Текст книги "Заводная ракета (Ортогональная вселенная-1)"

Автор книги: Грег Иган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Амелио, который до этого равнодушно взирал на происходящее, решил, что теперь самое время устало-обреченным тоном заявить:

– Женщины предназначены для того, чтобы рожать детей, а не воспитывать их. Не стоит ждать от них успехов на этом поприще.

Сейчас только гремучих звезд не хватает, – подумала Ялда.

– А почему бы нам самим не сделать краску? – предложила Лидия. – Мы можем сходить на рынок и поискать нужные ингредиенты.

Лицо Валерио просияло от восторга.

– Да!

– Я тоже хочу пойти, – стала упрашивать Амелия.

Валерия выждала несколько пауз, а затем решила, что все это было ее собственной задумкой.

– Я знаю, куда нам стоит пойти в первую очередь. Я уже составила список у себя в голове.

Ялда обменялась взглядами с Лидией в благодарность за то, что ей удалось разрядить обстановку.

– А давайте пойдем все вместе, – сказала Лидия. – Пока еще не стемнело.

Ялда проснулась с первой склянкой после полуночи. Дария еще не вернулась; по вечерам она иногда уходила из университета прямо в клуб Соло, а затем проводила ночь в собственной квартире. В такие дни Ялде или Лидии – в зависимости от того, в какую смену работала Лидия – приходилось на следующее утро отводить детей в школу, но было грех жаловаться, что Дария не тянет лямку вместе с остальными – как-никак на ней держалось больше половины арендной платы.

На полу рядом с окном виднелся блик с размытыми, едва заметно расцвеченными краями. Ялда поднялась и бесшумно подошла к нему. В окне она увидела четыре пары разноцветных шлейфов – медлительных, но достаточно ярких, чтобы на их фоне померкла большая часть звезд.

В былые времена все описанные гремучие звезды пролетали быстро и близко – предположительно из-за того, что более отдаленные из них были недостаточно яркими, чтобы их можно было увидеть невооруженным глазом. Если бы хоть одна из теперешних гремучих звезд приблизилась на такое расстояние, зрелище было бы по-настоящему впечатляющим. Возможно, этого бы хватило, чтобы вывести ее из ступора – если, конечно, не привело бы к куда более печальным последствиям.

Если одна ее часть продолжала сомневаться в том, что их мир может попасть под шквал камней из далекого прошлого, то другая часть, которая все-таки верила, прилагала еще большие усилия, пытаясь найти способ избежать этой колоссальной космической мясорубки. Возможно, в каждого человека с самого рождения была заложена надежда на то, что нормальная жизнь будет идти своим чередом – и несмотря на все преимущества, которые давало ее образование, пересилить эту врожденную уверенность с помощью довода, основанного на прямоугольных треугольниках, которые ей удалось отыскать в графиках на горе Бесподобной, было непосильной задачей для ее животного мозга.

Ялда окинула глазами спящих детей. При всем негодовании, которое они подчас вызывали в ее душе, она ни в коей мере не была равнодушна к их судьбе. Ялда однако же не могла испытать глубокой, внутренней уверенности в том, что теперь их жизни вместе с жизнями их собственных детей находятся в руках ее бывшего ученика – убежденного, полного энтузиазма и, вполне вероятно, слетевшего с катушек.

А как бы поступила Туллия? Стала бы шутить, рассуждать, насмехаться, спорить, искать слабые места во всех альтернативных теориях, пытаться пролить толику света на пробелы в чужих познаниях, а затем, как и любой другой человек, последовала бы собственным несовершенным инстинктам. Ялде ее по-прежнему не хватало, но она и без того была достаточно сбита с толку, чтобы просить совета у призраков.

Свет на полу стал ярче; Ялда снова повернулась к окну. Перед ней возникла новая, ослепительно яркая полоса фиолетового света; она медленно ползла по небу параллельно остальным.

Ей нужно было принять какое-то решение, хотя бы для того, чтобы уснуть. Так вот… она проявит интерес к планам Евсебио и предложит ему любую посильную помощь – постарается помочь ему вовремя заметить те препятствия, с которыми ему придется столкнуться в своем амбициозном начинании. Все это она могла сделать, не давая согласия самой стать пассажиром его безумной летающей горы и не оставляя надежды на то, что космическая пиротехника, которой они вдвоем были одержимы, вполне может оказаться столь же безобидной, как рой зудней.

Последние несколько проминок по пыльной бурой равнине Ялда шла за Евсебио пешком.

– Извини, что заставляю так далеко идти, – сказал он. – Но подъезжать слишком близко на грузовике – не лучшая идея.

Ялда не сразу поняла, что он имел в виду. Либератор, применяемый в грузовиках, отличался от солярита, но перекрестная реакция, тем не менее, была возможной. Щепотка серого порошка, просочившаяся из бака и занесенная в неподходящее место порывом ветра, могла довольно быстро накалить обстановку.

– А как же ты тогда сам солярит сюда доставил? – спросила она.

– Так же, как его обычно и перевозят – мелкими кусочками и в надежной упаковке.

Они добрались до экспериментальной ракеты – твердолитового конуса примерно с Ялду высотой. Сквозь отверстия, проделанные рядом с вершиной конуса, виднелись замысловатые агрегаты, состоящие из закрепленных внутри пружин и зубчатых колес.

– Большая часть механизма отвечает за управление пространственной ориентацией, – пояснил Евсебио. – Неравномерное горение солярита придает ракете крутящий момент, из-за которого она начинает сбиваться с курса. Механизм должен это обнаружить и быстро среагировать, подкорректировав поток либератора между точками горения.

– И как именно он это обнаружит?

Возле устройства стоял ящик с инструментами; Евсебио достал из него заводную рукоятку и начал закручивать главную пружину.

– Гироскопы. Три колеса быстро вращаются в кардановых подвесах; если их оси смещаются относительно кожуха, значит ракета отклоняется от прямолинейного курса.

Покончив с заводом пружины, он присел на корточки и указал рукояткой на основание конуса – шесть приземистых ножек удерживали его на расстоянии в пол-поступи над землей.

– Мы просверлили в солярите четыре дюжины клиновидных отверстий, которые изнутри почти полностью покрыты слоем пассивита. Конические соляритовые затычки, которые мы извлекли, чтобы проделать эти отверстия, также покрыты пассивитом и вставлены обратно. Предварительно в них были вырезаны желобки, благодаря которым между фрагментами остается зазор. Либератор просачивается через эти зазоры и воспламеняет ту часть топлива, которая лишена защитного покрытия. По мере горения солярита покрытие разрушается, постепенно обнажая новую порцию горючего.

Ялда встала рядом и стала разглядывать аккуратную решетку из неплотно закрытых отверстий. В соляритовых лампах использовались мельчайшие порции либератора, разбавленного одной из разновидностей инертного песка – этого было достаточно, чтобы лампа полыхала в течение всего вечернего представления в Варьете-Холле – и даже несмотря на это каждый год из-за них погибало несколько беспечных прожектористов. А в глубине этой ракеты находился бак, заполненный очищенным либератором, готовым в любой момент вступить в контакт с топливом.

– Я помню, как когда-то ты боялся зайти на химический факультет, – сказала Ялда.

– Ничего я не боялся! – возразил Евсебио. – Ты сказала, чтобы я не тратил время на химиков, потому что они не могли навести порядок в своих таблицах энергий.

– Ну разумеется, именно так я бы и сказала. – Ялда выпрямилась и отошла от ракеты.

Евсебио бросил рукоятку в ящик с инструментами, затем оглянулся и посмотрел в направлении Амандо, который находился по ту сторону равнины; Амандо был одним из трех ассистентов, работавших на стартовой площадке на момент прибытия Ялды. Евсебио сделал несколько широких взмахов двумя руками и получил аналогичный жест в ответ. Затем он запустил руку внутрь конуса и отпустил рычаг.

– Для чего он нужен? – спросила Ялда.

– Зажигание через один курант.

– Спасибо, что предупредил.

– Один курант! – с насмешкой повторил Евсебио, забирая ящик с инструментами. – К тому моменту мы уже давно будем по другую сторону барьера.

Ялда уже была на десять поступей впереди.

– А твой отец действительно позволил тебе проектировать для него поезда? – прокричала она в ответ.

– Да, но я просто немного подправил проект, который был разработан до меня, – признался Евсебио. – Поезд – сложная штука. Мне бы не хотелось изобретать его с нуля.

Когда Ялда добралась до ближайшего к ракете грузовика, она увидела двух других ассистентов, Сильвио и Фридо, которые лежали на платформе спиной вверх. С одной стороны к машине был присоединен прочный деревянный барьер высотой около четырех поступей; двое мужчин, лежа на локтях, расположились позади узких амбразур с установленными в них теодолитами. В теории ракета должна была взлететь вертикально вверх, истощить запас горючего, подняться еще немного за счет накопленного импульса, а затем камнем упасть на землю, оставив после себя кратер примерно в том же месте, где произошел запуск. Зная высоту, на которую поднимется ракета, команда сможет рассчитать количество выработанной энергии, которая по факту была потрачена на некую полезную работу. Одно дело – оценить результат сгорания солярита, когда вы находитесь в мастерской и проводите эксперимент с четвертой частью чахлика, а газы, образующиеся в закрытой камере, сопротивляясь нагрузке, приводят в движение поршень. Было бы слегка оптимистичным рассчитывать на точно такую же выработку энергии в ситуации, когда газ просачивается из щелей по бокам ракеты, а фрагменты горючего, испещренного термическими трещинами, могут свободно разлетаться по пустыне.

Евсебио догнал Ялду и вместе с ней и Амандо спрятался позади барьера.

– Один мах до старта, – сообщил Амандо; он синхронизировал собственные небольшие часы с теми, которые Евсебио установил внутри ракеты. Ялда с тревогой наблюдала за циферблатом. Если горение солярита будет более интенсивным и быстрым, чем ожидалось, то пламя вполне может подняться вверх и, опустошив полный бак либератора, переработать весь запас горючего в одну мощную вспышку – в тот самый момент, когда ракета будет слишком высоко, чтобы барьер смог их защитить.

– Что я здесь делаю? – пробормотала она, пытаясь решить, как низко нужно присесть, чтобы обезопаситься от взрыва и при этом полностью не закрыть себе обзор.

– Наблюдаешь за тем, как вершится история, – ответил полушутя Евсебио. Ялда мельком взглянула на Амандо, но его лицо было непроницаемым.

– Три, два, один, – сосчитал Евсебио.

Барьер скрыл вспышку зажигания, но когда Ялда ощутила дрожь земли, ослепительно яркая линия белого света уже находилась в зоне видимости. Мгновение спустя воздух пронзил оглушительный свист.

Ялда прикрыла глаза и попыталась отыскать ракету в верхней части остаточного образа, но что-то пошло не так; к линии, выжженной в ее поле зрения, присоединилась дуга, которая превратилась в целую окружность, а потом в расширяющуюся спираль. Затем светящаяся точка, за которой тянулся криволинейный след, скрылась за барьером, и земля содрогнулась. Чтобы защитить свой тимпан, Ялда придала ему жесткости, заглушив в своем восприятии звук удара, а затем напряглась в ожидании более сильного взрыва.

Но взрыва так и не последовало. Либо горючее было полностью истрачено, либо либератор разлетелся в разные стороны.

Ялда повернулась к Евсебио. Он выглядел потрясенным, но быстро вернул самообладание.

– Высота была приличной, – произнес он. – Путин десять, наверное.

Больше склянки они колесили по пустыне, прежде чем нашли то, что осталось от ракеты. Если бы она не развалилась на части, в месте удара мог бы получиться впечатляющий кратер, однако фрагменты твердолитовой обшивки и зеркалитовые шестеренки, разбросанные по земле, оставили на поверхности едва заметные борозды, а некоторые уже наполовину погрузились в пыль. Если бы Ялда случайно на них наткнулась, то обратилась бы за помощью к археологу.

– Управление пространственной ориентацией, – произнес Евсебио. – Ему просто требуется небольшая настройка.

Он поручил остальным разобраться с обломками ракеты, а сам отвез Ялду обратно в город.

– А как ко всему этому относится твоя семья? – спросила она. Ялда ничего не говорила ни Дарии с Лидией, ни своим коллегам; Евсебио попросил ее воздержаться от упоминания проекта в разговоре с другими людьми, пока он не устранит какое-какие «административные недоработки».

– Я сумел убедить своего отца, что цель оправдывает денежные риски, – ответил он. – Даже если гремучие звезды не угрожают нашему миру, любое изобретение, сделанное во время путешествия, может запросто удвоить наше состояние.

– А твоя ко?

– Она думает, что я спятил. Но я сказал ей – и своему отцу – что не могу позволить своим детям прийти в этот мир, пока не будет запущена ракета, которая даст им гарантию будущего…, и их обоих это, похоже, обрадовало.

– Как так?

Евсебио удивленно прожужжал.

– Она рада, что этот день наступит нескоро. Он, наоборот, рад, что ждать осталось совсем недолго.

Ялда ничего не ответила. Евсебио обернулся к ней и добавил:

– Хочу заметить: она действительно может ждать столько, сколько захочет.

Ялда подавила желание сказать в ответ язвительное «Как это великодушно с твоей стороны». Если Евсебио действительно поддерживал свою ко вопреки отцовским придиркам, не стоило ссориться с ним только потому, что он говорил об этом с таким самодовольством.

– Ты уверен, что не разоришься с такими расходами? – спросила она. – Сколько сейчас стоит целая гора?

– Я уже выкупил лицензии на добычу полезных искупаемых у всех Советов, которые претендовали на юрисдикцию. По деньгам вышло прилично, но банкротство мне из-за этого не грозит.

Гора Бесподобная находилась примерно на одинаковом расстоянии от пяти разных городов; получить неоспоримое право на эту землю можно было только одним способом – подкупив все пять Советов.

– А разве лицензия на добычу не подразумевает право на часть прибыли? – спросила Ялда.

– Конечно. И если проект действительно принесет мне прибыль, я заплачу Советам их долю.

– Но все они думают, что ты планируешь заниматься добычей и продажей солярита?

– Я не стал развенчивать их иллюзии на этот счет. – Грузовик вздрогнул на каменистой дороге. – Но ты и правда хочешь, чтобы я начал преподавать другим советникам вращательную физику? Мой отец был готов поверить мне на слово – вложив столько денег в мое образование, – но я не представляю себе, как Ачилио со своими дружками смогут проделать путь от формулы, связывающей скорость с длиной волны, до изменения хода времени при высоких скоростях.

– Да уж. – Имя Ачилио напомнило Ялде о человеке, о котором она старалась не думать. – Как идут дела с университетом?

– Я веду переговоры насчет денежной компенсации за перенос обсерватории, – ответил Евсебио. – Дело еще не решено, но учитывая сумму, о которой идет речь, они смогут построить новый телескоп вдвое большего размера.

– Но не на той же самой высоте.

– Нельзя получить все сразу. Тебе не кажется, что это важнее?

– Тебе не меня придется убеждать, – предупредила его Ялда. – Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Меконио?

– Меконио? Я думал, он давно умер.

– А дух его живет. – Возможно, университет примет деньги Евсебио и согласится пойти на сделку, прежде чем Людовико заметит связь между «проектом по добыче полезных ископаемых» и ненавистной отраслью новой физики.

– Сколько, по-твоему, в этой горе солярита? – спросила она.

– Где-то две трети, по массе.

Ялда набросала расчеты у себя на спине.

– Этого, может быть, и хватит на четверть поворота в 4-пространстве, но уж точно не на все путешествие.

Евсебио посмотрел на нее с удивлением.

– Ты полагаешь, что спустя полвека разработок выработка энергии нисколько не увеличится?

– Может, и увеличится, но если после ускорения солярита почти не останется… на какую же выработку ты рассчитываешь?

– Я вообще не рассчитываю на то, что путешественники будут сжигать солярит на более поздних этапах полета, – ответил Евсебио.

Ялда опешила.

– Ты хочешь, чтобы они превратили в топливо твердолит и пассивит?

– Либо так, либо избавились от самой потребности в топливе.

Ялда думала, что Евсебио шутит и как-то себя выдаст, но так ничего и не заметила.

– То есть ты надеешься, что ракета будет лететь на Вечном Пламени? Этим ты обнадежил своего отца?

Евсебио втянул голову в плечи в знак защиты.

– Если в девятом веке какие-то шарлатаны написали о нем кучу разного бреда, это еще не доказывает, что Вечное Пламя физически невозможно.

– Пламя, которому не нужно горючее?

– Назови мне причину, по которой оно не может существовать! – потребовал он. – Я не говорю о волшебном камне, который в воображении философов должен был стоять на полке, просто излучая свет, – это противоречит закону сохранения энергии. Но если свет и кинетическая энергия создаются одновременно, то нет никакой причины, которая помешала бы им точно сбалансировать друг друга, и никакой химической энергии для компенсации разницы бы не потребовалось. Расходовать топливо вовсе не обязательно; просто с теми видами топлива, которые есть у нас сейчас, по-другому не получается.

Ялде нечего было возразить по поводу энергетического баланса, и хотя она не могла сходу рассчитать соответствующие величины энтропии, создание света обычно означало ее увеличение. В обычном пламени горячий газ, образующийся за счет расхода топлива, помимо всего прочего вносил свой вклад в увеличение энтропии, но не было никакой причины, указывающей на невозможность других вариантов. При поверхностном рассмотрении простая каменная пластина вполне могла стать источником света, сбалансировав энергию и импульс луча без каких-либо изменений самого материала – просто за счет движения в противоположном направлении – и не нарушив ни одного из известных Ялде принципов.

Но согласиться с утверждением теории – это одно. Совсем другое дело – застрять в пустоте, разогнавшись до бесконечной скорости и не имея возможности вернуться домой, пока вам, как по волшебству, не удастся призвать Вечное Пламя.

– Не могу сказать, что это невозможно, – согласилась Ялда, – но тебе все равно нужно позаботиться о том, чтобы после ускорения в ракете было достаточно солярита – даже если половину горы придется сбросить, чтобы частично избавиться от мертвого груза. Дай им возможность развивать существующее – это лучше, чем выбирать между воплощением в жизнь мифа из девятого века и путешествием в один конец!

– Давай сначала посмотрим, что скажут более подробные исследования, – сказал Евсебио, постаравшись вложить в слова примирительный тон. – Две трети – это всего лишь консервативная оценка.

Ялда пристально разглядывала окружавшую их пустыню. Кто по собственной воле захочет участвовать в этом безумном приключении, если пережить его, на первый взгляд, сложнее, чем нашествие гремучих звезд?

– Пожалуйста, скажи мне, что не ждешь от пассажиров изобретения собственной системы теплоотвода.

– Конечно нет.

– Значит..?

– Я собираюсь отвести часть выхлопных газов, – объяснил Евсебио. – Если дать им возможность расширяться, приводя в движение поршень, то в условиях теплоизоляции газ будет охлаждаться и совершать полезную работу, а дальнейшее понижение давления по ходу циркуляции вокруг жилых помещений будет вытягивать из них тепло. Большая его часть уйдет в пустоту, но кое-что останется для поддержания давления в жилых помещениях – если этого не сделать, то со временем оно будет снижаться по мере утечки первоначальной атмосферы.

– Получается, что для этого тебе придется сжигать солярит, даже когда ракета не используется?

– Да, но по сравнению с количеством, которое будет использоваться для создания тяги, это не так уж и много.

Ялда не смогла найти в этом плане ошибки или предложить какие-то очевидные поправки, но этого все равно было недостаточно.

– Раз уж ты доказал, что не боишься взрывов, – сказала она, – как насчет сделать крюк до Ампутационного переулка?

Евсебио посмотрел на нее с подозрением.

– Зачем?

– Там работает один человек по имени Корнелио – он знает о теплоте больше, чем любой из нас. Тебе стоит с ним посоветоваться.

– А ему можно доверить конфиденциальную информацию?

– Понятия не имею, – с раздражением ответила Ялда. Корнелио всегда поступал с ней по чести, но она не собиралась ручаться за то, что он будет следовать прихотям Евсебио по собственной воле.

– Ладно, не важно, – сказал Евсебио. – Я найму его в качестве консультанта и заставлю подписать контракт.

Ялда потеряла терпение.

– Ты что, правда думаешь, что сможешь в тайне запустить в космос целую гору? С помощью нескольких дюжин консультантов? Возможно, тебе бы и удалось поднять в воздух мертвую гору, полагаясь исключительно на метод проб и ошибок, но ведь нам придется рисковать жизнями людей! Тебе нужно, чтобы об этом узнали лучшие в мире люди, чтобы они этом думали – критиковали все твои идеи, все твои системы, все твои стратегии. И я имею в виду лучших в мире, а не лучших из тех, кого ты можешь зачислить на денежное довольствие и связать обетом молчания.

– У меня есть враги, – многозначительно заметил Евсебио. – Люди, которые, узнав о наших планах, с удовольствием потратят изрядную часть своего состояния, лишь бы увидеть, как я потерплю неудачу.

– Мне все равно, – невозмутимо ответила Ялда, подавив желание напомнить Евсебио, что от задетого самолюбия его врагов она пострадала гораздо больше, чем он сам. – Если мы хотим дать путешественникам хоть какую-то надежду на выживание, то каждый биолог, агроном, геолог, химик, физик и инженер на планете должны беспокоиться об их судьбе не меньше тебя.

– А почему они должны беспокоиться о горстке незнакомцев? – резко возразил Евсебио. – Ты сама не очень-то спешила распространять новости о катастрофе, которую должно предотвратить это путешествие.

– Я была неправа, – признала Ялда. – Сначала я не отнеслась всерьез к собственным доводам, а потом во мне заговорило самомнение, и я решила, что если не вижу решения сама, значит, его нет вообще. Ты доказал мне обратное, и за это я тебе признательна. Но мы должны идти дальше.

Евсебио сосредоточенно смотрел куда-то вперед и молчал.

– Мы больше не станем молчать, – заявила Ялда. – Мне нужно убедительно доказать реальность проблемы, а тебе – обосновать ее решение. Пусть люди спорят, поправляют нас, поддерживают, разносят в пух и прах. Если мы хотим все сделать правильно, другого выбора у нас нет.

Когда Ялда пришла домой, Дария уже была в квартире и помогала Валерии и Валерио вдохнуть чуточку анатомического реализма в их наброски, на которых гигантские ящерицы опустошали Зевгму.

– Ящерицы могут придавать своей плоти практически любую форму, – объясняла Дария, – но предпочитают придерживаться одного из пяти осанок, которые используются в различных местах и для различных целей. Если бы они находились на земле и вот так крушили здания, то, скорее всего, переместили бы большую часть своих мышц в задние ноги и хвосты. А рисовать их так, будто они бегут по тонкой веточке, никуда не годится.

Дети были очарованы. Ялда сидела, слушала и почти все время молчала – в надежде, что желание приобщиться к их интересам будет расценено как проявление симпатии. Когда она старалась чересчур усердно, то Валерия в ответ начинала над ней глумиться, а если держалась на расстоянии – сталкивалась с обвинениями в равнодушии. Необходимость проявлять подобную расчетливость выматывала, но даже если что-то и помогало порой добиться непринужденных отношений между ребенком и его опекуном, в случае с детьми Туллии и тремя подругами, согласившимися взять на себя их воспитание, это что-то себя почти никак себя не проявляло. Их труд был бескорыстным, но от этого отнюдь не переставал быть самым сложным делом, за которое Ялде приходилось браться в своей жизни.

Лидия повела Амелию и Амелио к доктору, но скоро они должны были вернуться. Когда ночью дети уснут, – решила Ялда, – она обо всем расскажет Лидии и Дарии.

Они имели право знать правду – но что, если они просто начнут сомневаться в ее вменяемости? Наблюдая, как Валерио с сестрой перекраивают друг у друга рисунки ящериц, добавляя к ним все больше нелепостей и уточнений, и как весело щебечет Валерия, Ялда снова почувствовала, как слабеет ее уверенность в том, что гремучие звезды представляют какую-то угрозу. Всякий раз, погружаясь в обыденную жизнь, она замечала, что вместо обостряющегося чувства опасности за жизнь других людей ее все больше охватывает бесчувственность и неверие. Не так уж сложно было вообразить времена, когда этот дом окончательно опустеет – с годами это становилось неизбежным. Однако от мысли, что каждая женщина и каждая девочка, живущая на планете, разделит судьбу мужчин, не оставив после себя детей, которые бы их пережили, ее разум лишь начинал бунтовать и ставить под сомнение всю цепочку рассуждений, которая могла привести к столь абсурдным выводам.

Дария на мгновение отвлеклась от уроков анатомии, чтобы обратиться непосредственно к Ялде.

– Тебе пришло письмо – оно лежит на серванте.

– Спасибо. – Ялда решила, что художники так поглощены своей работой, что ее недолгое отсутствие пройдет незамеченным.

Письмо было от Лючии. Их общение происходило урывками, хотя со времени последнего посещения фермы Ялда писала ей несколько раз.

Она сняла крышку с деревянного цилиндра, вытащила из него свернутые в трубку листы бумаги и расправила их. Местами символы были изображены неровно – как будто у Лючии не всегда получалось удерживать форму рубцов, пока бумага была прижата к ее коже.

Дорогая сестра Ялда.

Прости, что так давно тебе не писала. Мне жаль, что ты до сих не смогла навестить нас и посмотреть на новую ферму, но понимаю, что за заботой о детях твоей подруги, Туллии, и работой в университете, у тебя, скорее всего, нет на это времени. (Ты не удивишься, если узнаешь, что когда я, наконец-то, рассказала о детях Джусто, он сказал, что такого просто не может быть, и что тебе надо разыскать нерадивого ко или супруга, который приложил к этому руку.)

Пару черед тому назад к нам на новой ферме присоединился Клавдио со своими детьми. Так приятно увидеть рядом столько людей спустя долгие годы, проведенные наедине с Лючио. Конечно, мы наведывались и на старую ферму, но раз уж по традиции фермы должны находиться как минимум в крае друг от друга, происходило это не слишком часто.

Но именно сейчас я пишу тебе, в первую очередь, затем, чтобы сказать: это письмо станет последним. Я помню, как больно и грустно тебе было оттого, что до тебя не дошли ни новости, ни предупреждения насчет Аврелии и Клавдии, поэтому хотела, чтобы между нами все было иначе. Так вот: завтра я стану матерью.

Я бы покривила душой, сказав, что не боюсь, но вместе с тем меня наполняет невероятная надежда и радость от осознания того, что мы с Лючио сделали все от нас зависящее, чтобы обеспечить будущее своих детей. Ферма пользуется отличной репутацией, денег мы сберегли более, чем достаточно, так что пока дети Клавдио будут работать под бдительным взором своего отца, Лючио будет по большей части свободен и сможет позаботиться о детях. (И пожалуйста, не злись на него, это решение настолько же мое, насколько и его.)

Видишь ли ты в Зевгме эти прекрасные падающие звезды, которые пролетают над нами? Я знаю, что ты занимаешься их изучением, так что для тебя это время должно быть по-настоящему волнующим. Я просто не могу поверить, как чудесно они выглядят, даже днем, и мысль о том, что мои дети будут воспринимать такую красоту как нечто самом собой разумеющееся, меня одновременно удивляет и восхищает. Вот же они удивятся, когда их отец расскажет им, что в былые времена небо пустовало куда больше.

Твоя сестра Лючия.