Текст книги "Повелитель змей"
Автор книги: Ги Раше
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Слова Небкаурэ были мудры, поэтому Хети согласился с его доводами. Он решил доверить Кендьеру поиски тела Исет, после утраты которой, как ему казалось, ничто не сможет его утешить. Теперь он был готов в ближайшее время отправиться в Аварис к номарху Ренсенебу с приказом его величества вернуть Хети, одному из приближенных его величества, сына, которого у него отняли, и наказать виновных в похищении ребенка и смерти жены, как того требует закон Египта – единственный закон, которому обязаны повиноваться все жители страны.
21
Через месяц после событий, перевернувших его жизнь, Хети снова ступил на берег в речном порту Авариса, правда, рядом с ним теперь был его друг Небкаурэ. В первый раз он появился в этом городе без оружия, одетый в узкую, не слишком новую набедренную повязку. Теперь одного взгляда хватало, чтобы понять: это воин. Об этом свидетельствовали сияющей белизны широкая набедренная повязка из льна, заткнутые за пояс кинжал и солидная метательная палка, два тонких дротика в руке. Небкаурэ был экипирован так же, вот только вместо метательной палки, которая, скорее, была оружием охотников, а не воинов, и которой он не умел пользоваться, у него имелся лук, а на поясе – колчан, полный коротких стрел. Молодых людей сопровождали трое солдат его величества, в задачу которых входило служить нашим героям – носить вещи, провизию и средства оплаты, а именно мотки золотой нити, от которой в зависимости от цены покупки отрезался кусок определенной длины.
В Аварис они приплыли на предоставленном царским чати Ибией корабле с десятью гребцами и большим квадратным парусом. Поселились они у Сахатора, отдавшего в распоряжение гостям свой сад, поскольку в доме места для всех было мало.
Когда Хети сообщил Сахатору о цели своего приезда, тот с сомнением покачал головой.
– У тебя есть рескрипт его величества, который номарху Ренсенебу передаст Небкаурэ, сын друга царя, чья слава достигла и наших краев. Значит, номарх все-таки потребует, чтобы Зерах с сыновьями предстали перед его судом. Но мы ведь знаем, как он виляет хвостом перед ааму, которых в городе сейчас живет больше, чем египтян. Он боится потерять свою должность, которую и так вот-вот отдадут одному из чужестранцев, и ни для кого не секрет, что он уже успел отправить к царю гиксосов доверенного человека, чтобы заверить того в своей полной покорности. Здешние ааму прекрасно понимают, что, стоит им поднять восстание и взять город в свои руки, как его величество, у которого пока достаточно мощи, велит отправить в Аварис войска и наказать мятежников. Поэтому сейчас мятежа опасаться не приходится. Тем более что ааму верят в то, что очень скоро настанет день, когда пастухи, укрепив свои позиции в Ретену и Хару, завоюют Дельту и установят свои законы, подобные законам ааму. А значит, считают они, нужно просто выждать время, а потом без всякого риска подчинить себе Египет, став вместе с гиксосами полноправными его хозяевами. Ренсенеб тоже уверен в том, что гиксосы придут и победят, поэтому уже выбрал себе нового хозяина, который поможет ему удержать власть в этом городе. Следовательно, друзья мои, его вердикт может быть только в пользу Зераха и его сыновей, но отнюдь не в вашу.
Хети, который все еще верил в то, что в его родной стране правосудие может вершиться только по законам этой страны, не согласился с мнением Сахатора. Он считал, что, явившись на суд, сможет хотя бы забрать своего сына и передать его Небкаурэ, который отвезет мальчика Дьедетотепу, в то время как сам он отправится в Ханаан.
Небкаурэ явился во дворец номарха, назвал свое имя и представился посланцем его величества, поэтому Ренсенеб, не прибегая ни к каким уловкам, принял его, тем более что он ничего не мог знать о причине этого визита. Небкаурэ представил ему Хети, назвав молодого воина приближенным его величества, и сообщил, что тот требует справедливого суда, чему монарший рескрипт служит подтверждением. Когда Хети изложил номарху суть своего дела и потребовал, чтобы Мерисет вместе с сыновьями предстал перед судом и чтобы все трое понесли кару за совершенные преступления, Ренсенеб не смог скрыть замешательства. Но, прекрасно понимая душевное состояние Хети и его готовность пойти на крайние меры, он решил прибегнуть к хитрости. Он сказал, что исполнит повеление государя, но прежде ему нужно выслушать обвиняемых. Ренсенеб пообещал вызвать Зераха с сыновьями во дворец, чтобы они могли защищать себя и ответить на предъявленные обвинения. Номарх решил, что суд состоится через четыре дня, и напомнил присутствующим, что этот день трижды счастливый – праздник примирения Гора и Сета.
– Значит, наши боги будут на твоей стороне, и это обещает успешное разрешение твоего дела, – сказал Ренсенеб Хети. – Что до меня, то я выслушаю доводы обеих сторон и вынесу справедливое решение сообразно законам этого нома и нашего города.
– Я думаю, что в этом номе действуют те же законы, что и в любом другом номе Египта, – заметил Небкаурэ. – И этими законами руководствуются все дети Изиды и Осириса, живущие в долине со времен сотворения мира. Подчиняться им должны и дикие народы, пришедшие жить на нашу землю, которые, судя по всему, злоупотребляют нашим гостеприимством.
Царский наместник кивком подтвердил справедливость слов Небкаурэ, но словесного подтверждения этому гости так и не услышали.
Дворец номарха располагался на высоком холме, у подножия которого извивался рукав Нила. Построен он был сразу после закладки города фараоном Аменемхетом I, а значит, за триста лет до описываемых событий, и с тех пор много раз ремонтировался и отстраивался, сохранив красоту внутренних двориков, украшенных портиками, и величие просторных открытых залов. Но с приходом в город азиатских переселенцев, и в первую очередь представителей племен, давших ному множество новых солдат, египтяне постепенно покинули дворцовый квартал, уступив место семьям ааму, пришедшим из Ханаана. Поэтому, чтобы добраться до дома Сахатора, расположенного в южной части города, недалеко от речного порта, Хети и его спутникам пришлось пересечь квартал ааму, разраставшийся к северу и западу, при том что сам город стоял на восточном берегу рукава Нила. Они прошли мимо главного храма бога Сутека – здания, являвшего собой разительный контраст с храмовыми постройками египтян, представлявшими собой череду дворов и залов, украшенных колоннами, ведущих в святая святых – мало освещенную комнату, в которой находилось изваяние божества, господина этого храма. Храм ааму представлял собой простое каменное сооружение, окруженное двором. Небкаурэ рассказал изумленному Хети, что в этом здании ааму собираются и все вместе молятся своему богу, воплощением которого является камень, по их верованиям, упавший с неба.
– Эти люди нас презирают, потому что в своем неведении полагают, будто мы поклоняемся животным, – продолжал объяснять Небкаурэ. – И это лишний раз говорит об их глупости, потому что все мы знаем: животные – наши братья, сосуды для божественных душ, телесные воплощения божественной сущности тех, кому мы поклоняемся. И эти боги не что иное, как порождения создателя, того, кого в Мемфисе называют Птахом, в Гелиополисе – Ра или Атумом, в Гермополисе – Тотом, а в Тебесе – Амоном. Недалекие ааму падают ниц перед своим богом, как мы это делаем в присутствии нашего царя, думая, что таким образом могут повлиять на его решение. Они уверены, что бог может заниматься каждым, услышать все молитвы и исполнить все желания. Да, мы обожествляем наших царей, мы присваиваем им посмертно титул божества, но в глубине души мы знаем, что и они – обычные люди. Они, как и мы, совокупляются с женщинами ради удовольствия и деторождения, как мы, пьют и едят, а потом справляют большую и малую нужду. В конце концов, они заболевают и умирают. Единственная разница между нашим смертным монархом и их богом заключается в том, что они считают бога бессмертным и не воплощают его облик в изваяниях, потому что они на это не способны, раз довольствуются простым камнем.
Рассуждая о богах Египта и богах ааму, Небкаурэ хотел подчеркнуть превосходство коренного населения Черной Земли, построившего колоссальные пирамиды, величественные храмы, украсившего дворцы и усыпальницы своих правителей изящной росписью – бесчисленными изображениями людей, животных, богов, богинь и прекрасными изваяниями богов, царей, представителей знати и простых людей, в то время как у ааму не было даже ни своей письменности, ни таланта создателя, роднящего человека с богами. Рассудив так, молодой писец сделал вывод: дикие народы пришли в Египет потому, что земли страны богаты и плодородны, а население – трудолюбиво, искусно и изобретательно. Однако дикари не могут оценить по достоинству богатства и красоты Черной Земли, ибо единственное, к чему они стремятся, – это установить свои законы, изуверские и глупые, насадить свои нравы, в сравнении с египетскими жестокие. Им не нравится то, что в Египте мужчины и женщины всегда были равны и свободны, это противоречит их верованиям, наивным и примитивным. В качестве примера Небкаурэ привел отца и братьев Исет, которые считали себя вправе распоряжаться судьбой девушки и судьбой ее матери, не останавливаясь перед преступлением, лишь бы добиться своего.
– И вот к чему мы пришли! А виной всему наша слабость, наша недальновидность, – заключил Небкаурэ. – Дикари, которых мы приютили на своей земле, чтобы на родине они не умерли от голода и жажды, теперь столь многочисленны, что позволяют себе нас презирать, разговаривают с нами высокомерно и заявляют, что скоро они заставят нас подчиниться их закону и принять их мораль, так как они станут хозяевами земли наших предков и дадут нам новых богов.
В назначенный день Хети явился во дворец номарха полностью вооруженный. Его сопровождали Небкаурэ и трое воинов, которым Кендьер приказал не только служить сыну и его другу, но и охранять их.
Ренсенеб принял их во дворе, выходившем прямо на улицу, чтобы любой прохожий мог зайти и посмотреть, как вершится справедливый суд номарха. Кресло для правителя установили в тени портика, рядом стоял слуга с опахалом из длинных страусовых перьев.
Кроме Ренсенеба, слуги и Хети со спутниками во дворе находилось трое стражников, вооруженных секирами и короткими бронзовыми мечами. Судя по окладистым бородам и достававшим до середины икры цветастым туникам, это были ааму.
Хети и его спутники прибыли первыми, поэтому их попросили подождать в тени прихода обвиняемых. Последние заставили себя ждать так долго, что Хети начал терять терпение. Небкаурэ предложил Ренсенебу послать за Зерахом стражников, которые смогут в случае необходимости привести его силой. Но Ренсенеб успокоил его, сказав, что обвиняемые непременно придут, а заставляют они себя ждать, желая показать свою независимость от египетской власти, потому что знают – подобное проявление неуважения ничего им не будет стоить. Этот ответ, как вы, наверное, догадались, весьма обеспокоил Небкаурэ. Наконец Зерах явился. За ним следовали сыновья, но маленького Амени они с собой, вопреки обещанию Ренсенеба, не привели. Хети решил сразу выразить свое недовольство, но Зерах не дал ему возможности это сделать: даже не удостоив номарха приветствием, Зерах остановился у входа и громко произнес:
– Ренсенеб, мы с сыновьями оказываем тебе честь, согласившись прийти сюда, как ты того хотел, если верить словам твоего посланца. Но я не знаю, зачем ты меня позвал и за что собираешься судить. Здесь я вижу только уроженцев Черной Земли, подданных вашего царя, и ни одного ааму. Я предполагаю, что истец – тот юноша, и это он осмелился украсть у меня дочь и силой увезти ее в Город Скипетра. Но, как ты знаешь, моя дочь – ааму, она подчиняется нашим законам, а не законам этой страны. Я, а не он, должен жаловаться тебе и требовать справедливости и наказания для этого человека, потому что по его вине моя дочь опозорила семью.
Хети, никак не ожидавшей словесной атаки и такой наглости, не нашелся, что ответить. Вместо него заговорил взбешенный Небкаурэ:
– Зерах, бесстыдство и наглость оставь для своих соплеменников и не смей так говорить с номархом! Ты пришел в эту страну уж не знаю из каких земель и обосновался здесь, потому что жить в Египте тебе понравилось больше, но ты не дома. Знай, мы пришли сюда от имени его величества, повелителя Двух Земель, бога, пребывающего в великом Городе Скипетра. Ты должен знать, что в нашей стране действуют законы, установленные нашими царями сотни лет назад. Законы и нравы ааму вам следовало позабыть у границ нашего государства, ибо все жители страны подчиняются действующим на ее территории законам. И вот ты предстал перед египетским судом по обвинению в убийстве египтянки Несрет и ее дочери, которую вы с сыновьями хотели силой увести из дома ее мужа в Великом Городе Юга. Кроме того, ты осмелился украсть египетского мальчика Амени, сына Хети, командира армии его величества. Перед египетским судьей именем нашего царя мы требуем, чтобы ты вернул ребенка отцу. И мы требуем, чтобы Ренсенеб, правитель этого города, судил тебя по законам нашей страны, которые для человека, совершившего убийство, предусматривают смертную казнь.
– Небкаурэ, судить, кто прав, а кто виноват в этом деле, надлежит не тебе, – вмешался Ренсенеб. – Судить буду я, потому что я – правитель этого нома. Ты же, будучи ученым писцом, должен знать, что, согласно заключенному с ааму договору – а их в этом городе не просто много, но с недавних пор даже больше, чем египтян, – при рассмотрении дел в суде к ним должны применяться законы их предков, законы их страны, но не законы, запечатленные в свитках чати.
Закончив свою речь, Ренсенеб обернулся к человеку, который стоял за его креслом. На том была не набедренная повязка, но тяжелое вышитое платье, он имел длинную черную бороду, что свидетельствовало о его принадлежности к народу Ханаана.
– Эфрон, скажи нам, какой из законов твоей страны применим к случаю, о котором идет речь, – сказал Ренсенеб. – Рассуди, прав ли истец, египтянин Хети, и стоит ли нам удовлетворить его жалобу.
– Согласно нашим договоренностям, – начал бородач по-египетски, с сильным акцентом (речь его была понятна, но многие обороты были употреблены неправильно), – женщина-египтянка, выходя замуж за мужчину-ааму согласно закону и обычаю ааму, как это случилось с Несрет и Зерахом, тем самым соглашается войти в общину ааму и принимает ее законы. Зерах обращался со своей женой Несрет так, как того требуют наши законы и нормы морали, и, беря вторую супругу, он закон не нарушил. Госпожа Несрет дала своему супругу дочь, и она по нашим обычаям, будучи рожденной от чресл ааму, мужчины, который изначально обладает правом властвовать над женщиной, становится ааму. Поэтому, когда сыновья Несрет отправились на поиски своей матери, виновной в супружеской неверности и преступно покинувшей дом своего супруга, увлекая за собой свою дочь, а, найдя ее, предали ее смерти, они не нарушили закон нашего народа, к которому с момента заключения брака принадлежит и женщина. Несрет понесла заслуженное наказание. Что до ее дочери, Исет, то она также виновна в супружеской измене. Она была обручена с мужчиной ааму, что для нас равносильно браку, и ее жених передал часть выкупа отцу девушки, Зераху. И эта девушка, мало того что убежала из отцовского дома вместе с матерью, она не только не вернулась к своему отцу и господину, но по чужеземным законам вышла замуж за мужчину-иноверца, за египтянина. Для нас этот брак недействителен и равноценен супружеской измене. Но эта женщина, Исет, упорствовала в своем заблуждении, отказываясь следовать за своим отцом и братьями, которые пришли забрать ее. По словам Зераха, девчонка, которой он милостиво простил ее преступления, не подчинилась настоятельным просьбам вернуться в лоно семьи, но имела наглость оскорбить своих братьев и своего родителя. Бесспорно, в нее вселился демон, раз она осмелилась так себя вести – вместо того чтобы покаяться и оплакать свое злодеяние, обесчестившее семью, она упорствовала во грехе и заявила, что предпочитает смерть раскаянию. Поэтому, лишив ее жизни, старший брат воздал ей по заслугам и смыл с семьи позор. Ребенок, рожденный бесстыдной матерью в неосвященном нашими законами союзе, ни в чем не виновен. Однако, чтобы стереть из его памяти воспоминания о постыдном своем рождении, он должен воспитываться в семье Зераха, своего деда, женщинами этой семьи – женой Зераха и уважаемыми женами его сыновей, Нахаша и Хануна. Мужчины этой семьи заменят мальчику отца и наставят его на правый путь, которым следуют ааму. Так трактует наш закон это дело и таким должен быть твой приговор, номарх Ренсенеб. В противном случае ты узнаешь, что такое гнев нашего народа.
– Что я слышу! – взорвался негодованием Хети. – В Египте женщину-египтянку убивают под предлогом, что она вышла замуж за дикаря-азиата и совершила супружескую измену, что так и не было доказано! А другая женщина, ставшая моей женой по законам моей страны, умирает от руки своего брата-злодея, сравнимого разве что с Сетом! Моего ребенка, египтянина, как и его родители, у меня отнимают и против воли удерживают бесстыдные чужеземцы! И эти люди, презренные выходцы из страны Хару, вольны безнаказанно совершать одно злодеяние за другим!
– Ренсенеб, – вскричал Зерах, – должны ли мы слушать, как этот грязный египтянин нас оскорбляет?! Ты обязан сказать свое слово. Заставь его замолчать, иначе все вы узнаете, что такое наш гнев и наша месть!
– Зерах, Зерах, друг мой! – примирительным тоном заговорил Ренсенеб, вставая со своего кресла. – Сдержи свой гнев! И прости великодушно этому мальчишке его глупые речи, хотя, бесспорно, простить их нелегко. Он считает себя жертвой несправедливости, но я, применив справедливые законы, объявляю тебя невиновным и своей волей оставляю ребенка на твоем попечении. Что до тебя, Хети… Извинись перед Зерахом и считай, что счастье тебе улыбнулось, поскольку я разрешаю тебе вернуться в Тебес и не стану заключать тебя в тюрьму в ожидании возмездия, которого ты заслуживаешь.
Стоило Ренсенебу произнести слова, которые вызвали бы возмущение у любого, даже самого миролюбивого человека, как дротик, брошенный рукой Хети, пронзил его грудь. Номарх сделал пару шагов вперед, широко открыл от удивления глаза, поперхнулся кровью и упал.
Но не успело его тело коснуться земли, как второй дротик вонзился в горло знатока законов ааму, который счел себя вправе насаждать на египетской земле свои законы.
– Он убил нашего правителя! Убил нашего жреца! – закричал Зерах, бросаясь к Хети с ножом, который до этого висел у него на поясе.
Однако трое солдат обратили против него свои копья. Зерах и его сыновья, которые, испуская громкие крики, кинулись было за отцом, замерли на месте. Небкаурэ, воспользовавшись их замешательством и неразберихой, вызванной дерзким поступком Хети, взяв друга за руку, увел его из дворца. Солдаты сопровождали их. Стражники-ааму бежали за ними до самого квартала, где располагался дом Сахатора. Они не осмелились идти дальше, потому что беглецы вдруг повернули назад и попытались на них напасть.
22
Сахатор, услышав рассказ Хети и Небкаурэ, вздохнул и какое-то время размышлял, прежде чем сказать следующее:
– Хети, я понимаю причину твоего гнева, заставившего тебя совершить подобный поступок. Да, с тобой поступили несправедливо. И все же, убив этого бородача, ты совершил большую ошибку, потому что это был уважаемый ааму человек, возможно, жрец их храма. Убийство одного только Ренсенеба легко сошло бы тебе с рук, по крайней мере, со стороны ааму тебе бы ничто не угрожало. Все мы знаем, что они презирали нашего номарха, хотя он плясал под их дудку, – именно это и служило поводом для презрения, потому что эти люди понимают только язык силы. Для них он был трусом, перебежчиком, который всегда принимал сторону самого сильного и щедрого и считал его своим хозяином, а значит, его легко было бы заменить. К тому же Ренсенеб был египтянином, а не ааму. Убийства ааму они египтянину не простят, а тем более от твоей руки умер очень уважаемый член их общины. Боюсь, отец и братья твоей супруги, которая, будь уверен, оправдана на суде Осириса, сейчас поднимают против тебя своих соплеменников. Они знают, что ты укрылся в моем доме, и очень скоро придут сюда с требованием тебя выдать. И если мы откажемся сделать это, они выломают дверь, а потом разграбят дом и убьют нас всех, включая моих домочадцев.
– Хети, мы не можем подвергать такой опасности человека, который нам служит, и его семью, – сказал Небкаурэ. – Они оказали нам гостеприимство, но теперь мы должны их защитить.
– Небкаурэ, я не могу думать ни о чем другом, кроме ужасной несправедливости, с которой сегодня столкнулся… Гнев Амона и Сехмет, ярость могущественной Рехезу, богини с головой львицы, наполнили мое сердце, и я готов встретить этих людей с оружием в руках, готов ворваться в жилище Зераха и вырезать его семью, только бы забрать у них своего сына.
– Этому желанию не суждено осуществиться Тебя убьют, не дав переступить порог дома твоего тестя. Я уверен, что сейчас эти дети Апопа вооружают толпу своих соплеменников, и скоро они явятся к этому дому. Нам надо уходить, не мешкая ни минуты. Вот мой план: нужно, чтобы многие видели, как мы уходим, громко бранясь и оскорбляя Сахатора. Пусть ааму подумают, будто наш хозяин нас прогнал. Только так мы можем охладить пыл тех, кто придет к нему с обвинениями в предательстве. Сахатор скажет, что выгнал нас, узнав о наших злодеяниях, и разрешит непрошеным гостям обыскать дом. Нам же нужно как можно скорее погрузиться на корабль, ждущий в порту. Не думаю, что азиаты сообразят отрезать нам доступ к реке. А на корабле, да с нашими гребцами мы уйдем от любого преследования.
Сахатор одобрил столь мудрое решение, хотя ему, несомненно, предстояло сыграть в этом представлении весьма неприглядную роль.
– Нам всем следует опасаться этих людей, – сказал он, – и, несмотря на то что сердце мое горит возмущением, мне придется унижаться перед этими детьми Сета, чтобы спасти свою семью.
Слуга прибежал сказать, что на улице уже слышны крики – крики направляемой Зерахом толпы дикарей, которая наводнила квартал.
Хети и его спутники – Небкаурэ, трое солдат и гребцы, которые тоже нашли приют под крышей дома Сахатора, – сделали так, как было решено: сопровождаемые проклятиями хозяина дома, они вышли на улицу. Первые ааму уже были недалеко и, увидев египтян, бросились к ним. И зря: Небкаурэ и солдаты подняли луки и пустили стрелы, уложив четверых. Не останавливаясь, чтобы выяснить, мертвы они или только ранены, беглецы бросились по дороге, ведущей к порту, преследуемые несколькими ааму, которых гнев заставил забыть об осторожности.
Корабль быстро столкнули на воду, благо река вздулась в преддверии разлива, подняли парус, а гребцы быстро заняли свои места. Когда толпа жаждущих расправы ааму появилась на берегу, корабль был уже на середине рукава. В спешке никто из азиатов не догадался вооружиться метательным оружием, но самые бешеные не замедлили броситься в воду в попытке догнать уплывающий корабль. С борта в их сторону полетели дротики, и некоторые достигли своей цели. Тела раненых поплыли вниз по течению, и это зрелище несколько охладило пыл остальных ааму. Беглецы скрылись из виду, сопровождаемые угрозами и проклятиями.
Хети и Небкаурэ решили обсудить дальнейшие действия. Можно было отправиться в храм Змеи, взять расквартированных там солдат – около тысячи человек – и вернуться с ними в Аварис, чтобы покарать Зераха с сыновьями и отнять у них Амени. Но Небкаурэ полагал, что этот план слишком рискован, к тому же он не был уверен, что дядя одобрит подобное своеволие. Нападение военных ожесточит живущих в Аварисе переселенцев, и после ухода армии храма гнев их обрушится на головы коренного населения, египтян, которых в городе меньшинство. Кроме того, Аи Мернеферэ с осуждением отнесется к убийству своего номарха, какими бы провинностями он себя ни запятнал, а тем более к самосуду, который может закончиться мятежом пришлых азиатов во всех городах Дельты.
– Однако его величество будет судить о твоих поступках, когда ты вернешься во дворец, устранив Шарека, а вместе с ним и опасность, которую гиксосы представляют для нашей страны, – заключил Небкаурэ. – Когда это произойдет, ааму перестанут вести себя так нагло, и его величество сможет без особого риска направить войска в Аварис, чтобы восстановить в городе свою власть.
Хети пришлось согласиться с его доводами, которые, он не сомневался, имели под собой достаточно оснований. Однако он не открыл другу своих потаенных мыслей. По его мнению, монарх, восседающий на троне Двух Земель, был всего-навсего трусом и подлецом, не заслуживающим того, чтобы властвовать в прекрасных садах Осириса. И если в конце концов гиксосы лишат его трона, это станет ему достойным наказанием за малодушие. «Человек, называющий себя богом, самая важная обязанность которого – следить за тем, чтобы в Двух Землях царила справедливость Маат, будет судить меня, чтобы понравиться подлым ааму! И он не нашел другого способа сохранить свой трон, кроме как послать меня убить царя гиксосов. Только при условии, что я принесу ему голову врага, он соблаговолит воздать по заслугам убийцам моей Исет и вернуть мне сына, а также забыть, что я лишил жизни его недостойного номарха!» – вот так Хети понял слова Небкаурэ.
– Мы уже далеко от Авариса, – сказал он своему другу, – и берега реки пустынны. Прикажи кораблю пристать к берегу. Дайте мне мешок с едой и бурдюк с водой. Я пойду в пустыню, как это и было задумано, чтобы выполнить задание его величества.
Когда все было готово, Небкаурэ вместе с Хети сошел на берег. Там он предложил другу свой лук.
– Он мне не понадобится. Я хорошо управляюсь со своей метательной палкой, а из лука стрелять не умею. К тому же колчан со стрелами, привязанный к поясу, будет мешать мне бежать. Да еще мне придется нести мешки… А от диких животных меня защитят мои дротики.
Небкаурэ сжал друга в объятиях, вдохнул запах его лица и препоручил его богам пустыни – Ха, Сопду и Мину, защитнику караванщиков, идущих по западной пустыне, и, конечно, Хатор, властительнице Синая.
– Мы встретимся снова в Великом Городе Юга, – сказал на прощание Небкаурэ. – Не сомневайся, мы обязательно найдем тело Исет и возведем для нее достойный дом вечности. Я принесу ей дары, чтобы ее душа-ба перенеслась в поля Герета. Иди и возвращайся поскорее. А потом мы вместе пойдем в Аварис и заберем твоего сына, которого ты тоже сделаешь Повелителем змей.
Хети поблагодарил друга за заботу и пообещал вернуться с победой – так снова и снова Сета побеждает Гор, спаситель Египта. Но в душе Хети сомневался, что даже в этом случае справедливый суд царя вернет ему сына.
Небкаурэ взошел на корабль, и тот унесся по реке, движимый ударами весел и северным ветром, наполнившим большой белый парус.
Хети какое-то время стоял на берегу, провожая его взглядом. Потом он положил на землю свое оружие и нехитрый скарб, разделся и долго плавал в реке, смывая с себя пыль улиц Авариса, въевшуюся в его ступни и икры. Он знал, что очередная возможность искупаться в проточной воде представится ему не скоро. Он должен был от края до края пересечь пустыню – огромное пространство, полное опасностей, где нередки встречи с кочевниками, многие из которых ненавидят египтян. Но он чувствовал в себе силу всепобеждающего Гора, силу хозяина своей судьбы. К тому же сердце его переполняла ненависть к ааму, ставших причиной его горестей, и желание вопреки всем и вся вернуть сына. Амени – все, что осталось в память об Исет, возлюбленной супруге, которую у него отняли проклятые потомки Сета. При мысли о пережитом несчастье на глаза его навернулись слезы, и он обратился с молитвой к Изиде, богине-покровительнице как своей любимой супруги, чье имя Исет носила при жизни, так и Египта. Родной стране сейчас угрожали дикари, желавшие навязать народу Осириса, супруга Изиды, свои законы и свое владычество.
Он решил: этому не бывать. Он, Хети, сделает все, что в его силах, чтобы уберечь свою страну от такого несчастья.
Из воды Хети вышел бодрым и полным сил. Закрепив на бедрах повязку, он взял оружие, мешки, повернулся спиной к западу и к своей дорогой земле и направился к пустыне, туда, где восходит солнце, – в страну гиксосов.
23
Стараясь не удаляться от берега реки, Хети, тем не менее, сделал большой крюк, огибая Аварис и окрестные селения из опасения, что кто-нибудь из ааму узнает в нем убийцу своего жреца. Наконец, ни разу не сбившись с пути, он вышел на широкую, размеченную вехами дорогу, построенную во времена великих фараонов Среднего царства, именуемую дорогой Гора.
Озеро Мензала к тому времени еще не отделилось от моря, и существующий ныне перешеек Кантара был еще частью побережья. В этой местности достаточно выпадало дождей, чтобы здесь процветало виноделие и производились великолепные вина.
Хети шел по дороге Гора меж прекрасных виноградников, где теперь египетские крестьяне собирали урожай, и вдруг заметил какое-то столпотворение. Подойдя ближе, он увидел трех женщин и двоих мужчин, которые с криками суетились вокруг девушки, в беспамятстве метавшейся на земле.
– Не двигайся, лежи спокойно, – уговаривал несчастную один из мужчин. – С каждым движением яд все больше проникает в тебя…
Хети протиснулся между двумя женщинами, которые, воздев руки к небесам, громко призывали на помощь бога Ра. Одного взгляда на девушку было достаточно, чтобы понять, что произошло.
– Девушку укусила змея.
– Да, это так. Но откуда ты знаешь? – спросил один из мужчин.
– Мне достаточно того, что я вижу, – ее лицо побледнело. Давно ли это случилось?
– Только что, – ответил мужчина. – Ее брат побежал в деревню за лекарем, но тот почему-то не торопится. Мы боимся, что лекарь придет слишком поздно, и моя дочь никогда больше не увидит этого прекрасного мира…
Не тратя времени на разговоры, Хети положил на землю свой мешок, бурдюк, дротики, палку и опустился на колени рядом с девушкой. Найти след от укуса возле ее щиколотки оказалось несложно.
– Смотрите: рана воспалилась, а место укуса стало твердым. Значит, ее укусила змея седеб. Это змея маленькая, совсем как ящерка, поэтому кусает обычно в ступню или в щиколотку.
– Мы видели, мы знаем! – со стоном отвечал ему мужчина. – И мы знаем, что ее яд очень быстро отравляет кровь. И еще люди говорят, что ни лекарь, ни колдун не спасут укушенную. Но мы полагаемся на Изиду, великую чарами. И я надеюсь, что лекарь поспеет вовремя и сумеет спасти мою дочь.
