355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Герберт Аптекер » Колониальная эра » Текст книги (страница 5)
Колониальная эра
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 17:43

Текст книги "Колониальная эра"


Автор книги: Герберт Аптекер


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

III. Рабы

Начнем с негров-рабов, число которых, напомним, достигало к 1775 году около полумиллиона. В данном случае мы имеем дело с системой товарного производства для всемирного рынка, при которой власть хозяина была столь же безграничной, как и его алчность. По закону покорность раба должна была быть полной, а власть хозяина – абсолютной, простираясь даже на жизнь невольника. И это состояние, также по закону, считалось вечным и переходило к потомкам и с той и с другой стороны.

Система рабства получила зверское воплощение, и если она была мукой для рабов-мужчин, то участь женщин при ней просто не поддается описанию.

С целью дать читателю известное представление, о подлинном обличий рабства, поскольку речь идет о колониальном периоде, мы приведем красноречивые выдержки из дневника Уильяма Бёрда из Виргинии (1674—1744). Этот м‑р Бёрд был владельцем свыше 170 тысяч акров земли (именно на территории его поместий был основан город Ричмонд), членом Виргинского совета более 30 лет, владельцем библиотеки, насчитывавшей 4 тысячи томов, видным знатоком искусства и известным автором. И если можно говорить о виргинском аристократическом просвещении и развитии личности, то м‑р Бёрд действительно был его выдающимся образчиком.

Его тайный дневник за 1709—1712 годы был недавно открыт, расшифрован и опубликован3. Редакторы издания, характеризующие м‑ра Бёрда как «самого изысканного и примерного джентльмена Виргинии», утверждают, что он «считал себя добрым хозяином и в ряде писем поносил тех извергов, которые дурно обращаются со своими рабами». Мы, следовательно, обращаемся вовсе не к крайности, когда приводим дневниковые записи м‑ра Бёрда, касающиеся его домашних слуг, как известный показатель той действительности, которая таилась за этим идиллическим фасадом.



8.II.1709 годаДженни и Юджин высечены.
17.IVАнама высечена.
13.VМиссис Бёрд сечет кормилицу.
23.VМолл высечена.
10.VI«Юджин высечен за то, что бежал, и на рот ему был надет зажим». [Этот Юджин был малое дитя.]
3.IX«Я побил Дженни…»
16.IXДженни высечена.
19.IX«Я побил Анаму…»
30.XIЮджин и Дженни высечены.
16.XII«Юджин был высечен вчера за бездельничанье».
(В апреле 1710 года м‑р Бёрд был занят исполнением своих официальных обязанностей, оказывая помощь в расследовании дел рабов, «обвиненных в государственной измене»; в результате этого расследования двое были повешены.)
1.VII.1710 года«Негритянка снова бежала вместе с зажимом, надетым на ее рот».
8.VII«Негритянка найдена и привязана, но ночью снова бежала».
15.VIIБёрд сообщает о поимке вышеупомянутой женщины, а также добавляет о другой рабыне: «Моя супруга против моей воли приказала прижечь маленькую Дженни каленым железом…»
19.VIIТа же негритянка снова бежит, но поймана.
10.VIIIБёрд сообщает о поимке «моей негритянской девушки», скрывавшейся в течение трех недель.
22.VIII«У меня был крупный разговор с маленькой Дженни, и я побил ее слишком сильно, но потом пожалел, что сделал это».
31.XIIIЮджин и Дженни побиты.
8.XXБёрд сечет трех рабынь.
6.XI«Негритянка снова бежала».
13.XIНегритянка-беглянка найдена мертвой.
1.I.1711 года«Я поссорился с супругой из-за того, что она была жестока к Брейн…»
22.IРаб «притворился больным». «Я приставил каленое железное клеймо к тому месту, на боль в котором он жаловался, да еще надел ему на рот зажим».
2.II«Моя супруга и маленькая Дженни имели крупную ссору, в которой моей супруге досталось, но под конец Дженни с помощью семейства была усмирена и основательно высечена».
20.IIIБёрд бьет негритянку.
30.IVБёрд приказывает побить двух рабов-мужчин.
1.V«Я приказал жестоко высечь Прю…»
4.VIII«Я почувствовал недомогание и усталость после порки Прю…»
26.IX«Я распорядился высечь несколько человек…»
28.IXЮджин высечен.
13.XIIСупруга Бёрда сечет раба в присутствии гостя. Бёрд выражает неодобрение.
10.I.1712 годаРаб «притворяется», что он упал и ушибся; его заставляют носить зажим в течение 24 часов.
5.IIСупруга Бёрда приказывает высечь несколько рабов.
2.IIIСупруга Бёрда бьет Дженни «щипцами»; он выражает неодобрение.
3.IIIБилли побита.
15.IIIПитер снова заявляет, что он болен, и ему еще раз надевают на рот зажим.
9.IVСупруга Бёрда приказывает высечь Молли.
22.VСупруга Бёрда задает отчаяннейшую порку Прю; сам он жестоко сечет Анаму.
6.VI«…обнаружил Прю со свечой при дневном свете, за что я приветствовал ее пинком».
30.VIТри женщины и один мужчина побиты.
25.VIIБилли высечена.
30.VIIМолли и Дженни высечены.
21.VIIIБилли побита.
3.IXПоследние записи в дневнике, из которых мы узнаем, что супруга Бёрда «задала Прю крупную порку».

И это, повторяем, был дом «самого изысканного и примерного джентльмена» колониальной Виргинии!

Негритянский народ повсюду оказывал противодействие своим поработителям – и в Африке, и на борту кораблей, и в Вест-Индии и Южной Америке, и в колониях, которым предстояло стать Соединенными Штатами, – с непреклонной решимостью выжить, проявляя твердую волю к сопротивлению и неукротимый дух борьбы.

Способы сопротивления, как индивидуального, так и коллективного, сильно разнились. Они включали замедление работы, симуляцию болезней, уничтожение орудий труда, дурное обращение с рабочим скотом, бегство, поджоги, покушения на жизнь хозяев (особенно посредством отравления), самокалечение и самоубийство, убийство своих детей, покупку свободы, восстания. Больше же всего, пожалуй, они включали менее драматическую, но не менее трудную способность к поддержанию надежды, жажды жизни, сохранению достоинства, передаче нежно любимым детям (хотя класс господ и владел их телами) своей мечты о Времени Свободы и веры в то, что это время придет.

В любом рабовладельческом обществе высшей точкой волнений и недовольства является восстание. Специфические условия негритянского рабства в Америке характеризовались такой всеобъемлемостью механизма власти, таким численным перевесом белых над рабами (никогда не превышавшими 20 процентов всего населения и даже в южных районах никогда не достигавшими 40 процентов населения) и такой злобностью системы расизма, что возможности успешного восстания рабов никогда не существовало4. И все-таки заговоры и вооруженные выступления среди негритянских рабов в Америке образуют нескончаемую летопись, служащую замечательным отблеском той яркой искры протеста, которая никогда не может быть погашена в сердцах эксплуатируемых.

Здесь мы ограничимся лишь простым перечислением некоторых выдающихся событий этого рода, имевших место на протяжении колониального периода. В конце 1680‑х годов заговоры рабов значительного масштаба нарушили покой Виргинии и Мэриленда; их раскрытие кончилось казнью нескольких рабов. Та же картина повторилась в 1709 и 1710 годах; правда, на этот раз в заговорах рабов были замешаны наряду с неграми и индейцы. В 1712 году восставшие рабы убили и ранили около пятнадцати белых в городе Нью-Йорке, за что 21 раба казнили; «кого сожгли, кого повесили, одного колесовали, а еще одного держали подвешенным на цепях до тех пор, пока он не умер», – доносил губернатор.

Не угасали волнения дружно выступавших рабов в колониальной Южной Каролине (где на протяжении большей части колониального периода рабы численно превосходили белых). Наиболее крупными примерами явились вооруженные выступления и заговоры, происходившие в 1713 и 1720 годах и неоднократно вновь вспыхивавшие в 1737—1741 годах. В 1722 и 1723 годах были ликвидированы массовые заговоры в Виргинии. В 1740 году город Нью-Йорк был встревожен обнаруженными фактами коллективных попыток рабов отравить источники питьевой воды; а в следующем году город был в полном смысле слова повержен в панику сообщениями (в весьма значительной мере преувеличенными) о том, что часть негров (вместе с некоторыми сообщниками из белого населения) намеревалась сжечь город. Во всяком случае, многочисленные пожары действительно охватили различные части города; верно и то, что четверо белых были казнены, тринадцать рабов сожжены живыми, восемнадцать повешены и семьдесят высланы – то есть проданы в Вест-Индию.

В 1759 и 1760 годах недовольство рабов вновь бурно дало о себе знать в Южной Каролине. В 1767 году в северной части Виргинии были отравлены несколько надсмотрщиков; дело кончилось тем, что многих рабов арестовали, а некоторых казнили, «после чего им отрубили головы и выставили их на трубах здания суда». В начале 1770‑х годов появились сообщения о волнении и восстании среди рабов Джорджии (где за двадцать лет до этого было утверждено рабство), а год, предшествовавший Декларации независимости, ознаменовался массовым заговором в Северной Каролине.

Заговоры и мятежи усиливались в периоды кризисов (в результате которых многие рабы и иные элементы колониальной бедноты чахли и погибали от голода) и различных войн – против индейцев, испанцев, французов. Временами устанавливалось единство в заговорах между рабами и свободными неграми, между рабами-неграми и рабами-индейцами и даже между рабами и белыми (в первую очередь – кабальными слугами). Однако и в этих случаях подавляющую массу мятежников составляли рабы-негры; в большинстве же восстаний рабов колониального периода (да и позднейшего времени, вплоть до 1850 года) участвовали только они.

IV. Кабальные слуги

Такого рода волнения происходили среди рабов; но и среди кабальных слуг – а вместе с рабами они составляли треть населения колоний – вовсе не было мира и спокойствия. Все они – добровольные и недобровольные, ученики, высланные преступники, выкупники – составляли ту группу трудящихся, условия жизни которой были лишь немногим лучше условий жизни рабов. Среди вынужденных заниматься кабальным трудом были и мужчины, и женщины, и дети; в громадном большинстве это были белые, хотя примерно до 1670 года значительную часть их составляли также и негры.

Как уже указывалось ранее, срок кабалы разнился от двух до четырнадцати лет и даже (в редких случаях) до конца жизни. Городских рабочих (не считая домашних) среди указанной категории было мало; зато весьма значительная доля рабочих, занятых в производстве зерна, табака, корабельных материалов и древесины, работала именно на условиях кабальных «контрактов».

В течение срока службы рабочий не получал никакой заработной платы; возмещением за его труд служили ночлег, стол, обучение ремеслу и, обычно по окончании срока службы, куцая награда деньгами, одеждой и инструментами, а временами еще земельное пожалование от правительства. Часы и условия труда кабального слуги устанавливались господином, его же долг заключался в том, чтобы повиноваться и усердно трудиться. Господин был волен подвергать своих кабальных слуг наказанию, которое могло иметь вид и сурового физического «вразумления», а бегство от господина каралось не только поркой, но и удвоением и утроением срока кабалы.

Дружба между рабами-неграми, с одной стороны, и белыми и негритянскими кабальными слугами – с другой, была обыденным явлением на протяжении всего XVII столетия и далеко не неведома в XVIII столетии. В сообщениях многократно упоминаются факты совместного бегства негров и белых; временами имело место и совместное участие в вооруженных выступлениях и заговорах. Браки между рабами и кабальными слугами были запрещены; и все-таки сожительство между неграми и белыми часто отмечается в документах колониального периода5. Явственную черту колониальной эпохи составляет сознательное насаждение и распространение плантаторами и вообще богачами доктрины и обычаев главенства белого человека, причем ассамблеи принимали законы, запрещавшие общение белых и негров, попы осуждали его в проповедях, не одобряли его также и рабовладельцы и наниматели. Важное значение в этой связи имело натравливание хозяевами одной группы рабочих против другой и использование рабочих-рабов для снижения заработной платы тех, кто был свободен.

Нет ничего неожиданного в том, что в век, прославившийся жестокостью, и в стране, где отношение к индейскому и негритянскому народам было садистским, всемогущие господа, алчущие богатств, омерзительно обращались и с кабальными слугами. Как показали исследования Эббота Э. Смита, Ричарда Б. Морриса и других авторов, этих несвободных рабочих часто избивали, клеймили каленым железом, заставляли работать в цепях, натирали раны солью и вообще подвергали примерно таким же физическим истязаниям, какие рабы обречены были переносить на протяжении всей своей жизни. Показательна преамбула виргинского акта 1662 года, ставившего своею целью как-то сдержать некоторых из тех, кто прибегал к наиболее отвратительным жестокостям:

«Таким скандалом и позором ложится на всю колонию варварское обращение жестоких господ с иными слугами, что люди, которые охотно отважились бы поехать сюда, страхами пред этим отвращаются, а чрез то приток частных людей и благоденствие колонии его величества несут весьма великий урон».

И все-таки белый кабальный слуга находил большую защиту в суде, нежели раб; по крайней мере однажды, в Мэриленде в 1657 году, хозяин был действительно повешен за то, что он без всякого повода убил слугу. Кроме того, белый слуга не ощущал на себе специфической ненависти и злобы, порожденной расизмом; хозяину слуги приходилось также памятовать, что человек, побитый им сегодня, в более или менее недалеком будущем станет свободным.

В колониальный период имело место несколько случаев предания суду рабовладельцев за особенно зверское убийство рабов, но только в единственном случае, насколько удалось обнаружить автору данных строк, за этим последовало какое-либо наказание. Это случилось в Нью-Йорке в 1686 году, где один рабовладелец был предан суду за то, что он засек до смерти свою рабыню. Он был оправдан, хотя присяжные заявили, что, по их мнению, ему следовало бы проявить бо́льшую «умеренность», так как женщина была «болезненной»; рабовладельца обязали лишь уплатить судебные издержки!

Кабальные слуги, как и рабы (что, впрочем, справедливо в отношении эксплуатируемых всех времен и стран), отвечали на угнетение сопротивлением. Бегство кабальных слуг – в одиночку и группами (а часто и вместе с рабами) – было самым обычным явлением. Документы и газеты колониального периода испещрены упоминаниями об индивидуальных насильственных актах сопротивления. Так, уже в 1644 году правители Коннектикута жаловались, что кабальные слуги проявляли «упрямство, строптивость и недовольство». Попадаются в материалах того времени и ссылки на отказ кабальных слуг от работы.

Красноречивым примером может служить отказ в 1663 году шести кабальных слуг, проживавших в округе Калверт (Мэриленд), продолжать работать на своего господина. Они жаловались, что не получали от него достаточного пропитания, а мяса вообще в глаза не видели. Суд, куда было передано дело, приговорил каждого к тридцати ударам плетью и приказал им возвратиться к работе. Слуги, «пав на колени, упрашивая и моля о прощении», милостиво удостоились отмены приговора и были освобождены от наказания, хотя суд предупредил их «впредь хорошо вести себя по отношению к своему господину». Не были чем-то необычным также заговоры и восстания, не говоря уже о частом массовом участии кабальных слуг (гораздо более частом, чем рабов, по понятным причинам) в тех восстаниях, которые поднимали свободные прослойки населения против тиранов-лендлордов, восточных набобов, собственников колоний и королевских губернаторов.

Заговоры кабальных слуг приходятся в основном на XVII столетие6. Особенно серьезными были их восстания, вспыхнувшие в разных районах Виргинии в 1661, 1663 (с участием отдельных рабов) и 1681 годах. Во всех случаях попытки достижения свободы были зверски подавлены, а предводители казнены. Требования восставших сводились к облегчению тяжести их существования и улучшению пищи, а временами и к полному освобождению, как, например, в заговоре, подготовленном в 1661 году в округе Йорк (Виргиния) Исааком Френдом и Уильямом Клаттоном. В ходе суда над ними было установлено, что Френд добивался,

«чтобы они сколотили отряд человек в сорок и добыли пушки, а он будет первым и поведет их за собой, выкрикивая по дороге: «к нам, кто за вольность и свободу от рабства», и утверждал, что к ним явится достаточно людей и они пройдут всю страну и перебьют всех, кто окажет какое-либо противодействие, и что они либо добьются свободы, либо умрут за нее».

Однако самой распространенной формой сопротивления системе принудительного труда среди кабальных слуг, как и среди рабов, было бегство. Из документальных материалов того времени совершенно ясно, что это представляло весьма реальную проблему для хозяев, и газетные объявления о беглых рабах – необычайно распространенное явление для периода, предшествующего Американской революции. Довольно типичным образцом таких объявлений может служить одно из них, появившееся в «Пенсильваниа газетт» 8 сентября 1773 года:

«Бежал от нижеподписавшегося, проживающего в Аппер-Пеннс-Нек, округ Сейлем, 27 августа сего года слуга-шотландец, по имени Джеймс Дик, около 30 лет от роду, ростом около пяти футов восьми дюймов, волосы рыжеватые, цвет лица свежий, смотрит исподлобья, говорит хриплым голосом; во время побега на нем был железный ошейник (так как это уже восьмой его побег) и темная куртка из медвежьей шкуры… Кто поймает упомянутого слугу и обеспечит, чтобы его господин смог вернуть его себе, получит награду в три доллара, которую заплатит Томас Кэри младший».

Глава 4. ВНУТРЕННИЕ КЛАССОВЫЕ КОНФЛИКТЫ (СВОБОДНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ НАСЕЛЕНИЯ)

Жизнь свободных трудящихся масс американских колоний была тяжелой, и поэтому боевой дух получил в их среде широкое распространение. Как уже указывалось ранее, для тех 70 процентов трудящегося населения колоний, которые были свободны, условия жизни были лучше, чем для их собратьев в Европе, а степень социальной подвижности – несколько выше, но все это было справедливо лишь в относительном смысле. В абсолютном же смысле жизнь была весьма обременительной, ибо заработков производителя едва хватало на то, чтобы кое-как прокормить самого себя, свою жену и детей, а времена острого кризиса влекли за собой массовую безработицу и голодание. Социальная подвижность действительно существовала, но громадное большинство свободных рабочих и беднейших фермеров обречено было бедствовать всю свою жизнь, причем обычно в таком же тяжелом положении оставались по наследству и их дети – не говоря уже о том, что подвижность действовала в обоих направлениях, вверх и вниз.

В городах процветала проституция, в них на каждом шагу встречались нищие, приюты для бедных были переполнены1, уже имелись трущобы, а те сотни людей, существование которых зависело от общественной помощи, обязаны были носить специальные жетоны, свидетельствующие об их приниженном положении. В сельских районах уделом почти всех, кто жил своим физическим трудом, были самая простая пища, самое убогое жилище и самая грубая одежда. А труд свободной бедноты и в городах и на фермах, как и всегда труд бедноты, был очень тяжким и очень долгим. Богачи в колониальной Америке жили так же, как они жили повсюду. Городской особняк и сельская вилла; сотни или тысячи акров земли; десятки слуг или рабов; обильные трапезы, бесконечные приемы гостей; шелка и атлас, бархат и жемчуга; кареты и золотая посуда; модные игры, музыка и книги; дела, различные сделки, союзы, интриги, высокие и влиятельные посты; наконец, ревностная забота о том, чтобы сохранить это положение и найти ему убедительное оправдание и в то же время удерживать людей «низшего сорта» на подобающем им месте.

Различия эти, утверждали богачи, являются творением и волей бога, ибо в противном случае их бы не было. Тот, кто оспаривает эти различия, обнаруживает тем самым свое безверие и безбожие; тот, кто оспаривает их, является отродьем дьявола, и с ним надо поступать соответственно. Бедняков необходимо заставлять трудиться, а трудиться их заставит именно страх перед голодной смертью. Что же касается нищих и шатающихся без дела, то надо признаться, писал преподобный Коттон Мезер в 1695 году («Прочные богатства»), что они, «как ни стыдно об этом говорить, вызывают у нас все больше сочувствия, и притом даже такие нищие, коих господь наш Иисус Христос особливо воспретил поддерживать». Отсюда – его апостольский совет: «Пусть дохнут с голоду».

I. Городская беднота

Классовая борьба среди свободных элементов колониального населения проявлялась на многих уровнях и самыми различными способами. В идеологическом отношении вызов угнетательскому статус-кво принимал всяческие формы – от выступлений против отдельных привилегий до анархистских и уравнительных предложений. В политическом отношении предложения разнились от изменений определенных налоговых установлений до полного разрыва связей с Англией и создания эгалитарной республики. В организационном отношении эти действия включали в себя забастовки рыбаков и насильственное изгнание королевского губернатора.

Начнем с краткого рассмотрения бедных и средних слоев городского населения – так называемых чернорабочих и более квалифицированных прослоек, таких, как моряки, ремесленники, мелкие кустари и мастеровые, – которые, вместе с рабами и кабальными слугами, составляли подавляющую массу населения городов.

В этой среде мы обнаруживаем на фоне изнурительного труда своего рода бурлящий протест, который постоянно прорывается наружу в форме более или менее драматических эпизодов. Большинство этого люда было неграмотно и, во всяком случае, лишено собственных печатных станков. Летописцы колониальных дней, как и почти всякой истории, были представителями состоятельных кругов, и перу именно этих летописцев принадлежат те письменные свидетельства, которые остались от той поры. Несмотря на указанные ограничения, картина колониальной жизни масс, как она предстает в имеющихся письменных свидетельствах, представляет собой картину их глубокого недовольства и постоянного стремления к чему-то лучшему.

Профессор Брайденбо, характеризуя колониальную городскую жизнь, пишет, что «рабочий человек находился во власти своего хозяина, был лишен всякой помощи и гарантий против сокращения заработной платы или безработицы» и из каждого города без конца поступали тревожные вести о «бедных людях, многие из коих помирают с голоду, не имея возможности найти работу». И все-таки, несмотря на полное отсутствие юридической защиты и неприкрытое благоволение властей интересам хозяев, с одной стороны, и конкуренцию, исходившую от несвободных рабочих, – с другой, мы располагаем письменными свидетельствами об организованных битвах колониальных американских рабочих – конечно, непохожих на то, что мы видим среди современных промышленных рабочих, – которые предвосхищают позднейшие профсоюзные сражения.

По-видимому, самой ранней из забастовок поденных рабочих (в отличие от забастовок мастеров-ремесленников, представлявших собой фактически протесты против регулирования уровня цен правительством) явилась забастовка, которую подняли в 1636 году рыбаки, промышлявшие в районе побережья нынешнего Мэна, с целью добиться повышения платы. Имеется и письменное свидетельство о локауте, которому подверглись в 1643 году со стороны хозяев судостроители в Глостере (Массачусетс). В начале 1684 года забастовали 15 из 20 возчиков, находившихся на службе у городского управления Нью-Йорка, в знак протеста против низкой заработной платы. Город прогнал забастовщиков с работы, нанял других и этим сумел в течение какой-нибудь недели принудить возчиков просить об обратном приеме на службу. Восстановлены были только трое, да и то после того, как их заставили уплатить штраф в шесть шиллингов.

Гораздо чаще встречаются письменные свидетельства о «рабочих беспорядках», относящиеся к XVIII столетию, хотя опять-таки запечатлена была только часть этой истории. Один из самых ранних примеров деятельности то организации домашних работниц относится к городу Нью-Йорку, а по времени – к началу 1734 года. Эти женщины чувствовали себя достаточно сплоченными, чтобы поместить в городской печати того времени заметку, в которой говорилось:

«Мы полагаем разумным, чтобы нас не смели бить мужья наших хозяек, так как они очень сильны и могут нанести повреждение слабым женщинам. Если же леди, нуждающиеся в слугах, поручатся за своих мужей, то такие слуги вскоре будут предоставлены в их распоряжение».

Сообщения о нескольких примерах аналогичного характера относятся и к 1740‑м годам. Дороговизна пшеницы в городе Нью-Йорке, вызванная отчасти попытками неразборчивых в средствах купцов овладеть рынком путем скупки запасов товара в спекулятивных целях, вынудила пекарей заявить в 1741 году, что они договорились между собой не выпекать более хлеба, пока цена на пшеницу не упадет. В том же году бросили работу конопатчики (рабочие, делающие корабли водонепроницаемыми) в Бостоне, требуя, чтобы им платили деньгами, а не бонами, имеющими силу только в определенных лавках. В обоих случаях исход борьбы неясен.

Отнюдь не была неведома в течение колониального периода (и позднее) деятельность рабочих организаций и среди трудящихся Юга. Так, имеется письменное свидетельство о забастовке, поднятой еще в 1746 году плотниками Саванны с целью добиться повышения платы; надо упомянуть и весьма примечательный факт, что в 1763 году негры-трубочисты (профессия, ограниченная в основном негритянскими рабочими) в Чарлстоне образовали «между собой объединение, чтобы повысить обычное вознаграждение за их труд и отказываться выполнять работу», если их требования не будут удовлетворяться. Исход этой, попытки опять-таки неизвестен; однако зловещим признаком является то, что одна газета того времени свое сообщение об этом событии сопроводила следующим комментарием: «Конечно, это – зло, и чтобы его искоренить, ему надо уделить известное внимание».

Уже под самый конец колониального периода, в 1768 году, имел место случай прекращения работы, весьма напоминающий современные забастовки. В деле оказалось замешано около 20 нью-йоркских портных-поденщиков, которые отказались подчиниться приказу мастеров-портных о сокращении заработной платы, соединили свои средства и способности и открыли собственное портновское заведение – весьма ранний образчик рабочего коллектива.

Ко всему этому можно добавить, что в периоды острых экономических затруднений в колониальных городах имели место эпизодические взрывы возмущения отчаявшихся голодных людей, примером чего могут служить так называемые «хлебные бунты», вспыхнувшие в Бостоне в 1709 и еще раз в 1713 году. Другие причины иногда приводили к волнениям, создававшим для властей серьезные проблемы по поддержанию порядка в колониях.

Так, опять-таки в Бостоне, уже в 1747 году, один британский морской офицер, столкнувшись с нехваткой судовых экипажей, отрядил в город команду по насильственной вербовке, просто-напросто похитившую несколько граждан; колонисты хорошо знали, что такая практика была запрещена, поскольку дело касалось их части мира, более чем за тридцать лет до этого времени. Подобные команды по насильственной вербовке избирали свои жертвы среди самых бедных, которые на этот раз ответили весьма энергично. Многие из них – негры и белые – собрались и договорились исправить положение на свой собственный лад. Они захватили несколько британских морских офицеров, прогуливавшихся по городу, и задержали их как заложников, пока не будут отпущены насильно завербованные бостонцы. Мало того, они посадили в колодки частного шерифа и окружили здание Генерального двора[10]10
  Генеральный двор (Генеральный суд, General court), созданный в некоторых английских колониях (например, в колонии Массачусетс) как совещательный орган при губернаторе и наделенный судебными и налоговыми функциями, позднее под давлением масс стал представительным законодательным органом, верхней палатой. В других колониях такой орган носил другие названия: Генеральный совет, совет при губернаторе и т. п. – Прим. ред.


[Закрыть]
колонии, добиваясь справедливости. Королевский губернатор, после тщетных попыток уговорить толпу разойтись и выдать заложников, призвал милицию перейти в наступление; но он был повергнут в панику, обнаружив, что милиция – составленная из местных жителей – реагировала весьма медлительно.

Губернатор в ужасе удалился в свой замок и потребовал от командующего британским военно-морским флотом освободить насильно завербованных бостонцев. Командующий ответил предложением подавить «бунт» с помощью морской пехоты и моряков своей эскадры. Со своей стороны городские массы отнюдь не собирались отказываться от своих требований, они настаивали на удержании заложников и начали рассуждать вслух, не отказался ли фактически губернатор от своей власти.

В этот критический момент орган городского управления сам высказался против масс и за «порядок и закон» и заверил губернатора в своем почтении, одновременно облив грязью своих сограждан как «черномазых и лиц презренного общественного положения».

Дело было урегулировано, когда британский офицер освободил почти всех тех, кого он насильно завербовал, после чего заложники также получили свободу и военно-морская эскадра покинула бостонский порт. Несмотря на поддержку «почтенных особ» города, губернатор Шерли информировал высшие власти в Лондоне, что это буйное поведение масс явилось результатом городских собраний, пользующихся громадным влиянием, и вообще «разнузданности черни» и демократической атмосферы в городе2.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю