Текст книги "Повелитель змей"
Автор книги: Ги Раше
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
– А это потому, что ты любишь только мужчин, да еще старых!
– Прежде чем сказать, проверь, есть ли Маат на твоем языке! Я пью мудрость, которую источают уста тех, кто ею владеет.
Он говорил это, смеясь, и Нубхетепи тоже расхохоталась, заявив, что пьет он не только мудрость, но и еще кое-что, и даже вдыхает запах из ноздрей, и этим все сказано.
Жнецы встретили подростков, идущих вдоль поля, приветственными возгласами. В те времена срезали серпами только колосья, оставляя высокие прямые стебли, поэтому дальних жнецов, двигающихся по полю плечом к плечу, даже трудно было увидеть. Следом за ними дети собирали срезанные колосья и связывали их в снопы.
Хети с сестрой сели под раскидистым фиговым деревом, росшим на краю поля. С ветвей свешивались бурдюки, принесенные теми, кто жил далеко от поля и теми, кому никто не мог принести еду и питье.
Хети оперся спиной о шершавый ствол дерева. Закрыв глаза, он слушал доносившиеся издалека звуки флейты и песню жнецов – пение скрашивало долгие часы работы. И вскоре, сам того не заметив, он погрузился в приятное оцепенение. Не надо думать, что он был слабым или ленивым. Хети часто, не сумев заснуть с наступлением ночи, особенно если эта ночь была жаркой, как часто бывало в это время года, когда люди стелили свои циновки на улице под навесами или просто у порога дома, совершал долгую прогулку по берегу озера. Он уходил очень далеко от поселений и, спрятавшись в зарослях тростника, наблюдал за дикими животными – ориксами и газелями, приходившими под покровом ночи на водопой. И самым большим его удовольствием было бросить в воду камень, спугнув тем самым копытных, когда к ним начинал подкрадываться крокодил или дикая кошка. Если кошка решала, что в качестве добычи сгодится и человек, Хети находил спасение в водах озера, а если к нему приближался крокодил – юноша просто уходил прочь. Для Хети это была игра, и вызов при этом он бросал самому Сету, богу пустыни, защищая слабых и мирных ее жителей. Вот и прошлую ночь Хети провел на берегу озера, наблюдая за ночной жизнью природы, и домой вернулся перед рассветом, успев по пути поймать кобру, которую решил отнести деду. А пока Хети положил змею в корзину и плотно закрыл ее крышкой.
Разбудил юношу удар локтем в бок. Открыв глаза, он понял, что толкала его сестра, а прямо перед ними стоял юноша в парике и в набедренной повязке, концы которой перекрещивались на животе.
– Хети, что ты делаешь здесь, среди жнецов? И кто эта девушка, что сидит с тобой рядом?
Хети прикрыл ладонью глаза, защищая их от солнца. Он не сразу понял, кто задает ему вопросы, потому что вопрошающий стоял спиной к солнцу. Только теперь он узнал Небкаурэ, молодого писца, встреченного им в храме Змеи, сына сестры первого чтеца Хентекечу. Он встал на ноги и поприветствовал писца, а потом сказал:
– Эта девушка – моя сестра Нубхетепи. Мы принесли еду и питье нашему отцу, который работает в поле.
– Значит, сегодня ты не пошел с дедом в пустыню за змеями?
– Я не хожу к деду каждый день. Сегодняшний день я проведу с родителями.
– Но вы с сестрой не помогаете жнецам, как дети других крестьян…
– Мы тоже пойдем собирать колосья. Я уснул, потому что ночь провел без сна.
– Тебе не стать хорошим солдатом.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что хороший солдат может идти весь день и не спать всю ночь, а на следующее утро сражаться с оружием в руках.
– Может, и так, но я ведь не солдат и не хочу им быть.
– Но для своего возраста ты сильный и твои мышцы хорошо развиты. Военачальники его величества берут таких в армию.
– Я лучше стану Повелителем змей, как мой дед. А хороших солдат в этой долине хватит и без меня, чего не скажешь о заклинателях змей, умеющих лечить их укусы.
– В этом ты прав. Но армии его величества нужны сильные воины, умеющие обращаться со змеями.
– Может, и так. Но я еще слишком молод для того, чтобы стать солдатом его величества.
– Да, ты молод, но можешь им стать через несколько лет. Я уверен, что ты мог бы покрыть себя славой и получать плату золотом.
– Поживем – увидим. А я думал, что ты служишь в храме Змеи у своего дяди, первого чтеца…
– Да, я писец в храме. А знаешь ли ты, что это поле принадлежит храму, который вы называете храмом Змеи? Дядя послал меня сосчитать снопы, чтобы потом все, кто участвует в жатве, получили свою часть урожая. Если ты покажешь мне своего отца, я по дружбе сделаю так, чтобы ему досталось чуть больше.
Хети трижды поклонился Небкаурэ и поблагодарил его, заверив, что высоко ценит его доброе расположение и внимание, оказываемое своему слуге Хети, – форма вежливости, которая, однако, ни к чему не обязывала того, кто называл себя слугой.
Между тем жнецы по одному подходили к краю поля. Женщины и дети несли с собой охапки колосьев, которые потом вязали в небольшие снопы. Хети с сестрой вслед за Небкаурэ стали в круг, образованный жнецами.
– Что они собираются делать? – спросил у Хети Небкаурэ.
– Значит, ты горожанин, – с уверенностью заключил Хети. – Хорошо, что писец его величества узнает, как живут простые люди. Эти снопы собрали здесь, чтобы возвеличить Рененутет и Изиду, добрых богинь, и сейчас мы все вместе споем гимн, прославляющий Изиду, повелительницу неба, чтобы она снова и снова дарила нам небесные и земные блага.
И они заняли свои места в кругу. Кто-то из жнецов затянул звонким голосом, восхваляя Изиду примерно в таких выражениях:
– Приветствуем тебя, Изида, божественная мать, защитница Черной Земли! Прекрасно твое лицо, когда ты являешься нам в обличье Хатор, Золотой Хатор, многоцветной Хатор! Приветствуем тебя, богиня, сияющая в небе над Ра, чье тайное имя тебе известно! Преподобная властительница небес, плакальщица, это твои золотые слезы соединили части тела Осириса, твоего божественного супруга, который властвует над двенадцатью ночными часами…
Этот голос Хети узнал сразу, ибо принадлежал он Мерсебеку, первому чистому жрецу из храма Себека. По окончании церемонии жнецы торопливым шагом направились к фиговому дереву, чтобы наконец поесть и напиться. Нубхетепи побежала искать отца, а Хети подошел к Мерсебеку и поприветствовал его. Небкаурэ подошел вместе с ним, поэтому Хети указал на него рукой и сказал:
– Господин мой, это Небкаурэ, писец его величества, закончивший школу писцов при храме Амона в Тебесе. Он приходится племянником первому жрецу-чтецу храма Змеи.
Небкаурэ поздоровался с жрецом, прижав ладони к коленям, и Мерсебек возвратил ему его приветствие.
– Мерсебек – твой слуга, – сказал жрец, обращаясь к Небкаурэ. – Я – первый чистый жрец храма моего господина Себека. И мне очень дорог юный Хети, думаю, он любимец Изиды и Уаджет.
– Я тоже так считаю, – ответил ему Небкаурэ. – Богини, бесспорно, благоволят ему, ибо только их избранники могут повелевать змеями без страха умереть от укуса. Ведь даже Ра, бог-повелитель неба, не имеет власти над змеями, не правда ли? И так было во времена, когда Ра правил богами и людьми в наших землях. А потом он постарел, как стареют люди, и стал подвержен болезням и опасностям, которые подстерегают нас на закате дней…
Богине Изиде удалось превзойти его в могуществе, узнав его тайное имя. Это имя нельзя было говорить никому, потому что знание его дает власть над носителем имени тому, кто раскрыл этот секрет. И тогда Изида слепила из земли, смоченной слюной стареющего бога, змею. И эта змея укусила Ра, и Ра не смог себя исцелить и страдал так, как страдает любой человек, укушенный коброй. Величайший из богов просил всех богов и богинь исцелить его, но только Изиде это оказалось по силам. Однако она согласилась призвать на помощь свое волшебство и могущество только при условии, что Ра откроет ей свое тайное имя. Сперва Ра отказался, потом пытался схитрить, называя ей разные свои имена, но только не то единственное, которого никто не знал.
Но страдание его стало невыносимым. И вот он назвал богине, его внучке, свое тайное имя. И она его исцелила, исторгнув из тела яд, а вместе с ним и боль. Но знание тайного имени сделало ее более могущественной, чем бог неба, и она стала царицей всего сущего.
А ты, Хети, ты – Повелитель змей, возлюбленное дитя Изиды!
6
«Ты – Повелитель змей». Слова Небкаурэ поразили Хети, равно как и Мерсебека. Несколько дней спустя Хети пришел в храм Себека, чтобы выслушать наставления Мерсебека, и тот признался ему в этом.
– Хети, дитя мое, давно ли ты познакомился с Небкаурэ?
Мерсебек называл Хети «дитя мое», хотя это было не лучшее обращение, потому что Хети, упорствовавший в своем желании подольше побыть ребенком, на самом деле давно мыслил и поступал как взрослый. Этот юноша с длинными стройными ногами, мускулистыми руками, широкой грудью, тонкой талией и узкими бедрами являл собой один из лучших образцов мужчины того времени, взрослого мужчины, не ребенка. Правда, оценивая его изящное сложение, современник сказал бы, что Хети скорее является отпрыском старинного рода писцов, но не потомком крестьян – людей с широкой костью, приземистых и крепких. Отец любил повторять, что прекрасное телосложение Хети унаследовал от далеких знатных предков, а мать утверждала, что он выглядит точь-в-точь, как его дед Дьедетотеп в молодые годы.
Но самого юношу этот вопрос никогда не интересовал. Главным было то, что он чувствовал себя полноправным хозяином своего тела, он знал, что его облик был предопределен Хнумом, божественным гончаром, лепившим тела людей так, как когда-то вылепил яйцо, из которого явился Атум, а потом и все сущее. Тело было юноше послушно, поэтому он был им доволен. И не только он. Мерсебек, к примеру, полностью разделял его мнение. Хети нравилось, что наставник, как и дед, называет его «дитя мое», поддерживая его в желании как можно дольше пожить беззаботной жизнью ребенка.
– Я познакомился с ним, когда мы ходили в храм Змеи, я уже говорил тебе когда-то, – ответил Хети. – И я вас уже познакомил. Почему ты снова меня об этом спрашиваешь?
– Я удивляюсь, почему он, не зная тебя близко, называет тебя Повелителем змей, – пояснил Мерсебек.
– Я тоже удивился, но потом обрадовался. Мне нравится называть себя Повелителем змей, тогда мне кажется, что я на мгновение становлюсь Апопом!
– Не произноси вслух имени этой проклятой змеи, врага Ра! – возмутился Мерсебек. – Апоп – олицетворение мрака и зла, и ему, бесспорно, не подчиняются богини, которые являются нам в виде змеи – Рененутет, Уаджет и таинственная Несрет, которая, как говорят, царствует в храме Змеи! Да, ты не боишься змеиных укусов, ты умеешь ловить змей, которые попадаются тебе на пути, и приказывать им, но твоему деду, настоящему Повелителю змей, есть еще что рассказать тебе и чему научить, значит, он один вправе именовать себя Повелителем змей…
– Это правда. Небкаурэ почти не знает моего деда, но своими глазами видел, как я совладал со змеей, которая хотела на него напасть, и, не будь меня рядом, этот укус мог бы стать смертельным.
– Наверное, ты прав. Оставим этот разговор. Я буду рад, если ты станешь настоящим Повелителем змей, ибо ты любим Изидой, повелительницей небес, но не той Изидой, которая плачет и вместе с сестрой Нефтидой оплакивает смерть их брата Осириса, но той Изидой, которая являет себя людям как Хатор, божественная корова. Она как небесный свод, как око солнца, сияющее ярким светом бессмертного золота. Она богиня, породившая красоту и любовь, благодаря которой мужчины и женщины, мужчины и мужчины, женщины и женщины ощущают взаимное влечение, дарят друг другу удовольствия и совокупляются, чтобы с благословения богов породить потомков – маленьких людей… Хатор, несущая радость всему живому, Хатор, которая изливает на мир свою любовь…
Он замолчал на какое-то время. Хети тоже молчал. Ему очень нравилось, когда наставник говорил, что он, Хети, любим богинями, что однажды он заслужит титул Повелителя змей. При этом Хети прекрасно понимал, что, называя его так, Небкаурэ хотел ему польстить или же просто преувеличил его способности.
– Сын мой, мой любимый ученик, – заговорил Мерсебек, – как ты знаешь, через три дня состоится праздник в честь нашего бога Себека. В этот день мы воздаем почести ему и крокодилам, которых кормим, доставляя тем самым удовольствие Себеку.
– Конечно, я помню, – отозвался Хети. – Каждый год мы с отцом вместе с рыбаками и погонщиками скота приносим пищу детям Себека, а потом дарим им украшения, которые радуют сердце нашего бога.
– Я знаю. Но теперь ты стал крепким юношей, мускулистым и сильным. Я буду рад, если ты согласишься принять участие в сражении на озере в команде нашего храма. И радость моя будет бескрайней, если ты принесешь нашему храму победу.
– Господин мой, мой добрый наставник! Для меня огромная радость и огромная честь сражаться за храм Шедита, но ведь другие храмы и города пришлют свои команды, закаленные в состязаниях. А я ведь еще ребенок. Взгляни на мою косу…
– Хети, ты давно уже вырос и знаешь это, хоть и продолжаешь прикидываться ребенком, – со смехом остановил его жрец. – И я не стану заставлять тебя поскорее взрослеть, потому что тогда потеряю своего лучшего и самого любимого ученика. Я бы хотел, чтобы ты навсегда остался ребенком, ведь когда ты перейдешь в мир взрослых, тебе придется работать в поле и на реке, а время отдыха делить с супругой, которую тебе подыщут…
– Или которую выберу я сам, потому что я не позволю даже отцу выбирать вместо меня, хотя по обычаю он, а не я пойдет договариваться с отцом моей будущей жены. Но пока никто не торопит меня с женитьбой, и сам я не спешу, потому что не хочу целыми днями работать в поле. Мне еще многому надо научиться у деда и у тебя.
– Это разумные слова. Но это не мешает тебе принять участие в состязании: ты достаточно вырос и стал таким же сильным, как игроки любой команды, которых я когда-либо видел. А твои ловкость, быстрота и гибкость дают тебе массу преимуществ. Я хорошо понимаю: для того, чтобы суметь одним движением руки поймать кобру, быструю, как молния Сета, нужно хорошо владеть своим телом и превосходить животное в быстроте движений. Только тогда ты не дашь ему причинить себе малейший вред. Знай, я прошу тебя принять участие в состязании потому, что доверяю тебе и не сомневаюсь в том, что у тебя есть все качества, чтобы победить. Я уверен в том, что ты победишь, и победа эта принесет тебе больше славы, чем любому другому игроку, потому что ты, бесспорно, будешь самым молодым игроком – ведь ты сохранил свою косу.
Наш герой, и это вполне понятно, был польщен похвалой наставника, ибо тот перечислил все его достоинства. Слова его приятно льстили самолюбию подростка, которому, как и всем людям, было свойственно тщеславие.
Склонив голову в знак согласия, Хети сказал:
– Если мой господин считает меня достойным, значит, я буду сражаться за наш храм, и да прославит наша победа Себека!
– Твои слова согревают мое сердце! – воскликнул Мерсебек, обнимая юношу и вдыхая запах его ноздрей.
Потом, отстранившись, он сказал:
– Не стану скрывать, для тебя это станет настоящим испытанием. Знай, что его величество, объединив страну, дал нам возможность плавать по Нилу, ничего не опасаясь. Поэтому жрецы храма Себека в далеком южном городе Омбосе, в котором ты, конечно же, никогда не бывал, в этом году решили прислать свою команду. Я не знаю, сильные или слабые у них игроки, хорошо ли они сражаются. Но за тебя я не боюсь, ты победишь к чести своего храма и своего наставника.
– Будь уверен, я сделаю все, что в моих силах, чтобы не разочаровать своего наставника, – заверил его Хети, гордо выпрямившись.
В душе юноши боролись два чувства: желание победить и страх, что задача окажется ему не по силам. Ведь он не раз видел, что и на самых ловких и сильных участников находился соперник еще более сильный и проворный.
Соревнования обычно проводились на озере или на канале недалеко от Шедита, в том месте, где расстояние между берегами было самым большим.
Очень давно, во времена Древнего царства, в такую игру играли рыбаки после тяжелого трудового дня. Стоя в лодках, они дрались палками, стремясь сбросить одного или сразу нескольких соперников в воду. Эта игра была довольно опасной, потому что упавшему, если он не умел плавать, приходилось рассчитывать только на помощь других игроков. Но были случаи, когда шум и плеск привлекали к месту сражения крокодилов, лениво лежавших на берегу в ожидании, пока в воду наконец упадет хороший кусок нежного живого мяса.
Со временем в эту игру стали играть командами, которые выставляли храмы и города. Победитель славил не только свою силу, но и храм или город, честь которого отстаивал в сражении, поскольку его победа считалась победой богов-покровителей.
В описываемую эпоху соревнования проводились раз в год и участвовали в них команды, набранные храмом или городом из лучших и самых сильных своих прихожан и жителей. Раньше играли только рыбаки и профессиональные гребцы, но теперь в команды все чаще включали простых крестьян или горожан, представителей самых разных профессий – гончаров, кирпичников, камнетесов, столяров, торговцев, но им отводили роль борца, а управление легкой папирусной лодкой поручали тем, кто привык работать на воде.
– Знай, что на соревнования приедут команды из Мемфиса, города, который еще называют Весами Двух Земель, из Хенен-несу, города царя-ребенка[14] (Хети слышал, что город этот находится недалеко от входа в Файюм), из Омбоса, как я уже говорил. Храм Змеи тоже выставит своих игроков.
Хети не понимал, к чему клонит Мерсебек, а тот продолжал, не дав ему задать вопрос:
– Жрецы Шедита проявляют большой интерес к соревнованиям в честь нашего бога Себека. Хентекечу, первый жрец-чтец храма Змеи, прислал ко мне вчера утром своего помощника, чтобы поведать о желании отправить команду от храма на предстоящие соревнования. Поскольку я знаю, что на территории храма Змеи у Себека есть свое святилище, я счел невозможным отказать Хентекечу в этой просьбе. Более того, я считаю, что чем больше команд примет участие в состязании, тем большую ценность будет иметь победа.
Хети тоже не видел причины, по которой участие команды храма Змеи в состязаниях могло бы быть нежелательным. Быть может, Небкаурэ тоже возьмут в команду? Хети эта мысль доставила удовольствие, хотя он не стал разбираться, почему. Он питал к молодому писцу самые теплые чувства, ведь тот явил свой дар предвидения, назвав Хети Повелителем змей. Вспоминать об этом Хети было очень приятно, но при этом он понимал, что заслужить этот титул можно только упорным трудом, внимая каждому слову своего деда.
7
По обыкновению Хети, который спал у порога дома, завернувшись в домотканое шерстяное одеяло, проснулся вместе с солнцем.
Мериерт к этому времени уже сидела на корточках у печки, устроенной возле стены дома под плетеным пальмовым навесом, и пекла лепешки, тесто для которых она замесила вчера вместе с Нубхетепи.
Их дом, сложенный из высушенных кирпичей, стоял на холме, возвышаясь над озером. Сейчас речная вода, которая во время разлива иногда подбиралась к самой вершине холма, стояла очень низко. В озере воды тоже было немного, однако, принимая во внимание то, что уровень озера был ниже уровня долины, оно казалось куда более полноводным, чем Нил, покрытые грязью берега которого продолжали обнажаться.
Этим утром, как обычно, Хети добежал до озера, прыгнул в воду и поплыл. Вскоре к нему присоединились отец и сестра, которые тоже каждое утро начинали с купания. Нубхетепи, разыгравшись, полными горстями набирала воду и брызгала ею на Хети.
– Посмотрите на моего старшего брата! Он будет сражаться за нашего бога Себека! Приветствуйте героя, он избран первым из чистых жрецов!
Она кричала и смеялась, но по ее тону было понятно, что к насмешке примешивается изрядная доля восхищения.
– Прекрасно, сын мой. Твой отец доволен. Бог доволен! – серьезным тоном произнес Себехотеп, ведь он был очень горд тем, что первый жрец храма Себека господин Мерсебек взял Хети в команду храма.
Неудивительно, что Хети успел рассказать всем, кто был готов его слушать, и в первую очередь своим родным, о том, что в этом году будет защищать цвета храма Себека. Все участники соревнования были одеты одинаково – на талии широкий полотняный пояс с передником, прикрывавшим бедра спереди. У каждой команды пояс был особой расцветки, что позволяло зрителям их различать. Пояса у защитников храма Себека были фиолетово-красного цвета, очень редкого, потому что ткань такого цвета продавалась только в Тире, богатом финикийском порту, и покупали ее египтяне еще в те времена, когда у них были налажены связи с приморскими городами страны Хару[15].
Когда Хети вернулся домой, мать подошла к нему, держа в руке цветок лотоса. Она с помощью шнура прикрепила его к шее сына, а потом надела ему на голову «корону» – венок, сплетенный из растений и цветов, которыми была богата долина: ярко-синих васильков, пурпурных мандрагор, розового алтея, сиреневатых цветков льна, белых венчиков папируса, который красиво контрастировал с темными волнистыми волосами юноши.
Потом отец сам повязал ему вокруг талии плотный пояс. Во все времена коренные жители долины Нила любили цветы и охотно украшали ими свои дома и свое тело. С древнейших времен те, чья работа была связана с лодками и водой, носили на головах такие венки как украшение, но для участника состязания венок на голове был не просто украшением. Надевая венок, он словно бы говорил зрителям: «Каждый из нас, и я в том числе, достоин носить этот венок в знак победы над соперниками!» Игрок, который падал в воду, терял свой венок, и это было равносильно поражению. Если же венок слетал с головы игрока во время схватки, но ему удавалось устоять на ногах после ее окончания, он должен был его поймать и снова надеть, в противном случае этот участник тоже считался побежденным. Но по окончании состязания в «коронах» оставались только члены команды-победительницы. Остальные снимали венки и бросали их в воду, где потерпели поражение, принося их в жертву богам.
Наконец Хети быстрым шагом направился в город, а мать смотрела ему вслед, мысленно желая сыну вернуться домой с «короной». Когда сын спросил, пойдет ли она к озеру, чтобы посмотреть, как он сражается на шестах, – а надо сказать, что она никогда не пропускала эти соревнования, как и большинство обитателей окрестных поселков и даже городов, – она ответила, что на этот раз будет ждать его дома, потому что может умереть со стыда, если он проиграет, или от радости – если станет победителем.
– А я буду на берегу! Я буду тебя подбадривать! – заверила Хети Нубхетепи. И, повернувшись к отцу, спросила: – Ведь правда, папочка? Скажи, ты ведь пойдешь со мной к озеру?
– Конечно, доченька! Мы пойдем туда и вместе будем поддерживать твоего брата.
– Добро пожаловать! Добро пожаловать, Хети, сын мой! – воскликнул Мерсебек, поднимая руки к небу в знак приветствия, когда Хети, запыхавшийся от быстрого бега, остановился перед ним и поклонился. – Ты очень красив сегодня, и эта «корона» из цветов тебе к лицу… Больше всего сейчас мне хочется, чтобы ты сохранил ее после состязания в знак своей победы. И я буду просить бога, чтобы он тебе в этом помог.
– Да услышит тебя бог, мой дорогой господин… И каждый игрок будет просить, как мы, своего бога помочь ему одержать победу, ведь так?
– Пускай просят, я этого не боюсь. Сегодня – праздник Себека, и на этой земле он самый могущественный.
– Но почему так происходило, Мерсебек, что много раз подряд «корона» доставалась игроку чужой команды, а защитник храма Себека терял свою во время состязания?
– Это правда. Так происходит, потому что боги справедливы, и они отдают победу самому сильному. Значит, сделай так, чтобы ты стал самым сильным!
– Тогда зачем просить бога даровать мне победу? – попробовал настоять на своем Хети. – Ведь если я верю, что бог может, забыв о справедливости, отдать мне победу не потому, что я ее заслуживаю, а потому, что ему понравились мои молитвы, значит, я оскорбляю бога?
– Сын мой, в своих размышлениях ты зашел слишком далеко. Знай, что просить богов нужно, но только молитве человека, которого они считают достойным милости, они станут внимать.
– Но если так, что толку молиться, ведь мы не знаем, считают боги нас достойными своей милости или нет! И вот еще: когда мы просим чего-то неправильного, неправедного, зная об этом, то разве можем надеяться, что просьба будет услышана и исполнена? Или пуще того: испрашивая себе милости, которой мы недостойны, мы предполагаем, что у бога нет Маат на языке и он может, поправ законы справедливости, дать нам желаемое в ответ на наши молитвы. Разве не приравниваем мы богов к простым смертным, испорченным и жадным, полагая, что их можно прельстить подарками или даже просто молитвами?
Это было странно слышать – редко от египтянина, а тем более от подростка, можно было в те времена услышать такие речи. Но мы понимаем, что, если бы наш Хети был обычным мальчишкой и думал так же, как большинство его современников, его жизнеописание и память о его деяниях никогда не дошли бы до нас.
Эти рассуждения, которые современный ум, свободный от религиозных предрассудков, склонен считать справедливыми, поставили Мерсебека в весьма затруднительное положение. Мерсебеку и в голову не могло прийти, что любое божество есть порождение человеческого разума, не более. Поэтому он подумал немного и нашел еще один довод в пользу того, что все-таки возносить богу молитвы необходимо.
– Ты совершенно справедливо заметил: если мы верим в то, что бога можно склонить на свою сторону с помощью молитвы, то тем самым приравниваем его к простому смертному. Не затем мы им молимся. Мы молимся богам так же, как молимся царю и даже короне, потому что богам нравятся наши восхваления. Они живут нашими славословиями и молитвами. Ведь бог, у которого нет почитателей, имя которого не произносится под солнцем, перестает быть божеством, уподобляется умершему, о котором позабыли живущие. Он просто перестает существовать.
Этим удивительно логичным умозаключением, свидетельствовавшим о ясности ума, чистый жрец Мерсебек загнал себя еще глубже в болото религиозных предрассудков и предубеждений, которые, тем не менее, являлись неотъемлемой частью его духовного служения.
– Так-так! – воскликнул Хети. – Выходит, боги ничем не лучше его величества: живут за наш счет и могут распоряжаться судьбами только тех, кто им поклоняется! Хотя я сам люблю, когда меня хвалят, и поэтому хорошо понимаю богов и его величество. Они любят восхваления, любят, когда их называют самыми великими, самыми могущественными, самыми милосердными! Так и мне нравится, чтобы меня называли красивым и сильным.
Из затруднительного положения, в которое его поставил любимый ученик, Мерсебеку помог выбраться приход чтеца. Тот явился сказать, что кортеж, который должен был проследовать от храма к месту проведения первых обрядов, готов отправиться в путь, и все ждут только его, первого чистого жреца.
И вот торжественная процессия направилась к небольшой бухте – месту, где воды канала и рукава Нила соединялись с водами озера. Бок о бок со жрецами и другими служителями храма шли игроки, которым выпала честь защищать цвета бога Себека. Среди них был и наш герой. В этой бухте жрецы храма содержали священных крокодилов – телесное воплощение бога Себека, покровителя Файюма.
На берегу озера процессию встретила толпа верующих, которые пришли из Шедита и близлежащих местечек. Они старались держаться как можно дальше от крокодилов, распластавшихся в широкой полосе грязи, отделявшей твердую землю от воды. Рептилии же не выказывали ни страха, ни злобности, ни желания напасть, потому что знали: человек является для них кормильцем. Жрецы низших рангов из храма Себека ежедневно приносили им ощипанных уток, куски говядины и свинины в таком огромном количестве, что одуревшие от пресыщения крокодилы часто не то что не бросались к пище, но вообще не обращали на нее внимания.
Когда кортеж приблизился к озеру, Мерсебек, шедший впереди, подошел к одному из крокодилов, самому большому и старому. Животное даже не пошевелилось, только лениво скосило глаза, когда первый жрец поставил ногу на его чешуйчатую спину. Два чистых жреца поднесли ближе к нему курильницы с благовониями, а сам Мерсебек воздел руки к небу и обратился к Себеку с молитвой, сказав примерно следующее:
– Приветствую тебя, господин Нижней Земли, повелитель орошаемых земель, поднявшийся над Нун! Могущественный бог, спускающийся и поднимающийся по течению, воплощение Ра, великого светила, которое является нам из воды! Ты подобен быку во время гона, ты повелеваешь рекой и ветрами! Господин Рухуна, почитаемый в Гелиополисе, могущественный повелитель Шедита, сын Нет, супруг Золотой Хатор, будь к нам милостив, услышь молитвы твоего слуги…
И это было только начало. Еще долго прославлял он своего бога, так велика была его вера в могущество Себека, который на самом деле был не более и не менее реален, чем все божества, которым когда-либо поклонялись люди. И если иногда в душу Мерсебека закрадывалось сомнение в существовании своего бога-крокодила, то остальные жрецы храма и верующие, теперь толпившиеся на берегу озера, ни на мгновение не усомнились в могуществе Себека. И тем более никто из собравшихся, многие из которых пали ниц, прославляя своего бога, – кроме, быть может, Хети – не допускал мысли, что божество существует только в его сознании и когда-то будет забыто. Такая угроза дамокловым мечом висит над головой любого бога из прошлого, настоящего и будущего.
Затем пришел черед церемонии украшения божества. Под руководством жрецов прихожане храма окружили крокодилов и поднесли им жертвенную пищу, тут же ими проглоченную. Рептилии выразили людям свою благодарность, позволив украсить себя драгоценностями и не выказав при этом никакого недовольства, словно им это нравилось. Так молодая женщина, украсив себя серьгами, ожерельями и браслетами, красуется перед зеркалом, любуется собой и верит, что ее красота может стать совершенной, если добавить к образу немного блестящих побрякушек.
Вот и крокодилам вставили в уши серьги из золота и горного хрусталя, а на лапы надели браслеты из жемчуга и драгоценных металлов. Мы не сомневаемся в том, что «преподобные» рептилии недолго радовались своим украшениям: вечером снова пришли жрецы, сняли серьги и браслеты, чтобы сложить их в ларцы и унести в сокровищницу храма. И ни один измазанный грязью бог не выразил по этому поводу ни малейшего неудовольствия.
Когда все церемонии были закончены, на воду спустили легкие лодки из папируса. Гребцы и борцы заняли в лодках свои места. Количество гребцов каждый определял на свое усмотрение – в некоторых лодках их было четверо, в других – шестеро, у одних были весла и они гребли, стоя на коленях, а другие оставались стоять, приготовившись своими баграми отталкиваться от дна, не давая лодке выплывать на глубокое место.
