Текст книги "Ганнибал: борьба за власть в Средиземноморье"

Автор книги: Гейвин Бир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Итак, римский консул возвратился под Лилибей к своему войску и принял необходимые меры относительно захваченных кораблей и людей, что было нелегко; ибо пленных взято было немного меньше десяти тысяч человек. С другой стороны, карфагеняне, хотя потерпели неожиданное поражение, обнаруживали прежнюю готовность к борьбе, прежний воинственный дух и рвение, но затруднялись в способах вести ее. Море было теперь во власти неприятеля, и они не могли уже доставлять продовольствие своему войску в Сицилии, а отказавшись от надежд на это войско и как бы даже выдав его неприятелю, карфагеняне не знали, откуда добыть для войны и солдат, и вождей. Поэтому они немедленно отправили гонцов к Барке и давали ему неограниченные полномочия. Барка исполнил долг военачальника, честно и разумно, а именно: до тех пор пока положение дел допускало какую-нибудь надежду на успех, он не останавливался ни перед какими усилиями и опасностями. Но когда положение ухудшилось, и у него не осталось более никакой надежды на спасение вверенных ему воинов, Барка сознательно и благоразумно покорился обстоятельствам и отправил к римлянам послов для переговоров об окончании войны и заключении мира. От вождя требуется, чтобы он умел одинаково верно определять моменты как для победы, так и для отступления. Лутаций с радостью принял предложение Барки, ибо ему известно было, что сами римляне истощены войною и тяготятся бременем ее; поэтому войне положен был конец на таких приблизительно условиях. На нижеследующих условиях, если они угодны будут и народу римскому, должна быть дружба между карфагенянами и римлянами: карфагеняне обязаны очистить всю Сицилию, не воевать с Гиеропом, не ходить войною ни на сиракузян, ни на союзников их; карфагеняне обязаны выдать римлянам всех пленных без выкупа; карфагеняне обязаны уплатить римлянам в продолжение двадцати лет две тысячи двести талантов серебра.

Когда условия эти были доставлены в Рим, народ не принял их и отправил десять граждан в Сицилию для расследования дела. По прибытии на место уполномоченные оставили неизменным существо договора, лишь некоторые обязательства карфагенян усилили, а именно: срок уплаты они сократили наполовину, прибавили еще тысячу талантов и обязали карфагенян очистить все острова, лежащие между Италией и Сицилией.

Такой конец имела война из-за Сицилии между римлянами и карфагенянами, и таковы были условия мира. Длилась она непрерывно двадцать четыре года и была продолжительнее, упорнее и важнее всех войн, какие известны нам в истории.

Как бы то ни было, в описанной выше войне оба государства оказались равносильными как по смелости замыслов и могуществу, так в особенности по ревнивому стремлению к господству; но что касается граждан, то во всех отношениях римляне проявили большую доблесть. Наконец, величайшим вождем того времени по уму и отваге должен быть признан Гамилькар по прозванию Барка, родной отец того Ганнибала, который впоследствии воевал с римлянами.

Вторая Пуническая воина

Причины войны

Первой причиной войны между римлянами и карфагенянами должно считать чувство горечи у Гамилькара по прозванию Барка, родного отца Ганнибала. Мужество его не было сломлено сицилийской войной, так как он находил, что сохраненные им в целости войска у Эрика одушевлены теми же чувствами, как и он сам; что договор он принял после поражения карфагенян на море, только уступая обстоятельствам, в душе же он оставался верен себе и постоянно выжидал случая для нападения. Таким образом, если бы не случилось восстание наемников против карфагенян[9]9
  Восстание началось зимой 241 г. до н. э. и было подавлена Баркой лишь в 238 г. до н. э. – Прим. ред.


[Закрыть], то Гамилькар немедленно начал бы готовиться к новой войне, насколько от него зависело. Но, будучи захвачен внутренними смутами, он обратил свои силы на них.

Карфагеняне неохотно удалились из Сицилии, ибо бессильны были оказать какое-либо сопротивление; они согласились уплатить сверх выданных раньше тысячу двести талантов, лишь бы в тогдашнем положении избежать войны. Это мы должны считать второй, притом важнейшей причиной начавшейся войны, ибо к личному недовольству Гамилькара прибавилось теперь раздражение сограждан.

Обеспечив укрощением восставших наемников спокойное существование родины, Гамилькар немедленно обратил свои помыслы на дела Иберии, где рассчитывал изыскать средства для войны с римлянами. Следовательно, третьей причиною войны следует считать успехи карфагенян в иберийских делах, потому что, полагаясь на тамошние войска, они смело начинали названную выше войну.

Что возникновение второй войны было подготовлено большею частью Гамилькаром, хотя он умер за десять лет до начала ее, доказательств тому можно бы найти много; но для удостоверения сказанного достаточно будет и нижеследующего. Ганнибал[10]10
  Сын Гамилькара Барки. – Прим. ред.


[Закрыть] рассказал приблизительно следующее: в то время, как отец его собирался перейти с войском в Иберию, ему было девять лет, и когда отец приносил жертву Зевсу[11]11
  С Зевсом и Юпитером в эллинистический и римский периоды отождествлялся верховный бог карфагенян Баал (Ваал) Ханнон. – Прим. ред.


[Закрыть], он стоял у жертвенника. «Когда жертва дала благоприятные знамения, богам сделаны были возлияния и исполнены установленные действия, отец велел остальным присутствовавшим при жертвоприношении удалиться на небольшое расстояние, а меня подозвал к себе и ласково спросил, желаю ли я идти в поход вместе с ним, Я охотно изъявил согласие и по-детски просил его об этом. Тогда отец взял меня за правую руку, подвел к жертвеннику, приказал коснуться жертвы и поклясться, что я никогда не буду другом римлян».

Мы имеем в этом неоспоримое свидетельство ненависти Гамилькара к римлянам и настроения его вообще; так оно, впрочем, проявилось и на самом деле. Действительно, зятю своему Гасдрубалу и родному сыну Ганнибалу он вселил такую вражду к римлянам, дальше которой нельзя идти. Но Гасдрубал умер слишком рано и не успел проявить своих намерений; напротив, Ганнибалу обстоятельства дали возможность обнаружить со всею ясностью ненависть к римлянам, унаследованную от родителя.

Начало войны

Таковы были причины Ганнибаловой войны, а началом ее послужило следующее. Карфагеняне с трудом переносили поражение в войне за Сицилию; огорчение их усиливалось судьбою Сардинии и громадностью последней наложенной на них дани. Поэтому лишь только карфагеняне покорили своей власти большую часть Иберии, они готовы были воспользоваться первым удобным случаем для враждебных действий против римлян. По получении известия о кончине Гасдрубала, на которого со смертью Гамилькара возложено было управление Иберией, они сначала ожидали вестей о настроении войска; но когда получено было известие, что войска единодушно выбрали полководцем Ганнибала, карфагеняне тотчас собрали народ и единогласно утвердили выбор войска. Получив власть, Ганнибал немедленно двинулся в поход для покорения народа олькадов. По прибытии к Алфее, сильнейшему городу их, он расположил там свой лагерь; вслед за этим он быстро овладел городом с помощью жестокого приступа. После этого остальные города, объятые страхом, сами сдались карфагенянам. Собрав дань с городов, Ганнибал с большими суммами денег прибыл на зимнюю стоянку в Новый город[12]12
  Новый Карфаген. – Прим. ред.


[Закрыть]. Великодушным обращением с покоренными, выдачей жалованья своим соратникам и обещаниями наград он стяжал себе глубокое расположение войска и возбуждал в них смелые надежды.

В начале следующего лета он снова пошел на вакцеев, внезапным нападением взял Гелмантику, а городом Арбакалой овладел только приступом после продолжительной трудной осады, так как город был велик и многолюден, а население его защищалось храбро. После этого на обратном пути Ганнибал подвергся величайшим опасностям, так как карпетанов, чуть не самый сильный народ в этих местах, неожиданно напали на него; с ними же соединились и толпы соседних народов, которых возбуждали больше всего олькадские беглецы и подстрекали уцелевшие жители Гелмантики. Если бы карфагеняне принуждены были вступить в правильную битву, то, наверное, потерпели бы поражение. Но Ганнибалу пришла счастливая верная мысль повернуть назад и отступить, причем он защитил себя рекой Таг, и у переправы через реку дал сражение; кроме реки, помогли ему слоны, которых он имел около сорока, так что все предприятие совершено было сверх всякого ожидания так, как он рассчитал. Действительно, варвары во многих местах пытались переправиться через реку, причем большая часть их была истреблена при выходе на сушу, ибо вдоль берега шли слоны и, лишь только выходил кто из реки, давили его. Многие были перебиты в самой реке конными воинами. Наконец воины Ганнибала перешли реку обратно, ударили на варваров и больше ста тысяч человек обратили в бегство. Когда эти народы были побеждены, ни один из народов, живущих по южному берегу реки Ибер, кроме сагунтян, не отваживался противостоять карфагенянам. Что касается Сагунта, то Ганнибал всячески старался обходить его, чтобы не подавать римлянам явного повода к войне до тех пор, пока окончательно не покорит своей власти остальных частей Иберии: он поступал по правилам и советам отца своего Гамилькара.

Между тем сагунтяне отправляли в Рим одних послов за другими, как из страха за себя и в ожидании грядущих опасностей, так и потому, что не желали скрывать от римлян достигаемых карфагенянами успехов в Иберии. Много раз римляне оставляли посольства их без внимания, но теперь отправили своих послов для проверки полученных известий. Тем временем Ганнибал с войсками возвратился на зимнюю стоянку в Новый город, служивший для карфагенян в Иберии как бы столицею и царской резиденцией. Здесь он застал уже римских послов, допустил их к себе и выслушал их требования. Римляне заклинали Ганнибала не тревожить сагунтян, ибо они состоят под покровительством римлян, не переходить реки Ибер, как было условлено с Гасдрубалом. Ганнибал, как человек молодой, исполненный воинственного жара, счастливый в предприятиях и давно уже питавший враждебные чувства к римлянам, начал жаловаться послам на римлян, как бы заботясь о сагунтянах, на то именно, что незадолго до того во время междоусобицы в Сагунте римляне взяли на себя умиротворение города, а вместо этого незаконно казнили нескольких значительнейших граждан, чего он не оставит без отмщения, ибо карфагеняне искони блюдут правило защищать всех угнетенных. В Карфаген же Ганнибал отправил посольство за указанием, что делать, так как сагунтяне, опираясь на союз свой с римлянами, обижают некоторые подчиненные карфагенянам народы. Вообще Ганнибал преисполнен был в то время безумного, порывистого гнева. Поэтому о действительных причинах он молчал и подыскивал нелепые предлоги, как обыкновенно поступают люди, одержимые страстью и пренебрегающие требованиями пристойности. Было бы несравненно лучше заявить, что римляне обязаны возвратить карфагенянам Сардинию и отдать тогда же взятую дань: римляне взяли ее несправедливо, воспользовавшись трудным положением карфагенян, – и потом в случае отказа пригрозить римлянам войною. Теперь же Ганнибал умолчал о действительной причине и выдумал не существующую из-за сагунтян; благодаря этому казалось, что он начинает войну не только беспричинную, но и неправую. Римские послы ясно поняли, что война неизбежна, и отплыли в Карфаген, чтобы и там повторить те же требования. Однако они рассчитывали, что воевать будут не в Италии, а в Иберии, и воспользуются городом сагутян, как опорным пунктом для войны.

Согласно с этим планом сенат постановил обеспечить себя со стороны Иллирии, ибо предвидел войну трудную, продолжительную, вдали от родины.

На войну в Иллирию отправили Луция Эмилия с войском.

Между тем Ганнибал двинулся с войском из Нового города к Сагунту. Город этот лежит на отрогах хребта, простирающегося до моря от границы Иберии и Кельтиберии, стадиях в семи от моря. Жители города имеют в своем владении область, изобилующую всякого рода богатствами и по плодородию превосходящую всю остальную Иберию. Здесь-то расположился лагерем Ганнибал и повел осаду в ожидании важных выгод, какие завоевание этого города сулило ему в будущем. Действительно, он, во-первых, рассчитывал сокрушить надежды римлян на ведение войны в Иберии; во-вторых, не сомневался, что запугает все тамошние народы и тем сделает иберов, уже подчиненных, более покорными, а совершенно независимых более осторожными; всего же важнее было то, что в тылу не оставалось бы больше врагов, и он мог безопасно идти вперед. Кроме того, Ганнибал надеялся приобрести обильные средства для осуществления своих замыслов, воодушевить войска ожиданием добычи, какая достанется на долю каждого, а отправкой добычи в Карфаген снискать себе благоволение остававшихся дома карфагенян. Побуждаемый такого рода соображениями, Ганнибал ревностно вел осаду, причем то подавал пример войску и сам принимал участие в тяжелых осадных работах, то ободрял солдат и смело шел в опасность. Он взял наконец город приступом после восьмимесячной осады. Имея в руках множество денег, людей и иной добычи, Ганнибал берег деньги для собственных предприятий, пленных распределил между соратниками по мере значения каждого, а всю иную добычу немедленно отправил карфагенянам. Он не обманулся в расчетах и не потерпел неудачи в первоначальных замыслах; напротив, воины шли теперь смелее в битву, карфагеняне готовы были охотно выполнять его требования, а сам он при помощи сделанных запасов мог удовлетворить многим нуждам.

Между тем римский консул Эмилий овладел Иллирией и, все устроив здесь по собственному усмотрению, возвратился в Рим уже в конце лета; вступление его в город сопровождалось блестящим триумфом. Действительно, по мнению римлян, он обнаружил в ведении дела не только искусство, но в большей еще мере и храбрость.

Римляне по получении известия о несчастии сагунтян выбрали немедленно послов и со всею поспешностью отправили их в Карфаген с двумя предложениями на выбор. Принятие одного из них должно было принести карфагенянам вместе с имущественным ущербом и позор, принятие другого послужить началом больших затруднений и опасностей, а именно: или карфагеняне должны выдать римлянам Ганнибала и находившихся при нем сенаторов или римляне объявляли им войну. Когда послы явились в Карфаген, вошли в сенат и представили эти требования, карфагеняне с негодованием выслушивали предложение о выборе; однако настаивали и опирались на последний договор, состоявшийся в Сицилийскую войну, а в нем по словам не сказано ни слова об Иберии, за то в определенных выражениях обеспечивается неприкосновенность союзников обеих сторон. При этом карфагеняне доказывали, что сагунтяне в то время не были союзниками римлян, в подтверждение чего многократно перечитывали договор. С своей стороны римляне решительно отказались отвечать на оправдания карфагенян и заявили, что рассуждения о праве и спорных пунктах были возможны до тех пор, пока город сагунтян оставался неприкосновенным; но раз он пал жертвою вероломства, карфагеняне обязаны или выдать римлянам виновных и тем ясно для всех доказать как свою непричастность к правонарушению, так и то, что деяние это совершено без их соизволения, или же в случае отказа признать себя соучастниками беззакония.

Тогда старший из римских послов указал сенаторам на свою тогу и прибавил, что здесь он принес войну и мир, и оставит им то или другое, как они прикажут. Сенаторы карфагенян предложили послу выбрать, что ему угодно. Лишь только римлянин объявил, что выбирает войну, тут же большинство сенаторов воскликнуло, что они принимают войну.

Между тем Ганнибал, зимовавший в Новом городе, прежде всего распустил иберов по родным городам их с целью внушить им охоту и ревность к предстоящим предприятиям. Потом, на тот случай, если бы ему самому пришлось отлучиться, брату своему Гасдрубалу он дал указания относительно того, как он должен управлять и командовать иберами, как готовиться к войне с римлянами; в-третьих, позаботился о мерах безопасности для Ливии. Далее, руководствуясь верным, мудрым расчетом, он переместил ливийские войска в Иберию, а иберийские в Ливию и тем соединил обе части войск узами взаимной верности. Из иберийских племен набрано было всего тысяча двести человек конницы и тринадцать тысяч восемьсот пятьдесят пехоты. Сверх этого числа было восемьсот семьдесят человек балеарцев. Настоящее имя их пращники; употребление пращи дало одинаковое название как народу, так и занимаемому им острову[13]13
  Болеарскин острова. – Прим. ред.


[Закрыть]. Большую часть названных выше войск Ганнибал назначил в Карфаген; они должны были служить заложниками в вместе подкреплением ему. В Иберии Ганнибал оставил брату Гасдрубалу пятьдесят пятипалубных кораблей, два четырехпалубных и пять трирем.

Конницы оставил он четыреста пятьдесят человек карфагенян и ливийцев, триста лергетов, тысячу восемьсот нумидийцев; пехоты оставил одиннадцать тысяч восемьсот пятьдесят человек ливийцев, триста лигистян, пятьсот балеарцев и двадцать одного слона.

В Лации мы нашли этот перечень войск на медной доске, изготовленной по приказанию Ганнибала в бытность его в Италии, и признали, что начертанный на ней список вполне достоверен.

Приняв все меры безопасности относительно Ливии и Иберии, Ганнибал нетерпеливо поджидал отправленных к нему кельтами послов. Он собрал точные сведения и о плодородии страны у Альп и по реке Пад[14]14
  Река По. – Прим. ред.


[Закрыть], и о количестве населения, а также о военной отваге тамошнего народа, наконец, что самое важное, о присущей ему ненависти к римлянам. Вот почему сюда обращены были его надежды, и он давал всевозможные обещания через послов, поспешно отправленных к кельтским владыкам, обитающим по эту сторону Альп и в самих Альпах. Ганнибал был убежден, что тогда только в состоянии будет вынести войну с римлянами в Италии, когда ему удастся заранее преодолеть все трудности пути, прибыть в названные выше страны и приобрести в кельтах помощников и союзников в задуманном деле. Когда прибыли вестники и объявили о благоволении и ожиданиях кельтов, а также о том, что переход через Альпы слишком труден, хотя не невозможен, Ганнибал к началу весны стянул свои войска из зимних стоянок. Незадолго перед тем получены были известия о положении дел в Карфагене. Ободренный ими и преисполненный уверенности в сочувствии граждан, он стал теперь открыто воспламенять войска к борьбе с римлянами, говорил им о высоких достоинствах страны, в которую они придут, о благорасположении и союзе кельтов. Полчища с восторгом приняли его речь. Ганнибал в назначенный день выступил в поход, имея с собою около девяноста тысяч пехоты и тысяч двенадцать конницы. Перейдя через реку Ибер он покорил народы илергетов и баргусиев, а также авсетанов и лацетанов до Пиреней. Подчинив все эти народы своей власти и взяв приступом некоторые города, хотя и после многих жестоких сражений и с большими потерями в людях, Ганнибал оставил Ганнона правителем всей страны, что по сю сторону реки Ибер, и дал ему неограниченную власть над баргусиями: этим последним он доверял менее всего по причине сочувствия их римлянам. Из своих войск Ганнибал отделил Ганнону десять тысяч пехоты и тысячу конницы; ему же оставил и все припасы войск, вместе с ним выступивших в поход. Такое же количество войска он отпустил на родину с целью иметь друзей в покинутых дома народах, вместе с тем внушить остальным надежду на возвращение к своим очагам, наконец с целью расположить к походу всех иберов не только тех, которые шли с ним, но и остающихся дома, на тот случай, если когда-либо потребуется их помощь. Остальное войско, таким образом облегченное, он повел за собою, именно пятьдесят тысяч пехоты и около девяти тысяч конницы; перевалил с ним через Пиренейские горы к месту переправы через реку Родан[15]15
  Река Рона. – Прим. ред.


[Закрыть]. Войско его отличалось не столько многочисленностью, сколько крепостью здоровья, и было превосходно испытано в непрерывных битвах в Иберии.

Итак, Ганнибал намеревался переходить через Пиренейские горы, исполненный страха перед кельтами, самою природою защищенными в своих землях. Тем временем римляне узнали от посланных в Карфаген послов о принятом там решении и получили известие о переходе Ганнибала с войском через реку Ибер, постановили прежде всего отправить во главе легионов Публия Корнелия в Иберию и Тиберия Семпрония в Ливию. Пока они набирали легионы и делали прочие приготовления к войне, раньше выбранные люди для основания колоний в Галлии Цезальпинской спешили привести это дело к концу заблаговременно. Один город римляне основали по сю сторону реки Пад и назвали его Плацентией, другой – Кремону по ту сторону реки. Лишь только города были заселены, как галлы бойи давно уже готовые изменить союзу с римлянами воспрянули духом и, возлагая надежды на скорое прибытие карфагенян, о коем извещали их посланцы Ганнибала, отложились от римлян.

Бойи призвали к участию в восстании инсубров, соединились с ними благодаря давнему недовольству последних против римлян, разорили страну, разделенную между римскими колонистами, бежавших преследовали до Мутины, римской колонии, и осадили их. Узнав об этом, претор Луций Манлий с войском поспешил на помощь к своим. Когда бойи узнали о приближении римлян, то устроили засаду в лесах, и как только римляне вступили в покрытые лесом местности, бойи со всех сторон ударили на них и многих перебили. Остальные сначала бросились было бежать; но кое-как собрались, так что отступление, хоть и с трудом, совершено было в порядке. Между тем бойи, преследовавшие римлян по пятам, заперли и этих в деревне Таннет. По получении в Риме известия о том, что четвертый легион их окружен бойями и подвергается жестокой осаде, назначенные для Публия легионы были отправлены на помощь теснимому войску под начальством претора, а тому приказано было стягивать и набирать другое войско.

В таком положении были дела у кельтов с самого начала войны до прибытия Ганнибала.

Между тем римские консулы, по окончании всех приготовлений, с наступлением лета отправились с флотом к местам назначения, то есть, Публий в Иберию с шестьюдесятью кораблями, Тиберий Семпроний в Ливию с ста шестьюдесятью пятипалубными судами. Судя по тому с каким ожесточением Семпроний собирался вести войну, сколь значительны были вооружения его в Лилибее, куда он стягивал всех отовсюду, можно было подумать, что, пристав к берегу, он тотчас приступит к осаде самого Карфагена. Публий на пятый день прибыл от Пиз к Массалии. Бросив якорь у первого устья Родана, так называемого Массалиотского, он высадил на сушу свои войска; при этом получил известие, что Ганнибал уже переходит через Пиренейские горы, но был твердо убежден, что неприятель еще далеко от него, так как местности те труднопроходимы, а пространство густо заселено кельтами. Однако Ганнибал с войсками явился внезапно у переправы через Родан, часть кельтов он склонил на свою сторону деньгами, через земли других пробился с войсками силою. Когда Публий получил весть, что неприятель уже прибыл, он, хотя и не доверял известию, – чересчур скорым казалось ему это прибытие, – однако с целью узнать истину снял войско с судов и устроил совещание с трибунами относительно местности, какую следовало выбрать для сражения с неприятелем. В то же время триста храбрейших конных воинов Публий послал вперед, дав им в проводники и помощники тех кельтов, которые состояли наемниками у массалийцев.