтобы восстановить нормальную скорость пополнения его запасов.

– А если разделить каждый черенок пополам – спустя несколько черед – и выращивать каждую половинку по отдельности? – предложила она.

– Тогда нам просто дольше придется ждать момента, когда черенки достаточно окрепнут, чтобы пережить сбор лепестков, – объяснил Лавинио. – Самое главное – не дать этим двум растениям ослабнуть и защитить их от инфекции.

– Я понимаю.

– Нам повезло, что не погиб весь золотарник, – без стеснения сказал Лавинио. – И это все еще возможно, если мы не проявим осторожность.

Когда он ушел, Ялда вцепилась в веревки рядом со своим столом, пытаясь побороть нарастающее ощущение беспомощности. Слухи о всей серьезности проблемы не заставят себя ждать; если она не сумеет быстро найти решение, наступит хаос.

Более экономное расходование холина не поможет; нет смысла растягивать его настолько, чтобы он начал терять свою эффективность. Пережить задержку в производстве холина она могла только одним способом – реквизировать достаточное его количество, чтобы со временем увеличивать дозу, компенсируя тем самым снижение качества препарата.

Но даже когда у них снова появится свежий холин, на всех его просто не хватит.

Она могла бы попросить Сефору составить план для спасения самых старых женщин, заставив всех остальных положиться на удачу. Детей на «Бесподобной», однако же, не было; поэтому риск коснется всех и каждого. Дефицит плохо отразится на жизни горы – в то время как доля препарата, поддерживающая жизнь каждой из пожилых женщин, могла бы защитить полдюжины их более молодых сокомандниц.

Ялда изо всех сил старалась прояснить свои мысли. Как же ей взвесить возможные варианты и принять верное решение? Чтобы разделить тяготы лидерства, Евсебио оставил ей Фридо, но она сама лишила их шансов на взаимное доверие и похоронила всякую надежду получить от него искренний совет.

При помощи веревок она добралась до входа в свой кабинет и закрыла двери, потянув их на себя. Она дала своему телу полностью расслабиться, а затем почувствовала, как из ее тимпана донесся рокот, а тело охватила дрожь.

Как близко она подобралась к возможности урвать для себя еще несколько лет, рискнув будущим всех молодых женщин, у которых впереди была целая жизнь? Насколько близка она была к тому, чтобы отобрать так тяжело доставшуюся им надежду у Просперы, Авсилии и Фатимы – той самой Фатимы, которая всегда хранила ей верность и которой хватило любви и смелости, чтобы вырвать ее из объятий космоса?

Какую роль, по ее собственному мнению, ей предстояло сыграть? Дожить до конца путешествия? Вернуться в Зевгму, чтобы разделить триумф вместе с Евсебио и присоединиться к празднованиям вместе с утраченными друзьями? Она сделала свой выбор: ей хватало тщеславия, чтобы верить в то, что она нужна «Бесподобной». Но гора нуждалась в ней лишь для того, чтобы встать на правильный курс; все остальное принадлежало будущим поколениям.

Ялда собралась с духом. Как только ее тело перестало дрожать, она ощутила умиротворение, и ее сознание прояснилось.

Она сыграла свою роль, и эта роль уже подходила к концу. Но теперь она знала, как следует поступить.

Ко Исидоры работал в аптеке – той же работой он занимался и дома на протяжении восьми лет. Ялда встретилась с ним, чтобы оценить его благонадежность. Пока Сефора стояла во главе аптеки, он следовал ее указаниям, но в то же время признавал за Ялдой право ее сместить. К тому же он не хотел, чтобы его собственная ко потеряла контроль над своим телом.

Ялда выбрала дюжину молодых женщин в качестве сопровождающих. Действовать они начали за час до начала основной смены; ни один из младших фармацевтов не оказал серьезного сопротивления, и когда Сефора явилась на работу, команда Ялды уже окружила склад холина.

– Ты собираешься наказать меня за то, что я исполняю твой приказ? – в сердцах сказала Сефора. Она перевела взгляд на своих коллег, обращаясь к ним за поддержкой, но они не смотрели ей в глаза; они были на стороне новой стражи.

– Я тебя вовсе не наказываю, – ответила Ялда. – Ты хорошо послужила «Бесподобной», но теперь пришло время передать эту работу кому-нибудь другому. А ты можешь уйти на заслуженный отдых.

– Серьезно? – безрадостно прожужжала Сефора. – И сама ты собираешься поступить точно так же?

– О моих планах ты узнаешь на собрании вместе со всей остальной командой.

Ялда оглядела лица собравшейся команды.

– Мне бы хотелось, чтобы холина хватило всем жителям горы, – сказала она, – но пока что это не в наших силах. Поэтому для таких женщин, как я, потребляющих большую его часть, пришло время отойти от дел и предоставить оставшиеся запасы тем, чья ставка выше, чем у нас.

Она перечислила замены для дюжины руководящих должностей. По толпе пробежала легкая волна недовольства, но на глаза ей попались и выражения одобрения. Безболезненно преодолеть нехватку холина было невозможно, но любой другой план привел бы к бунту.

– Что же касается моей собственной замены в качестве лидера, – добавила она, – то выбор, как известно всем присутствующим, очевиден. – Ялда протянула руку в сторону Фридо, который держался за веревку у передней стены зала. – Но прежде, чем я назначу своего преемника, я должна узнать, готов ли он выполнить ряд условий.

– Скажи мне, чего ты хочешь, – произнес Фридо.

– Когда я покину свой пост, – сказала Ялда, – я хочу оставить за собой право самой выбрать супруга. И когда меня не станет, я хочу, чтобы моя семья осталась невредимой. Я хочу, чтобы ты уважал и защищал моего супруга и детей; хочу, чтобы они не стали жертвами мести.

Фридо посмотрел на Ялду с выражением уязвленного ужаса на лице.

– За какого монстра ты меня принимаешь? Ялда, тебя любит и уважает вся «Бесподобная». Никто не станет причинять вред твоей семье.

– Ты даешь мне слово, перед всей командой? – продолжала настаивать она.

– Разумеется. Все, о чем ты просила – обещаю, это будет исполнено.

Ялда не имела понятия, какие мысли кружились в его голове, но что еще он мог сказать? Ялда только что предоставила молодым беглянкам возможность пережить дефицит холина – лучшую, на которую они могли надеяться. Стоило Фридо хотя бы намекнуть, что он по какому-то причудливому патерналистскому праву волен опротестовать ее выбор супруга, они бы просто разорвали его на части.

– Значит, решено, – сказала она. – Я отказываюсь от поста лидера в твою пользу. Если команда тебя примет, то с этого момента «Бесподобная» в твоих руках.

Фридо переместился вперед, к сцене. У него за спиной половина собравшихся начали скандировать имя Ялды – утверждая принятое ею решение и не отвергая ее преемника, но Фридо от этого все равно передернуло.

Будь начеку, – подумала про себя Ялда. – И привыкай к этому. Такова будет твоя жизнь – отныне и навсегда.

Глава 20

Фатима двигалась впереди и время от времени останавливалась на пути вниз по центру лестничной шахты, давая Ялде возможность себя догнать. Ялда не возражала против того, чтобы ее так подгоняли; если бы они двигались бок о бок, им пришлось бы провести время за обсуждением причин, побудивших их совершить это путешествие.

Когда они добрались до первого радиального туннеля, Фатима позволила своему телу преодолеть большую часть пути в свободном падении, хватаясь за веревочную лестницу лишь тогда, когда начинала отклоняться от нее в сторону. Ялда не захотела следовать ее примеру и стала опускаться медленно, ступенька за ступенькой. На запертых дверях, которые встретились им по пути, не было никаких отметин, не говоря уже о следах взлома. Ни одном человеку не хватило мотивации на то, чтобы попытаться прикончить полузабытого диверсанта.

На заброшенном навигационном посту, расположенном над двигателями второй ступени, Ялда дожидалась снаружи камеры. Нино доверял Фатиме, поэтому большую часть этой новости ему стоило услышать от нее. Но уже через несколько махов Фатима пригласила Ялду войти.

– Привет, Ялда, – Нино висел в центре изреженной веревочной сети. Он заметно похудел по сравнению с тем Нино, которого она помнила; обращаясь к Ялде, он отвел глаза в сторону.

– Привет. – Камера была завалена книгами и бумагой. Управиться с ними в близком к невесомости состоянии – так же, как и в жилой каюте самой Ялды – было непросто, но сама камера поддерживалась в безукоризненной чистоте.

– Фатима рассказала мне о твоем предложении. Но она не смогла объяснить, что произойдет в случае моего отказа.

– Принуждать тебя никто не станет, – сказала Ялда. – Каким бы ни был твой выбор, я готова взять тебя с собой на вершину и сделать все от меня зависящее для твоей защиты.

– Не уверен, что смогу позаботиться о себе там, наверху, – сказал он. – Не говоря уже… об остальных.

– Я помогу, – тихо произнесла Фатима.

Казалось, Нино был парализован, не в силах принять решение. Откуда хоть кому-нибудь из них было знать, что возможно, а что нет?

Ялда оглядела стопку бумаг, лежавшую у дальней стены.

– За этим мы можем вернуться позже, – сказала она. – Если, конечно, тебе что-нибудь потребуется?

Нино тихо прожужжал.

– Я больше не хочу находиться в одной комнате с сагами.

Выйдя из камеры, он замер, вытаращив глаза при виде всей нелепости окружавшего его пространства. Неужели Фатима ни разу не нарушала правила и не выпускала его из камеры во время своих посещений? Возможно, он просто отказывался, опасаясь, что даже маленький глоток свободы превратит его заключение в невыносимое испытание.

На обратном пути Фатима терпеливо показывала Нино, как сбалансировать непостоянные силы, действующие на его тело. Наблюдая за ними, Ялда старалась подбадривать его наравне с Фатимой, но в то же время размышляла, не совершила ли она ужасную ошибку. Нино, возможно, сумеет вернуть былую ловкость, но что же она сотворила с его духом? Во время занятий с ним Ялда не сомневалась, что оставаться в здравом уме ему помогали воспоминания о своих детях. Но уже больше трех лет он был полностью отрезан от нормальной жизни – а она по-прежнему не знала, примет ли его обратно сообщество «Бесподобной».

Когда они покинули центральную лестницу в районе академгородка, при виде окружавших их ламп Нино моргнул и прищурился, как будто внезапно оказался под палящим пламенем полуденного Солнца. Когда в их сторону посмотрел первый прохожий, он остановился и крепко ухватился за веревку четырьмя руками, придав своему телу загнанную и настороженную позу. Ялда наблюдала, как выражение смущения и шока на лице женщины сменяется одобрением и пониманием. Пройдя мимо них и направившись к противоположной лестнице, она мельком взглянула на Ялду, вероятно, выразив своим взглядом одобрение ее безрассудного поступка; впрочем, понять, какой именно судьбы она желала счастливой паре, было невозможно.

Фатима всюду водила Нино за собой, знакомя его со своими друзьями, одноклассниками и знакомыми без малейшего смущения, как будто он был давно потерянным дядюшкой, который только сейчас добрался до них каким-то загадочным альтернативным маршрутом. Поначалу Ялда воспринимала это как негласный упрек в сторону ее собственной скрытности в этом вопросе, но потом поняла, что дело было в другом. Люди мирились с совершенно иным отношением со стороны Фатимы, в роли адвоката Нино, но едва бы пошли на это, когда речь шла о женщине, которую они винили в том, что Нино до сих пор жив. Фатима была всецело предана Нино, но ни у кого не было повода считать, будто она действует лишь в угоду собственным интересам.

Каждый день Ялда ходила следом за ними, пока Фатима показывала Нино столовые, мастерские, классные комнаты. Он вновь знакомился с местами, которых не посещал с самого запуска и забредал так далеко от оси ракеты, что постепенно привыкал и к переменной центробежной силе. Некоторые люди обходились с ним грубо, но еще никто не выкрикивал в его адрес угрозы или обвинения. И даже у тех, кто не питал особого уважения ни к Ялде, ни к Фатиме, ни к клятве о защите, данной Фридо, теперь появилась возможность задуматься о том, что выбор супруга со стороны Ялды по существу был самым прямолинейным притязанием женщины на право самой решать, когда и с кем ей заводить детей. В условиях нехватки холина, когда положиться на фармакологию было уже нельзя, любая сугубо культурная сила, способствующая автономии, приобретала особую ценность.

Исидора и Сабино по очереди проводили занятия со старым классом Ялды. Ялда сидела и слушала, наблюдая, как Нино с трудом пытается придать хоть какой-то смысл всем этим заумным техническим формальностям, пока Фатима нашептывала ему объяснения. Теперь его мир был здесь, а не на пшеничных полях, и Нино был вынужден в той или иной мере осваивать его язык и обычаи, какую бы роль в этом мире ни играл он сам.

Ялда приготовила для него постель в своей каюте, и он воспринял этот знак физической близости без намека на недовольство или надменность. В первую ночь, которую они провели вместе, Ялда едва смогла заснуть; она не рассчитывала на то, что он разбудит ее и потребует дать ему обещанное, но в его присутствии мысль о кончине, которую она избрала для себя сама, не выходила у нее из головы. Лучше уж так, чем быть застигнутой врасплох, как Туллия. Единственной альтернативой было вновь запустить себя в космос и дождаться, пока в ее охладительном мешке не закончится воздух, после чего она бы просто зажарилась живьем от тепла, выделяемого ее собственным телом. Потому что каковы бы ни были ее желания в моменты слабости и каким бы сильными ни были порывы отказаться от своих слов, холин, на котором она могла бы протянуть еще год или два, навсегда остался за пределами ее досягаемости.

Ухватившись за веревку у края наблюдательной каюты, Нино посмотрел вниз и вгляделся в бесчисленные разноцветные шлейфики, неподвижно застывшие над каменистым склоном горы.

– Это ортогональные звезды?

– Да, – ответила Ялда.

Он скорчил гримасу.

– Они выглядят точно так же, как звезды у нас дома. Но теперь ты говоришь, что их миры могут уничтожить нас одним касанием, даже если мы просто попытаемся на них ступить?

– Похоже на то, – ответила Ялда. – Но с другой стороны, кто знает, что произойдет спустя несколько поколений? Возможно, мы даже научимся добывать там полезные ископаемые, научимся их обезвреживать.

Нино, судя по выражению его лица, воспринял это скептически. Ему до сих пор было сложно поверить в то, что у «Бесподобной» вообще есть будущее.

– Посмотри, что нам уже удалось пережить, – сказала она. – Куда сложнее, чем те неприятности, которые ты устроил нам во время запуска.

– Если эти звезды находятся в будущем, – произнес он, – то почему ты не можешь просто обыскать их с помощью телескопов и выяснить, столкнутся они с нашим миром или нет?

– Сейчас свету из их отрезка истории до нас не добраться, – объяснила Ялда. – Когда мы смотрели на обычные звезды у себя дома, то видели их такими, какими они были много лет тому назад. То же самое относится и к этим звездам – только теперь «много лет тому назад» по нашим меркам означает «вдали от нашего мира» – вдали от любых возможных столкновений.

– Но если они продолжат двигаться так, как мы видим их сейчас…?

– Тогда наш мир попадет в самую гущу, – сказала Ялда. – В этом, по крайней мере, сомнений нет.

Нино молчал.

– Наше общее дело может помочь и твоим детям, – сказала Ялда, – и шансов у нас куда больше, чем у Ачилио со всеми его деньгами. Разве ты не хочешь стать частью этого?

– Попытка не пытка, – согласился он. – Это лучше, чем гнить в камере. И если ты и правда можешь доверить мне собственную плоть…

– А разве у меня есть причины поступать иначе? – Ялда всеми силами постаралась заглушить свои страхи. – Ты уже проявил себя как хороший отец. Просто пообещай мне, что не станешь насильно кормить их своими сагами.

– Парочку историй я им, может, и расскажу, – сказал Нино, – но остальные мои рассказы будут о летающей горе, обитатели которой научились останавливать время.

Он протянул руку и положил ее на плечо Ялде. Природа притупила ее страхи, склонив к мысли, будто то, что ожидало ее впереди, в каком-то смысле было правильным и справедливым. Если бы она решила повременить, если бы попросила дать ей время, чтобы попрощаться, то стало бы только тяжелее. В ее руках был последний шанс максимально приблизиться к ощущению свободы: теперь ее воля, ее поступки и ее будущее в этом мире могли слиться в единую гармонию.

– Я хочу, чтобы ты дал нашим детям имена Туллия и Туллио, Вита и Вито, – сказала Ялда. Как бы ни был ей дорог Евсебио, его имя, если он собирается ее пережить, сможет само о себе позаботиться. – А если родится соло, назови ее Кларой.

Нино кивнул в знак согласия.

– Люби их всех, воспитывай их всех.

– Конечно, – пообещал ей Нино. – И ты, Ялда, тоже не будешь для них чужой. То, чего я не знаю о тебе, им расскажут твои друзья. Каждый день Фатима будет рассказывать о тебе по дюжине историй.

Он хотел ее приободрить, но от нахлынувшей печали Ялду охватила дрожь. Можно заставить гору лететь сквозь космос, но увидеть собственных детей ей было не суждено.

Ялда ухватилась за веревки тремя руками; четвертой она подтянула к себе тело Нино. Над ними воронкой расходились разноцветные шлейфы старых звезд. Грудь Нино прижалась к ее, поначалу невинно, но затем их кожа начала слипаться. Ялда дернулась, ведомая паникой и представила, как вырывается, но затем подавила свой страх и позволила процессу продолжиться. Когда она посмотрела вниз, то увидела слабое желтое свечение, пронизавшее их слившуюся плоть – послание, обретшее смысл еще до того, как люди изобрели письменность.

Ее веки отяжелели, а мысли наполнило ощущение умиротворения и уверенности в будущем. Теперь слова были не нужны. Они разделили свет, и этот свет нес в себе обет Нино защищать то, чем она станет.