Текст книги "Дорога на запад"

Автор книги: Гэри (Гарри) Райт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

стог сена в тумане проплыл.

И дева кусалась, боролась,

но все ж ему ей пришлось уступить,

А после он бросил ее и бежал,

чтоб ужина не пропустить.

Но камни не плачут, и дева молчит

что было, то в сердце хранит.

А следующей ночью тот парень погиб,

споткнувшись у старых ракит.

Нашли его скоро: где песня реки затихла

в глубоком пруду,

На дне он лежал глубоко-глубоко,

где рыбы находят еду.

Семьи старый друг как-то в гости зашел

и сел рядом с ней на кровать.

Сказал ей: "Дитя! Как ты подросла!

Могу ль я тебя целовать?"

Они щекотали друг друга, смеясь,

их на пол игра увлекла,

Но время пришло, и он кончил игру,

что детской уже не была.

Не много минут пролетело и вот

в чем дело она поняла.

Дня жалкий остаток, как ночь, пролетел,

и ночь тоже быстро прошла.

К рассвету друг старый был хладен и мертв,

ему отомщен был разврат

Из чаши покоя отравы испил и,

верно, отправился в ад...

А дева решила в раздумье ночном:

"Мужчин привлекает разврат!"

Она постарается дать им и флирт,

и все, что они захотят.

Им нежные ласки охотно даря,

к кончине их всех приведет

Будь юноша пылкий, будь жадный старик,

но каждого смерть стережет.

Так вспомни о ней, встретив девичий взгляд,

что вам улыбнется в ночи.

Она посулит и блаженство,

и рай при свете огарка свечи.

Там ждет волшебство, упоенье,

и ты за это ее не кори:

К рассвету остынет твой труп,

и тебе не встретить грядущей зари.

Внезапно песня оборвалась, когда фатоватый и шумный щеголь, сидевший за одним из столов у самого очага, сцапал проходившую мимо служанку за бедра и посадил себе на колени.

– А вот еще одна, которая хочет чего-то в этом роде! – рассмеялся он.

Его собутыльники за столом тоже принялись ухмыляться и насмешничать. Среди остальных посетителей раздалось всего два или три неуверенных смешка. Затем раздался громкий взрыв смеха, когда служанка ухитрилась извернуться и ударить обидчика по щеке тыльной стороной руки. С внезапной яростной гримасой, мгновенно исказившей рот, он изо всех сил ударил девушку кулаком в лицо, и она распласталась на полу. В наступившем молчании голос Кевина прозвучал четко и ясно:

– Грязная скотина!

Надменное лицо снова исказилось, и недобрые глазки устремились в дальний темный угол.

– Ты не должен так разговаривать с господами, пьяное деревенское быдло! – воскликнул он.

Раздался стук опрокидываемых стульев и шорох быстрого движения, когда Кевин встал из-за стола и все сидевшие поблизости бросились освобождать ему дорогу. Он медленно пошел вперед, давая возможность убраться с прохода всем, кто там находился, в том числе и паре задремавших на полу собак. В спешке кто-то опрокинул стол. Девушка незаметно исчезла. Кевин остановился прямо перед мужчиной и стал с холодным вниманием изучать наглое лицо, полуприкрытые веками глаза и слишком аккуратно подстриженную в соответствии с городской модой бороду.

– У меня нет никаких господ, – негромко сказал он.

Мужчина рассматривал его с медленной, холодной улыбкой.

– Нам придется это выяснить. Позволь, я представлюсь. Мое имя Лестер из Милфорда, и я...

– Это правда – то, что здесь говорили о жителях Верхнего Вейла? перебил Кевин. – Правда ли, что они настолько глупы, что не могут нащупать в темноте свою девушку без посторонней помощи?

В комнате повисла напряженная тишина, нарушаемая негромким шепотом, доносящимся со стороны собутыльников Лестера. Кевин чувствовал себя совершенно трезвым, сосредоточенным и беспощадным. За то короткое время, пока он шел через комнату, он снова привел себя в знакомое состояние готовности к бою и знал, что рука не задрожит и ноги не подведут. Он был уверен, что его слова прозвучат кратко и выразительно. Иногда и демон на плече тоже оказывался на его стороне.

Тем временем Лестер сделал своим собутыльникам знак замолчать, а его всепоглощающая улыбка поблекла:

– Мне кажется, юноша, что ты оскорбил и оклеветал нас. Мне кажется...

– Много же тебе понадобилось времени, чтобы это понять. Должно быть, все рассказы о Верхнем Вейле – правдивы.

Лестер из Милфорда вскочил. Он был одет в прекрасную одежду из тонкого полотна, его изукрашенный плащ и сверкающие ботинки резко контрастировали с грязно-бурыми и полинявшими одеяниями всех остальных посетителей таверны. С вышитого пояса свисал легкий меч.

– Ты что, вызываешь меня? – его улыбка больше походила на волчий оскал.

Кевин улыбнулся в ответ.

– Почему бы тебе не разобраться в этом самому? Я думаю, это должно быть нетрудно, – сказал Кевин, небрежно указав рукой в сторону мужчин, сидящих за одним столом с Лестером. – Или ты считаешь, что раз ты ешь и одеваешься с помощью этих ублюдков, то они понадобятся тебе и для того, чтобы справиться со мной?

Раскер заговорил с ним из прошлого:

– Изолируй противника, заставь его выйти против тебя в одиночку!

Лестер напрягся, теперь его самодовольная улыбка исчезла:

– Для того, чтобы справиться с таким, как ты, мне не нужна ничья помощь!

Кевин выглядел совершенно счастливым.

– Кажется, я тоже получил вызов? – мягко спросил он.

– Мое положение не позволяет мне драться на дуэли с таким низкородным мужланом, как ты, но я непременно задам тебе хорошую трепку в наказание за грязные оскорбления, которые ты нанес мне! – он круто повернулся к одному из сидящих за столом мужчин. – Подай мне тот шест, вон он, у очага.

– Принеси два! – вмешался Кевин.

Человек, побежавший за шестом, вопросительно обернулся к Лестеру, который в свою очередь озадаченно уставился на Кевина.

– Ты собираешься драться со мной?

– Если ты думаешь, что я собираюсь стоять смирно и получать от тебя удары, то ты действительно так глуп, как о тебе говорят.

Лестер некоторое время изучал Кевина. Нечто похожее на запоздалое раскаяние промелькнуло в его глазах, но быстро потухло, зато его щеки зарделись алым.

– Очень хорошо, – сказал он, кивая. – Я окажу тебе эту любезность, хотя шесты вовсе не подходящее оружие для человека благородного происхождения.

– Вот почему ты их выбрал. – Кевин выскользнул из плаща и швырнул его на ближайший стул.

Он ждал этого, но...

Академия. Снова Раскер:

– Всегда должны быть мужчины, которые умеют сражаться и умеют сражаться хорошо! Но не дай бог, парни, вам это придется слишком по вкусу, иначе вы сами превратитесь в то, против чего сражаетесь.

У вас, парни, есть немаловажная обязанность, долг перед товарищами и перед самим собой. Вы не должны причинять никому вреда просто потому, что вы это можете и умеете. Нападать на беззащитного, нападать на человека, который владеет оружием хуже тебя – это оскорбление вашей собственной чести и позор для академии. Это низко и недостойно вас...

Очень хорошо, Раскер... но я могу преподать урок этому надутому и наглому отродью уличной проститутки.

– Ваше... "оружие", сэр. – Лестер насмешливо протянул ему шест. Кевин быстро осмотрел его: дубовый и довольно толстый. Отлично! И он отвесил в сторону Лестера насмешливый поклон.

– Мне следует предупредить благородного Лестера из Милфорда, что в результате нашего небольшого поединка он будет вынужден всю оставшуюся жизнь ходить весьма странной походкой.

Лестер презрительно улыбнулся и, быстро размахнувшись, направил оружие по дуге, словно намереваясь снести Кевину голову с плеч, но Кевин нырнул, и шест только безопасно просвистел в воздухе, сбив Лестера с позиции. Кевин ответил увесистым ударом между лопаток противника, который он нанес концом своего шеста.

– Очко! – сказал он.

Лестер развернулся и снова взмахнул шестом. Кевин легко отбил и ударил в грудь.

– Два очка.

Следующую яростную атаку Кевин встретил прямым блоком. Раздался громкий треск столкнувшихся шестов. Кевин ловко повернул свое оружие вокруг шеста противника и коснулся его головы.

– Три очка.

Легкий вздох одобрения пронесся по притихшей в испуге публике. Лестер ждал, тяжело дыша. Затем он выбрал более подходящее положение и начал атаку более продуманно. Шесты сталкивались с сухим треском в фейерверке ударов и контрударов со стороны Кевина.

– Четыре очка.

– Пять очков.

– Шесть. Ты что, не умеешь считать?

В этот раз приветственные крики прозвучали громче, призывая Кевина атаковать самому.

– Врежь ему, парень!

– Пусть у него глаза на переносицу вылезут!!

– Пошли его домой без кой-чего!!!

Остальные жители Верхнего Вейла за столом Лестера собрались в кучу, и выражения их лиц постоянно изменялись от простой озабоченности до ненависти. Лестер с хрипом дышал, воздух словно застревал у него в глотке. Но и Кевин начинал задыхаться, несмотря на то, что в драке он прилагал гораздо меньше усилий, чем его противник. Тем не менее он пока не нанес ни одного атакующего удара.

– Семь очков.

– Восемь.

Лестер издал отчаянный, хнычущий звук и сделал выпад в живот Кевина, действуя своей палкой, словно копьем. Кевин отбил выпад в сторону. Бросив свой шест, он перехватил руками шест Лестера, повернул в руках и вырвал его у врага. Его концом он поразил Лестера в пах.

– Девять. Достаточно!

В зале раздался гром приветствий, быстро сменившийся угрозами и оскорблениями в адрес верхневейльцев, угрюмой группой стоящих в окружении остальных посетителей. Лестер стоял согнувшись и, скаля зубы, с ненавистью смотрел на Кевина.

– Грязное волчье отродье! – выругался он и, конвульсивным движением выхватив свой меч, бросился на Кевина.

В тот же миг Кевин пригнулся, крепко схватил шест обеими руками и хмуро уставился сопернику в центр грудной клетки. Меч опустился и встретился с деревом. Меч при этом дрогнул и зазвенел, а вокруг полетели щепки. Лестер задыхался от недостатка воздуха, и каждое его усилие сопровождалось звериным рычанием. Удары его становились тише и неуверенней, очевидно, он был в отчаянье.

В тот момент, когда Лестер замахивался, чтобы нанести еще один яростный удар с размаха, держа меч обеими руками, Кевин внезапно выгнулся, словно кот, и встретил удар на полдороги, вложив в контрудар немалую силу. Клинок зазвенел как колокол, отломанный конец его отлетел на пол, ударившись о железную решетку камина. В тот же миг Кевин ударил его под вздох концом иссеченного шеста.

– Десять! Слышишь, скудоумный ублюдок, навозная муха! Больше не получишь!

А затем, словно вдруг увидав в Лестере воплощение всех своих разочарований, сосредоточие всех причин, которые когда-то вызывали его гнев и бессильную ярость, Кевин с силой ударил его шестом по правой стороне головы. Это вышло у него так удачно, что он немедленно повторил удар с другой стороны, и Лестер рухнул как тряпичная кукла. Кевин смотрел на него сверху вниз и пытался подавить в себе яростное желание ударить его еще и еще, втоптать его в пол, а потом пинком ноги выбросить за порог расквашенное месиво. Прежде чем это желание успело овладеть им, он швырнул шест в угол и протиснулся через толпу приветствовавших его людей к выходу на улицу.

Кевин шагал по темным сырым улицам, плотно завернувшись в собственные мысли. Он не захотел принять участия в шумном празднике, который начался в "Голубом Кабане" в честь его победы. Они настаивали на том, что он совершил героический поступок, тем более, что Лестер довольно долгое время был чумой и язвой упомянутой таверны, но сам Кевин не знал, кто он такой. Кем бы он ни был – это ему не нравилось. Ему хотелось бы поговорить сейчас с Раскером и Сэнтоном, а не слушать их лекции, которые подсовывала ему услужливая память. Он было пытался отыскать ответ внутри себя, но в голове у него вертелись обрывки уроков, лекций и фраз, когда-то произнесенных обоими преподавателями. Кевин пытался задавать им вопросы, и все трое так шумели, перебивая один другого, что Кевин пришел в себя только тогда, когда двое запоздалых прохожих бросились от него прочь, и Кевин понял, что громко разговаривает сам с собой.

Что же, ради всех адов, с ним случилось?

Кевин не был уверен, что он такое и кто он такой. Он вообще ни в чем не был уверен. Он был побежден соперниками, имен которых он не мог назвать.

Академия. Сэнтон:

– Не важно, в какой схватке ты участвуешь, битва это или просто соревнование, но ты всегда оказываешься в меньшинстве. Кроме противника, с которым ты бьешься, всегда находится один из двух врагов, который сражается не на твоей стороне. Эти двое врагов – фантомы Поражения и Самоуверенности.

Призрак Поражения делает твоего противника больше, чем он есть на самом деле, чем больше ты боишься его, тем больше он становится. Если ты страшишься возможности поражения, то оно станет следить за каждым твоим движением и ждать, пока в конце концов твое самосознание невольно не поможет ему, и ты совершишь ошибку именно потому, что ты так ее боялся.

Призрак Самоуверенности делает тебя слепым, он выставляет тебе твоего соперника меньшим, чем он есть. Самоуверенность – могучая волшебница. Она может заставить исчезнуть очевидное и показать тебе вместо очевидного нечто несуществующее. Самоуверенность настолько преуспела в обмане, что часто выступает под другим именем: Я-знаю-все-ответы.

– Нет, Сэнтон, – сказал Кевин в темноту. – У меня нет больше ответов, они все куда-то пропали.

Снова Сэнтон:

– Ты, Кевин, дерешься с яростью, стиснув зубы, с усердием, которое часто бывает излишним. Почему?

Кевин сощурился и пожал плечами:

– Чтобы победить.

– Тогда победа – это единственная цель?

Пауза, морщина пересекла нахмуренный лоб:

– Разве это не так?

– Мне бы хотелось, Кевин, чтобы ты сумел сломать жесткие рамки твоих представлений о том, что в битве всегда есть победитель и побежденный. Сейчас ты подходишь к схваткам в полном вооружении с твердой уверенностью, что это – вопрос жизни и смерти...

Кевин коротко и цинично усмехнулся над его уверенностью:

– Так ведь оно и есть. Меч убивает, стрела убивает, копья, пики, палицы, секиры – все это не плотницкий инструмент!

– Но мечи также разоружают, стрелы предупреждают, копья, пики и топоры угрожают. Оружие, если применять его с умом, поможет сохранить не только твою жизнь, но и жизнь достойного противника. – Он наклонился вперед и пристально поглядел Кевину прямо в глаза: – Если ребенок ударит тебя палкой – разве ты убьешь его?

– Конечно же, нет!

– А если грабитель станет угрожать тебе острием меча? Станешь ли ты убивать его?

– Я... я не знаю. Это будет зависеть...

– Тогда ты должен больше размышлять о разнице между тем, как одерживать победу, и тем, как остаться непобежденным. Если ты убьешь грабителя, то не одержишь победы. И, безусловно, если ты убьешь бедного, необученного человека, которого жизнь загнала в угол, просто потому что ты можешь это, то ты уронишь свою честь. У меча есть лезвие и есть плоская сторона, Кевин.

– Но он же нарушает закон...

– В этом случае будет достаточно просто разоружить его, испугать или пригрозить. Для того, чтобы определить меру справедливости и наказания, человек должен полностью отказаться от вынесения приговора. Твое занятие заключается в том, чтобы в бою убивать и калечить людей просто потому, что ты на это способен в большей степени, чем остальные. И если ты начнешь применять свои способности против всех, кто в чем-то с тобой не согласен, то ты превратишься в нечто, немногим лучшее, чем твои противники. Ты должен научиться самоконтролю, Кевин. У тебя внутри идет невидимая битва, и ты должен суметь выиграть ее прежде, чем ты начнешь оценивать других.

– Я победил самого себя, – сообщил Кевин случайному прохожему и горько улыбнулся. – Против самого себя у меня нет защиты.

Затем ему вспомнилось, как в академии они отрабатывали технику перевоплощения, когда курсанты должны были бродить по городу, переодевшись сумасшедшими или дурачками.

Сэнтон сказал ему:

– Я шел за тобой, Кевин, на некотором расстоянии и должен сказать, что это была отличная работа. Ты – прекрасный лицедей, Кевин, и мог бы стать выдающимся актером, если бы тебе вдруг пришло в голову переменить профессию. Твоя походка была совершенной, твои позы, речь, внезапные переходы от замешательства к целеустремленности... И когда эти три молодых человека принялись насмехаться над тобой, ты выдержал характер, ты остался верен ему. Даже потом, когда они перешли от насмешек к оскорблениям, ты повел себя правильно.

Сэнтон помолчал, задумчиво кивая:

– Ты был великолепен – вплоть до момента, когда ты оставил двоих лежать на камнях без чувств, а третий в страхе поспешно ковылял прочь. Теперь я скажу тебе свое мнение: сломанная челюсть, вывихнутое запястье, нога, которая перестала сгибаться, и другие менее значительные повреждения едва ли могут быть причинены городским дурачком, как бы ты ни оправдывался, что взбешенный и доведенный до отчаяния человек мог бы это сделать. Ты провалил экзамен. И теперь тебе предстоит повторять это снова и снова до тех пор, пока ты не приучишься не нарушать маскировку ни при каких обстоятельствах, до тех пор, пока не постигнешь цель, пока не овладеешь ролью и не научишься прятать подальше свое детское самолюбие.

Похоже, ты думаешь, что одержать победу – это единственная цель существования и что поражение станет твоей виной. Если ты взвалишь себе на плечи столько вины, Кевин, то ты проиграешь и будешь проигрывать до тех пор, пока полностью не потеряешь себя...

– Вы правы, Сэнтон, – пробормотал Кевин, чувствуя, как тяжелая от мыслей голова начинает клониться вниз. – Совершенно правы. Снова правы. А я устал ошибаться.

Он с усилием поднял голову и осмотрелся по сторонам. Он снова сидел в какой-то таверне. И он заказал вина.

Яростными вихрями проносились кошмарные сцены и фантастические образы, странные вихри гудели в голове, вызывая к жизни воспоминания о смерти и чувство вины. Забытые голоса оживали в ушах словами насмешек и угроз. Снова уходили в ночь туманные тени вооруженных людей, и Кевин видел, как упал отец... как умерла мать. И Гоун Тихий навеки затих, и тоже из-за него. Его вина! Его вина! Как бы ни пытался он скрыться от мучивших его воспоминаний, они преследовали его и отыскивали повсюду; снова и снова оживая в памяти они хватали его за плечи и трясли, трясли, трясли...

Он попал в ад... иного ответа не было.

Кевин поднял голову. Нет... он был в какой-то таверне, маленькой и дымной. Хозяин таверны тряс его за плечо, спрашивая, не угодно ли ему будет отправиться домой.

Домой... это была прекрасная мысль. Настоящий бриллиант среди всех мыслей. Из всего, что посещало Кевина в последнее время, эта мысль была действительно стоящей: ему нужно отправиться домой. На запад. На запад, к морю, которое называется Внешним пределом. А потом на юг... короче, когда он туда попадет, тогда он сразу узнает. Однако, когда он снова вышел в темноту, его самой насущной проблемой оказалось отыскать дорогу к казармам. Проклятое место продолжало прятаться от него. Ну что ж, не в первый раз. Кевин все еще оставался в пределах города, к тому же в прошлый раз ему удалось отыскать дорогу довольно быстро.

С этой мыслью Кевин шагнул через бордюр и плюхнулся в грязь.

Великолепно! Как раз то, что ему и нужно было сейчас – он весь вывалялся в грязи. Теперь он в полном порядке – грязь снаружи и грязь внутри, грязь в мозгу и грязь на одежде...

"О Бог Маррин, – подумал Кевин, – зачем ты привел меня в этот ад?"

В ответ в мозгу раздались слова Сэнтона:

– Прими на себя столько вины, сколько хочется, Кевин. Сколько ее будет – зависит только от тебя.

– Убирайся прочь, Сэнтон! – крикнул Кевин.

Кевин изо всех сил потряс головой и медленно сел. Потихоньку до него дошло, что перед ним стоят два литтлера и смотрят на него.

– Это опять мы, сэр, – с улыбкой сказал один из них, – Викет и Бестиан, двое стражников, начисто лишенных излишнего самомнения и способности к пустой болтовне, чем и объясняются наши скромные размеры. Я – Викет Нежданный, а это – Бестиан Бесстрашный. Что с нами случилось на этот раз?

Кевин некоторое время смотрел на карликов, затем решил быть откровенным. По правде говоря, что-либо еще придумать было бы трудно ведь он сидел в грязной луже и качался из стороны в сторону.

– Похоже, мои мозги перебрали сегодня... и пошли искать лучшей компании... – Кевин перевел взгляд на свои ноги, – и забрали с собой мое рав... равновесие...

Викет снова улыбнулся:

– Знаете старую пословицу: "Держи равновесие, когда идешь домой из таверны, иначе дорога накренится и ударит тебя по лбу"?

– Было бы неплохо, если бы мы проводили тебя до казармы, – вступил Бестиан. – Разумеется, не потому, что ты можешь попасть в беду, а потому, что мы должны проследить, как бы кто не поплатился слишком серьезно, напав на тебя.

Оба литтлера стояли свободно и улыбались, но что-то в их позе подсказало Кевину, что они находятся наготове. Затем ему пришло в голову, что, учитывая его состояние, они могли бы отвести его домой вне зависимости от того, согласится он или нет. И он улыбнулся, оценив тактичность карлика.

– Это ты правильно сказал. Стражник Берс... Бестиан? Я согласен. Было бы неприятно, если б какой-нибудь... – он пошарил рукой в воздухе, словно разыскивая подходящее слово, – ...бандит! Да! Если бы бандиты попытались освободить меня от моего кошелька, – он конфиденциально понизил голос: Вы же знаете, они тут просто кишмя кишат... нет, киша кишмят. Кого хотите спросите...

Он протянул им руки, и стражники помогли ему подняться на ноги. Бестиан шел впереди, Викет позади, Кевин – между ними. Осторожно они пошли вдоль по кривой и темной аллее. Единственным источником света служил отблеск потайного фонаря Бестиана.

– Это самый короткий путь к казарме, – объяснял Викет, – короткие люди, видите ли, предпочитают самые короткие дороги.

Кевин рассмеялся, но внезапно замолчал, врезавшись лицом в стену. Викет тут же оказался рядом и поддержал его, взяв за руку.

– Я все видел, сэр. Аллея свернула в сторону без всякого предупреждения! Вы не виноваты.

Бестиан вдруг резко остановился и поднял фонарь повыше.

– Кто здесь? – спросил он негромко.

Какая-то искра сверкнула в мозгу Кевина среди беспорядочных обрывков разных мыслей, что-то похожее на предупреждение, но он не смог ни в чем разобраться. Он чуть не налетел на Бестиана. Темная фигура отделилась от темной стены впереди. Сверкнула блестящая сталь.

– Итак, – сказала фигура, – вот они, могучие горные куропатки собственной персоной.

– Я узнал тебя, – холодно сказал Бестиан. – Ты один из трех пьяных ублюдков, которых мы арестовали в прошлую декаду.

– Да, это верно, малыш, но теперь-то мы не пьяны, ты – ничтожная грязная белка!

Позади послышался шорох шагов, и из темноты вынырнули еще два человека. Викет проворно повернулся к ним.

– Мне тут попалось два карася! – сказал он спокойно, высвобождая из ножен меч.

– Тебе опять везет, – отозвался Бестиан, не поворачиваясь. – У меня только один, – с этими словами он аккуратно поставил фонарь на мостовую и вытащил свой меч.

– Надо еще кого-то, кто бы соответствовал их росту, – провозгласил Кевин, разворачиваясь и пытаясь встать за спиной Викета. В этот момент двое атаковали, кто-то сильно толкнул Кевина плечом, он отлетел в сторону и ударился о стену. Темнота огласилась высоким звоном мечей. Кевин напряженно вглядывался в водоворот неясных, яростно фехтующих теней. Когда он попытался снова подняться, его руки соскользнули, и ему ничего не оставалось, как привалиться спиной к стене и прислушиваться к шуму битвы. Он был в самом ее центре и... бессилен.

– Убей их, Викет, – пробормотал он. – Сволочи...

Внезапно раздался хриплый крик боли, и кто-то упал. Меч звякнул о стену над самой его головой. Во мраке раздался еще один незнакомый голос, похожий на женский:

– Я сзади, Бестиан. Здесь двое.

Схватка закипела с новой силой. Чье-то тело упало на ноги Кевина, придавив их к земле. Опять зазвенели мечи, раздались проклятья, шарканье быстрых ног и движений. Внезапно в темноте стало очень тихо. Кто-то поднял фонарь с каменной мостовой, и голос Бестиана спросил:

– Кто тут?

– Это я, Слит, – отвечал женский голос. – Мне кажется, Викет ранен.

Фонарь повернулся, и отблески света упали на маленькое тело, скорчившееся у стены. Неподалеку распростерлись два тела побольше, одно из них – в ногах Кевина. Он попытался столкнуть тело с себя, но в этот же миг шпага женщины устремилась к его горлу. Бестиан отвел лезвие в сторону.

– С ним все в порядке.

Женщина рассматривала Кевина в неверном свете фонаря.

– Что-то не похоже.

– Я в порядке, – уверил ее Кевин, пытаясь оттолкнуть от себя труп. Он нахмурился, но, взглянув на женщину, передумал – она была очень красивой. И тут же он нахмурился снова – очень может быть, что эта женщина только что спасла ему жизнь. Это было не смешно. Это было неправильно. Это было неловко и – фактически – оскорбительно для него. Если бы он не был так пьян, он бы...

– Викет мертв, – тихо сказал Бестиан. В колеблющемся свете фонаря его лицо казалось высеченным из камня. Только желваки играли на его неподвижном лице. Слит смотрела на тело Викета словно с гневом и с тем же выражением гнева на лице она перевела свой взгляд на Кевина, словно он был в этом виноват.

Кевин попытался подняться, но безуспешно. Викет? Веселый литтлер? Мертв? Нет, не может быть! Это было несправедливо.

Он глубоко вздохнул. Он был воином... он был рейнджером... и отважный маленький карлик погиб на его глазах. И он не смог ничего сделать. Похоже, он ни с чем ничего не может поделать. Мир продолжает убивать хороших людей, убивать прямо у него под носом, и он ничего не может. Фактически он ошибался все это время.

Демон на его плече встрепенулся, хихикнул и осведомился:

– Еще вина, Кевин?

Шериф позвал Кевина в свой кабинет рано утром, надеясь узнать от него какие-нибудь новые подробности или обстоятельства гибели Викета, но Кевин мало что мог сказать.

– Да, – сказал шериф, – даже сейчас, судя по твоим заплывшим красным глазам, можно с уверенностью сказать, что прошлой ночью твоей главной задачей было хоть как-то сфокусировать свой взгляд, чтобы разглядеть дорогу.

Кевин ничего не ответил. Что он мог сказать? Он онемел от чувства собственной вины. Он словно превратился в статую, оцепенел умственно и физически, морально умер.

– Прекрасный маленький человек, отличный товарищ – умер, – продолжал шериф, его голос был холоден и тих, – а пьяный рейнджер валялся рядом, не в силах поднять с земли собственного зада.

Кевин вынужден был подавить в себе внезапное побуждение как-то выразить свой гнев, быть может, даже ударить шерифа. Он задержал дыхание и медленно перевел дух.

– Вы не можете ранить меня глубже, чем я сам, – сказал он ровным голосом, – поэтому потрудитесь держать свой проклятый рот на замке.

Шериф кивнул, слова Кевина как будто вовсе не задели его. Медленно он перевел взгляд на одно из стропил крыши и стал пристально его разглядывать. Затем он заговорил, словно с самим собой:

– В этих местах есть одна известная история, – начал он. – Однажды один кузнец из Верхнего Вейла здорово нализался. Его товарищи предупреждали его: "Барнольд, ты пьешь такими большими глотками, что очень быстро опьянеешь", но он не слушал их и продолжал пить кружку за кружкой, словно заливал пламя. Вскоре подошло время закрытия, и вся компания отправилась домой. Им надо было выйти из Милфорда и пройти по дороге всего одну милю, но тут на тропе им повстречался огромный кентавр. Этот кентавр приказал им уйти с дороги – ты же знаешь, какими бывают кентавры, их ни за что не уговоришь, – но этот кузнец попросту подошел к нему да как швырнет его вверх тормашками! Понятное дело, что кентавр тут же взбесился, вскочил на ноги и бросился на них, как дикий кот, но кузнец снова схватил его и снова повалил на землю. И всякий раз стоило кентавру оказаться на дороге, как кузнец хватал его поперек туловища и начинал подметать им окрестности. В конце концов он закинул его так далеко, что кентавр, лишь только у него перестали подгибаться ноги, помчался прочь быстрее стрелы эльфа.

А кузнец уселся на дороге, обхватил голову руками и говорит:

– Э-эх, ребята, я действительно напился, как собака! Ведь мне даже не удалось сбросить с коня этого подонка...

Выслушав рассказ шерифа, Кевин утвердительно кивнул. Он был не в том настроении, чтобы испытывать удовольствие. Шериф некоторое время молча смотрел на него.

– Мне кажется, что у тебя та же проблема: ты не можешь отличить всадника от кентавра.

– Мои проблемы – это мои проблемы, шериф.

В голосе шерифа послышались скрежещущие ноты:

– Нет... похоже, что твои проблемы стали касаться всех, а в первую очередь – меня. Ты нажил себе серьезного врага в лице Лестера Милфордского. Когда он поправится, он будет очень зол.

– Попытайтесь представить себе, насколько мало меня это волнует, возразил Кевин. – Для меня он так же важен, как и то, что подчас приходится соскребать с подошвы ботинка.

На лице шерифа промелькнула и тут же исчезла неуверенная удивленная гримаса.

– В целом это верно, – сказал он, – он никчемный маленький петух, сын одного из мелких землевладельцев из Верхнего Вейла. Слишком надутый для того, чтобы хорошо соображать, и слишком трусливый, чтобы вступить с законом в серьезный конфликт. Но лучше поостерегись его. Он довольно-таки подлый парень.

– Я буду иметь его в виду, – сказал Кевин, – среди моих мелких проблем.

– Хорошо, но не забывай оглядываться назад. Мне кажется, что если ему представится возможность сделать тебе пакость, то он не сможет удержаться, если все условия будут для этого подходящими. Что мне интересно, так это то, как ты умудрился влезть во все это? Я так понимаю, что у тебя есть кодекс чести, по которому ты стараешься жить. Это так?

Кевин кивнул. Он так много размышлял об этом на протяжении последнего времени, что ему не хотелось снова зарываться во все это. Но шериф ждал.

– И ты говоришь, что ты не причиняешь никому вреда?

– Нет, не причиняю.

– Тогда, наверное, ты как магнитный железняк. Ты притягиваешь к себе все неприятности.

– Да, я могу стать неприятностью для тех, кто причиняет мне вред. А также для тех, кто причиняет вред другим, тем, кто не может себя защитить.

– Ах вот оно что! – в глазах шерифа снова промелькнул далекий огонек не то сарказма, не то удовольствия. – Стало быть, ты – герой!

Кевин вспыхнул, но – будь он проклят!

– Я не могу начать думать по-другому, шериф. Я не люблю тех, кто задирается. Я не люблю тех, кто нечестно пользуется своим преимуществом перед остальными. Может быть, эти остальные не хотят или не могут с этим ничего поделать, но я – могу! И мне кажется, что я не одинок в своем отношении к тем подонкам и уличным псам, у которых не хватает ума контролировать свою речь и поведение и у которых не хватает воспитания, чтобы оставить человека в покое!

– Стало быть, ты взял на себя обязанность учить хорошим манерам?