Текст книги "Ганнибал: борьба за власть в Средиземноморье"

Автор книги: Гейвин Бир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Последние годы Ганнибала

Ганнибал приплыл в Тир, когда-то – метрополию Карфагена, который теперь находился в руках Антиоха, и был очень гостеприимно встречен. Антиох в это время находился в Эфесе. Ганнибал отправился туда, был принят и обласкан царем и изложил ему свой план борьбы против Рима; он предусматривал передачу Ганнибалу армии в 10 000 пехоты, 1 000 конников и сто кораблей и высадку в Италии, в то время как Антиох должен был напасть на Грецию. Этот план римляне узнали от самих карфагенян, потому что в Карфагене был схвачен житель Тира, пытавшийся вступить в контакт со сторонниками Ганнибала. Римляне отправили в Эфес посольство, чтобы напрямую спросить Антиоха о его намерениях.

В посольство входил и Сципион Африканский. В Эфесе произошла его вторая встреча с Ганнибалом, и Ливий передает нам их примечательный разговор. Сципион спросил, кого Ганнибал считает величайшим в истории полководцем. «Александра Великого», – ответил Ганнибал. «Кто же на втором плане?» – спросил Сципион. «Пирр», – ответил Ганнибал. «Кто же третий?» – продолжал интересоваться Сципион. «Я», – отвечал Ганнибал. Сципион рассмеялся и спросил: «А что бы ты сказал, если бы победил меня?» Ганнибал ответил: «Тогда величайшим полководцем я считал бы себя самого». Сципион оценил комплимент.

Как передает Цицерон, в Эфесе произошел еще один занимательный эпизод. Некий философ по имени Формион читал лекцию о военном искусстве и достоинствах полководца, и Ганнибал пришел послушать. После лекции у Ганнибала спросили, что он думает о выступлении мудреца. Ганнибал ответил так: «В своей жизни я видел много старых дураков, но этот превосходит их всех, вместе взятых».

Один из членов римского посольства, Публий Виллий, попросил Антиоха о личной встрече с Ганнибалом и беседе с глазу на глаз – якобы для того, чтобы узнать о его истинных намерениях. Это дискредитировало Ганнибала в глазах Антиоха, и полководец так и не получил ни воинов, ни флота для экспедиции в Италию. Рим послал Антиоху ультиматум: освободить все греческие города, которые он занял. Антиох ответил отказом, и Рим объявил войну. Сирийская война началась в 191 г. до н. э. Антиоху предстояло защищать Малую Азию, но небольшое войско он послал и в Грецию, и оно укрепилось в Фермопильском проходе. Римский консул Манлий Ацилий Глабр высадился в Греции и разбил отряд Антиоха на этом историческом месте. В бою отличился цензор Марк Порций Катон, который провел римский отряд в обход Фармопил и напал на противника с тыла.

Прежде всего Антиоху необходимо было сохранить Дарданеллы, установить контроль над Эгейском морем и не допустить римский флот до берегов Малой Азии. Чтобы помочь Антиоху, Ганнибал направился в Тир собирать корабли. Объединив флот Эфеса и Тира, Антиох мог бы разбить римлян на море. Но на пути в Эфес корабли Ганнибала подверглись нападению родосского флота. Родос был союзником Рима, и в битве у Адалии родоссцы одержали верх над Ганнибалом. Провести корабли к Эфесу не удалось, Ганнибал вернулся назад. В результате флот Антиоха был уничтожен римским флотом в сражении у Мионеса. Теперь ничто не мешало римлянам войти в Дарданеллы и вступить в Малую Азию.

Римской армией командовал консул Луций Корнелий Сципион, брат Сципиона Африканского, который находился тут же, при армии, в ранге проконсула, и на самом деле именно руководил операциями. Антиох отвел войска к Эфесу и спросил у Сципиона, каковы будут условия мира. Условия были просты: Антиох уходит и освобождает всю Малую Азию до реки Галис и гор Тавра на юге. Эти условия Антиох не захотел принять.

Противники сошлись на битву в 189 г. до н. э. у горы Магнезия, к северо-востоку от Смирны. У Сципионов было 30 000 воинов, включая отряд из Пергама, у Антиоха – 70 000 пехоты и 12 000 кавалерии, а также 80 индийских слонов, боевые колесницы и верблюды. Говорят, что Ганнибалу показали список войск Антиоха и спросили, что он об этом думает, он сказал: «Да, римлянам будет чем здесь поживиться, как бы жадны они не были». Герцог Веллингтон, когда ему показали диспозицию войск Блюхера и попросили оценить ее, выразился более грубо: «Его чертовски крепко поколотят».

Ганнибал был прав: согласно Ливию, 54 000 воинов Антиоха погибли, в то время как римляне потеряли не более 4 000 человек. Антиох вновь спросил римлян, каковы будут условия мира. Сципион ответил, что условия прежние. Антиох отступил за горы Тавра.

После поражения Антиоха Ганнибал выступил в новой роли – эксперта по градостроительству. Страбон и Плутарх сообщают, что от Антиоха он направился в Армению, где объяснил царю Арташесу I все преимущества прямоугольной планировки городов и строительства кварталов квадратами. На этих принципах был построен город Арташат, ставший столицей Армении.

Ганнибал считал, что римляне договорились с Антиохом о его выдаче, а потому принял меры предосторожности. Погрузив свои сокровища на корабль, он отплыл на Крит. В Риме, который теперь стал господином Средиземноморья, Луций Корнелий Сципион получил прозвание «Азиатского».

На Крите Ганнибал подвергся опасности нового рода: жители острова слыли очень алчными людьми, и Ганнибал мог лишиться своих сокровищ. Тогда он пошел на следующую хитрость: в узкогорлые кувшины сложил кусочки свинца, а сверху – тонкий слой золотых монет, и отнес их в храм Артемиды, заявив, что отдает их на хранение богине. Стража бдительно охраняла храм днем и ночью, а настоящие сокровища Ганнибал спрятал в большие бронзовые статуи, полые внутри, которые просто валялись в саду его дома.

Потом Ганнибалу предоставилась еще одна возможность повоевать – если не с Римом, то с его союзником. Евмен, царь Пергам, воевал с Прусием, царем Вифинии; последнему Ганнибал и предложил свои услуги. Войско Прусия было разбито на суше, но война продолжалась на море. Ганнибал предложил собирать ядовитых змей, складывать их в кувшины с землей, а в бою забрасывать этими кувшинами корабли противника. Прием оказался весьма эффективным; Трог Помпей пишет, что «он обеспечил победу». Это древнейший пример ведения биологической войны.

Малая Азия уже была римской сферой влияния, и Рим потребовал у Пергама и Вифинии прекратить эту малую войну. В Риме послы Прусия выболтали, что им помогал Ганнибал, и сенат приказал схватить его. На этот раз спасения не было, потому что, как пишет Плутарх, «Ганнибал уже уподобился старой птице, потерявшей оперение и неспособной летать».

Это случилось в 183 г. До н. э., когда Ганнибалу было 64 года. Он вновь ушел от преследователей, приняв яд, и сказал перед смертью: «Снимем груз забот с плеч римлян, которые считают слишком трудным и долгим делом дожидаться смерти ненавистного им старика».

Так умер Ганнибал, отвергнутый своей родиной, для которой он сделал очень много. В этом же году умер Сципион Африканский, и тоже в изгнании. В Риме его обвинили в том, что мир с Карфагеном он заключил ради своей выгоды, и в присвоении общественных денег. Вызванный в суд, он явился и принес документы, которые доказывали его невиновность, но посчитал ниже своего достоинства показывать их судьям. Он удалился в деревенское поместье возле Линтерно, а перед смертью велел выбить на своем могильном камне: «Моя неблагодарная страна не получит моих костей».

В том же 183 г. до н. э., когда ушли из жизни величайшие полководцы Карфагена и Рима, умер и последний великий воин классической Греции – Филопемен. Он командовал войсками Ахейского союза, но во время вылазки против мессенцев, предавших союз, попал в плен и был брошен в застенок, где его и отравили. Прах военачальника возвратили в родной Мегалополис, а урну нес его согражданин, полководец Полибий.

Третья Пуническая война

Мирный договор, завершивший Вторую Пуническую войну, положил начало непрерывной холодной войне между Римом и Карфагеном. Упорным трудом и успешной торговлей карфагеняне сотворили экономическое чудо; их город вновь процветал, но постоянно страдал от нападений Масиниссы, который мечтал захватить богатый Карфаген и стать господином в Северной Африке.

Карфагеняне могли только жаловаться на Масиниссу в Рим; воевать с кем бы то ни было они могли только с разрешения римлян, но сенат, и это все сознавали, никогда бы не дал такого разрешения. Наоборот, римляне всячески поддерживали и поощряли Масиниссу. Однажды в Карфаген прибыло римское посольство во главе с Марком Порцием Катоном, связанным с римскими торговцами и ростовщиками, заинтересованными в ликвидации Карфагена, как конкурента. Он увидел, что Карфаген процветает, и, вернувшись в Рим, заявил в сенате, что Карфаген снова стал угрозой. Катон достал из складок тоги ветвь фигового дерева с прекрасными плодами, привезенную из Карфагена, и сказал, что такие чудесные плоды зреют всего в трех днях пути по морю от Рима. Речь он завершил знаменитой фразой: «Другими словами, я считаю, что Карфаген должен быть разрушен».

Карфаген накануне Третьей Пунической войны. Старинная гравюра

Нападения Масиниссы продолжались, и, не дождавшись помощи от Рима, карфагеняне взялись за оружие. Это произошло в 149 г. до н. э. В ответ Рим объявил Карфагену войну. Большой Совет отправил в Рим посольство, которое заявило в сенате, что готово представить объяснение. Сенаторы ответили, что карфагеняне сохранят свободу, законы и земли, если пришлют в Рим в качестве заложников 300 юношей из самых знатных семей. Карфагеняне согласились.

Штурм крепости римским войском. Для разрушения стен применялись тараны. Противника обстреливали из метательных машин. С помощью осадных башен и штурмовых лестниц воины пытались ворваться на неприятельские укрепления

Едва заложники прибыли в Рим, консулы Марк Манилий и Луций Марций Цензорин с армией в 80 000 человек отплыли из Италии и высадились в Утике, давая понять, что цель их похода – владения Масиниссы. Но затем они потребовали у карфагенян сдать все оружие, а жителям приказали очистить город и удалиться на расстояние не менее десяти миль от побережья и ближе к морю впредь не селиться. Карфагеняне протестовали и говорили, что сенат обещал сохранить им свободу, на что консулы ответили, что обещание касалось именно карфагенян, т. е. жителей, а не самого города. В этот раз римляне сами прибегли к тому, что называли «пунийским обещанием», намекая на коварство и лживость карфагенян, но сами оказались гораздо более коварными.

Тогда жители Карфагена решили взяться за оружие и оказать пусть последнее, но отчаянное сопротивление. Храмы стали мастерскими по изготовлению оружия, женщины остригли косы и сплели из них канаты для метательных машин. Два года римляне вынуждены были вести правильную осаду города.

В 147 г. до н. э. консул Публий Корнелий Сципион Эмилиан, сын Луция Эмилия Павла и внук того Эмилия Павла, что погиб в битве при Каннах, возглавил осаду города. Молодой Эмилиан воспитывался в доме у Сципиона Африканского, который его и усыновил, поэтому он носил имя приемного отца, Сципиона, и имя, указывающее на его родовое происхождение – Эмилиан.

Когда римляне пошли на решающий приступ и ворвались в город, многие жители Карфагена сожгли себя заживо в храмах города. Город был полностью разрушен, а земля, на которой он стоял, посыпана солью и посвящена богам преисподней. На ней никому не разрешалось селиться. Территории Карфагена – за исключением той части, что отошла Масиниссе, – стали римской провинцией «Африка». В 146 г. до н. э. Сципион Эмилиан получил почетное дополнение к имени – Африканский Младший.

Бой в Карфагене

Полибий, который долго жил в доме Сципиона и был учителем Эмилиана, присутствовал при разрушении Карфагена. Сципион в тот день сказал ему: «Народы, как и люди, имеют свой срок жизни; придет день, и пробьет час Рима».

Эпилог

Ганнибал умер за полвека до того, как его надежды и начинания были окончательно перечеркнуты Римом, и это событие – гибель Карфагена – имело далеко идущие последствия для цивилизации, которая охватила Западную Европу, обе Америки, Южную Африку и Австралию. Начало этой цивилизации положил суровый индоевропейский Рим, а не роскошный семитский Карфаген. Для этого было много причин, политических и социальных, но главным было то, что граждане республиканского Рима были простыми крестьянами, которые пахали землю и с гордостью шли ее защищать, в то время как жители Карфагена процветали за счет торговли и предпочитали платить наемникам, которые за них воевали. Борьба Ганнибала была безнадежна с самого начала, и битву у Замы Карфаген проиграл за несколько веков до того, как она произошла.

Пьер Луи однажды сказал, что со времен античности человек придумал только одну новую вещь – сигареты. В политике и искусстве войны он сталкивался с новыми проблемами, которые были порождены применением новых источников энергии и неумением ограничивать рост численности населения. Но, например, феномен продажности правительств наблюдался в истории с замечательным постоянством. Нет ничего нового в сферах влияния, ограничениях на торговлю, холодной войне, освободительной борьбе народов, психологической войне или тактике террора. Все это использовалось во времена Ганнибала и существует до сих пор, и в новейшей истории мы легко найдем аналоги «Сивиллиных книг», «Пирровых побед», «фабианской тактики» и «пунийских обещаний».

Немногое изменилось, но века проходят, и кое-что меняется. Греки победили Трою, но сегодня, 3 000 лет спустя, большим комплиментом считается, когда человека сравнивают с троянским героем. Сципион победил Ганнибала, но сегодня именно Ганнибал празднует победу, потому что пользуется славой и известностью большей, чем у Сципиона. То же самое касается короля Артура и англосаксов, Гарольда и Вильгельма Завоевателя, Наполеона и Веллингтона. Восхищение человеком сродни выбору вероисповедания; как красноречиво заметил Шелли, это вопрос не воли, а темперамента и, следовательно, дело вкуса.

Приложение
Полибий всеобщая история

От РЕДАКЦИИ

Древнегреческий историк Полибий родился ок. 200 г. до н. э. в городе Мегалополисе (Аркадия), в семье влиятельного политического деятеля Ахейского союза. Принимал активное участие в политической жизни Греции, командовал конницей ахейцев. Ахейский союз греческих государств являлся союзником Рима в войнах против Македонии, однако во время Третьей Македонской войны Полибий занимал нейтральную позицию, так как считал, что поражение македонян приведет к установлению римской гегемонии в Греции. После этой войны (в 166 г. до н. э.) Полибий в числе тысячи знатнейших граждан Ахейского союза был отправлен в Рим в качестве заложника. Знакомство с Римом, сближение с представителями римской аристократии, дружба с Публием Корнелием Сципионом (будущим завоевателем Карфагена) повлияли на политические убеждения Полибия; он стал искренним почитателем римского государства и римского величия, полагая, что историческая миссия римлян, в условиях упадка эллинской государственности, заключается в консолидации всех народов Средиземноморья. Сторонник аристократической формы правления, Полибий считал, что демократия может привести общество к беззаконию, анархии и установлению тирании.

Полибий является автором «Всемирной истории» в сорока книгах (из них полностью сохранились лишь первые пять). В труде, охватывающем период с 264 г. до н. э. до 146 г. до н. э., он предпринял попытку показать, как Рим обрел «мировое господство». «Всеобщая история» была написана Полибием вскоре после утраты независимости греческими государствами, и автор стремился донести до своих побежденных соотечественников идею необратимости хода истории и убедить их в благоприятности римского порядка и влияния для дальнейшего развития Греции.

Исторические события изложены у Полибия достоверно, он старался рассматривать их во взаимной связи. Большое значение древний историк придавал великим личностям, таким как Ганнибал, Фабий Максим, Сципион. «Всеобщая история» является не только памятником исторической мысли, но сохранила свое значение и как исторический документ.

В настоящем издании приводятся фрагменты «Всеобщей истории» Полибия, посвященные Первой и Второй Пуническим войнам и личности Ганнибала. Они позволяют полнее раскрыть черты характера и понять личность выдающегося полководца древности.

Первая Пуническая война

Римляне выбрали в консулы Мания Отацилия и Мания Валерия, стали снаряжать войска с двумя вождями во главе в Сицилию. У римлян всего войска, не считая союзников, четыре римских легиона, которые набираются ежегодно; в каждом из них четыре тысячи пехоты и триста конных воинов. Когда войска эти явились в Сицилию, большинство городов отложилось от карфагенян и сиракузян и перешло на сторону римлян. Гиерон замечал тревогу и ужас сицилийцев, видел многочисленность и силу римских легионов и из всего этого заключал, что расчеты римлян на победу более основательны, чем карфагенян. Соображая это и склоняясь к такой мысли, он отправил посольство к римским вождям с предложением мира и союза. Римляне согласились на это, больше всего из-за продовольствия: они опасались, что при господстве карфагенян на море им отрезан будет подвоз съестных припасов откуда бы то ни было, тем более что и переправившиеся прежде легионы терпели сильную нужду. Вот почему они охотно приняли союз с Гиероном в ожидании от того больших для себя выгод. С этого времени римляне пользовались услугами сиракузян, как друзей и союзников, а царь Гиерон поставил себя под покровительство римлян, коим по мере надобности он и доставлял все нужное, сам после этого спокойно царствовал над сиракузянами. И в самом деле, кажется, никогда не было столь знаменитого владыки, и никто дольше его не наслаждался плодами своей мудрости как в частной жизни, так и в делах государственных.

Когда условия договора стали известны в Риме, народ одобрил и утвердил заключенный с Гиероном мир, и римляне постановили посылать впредь не все свои войска, но лишь два легиона, как потому, что с присоединением царя бремя войны, казалось им, уменьшилось, так еще больше потому, что войска их, думали римляне, ни в чем не будут теперь нуждаться. Напротив, карфагеняне, видя, что Гиерон стал врагом их, что римляне все сильнее вмешиваются в дела Сицилии, почитали необходимым усилить свои военные средства, дабы иметь возможность бороться с врагом и удержать за собою сицилийские владения. Поэтому они набрали большое число наемников в противолежащей стране[8]8
  Испании. – Прим. ред.


[Закрыть] из лигистинов, кельтов и особенно иберов, и всех их отправили в Сицилию. Они видели, что для этих вооружений наилучшее приспособлен самою природою город Аграгант, что он значительнее всех городов этой области, а потому собрали туда войска и запасы и решили сделать его опорным пунктом военных действий.

Что касается римлян, то консулы, заключившие договор с Гиероном, возвратились домой, а назначенные после них Луций Постумий и Квинт Мамилий прибыли в Сицилию с своими легионами. Они постигали замыслы карфагенян, узнали и о военных приготовлениях в Аграганте, а потому нашли нужным вести дело решительнее. Консулы приостановили военные действия в прочих частях Сицилии и обратили все силы против одного Аграганта, разбили лагеря на расстоянии восьми стадий от города и заперли карфагенян внутри стен. Так как наступила пора жатвы, а осада обещала затянуться надолго, то солдаты устремились собирать хлеб с большею поспешностью, чем следовало. Лишь только карфагеняне увидели, как неприятели рассеялись по полям, они сделали вылазку и напали на убиравших хлеб, быстро обратили их в бегство, и затем одни бросились грабить лагерь, другие ударили на сторожевые посты. Как случалось не раз и прежде, превосходство в дисциплине спасло римлян, ибо смертью наказывается у них каждый, кто покинет свое место или совсем убежит с поста. Поэтому и теперь римляне оказали мужественное сопротивление неприятелю, во много раз превосходившему их численностью, и, хотя много потеряли своих, еще больше истребили врагов. Наконец они окружили кольцом тех карфагенян, которые почти уже прорвали валы, часть их истребили, а остальных, тесня и избивая, загнали в город.

После этого карфагеняне делали вылазки не так смело, а римляне выходили за продовольствием с большею осторожностью. Так как карфагеняне не выходили против римлян и довольствовались мелкими стычками, то римские военачальники разделили свое войско на две части: одна оставалась на месте перед городом у святилища Асклепия, другая расположилась лагерем с той стороны города, которая спускается к Гераклее. Пространство между двумя лагерями по обеим сторонам города они оградили рвами. Один ров, внутренний, римляне провели против города для того, чтобы обеспечить себя на случай вылазки неприятелей; другой, наружный, шел кольцом и предназначался к ограждению от нападений извне, а также к тому, чтобы препятствовать подвозу припасов и вступлению кого-либо в город, как бывает обыкновенно с городами осажденными. На промежуточном пространстве между рвами и лагерями поставлены были сторожевые отряды, а удобные пункты на некотором расстоянии один от другого были укреплены. Жизненные припасы и вообще все нужное собирали и доставляли в Гербес все союзники римлян, а из этого города, недалеко отстоявшего от лагеря, римляне сами непрерывно подвозили и переносили к себе припасы, так что имели все нужное в изобилии. Месяцев пять дела оставались в неизменном положении; решительного перевеса не имела ни одна сторона, и между противниками происходили только легкие схватки. Так как в городе заперто было много людей, не меньше пятидесяти тысяч, то карфагеняне стали терпеть голод. Тогда Ганнибал, начальник запертых в городе войск, и прежде уже удрученный таким положением дел, отправлял в Карфаген посла за послом с вестями о нужде и с просьбою о помощи. Карфагеняне поместили на корабли воинов и слонов, сколько могли собрать еще, и отправили их в Сицилию к другому военачальнику, Ганнону. Ганнон стянул в Гераклею войско, собрал там средства вооружения и прежде всего хитростью овладел городом гербесян, благодаря чему лишил неприятеля съестных припасов. Вследствие этого римляне оказались столько же осаждающими, сколько и осажденными, ибо нужда в хлебе и в прочих предметах необходимости угнетала их так, что они не раз помышляли о снятии осады и наконец сделали бы это, если бы Гиерон не действовал с большою ревностью и старанием и не доставил войскам нужнейших припасов хоть в умеренном количестве. Упомянутый выше Ганнон видел, что римляне живут в зараженном чумою воздухе, что болезнь и нужда ослабили их, напротив, свои войска считал достаточно сильными для битвы. Тогда он взял с собою около пятидесяти слонов и все войско и поспешно выступил из Гераклеи, при этом отдал приказ нумидийской коннице идти вперед и, приблизившись к неприятельскому валу, дразнить и вызывать на бой неприятельскую конницу, затем оборачивать тыл и отступать до тех пор, пока не соединятся с ним. Нумидийцы исполнили приказание и бросились на один из неприятельских лагерей; римская конница тотчас устремилась на нумидийцев и стала жестоко теснить их. Согласно данному приказанию ливийцы отступили, пока не достигли войска Ганнона; тут они оборотились лицом к неприятелю и ударили на него со всех сторон, многих убили, остальных преследовали до самого вала. После этого войска Ганнона разбили лагеря на виду у римлян, заняв так называемый холм Тор, стадиях в десяти от неприятеля. В продолжение двух месяцев стороны оставались в одном и том же положении, не предпринимая ничего важного, если не считать таковым ежедневных легких стычек. Так как Ганнибал посредством сигнальных огней и вестников из города не переставал уведомлять Ганнона, что голод становится невыносимым для массы населения и что многие из нужды перебегают к неприятелю, то военачальник карфагенян решил попытать счастья в битве, чего по объясненным выше причинам не меньше Аннона желали и римляне. Противники вывели войска на разделявшее лагеря пространство и ударили друг на друга. Сражение длилось долго, пока наконец римляне не обратили в бегство карфагенских наемников, сражавшихся в первых рядах. Когда бежавшие устремились на слонов и на задние ряды, все войско финикиян пришло в смятение. Бегство сделалось всеобщим, большинство карфагенян было истреблено, и лишь немногие спаслись в Гераклее; римляне захватили большую часть слонов и весь обоз. С наступлением ночи, когда римляне от радости по случаю победы и вследствие усталости были менее бдительны на своих постах, Ганнибал, отчаявшийся было в успехе, решил, что теперь наступил удобный момент спасти остаток войска, и в полночь вышел из Аграганта с наемными войсками. Наполнив рвы плетенками, набитыми мякиной, он тайком от неприятеля увел свое войско. Римляне узнали о случившемся на рассвете, напали на отступающего Ганнибала, а затем все устремились к городским воротам. Не встретив здесь никакого сопротивления, они ворвались в город, разграбили его, захватили большое число пленных и множество всякой добычи.

Когда весть об аграгантском деле дошла до римского сената, римляне сильно обрадовались и воспрянули духом. Они не довольствовались уже первоначальными планами, ни спасением маметинцев, ни полученною в этой войне добычей, и надеялись даже совершенно очистить остров от карфагенян и тем усилить свое могущество. Что касается сухопутного войска, то они видели, что все идет как должно, ибо находили, что Луций Валерий и Тит Отацилий, выбранные после тех консулов, которые завоевали Аграгант, ведут сицилийские дела успешно. Но на море неоспоримое господство принадлежало карфагенянам. Вслед за покорением Аграганта многие города перешли на сторону римлян в страхе перед их сухопутными силами, зато большее еще число городов приморских отложилось от них из страха перед карфагенским флотом. По этой причине перевес в войне, как становилось для них яснее с каждым днем, клонился то на одну, то на другую сторону; кроме того, римляне видели, что Италия подвергается частым опустошениям от карфагенского флота, тогда как Ливия остается совершенно невредимою. Вот почему они решили померяться силами с карфагенянами и на море. Они видели, что война затягивается и истощает их, а потому в первый раз теперь принялись за сооружение судов в числе ста пятипалубных и двадцати трехпалубных. Но так как для сооружения пятипалубных судов не было опытных строителей, ибо в то время никто в Италии таких судов не употреблял, то предприятие это поставило римлян в большое затруднение. Но здесь-то и проявилось величие духа римлян и их отвага в начинаниях. Действительно, не имея средств к морской войне, никогда раньше не помышляя о морских завоеваниях и впервые задумав это теперь, они принялись за дело с такою уверенностью, что решились тотчас померяться силами в морской битве с теми самыми карфагенянами, которые со времен предков их неоспоримо владычествовали на море. В это время один палубный, неприятельский корабль очутился на берегу и попал в руки римлян; по образцу его римляне и соорудили весь свой флот, так что очевидно, не будь такого случая, они при своей неопытности не могли бы выполнить задуманное.

Пока одни заняты были сооружением судов, другие собирали команду и на суше обучали ее гребле следующим образом: они посадили людей на берегу на скамьи в том самом порядке, в каком они должны были занимать места для сидения на судах и приучали их откидываться всем разом назад, притягивая руки к себе, а потом с протянутыми руками наклониться вперед, начинать и кончать эти движения по команде. Когда люди были подготовлены, римляне спустили на море едва законченные корабли и направились по приказанию консула вдоль Италии. Дело в том, что командующий римским флотом Гней Корнелий отдал приказ корабельным начальникам плыть по снаряжении кораблей к проливу, а сам с семнадцатью судами за несколько дней раньше пошел в Мессину, чтобы принять необходимые меры к приему флота.

Когда представился случай овладеть городом на Липарских островах с помощью измены, Гней Корнелий слишком легковерно понадеялся на это и, отплыв с упомянутыми выше кораблями, пристал к самому городу. Получив известие об этом в Панорме, военачальник карфагенян Ганнибал отправил сенатора Боодеса с двадцатью кораблями. Подойдя к городу ночью, Боодес запер в гавани флот Гнея. На рассвете римляне решились бежать на сушу, а оробевший Гней не знал, что делать, и сдался неприятелю. Имея в своих руках неприятельские корабли и их начальника, карфагеняне тотчас возвратились к Ганнибалу. Несколько дней спустя, когда несчастье Гнея было еще свежо и памятно, Ганнибал едва не стал жертвою подобной же ошибки. Он слышал, что римский флот, идущий вдоль Италии, уже близко; желая точнее узнать численность и вообще расположение сил неприятеля, Ганнибал пустился в море с пятьюдесятью кораблями. Он обогнул уже оконечность Италии, как столкнулся с неприятельским флотом, который шел в стройном порядке; большую часть своих кораблей он потерял, а с остальными успел бежать, хотя не имел уже никакой надежды на спасение.

По прибытии к Сицилии римляне узнали о поражении Гнея, тотчас послали за Гаем Дуилием, начальником сухопутных войск и поджидали его. Вместе с тем они стали готовиться к морскому бою, когда получили весть, что флот неприятельский не далеко. Так как корабли римлян вследствие несовершенства имели плохую маневренность то на случай битвы придумано было кем-то приспособление, в позднейшее время называвшееся вороном: на передней части корабля утверждался столб в четыре сажени длиною и в три ладони в поперечнике, с блоком наверху. К столбу прилажена была лестница, подбитая с помощью гвоздей поперечными досками в четыре фута ширины и в шесть сажень длины. По обоим продольным краям лестницы сделаны были перила вышиною до колен. На конце лестницы-мостика прикреплен был железный заостренный шип, напоминающий клюв ворона, с кольцом наверху, через кольцо проходил канат, с помощью которого во время схватки судов ворон поднимался на блоке и опускался на палубу неприятельского корабля. Как только вороны пробивали палубные доски и таким образом зацепляли корабли, римляне со всех сторон кидались на неприятельское судно, если сцепившиеся корабли стояли бок о бок; если же корабли сцеплялись носами, тогда воины переправлялись по самому ворону непрерывным рядом по двое. При этом шедшие во главе воины держали щиты перед собою и отражали удары, направляемые с фронта, а следующие за ними опирались краями щитов о перила и тем ограждали себя с боков. Сделав такого рода приспособления, римляне выжидали благоприятного момента для морской битвы.