Текст книги "Русские оружейники"

Автор книги: Герман Нагаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 42 страниц)

В военно-ремесленной школе

В организуемой в Новочеркасске Военно-ремесленной школе намечалось создать четыре отделения: оружейно-слесарное, кузнечное, седельное и шорное. Обучение и питание учащихся предполагалось бесплатное.

Окончившие курс должны были выпускаться мастерами и производиться в нестроевые старшего разряда, то есть получать первые казачьи звания от урядника до старшего урядника и направляться на должности оружейных, седельных и других мастеров в казачьи воинские части.

Учиться бесплатно и потом попасть мастером в полк, да еще в чине урядника, что могло быть более заманчивым для сына бедного казака? Так думали отец Федора и все родичи. Самому Федору тоже очень хотелось пойти в Военно-ремесленную школу. Об этом мечтали и многие его товарищи, но попасть туда было не так-то просто! В эту школу принимали только детей казаков, для иногородних жителей станиц доступ в нее был закрыт.

Федор, как сын казака, был бы допущен, но на пути встали другие преграды: требовались знания в объеме городского училища. Федор же имел похвальный лист об окончании первого класса и ничего больше.

Верно, занятия с Алешей Чаусовым помогли ему несколько пополнить свои познания, но о сдаче экзаменов за четвертый класс нечего было и думать!

Федор поведал о своем горе Краснову.

– Не тужи, Федюшка, – успокаивал мастер, – до открытия Новочеркасской школы еще больше года! Это, братец мой, такой срок, за который многое можно успеть.,.

Он повел Федора к местному учителю, рассказал ему о замыслах своего ученика и попросил проэкзаменовать Федора по русскому и арифметике.

Учитель охотно согласился и, хотя знания Федора не шли дальше второго класса, стал уверять его, что за год, если серьезно заниматься, можно подготовиться и за третий, и за четвертый классы.

Все лето Федор просидел за учебниками и осенью был принят в третий класс. Зиму он учился с удивительным упорством и намного обогнал своих сверстников. Теперь у него оставались в резерве три летних месяца, которые он надеялся использовать, чтоб подготовиться за четвертый класс.

У Токарева был и еще один немаловажный козырь. Когда решили, что он поедет держать экзамены в Военно-ремесленную школу, мастер Краснов посоветовал ему сделать для показа приемной комиссии некоторые слесарные инструменты и замок двухствольного охотничьего ружья.

Эту работу Федор выполнял в обычные часы занятий в мастерской. К весне и инструменты и замок были готовы.

Мастер похвалил, но посоветовал украсить замок гравировкой. Федор и сам думал об этом и потому взялся за дело с особым усердием.

Гравировку он сделал с большим искусством. Трудно было поверить, что это работа пятнадцатилетнего подростка.

Мастер Краснов с восхищением рассматривал замок Федора.

– Вот теперь совсем хорошо, отлично! Думаю, что этот замок произведет впечатление в комиссии. Однако арифметику и прочие науки советую тебе подучить…

Незаметно подошло и первое августа, когда Федор должен был держать предварительные (отборные) испытания в войсковом штабе. Вместе с Алексеем Васильевичем Красновым Федор выехал на лошади в Новочеркасск.

Дней через десять он вернулся веселый и радостный. Мастер Краснов оказался прав: испытания Токарев выдержал, представленные им инструменты, и особенно замок ружья, решили его судьбу.

– Ну, что я тебе говорил, Федюшка! – дружески приветствовал его Алексей Васильевич. – Ведь выдержал испытания!

– Эти выдержал, а главных боюсь, – признался Федор.

– Ничего, и те выдержишь. Надо только быть посмелее и отвечать решительно и громко, это очень помогает.

– Там знаете, какие экзаменуются, – продолжал рассказывать Федор, – лет по шесть учились, да в разных школах.

– А ты чем хуже? Не трусь – и все! А если и провалишься – не горюй: у меня там в школе приятель служит, подъесаул Лавров, если что – похлопочу!..

Через некоторое время Токарев снова отправился в Новочеркасск. На этот раз с ним были те же инструменты, замок ружья, похвальный лист об окончании первого класса приходской школы да еще справка станичного правления, удостоверяющая, что «сын казака Федор Токарев, выросток 16 лет, поведения хорошего».

Испытания и на этот раз прошли в основном благополучно: Федор был принят в Военно-ремесленную школу. Несколько огорчило его известие о том, что его приняли не на оружейное, а на кузнечное отделение.

Отец был очень удивлен успехами Федора, сам ходил справляться к школьному писарю и, удостоверившись, что это так, очень обрадовался: «Теперь Федор, бог даст, выйдет в люди». Лишь одно обстоятельство беспокоило отца: посылая Федора на экзамены, он подписал в станичном правлении обязательство справить сыну форменное обмундирование.

Однако и на этот раз помог мастер Краснов, приехавший в Новочеркасск, чтобы позаботиться о своем ученике. Он сказал, что в Новочеркасске, помимо Военно-ремесленной школы, существует еще несколько училищ: юнкерское, кадетское, военно-фельдшерское, реальное и гимназия, а формы во всех этих заведениях, поскольку в них учатся дети казаков, почти одинаковые, и посоветовал купить для Федора поношенное гимназическое одеяние.

Отец обрадовался и вместе с сыном отправился на базар и по весьма сходной цене купил все необходимое. Облаченный в серую шинель и барашковую папаху с красным верхом, Федор глянул в зеркало и показался себе настоящим молодцом. Он действительно выглядел ничуть не хуже «благородных».

– Ну, Федор, желаю тебе добра! – сказал отец, пожимая ему на прощание руку. – Учись и не забывай про нас. Бог даст, пробьешь себе дорогу…

Военно-ремесленная школа, о которой Федор мечтал долгие месяцы, наконец-то открыла перед ним свои двери.

Но первые дни учебы глубоко разочаровали его. Вместо общеобразовательных наук и изучения оружейного мастерства, начались солдатская муштра и зубрежка уставов. Суровый казарменный режим явился для него такой жестокой неожиданностью, что Федор загрустил и начал уже раскаиваться, что попал сюда.

Но как только приступили к практическим занятиям в кузнице, Федор сразу преобразился. Это была его стихия. Тут, у жаркого горна, где другие кисли и изнемогали, он чувствовал себя как нельзя лучше.

С первых же занятий в кузнице Федор показал свое искусство, которое не шло ни в какое сравнение с работой других учеников. В основном это были дети зажиточных казаков или чиновных людей, смотревшие на Военно-ремесленную школу как на трамплин, с которого можно совершить прыжок в другое, более почетное учебное заведение. Их совсем не интересовали практические занятия в кузнице. К кузнечной работе они относились с большим пренебрежением и всячески старались от нее увильнуть.

Токарев же работал со все возрастающим увлечением. Когда он стоял у наковальни с молотом в руках, отковывая какую-нибудь деталь, на него приятно было смотреть. Движения его были смелы, расчетливы, ловки.

Однажды им заинтересовался пришедший в кузницу преподаватель оружейного отделения, известный на Дону оружейный конструктор Александр Евстафьевич Чернолихов.

– Откуда у этого паренька такая выучка? – опросил он у мастера.

– Как же, он ученик Краснова.

– А, слышал, так он, наверное, и слесарное дело знает?

– Да, у него есть свои работы, – и мастер достал из ящика сделанные Федором инструменты и замок двуствольного ружья.

Чернолихов очень удивился, узнав, что Токарева определили в кузницу. Зная о горячем желании юноши стать оружейником, обещал похлопотать о переводе Токарева к себе.

С этого дня судьба Федора окончательно определилась.

Александр Евстафьевич пользовался у начальства большим авторитетом не только как непревзойденный на Дону знаток оружейного дела, но и как конструктор казачьей винтовки образца 1860 года.

Эта шестилинейная винтовка долгое время состояла на вооружении казачьих частей. Она была легче других образцов оружия того времени, меньше калибром и отличалась хорошими боевыми качествами и надежностью в стрельбе. Винтовка эта хотя и заряжалась с дульной части, но была снабжена ударно-капсульным замком и поэтому не шла в сравнение с кремневыми ружьями.

Несмотря на преклонный возраст, Чернолихов был бодр и с большим увлечением обучал молодежь оружейному делу. В Федоре Токареве он сразу угадал недюжинные способности и относился к нему особенно благосклонно.

Познания в оружейном деле, полученные Федором от мастера Краснова, Чернолихов стал заботливо углублять, передавая ему не только знания, но и свои богатейшие навыки в оружейном мастерстве.

Он знакомил воспитанников школы с различными системами винтовок, тщательно объяснял особенности их конструкций, учил, как производить ремонт или изготовление отдельных частей.

С переходом на оружейное отделение жизнь Федора в Военно-ремесленной школе решительно изменилась.

Надо сказать, что с первых дней поступления в школу он чувствовал себя неловко. Подавляющее большинство обучавшихся были сынками купцов, офицеров, чиновников, попов. Многие из них до этого учились не в одном учебном заведении. На Федора, станичного парня, впервые увидевшего город и паровоз, они смотрели с пренебрежением и не раз хотели его отвалтузить, но рослая фигура и крепкие кулаки Федора внушали опасение.

Все же в их среде Токарев был белой вороной. Он не мог так бойко и смело отвечать уроки, совсем не умел делать гимнастических упражнений и заниматься на снарядах. Его неловкие, неуклюжие движения вызывали смех и издевательства.

С переходом на оружейное отделение Токарев сразу начал делать большие успехи и оставил далеко позади себя бравых и заносчивых молодчиков. Многие из них перестали относиться к нему с пренебрежением, напротив, заискивали, просили, чтобы Федор помог им в учебе по оружейному делу, и даже пытались с ним завести дружбу. От природы замкнутый, Токарев почти ни с кем из учеников не сходился. Он был целиком захвачен любимым делом и отдавал ему все свое время. Ни игры, ни борьба, ни другие развлечения его не интересовали. Если выдавались свободные минуты, он посвящал их чтению. Его день был загружен до предела. Благодаря этому он забывал про гнетущую обстановку. Забывал о том, что он, вольный казак, фактически заключен в четырех стенах школы и не имеет права выйти из них. Это было действительно так. Как только ученики надели военную форму, выход в город им был запрещен до тех пор, пока все они не обучатся словесности, то есть не научатся приветствовать офицеров и генералов, которые в Новочеркасске встречались на каждом шагу…

Лишь шестого декабря, в николин день, Федор получил право облачиться в парадное обмундирование (справляемое школой на деньги родителей) и первый раз выйти в город. По примеру других он отправился в фотографию и сфотографировался, как подобает казаку: с обнаженной шашкой.

Фотоснимок был послан в станицу. Окропленный радостными слезами матери, впервые видевшей сына в военной форме, он обошел всех знакомых и родичей. Федор получил из дому письмо, в котором мать и отец просили его приехать на каникулы к ним.

Старикам было лестно увидеть сына в военном обмундировании с четырьмя таинственными буквами на сверкающей пряжке ремня – НВРШ. Они нетерпеливо ждали счастливого дня. И как только были объявлены каникулы, Федор приехал к старикам.

Вместе с родителями и со своим другом Алешей Чаусовым Токарев ходил в гости к соседям и даже был принят у богатых казаков, к которым раньше и во двор-то не отваживался заглядывать.

Из всей этой поездки самое сильное впечатление на Федора произвела обратная дорога. Из-за болезни отца его провожала в Новочеркасск мать. Путь на лошадях был долог и труден – разгулялась метель. Мать довезла сына до Батайска, а оттуда решили ехать поездом в Ростов.

До этого Токареву ни разу не приходилось ездить на поезде. Он с волнением и опаской вошел в небольшой прокопченный вагончик с маленькими окошечками и сел на одну из скамеек, расставленных вдоль стен.

Посреди вагона топилась круглая чугунная печка. Уголь был с большой примесью серы, и в вагончике стоял удушающий смрад. Но до Ростова было всего 7 верст, и пассажиры терпеливо сидели на своих местах. Скоро поезд загудел, загромыхал, и вагончик стал стучать и раскачиваться из стороны в сторону. Многим было страшно, они крестились и вздыхали. Федор же ощущал необыкновенную радость от сознания, что он едет «на машине».

Вскоре поезд остановился у Ростовского вокзала, и они с матерью вышли на свежий морозный воздух.

Федору очень хотелось осмотреть паровоз и познакомиться с его устройством, но это пришлось отложить до другого раза.

…Со временем Федор свыкся со школьными порядками, привык к обстановке, даже подружился с некоторыми из одноклассников, но из преподавателей по-настоящему привязался лишь к одному Чернолихову.

Учился Федор довольно успешно, хоть давалось ему это не легко. Учиться плохо или посредственно ему не позволяло самолюбие. Не хотелось ударить лицом в грязь перед «знатными сынками». К тому же его манили и влекли знания, он с жадностью впитывал в себя все новое.

По основной же специальности Федор делал блестящие успехи, и Чернолихов очень гордился своим учеником.

Однажды Федор поехал в станицу на пасхальные каникулы вместе с товарищем по классу Сидоровым. Они отпросились на неделю раньше под предлогом говения. Но в станице нашлись развлечения более интересные, чем выполнение религиозного обряда. Приятели вспомнили о говении только накануне отъезда в Новочеркасск, и то лишь потому, что в школу необходимо было представить справку из церкви. Дело чуть не кончилось неприятностью, да станичный поп выручил: за небольшую мзду согласился выдать такую справку…

Шел четвертый год учебы. Школа, где учился Федор, помещалась в длинном двухэтажном доме. Вверху были жилые комнаты, внизу – классы и мастерские.

Как-то теплым весенним вечером Федор распахнул окно и уселся на подоконник, чтобы подышать свежим воздухом, пропитанным ароматом цветущих садов Его внимание привлекло хорошо освещенное окно в соседнем одноэтажном доме, где была начальная школа, открытая местной купчихой-благотворительницей.

В окне мелькнула стройная молодая девушка. Федор бросил в стекло шарик из бумажки. Девушка повернулась, но, заметив Федора, тотчас задернула занавеску. Ее лицо приблизилось к стеклу лишь на секунду, но этой секунды оказалось достаточно, чтоб сердце Федора дрогнуло от сладкой боли.

Много бессонных ночей скоротал юноша под окнами любимой. Много нежных писем забросил через форточку, пока девушка удостоила его своим вниманием. Это были счастливые минуты! Воодушевленный любовью к хорошенькой учительнице, он стремился быть достойным ее, поэтому учился с особенным старанием и упорством.

В это время материальное положение семьи несколько улучшилось. Полученный в связи с совершеннолетием сына земельный надел отец сдавал в аренду и часть вырученных денег посылал Федору. Федор покупал на эти деньги необходимые учебники и книги: «Хороший тон или правила светских приличий», «Правила и формы деловой переписки и интимных писем», и читал их по вечерам, украдкой от товарищей по комнате…

С переходом в старший класс Токарев получил звание младшего урядника, и ему на погоны нашили поперечную полоску из оранжевой тесьмы. Это был первый чин в казачьих частях, соответствующий младшему сержанту в армии.

Федор сообщил об этом отцу, зная, что старику такое известие доставит немалую радость. Он, несомненно, будет с гордостью говорить соседям, что его Федор, который еще недавно бегал по станичным кузницам, теперь уже младший урядник. Приятно было и самому Федору предстать с нашивками перед Диной Кулешовой – так звали молодую учительницу.

В первое же воскресенье после производства в младшие урядники Федор отправился к фотографу, у которого снимался два года тому назад.

Потому ли, что Федор возмужал и выглядел совсем молодцом, или оттого, что на его погонах горела оранжевая полоска, – только на этот раз фотограф встретил его любезно, разговорился, как старый знакомый. Сделав снимок, он стал расспрашивать Токарева об отце, с охотой показал Федору свой аппарат и даже объяснил его устройство.

Когда Федор был в третьем классе, в школе неожиданно произошла реорганизация: четвертый класс был упразднен, а третий стал старшим и выпускным. Федор и его товарищи думали, что причина реорганизации кроется в том, что большая часть учащихся, проболтавшись года два в этой школе, решила перебраться в другие учебные заведения. В третьем классе оружейного отделения остались всего три ученика: Федор, его друзья Сидоров и Жарков. Однако тут были причины, о которых не только учащиеся, но и преподаватели ничего не знали.

Наказным атаманом Донской области в ту пору был ярый реакционер, князь Святополк-Мирский. Он считал, что казаки должны хорошо владеть конем и оружием и бесстрашно рубить врагов, внешних и внутренних. Образование, на его взгляд, ничего не могло дать казакам, кроме вреда. Этот сиятельный самодур сумел добиться закрытия по окружным станицам многих гимназий реальных училищ и других учебных заведений, а в Военно-ремесленной школе самолично прихлопнул четвертый класс.

К счастью, класс Федора, как прошедший теоретический курс, в виде исключения, должен был закончить обучение по старой, четырехклассной программе.

Последний год обучения проходил исключительно в практических занятиях. В качестве дипломных работ каждый из выпускников должен был самостоятельно изготовить охотничье ружье и отделать его по всем правилам оружейного искусства. Кроме того, к ружью должны быть приложены его чертежи, выполненные в красках. Это должен был сделать сам выпускник. По классам объявили, что лучший выпускник будет оставлен на работе при школе в качестве помощника мастера.

Федора очень увлекла дипломная работа. Он взялся за изготовление одноствольного куркового ружья калибром в 5 линий. Работа представлялась нелегкой, особенно при скудном оборудовании мастерской.

Токарев старался, как только мог. Много ценных советов и указаний дал ему Чернолихов, который сам очень хотел, чтобы Федор попал к нему в помощники. За четыре года учебы в школе Токарев достиг немалых успехов. Изготовленное им ружье можно было бы без стеснения поставить рядом с работами тульских мастеров. С особенным искусством он выполнил гравировку на металлических частях ложи и стволе.

Работа Федора Токарева получила лучшую оценку. Он окончил школу с отличием и был оставлен при ней в качестве помощника Чернолихова.

Токарев становится мастером

Федор Токарев окончил Военно-ремесленную школу в памятном для истории отечественного оружия 1891 году. В этом году на вооружение русской армии была принята знаменитая мосинская винтовка. Однако знакомство Федора с этой винтовкой произошло значительно позже, а о самом конструкторе он узнал много лет спустя, так как славное творение талантливого русского изобретателя было выпущено в свет по воле царя Александра III под анонимным названием «Трехлинейная винтовка образца 1891 года».

По окончании школы Токарев получил звание нестроевого старшего разряда и квалификацию мастера первого разряда. Это давало ему право на занятие в любой части должности полкового оружейного мастера. Но он, как уже было сказано, остался помощником мастера при Военно-ремесленной школе в Новочеркасске.

Назначение не обошлось без проволочек, так как занятия в школе начинались в сентябре и начальство считало нецелесообразным платить Токареву жалованье за летние месяцы.

Но Федор пошел на все, лишь бы остаться при школе. Это заставляли его сделать весьма существенные причины. Во-первых, для него было чрезвычайно важным и заманчивым еще год-другой поработать с прославленным оружейником Чернолиховым, во-вторых, отношения с Диной превратились в крепкую любовь.

Жалованье Федору положили небольшое – двадцать рублей в месяц. Но от сознания того, что он вышел на самостоятельную дорогу и даже стал помощником своего учителя, Федор был счастлив. Работа в мастерской была интересной и разнообразной. Чернолихов его любил и поощрял. Постепенно Федор начал подумывать о женитьбе.

Дина соглашалась выйти за Федора замуж. Но перед обоими неожиданно встали серьезные препятствия. Родители Федора и мать Дины высказались против их союза. Отец Федора сразу же отрезал:

– Твоя Дина ни пахать, ни косить не умеет, и нам такая сноха не ко двору.

Мать Дины заявила дочери, что Федор ей не пара. Дина хотя и бедная девушка, но из дворянской семьи (ее отец, обедневший помещик, служил войсковым писарем и умер в этой должности). К тому же она получила образование и хорошее воспитание. Федор же простой, малограмотный казак.

На это Дина ответила, что Федор будет учиться и она сама поможет ему получить образование. А человек он хороший, способный и трудолюбивый, и они горячо любят друг друга. Против этих доводов нежно любившая свою единственную дочь мать Дины не устояла.

Федор утихомирил отца и мать, сказав им, что Дина учительница, что они будут работать оба и часть денег посылать родителям. Федор обещал также не требовать никаких средств от своего земельного надела, по-прежнему сдаваемого в аренду, и старики сдались.

Оставалось еще одно препятствие. Нужно было добиться разрешения на брак у начальства школы, где хранились все документы Федора. Надежд на получение такого разрешения было мало, и Федор решил обойтись без него. Через отца он достал из станичного правления копию метрической выписи, чего было достаточно для венчания, и, поставив начальство уже перед совершившимся фактом, отделался выговором.

Дина взяла на себя заботу помогать Федору в самообразовании: читала вслух и заставляла читать его художественную и популярную литературу, уговаривала мужа при первой же возможности пойти учиться.

Проработав зиму помощником у Чернолихова, Токарев закрепил и обогатил свои знания, но в то же время почувствовал, что в школьной мастерской ему становится тесно. Эта мысль не давала ему покоя. Чтобы немножко рассеяться, он вместе с Диной поехал в Егорлыкскую навестить родных.

Дине, привыкшей к городской жизни, в станице не понравилось, да и свекор со свекровью не особенно ласково встретили ее. Дина скоро уехала обратно, а Федор, чтобы не обижать родителей, еще на некоторое время остался в станице. Он навестил старых друзей: мастера Краснова и цыгана Василия. Тот и другой искренне обрадовались успехам своего ученика. Цыган был особенно рад, что Федор, будучи урядником, не погнушался зайти к нему в кузницу и по-дружески побеседовать с ним.

Федор и не думал чураться. Напротив, он по старой памяти хотел покузнечить с Василием, но неожиданно пришло письмо от Дины, извещавшее, что в Новочеркасск нагрянула свирепая гостья из Азии – холера.

Токарев решил немедленно выехать, но был удержан родителями. Однако через несколько дней и в Егорлыкской начали умирать люди. Холера шагала семимильными шагами.

В казачьих станицах ей было полное раздолье. Она могла косить направо и налево, так как врачей в станицах не было, борьбы с эпидемией никто не вел, только попы ходили крестным ходом и служили молебны об укрощении божьего гнева.

Федор стал готовиться к отъезду, но неожиданно сам почувствовал признаки страшной болезни: появились сильная рвота, падение температуры, слабость. По совету цыгана Василия, он стал грызть кристаллический нашатырь и, почувствовав себя лучше, немедленно выехал домой.

Новочеркасск холера буквально опустошила. Федор видел вымершие, заколоченные дома. На некоторые улицы совсем не пускали. Федор не шел, а почти бежал, его страшила мысль, что Дину уже скосила безжалостная смерть… Но, к счастью, и Дина и ее мать оказались живы.

К осени, когда повальные заболевания прекратились, Токарев получил назначение оружейным мастером в 12-й Донской казачий полк, стоявший тут же, в Новочеркасске. Это известие обрадовало его. Они с Диной начали мечтать о новой жизни. Но едва Токарев оформился на новую службу, пришел приказ, которым полк переводился на дальнюю западную границу необъятной Российской империи. Мечты о продолжении учебы и новой жизни рассыпались, как оборванные бусы. Дина осталась в Новочеркасске, а Токарев отправился в далекий путь с полком.

Эшелон, в котором ехал Токарев, разгрузился на станции Луцк. Там железная дорога обрывалась. До местечка Торчин, что лежало верстах в тридцати or Луцка, добирались походным порядком по густой непролазной грязи. Единственный двухэтажный дом в местечке был занят под штаб. Весь личный состав полка разместили по маленьким домикам и халупам у местного населения, в основном состоявшего из белорусов, поляков и еврейской бедноты.

По сравнению с богатым Новочеркасском Торчин являл собой жалкое зрелище: низенькие, покосившиеся домики-халупы, с ветхими заборами, и грязь, грязь, грязь… Чтобы не утонуть в грязи, для пешеходов вдоль улиц были проложены доски-тротуары. К завершению этой внешней безотрадной картины следует добавить, что в полку еще не кончился контракт с вольнонаемным оружейником, и Федор был определен к нему в помощники. Федор смирился. На помощь пришли смекалка и умелые руки мастера. Токарев стал выполнять в полковой мастерской небольшие частные заказы и кое-что подрабатывать.

О Токареве заговорили как о замечательном мастере, и, как только кончился контракт с вольнонаемным оружейным мастером, его немедленно назначили на освободившееся место.

Двадцатирублевое жалованье не сулило Токареву ничего хорошего, но зато он стал занимать должность, о которой долго мечтал. Она упрочивала его положение в полку. Теперь через его руки проходило все оружие. Он должен был следить за его исправностью, производить осмотры и ремонт.

Федор до тонкостей изучил находившуюся на вооружении полка винтовку Бердана № 2. Он хорошо помнил все системы, которые принимались на вооружение русской армии со времен Крымской войны. Знал из рассказов Чернолихова о тяжелой участи героических защитников Севастополя, вооруженных гладкоствольными кремневыми ружьями, и о превосходстве противника, стрелявшего из нарезных штуцеров, из которых пуля летела втрое дальше.

Токарев знал и о прочих иностранных системах, состоящих на вооружении русской армии.

Дольше других систем на вооружении находилась винтовка под названием «Берданка № 1».

Краем уха Федор слышал от сотника Попова, что эту добротную винтовку изобрел не американец Бердан, а русский инженер Горлов. Федор это известие принял близко к сердцу. Ему очень хорошо была известна судьба Чернолихова. Она была похожа на судьбу Горлова. Разница состояла лишь в том, что изобретение Горлова присвоили американцы, а изобретение Чернолихова – бельгийцы.

Токарев как русский патриот был глубоко уязвлен этой несправедливостью. Его волновали мысли о талантливых русских мастерах-изобретателях, творения которых не находили применения в родной стране, а попадали в руки иностранных стяжателей, а те потом втридорога продавали их той же матушке-России и наживали на этом целые состояния.

Федору о многом хотелось поговорить с близкими людьми, открыть свою душу, услышать правдивые ответы на волнующие вопросы. Но он чувствовал себя одиноким, в полку не было ни одного человека, с которым он мог бы поговорить по душам.

Казаки почему-то побаивались его и держались отчужденно. Очевидно, потому, что для них он урядник и оружейный мастер, получающий без малого жалованье младшего офицера. Офицеры же смотрели на Токарева как на сиволапого мужика.

И Федор уходил в себя, пытался наедине с собой разрешить волнующие его вопросы. Многого он не знал. Многое для него было недосягаемо. Но одно ему становилось ясно – русские мастера не хуже заморских. Русские мастера даже талантливее.

Рассматривая на складе иностранное оружие, он в душе уже решил, что смог бы без особого труда сделать такое же.

Именно в те дни, дни раздумий, у него и появилась мысль, пока еще робкая, в крошечном зародыше, но все же это была мысль о том, что, если б довелось, он смог бы не без успеха применить свои силы в деле создания нового, более совершенного оружия.

Но Токарев с детства был медлительным, и волновавшие его мысли не сразу получали завершение – они вынашивались годами. Прежде им предстояло устояться, перебродить, окрепнуть, и только потом они могли вылиться в действие.

Но скоро Федор вновь был поглощен насущными делами и пока что забыл о своих размышлениях, вернее, спрятал их в глубине души.

Весной приехала Дина.

Она, как свежий апрельский ветер, встряхнула его жизнь, наполнила ее радостью и весельем. Они перебрались в отведенную им квартиру и зажили славно, невзирая на неудобства и недостатки. Скорее таково было первое ощущение после длительной разлуки. Федор, занятый своими делами, не замечал многих неудобств в своей жизни, которые, однако, сразу же бросились в глаза его жене. Скудное жалованье оружейного мастера с первых же дней связало ее по рукам и ногам.

Но еще более безотрадное впечатление произвело на нее полковое «общество». Офицеры, их жены и семьи вели затхлую, беспросветную жизнь. Редкие полковые балы с духовой музыкой были единственным развлечением и единственной отдушиной от обывательского смрада. Кругом процветали пьянство и картежная игра, плелись сети мелких интриг и пошлых романов. Офицерское собрание напоминало кабак, да туда Федора и не допускали.

Но как ни плоха была жизнь, Федор не мог ее изменить. Он находился на действительной военной службе, и ему оставалось лишь мечтать о лучшей доле…

* * *

Осенью полк неожиданно свернули и перебросили к австрийской границе, в небольшой городок Радзивилов, расположенный у железной дороги Киев – Львов.

Радзивилов не был такой глухоманью, как Торчин. Это обстоятельство приятно обрадовало Дину, и она, с согласия Федора, стала подыскивать себе место учительницы.

Для Токарева пребывание в Радзивилове ознаменовалось весьма памятным и отрадным событием. В конце 1893 года он был вместе с сотником Поповым командирован в Петербург для принятия новых винтовок для полка.

Выйдя из поезда на Варшавском вокзале, сотник и мастер сразу же направились на Выборгскую сторону, где и сняли у одной финки дешевую комнату со столом. Отдохнув немного после долгой и утомительной дороги, они пошли осматривать город.

Блистательный и шумный Невский с величавыми домами, торжественно строгая красота Дворцовой площади, изумительная панорама набережной Невы с холодным шпилем Адмиралтейства, гигант Исаакий – все это потрясло, ошеломило Федора, словно он попал в иной, неведомый обычному смертному мир. Больше же всего Токарев восхищался тем, что все эти великолепные дворцы, огромные дома, красивые храмы, мосты и памятники созданы руками людей в большинстве таких же, как и он, приехавших из далеких углов матушки-России. В величии этого необыкновенного города он видел и чувствовал величие русского, забитого и бесправного, но беспримерно талантливого народа. Сердце его наполнялось гордостью и радостью, ибо он был кровным сыном народа. В эти минуты он ощущал в себе прилив необычайной силы и чувствовал способность сделать что-то значительное.