Текст книги "Слепое пятно"

Автор книги: Гомер Флинт

Соавторы: Остин Холл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Глава XLII
История Пата МакФерсона

Для Уотсона это все было как в тумане. Он был слишком слаб и сломлен, чтобы помнить всё в точности. Он мог различить только гам, море разнообразных звуков. А потом – глубокий, всеобъемлющий колокольный звон.

Где-то когда-то Чику уже доводилось слышать этот звук. В его нынешнем состоянии память отказывалась ему служить. Он был весь в крови; он пытался встать, подползти к этому рычащему животному, что душило Сенестро. Но внутри него будто что-то щелкнуло, и все погрузилось во мрак.

Когда он снова открыл глаза, все изменилось. Он лежал на кушетке, вокруг собралось несколько человек. Спустя минуту он узнал Яна Лукара, потом Геоса и, наконец, сиделку, которая ухаживала за ним, когда он впервые пришел в себя в «Слепом пятне».

Очевидно, он был среди своих друзей, хотя здесь был и кое-кто новый – рыжий человек, одетый в форму высоких Баров.

Чик сел. Сиделка поднесла к его губам кубок с зеленой жидкостью. Бар обернулся.

– Так-то, – сказал он, – дайте ему немного этого питья, оно пойдет на пользу, вернет костям прежнюю силу.

Голос показался Уотсону смутно знакомым. Бар говорил по-томалийски; Чик не понял смысла его слов, пока не осушил свой сосуд.

– Кто вы? – спросил он.

Рыжеволосый Бар усмехнулся.

– Тсс, дружище, – сказал он на родном языке Чика. – Избавься от этих томалийцев. У нас тут игра на четверых, но рисковать нельзя. Выдвори их, чтобы мы могли потолковать.

Уотсон обернулся к остальным и изложил просьбу на недавно усвоенном наречии. Они почтительно поклонились и вышли.

– Кто вы? – еще раз спросил Чик.

– Я – Пат МакФерсон.

– Как вы сюда попали?

Тот сел на край кровати.

– Да как тебе сказать? Это все выпивка, сэр. Новая смесь виски с содовой, дружеская уловка и старушка Эндорская ведьма – все вместе.

Было видно, что Уотсон ничего не понял. Незнакомец продолжал:

– Клянусь честью, сэр, больше ничего. И никто более ничего не знает, кроме разве что самого старины дока.

– Старины дока! Вы имеете в виду доктора Холкомба?

Уотсон сел на постели.

– Где он?

– В безопасном месте, парень. За доктора не бойся. Это он тебя вытащил… он и твой покорный слуга, Пат МакФерсон, ей-Богу.

– Он… и вы… спасли меня?

– Ага – там, на «Пятне Жизни». Немного словчили, как док задумал. Конечно, она не совсем так сработала, как он сказал, но красавчику Сенестро все равно хватило горя!

Уотсон спросил:

– Что стало с Сенестро?

– Конечно, они его вытащили. Чудесная собачка чуть было его не прикончила. Воистину, славная овчарка!

– Что за собака?

– Отличная, сэр, только хвост немного порезан. И до того умная, разве что по-французски не говорит. Томалийцы все ее Четвероногим величают, и, если дальше так пойдет, сделают из нее Папу Римского.

Уотсон все еще туго соображал.

– Я не понимаю!

– Да и я, дружище. А вот старина док сечет. У него голова как раз под цифры, и он до того ученый – железо из радуги выкует.

– Железо… откуда?

– Из радуги, сэр. Клянусь честью, сам видел. И он за тобой присматривал с тех пор, как ты здесь оказался. Он сам, парень, надоумил тебя прозвать его Харадосом.

– Не хотите же вы сказать, что профессор вкладывал эти побуждения мне в голову!

– Ага, парень, так и есть. Для него это ничуть не сложнее, чем для меня рубить дрова. До того у него с вычислениями хорошо!

Уотсон попытался поразмыслить. Сейчас у него был только один, самый важный вопрос. Его-то он и задал.

– Знать не знаю, Харадос ли он, – был ответ. – Но, если нет, то он, стало быть, его брат-близнец, точно.

– Он – узник?

– Я бы так не сказал, хоть некоторые из них так и думают. Но, если кто его и удерживает, то это Сенестро и его шайка стражников.

Уотсон посмотрел на форму собеседника, на пурпурный кивер на его голове, украшенное камнями оружие и знак Харадоса на плече, отличающий Бара высшего ранга.

– Как так вышло, что вы – Бар, да еще и возвышенный при этом?

Тот снова усмехнулся. Он снял кивер и провел рукой по копне рыжих волос.

– Это или ирландская удача, дружище, или шотландская. Не ведаю, какая именно – во мне и той, и той поровну, – но по большей части это заслуга моих рыжих волос.

– Почему?

– Хотя бы потому, что в Томалии в рыжих все видят что-то царское. Мои славные космы сослужили мне хорошую службу. Видишь ли, это отметина самих Баров королевских кровей – у других таких не бывает.

Уотсон сказал:

– Если вы пришли от доктора Холкомба, то у вас наверняка есть послание мне от него.

– Ага. Ты, да я, да несколько Рамд, да еще, может быть, малышка-королева отправляемся в полет на хруще. Мы летим за стариной доком, и можешь спокойно поставить всё свое богатство на то, что потасовка будет лучше всякой на твоем веку. А как закончим с этим, нас ждет еще один полет – в старый добрый Фриско.

Чик тут же спросил Пата, знает ли он, где находится Сан-Франциско.

– Честью клянусь, это только старый док знает, дружище. Но, как доберемся, Пат МакФерсон отправится искать Тодди Малоуни.

– Я понятия не имею, кто это.

– Ну, это он мне дал тогда того пойла.

– Какого пойла?

– Пойла, из-за которого все случилось. Это был новый коктейль. Видишь ли, я только-только вернулся из Мельбурна и в ту же ночь пошел развеяться, отдохнуть, ну и зашел к Тодди. Заказал порцию виски.

«Тише, Пат, – говорит он, – виски тебе ни к чему – ты от него опьянеешь. Почему бы тебе не отведать кое-что по-ирландски зеленое?»

«Зеленое? – хмыкаю я. – Это славный цвет. А я ничего из бутылки не побоюсь. Подавай!»

Он и подал. На бутылке была этикетка от мятного ликера.

«А еще, – утверждает он, – от него не пьянеешь».

Да только врал он всё, уж ты меня прости. Потому как вижу – голова моя сразу начала расти все больше и больше, так что вскоре стало ничего не видать, кроме лампочек на потолке да вроде как пары человек внизу, по краям. А после этого я вышел на улицу и ходил, пока на холм не попал. А там луна была… и старый такой дом – он стоял, не двигаясь, а вот луна – нет. Ну я остановился поглядеть на нее, да так устал и вымотался, еще ноги от качки не отвыкли, что сел на ступеньки под домом отдохнуть немного да на луну поглазеть – авось она вот-вот замрет.

В общем, сэр, я там и трех-четырех минут не просидел, как тут дверь открывается, и выходит мелкая такая старушка, пожалуй, самая мелкая и старая, что я видел во Фриско.

«Вечер добрый, любезная матушка», – говорю и шляпы касаюсь.

«Любезная матушка! – бурчит она и смотрит на меня в упор, еще и носом шмыгает. – Бедняжка, да ты же там насмерть замерзнешь. Лучше заходи, полежи у меня на диване».

Ну, сэр, и откуда мне было знать, моряку неграмотному? Она же была всего лишь старуха иссохшая. Как мне было понять, что она – Эндорская Ведьма?

В памяти Уотсона прокручивалось то, что он знал о доме на Чаттертон-Плэйс, особенно то, что касалось его обитателей в самом начале тайны «Слепого пятна». Последние слова Бара привлекли его внимание.

– Эндорская Ведьма?

– Ага, она самая. Я когда проснулся, не было ни дома, ни старой леди, ни Тодди Малоуни, ни Фриско. Я попал в какое-то странное место, сэр такая церковь вроде Собора Святого Петра, только больше и столь же невообразимая. И колонны были что струи воды, а небо над головой – все затянуто тучами и тоже вот-вот готово разразиться адской бурей. Да ты и сам там был, дружище.

Ну, а рядом стоит какой-то тип, одетый в килт. И говорит на странном языке, хоть я его и понимаю; в общем, он мне такой:

«Мой господин», – вот что он сказал.

«Господин? – удивляюсь я. – Я понятия не имею, о чем ты толкуешь».

«Вы разве не Бар?» – хлопает глазищами он.

«Вот уж точно нет! – отвечаю я на приличном английском, так чтобы он уж точно понял. – Я – Пат МакФерсон».

А он и не понимает.

Потом мы выходим из храма на улицу. И тут вокруг собирается уйма народу и начинает кричать. Ну, мы потихоньку добрались до другого здания.

«И чего все на меня так таращились, когда мы только что переходили улицу?» – спрашиваю я.

А он отвечает:

«Это из-за вашей одежды».

Ну, а мне не по душе публичность, сэр; тут уж своенравный шотландец во мне решил, что надо делать, а ирландец сделал. Я задал ему взбучку, забрал одежду и надел на себя. Тут уж меня все перестали замечать. То есть пока я свою шляпу не снял…

– Имеете в виду кивер?

– Ага, эту треклятую тяжелую штуковину – сделана-то она вроде как из перьев. В общем, когда стало так жарко, что у меня аж скальп взмок, я ее и сними. И тут они давай называть меня «мой господин» да «ваша светлость», словно я сам король. «Дай-то Бог, – думаю, – чтобы волосы у меня не повыпали!»

В общем, сэр, я проводил время, как и пристало ирландцу. Делал всё, что угодно, вот только не напивался – тут нечем напиться. Но спустя время я наткнулся на еще одного парня с такими же рыжими волосами, как у меня. Он был, само собой, славный малый и весь окружен стражами в голубом. Он привел меня в свою комнату и начал расспрашивать.

И я, сэр, ему наврал. Конечно, мне повезло, что мое шотландское воспитание и смекалка подсказали мне, что делать, но, когда дошло до разговоров, я позволил ирландцу в себе взять слово. И пришелся великому Бару по душе.

«Воистину, – говорит он торжественно так, – ты суть один из королевских Баров!»

И дал мне один из высших офицерских чинов, вот так.

– Это был Бар Сенестро? – спросил Уотсон.

– Нет, тот парень был куда лучше – брат Сенестро, который вскоре после этого умер. Когда я увидел Сенестро, мне хватило ума держать рот на замке. И теперь я один из высоких Баров – выше только сам Сенестро! Более того, сэр, больше никто из живых не знает правды, кроме разве что вас и старика доктора.

История была странной, но в свете всего произошедшего раньше – удивительно правдоподобной. Уотсон начал видеть свет, забрезживший во мраке. «Теперь их двое», – сказала Джерому старушка в доме 288 по Чаттертон-Плэйс, когда детектив пришел туда в поисках пропавшего профессора. Быть может, она имела в виду Холкомба и МакФерсона? Двое прошли сквозь «Слепое пятно», двое же и вышли оттуда – Рамда Авек и Нервина. «Теперь их двое», – так она сказала.

– Поведай мне что-нибудь еще о Холкомбе, Пат!

– Рассказывать особенно нечего. Многого я и не могу открыть, потому как пожилой джентльмен сам не велел. Он появился вскоре после смерти старшего Бара, брата Сенестро. Кажется, там была какая-то шумиха вокруг старика Рамды Авека, от которого я всегда старался держаться подальше – он же собирался доказать, что духи существуют! В общем, мы сторожили храм, дожидались призрака, как было обещано. Так и вышло, что мы сцапали старого дока.

Но Рамды его так и не увидели. Сенестро его одурачил, обманом спровадил во Дворец Света.

– Дворец… чего?

– Дворец Света, дружище. Это дом Харадоса. Томалийцы всегда считали его священным; ни одна живая душа и на пару миль к нему не подойдет. С тех пор, как там Харадос побывал, а было это несколько тысяч лет назад, внутрь ни одна нога не ступала.

Но Сенестро знал, что доктор – настоящий Харадос или, по крайней мере, так думал. И он его не боялся. Сенестро – не трус, и он поселил доктора в самом жилище Харадоса! Сенестро только пророчество и волнует.

Наконец-то Уотсон нащупал под ногами твердую почву. Части головоломки начали складываться – Сенестро, профессор и пророчество Харадоса.

– Ну, в общем, мы – Бары – держали старину доктора в плену с той самой секунды, как он появился, и никто, кроме меня, и слова доброго ему не сказал. Но старый джентльмен и не думал унывать. Стоило ему узнать про все эти шарики, радуги и прочие ученые тайны, как он позабыл всё на свете. Он был доволен тем, что открыл. У доктора светлая голова, и я ни капли не сомневаюсь, что он и есть истинный Харадос.

Рыжеволосый рассказал, что профессор знал о прибытии Чика с самого начала. Он немедленно вызвал к себе МакФерсона и отдал ему несколько приказов или, точнее, указаний, смысла которых ирландец не мог понять. Он лишь уяснил, что должен пойти в Храм Листа и в определенном порядке прикоснуться к нескольким предметам. Кроме того, он обязан был устроить так, чтобы быть поближе к Чику и ободрить его.

– Но всё случилось не совсем так, как он говорил. Он-то надеялся прищучить Сенестро. А вместо этого на Бара набросилась собака. Замечательная овчарка, знаешь ли – она спасла тебе жизнь.

– Где сейчас собака?

– На «Пятне Жизни», сэр. Не хочет оттуда уходить. Странно, до чего она вцепилась в это место. Одни только Рамды приходят, чтобы ее покормить.

Так Чик узнал, что, как только ему станет лучше, он с МакФерсоном отправятся на поиски доктора, чтобы помочь тому сбежать вместе с раскрытыми им тайнами – истинами, скрывавшимися за загадкой «пятна».

– И ждет нас отличная потасовка, парень. Сенестро – боевой тип, он не сдастся и не отпустит доктора, если его не заставить.

Для Чика это были отнюдь не скверные новости. Честный бой – это было в его вкусе. Это напомнило ему об автоматическом пистолете, который до сих пор лежал в его кармане – оружии, которым он и не подумал воспользоваться в отчаянной схватке с Баром Сенестро.

– Пат, – сказал он, поддавшись внезапному наитию, – когда ты прибыл, у тебя при себе было что-то огнестрельное?

МакФерсон полез в карман и безмолвно достал оттуда пистолет тридцать второго калибра – не той модели, что у Чика, но на таких же патронах. Из другого кармана он извлек сверток, бережно перевязанный ниткой. Он развязал и раскрыл его – внутри оказалась старая глиняная трубка!

– Прибыл-то я с двумя ружьями, – печально ответил он. – Да только пороху не взял ни для того, ни для другого!

Чик улыбнулся и обыскал собственные карманы. Сначала он протянул ему лишнюю обойму, полную патронов, а потом – кисет с табаком.

– Ну надо же! – воскликнул МакФерсон. – Клянусь честью, вот и снаряды для обеих пушек!

Его руки тряслись, когда он доверху набивал старую трубку табаком. Патроны могли и подождать. Он зажег спичку и с глубоким удовлетворенным вздохом принялся выпускать клубы дыма.

Глава XLIII
Дом Харадоса

Чик получил ужасные ранения в поединке с Сенестро, но с помощью Рамд быстро шел на поправку. На это нужно было менее недели.

Дело шло к развязке. Чику не нужно было кошачье зрение, чтобы видеть: ставки в игре между Барами и Рамдами сделаны. Совсем скоро Сенестро либо выкинет что-нибудь дерзкое, либо должен будет освободить профессора.

Чику не пришлось долго ждать. Все случилось однажды вечером. Он снова оказался на борту хруща в компании Геоса, Яна Лукара и… юной Арадны собственной персоной. Их отъезд прошел быстро и в тайне.

На этот раз Уотсон не волновался из-за высоты или любых других ощущений, связанных с полетом. Безопасность доктора – вот что имело значение в эту секунду. Он обратился к Рамде:

– Мы одни? Где же Бар МакФерсон?

– Он где-то рядом; мы не одни, мой господин. Неподалеку летит еще несколько машин: они везут множество Рамд и алых стражей королевы. МакФерсон прибудет первым. Мы направляемся прямо во Дворец Света, мой господин.

– Будем брать его штурмом? – Уотсон подумал о драке, которую предвещал МакФерсон.

– Да, господин. Многие погибнут, но тут уж ничего не поделаешь. Мы должны освободить Харадоса, иначе станем соучастниками святотатства.

– Но… что с Сенестро?

– Трудно сказать, мой господин. Мы не знаем, что может случиться! – иного объяснения у него не было.

Они поднялись на головокружительную высоту. Судя по указателю, они направлялись на восток. Тьму разгоняло только слабое свечение беззвездного неба. Глядя вниз, Чик вообще ничего не видел. Его спутники хранили молчание, только Арадна, сидевшая впереди рядом с Яном Лукаром, показывала признаки волнения. Они летели все выше и выше, пока не показалось, что Томалия и вовсе осталась позади. Курс неизменно указывал строго на восток. Наконец Ян сказал Геосу:

– Мы сейчас над Угольным Краем, сэр. Стоит ли рискнуть и зажечь свет? Быть может, его светлости будет угодно посмотреть.

– Поступайте по своему усмотрению.

– О, – воскликнула Арадна, – обязательно так и сделайте! Нет ничего более чудесного, чем это!

Ян коснулся маленького рычага. В ту же секунду темноту разрезал направленный вниз луч света. Далеко внизу он уперся в землю пятном. Уотсон пристально следил за его движением, пока он рыскал из стороны в сторону в поисках чего-то, Чику неведомого.

А потом…

Вспыхнула словно бы перевернутая молния – белое пламя, слепящее, режущее глаз мерцание миллионов огней. Уотсон прижал руку к глазам, чтобы защитить их от этого зрелища. Оно было просто изумительным.

– Что это? – спросил он.

– Уголь, – спокойно ответил Геос.

– Уголь! Вы имеет в виду – алмазы?

– Да, мой господин. Так вам это интересно? Я и не знал. Позже вы сможете посмотреть поближе в более благоприятных условиях! – И он повернулся к Яну: – Достаточно.

Они вновь погрузились во мрак. Несколько минут прошли в той же полной тишине.

Уотсон наблюдал за продвижением красной точки по карте, отметив, что она приближается к треугольной фигуре на краю. Внезапно появилась еще одна точка, за ней еще и еще. Некоторые загорались ниже, иные – выше; вскоре их был уже с десяток, и все летели кучно.

– Они все здесь, – сказал Геосу Ян.

Тот, кивнув, пояснил Чику:

– Это Рамды и алые стражи. МакФерсон прямо впереди. Мы будем на месте через три минуты.

И после недолгого молчания он сказал, что предстоящая битва станет первым случаем кровопролития между Барами и Рамдами. В крайнем случае, Сенестро может даже убить Харадоса, чтобы добиться своего.

– Его единственный закон – собственные желания, мой господин.

Красные точки начали спускаться к треугольной фигуре. Прошла минута, затем вторая; еще одна – и хрущ коснулся земли.

Практически бесшумно Лукар полностью остановил судно. Спустя мгновение он уже помогал Арадне спуститься. Что до Геоса, он достал из машины два предмета одежды, которые протянул Арадне и Чику.

– Наденьте это. Остальные будут драться как есть.

Это были плащи, сделанные из мягкого, легкого, податливого стекла или чего-то наподобие. Уотсон спросил, зачем они нужны.

– Для целей, известных одному лишь Харадосу, мой господин. Таких накидок всего две. Вместе с ними он оставил указания, четко дававшие понять, что они предназначены для вашей светлости и Арадны.

Чик не без удивления помог Арадне надеть ее плащ, после чего натянул собственный. Однако на пистолет в кармане он полагался охотнее. Он пренебрег капюшоном, который был предусмотрен для головы.

– Прошу прощения, – сказала королева. Она потянулась к нему и подняла капюшон, так что он полностью закрыл его голову. – Пожалуйста, оставьте его так, ради меня. Теперь с вами ничего не должно случиться!

Чик подчинился, ограничившись лишь внутренним протестом. Больше всего его удивляло ощущение уединенности. Казалось, они совершенно одни, словно никто и ничто не спешило сразиться с ними.

Но он просто принял на веру то, что увидел. Будучи родом с Земли, он привык думать, что борьба предполагает шум. Только когда Арадна схватила его за руку и шепотом велела прислушаться, до него дошло.

Этот звук был больше похож на дуновение ветра. Если быть более точным, он напоминал тяжелый вздох, почти что беспрерывный, идущий отовсюду вокруг них. И вскоре Чик уловил странный запах.

– Что это? – прошептал он на ухо Арадне.

– Это смерть, – ответила она. – Разве вы не слышите… ДЕЙЕРЕРЫ?

Она не объяснила, о чем речь, но Уотсон понял, что оказался посреди битвы, которая велась бесшумным и до ужаса эффективным оружием – настолько эффективным, что оно не оставляло раненых, способных кричать от боли.

– Где Геос?

– Тут, Бар МакФерсон, – ответил Рамда.

– Отлично! Хорошо, что вы прибыли, сэр. Нас раскрыли несколько минут назад, и многие наши люди уже погибли. Просто дайте нам свет, чтобы мы могли добраться до них! Так мы только людей теряем, все преимущества на их стороне.

Потом, перейдя на английский для Чика, он продолжил:

– Добро пожаловать! Тут любая помощь пригодится, еще как.

– Что это за звуки? Ты сказал, они сражаются?

– То, что ты слышишь, называется дейереры, дружище. Они дерутся бесшумными ружьями. Не давай в себя попасть, не то моргнуть не успеешь, как от тебя только розовая лужа останется. Это тебе не шутки.

– Они мощнее пистолетов?

– Этого я не говорил, парень. Но ими и сам дьявол мог бы драться.

Чик не ответил – он услышал тихую команду Геоса. В следующую секунду пространство между ними озарилось чистым белым светом, в форме круга, ярким, как солнечный. В центре сверкало нечто, похожее на туманное голубое пламя – ореол слепящего актиниевого сияния. Не было видно ни людей, ни вообще чего-либо живого, не доносилось ни намека на звук – ничего, кроме этого круга и окружающего его сияния. Все это зрелище достигало на вид сотни три футов в ширину.

Они стояли в темноте. Чик сделал было шаг вперед, но МакФерсон его удержал.

– Нет уж, парень, ты что, помирать собрался? Эта штука страшно быстрая. Смотри…

Он не успел закончить. Ряд алых солдат бросился из мрака в освещенную окружность. Казалось, они целятся в центр. Вот они наклонились, разряжая свои причудливые ружья; их было около трех сотен – захватывающая картина. Они прицелились в напряженной тишине.

А потом… Уотсон моргнул. Ряд исчез, словно по волшебству. Чик не сразу понял, что видит ту самую «розовую смерть», от которой предостерегал ему МакФерсон – работу дейереров, что бы это слово ни значило. Потому что там, где до этого стояла колонна величавых стражей, сейчас растекалось по земле широкое озерцо розовой жидкости. Это было чистое уничтожение – безжалостное и мгновенное. Чик невольно заслонил собой Арадну.

– Эта голубая штуковина в центре, – хладнокровно заметил ирландец, – Дворец Света; прямо сейчас его удерживает Сенестро. Все, что нам нужно сделать, – это вытащить старину дока.

– Но я не вижу никакого здания!

– И все-таки оно там есть. Увидишь, когда доктор наиграется со своими радугами. Он совсем теряет голову, когда думает над задачкой, а это значит – почти всегда, сэр. Будем стоять на этом самом месте, пока он готовится застать Сенестро врасплох.

Уотсон ждал. Теперь он благоразумно держался в тени, вместе с МакФерсоном, Геосом и Арадной. В центре большого светлого круга выделялся ореол голубого пламени, похожий на дрожащий туман, в то время как отовсюду вокруг, в темноте, раздавался странный звук, вызванный истечением жизни.

– Когда Харадос начнет действовать? – спросил ирландца Геос, но не дождался ответа.

МакФерсон повернулся к Уотсону:

– Готовь пушку, парень, готовь пушку! Смотри-ка, а вот и сам старик! Интересно, что Сенестро на это скажет?

Потому как ореол внезапно погас, а на его месте появилось одно из самых причудливых и притом самых красивых зданий, когда-либо виденных Уотсоном. Оно было треугольной формы, невысокое и невыразимо ослепительно прекрасное; оно было фигурно высечено из цельного огромного алмаза. Чик мгновенно забыл о докторе.

Перед зданием стоял ряд голубых стражей во главе с Сенестро. Судя по их смятению, произошло нечто совершенно неожиданное. Они бросались из стороны в стороны, явно сбитые с толку исчезновением защищавшего их голубого тумана. Сенестро пытался восстановить порядок, и очень скоро ему это удалось. Он первым направился к низкому треугольному помосту, ко входу во дворец – единственной белой двери.

Пистолет Пата МакФерсона вспыхнул, выстрелив. В следующую секунду Уотсон открыл огонь из своего оружия. Бар, шедший рядом с Сенестро, пошатнулся и упал на своего главаря. Еще один повалился ему прямо под ноги, так что тот споткнулся. Пожалуй, это спасло ему жизнь, потому что в мгновение ока платформа оказалась усеяна корчившимися, истекающими кровью, умирающими Барами.

Сенестро удалось добраться до двери. МакФерсон выругался.

– Вперед! – крикнул он Уотсону. – Мы возьмем его живым!

Уотсон мало что запомнил об этой погоне. Но он не забыл, как великий Бар стоял в дверях, окруженный своими гибнущими, охваченными паникой людьми.

Плащ, данный Чику Геосом, мешал ему бежать. Он быстрым движением сбросил его и кинулся вперед без защиты наравне с ирландцем. Голубые стражи заметили их приближение и подняли оружие. Но прежде, чем они смогли пустить его в дело, их постигла такая же судьба, что и алых. Воздух затрепетал – и они исчезли, оставив по себе лишь розовую лужицу на земле.

Один лишь Сенестро остался невредим. Он как раз собирался открыть белую дверь; на секунду он замер, рисуясь, дерзкий и красивый. Потом великий Бар стремительно увернулся и практически сразу же, не прекращая движения, скрылся в здании. Чик и Пат ринулись за ним по пятам.

Внутри было темно. Чик ударился головой о торцевую стену; развернувшись, он врезался в противоположную. Неожиданный переход от сияния к мраку оказался ему не по силам. Он остановился и принялся осторожно нащупывать дорогу; сейчас он был слеп. Что, если в эту минуту его найдет Сенестро?..

Уотсон позвал МакФерсона. Ответа не было. Он попытался двигаться вперед на ощупь – стена была неровной, шероховатой, с острыми углами. Но должна же она была куда-то вести! Он добрался до поворота в проходе – вокруг было все еще слишком темно, чтобы что-либо разглядеть. Он стал идти еще медленнее, ломая голову над природой этих скалистых стен. А потом…

Чик прижал ладони к глазам. Он как будто попал в самую сердцевину солнца: угольный мрак сменился светом, да таким, который невозможно было вынести. Чик пошатнулся и закричал от боли. Однако рассудок подсказал ему, что произошло: Уотсон очутился в самом сердце драгоценного камня! Сенестро вел Чика вперед, а потом направил луч какого-то мощного света в огромный алмаз. Уотсон почувствовал всю ужасную беспомощность слепоты. Настал его конец! Всё на это указывало.

В следующую секунду кто-то приблизился к нему – кто-то, кого он слышал, но не мог увидеть. Это был Сенестро.

– Приветствую, сэр Призрак! Прошу простить меня за столь резкий прием. Полагаю, вы пришли за Харадосом? – и он засмеялся, злорадно и ликующе. – Вы, возможно, думаете, что я намерен убить вас?

Уотсон не сказал ни слова. Его переиграли. Он ждал смерти.

Сенестро же самонадеянно заметил:

– Однако же я противник хладнокровных убийств. Откройте глаза, сэр Призрак! Я дам вам время – это будет честно. Что скажете – скрестим оружие, чтобы узнать, чья возьмет?

Уотсон медленно поднял веки. Ослепительный свет ослабел, превратившись в мягкое сияние. Они были в помещении, похожем на галерею, длину которой было тяжело определить; между ним и выходом, где-то в десяти футах, стоял уверенный, не прекращающий улыбаться Бар.

– Вы и я, – весело произнес он. – Готовы рискнуть? Я дал вам неплохую возможность!

Он поднял свое похожее на кинжал оружие, целясь. В тот же миг Чик нажал на курок, держа пистолет у бедра – верный выстрел. Обойма была пуста. Еще секунда – и Уотсон стал бы наподобие тех розовых пятен снаружи. Он прошептал молитву Создателю. Кончик оружия Сенестро был направлен прямо на Чика. Но последнему все же не суждено было сегодня умереть. Что-то вспыхнуло, вдруг раздался взрыв; дейерер звучно ударился о стену, а Сенестро изумленно посмотрел на что-то за спиной Чика – что-то, что заставило его развернуться и исчезнуть из виду.

Чик обернулся. Прямо за ним виднелся знакомый силуэт Яна Лукара, а парой футов дальше – некто, сказавший ясным, спокойным, невозмутимым голосом:

– Я бы убил этого парня, Чик, но слишком уж он, черт возьми, симпатичный. Сохраню как экземпляр.

Уотсон пригляделся. У него вырвался вздох, наполовину изумленный, наполовину радостный. Потому что эти слова прозвучали на английском, а голос… принадлежал Гарри Венделу!