Текст книги "Избранница Павла (СИ)"

Автор книги: Георгий Юленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

– Хорошо. Раз вы сами автор мотора, да еще и опыт имеете, значит, вашу кандидатуру на место испытателя будем первой рассматривать. У вас все?

– Так точно!

– Тогда езжайте, отдохните. Больших и трудных дел для вас уже итак немало отмеряно.

– Слушаюсь.

...

Сон был знакомый. В синеватой темноте под крыльями биплана Пилота мелькнули дымящиеся в предутренних сумерках сопки. На самой высокой из них ночными светляками перемигивались огоньки пулеметного огня. Вокруг сопки то и дело коротко сверкали кривые цепочки винтовочных залпов. Несколько орудийных разрывов распустились на обратном скате.

"В ночную атаку, с.уки, идут. Ничего, хлопчики, вы только до середины дня там продержитесь. А уж мы им в тылу задницу-то прижжем. Только продержитесь, ребятушки".

Земля внизу еще была укрыта длинными тенями только начинающегося рассвета, а в небе цвета слоновой кости уже пылало настоящее утро. Вот, блестя в лучах утреннего солнца, впереди идет колонна самолетных клиньев. Тяжелогруженные этажерки чуть покачиваются в прозрачном воздухе. Выбрасывая из патрубков клубы выхлопных газов, самолеты сердито урчат моторами.

"Эх! Наших бы бомберов сюда. Ну, тех, что двухмоторные. Вот они бы этих пигмеев раскатали бы в тонкий блин. Чего это там нам помком-2 крыльями качает. Ага. Предлагает чуть западнее забрать, где облака клубятся. Толково. Угу. Батя, кивнул ему крыльями, подтвердил – "Согласен". Эх! Жалко Димку с собой не взяли, ведь были же самолеты в резерве. Ну да начальству всегда виднее".

Дальше тоже все было знакомым. Зашли с юго-запада. Вот первые разрывы бомб уже поднимают песчаный туман в самой гуще вражеских войск. Вот, наконец, очухавшиеся артиллеристы открывают заполошный огонь по атакующим самолетам. Желтые всплески и белая вата шрапнельных разрывов. Пока еще далековато, но артиллеристы начинают пристреливаться. Вот слева почти в метре у капота мелькает огненный всплеск, и что-то стегает плеткой по левому бедру. Руки непроизвольно рванули машину в правое скольжение, но тут же, снова выровняли за ведущим. Строй самолету нарушать нельзя.

"Спокойно, спокойно! Подумаешь, царапнуло. Еще пара заходов осталась и домой пойдем. Невелика течь, как матросы говорят. Горит кто-то! Эх, паря! Сбил пламя! Ай, маладца! Только держись парняга, только держись. А ну, не отвлекаться! Сейчас ЭРы бомбами тварей причешут, и наш черед настанет пулеметами пройтись. Спокойно, спокойно".

Пальцы, вдавившие гашетку, чувствовали дрожь ведущего пулеметный огонь самолета. Снова в небе вспухают разрывы. Вот снизу с нескольких сторон желто-бурыми в рассветных лучах нитками потянулись, бьющие по самолетам пулеметные трассы. Слышен треск где-то в районе хвоста. Снова разрывы. Самолет подбрасывает очередным шрапнельным разрывом и начинает швырять из стороны в сторону. Снова щелчки на этот раз по крыльям. Пилот бросил быстрый взгляд в кабину, отметив небольшую кровавую лужицу. Кивнул сам себе, и перевел взгляд на ведущего. Вдруг, до этого ровно гудевший М-6 в девичестве бывший "Испано-Сюизой" испуганно чихнул несколько раз, и запел на противной ноте. Летчик бросил взгляд на приборы и досадливо присвистнул. Машина пока держалась в воздухе, но уже было ясно, что повреждения получил не только пилот. Но вот последние атаки закончились, и самолеты развернулись в сторону дома.

"Врешь, не возьмешь! Ничего скоро долетим. Жаль нельзя перевязаться. Если отвлекусь, могу из строя выпасть и своих потерять. А и хрен с ним. Главное, что все наши в строю. Никто ведь из двадцатки не сбит. Тот подбитый ЭР еще раньше из боя вышел и где-то впереди домой ковыляет. А нога… Да ничего страшного. Ранение мелкое, совсем-то кровью не истеку, да и не болит она почти".

Вдруг картина сна перестала быть знакомой. Две правых машины резко качнув крыльями, оторвались от строя и стали набирать высоту правым виражом. Через минуту все стало ясно. С востока на них пикировали смутно знакомые одностоечные самолеты.

"Это еще кто?! А-а-а, "Мартинсайды" британские, мать их в кочерыжку! Штук восемь вроде. Нет, десять. И еще монопланы какие-то. Вроде бы "Юнкерсы". Так, монопланы вроде уходят. И откуда это они только тут взялись? У, твари! Надо их боем связать, чтобы наши ЭРы до базы проскочить-то успели. Щас мы эти "гробы" чуток раскатаем! Как раз это будет наше дело – истребительное. Правда их здорово побольше будет. Ниче! Сейчас поглядим, что они там супротив одиннадцатого"Фоккера" смогут. Хоть и не на новье мы летаем, а все ж научим этих засранцев более не высовываться. Жаль, вот только Димка с нами сегодня не пошел. Э, да чего там…".

Воздух вокруг самолета наполняется звуками пулеметных очередей. Голова пилота не забывает крутиться, осматривая картину боя в ожидании вражеских атак. Вот первый "Мартинсайд" уже пошел к земле. Карусель вращается все злее. Вот второй, дымно чадя, закрутился в штопоре. Пилот удовлетворенно хмыкает успеху своих соратников, и сам пытается поймать своего противника в прицел. "Мартинсайд" крутится ужом, выскальзывая из прицела. Очередь, другая. Вроде попал, но проверить и добить некогда. По хвосту стучат пули вражьего "Виккерса". Вдруг пилот замечает, как рядом и ниже загорается один из своих "Фоккеров" со знакомым номером на хвосте.

"С.уки! Все! Хана вам черти у…..зые! Это вам за Саньку! Н-на-а-аа, тварина! Получай".

Группа Р-1, воспользовавшись теми минутами, которые им дало прикрытие, уже давно покинула этот район. А вот бой истребителей завершаться не спешил. Советские самолеты, прикрывая друг друга, медленно оттягивались к северу. Пилоты понимали, что на долгий бой их запаса топлива не хватит. Враг тоже понимал это, и выпускать их не собирался. Пилот снова крутил головой, раз, за разом уводя свой изрешеченный самолет из вражеского прицела. Вдруг он заметил, что один "Фоккер" стал неуверенно покачиваться с крыла на крыло. Ему на помощь сразу же кинулся другой советский истребитель. Прикрывая подбитого товарища, он отражал атаки одного настойчивого "Мартинсайда", и сам вместе с прикрываемым отходил в сторону своего аэродрома. "Китайцы" продолжали атаки на тех, кто еще не покинул место боя. Против шести оставшихся в строю "Мартинсайдов" ожесточенно дрались два советских истребителя. Несмотря на неравенство сил, бой продолжался уже несколько минут. Вдруг, в очередном вираже, Пилот почувствовал, как мотор сначала обрезал, а потом заработал с перебоями, чихая и теряя обороты.

"Ну, все, приехали! Еще, может, минуты на три меня хватит, а потом амба. Надо будет на вынужденную садиться. Вот только на земле тут укрыться и вовсе негде. Как начнут на меня в голом поле охотиться… Нееет. Сколько мотор тянет, нужно вперед лететь. Только вперед! Хоть до вон тех холмов бы дотянуть. Только бы Петька по-глупому прикрывать меня не взялся. Ведь собьют же дурака! Петя! Петька гляди, я тебе крыльями качаю! Все, выходим из боя. На крылья мои погляди, чучело! Уходить надо. Ну. Эх ты, глухарь токующий".

Но Петр видимо не успевал вовремя поглядывать на напарника, и явно не видел, что с ним неладно. Он увлеченно гонял пару "китайцев", лишь немного смещаясь к северо-западу. Пилот на очередном вираже зацепил своей очередью вражеский "Мартинсайд" и начал в одиночку выходить из боя. На него, сменяя друг друга, пикировали трое "китайцев". Вираж, горка, переворот, пике, снова вираж. Двигатель работал все хуже и хуже. Вот, отбивая очередную атаку, пилот вдавил гашетку и услышал сухой щелчок. Боекомплект закончился. Чуть сзади и в стороне падал, дымя, сбитый "Фоккер" Петра. Завалившая его пара спокойно присоединилась к другим "загонщикам", третий подбитый Петром "китаец" уходил восвояси.

П....ц! Все! Ни патронов, ни топлива не осталось, да еще и двигло толком не тянет. Эх, Петька, Петька! Чего же ты раньше-то не понял, что пора из боя выходить? Мы же ведь свою боевую задачу выполнили, и бомберов прикрыли. Петька, Петька. И что же мы теперь твоей Люське-то скажем? А вы, с.ки… Радуетесь, да? Думаете, вы нас уже порвали?! Победили советских летчиков, думаете? Угум. Только рано вы, б..ди, радуетесь! Мы ведь у себя в России еще не забыли, как Петя Нестеров своего первого и последнего "австрияка" завалил. Сейчас, сейчас крысы у…..зые …".

В этот момент навстречу самолету, стреляя из двух стволов по его преследователям, пронесся новый участник боя. Это был невесть откуда взявшийся незнакомый "Фоккер". Вот он с третьей очереди завалил один "Мартинсайд". Вот длинной очередью отогнал от хвоста товарища второго.

"Это еще кто? Наши-то еще явно не заправились, кого это сюда принесло? Неужели сам командир отряда на резервном взлетел. А может Димка? Да нет! Не может это он быть, его же от полетов отстранили. Или все же он? Летает, как зверь, вроде его почерк. Дима! Дай этим гадам! Всыпь им за Саньку и Петьку!".

"Фоккер" Димы, крутился вокруг подбитого товарища, сбивая "китайцам" прицел. Враги почувствовали, что добыча может уйти, и, оставив одного загонщика, пошли на обгон целым звеном. В полутора километрах впереди и чуть в стороне от курса поврежденного истребителя, их группа набирала высоту. Видимо, готовились атаковать на встречных курсах. Обернувшись, пилот увидел, как отбив новую атаку тот же самый Димкин "Фоккер" приблизился к нему, привлекая к себе внимание качанием крыльев. При этом, получивший только что его очередь бывший "загонщик", дымя мотором, уходил куда-то на юго-восток.

"Чего тебе, Дима? Не отвлекался бы ты лучше. Нам с тобой километров шестьдесят-семьдесят до базы осталось. Ну чего тебе еще? ЧТО-О-О?! Паша!? Ты-то откуда взялся? Ты же еще пешком под стол ходить должен. Ну, я тебе щас дам, засранцу".

Это было невероятно. Из кабины летящего рядом старого немецко-голландского истребителя на пилота глядело лицо человека, которому нечего было делать здесь в этом бою и в этом году. В тот год, когда Пилоту пришлось воевать в этом забытым цивилизацией дальневосточном углу, парнишка с этими упрямо сжатыми губами еще бегал на занятия в школе, и получал от матери по спине мокрым полотенцем за очередную шалость. Пилот потряс головой, видение не растаяло. Лицо непонятно, как оказавшегося здесь старшего лейтенанта Павла Колуна шевелило губами, что-то настойчиво объясняя. В этот момент идущие далеко впереди и сбоку китайские "Мартинсайды" виражом начали разворачиваться назад для лобовой атаки.

"Бред какой-то! Чего ты, Паша, там шепчешь, да рукой показываешь? Куда тут сажать? Тут тебе, сынок, не Крым, тут Китай, а до аэродрома мне осталось целых четыре, а, может, и все пять десятков километров. Рано еще садиться. Неужт не понимаешь? На земле ведь они меня в момент приголубят. Эх ты, стратег…".

Три "Мартинсайда", выстроившись пирамидой, один впереди и чуть выше, а два крыло к крылу чуть сзади и ниже, выходили на них прямо в лоб. До них было километра два или больше. Летящий рядом "Фоккер" вышел вперед. Он, несколько раз покачав крыльями, просел, изображая посадку. Глядя на это, Пилот только досадливо махнул рукой в сторону мол – "не мешай, освободи лыжню!". Расстояние между группами самолетов быстро сокращалось. "Фоккер" Павла снова подлетел и занял положение сбоку. Вот он постучал себя кулаком по шлему и рукой в перчатке снова показал, мол – "садись пока не поздно". Пилот снова досадливо махнул рукой и погрозил своему защитнику кулаком. Тогда, видимо поняв, что его совет не принят уже окончательно, летчик с лицом "Павла Колуна" перехватив штурвал левой рукой, откозырял соратнику и вдруг открыто, по-мальчишески улыбнулся. Его "Фоккер" не спеша выплыл вперед, навстречу несущимся в лоб китайским самолетам. Было еще далеко, и те пока не стреляли.

"Паша, не дури. Пока ты одного очередью из пары стволов долбишь, остальные из тебя шестью стволами решето сделают. Ты же даже на вираж уйти не успеешь. Они хоть и устаревшие, а стреляют нормально, по себе знаю. Паша, ты чего там выдумал? Пашка, не смей!!! А ну не смей, салага! Тебе же, дураку, еще пять лет в школе учиться, куда ты вообще лезешь, сопляк?! Не твое это дело! Вот сядем, я тебя ремнем-то воспитаю! Паша, не надо. Стой, Паша! Ладно, убедил ты меня, засранец хренов! Слышишь, сяду я?! Слышишь?! Паша! СТО-О-ОЙ!!! ПАШКА-А-А-АА!!!!".

Мощный взрыв от столкновения двух самолетов, казалось, заставил вздрогнуть само небо. Один из соседних "Мартинсайдов" дернулся, уворачиваясь от куска разорванной коробки крыльев и резко пошел вниз. Другой, получив за несколько секунд перед взрывом последнюю очередь, отвернул правым виражом. Вражеские самолеты внезапно исчезли. Пилот, оцепенело глядящий через треснувший от попадания шрапнели плексигласовый козырек своего побитого "Фоккера", увидел впереди пустое небо и где-то там, вдали почти у самого горизонта знакомые контуры посадочной площадки…

"Эх, и дурак же ты Пашка. Эх, и дурак… Я же ведь не в игрушки тогда играл. Я же вас, шпану беспорточную, тогда защищал… Чтобы вы потом нас в небе сменили. Что же ты наделал, ирод?".

Полковник открыл глаза. Сердце сильно колотилось и никак не хотело успокаиваться. По выбеленному потолку метались солнечные зайчики. Рядом тихо посапывала во сне, уже двадцать лет как единственная для него, женщина. Он сделал глубокий вздох и потер глаза.

"Все-таки сон. Ужас-то, какой. Тот бой под Чжайланором я, конечно, много раз во сне видел. Весь целиком, до самой нашей посадки. Но никогда раньше в нем таких страстей не было. Не было, и тут, на тебе! Может прав комиссар? Может в святой воде этого мерзавца искупать, а? Дааа. Анекдот получится, два коммуниста комсомольца в купели купают. Тьфу, ты, ерунда, какая! Ну, Пашка! Лично ведь выпорю засранца! За любую мелкую хреновину теперь воспитывать буду эту шпану саратовскую. Он еще своей порчей теперь мне, своему командиру, спать мешать будет. А?! Во дает, нахал! Чтоб ему самому во сне всякая хрень мерещилась! Ну, Пашка!".

* * *

У-2 заходил на полосу. На аэродроме Скоморохи все полосы были больших размеров, сделанные с запасом, для обеспечения возможности базирования тяжелой авиации. Части истребительной бригады, базировавшиеся здесь, летали часто и полосы авиабазы не простаивали. Но этим утром, кроме катящегося по полосе биплана еще ни один мотор не нарушал тишины просыпающегося аэродрома.

Павла сжимала под мышкой портфель с предоставленными ей Кувшиновым материалами и письмом к командованию 23-го ИАП и 69-й бригады. Вспоминая свой разговор с Кувшиновым, Павла думала о предстоящей работе. Все ли было сказано, достаточно ли будет прозвучавших аргументов, чтобы работам в Харькове, наконец, никто не мешал?

* * *

Перед уходом с секретного объекта, провожающий Павлу капитан госбезопасности успел провести приватную беседу и передать пакет для авиационного командования. Он уже готовился отдать старшему лейтенанту разрешение удалиться, как кульминация прощания была скомкана наивным вопросом младшего по званию.

– Товарищ капитан госбезопасности, есть еще несколько важных вопросов. Я посчитал, что в присутствии командующего пограничными войсками, об этом не стоит "растекаться мыслию по древу". Но вот сами вопросы и, правда, очень важные и срочные, разрешите сейчас вам о них доложить?

– Гм. Докладывайте.

– Я не ошибаюсь, что времени у нас мало, а специфика планируемой работы особой эскадрильи такова, что слишком слабый ее успех может быть негативно оценен начальством?

"Ну прости ты меня на этот раз, капитан-полковник. Такая уж наша крылатая доля, чужую печень клевать. Знаю я, что когда-нибудь мой болтливый язык меня в могилу сведет. Вот только сегодня я еще нужна вам, поэтому вы меня и терпите. А так, уже давно бы сапогами запинали. А мне пока рисковать в беседах с вашим братом необходимо, ибо, если я промолчу, вы все равно, потом мне любой косяк в вину поставите. Так что потерпите пока. Ну как, я правильно ваш взгляд оцениваю? Угу. Нет, наверное, слишком уж мягко по сравнению с действительным ко мне отношением".

– Хм. Не ошибаетесь. И к чему вы клоните? Давайте уже без обиняков, в чем там у вас дело?

– Просто я считаю, что вооружение нам нужно для этой авиачасти новое и очень мощное.

– Предоставления секретных разработок я вам не обещаю. Только то, что выпускается серийно и есть в войсках. Да и то, с товарищем майором придется многое согласовывать.

– А если за время подготовки эскадрильи, это новое оружие создать удастся?

– Каким образом? И что это за оружие? Вы же знаете, что институты годами разное оружие отрабатывают, а вы тут, значит, решили за месяц их всех переплюнуть.

– Не всех. Но, по моему мнению, в рамках действий по отработке вооружения особой эскадрильи, необходимо срочно начать работы вот над чем. Нам необходимо мощное оружие для сосредоточенных атак плотного строя бомбардировщиков. Вот, к примеру, это схема пусковой установки для подвесных блоков боевых авиационных ракет. А вот принципиальная схема ракеты с раскрывающимся оперением. Даже если похожие разработки у нас в стране уже ведутся, я вас убедительно прошу попробовать уговорить начальство. Если нам разрешат самим создать прототип такого оружия, то можно будет сравнить эффективность и выбрать лучший образец. А если начнем клянчить готовое, то можем вообще ничего не получить.

– Только что все это нарисовали? Откуда такие идеи?

– Рисовал по памяти. Первые наброски я еще в ШМАСе делал. А идеи почерпнул в ХАИ. Там есть группа ракетных энтузиастов, вот посмотрел на их опыты и решил, что нам это сгодится.

– Вряд ли удастся заинтересовать этим наше начальство. Это ведь только для стрельбы по самолетам. Ведь так?

– Не совсем. Вариантов назначения и количества боевой нагрузки планируется несколько. В варианте блока шрапнельных противосамолетных ракет, это будет восемь, двадцать одна, тридцать шесть ракет калибра 2,5 дюйма или 63,5мм. Масса блока ракет соответственно, сто, двести и триста килограммов. А в варианте осколочно-фугасных ракет для работы по наземным целям при таком же примерно весе, это будет четыре, девять, и двадцать одна ракета калибра 5 дюймов или 122-130мм. Для удешевления производства противосамолетных ракет можно использовать шрапнельные снаряды пушек Барановского, поскольку сами пушки уже давно не применяются, а снаряды к ним пока имеются на складах. Аналогично, в целях удешевления боевой части ракет для стрельбы по наземным целям можно брать готовые гаубичные или морские снаряды.

– Все это очень интересно, но почему вы решили именно сейчас заняться еще и этими снарядами? Да и еще, откуда у вас такие сведения, я про наличие снарядов к пушкам Барановского?

– Почему сейчас? Если мы хотим добиться действительно серьезного эффекта в Монголии, то готовиться нам нужно к отражению массированных бомбардировок. А перехватить плотно сбитый строй бомбардировщиков без мощного оружия дело непростое. А что до сведений о снарядах… Так, товарищ капитан госбезопасности, просто я в ШМАСе с одним преподавателем разговорился. Он там по бомбовой нагрузке занятия ведет. Я вообще-то думал использовать для этого английские снаряды калибра 57 мм, но мне тот военинтендант сказал, что они еще в Гражданскую закончились. А вот к пушкам Барановского снаряды в Севастополе точно есть.

– Хм. Ну что ж, отлично. Если проект не слишком дорогой, то возможно что-то и получится. У вас еще есть вопросы?

– Да, товарищ капитан госбезопасности. Очень прошу вашей поддержки в приобретении малогабаритных радиостанций для повышения эффективности управления воздушным боем, а также в ходатайстве перед руководством о возобновлении конструирования и опытного производства реактивных двигателей в Харькове. Для этого требуется снять обвинения с тех, кто еще недавно занимался этим направлением работ, и выделить им помещения и оборудование, например, на строящемся объекте ХАИ "Померки". Кстати там ведь и боевые ракеты делать можно. Боевая часть ракет ведь у нас уже есть, а двигатель и раскрывающееся оперение местный ракетный кружок "Проскуровцев" сможет быстро до ума довести. А для разработки схем реактивных самолетов очень прошу убедить начальство привлечь либо слабозагруженных, либо уже задержанных НКВД конструкторов, которые ранее специализировались на конструировании высокоскоростных самолетов необычных схем. Я от пилотов НИИ ВВС слышал про таких талантливых конструкторов, как Москалев, Бартини, Черановский, Болховитинов и Сухой. Если хоть кого-нибудь из них привлечь удастся, думаю, тогда хотя бы несколько лет мы в этой гонке наверняка сможем у фашистов отыграть.

– Хм. Да идей у вас много. Так много, что даже и не знаешь, стоит ли вас и дальше инструктором использовать, или лучше вас куда-нибудь в Москву под крыло военнно-воздушной академии перевести. Гм. Ладно, старший лейтенант, мы обдумаем и эти ваши предложения. А вы пока можете быть свободным.

– А как же моя просьба, которую я в вам еще в письме передавал?

– Цепкий вы, однако, товарищ. Да не забыл я о вашем письме. Начальные данные по вашим вопросам уже готовы, остальное вы получите в процессе обучения. Сержант Валин! Принесите мой портфель из кабинета.

Непроницаемый сержант госбезопасности через несколько секунд представил требуемое начальнику, и Кувшинов с усталой улыбкой передал Павле тонкую папку с завязками.

– Вот вам таблицы по ТТХ иностранных самолетов, либо уже серийных, либо готовящихся к серийному выпуску. Фотографии в конверте. Сведения, как вы и просили, в основном из открытых источников. Авиационные журналы, бюллетени авиасалонов и прочее. Вот данные по аэродромным сетям.

"Ух, ты! Не подвел капитан-полковник. Все как заказывала. Вся существенная авиация Европы и Америки показана. И даже численность на начало 38-го года есть. Югославии, Прибалтики и Финляндии, правда, нет. Но тут я наших отцов-командиров уломаю к германским, английским, голландским и американским самолетам присмотреться".

– Ну как? То, что требуется или что-нибудь не так?

– Да, благодарю, самое то, что нам нужно!

– Собираетесь обсудить это с вашими новыми сослуживцами? Кстати, забыл сказать, вам как временному руководителю учебного центра обязательно нужно будет разъяснить людям и основные параметры задачи, и отдельные важные моменты их будущей работы. И чем раньше вы начнете, тем лучше. Сможете это сделать завтра вечером?

"Вот так нежданно-негаданно, взяла и стала вдруг начальством. Хоть и мелким, но чую все шишки мои если что. Правда, меня этим не больно-то напугаешь. У нас в цеху за сотню народа работало, и ничего справлялась, когда в одиночку за Главного оставалась. Главное в принципиальных вопросах не давать себя гнуть, но и самодурствовать сильно не нужно, а остальное как-нибудь приложится".

– Так точно. Если разрешите, то я завтра в 20:00 буду готов сделать небольшой доклад для вас, товарища майора госбезопасности и для моих будущих сослуживцев. А чтобы не терять времени на дорогу в оба конца, может, на У-2 меня кто-нибудь отвезет?

– Хм. Хорошо. Тем более что времени у нас и, правда, немного, а дел невпроворот. Изучайте материалы и готовьте доклад. И сегодня вас тоже на У-2 отправим. Сейчас уже три часа ночи, и на машине слишком долго ехать. Тем более что вам с вашим бригадным начальством все равно общаться придется. Так что, пару часов здесь в соседней комнате поспите и вас отвезут.

– Благодарю, товарищ капитан госбезопасности.

* * *

И вот сейчас, Павла готовилась предстать, пред ясны очи своего комполка. Да не с пустыми руками предстать, а с официальным документом сразу от трех организаций. Общим признаком всех трех организаций было только наименование их головного наркомата. У-2 усыпляюще жужжал. Протирая глаза, Павла отметила, что пары часов для сна ей для отдыха было явно маловато.

– Слышь, друг. Ты поближе к штабу 23-го истребительного зарули если можешь. Знаешь где это?

– Знаю, могу и подвезти. А у самого, что ноги разболелись?

– Нет, просто не хочу с кучей народа здороваться. Дело у меня сегодня шибко срочное.

– Угу. Ладно, сделаем, раз такая срочность.

* * *

На крыльце штаба 23-го ИАП, богатырским манером развернув свои пусть не совсем богатырские, но и совсем даже не слабые плечи, глубоко дышал самый в этом полку главный человек. Его орлиный взгляд сурово глядел на приближающуюся фигуру старшего лейтенанта.

– Здравия желаю, товарищ полковник, разрешите обратиться?

– Явился, не запылился? Обращайтесь.

– Приказано доставить пакет вам и командованию бригады.

– Это что еще такое?

– Это пакет, товарищ полковник.

– Сам вижу, что не открытка! О чем тут?

– Так о том, что меня временно требуется командировать в новый Центр воздушного боя. Ну не одного меня, требуется еще человека четыре. Двоих с бипланов, и двоих с "ишаков". Ну и еще там ходатайство о разрешении мне через пару дней сдать переподготовку на "ишака" и допустить к полетам.

– Паша, ты что, совсем обнаглел? Медкомиссию, змий не прошел, а уже за моей спиной с НКВД договариваешься! Думаешь, я на тебя, злодея, управы не найду?!

– Никак нет, товарищ полковник. Ни о чем таком я специально не договаривался. Просто этой ночью меня это ведомство из кровати нежно так выдернуло, да и заставило свои предложения в срочном порядке готовить. В общем, спешат они куда-то. А раз я погранцов в последние пару дней отпуска сильно в воздушных боях замучал. То решили, что я уже совсем здоров, и больше ничего слушать не хотят.

– Опять, старлей, ты меня тут за дурака держишь. Если бы ты сам им сказал, что из-за здоровья пока не можешь летать, то никто бы тебя из больничной койки в небо не потянул. А?! Ты, что же это Колун хочешь совсем со мной поссориться?

– Не хочу. Можно вас на пару слов с глазу на глаз? А то уж слишком много народу тут.

– Ладно, жди меня тут. Сейчас я дежурному пару слов скажу, и отойдем с тобой побеседуем.

"Чем дальше, тем больше. Не знаю уж как для самого Колуна, а для меня этот отец-командир скоро точно в родного отца превратится. Каждый раз на меня смотрит как на блудное дитя. И хоть мне за Пашкины старые выкрутасы ни капельки не стыдно, ведь не я это делала. А все же в глаза ему смотреть не могу спокойно. Словно я долгов наделала, а вовремя отдать забыла".

Два красных командира стояли у развевающегося на легком ветру полосатого сачка посадочного конуса. Со стороны казалось, что это родитель отчитывает своего нерадивого отпрыска. И хотя на деле этих людей связывали взаимоотношения несколько иного характера, но стиль беседы и вправду напоминал семейный воспитательный процесс.

– Иваныч, послушай меня. Я ведь сейчас нарушу все мыслимые правила и совершу должностное преступление.

– Ты что же, сопляк, мне своими кулачонками грозить вздумал? А ну давай, попробуй! Так я тебе, щенку, сейчас покажу, как своего командира в хрен собачий не ставить. А? Чего замолк?

– На тебя, Иваныч, я бы руки в жизни не поднял. Хоть сам меня прямо тут на месте пристрели. А должностное преступление мое будет в другом. То, что я тебе сейчас расскажу, является тайной высокой степени секретности. Вот если ты захочешь меня под расстрел подвести, то можешь это кому-нибудь рассказать.

– Хватит уже, Паша, мне тут байки травить. Ты лучше скажи, как ты уговорил НКВДшников тебя в небо выпустить?

– Жаль, что ты, Иваныч, мне не веришь. Не уговаривал я никого. Просто мои предложения приняты и теперь времени на все про все у нас кот наплакал. И раз ты меня слушать не желаешь, то я пожалуй ничего рассказывать и не буду. И секретность тогда сохранится, ну а дружба… Много чего хорошего было за эти два года. Прости меня, коли что не так. И спасибо тебе, Иваныч, за все…

– Ты тут, старлей, из меня слезу не выдавливай. Я вообще-то старше и об уважении забывать не нужно. А ты еще пока мой подчиненный, так что, давай, докладывай, что там у тебя снова за хрень режется.

– Докладывать секретные сведения, товарищ полковник, я права не имею. И рассказать я их, Иваныч, могу, только если слово коммуниста получу, что все это, когда срок придет с тобой в могилу ляжет.

– Паша, ты, что совсем охренел? А если я тебе прикажу?

– Готов к любому взысканию за нарушение такого приказа.

– Угу. Знаешь, небось, что тебя твои новые покровители прикроют, вот и хорохоришься. Ладно, даю тебе слово коммуниста, что сказанное тобой никто кроме меня не узнает.

– Тогда слушайте, товарищ полковник…

…

– Вот так, Иваныч, придется мне ребят научить и в том монгольском центре за "японца" летать. А еще может так случиться, что буду я там свои "Тюльпаны" на боевых самолетах испытывать.

– Знаешь, Паша, мне иногда кажется, что ты уже окончательно с катушек съехал. А в этот-то раз, зачем именно тебе в эту кашу лезть? Обучил бы погранцов, да обратно в бригаду и вернулся. Ну, вот на кой хрен тебя туда несет-то?

– Пойми, Иваныч, там сейчас ребята в кабинах горят. А те с. уки, которых мы с ребятами над Кантоном гоняли, сейчас нашим салабонам обученным по методикам мирного времени уже юшку кровавую пустили. И пока начальство опытных бойцов соберет, сколько еще их в монгольских песках крылья сложит. Сколько?!

Полковник почесал затылок, глядя в след взлетевшему самолету.

– Дааа, Колун. Прав был комиссар. Так и хочется тебя святой водой окропить, чтобы дурь твоя из башки-то повывелась. Ты знаешь, а ты мне снился сегодня. Не знаю к чему этот сон. Говорят, что те, кого во сне мертвыми видишь, потом еще долго жить будут.

– Значит и мне долгая жизнь предстоит.

– Ты, Паша, в том сне меня своей гибелью от смерти спас. Глупо, конечно, в такое верить… Вот только боюсь я, Паша… Боюсь, что сон этот все же вещим окажется. Не хочу я мамке твоей письмо о геройской гибели ее единственного сына писать. Ни про кого из наших хлопцев писать не хочу, а про тебя, дурака, особенно.

– Не бойся, Иваныч. Я вон тоже себя к недолгой жизни готовил. Мол, сколько смогу проживу, главное, чтобы толк был. А мне одна гадалка харьковская по этому поводу как щелкнула по носу. Взяла да и нагадала, что я дольше проживу, чем я сам себе в своем легкомыслии отмерял. Ну, в том смысле, что не одну войну я насквозь пройду. Так что если уж ты, Иваныч, мне все-таки веришь, хоть и трудно тебе после всего, что было… Если веришь в то, что я тебя не подведу, то, пожалуйста, верь до конца. А вернусь из Монголии, сам мне любое наказание выбери.

– Все-таки точно дурак ты, Колун. В хрен ли мне твое наказание уперлось. Не потому тебя хулигана наказывали, что начальству это шибко приятно, а чтоб голова твоя за ум бралась, и плечи свои могутные покидать-то не спешила. Одно слово, чудо ты, Пашка. У тебя когда занятия в ШМАСе начинаются? Через час? Ну, так бегом машину лови до Житомира, а то опоздаешь.

– Разрешите идти?

– Бегом, старлей! А то я тебя и хворостиной могу ускорить… Не, ну вот ведь засранец…