Текст книги "Мозг онлайн. Человек в эпоху Интернета"

Автор книги: Гэри Смолл

Соавторы: Гиги Ворган
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

МОЗГ ОНЛАЙН

Книга посвящается Рэчел и Гарри, нашим «ЦИФРОВЫМ от рождения», и всем, кому в будущем придется шевелить мозгами

Мы хотели бы выразить благодарность многим ученым и новаторам, труд которых побудил нас сесть за написание этой книги, а также нашим друзьям и коллегам. Рэчел Шампо, Ким Дауэр, Стерлинг Франкен-Стеффен, Стефани Оудиз, Паулин Спольдунг, Цара и Роб Стейнберг своей энергией и блестящими озарениями внесли важный вклад в наше дело. Мы признательны нашему другу, талантливой художнице Диане Джейкобс за ее остроумные иллюстрации, которые украсили эту книгу. Фонд Парвина, доктор Сюзан Букхаймер и Тина Муди решили поддержать наше новое исследование «Ваш мозг после дозы Google», и мы рады возможности сказать им за это спасибо.

«Мозг онлайн» не появился бы на свет без поддержки и советов нашего великолепного редактора Мэри Эллен О’Нил, а также нашего давнего агента и друга Сандры Дейкстры. Вдобавок мы хотели бы поблагодарить наших детей, Рэчел и Гарри, и наших родителей, доктора Макса и Гертруду Смолл, Розу Ворган и Фреда Вейсса, за любовь и ободрение.

Глава 1
Ваш мозг эволюционирует прямо сейчас

Представьте себе, что вы летите на самолете. Свободных мест нет. Всюду – деловые люди. На вашем ноутбуке открыта электронная версия Wall Street Journal, на ваш BlackBerry загружаются новые файлы, и при этом вы доделываете презентацию в программе PowerPoint, которую предстоит показать на первом же совещании в Нью-Йорке. Ваш график, ваш список задач, ваша подборка деловых контактов абсолютно выверены – и это доставляет вам ни с чем не сравнимое удовольствие. И тут вы замечаете в соседнем ряду леди с ежедневником в кожаной обложке, которая что-то туда вписывает бисерным почерком. У вас когда-то тоже был такой ежедневник. Что? Ежедневник? Как миллион лет назад? Эй, леди! Проснитесь, ощутите дыхание компьютерной эры!

Но вот вы наконец выбрались из аэропорта и, встроившись в хвост очереди из сотни с лишним человек, с нетерпением ждете такси. Наконец приходит ваш черед, но, как только вы протягиваете руку к дверце машины, перед вами, откуда ни возьмись, выныривает грузный джентльмен и буквально сбивает вас с ног. Ваш портфель взмывает в воздух и, как в замедленной съемке, приземляется на асфальт. Ноутбук и BlackBerry разлетаются на куски. Пока вы в отчаянии лихорадочно собираете обломки того, что вносило в вашу жизнь гармонию и совершенство, леди с ежедневником усаживается в такси и уезжает прочь.

Цифровые технологии, развитие которых напоминает взрыв, не только меняют наш образ жизни и дарят нам новые способы общения, но и решительно перекраивают наш мозг. Ежедневное воздействие хай-тека – компьютеров, смартфонов, видеоигр, интернет-поисковиков – заставляет нервные клетки изменяться, выбрасывать нейротрансмиттеры и объединяться в новые сети (в то время как старые постепенно разрушаются). Цифровая революция, которая происходит на наших глазах, заставляет мозг эволюционировать прямо сейчас – причем в невиданном прежде темпе.

Цифровая техника не только влияет на наш образ мысли, но и заставляет нас испытывать другие чувства, иначе себя вести – словом, мозгу приходится работать иначе. Пусть мы и не понимаем эти перемены в устройстве наших нейронных сетей, от частого повторения всякий опыт оставляет ощутимый след в мозгу. Для эволюции такого рода достаточно и одного поколения. Вероятно, мы свидетели одного из самых неожиданных, но в то же время и самых значительных переломов в истории человечества. Надо полагать, с того самого момента, когда первобытный человек догадался облегчить себе жизнь при помощи орудий труда, человеческий мозг не переживал таких быстрых и радикальных перемен.

В прошлом веке в нашей жизни появился телевизор, и теперь мозг обычного человека ежедневно получает свою дозу ТВ-воздействия. Ученые из Беркли [1] недавно выяснили, что средний американец тратит на просмотр телевизора (или видео) три часа в сутки – больше, чем на все виды активного отдыха вместе взятые. Но в нынешнем мире победившей цифры Интернет вытесняет телевизор с позиции главного стимулятора мозга. Высокоскоростной Интернет проведен в семь из десяти американских домов [2]. Когда нам хочется развлечься или поспорить о политике, мы заглядываем в Интернет. Там же мы общаемся с друзьями или коллегами по работе.

Развиваясь и приспосабливаясь к новым технологиям, мозг теряет базовые социальные навыки. Нам все труднее считывать чужую мимику во время беседы или угадывать эмоцию по едва заметному жесту. Исследование, проведенное в Стэнфордском университете [3], показало, что каждый час, проведенный за компьютером, на полчаса сокращает время традиционного общения лицом к лицу. С ослабеванием мозговых механизмов, управляющих контактами с другими людьми, наше социальное поведение ухудшается, и мы начинаем ошибочно толковать (или даже не улавливаем вовсе) «негромкие» невербальные сообщения. Чтобы в полной мере оценить последствия непрерывного угасания наших социальных навыков, вообразите какой-нибудь международный саммит лет через десять. В таком месте неправильно понятые гримаса или жест могут обернуться военным конфликтом.

Технологическая революция меняет не только манеру общения, но и каналы влияния на других людей. Она провоцирует политические и социальные перемены. Теперь проще простого узнать, что происходит в личной жизни наших коллег, соседей, знаменитостей и политиков. Безымянный изобретатель оказывается в центре внимания, едва новость о его открытии расползется по Интернету. Стоит неуклюжему поступку публичной фигуры попасть в объектив встроенной камеры мобильного телефона – и спустя считаные минуты эта запись бьет рекорды посещаемости на YouTube.Социальные сети вроде MySpaceили Facebookсо своими сотнями миллионов пользователей [4] на глазах превращаются в гигантов рекламного рынка цифровой эры, на фоне которых традиционные рекламные площадки вроде газет и журналов выглядят уже несерьезно.

Чем мы моложе, тем чаще сталкиваемся с цифровыми технологиями и тем восприимчивей к ним наш мозг. Сегодняшние пятнадцати– и двадцатилетние, которых называют «цифровыми с рождения» [5], просто не застали мира без компьютеров, круглосуточных теленовостей, Интернета и мобильных телефонов. Музыка, видео, SMS и встроенная камера сопровождают их всюду. Для многих из «цифровых» даже поход в библиотеку – экзотика, а идея заглянуть в бумажную энциклопедию – тем более. Они используют Google, Yahooи другие онлайн-поисковики. Нейронные сети в мозгу устроены по-разному у «цифровых с рождения» и «цифровых иммигрантов» – людей, которые застали компьютерную революцию уже взрослыми, однако их мозг сформировался тогда, когда нормой считалось общение лицом к лицу. Все технологии их детства, которые позволяли общаться и развлекаться, – это радио, телефон и телевизор.

Из-за того, что на мозг «цифровых с рождения» так рано обрушивается вся мощь цифровых технологий, на наших глазах вырастает «мозговой разрыв», пропасть между мышлением отцов и детей. Еще недавно это называли конфликтом поколений: ценности и привычки детей (взять хотя бы музыкальные пристрастия) всегда не совпадали с ценностями отцов. Теперь разрыв приобрел новые масштабы – и можно говорить про возникновение двух разных культур. У младшего поколения мозг претерпевает «цифровую перепрошивку» с пеленок. Обычно за это приходится расплачиваться теми нейронными механизмами, которые отвечают за общение один на один. А старшее поколение оказывается один на один с миром, где мозг вынужденприспосабливаться к высоким технологиям, чтобы его обладатель не остался далеко позади – в политическом, социальном и экономическом смыслах.

Молодые создали собственные, цифровые, социальные сети и изобрели облегченный язык для SMS-переписки. Исследования говорят, что молодые взрослые читают ради развлечения меньше книг, чем любое из прежних поколений. По сравнению с 1982 годом читательская активность 18-35-летних упала на 28 процентов [6]. Профессор Томас Паттерсон с коллегами из Гарвардского университета [7] сообщают, что только 16 процентов взрослых в возрасте от 18 до 30 лет читают ежедневные газеты. Среди тех, кто старше 36, таких уже 35 процентов. По прогнозу Паттерсона, будущее новостей скорее за цифровыми электронными медиа, чем за печатными СМИ или телевидением.

Газетам предпочитают вовсе не прогулку в лесу и сближение с природой. Биолог Оливер Пергамс из Университета Иллинойса [8], эксперт в области природоохраны, недавно обнаружил заметную корреляцию между тем, сколько времени люди тратят на новые технологии (компьютерные игры, блуждание по Интернету, просмотр видео), и падением посещаемости национальных парков.

«Цифровые от рождения» рьяно раскупают новейшие гаджеты и электронные игрушки и, как правило, находят им применение в своей работе. Поколение их родителей, «цифровых иммигрантов», вступает в компьютерную эру с меньшей охотой. Дело вовсе не в том, что «иммигрантам» не хотелось бы сделать свою жизнь эффективней и удобней при помощи Интернета и мобильных устройств. Просто эти устройства кажутся им незнакомыми и прежде всего грозят нарушить привычный миропорядок.

В этот поворотный для эволюции мозга момент и «цифровые с рождения», и «цифровые иммигранты» способны овладеть техникой, которая помогает упорядочить жизнь и мышление и сохранить в себе все человеческое, шагая в ногу с новейшими технологиями. Нет надобности ни становиться техно-зомби, ни крушить компьютеры, ратуя за возвращение к письму пером и при свечах. Мы все преуспеем в том мире, который наполняется новыми технологиями все быстрее и быстрее, если только поможем мозгу приспособиться.

ВСЁ ИЗ ГОЛОВЫ

Каждый раз, когда наш мозг получает сенсорный сигнал или новую информацию, он ведет себя как фотопленка, на которую попало изображение. Свет, пройдя через объектив, вызывает химическую реакцию, которая изменяет пленку. Так появляется фотография.

Когда вы смотрите на экран компьютера или читаете эту книгу, свет от страницы или экрана проходит сквозь хрусталик глаза и запускает разные химические и электрические процессы в сетчатке. Это тонкая внутренняя оболочка глаза, где хрусталик формирует изображение, которое по оптическому нерву уходит дальше, в глубь мозга. Из оптического нерва сигнал, который переносят молекулы-нейротрансмиттеры, передается другим нейронам, путешествует по сложной сети их аксонов и дендритов – и наконец в вашем сознании формируется образ того, что же изображено на экране или на странице книги.

Изображение, воспринятое мозгом, может вызвать бурю эмоций. Может поднять из глубины подавленные воспоминания. Или запустить простое автоматическое действие – к примеру, мы перелистнем страницу книги или мышью промотаем текст на экране. Окружающий мир каждое мгновение заставляет мозг запускать каскады химических и электрических реакций, определяющих самую нашу суть – наши мысли, чувства, фантазии. Любой стимул, даже самый слабый и недолгий, будь то нажатие на кнопку гаджета или поворот на дорожке, по которой вы утром бегаете трусцой, при частых повторениях оставляет постоянный след в мозгу – свою цепочку нейронных связей.

Наш мозг, который весит 1300–1400 граммов [9], удобно расположился внутри черепной коробки. Как принято считать, он состоит из сотни с лишним миллиардов клеток-нейронов. У каждой такой клетки есть центральная часть, или тело. Вместе взятые, тела нейронов образуют серое вещество,или кору, мозга – его обширный внешний слой. Отростки нейронов, нечто вроде проводов – это аксоны, из которых состоит белое вещество.Аксоны связываются с дендритами, другими отростками, которые позволяют клеткам общаться, обмениваясь информацией через синапсы, специальные пункты связи на границе клеток (см. рисунок).

Белое и серое вещество мозга отвечают за память и мышление, логику, чувства и сокращения мышц. Многие из функций нашего сознания ученые уже привязали к конкретным участкам мозга [10] (см. рисунок ниже). За всем тем, что мы можем сделать или испытать – за влюбленностью или ковырянием в зубах, чтением романов, сладкими воспоминаниями или умением вскрыть пакетик с орешками, – стоят нейронные цепи и островки серого вещества.

Число нейронов и связей между ними огромно, устройство всей этой системы поражает своей сложностью. Принято считать, что в типичном мозгу человека около 1000000000000000 (то есть миллиона миллиардов) синапсов [11]. Чтобы развиться до нынешнего состояния, мозгу потребовались миллионы лет. Но для эволюции, которая происходит под влиянием современных технологий и которую мы наблюдаем сейчас, оказалось достаточно одного поколения! Можно сказать, что мозг значительно изменился за считаные десятилетия.

ЮНЫЙ ПЛАСТИЧНЫЙ МОЗГ

Новые нервные сети образуются в мозгу с младенчества и до конца жизни. Эти сети (или, если угодно, маршруты) – организованная инфраструктура для обработки поступающих данных. Мышление младенца напоминает новый компьютер со скудным набором предустановленных программ, причем жесткий диск практически пуст. Чем больше данных накапливается, тем больше на «Рабочем столе» ярлыков для доступа к ним. Имейл, текстовый редактор и поисковик запоминают предпочтения пользователя и часто повторяющиеся ключевые слова, для которых создаются «методы быстрого вызова», или макрокоманды: стоит ввести одну-две буквы, и компьютер сам подставит нужное слово, не дожидаясь, пока вы наберете его целиком. Такие «макрокоманды» создает и пластичный мозг ребенка, строя новые нейронные цепи. Если ребенок выучил таблицу умножения, то для решения математической задачи мозгу уже не требуются более громоздкие методы – считать на пальцах или складывать числа на бумаге. Со временем ребенок запоминает и более сложные макрокоманды, например: «при умножении числа на десять нужно просто приписать нуль справа», и так далее.

Чтобы мы могли думать, чувствовать и двигаться, клеткам мозга, нейронам, необходимо обмениваться информацией друг с другом. Взрослея, нейроны выбрасывают многочисленные ветви-дендриты, которые получают сигналы от проводов-аксонов, ведущих к соседним нервным клеткам. Число связей между нейронами достигает пика в весьма раннем возрасте. К двум годам концентрация синапсов в лобной доле максимальна. В это время мозг ребенка весит почти столько же, сколько мозг взрослого. К подростковому возрасту 60 процентов синапсов исчезает, и дальше, по мере взросления, их число уже не меняется. Однако потенциальных нейронных связей остается все равно слишком много, а потому наш мозг научился защищаться от «переизбытка проводов»: он действует выборочно и пропускет вовнутрь только малую часть информации. Если данных слишком много, мозг не способен работать эффективно.

Огромное число потенциально жизнеспособных связей объясняет пластичностьмозга ребенка [12], его податливость и способность непрерывно меняться под воздействием окружающей среды. Благодаря пластичности незрелый мозг учится новому и быстрее, и намного эффективнее, чем взрослый с его «обрезанными» нейронными связями. Один из лучших примеров – способность детей к языкам. Тщательно настроенный и основательно «подстриженный» мозг взрослого в состоянии усвоить новый язык, но это требует тяжелого труда и целеустремленности. Дети более восприимчивы к звукам чужой речи и куда легче запоминают слова и фразы. Лингвисты доказали [13], что невероятное умение схватывать на лету звуки неродного языка (которое есть у любого нормального ребенка) начинает уменьшаться уже в двенадцать месяцев.

Исследования говорят, что окружающий мир непрерывно перелицовывает наш мозг, изменяя его устройство и функции, – и в итоге можно дойти до точки невозврата. Как известно, нормальное развитие мозга требует [14], чтобы соблюдался баланс между влиянием материальной, вещественной среды и общением с другими людьми. Если чего-то одного недостает, нейроны будут неправильно связываться друг с другом и активироваться не так, как нужно. Хорошо известный пример – зрительная сенсорная депривация. Ребенок, родившийся с катарактой обоих глаз, не сможет отчетливо различать зрительные образы. Если его не вылечить в первые шесть месяцев жизни, он рискует лишиться пространственного зрения навсегда (даже если сам дефект глаз потом устранят). Поскольку участки мозга, ответственные за зрение, бурно развиваются именно в раннем возрасте, детям до семивосьми лет зрительная депривация грозит весьма серьезными последствиями. Столкновение с новыми (компьютерными) технологиями влияет на мозг гораздо слабее, чем болезни глаз, однако все равно оставляет в нем глубокий след – особенно тогда, когда мозг молод и пластичен.

Разумеется, гены тоже играют свою роль, и мы часто наследуем таланты и особенности мышления наших родителей. Есть семьи, где музыкальная, математическая или художественная одаренность проявляется у детей на протяжении многих поколений. Даже едва уловимые особенности личности, похоже, имеют генетическую подоплеку. Однояйцевые близнецы, которых разлучили сразу после рождения [15], познакомившись уже взрослыми, узнают, что выбрали примерно одинаковую работу, назвали детей одинаковыми именами и разделяют друг с другом многие вкусы и увлечения – скажем, оба собирают редкие монеты и предпочитают зеленые обои.

Однако на человеческий геном – полный набор наших генов – нельзя взвалить ответственность сразу за все. Относительно скромное число генов в геноме [16] (как считают теперь, их около 20 тысяч) ничтожно по сравнению с миллиардами синапсов в мозгу. Одной информации, закодированной в генах, недостаточно, чтобы описать бессчетные нейронные связи. Окружающий мир волей-неволей приходится принимать в расчет.

Поэтому-то влияние извне, которому ежедневно подвергается мозг, играет решающую роль в его работе.

ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР

Эволюция, по сути, означает движение от примитивных форм к более сложным или более развитым. Когда ваша дочь-подросток учится загружать музыку на свой новый iPod, одновременно с этим сидя за ноутбуком в чате, разговаривая по сотовому и пролистывая свои конспекты, состояние ее мозга усложняется: выбрасываются нейротрансмиттеры, из нейронов вырастают дендриты, возникают новые синапсы. Это каждодневные и ежесекундные перемены в мозгу, с помощью которых он подстраивается под окружающий мир, в конце концов скажутся и на судьбе будущих поколений – так мы эволюционируем.

Чарлз Дарвин, один из самых влиятельных мыслителей XIX века [17], помог нам понять, как человеческие тело и мозг развиваются путем естественного отбора —сложного взаимодействия генов с окружающей средой. По Дарвину, это «сохранение благоприятных индивидуальных отличий и уничтожение вредных». Гены, из которых состоит ДНК, подробный «чертеж» всякого живого существа, определяют, какими мы станем – достанутся ли нам голубые глаза, каштановые волосы, гибкие суставы и абсолютный слух. Гены передаются из поколения в поколение, но при этом в ДНК время от времени вкрадываются ошибки, они же мутации. Эти ошибки ведут к появлению новых умственных и физических качеств, которые в определенных обстоятельствах оборачиваются преимуществами. Скажем, мутация, которая сделала одного из древних людей-охотников чуть зорче, позволила ему раньше замечать хищников и не терять из виду дичь. Дарвиновский принцип «выживания сильнейшего» позволяет объяснить, почему люди с такой особенностью имели больше шансов выжить, добиться успехов и передать свои гены потомству. Мутации в ДНК также объясняют поразительное разнообразие людей.

Однако эволюция мозга не определяется только лишь задачей выжить. Большинству из нас, живущих в развитых странах, доступно все необходимое для существования: жилье, продуктовый магазин неподалеку и телефонный номер 911 для вызова экстренных служб. Благодаря этому мозг может сосредоточиться на более возвышенных предметах, вроде науки и искусства, что, хочется думать, позволяет нам полнее наслаждаться жизнью.

Время от времени случается какой-нибудь природный катаклизм, приносящий человечеству глубокие потрясения и стимулирующий ускоренную эволюцию. Согласно антропологу Стэнли Амброзу из Университета Иллинойса [18], примерно триста тысяч лет назад некий неандерталец догадался, что кость, зажатая в руке, может служить примитивным молотком. Вскоре наши пращуры осознали: если другой рукой удерживать то, по чему бьешь, от молотка будет больше толку. Праворукость (или леворукость) – результат этого открытия. Пока одна сторона мозга совершенствовалась в управлении, предположим, правой рукой, другая запустила эволюцию языка. В мозгу современного человека область, которая контролирует органы речи [19] (зона Брока), находится в лобной доле и вплотную прилегает к области, управляющей движениями рук.

Из десяти людей девять – правши, и их зона Брока расположена в левом полушарии, которое контролирует правую часть тела. У левшей зона Брока, как правило, оказывается в правом полушарии. Некоторые из нас – амбидекстры (то есть без ярко выраженной асимметрии рук), но и они переходят в лагерь «левшей» или «правшей», когда пишут или пользуются инструментом, требующим особо точных движений.

Эволюция языка и совершенствование орудий труда шли рука об руку, что привело не только к разделению на левшей и правшей. Более удобные инструменты требовали от наших предков новых умений: удерживать в голове сложную задачу и планировать путь ее решения. Чтобы копье хорошо лежало в руке и било без промаха, нужно вырезать древко, потом придать правильную форму наконечнику и, наконец, найти, чем одно прикрепить к другому. Без навыков планирования не мог появиться и язык с грамматическим строем: с одной стороны, нужно связывать друг с другом слова и фразы, с другой – аккуратно управлять согласованным движением лицевых мышц и мускулов языка. Принято считать, что это ускорило развитие лобных долей.

Вот пример экспериментов [20], которые нейрофизиологи проводят в наши дни. Добровольца помещают в магнитно-резонансный томограф и предлагают какую-нибудь задачу, и тот, держа ее в уме, должен выполнить вспомогательные задания, которые приближают его к цели. Томограмма показывает активацию нейронов в переднем отделе лобных долей. Этот участок, вероятно, развился у человека в период появления вербального общения и первых орудий труда: благодаря ему наши предки научились решать попутные проблемы, не забывая об основной задаче. И это – одно из главных свойств человеческого мышления.

Эволюция мозга и развитие языка продолжаются и сейчас, в разгар компьютерной эры. Чаты и электронная почта породили множество новых сокращений, а в SMS-сообщениях используется и вовсе свой, особый, словарь (см. главу 8): ключевая идея – сократить число слов и знаков, набираемых на клавиатуре карманного устройства. Чтобы передать эмоцию, изобретают новые остроумные комбинации букв или знаков препинания: LOL (laughing out loud) означает «громко рассмеялся», «:-)» – знак радости или симпатии. От того, какой способ общения мы избрали – устную речь, переписку или одни только эмотиконы (в просторечии – смайлы), – зависит, какие участки мозга будут задействованы. Язык – письменный или устный – обрабатывается зоной Брока в лобных долях. Однако нейрофизиологи из Университета Денки в Токио обнаружили [21], что на томограмме добровольцев, которые разглядывали эмотиконы, находясь внутри томографа, вспыхивала правая нижнелобная извилина – область, которая управляет нашей способностью к невербальной коммуникации.

НЕ ОЖИРЕЛ ЛИ МОЙ МОЗГ, ДОРОГАЯ?

Естественный отбор в буквальном смысле увеличил наш мозг [22]. Последние несколько сотен тысяч лет он непрерывно усложнялся, да и размеры его возрастали – ведь мозг должен был соответствовать нашему очень непростому поведению: мы рисуем, беседуем, забиваем гвозди или отвечаем на электронные письма, и каждое из этих дел требует виртуозного умения планировать. Этим умением управляет передняя часть мозга.

По мере того как первобытный человек овладевал языком и орудиями труда, размеры мозга увеличивались, кроме того, его области приобретали специализацию. Научившись говорить, наши предки стали объединяться в группы – так было проще пережить засуху и голод. Выявлялись социальные роли, определяемые полом. Мужчины занимались охотой, и те из них, кто выделялся зоркостью или лучше ориентировался в пространстве (эта способность локализована в правом полушарии), оказывались успешнее остальных. Женщины же заботились о детях, и лучше это удавалось тем, чьи языковые навыки (за которые отвечает левое полушарие) были развиты сильнее: их дети были лучше обучены и имели больше шансов выжить. Даже в наше время женщины – более общественные создания, чем мужчины: они больше говорят о своих ощущениях, тогда как у мужчин, хотя те давно уже перестали быть поголовно охотниками, по-прежнему чрезвычайно развиты правополушарные способности – ощущение пространства и визуальное восприятие. Так, например, многие из них, сидя за рулем, не доверяют GPS-навигатору.

Газеты, электричество, телефоны, автомобили и самолеты – в XX веке эти технические новшества заметно изменили наш образ жизни. Невероятные успехи в медицине дают нам такие возможности, которые казались фантастикой еще несколько десятилетий назад. А сегодняшний прогресс в области цифровых технологий, похоже, заставляет наш мозг меняться с невозможной прежде скоростью.

РЕВОЛЮЦИЯ ВЫСОКИХ ТЕХНОЛОГИЙ И ЦИФРОВАЯ ЭРА

Ткацкие фабрики, станки, паровые машины, железные дороги и другие технологические достижения стали движущей силой промышленной революции XVIII–XIX веков [23]. Эта промышленная революция изменила облик государств, породила мегаполисы, создала средний класс и заложила экономический фундамент для роста качества жизни.

В 1961 году два инженера-электрика, Джек Килби и Роберт Нойс [24], изобрели то, что спровоцировало настоящую технологическую революцию, – интегральную микросхему. Микросхемы оставили в прошлом громоздкие вакуумные лампы и даже транзисторы, которые требовалось соединять друг с другом ворохом проводов. Эти два инженера сумели расположить все компоненты своей микросхемы на поверхности маленького кристалла кремния. Одно-единственное изобретение потянуло за собой лавину технологических новшеств.

Мы были свидетелями того, как зародилась новая, цифровая, система связи. Термин «цифровой», по сути, обозначает любой сигнал, который можно представить в виде последовательности нулей и единиц – или, иначе говоря, двоичного кода. Айподы и TiVo [1]1
  TiVo – семейство цифровых видеомагнитофонов, которые появились на американском рынке в 1999-м году (Здесь и далее – прим. перев.)


[Закрыть]записывают и проигрывают именно цифровые данные. Для сравнения, на магнитофонной пленке и на аудиодисках музыка хранится в аналоговом виде.

ПОМНИТЕ ЛИ ВЫ:

• свой первый цветной телевизор,

• появление печатной машинки IBM Selectric, где имелась высокотехнологичная кнопка «стереть»,

• свой первый кнопочный телефон (в Америке он появился в 1960-х),

• как впервые увидели пульт дистанционного управления телевизором,

• а также первую видеоигру – Pong, давно устаревший формат записи видео Betamax, введенный Sony в конце 1970-х,

• первые мобильные телефоны, которые с трудом умещались в портфель,

• когда начали покупать компакт-диски вместо кассет и виниловых пластинок?

Нейронные сети нашего мозга – системы аксонов, дендритов и синапсов – действуют в цифровом режиме [25]. Это легко объяснить с точки зрения биохимии. Чтобы пробудить в нас мысль или чувство – скажем, зуд в левой пятке, – какой-нибудь нейрон должен выбросить нейротрансмиттеры. Чтобы передать возбуждение через синапс, они должны перебраться в другой нейрон, в итоге мы, к примеру, почешем пятку. Однако только немногие молекулы-нейротрансмиттеры добираются до рецепторов следующего нейрона. Молекулы, которые не добрались, – «нули», а те, которые достигли цели, – «единицы». Оставшиеся без дела «нули» – свидетельство неэффективности двоичной системы нашего мозга. Обработка информации обходится нам слишком дорого – на мозг приходится двадцать процентов всей энергии, которую расходует человеческий организм. Другими словами, если в день вы потребляете две тысячи калорий, один только мозг сжигает четыреста. Детскому развивающемуся мозгу требуется еще больше энергии – уже не двадцать, а пятьдесят процентов.

И все-таки, что бы ни говорила биология про неэффективность работы нашей нервной системы, человеческий мозг, и детский, и взрослый, обладает удивительным свойством. Гаджеты становятся все быстрее и быстрее, новые сменяют старые, но к каждому мозг успевает приспособиться. Правда, компьютер или смартфон, которые вы только что купили, могут уже считаться устаревшими – ведь вот-вот их вытеснят новые модели.

Заглянем в прошлое и попробуем разобраться, как отдельно взятое техническое новшество способно изменить человеческое мышление и расширить представления о мире. Для примера возьмем кинематограф. До появления фильмов и кинохроник большинство людей не имело возможности увидеть и пережить что-либо, происходившее за пределами их мирка – их города, их семьи. Кинематограф позволил нам стать очевидцами безграничного множества событий: это и бомбы, падающие на Европу, и беготня известных комиков братьев Маркс по коридорам круизного лайнера. Кино серьезно повлияло на общество – и в социальном, и в политическом, и в эмоциональном плане. Однако на структуру мозга оно практически не воздействовало – встречи с кинематографом, как правило, были нечасты и непродолжительны: большинство людей смотрело кино от силы пару часов в неделю.

Сегодня же наш мозг сталкивается с высокими технологиями каждый день, и эти встречи длятся очень долго, причем это характерно и для детей. В 2007 году Университет Техаса провел исследование [26], которое охватывало более тысячи детей. Выяснилось, что 75 процентов из них ежедневно смотрят телевизор, а 32 процента – видео или фильмы на DVD, причем среднее время, проведенное у экрана, составляет час и двадцать минут. У 5– и 6-летних детей к этому стоит прибавить еще 50 минут за компьютером.

Недавнее исследование фонда семьи Кайзер [27] показало, что в возрасте от 8 до 18 лет мозг ребенка получает 8,5 часа видео– и цифрового воздействия в сутки. Авторы работы сообщают, что большая часть этого времени приходится на пассивное общение с техникой: просмотр ТВ и видео (4 часа в день), прослушивание музыки (1 час 45 минут). Прочие занятия требуют активного участия: это видеоигры (50 минут) и просто пользование компьютером (1 час).

КОГДА МОЗГ ПОДКЛЮЧЕН К GOOGLE

Мы знаем, что нейронные сети нашего мозга ежесекундно откликаются на всевозможные сигналы органов чувств и что многие часы перед компьютером – блуждание по веб-страницам, переписка по электронной почте, видеоконференции, сидение в чатах, покупки в интернет-магазинах – подвергают мозг современного человека постоянной цифровой стимуляции. Наша исследовательская группа в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе ( UCLA) решила выяснить, каким образом эти занятия влияют на нейроны, быстро ли возникают новые цепочки нейронных связей, и нельзя ли отследить перемены в мозгу по горячим следам.