Текст книги "Пещера Рыжего монаха"

Автор книги: Герман Коробейников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Пока закрывали занавес и извлекали из кучи тел благородного мстителя, прошло немало времени…

Абхазцы не бьют детей. И все же проступок был столь значителен, что Аджин получил ощутительный толчок коленом пониже спины и вылетел по другую сторону подмостков. Размышляя о людской несправедливости, Аджин побрел домой.

Глава VIII, посвящённая пассажиру фелюги и пассажиру дилижанса

В нескольких километрах к западу от Нового Света высятся остатки огромной прямоугольной башни из окатанных валунов – часть большого укрепления, некогда охранявшего проход между крутым склоном горы и морем. За последние столетия море потеснило берег, и обезглавленная башня оказалась в воде, одинокая, заброшенная, исхлестанная ветром, омываемая штормовыми волнами. Башня и выступающие из воды остатки от нее развалины крепости образовали укромную бухту. Иногда рыбак, застигнутый непогодой, находит в ней приют. А еще бухта служит перевалочной базой для контрабандистов, но об этом мало кто знает.

В сумеречный час, предшествующий рассвету, в море недалеко от башни встала на якорь турецкая фелюга.

Через несколько минут от нее отделилась лодка. Гребец, стараясь не шуметь веслами, подогнал ее к подножию башни, и с кормы прыгнул на береговые камни высокий человек, а лодка, развернувшись в море, вскоре растаяла в тени фелюги. Спустя некоторое время и фелюга скрылась в предутреннем тумане.

Оставшийся на камнях человек, осторожно ступая, отыскал вход в башню, вошел в нее, зажег керосиновый фонарь и по полуразрушенным ступеням поднялся на второй этаж. Здесь, выбрав место в углу, он улегся прямо на каменный пол, подложив под голову дорожный мешок.

Он спал чутко и недолго. Когда проснулся, в узкие амбразуры башни косыми лучами вливался утренний свет; переходя от одной амбразуры к другой, человек оглядел окрестности. Увидев на дороге группу людей, шедших в сторону города, он оживился.

Быстро спустившись к воде, он разделся и, держа одежду над головой, перешел вброд на берег. Здесь он умылся и проделал несколько гимнастических упражнений.

Приезжий был статен, высок ростом, и, если бы не густая длинная борода, ему можно было бы дать лет сорок. Когда он снова облачился в поношенный костюм, надел на плечи котомку и взял в руки посох, то стал похож на паломника.

Держа сапоги в руке, он вышел на дорогу и, присев, начал обуваться. Группа людей поравнялась с ним.

– Мир в дороге! – приветствовал он их.

– Спаси Христос! – ответил идущий впереди старик. – На богомолье? Идем с нами.

Ночной пассажир легко встал и охотно зашагал с паломниками.

– Впервой, соколик, на Святую гору идешь? – спросила его шагавшая рядом старуха.

– Да, впервые.

– А я уж в который раз… Раньше сюда видимо-невидимо православных шло, а нынче не то – отходить стал народ от поры… Что лечить-то будешь?

– Зубы, – усмехнулся незнакомец. Но старуха приняла его ответ всерьез:

– Святой водой пополощешь да Варваре Великомученице помолишься – все и пройдет.

– А если малярия схватит, тогда как?

– От лихорадки Василий Новый помогает, от запоя – святой Вонифатий…

Не слушая старуху, незнакомец бросал взгляды по сторонам. Он узнавал пейзаж у дороги. Воспоминания были не из приятных: здесь он безуспешно пытался поднять свой батальон в контратаку. Красные не отпускали их, висели на хвосте, так что с английских крейсеров, поддерживавших отступающих, несколько снарядов попало в расположение его батальона.

Казалось, после горечи поражения, которую он познал тогда, не будет сил для дальнейшей борьбы. Но вот он опять в этих местах, и волнующее чувство опасности вновь будоражит душу. За этот дивный уголок земли проливали кровь финикийцы и египтяне, греки и римляне, воины Митридата и генуэзские наемники. Теперь и ему предстояло включиться в эту непрекращающуюся борьбу.

Дорога миновала небольшую седловину и вышла к первым домикам городка. Вдали, на склоне горы, уже виден был монастырь. Возбуждение овладевало незнакомцем, ему приходилось сдерживать шаг и горбиться, чтобы не выделяться из группы паломников.

Вышли на улицу, тянущуюся вдоль моря. Взгляд незнакомца упал на вывеску духана «Отдых под чинарой».

«Хорошо бы послушать, о чем говорят в городе, – подумал он. – В духан зайти, что ли? И позавтракать, кстати, не мешает». Но быть одному – значило привлекать к себе внимание.

– Отец, – обратился он к старику-попутчику, – давай зайдем перекусим.

– Не по карману мне деньгами сорить… Да и нехристи небось там одни сидят, – ответил старик.

– Сделай милость, составь компанию, я угощу. Здесь, говорят, кефаль отменная.

– Разве что и правда, рыбки отведать…

В духане за столом сидели охотник Тагуа, кузнец Астан и еще несколько горожан. Им прислуживал Аджин. Юсуф, кланяясь, сколько позволял ему шарообразный живот, проводил новых посетителей в угол и смахнул грязным полотенцем пыль со скамьи. Они заказали по порции жареной кефали.

Охотник продолжал рассказ, прерванный паломниками.

– Знаете Харихан? Ту, что в Эшерах живет?

– Знаем, знаем! – отозвалось несколько голосов.

– Так вот, работала она в саду и на тебе – откопала старинную золотую монету! Обрадовалась, сторговала на это золото у князя корову: детей у нее трое, молока не хватает. А тамошний священник прослышал о монете и уж тут как тут. «Пожертвуй, – говорит, – эти деньги на храм божий – зачтется во спасение души». И так умело обхаживал, что совсем было уговорил бедную вдову. Да тут, видно, сам бог ее вразумил. «Давай, – говорит она, – лучше сделаем так: я куплю у князя корову, а уж князь пусть пожертвует эти деньги на храм». Так и ушел поп ни с чем.

– Господи благослови и помилуй! – донеслось из угла, где сидели паломники.

Это восклицание потонуло во взрыве смеха, а Аджин приметил, что тот из паломников, что постарше, сидит, зло посверкивая глазами.

– Да, – отозвался кузнец, – попы уж если пронюхают, что у кого-то из прихожан завелись денежки, тянутся к ним, словно шакалы к курятнику. Здешние монахи тоже в этом деле не последние, даже за воду им плати…

– Боже, неужели нет святого места на грешной земле! – снова донеслось из угла.

– Ты что-то сказал, почтенный? – обернулся к паломнику Астан. Тот раздраженно ответил:

– Я пустился в дорогу, чтобы уйти от мирского безобразия, достиг святой земли, но и здесь слышу оскорбление господа!

– Успокойся, старик. Это дело хозяйское – иди куда вздумается. Но отцы наши и деды жили на этой земле и не подозревали, что она какая-то особенная. Жили себе, работали, детей растили. Наши священники и монахи такие же, как везде. И свет был бы слишком удобен для них, если бы мы позволили им окончательно сесть себе на шею. Может, мы и не очень усердные христиане и магометане, но зато с недавних пор живем в мире между собой: сидим вот за одним столом…

– То-то я и говорю, – прервал его старик, все больше распаляясь, – нехристи вы все! Сидите бражничаете, и нет среди вас твердых в вере христиан, чтобы обращать идолопоклонников в святую веру, а поганых магометан изгонять с этих святых берегов…

Настороженная тишина последовала за его словами.

Спутнику старика было явно не по себе, его лицо выражало беспокойство и досаду.

– Да, – нарушил молчание Тагуа. – Я христианин, и если верить тебе, старик, то лишь потолок отделяет меня сейчас от неба…

– Не богохульствуй! – закричал старик. – Не царствие небесное, а муки адовы уготованы тебе, грешнику!

– Да уж лучше в ад, чем с тобой. Ты-то небось в рай метишь?

Эти слова вызвали у присутствующих смех.

– Господи! – взмолился паломник. – Не отдай на посрамление раба твоего! Что за времена настали: власть в руках смутьянов, разбойников, церкви разрушителей!..

Его товарищ поднялся и, не говоря ни слова, покинул духан.

– Ну вот что, божий человек! – Тагуа ударил по столу ладонью. – Замолчи, или даже твои седины не спасут тебя. Иди своей дорогой, не порть нам застолья.

Голос его прозвучал так грозно, что богомолец поспешно засобирался, вышел и уже за дверью плюнул с ожесточением. Своего товарища он не нашел.

Отвязавшись от, не в меру, говорливого старика, пассажир фелюги почти бегом удалялся прочь от духана.

– Проклятый святоша! – бормотал он. – Не хватало из-за него в первый же день угодить чекистам в лапы…

А тем временем со стороны Сухум-Кале приближался к городу дилижанс – длинная телега на рессорах, с продольной скамьей, на которой под выгоревшим парусиновым тентом теснилось несколько человек.

Когда несмазанные колеса завизжали на спуске к городу, пассажир, сидевший последним в ряду, вдруг соскочил с дилижанса и бросился в заросли, начинавшиеся у дороги. Полусонный возница не сразу спохватился и не остановил лошадей, а из пассажиров никто и не подумал преследовать беглеца.

Между тем пассажир, так ловко избежавший платы за проезд, бегом петлял среди деревьев, пока не убедился, что погони за ним нет. Тогда он перешел на шаг и даже стал насвистывать, поигрывая тросточкой. Он был щупл и мал ростом, а по одежде больше всего напоминал мелкого коммерсанта, из тех, что заполнили в те времена приморские города. Он был одет в поношенные клетчатые брюки и темный пиджачок, под которым виднелась грязноватая сорочка с галстуком-бабочкой. Багаж состоял из одного узелка. Но вид у незнакомца был довольный. Он шел уверенно, словно вернулся в родные места.

Собственно, так оно и было. Два года назад он, Порфирий Смирягин, числился иноком Новосветского монастыря.

Однажды монастырский совет направил его с братом Акинфием в окрестные селения для сбора доброхотных подаяний на ремонт храма. В ночь, предшествовавшую возвращению в обитель, Порфирий сбежал, прихватив всю сумму пожертвований.

Два года скитаний не принесли ему удачи. Деньги разлетелись мгновенно; десятки перепробованных способов разбогатеть не только не оправдали себя, а привели его к полному краху. Сидя в тюрьме и пользуясь навязанным ему досугом, он стал вспоминать свою жизнь в обители и решил, что путь к его будущему благополучию лежит через нее.

Так беглый монах Порфирий Смирягин вернулся к родным местам.

Скорым шагом мнимый паломник направился к монастырю.

Перед входом в обитель он остановился и, сняв картуз, перекрестился на лик святого, вделанный в каменную кладку над воротами. Он ни в грош не ставил все эти святые места, но сейчас следовало играть свою роль до конца. Беспрепятственно миновав ворота, он обратился к первому встречному монаху:

– Святой брат, не скажешь ли, как повидать отца казначея?

Монах подозрительно оглядел паломника, – как видно, он не внушил ему особого почтения.

– Занят отец казначей… Может, обойдешься, кто саном пониже?

Мнимый паломник едва не влепил затрещину чернецу, но вовремя смирил себя.

– Нет, мне бы казначея… Лепту внести на обитель.

– Ладно, идем.

Они остановились у входа в канцелярию.

– Подожди здесь. – Монах указал паломнику на скамью. Но посетитель не обратил внимания на его слова, а стал читать надпись на мемориальной доске, где сообщалось о посещении обители царем и великими князьями, о проживании в ней наместника Кавказа, перечислялись фамилии крупнейших жертвователей на ее процветание.

«Да, – подумал паломник, – чего бы им и не гостить здесь – курорт хоть куда! Теперь и я авось поживу, отдохну малость. Только по части жертвований – дудки! Как бы самим не пришлось раскошелиться…»

На крыльце в сопровождении давешнего инока показалась высокая фигура монаха в клобуке, с нагрудным крестом.

«Ого! – подумал паломник. – Такому пристало бы больше гвардейский мундир носить».

Лицо у казначея – бледное, с правильными чертами, в обрамлении черной бороды – было бы красивым, если бы не неподвижные мутные глаза.

С высоты крыльца казначей оглядел посетителя.

– Спаси тебя бог… Что надобно? – без всякой приветливости спросил он.

– Хотел бы лепту внести во славу божью, а если позволите, то и пожить в обители, дабы отрешиться от мирского безобразия и обрести мир душе. Благословите, святой отец.

Казначей сошел с крыльца. Едва он приблизился, прибывший вполголоса произнес:

– «Горе смеющимся».

В глазах казначея мелькнуло что-то живое.

– Спаси тебя господь и пресвятая богородица! Спасибо за даяние, зачтется во спасение души! – Он перекрестил паломника и тихо добавил: – «Блаженны плачущие». – Вслед за этим он обернулся к иноку, стоявшему на крыльце:

– Брат Акиндин, вызови гостиника.

Монах скрылся.

– Ваше благородие, господин полковник, – возбужденно заговорил казначей. Но тот прервал его:

– Забудьте об этом, святой отец, для всех я – екатеринославский мещанин Алексей Михайлович Нежинцев, так и в документах у меня значится.

– Виноват, Алексей Михайлович. Давно вас ждем. Да будет благословен господь, подвигнувший вас пуститься в столь рискованный путь. Здесь вы в безопасности. Комната готова, гостиник вас проводит, на него можете положиться – наш человек. Я немного погодя зайду узнать, как устроились…

Комната мало походила на монастырское помещение: деревянная кровать, ковер на полу, дорогая люстра – все как в первоклассной гостинице. Лишь аналой в углу да две-три иконы над ним напоминали, что полковник находится в святой обители.

Монах-гостиник повел рукой:

– Располагайтесь! Если что понадобится, вызывайте звонком. – С этими словами он попятился и вышел.

Нежинцев прошел к окну. Оно было затенено подступавшими к зданию кипарисами. За ними пролегала дорога, еще дальше раскинулось монастырское кладбище.

«Невеселое соседство, – подумал Нежинцев. – А впрочем, хорошо – безлюдно, тихо».

Он глянул из окна вниз. Высоковато, но в случае необходимости прыгнуть можно.

Итак, он здесь. Что сулит ему завтрашний день? Но что бы ни случилось, все лучше, чем сидеть в том пекле, откуда он вырвался и где изнывал до вчерашнего дня от нудной штабной работы. Мысли его перенеслись за море, в Турцию.

За день до отплытия его вызвал Врангель.

Когда Нежинцев вошел в кабинет, командующий стоял у окна. За окном расстилался унылый галиполийский ландшафт с пыльным плацем, где маршировали отупевшие от зноя солдаты. Врангель был приветлив.

– Присаживайтесь, полковник. Я вызвал вас не для обсуждения вашей миссии: и вы и я с ней хорошо знакомы. Просто хотелось сказать несколько напутственных слов. Итак, пришло время учиться конспирации у товарищей большевиков. Вам это предстоит одному из первых. Будьте осторожны в стане наших врагов. Осмотритесь, войдите в жизнь обители и города…

Продолжая говорить, Врангель прохаживался по кабинету. Несмотря на жару, он был одет в длинную белую черкеску и высоченную барашковую папаху; на животе висел кинжал. «Что за маскарад?» – с раздражением подумал Нежинцев.

– Ваше превосходительство, – спросил он, – не скажете ли, чем объясняется неудача десанта у Приморско-Ахтарской? Думаю, мне было бы полезно знать причину.

От Нежинцева не укрылось, как при этих словах Врангель передернул плечами. Но ответил он спокойно, сдержанно:

– Высадка десанта – ошибка. В тех местах еще было свежо воспоминание о нашем поражении, и приморское казачество не поддержало нас. Других причин нет. Теперь же обстоятельства благоприятствуют нам: голод в Поволжье и разруха всколыхнут недовольство Советами. Кавказское дворянство, хлебнувшее «сладкой жизни» при большевиках, примкнет к нам без колебаний. Возможная высадка десанта в Абхазии имеет и другие преимущества – с севера через горы Красной Армии не пройти, а узкие проходы на побережье можно успешно оборонять в период собирания сил для последующего наступления на соседние области. Вы понимаете, насколько ответственна ваша роль в моих планах?

– Да, конечно, господин командующий.

– Помните, голод – наш ближайший союзник. На этом можно успешно строить агитацию против Советов.

Врангель сделал паузу.

– Теперь я вам дам личное задание. По некоторым сведениям, монастырь, где предполагается ваша резиденция, обладает большими ценностями. Вы знаете, как нуждается в деньгах моя армия, попытайтесь заставить обитель раскошелиться. В конце концов, дело, за которое мы проливаем кровь, принесет избавление от власти безбожников. Напомните святым отцам, как щедры были к ним во все времена русская монархия и русское дворянство…

Воспоминания были прерваны деликатным стуком в дверь.

– Войдите! – крикнул Нежинцев.

Вошел отец казначей, а следом за ним монах, прислуживающий в номерах. Он поставил на стол поднос, накрытый белой салфеткой, и тут же вышел. Евлогий стоял у дверей.

– Хорошо ли устроились, Алексей Михайлович? – спросил он.

– Отлично, даже не ожидал.

– Слава богу! Отдохнете или побеседуем?

– Не стоит откладывать, ибо сказано: что замыслил делать – делай тотчас. Присаживайтесь.

Казначей снял салфетку с подноса:

– Не желаете ли подкрепиться с дороги?

На подносе стоял кувшин с восковой водой, икра, закуска из рыбы, фрукты.

– Охотно, если разделите со мной трапезу.

– Вкушайте во здравие! И я, пожалуй, присоединюсь. Знаете ли, в хлопотах иной раз и поесть недосуг… Ну, во славу божью! – Евлогий перекрестился. Нежинцеву пришлось последовать его примеру. – Да будет ваш приезд залогом успеха в нашем общем деле!

Они принялись за яства.

– Как дела обительские? – спросил Нежинцев.

– Да что там! Сил нет жить под пятой вероотступников. Скажите лучше, можно ли ждать перемен?

– Перемены, несомненно, будут. Но преуспеем мы или падем в борьбе – во многом зависит от вас.

– Что ж, мы готовы принять крест борьбы и страдания за церковь. Ведь сказал господь: «Изгоним лисиц и волков из виноградников наших». Будем и помогать, и благословлять ваше святое воинство.

– Что ж, командующий на вас очень надеется. Теперь скажите: у вас есть связь с отрядами Фостикова?

– Есть, Алексей Михайлович. Способ связи – древний как мир и очень надежный, а в случае нужды и верхового пошлем.

– А что за способ?

– Вечером вместе с нашим человеком на колокольню поднимитесь, сами увидите. Будем извещать их о вашем прибытии.

– Кажется, я догадываюсь. А на месте какими силами можно располагать?

– Большинство князей и дворян с джигитами готовы хоть сейчас подняться, жаждут сразиться с Советами.

– Дворяне и князья – понятно. Но откуда джигиты?

– Видите ли, у абхазцев есть обычай, называется – аталычество. По этому обычаю дворянин, а случается и князь, берет на воспитание мальчика из бедной семьи. Это как бы роднит бедняка со знатным человеком, и он невольно становится пособником своего покровителя. Ну, а кроме того, около богатого человека всегда крутятся бездельники, они за кого хочешь воевать будут, только плати.

– Н-да, – усмехнулся Нежинцев. – Что еще сообщить можете?

– Красных в городе немного осталось. Позднее я вам дам точные сведения о всех войсковых частях на побережье. Есть, правда, еще вооруженные крестьяне из бывших партизанских отрядов «Киараз», но немалое время нужно ревкому, чтобы их собрать. Места сборов мои люди знают точно.

– Я вижу, вы не теряли времени даром. С первой же оказией сообщу о вашем рвении барону Врангелю…

Он замолчал. Теперь предстоял нелегкий разговор, и Нежинцев не знал, как к нему приступить.

– Джигиты и дворянское ополчение – это хорошо, – сказал он после паузы, – но вооружение у них допотопное, шашками да кинжалами много не сделаешь. Есть возможность закупить в Турции современное английское оружие. Да и вообще, деньги, деньги… Ох, как нужны!

Казначей ответил не спеша, явно подбирая слова:

– Разве вам не известно, Алексей Михайлович, что в монастырском подвале есть склад оружия? Рискуя головой, мы сумели скрыть его от властей. У дворян тоже припрятано немало…

– Повторяю, святой отец: есть возможность приобрести настоящее современное оружие, от него, в большой степени, зависит успех дела. – Нежинцев решился идти напрямик: – По имеющимся у меня сведениям, обитель владеет немалыми ценностями.

Казначей уже понял, к чему клонит полковник.

– Кое-что есть, – заговорил он, откашливаясь, – но боюсь, что сведения ваши преувеличены.

«Ага, попался, старая лиса! – мысленно воскликнул Нежинцев. – Есть-таки золото!»

– Кроме того, – продолжал казначей, – наш игумен замял какую-то странную позицию по отношению к новой власти…

– Не хотите ли сказать, что большевикам сочувствует?

– Боюсь, что именно так. В свое время не пожелал вступить в «Союз Михаила архангела»[37]37
  «Союз Михаила архангела» – черносотенный контрреволюционный союз в России в 1908–1917 гг., в который входили и многие церковники.


[Закрыть] и вообще… О складе оружия он не знает, но что касается денег, то наверняка заупрямится.

– Может, мне попытаться образумить его?

– Ни в коем случае! О вашем пребывании в обители ему не должно быть известно. Я обещаю подумать о вашей просьбе…

Его прервал стук в дверь.

– Кто там? – крикнул казначей. Из-за двери донесся детский голос:

– Отец Евлогий, вас к себе владыко требует.

– Видали – «требует»! А каково мне с ним разговоры разговаривать. Надо идти… Я пришлю уставщика, дабы он ознакомил вас с уставом и порядком служб. Посещайте иногда храм, пройдитесь по святым местам, чтобы не выделяться среди прихожан. Да пребудет с вами господь! – Он склонил голову и удалился.

После ночевки на голых камнях было приятно растянуться на хрустящем крахмальном белье. Засыпая, Нежинцев удовлетворенно подумал: «А золото из вас, святые отцы, я вытрясу. Даю в том свое дворянское слово».