Текст книги "Слепое пятно"

Автор книги: Гомер Флинт

Соавторы: Остин Холл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Глава XXIV
Живая смерть

Первым делом, как только свежий воздух немного привел нас в чувство, мы занялись Ариадной. Она все еще лежала без сознания, очень бледная и до тревожного обмякшая. Я поднял ее и отнес в соседнюю комнату, где стоял диван, пока Джером пошел за водой, а Шарлота – за нюхательными солями.

Ничто из этого не помогло. Ариадна, казалось, едва дышала: ее сердцебиение с трудом можно было почувствовать, и на такие меры, как легкие пощечины или пощипывание, она не отвечала.

– Нам лучше вызвать врача, – сказала Шарлота и направилась к телефону.

Я поднял оставленную Рамдой карточку. В ней было лишь его имя – и еще одно слово: название утренней газеты. Очевидно, он имел в виду, чтобы мы дали объявление в газету, как только будем готовы капитулировать.

«Не так быстро!» – решили мы все втроем, обсудив эту мысль. Потом мы как только можно терпеливо прождали пятнадцать минут, прежде чем телефонный звонок дал результаты.

После чего приехал доктор Хансен, который, как вы можете помнить, был весьма осведомлен о подробностях исчезновения Чика Уотсона. Он произвел быстрый, но очень тщательный осмотр.

– Налицо все признаки легкого электрического удара. Что стало причиной, Фентон?

Я рассказала ему. Его глаза сузились, когда я упомянул Авека, а потом расширились от потрясения и недоверия, когда я описал необъяснимое впечатление, произведенное этим человеком на девушку, и его странную невосприимчивость к ядовитому газу. Но доктор больше ничего не спрашивал об этом деле и сразу попробовал применить несколько тонизирующих средств. Всё было бесполезно. Напоследок он даже прибегнул к тому, что наспех соорудил электрический приборчик, использовав для этого имевшиеся у меня наверху катушки, и попытался оживить девушку с его помощью. Опять же бесполезно.

– Господи, Хансен! – наконец не выдержал я, когда он, явно сбитый с толку, отступил. – Ее просто НЕОБХОДИМО привести в чувство! Мы не можем позволить ей стать жертвой этой дрянной силы, что бы она из себя ни представляла!.. Как насчет переливания крови? – с жаром спросил я, как только меня посетила эта мысль. – Я в отличном состоянии. Что насчет этого? Попробуем, док!

Он медленно покачал головой и, один раз изучающе посмотрев мне в глаза (где наверняка прочитал больше, чем услышал из моих слов), с сожалением ответил:

– Это работа для специалиста, Фентон. С учетом всех обстоятельств я бы сказал, что проснуться ей не дает сугубо состояние разума. Но происходит оно от психических или физических причин – не могу сказать.

Если вкратце, то он не готов был рисковать, идя на какие-либо крайние меры, пока не будет вызван специалист по работе мозга.

Я во многом доверял Хансену. Его слова звучали разумно, так что мы согласились пригласить доктора Хиггинса – кстати, того самого человека, который не успел добраться до этого же дома и спасти Чика в ту памятную ночь год назад.

Он осмотрел пациентку быстро и с внушающим доверие знанием дела. Он предпринял то же, что и Хансен до него, затем взял у него показатели кровяного давления и другие результаты обследования, а также попросил нас рассказать всё, что мы успели узнать об умственном состоянии Ариадны. Тут же Хиггинс сделал вывод:

– У молодой женщины временное отмежевание мозговых центров. Ее головной мозг не взаимодействует с мозжечком. Иными словами, ее рассудок, не имея возможности выразить себя, на какое-то время впал в бездействие, словно во сне. Однако это не обычный сон, который вызывает истощение нервных каналов. Состояние этой девушки есть результат сильного потрясения и, поскольку следов физического насилия нет, напрашивается вывод, что потрясение было умственным. В этом случае она будет и дальше пребывать в таком состоянии, пока не произойдет одно из двух: либо подобное по силе потрясение вернет ее обратно в реальность (а я не вижу, как это можно сделать, Фентон, разве что вы сумеете заставить человека, которому приписываете связь с этим делом, сотрудничать), либо же она сама очнется через неопределенное время.

– Неопределенное время! – воскликнул я, чувствуя за этими словами нечто зловещее. – Вы хотите сказать…

– Что метода лечения пациента в таком состоянии не существует. Это можно назвать психическим оцепенением. Говоря откровенно, Фентон, если этот человек не вернет ее к жизни, то она, скорей всего, останется без сознания до самой смерти.

Я вздрогнул. Что же за ужас вторгся в нашу жизнь, чтобы омрачить ее вероятностью такого будущего?

– И что же… нет никакой надежды, доктор Хиггинс?

– Очень слабая, – мягко, но решительно заметил он. – Всё, что я могу сказать вам наверняка: она не умрет сразу. Судя по общему состоянию ее здоровья, она проживет по меньшей мере семьдесят два часа. После этого… вам стоит ждать худшего в любую секунду.

Я быстро отвернулся, чтобы он не видел моего лица. Какой ужас! Если бы Рамда только каким-то образом нам попался…

Я отыскал Джерома и сказал ему:

– Джерри, видимо, всё зависит от нас с тобой. Хиггинс дал нам три дня. Послезавтра утром, если к тому времени мы ничего не добьемся, придется сдаться и дать это объявление в газету. Но я не собираюсь этого делать, Джерри! Не до того, как испробую любую другую возможность!

– Что ты думаешь предпринять? – спросил он.

– Нужно покорпеть над кольцом. Я дурак, что не занялся им раньше. Что касается остального, то тут ты решаешь! Сядь Рамде на хвост как можно скорее и уже не теряй его! При первом же удобном случае обыщи его комнату и вещи и принеси мне все, что найдешь. Мы должны узнать правду о том, что связывает его с этим кольцом.

– Ладно. Но не забывай об этом, – он указал на необъяснимое пятно на двери. – У тебя тут есть важная зацепка, которая только и ждет, чтобы ее проверили.

Он сходил за своей шляпой и покинул дом. Напоследок он пообещал, что мы не увидим его, пока он не разузнает что-нибудь о нашем приятеле.

В пять часов следующего утра мы с сестрой уже были на ногах и ужасно заняты. Конечно, львиную часть времени она тратила на уход за Ариадной. Бедной девушке не стало ни на йоту лучше; слабым утешением для нас служило уже то, что и хуже она не выглядела. С ее губ не срывалось ни звука, глаза были закрытыми. Она не подавала признаков жизни, если не считать едва уловимого дыхания. Мне становилось дурно от одного взгляда на нее, такую близкую и в то же время такую до жути далекую.

Но когда у Шарлоты выпадала свободная минутка, она оказывала мне существенную помощь в моих изысканиях. Одна оказываемая ею огромная услуга уже упоминалась: она, не снимая, носила кольцо, тем самым избавляя меня от необходимости беспокоиться за него. Я очень осторожно следил за тем, чтобы не держать его при себе более нескольких минут за раз.

Прежде всего, я принялся в строгом порядке составлять список свойств камня. Я собрал воедино непостоянную природу его бледно-голубого цвета, способность отображать тех, кто исчез в «Слепом пятне», его превосходную твердость в сочетании с необыкновенной легкостью, то, что он отдает холодом в мужской руке и теплом – в женской, и, наконец, его способность вызывать (думаю, это подходящее слово) звуки неизвестно откуда. Это последнее качество можно назвать бессистемным или случайным, тогда как остальные постоянны и устойчивы.

Итак, к этому списку я вскоре мог добавить также, что камень не обладал никакими радиоактивными свойствами, которые можно было бы выявить обычными методами. Только когда я начал проводить любительские химические опыты, удалось кое-что выяснить.

Поместив камень под стеклянный колпак и удалив оттуда как можно больше воздуха, я тем самым расчистил пространство для других газов и таким образом обнаружил следующее: камень может впитать любое количество газообразного водорода! В этом плане он ведет себя так же, как то любопытное место на двери. Вот только он впитывает в себя газ, а не жидкость, и далеко не любой газ, точнее – никакой, кроме водорода.

Очевидно также, что этот камень не может на самом деле вбирать в себя столько вещества с тем, чтобы потом хранить его в себе. Это доказывает простое взвешивание после опыта: его вес остается неизменным в любых обстоятельствах. Более того, в отличие от жидкостей, которые я вылил в дерево и потом обнаружил в подвале, газ не выпускается обратно в воздух. Я держал его под колпаком достаточно долго, чтобы не сомневаться в этом. Нет, водород, по всей видимости, перемещается в «Слепое пятно».

Не в силах ничего больше узнать о камне на тот момент, я принялся обследовать дверь. Я решил попытаться узнать точную толщину слоя, который впитывал жидкость. Для этого я соскреб «корочку» с потемневшего от времени дерева. Этот слой достигал две сотых дюйма в толщину, и… это и было общее количество активного вещества!

Я подверг эти счищенные крупицы целому перечню опытов. Они не сказали мне ничего важного. Лишь одна обнаруженная мною особенность достойная упоминания: если поднести немного этого вещества к камню Холкомба (допустим, на расстояние двух дюймов), оно загорается пламенем. Это просто яркий, розоватый огонь, какой бывает от бездымного ружейного пороха. Пепла не остается. С тех пор мы тщательно следим за тем, чтобы не подносить кольцо к оставшейся части доски.

Всё это произошло в первый же день, когда Ариадну настиг удар. Джером звонил, чтобы сказать, что он задействовал с дюжину частных детективов и надеется разузнать что-нибудь о Рамде в любой час. Доктор Хансен и доктор Хиггинс наведывались дважды, но не смогли обнаружить никаких улучшений или вообще каких-либо перемен в состоянии их пациентки.

В тот вечер мы с Шарлотой пришли к решению, что не можем больше ждать. Мы должны были сдаться Рамде. Я вызвал курьера и отправил рекламное объявление в газету, которую указал Авек. Дело было сделано. Мы капитулировали. Дальше будет звонок от торжествующего Рамды, и в этот раз нам придется отдать ему камень, если хотим спасти Ариадну. Игра была окончена.

Но вместо того, чтобы воспринимать происходящее философски, я беспокоился об этом всю ночь. Я снова и снова корил себя в глупости – ни к чему было раздумывать о чем-то, чего нельзя изменить. Почему бы не выбросить это из головы и не попробовать уснуть?..

Но почему-то я не мог. Я лежал без сна даже после полуночи, чувствуя, что волнуюсь все сильнее и сильнее. В конце концов, напряжение достигло такой степени, что я встал и оделся. На часах было полвторого, когда я вышел на улицу, чтобы пройтись.

Полчаса спустя я вернулся, вдоволь надышавшись свежим воздухом и надеясь, что теперь смогу забыться. Надежда не оправдалась. Никогда я не чувствовал себя бодрее, чем тогда.

На еще одну прогулку я вышел около трех. Казалось, я совершенно неутомим.

Каждый раз, когда я возвращался домой, то чувствовал себя еще сильнее, еще бодрее, чем до этого. Наконец я совсем отказался от мысли о сне, возвратился в дом, оставил Шарлоте записку, а потом отправился на набережную и смотрел, как корабли ловят удачный прилив. Что угодно, лишь бы скоротать время.

И так получилось, что я вернулся домой только в восемь часов – в это время на Чаттертон-Плэйс, 288, уже завтракают – и сел за стол с Шарлотой. Однако прежде всего я открыл утреннюю газету, чтобы прочитать наше маленькое объявление.

Его там не было. Его не напечатали.

Глава XXV
Одиннадцатый час

Я в смятении уронил газету. Шарлота подняла глаза, вздрогнула, взглянула на меня еще раз и побледнела.

– Что… что такое? – испугавшись, невнятно спросила она.

Я показал ей газету, а сам побежал к телефону. Через несколько секунд я разговаривал с тем самым человеком, который принял у курьера записку день назад.

– Да, я передал ее в печать вместе с остальными, – ответил он на мой взволнованный вопрос. – Хотя, погодите минутку… Ох, мистер Фентон, я ошибся! Вот это треклятое объявление у меня на столе. Должно быть, случайно оказалось под пресс-папье.

Я вернулся и рассказал об этом Шарлоте. Мы беспомощно смотрели друг на друга. Почему, во имя всего святого, именно наше объявление «случайно» оказалось под этим пресс-папье? И как теперь быть?..

То был уже второй день!

Что ж, мы сделали, что могли. Мы договорились о том, чтобы ту же заметку вставили во все газеты, которые выходят в три пополудни. Если Рамда их увидит, у него все еще будет время действовать.

Часы тянулись один за другим. Никогда еще они не текли так медленно, и все же я жалел о каждом из них. Такова цена полной беспомощности.

Около десяти утра следующего дня – то есть нынче (я пишу это в сегодняшний же вечер) – в дверь позвонили. Шарлота открыла и спустя мгновение вернулась с визиткой. На ней было написано: «СЭР ГЕНРИ ХОДЖЕС».

Я чуть стол от волнения не перевернул и выбежал в холл. А кто на моем месте сдержался бы? Сэр Генри Ходжес! Английский ученый, о котором говорит весь мир! Самый одаренный исследователь неведомого в наше время, самый осведомленный, оснащенный лучше всех на этой планете для подобных целей в умственном плане! Без каких-либо формальностей я схватил его за руку и принялся ее трясти, так что он улыбнулся моему воодушевлению.

– Мой дорогой сэр Генри, – сказал я, – я безмерно рад вас видеть! По правде говоря, я надеялся, что вас заинтересует наше дело, но мне недостало смелости вас им тревожить!

– А я, – в своей спокойной манере признал он, – не мог дождаться, чтобы поучаствовать в нем с того самого момента, как услышал об исчезновении профессора Холкомба. Не хотел навязываться – я понимал, что дело не предавали огласке…

– По одной простой причине, – пояснил я, – огласка ничего бы не дала. Если бы мы решили донести правду до общественности, то оказались бы завалены предложениями от добровольцев, жаждущих помочь. Я не ведал, кому можно доверять, сэр Генри. Не мог определиться. Я знал только, что человек вроде вас – это то, что нам нужно.

Он предпочел не заметить комплимента и достал из кармана газету.

– Купил пару минут назад. Увидел ваше объявление и сделал вывод, что обстоятельства достигли критической точки. Расскажите все с самого начала, мой мальчик, по возможности коротко.

Он уже знал то, что было опубликовано. Он, чудилось, также был знаком – и это несколько сбило меня с толку – с фактами, о которых нигде не писали. Я как мог вкратце описал сложившееся положение, дав понять, что мы уже на переломной грани. Когда я закончил, заявив, что доктор Хиггинс дал Ариадне три дня (и они истекут около полуночи) и что она может выжить, если мы заставим Рамду Авека помочь, он мягко произнес:

– Боюсь, вы, мой мальчик, допустили ошибку, не обратившись за помощью. Игра достигла той стадии, когда на вашей стороне не может быть слишком много умных людей. Самое время для подкрепления!

Он горячо одобрил мое решение привлечь помощь мисс Кларк и ее коллег.

– Это именно то, что вам нужно! Люди, сильные рассудком. Чем больше умственной силы, тем лучше! – и он принялся предлагать кандидатуры.

В результате спустя полтора часа наш дом принял еще пятерых гостей.

О мисс Кларк я уже рассказывал. Ее с легкостью можно назвать одной из десятки наиболее опытных практикующих врачей своей категории. Также ее преимуществом является интерес ко всем странному, пусть даже она называла такие вещи «несуществующими». Она говорила, что именно ее вера в реальность помогает ей так хорошо осваивать нереальное.

Доктор Маллой работает в университете – материалист до мозга костей, а еще – психолог, способный сделать жизнь интересной для всех, кто согласен с Уильямом Джеймсом[2]2
  Уильям Джемс (1842–1910) – американский философ и психолог, один из основателей и ведущий представитель прагматизма и функционализма.


[Закрыть]. Его исследования в области психопатологий признаны во всем мире.

Мадам Ле-Фабр, как мы узнали позже, специально приехала из Версаля для изучения проблемы, с которой мы столкнулись. У нее самой нет задатков медиума, но она горячая сторонница спиритизма и твердо верит в бессмертие и всемогущество «перемещенных» душ.

Профессор Герольд наиболее широко известен как изобретатель некоего аппарата, который подсоединяется к телеграфу. Но, кроме того, считается, что он больше всех на Западе преуспел в исследовании предметов, связанных с электричеством и радиоактивным излучением. Я был неимоверно рад иметь под рукой обширные, всеохватывающие знания этого человека.

Последний член этого квинтета, которого посоветовал мне сэр Генри, требует чуть более детального представления. Кроме того, я вынужден не называть его настоящего имени, ведь бригадному генералу армии Соединенных Штатов не пристало в открытую приписывать свое имя к чему-то столь далекому от военного дела, как оккультные исследования. Однако мы знаем, что у этого человека есть способности, доступные лишь немногим ученым: умение держать равновесие среди удивительных фактов и сил и управлять ими, а также быстро принимать решения, как поступить в любой ситуации. Мы, конечно, не верили, что из «Слепого пятна» появится что-либо, имеющее отношение к армии. Мы просто не знали, чего ждать, и именно поэтому хотели, чтобы он был с нами. Его склад мышления, пожалуй, именно тот, который необходим в качестве надежной поддержки человеку, имеющему дело с неразрешимой загадкой.

К тому времени, как собрались все пятеро, Джером не появился и не позвонил. Не было ни малейшего следа Рамды Авека, равно как и догадок, увидел ли он объявление. Был час дня. Всего шесть часов назад. Это кажется невозможным.

Итак, нас было восемь – трое женщин и пятеро мужчин. Все вместе мы поднялись наверх и осторожно осмотрели почти что безжизненную Ариадну, после чего собрались в библиотеке внизу.

Все были прекрасно осведомлены о происходящем. Мисс Кларк спокойно заметила, что вообще влияние «Слепого пятна» можно целиком и очень просто объяснить суммарным влиянием множества отдельных предметов. Иными словами, оно есть результат ошибки.

Доктор Маллой не менее прямолинейно заявил, что предлагает подойти к проблеме как к психическому заблуждению. Он упоминал раздвоение личности, групповой гипноз и тому подобное. Однако он подчеркнул также, что открыт для обсуждения и жаждет узнать все подробности.

Сэру Генри пришлось постараться, чтобы заставить мадам Ле-Фабр принять окончательное решение. Возможно, она чувствовала, что сэр Генри, зарекомендовавший себя как сомневающийся в спиритическом объяснении физических сверхъестественных явлений, может стать ее оппонентом в обсуждении. Но в конце концов она выразила мнение, что наша небольшая загадка – лишь новая разновидность чего-то очень ей знакомого.

Как и можно было ожидать, генерал Хьюм пока не определился с позицией. Он лишь выразил готовность принять на рассмотрение любую разумную теорию или совокупность таковых, дабы вывести из них пригодный для обработки вывод. Это было именно то, чего мы от него ждали.

Из всех собравшихся больше всего энтузиазма проявил профессор Герольд. Возможно, это потому что, несмотря на свои достижения, он все еще был молод. В любом случае, он ясно дал понять, что готов изучать нечто доселе совершенно неведомое науке. И он чуть не сгорал от нетерпения поскорее приспособить свои прежние знания и известные ему факты к новым открытиям.

Когда все эти точки зрения были изложены и мы почувствовали, что понимаем друг друга, мы повернулись к сэру Генри, ожидая, что скажет он. Один этот человек соединял в себе огромное количество способностей в самых разных направлениях. Остальные знали об этом и, как следствие, глубоко его уважали. Вздумай он встать и рассуждать полдня, они охотно сидели бы и слушали. Но вместо этого он посмотрел на часы и произнес:

– По мне, так самой главной деталью является звук собачьего лая, который доносился из кольца. Если я правильно помню, звук раздался после того, как кольцо значительное количество раз передавали из рук в руки – с пальца мисс Фентон к ее брату и обратно. Иными словами, оно подверглось ряду перемен направления магнетизма. Почему бы нам не продолжить этот опыт сейчас же?

Шарлота сняла кольцо с руки и пустила его по кругу. Каждый из нас подержал его в руках секунду или две, после чего Шарлота крепко сжала кольцо в ладони, а мы все тем временем взялись за руки.

Стояла, как я уже сказал, середина дня – самое начало второго. Не успели наши руки соединиться в круг, как что-то произошло. Из сомкнутых пальцев Шарлоты донесся совершенно новый звук. Сначала он был таким слабым и прерывистым, что его услышали только двое из нас. Потом он стал громче, продолжительнее, и вот мы уже смотрели друг на друга в изумлении.

Мы слышали звук чьих-то шагов…