Текст книги "Ганнибал: борьба за власть в Средиземноморье"

Автор книги: Гейвин Бир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)

Битва при р. Метавре. Поражение Гасдрубала

Гасдрубал видел, что враг двинулся из лагеря и наступает, а потому и сам вынужден был выстроить в боевой порядок иберов и находившихся при нем галлов. Впереди Гасдрубал поставил десять слонов, увеличил глубину рядов, все силы стянул на узком пространстве, наконец сам занял место в середине боевой линии, там именно, где впереди стояли слоны, и повел войско против левого неприятельского крыла, заранее решив или победить в предстоящей битве, или пасть мертвым. Но Ливий[25]25
  Консул Марк Ливий. – Прим. ред.


[Закрыть] гордо шел навстречу врагу, и в последовавшей схватке войска его дрались мужественно. Напротив Клавдий[26]26
  Консул Гай Клавдий Нерон. – Прим. ред.


[Закрыть], командовавший правым крылом, не мог ни двинуться вперед, ни обойти неприятеля с фланга; ему мешали неровности почвы, на которые именно и рассчитывал Гасдрубал, когда сделал нападение на левое неприятельское крыло. Обреченный на бездействие, Клавдий наконец сообразил, что делать: сами обстоятельства научили его тому. Всех своих воинов, стоявших в тылу боевой линии, он увел с правого крыла, обошел с ними левое крыло римского войска и напал на карфагенян с фланга, где в передней линии стояли слоны. До сих пор битва шла с переменным счастием: противники не уступали друг другу в мужестве, потому что как римляне, так равно иберы и карфагеняне почитали себя в случае поражения погибшими, а слоны вредили в битве одинаково обеим сторонам. Отрезанные и с обеих сторон обстреливаемые, звери производили расстройство в рядах и римлян, и иберов. Но исход битвы был решен, когда Клавдий ударил на врага с тыла, и теперь римляне теснили иберов спереди и сзади. Благодаря этому большинство иберов было изрублено на месте сражения. Шесть слонов из десяти пали тут же вместе с воинами, а четыре прорвались сквозь ряды сражающихся и были пойманы потом одни, без погонщиков.

Гасдрубал кончил жизнь в пылу битвы. Как в прежнее время, так и в последней битве он показал себя доблестным мужем, поэтому несправедливо было бы обойти его похвалою.

Что касается римлян, то немедленно по окончании победоносной битвы они принялись за расхищение неприятельского лагеря, перерезали наподобие жертвенных животных множество галлов, в пьяном виде спавших на соломе, потом собрали вместе доставшихся в добычу пленных, от продажи коих поступило в государственную казну больше трехсот талантов. Карфагенян пало в сражении не менее десяти тысяч человек, а римлян около двух тысяч. Немногие знатные карфагеняне попали в плен, прочие все были перебиты. Когда весть о победе пришла в Рим, там сначала не поверили: так горячо было у римлян желание победы.

Встреча Публия Корнелия Сципиона с Ганнибалом накануне битвы при Заме

Публий послал сказать военачальнику карфагенян, что готов видеть его и беседовать с ним. При этом известии Ганнибал снялся с места, подошел к неприятелю стадий на тридцать и разбил лагерь на возвышенности, которая, казалось, была удобна для этого во всех отношениях, только отстояла немного далеко от воды, так что солдаты Ганнибала сильно терпели от жажды.

На другой день Публий и Ганнибал вышли каждый из своей стоянки в сопровождении небольшого числа конных воинов, которых оставили потом назади, и одни с переводчиком вышли на середину. После приветствия первым заговорил Ганнибал, что он желал бы, чтобы ни римляне никогда не простирали своих вожделений за пределы Италии, ни карфагеняне за пределы Ливии. Ибо страны эти, говорил он, и сами по себе представляют прекраснейшие владения, и границы их как бы намечены самою природою. «Так как мы первую распрю нашу и войну подняли из-за Сицилии, потом из-за Иберии, так как наконец мы, все еще не наученные превратностями счастья, дошли в своем ослеплении до того, что одним из нас угрожала, другим угрожает теперь опасность утратить родную землю, то долг наш – положить конец нынешней распре, если будет на то милость богов. Посему я готов кончить вражду, ибо собственный опыт научил меня понимать, сколь изменчиво счастье, по каким иногда маловажным причинам судьба дает решительный перевес одной или другой стороне, обращаясь с нами как с неразумными детьми. Только, Публий, я сильно боюсь, что ты не внемлешь моим увещеваниям при всей убедительности их, ибо ты слишком молод еще, и превратностей судьбы ты не испытал на себе до сих пор. Но вот тебе один достаточный пример человеческой судьбы, не из далекого прошлого взятый, но принадлежащий нашему времени: тот самый Ганнибал, который после битвы при Каннах был чуть не обладателем всей Италии, вскоре затем подошел к самому Риму, в сорока стадиях от города разбил свой лагерь и уже держал совет о том, что делать с вами и с землею вашего города. Теперь я в Ливии, прихожу к тебе, римлянину, для переговоров о жизни моей собственной и карфагенян. Советую тебе памятовать эту превратность и, не возносясь гордынею, принимать решения, приличествующие смертному, то есть каждый раз брать наибольшее из благ и наименьшее из зол. Неужели рассудительный человек по доброй воле может предпочесть миру такую войну, какая предстоит тебе? Ибо даже победою ты не приумножил бы славы ни твоей, ни твоего отечества, в случай же поражения погубишь собственными руками славу и почет, добытые раньше. Каково же заключение моей настоящей речи? Все, из-за чего до сих пор мы враждовали, пускай принадлежит римлянам, именно Сицилия, Сардиния, Иберия, и никогда карфагенянин да не поднимает войны из-за этих земель против римлян; римлянам точно так же должны принадлежать и все прочие острова между Италией и Ливией. Заключенный на таких условиях мир, как я убежден в том, вернейшим образом сохранит безопасность карфагенян в будущем, а тебя и всех римлян покроет величайшей славой».

Так говорил Ганнибал. В ответ ему Публий напомнил, что не римляне, а карфагеняне были виновниками войны за Сицилию и за Иберию, и что это верно, знает прекрасно и Ганнибал. «Сами боги свидетели в том, даровав победу не той стороне, которая несправедливо нападала, но той, которая защищалась от нападения. Если бы ты предложил эти условия мира раньше, до перехода римлян в Ливию и добровольно очистил Италию, ты не ошибся бы, я полагаю, в своих ожиданиях. Но тебя вынудили удалиться из Италии, а мы перешли в Ливию, так что положение дел сильно изменилось.

Что остается делать? Вам остается или отдать себя и отечество ваше на наше благоусмотрение, или победить нас на поле сражения».

С этими словами Ганнибал и Публий разошлись в разные стороны, не придя ни к какому соглашению.

Битва при Заме

На следующий день, чуть рассвело, противники вывели свои войска из лагерей и выстроились к бою: карфагенянам предстояло бороться за свое существование и за господство над Ливией, римлянам за мировое владычество.

Публий построил свои войска в следующем порядке: впереди поставил манипулы гастатов в некотором расстоянии один от другого, за ними принципов, но не против промежутков в передних манипулах, как бывает у римлян обыкновенно, а за самыми манипулами, в некотором расстоянии от них, ибо у неприятеля было множество слонов. Последними поставлены были триарии. На левом фланге Публий поместил Гая Лелия во главе италийской конницы, на правом – Масиниссу со всеми подвластными ему нумидийцами. Промежутки между передними манипулами он заполнил отрядами легковооруженных, которым и отдал приказ начинать битву; если бы они не устояли перед натиском слонов, то должны были отступить часть из них в самый тыл войска через промежутки между манипулами, другие в боковые проходы между рядами манипулов.

Покончив с расположением войска, Публий обходил ряды и обращался к воинам с краткими речами. Так, он просил их во имя прежних битв показать себя и теперь доблестными воинами, достойными самих себя и отечества, и живо памятовать, что победа над врагом не только прочно утвердит власть их над Ливией, но стяжает им и государству их неоспоримую власть и главенство над целым миром. Если же битва кончится несчастливо, павшие в честном бою воины найдут себе в смерти за родину прекраснейший памятник, а бежавшие с поля трусы покроют остаток дней своих позором и бесчестием. Ибо нигде в Ливии беглецы не найдут для себя безопасного пристанища, а всякого, попавшего в руки карфагенян, ждет участь, которую легко угадает каждый здравомыслящий человек. «Никому бы я не пожелал, – продолжал Публий, – на себе испытать эту участь!»

Впереди всего войска Ганнибал поставил слонов, числом больше восьмидесяти, за ними отвел место наемникам, коих насчитывалось до двенадцати тысяч. Это были лигирийцы, галлы, балеарцы, мавры. За наемниками выстроены были ливийцы и карфагеняне, а последними стояли войска, прибывшие вместе с Ганнибалом из Италии. Фланги Ганнибал обезопасил с помощью конницы, на левом крыле он поставил союзных нумидийцев, а на правом карфагенскую конницу. Потом он отдал приказ, чтобы начальники наемных войск ободряли каждый своих солдат напоминанием, что надежды на победу покоятся на Ганнибале и явившихся с ним войсках. Карфагенянам через начальников их велел он исчислить и ярко изобразить все беды, какие угрожают детям их и женам в случае несчастного исхода войны. Сам Ганнибал в это время обходил собственные свои войска, настойчиво просил и убеждал их не забывать, что они семнадцать лет были вместе, много сражений дали римлянам, что всегда выходили победителями и в противнике ни разу не оставляли даже надежды на победу.

Потом, когда все приготовления к битве были кончены, произошло несколько схваток нумидийской конницы с обеих сторон. Ганнибал приказал вожатым двинуться со слонами на врага. Но раздавшиеся со всех сторон звуки труб и рожков смутили нескольких слонов, которые повернули назад и кинулись на нумидийцев, союзников карфагенян. Благодаря этому отряд Масиниссы быстро оттеснил конницу от левого крыла карфагенян. Прочие слоны столкнулись с римскими легковооруженными воинами на пространстве между боевыми линиями, причем и сами сильно пострадали, и врагам причинили большой урон, наконец одни из них кинулись на римское войско, которое благодаря предусмотрительности вождя могло пропустить их через свободные промежутки без всякого урона для себя, другие перебежали на правое крыло и, обстреливаемые Конницей, попали за боевую линию. В это время Лелий воспользовался смятением слонов и обратил в беспорядочное бегство карфагенскую конницу. Он с ожесточением теснил бегущих; то же сделал Масинисса. В это самое время тяжелые пешие войска обоих противников мерным шагом грозно наступали друг на друга; только войска, прибывшие из Италии вместе с Ганнибалом, оставались неподвижно на месте. Когда враги сблизились, римляне согласно исконному обычаю издали дружный боевой клич, ударили мечами в щиты и начали напирать на врага. С другой стороны карфагенские наемники подняли беспорядочный дикий шум.

Сначала, пока битва была только рукопашная и противники дрались один на один, пока сражающиеся действовали не копьями, а мечами, перевес был на стороны наемников благодаря их ловкости и отваге, и многие римляне были ранены. Однако, полагаясь на превосходство своего военного строя и вооружения, римляне подвигались все дальше вперед. Кроме того, у них за передовыми бойцами следовали другие, поддерживавшие бодрость духа в сражающихся, тогда как на неприятельской стороне оробевшие карфагеняне не спешили к наемникам и не подавали им помощи, благодаря чему варвары стали наконец отступать. Во время отступления наемники наталкивались на стоявших позади карфагенян и, будучи твердо убеждены, что те покинули их, рубили своих же. Многие карфагеняне пали поэтому геройскою смертью, ибо вынуждены были обороняться и от своих воинов, и от римлян. С яростью и отчаянием кидаясь в битву, карфагеняне перебили множество своих и врагов, стремительным нападением расстроили даже манипулы гастатов. Огромное множество наемников и карфагенян пало на поле брани. Тех из наемников, которые искали спасения в бегстве, Ганнибал не допустил до соединения с его войсками, приказав воинам протянуть вперед свои копья и не допускать к себе бегущих. Вследствие этого бегущие вынуждены были укрываться на флангах и выходить на прилегающие к ним открытые поля.

Пространство, разделявшее войска, которые еще уцелели, все было залито кровью, наполнено ранеными и убитыми, и эти последствия поражения сильно затрудняли действия римского военачальника. И в самом деле, кучи трупов, истекающих кровью и наваленных друг на друга, а также вооружение, разбросанное повсюду в беспорядке вместе с людьми, мешали движению правильно построенного войска. Тем не менее Публий распорядился перенести раненых в тыл, гнавшихся за неприятелем гастатов отозвал звуками трубы назад, поставил их впереди поля сражения против неприятельского центра, а принципам и триариями велел тесно сомкнуться в ряды на обоих флангах и проходить вперед мимо трупов. Когда пространство это было пройдено, полчища с величайшей яростью и стремительностью ударили друг на друга. Воюющие были почти равносильны по численности и воодушевлению, равно по вооружению и храбрости, посему исход битвы долгое время оставался неизвестным, ибо сражающиеся считали долгом своим держаться на своих местах до последнего издыхания. Наконец возвратились из погони за конницей Масинисса и Лелий и каким-то чудом вовремя подоспели к делу. Нападение произведено было ими с тыла, благодаря чему большая часть воинов Ганнибала истреблена была на месте, а из бежавших уцелели лишь весьма немногие, потому что в деле участвовала конница, и местность была ровная. Потери римлян убитыми превышали тысячу пятьсот человек, карфагенян было убито больше десяти тысяч и немного меньше взято в плен.

Так завершилась последняя битва, окончательно решившая распрю в пользу римлян. После сражения Публий пустился в погоню за карфагенянами, разграбил их стоянку и возвратился к себе в лагерь. Ганнибал с немногими конными воинами отступал безостановочно к Гадрумету и там укрылся. Во время битвы он сделал все так, как только может и обязан делать доблестный вождь, искушенный во многих битвах.

И если Ганнибал, до сего времени непобедимый, сражен был теперь, невзирая на то, что сделал все возможное для достижения победы, то нельзя осуждать его строго. Иной раз судьба противодействует замыслам доблестных мужей, а иногда, как гласит пословица, «достойный встречает в другом достойнейшего». Это, можно сказать, и случилось тогда с Ганнибалом.