
Текст книги "Секреты прессы при Гобачеве и Ельцине"
Автор книги: Георгий Вачнадзе
Жанр:
Политика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 44 страниц)
Конечно, «перестройка» внесла в этот устоявшийся процесс свои изменения. Вот и предварительную цензуру в августе 1990 года отменили, а годом ранее издательства могли и сами, без согласования с вышестоящими комитетами по печати включать понравившиеся им рукописи в план издания. Но появились другие проблемы. Прежде не было никаких проблем с реализацией печатной продукции. Все шло по налаженной колее – что нужно издавали, продавали, неликвид годами лежал на книжных полках магазинов и библиотек, затем тихо шел на списание.
В 1991 году официальная книжная торговля в лице своего главка «Союзкнига» была еще более нужна центру, чем прежде. Положение таково, что книгу Горбачева продавали за символическую государственную цену в любом книжном магазине СССР, мемуары Ельцина продавали также по всему Союзу, но уже по бешеной цене и усилиями черного рынка, а книги первых лиц из республик – даже будучи изданными на русском языке, как правило, никогда и нигде за пределами своих республик не распространялись.
Вацлав Гавел, получивший в 1989 году премию Мира западногерманских издателей и книготорговцев тогда, когда он еще был диссидентом, а не президентом ЧССР, тоже не видел в СССР своих книг – ни на прилавке, ни под ним. А очень хотелось бы прочесть книги, написанные Иоанном Павлом II, Лехом Валенсой, матерью Терезой, тысячи и тысячи книг, которые заботливые издатели и книготорговцы Запада умудряются выпускать одновременно на множестве языков цивилизованного мира.
У нас есть специальные издательства, выпускающие книги в переводе с иностранных языков, – «Прогресс» и «Радуга». Но о каком уж тут прогрессе может идти речь, если публиковались переводные книги, оригиналы которых выходили, как правило, 5–9 годами ранее.
Огромное московское издательство «Мир» специализируется на переводных книгах западных авторов по всем отраслям техники и технологии. Развитию естественных наук, имеющих значение для нашего военно-промышленного комплекса, уделялось у нас огромное внимание. Здесь уж переводилось и издавалось на русском незамедлительно все, что представляло хоть какой-то интерес, издательский процесс позволял выставлять переводную техническую книгу на прилавок год-другой спустя после выхода ее на Западе. На русский язык переводились также все самые известные технические журналы ведущих стран НАТО, издавались и распространялись среди соответствующего круга постоянных подписчиков.
Не случайно магазины советской технической книги (т. е. в областях естественных наук) в крупных городах на всей территории СССР и стран Восточной Европы были очень посещаемыми. В любом из них всегда можно было увидеть, к примеру, до сотни и более названий книг на русском языке по компьютерной технике советских и зарубежных авторов. В то же время даже в самом большом магазине советской книги можно было обнаружить на полках не более 2–3 наименований переводных работ западных авторов по экономике. Такая же картина – и по всем другим областям гуманитарных наук.
Может, и увидим мы когда-нибудь в Москве-Петербурге магазины уцененных книг западных издательств. Пусть это будет книга годичной давности, но и стоить она будет, возможно, совсем недорого, в рублях или даже в валюте. Желающие изучать иностранные языки с удовольствием покупали бы западные иллюстрированные журналы сотен наименований из числа тех, что остались нереализованными среди западной читающей публики. Но стоит ли обольщаться? Газеты в СССР 1990-91 годов пестрели рекламой, предлагавшей советским людям купить за бешеные для них деньги буквально все, что душе угодно, но только не западные книги.
Здесь, на этой позиции, повидимому, и пролегала одна из невидимых границ гласности и перестройки. Ксерокс, компьютер, «мерседес» или «нисан», туристическую поездку за рубеж, продукты и лекарства – весь этот достаточно широкий набор западных товаров и услуг стало наконец возможным приобрести в СССР по коммерческим, свободным ценам (недоступным, конечно, большинству тружеников). Но западные книги в этот перечень почему-то не вошли. Для советской таможни западная книга попрежнему была, как для быка красная тряпка. В большинстве случаев речь не шла о той или иной сумме таможенных пошлин, просто произносилось знаменитое советское «НЕТ», и без особых комментариев.
Западные книготорговцы предпочитают оставаться оптимистами и ждать более благоприятных времен. Вот у вас, говорили они своим советским коллегам, даже кооперативные, независимые книжные издательства стали появляться. Но и это приятное новшество фактически не изменило статускво, т. е. монополия государства в книгоиздательском деле осталась фактически нетронутой. Вместо окрика цензора или партработника, государство регулировало дело, не выпуская из рук крупные полиграфические мощности, крупные бумажные комбинаты и всю налоговую и финансовую политику в книгоиздательском и книготорговом деле.
Новый механизм диктата так же незатейлив, как и прежде. Хотите иметь частное издательство – пожалуйста, зарегистрируйте его. Учредителю понадобится сделать небольшой вступительный взнос в казну государства, и открывай издательство хоть у себя дома, – стол, стул и телефон, больше ничего не надо. Разве что привезти изза границы комплект портативной электронной типографской техники, и сотню другую экземпляров книги можно и дома сделать. Но ведь крупную типографию (это целый завод) или бумажный комбинат (это уже завод гигант; в цех, где стоит бумагоделательная машина, легко войдут два самых больших самолета «Боинг») и в СНГ пока не купишь. Принадлежат они государству.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА VIII. РАДИО
«Радио России» против Политбюро ЦК КПРСЭто средство массовой коммуникации заняло почетное место в истории советского государства. Ничтожная часть семей в экс-СССР имеет телефон, но проводное радио с одной, редко двумя-тремя программами имеют многие. В тридцатых-пятидесятых годах в советских деревнях, на столбах у центральных площадей висели репродукторы, громогласно вещавшие весь световой день партийные лозунги и газетные передовицы, разбавляя пропаганду маршами и патриотическими песнями. И поныне, когда многоэтажный дом сдается в эксплуатацию, в нем есть вода, электричество и проводное радио. Может не быть газа, в сельской местности – водопровода, но радиотрансляцию поставят в первую очередь. Хотя утверждать, что Россия, скажем, сегодня полностью радиофицирована, было бы преувеличением – 65 млн. радиоточек на 150 млн. населения.
С отменой цензуры в августе 1990 года радио в СССР преобразилось: меньше лжи и пропаганды, больше честной информации, мнений и развлечений. Меньше дикторов, больше репортеров и ведущих, между живым словом которых и слушателем цензора и редактора уже не было. Случился переворот на советском радио. Радиожурналисты, практически впервые, получили возможность регулярного выхода в прямой эфир, т. е. отказались от услуг дикторов и предварительной записи передач на пленки, их последующего редактирования и много ступенчатого утверждения, визирования и цензуры.
Но децентрализации и приватизации на советском радио к концу 1991 года еще не было. Первая всесоюзная радиопрограмма и информационно-музыкальный «Маяк», еще одна всесоюзная программа, отошедшая недавно к «Радио России», да еще по одной-две местных радиовещательных программ в республиках и областях. Плюс Всемирная служба новостей московского радио на русском языке.
Иногда в ряде республик к этому перечню добавлялись и «пиратские» отечественные станции, вещающие без согласия на то местных властей.
С сентября 1990 года такая вот станция «Надежда» на русском языке с текстами, явно враждебными правительству Эстонии, заговорила ежедневно по два-три часа с военно-морской базы в самом центре эстонской столицы Таллинн, в нескольких метрах от резиденции правительства и Верховного Совета республики. И что можно было поделать – глава правительства Эдгар Сависаар в ответ на вопросы журналистов лишь разводил руками. Союзные министерства внутренних дел, иностранных дел, государственной безопасности, обороны, гражданской авиации имели свои радиочастоты и распоряжались ими вне контроля государственной инспекции электросвязи СССР…
Однозначно националистическую позицию, как говорили в Кремле (патриотическую, в духе защиты национальных интересов – сказали бы другие), занимали в последние годы журналистские коллективы радиопрограмм большинства республик. Журналистика в нашей стране всегда была политической профессией и очень рискованной. Уволенному журналисту отказывались помочь и профсоюзы и суды. Сегодня репортер с магнитофоном, фотоаппаратом или видеокамерой рискует многим в стычках оппозиционных группировок на улицах. Да и в редакционных стенах работать стало сложнее, чем прежде.
Об одном из аспектов профессии советского радиорепортера говорится в интервью «Перестройка в Гостелерадио?», которое поместила газета «Аргументы и факты» (№ 30, июль 1990):
В феврале прошлого года приказом бывшего председателя Гостелерадио СССР А.Аксенова двое журналистов – А.Жетвин и С.Фонтон – были отстранены от работы в прямом эфире и на три месяца переведены на нижеоплачиваемую работу. Наказание последовало после того, как в информационном выпуске программы «Маяк» они процитировали материал из польского журнала «Одродзене» о катыньском деле, что, как сказано в приказе, «нанесло ущерб интересам нашей страны», «явилось грубой политической ошибкой».
А через год с небольшим в опубликованном заявлении ТАСС советская сторона выразила глубокое сожаление полякам в связи с катыньской трагедией, назвав ее одним из тяжких преступлений сталинизма. Журналисты обратились с просьбой к председателю Гостелерадио, теперь уже М.Ненашеву, отменить приказ, обвинявший их в безответственности и политической незрелости. Корреспондент «АиФ» встретился с А.Жетвиным и С.Фонтаном.
– Только через три месяца М.Ненашев передал через своих помощников, что приказ отменять не будет, хотя и признает его несправедливым, – сказал А.Жетвин. – Объяснил это тем, что не желает создавать прецедент, который повлечет за собой волну апелляций от несправедливо обиженных людей. Мы расценивали поступок председателя Гостелерадио как проявление той системы, которая существовала на ТВ и радио при А.Аксенове и продолжает существовать при М.Ненашеве. На наш взгляд, подобный прецедент необходим, чтобы люди поверили, что в Гостелерадио наконец началась перестройка и что справедливость торжествует.
– А демократична ли сама форма отстранения радиотележурналиста от эфира?
– Безусловно, она незаконна, поскольку отстранять от эфира можно только в двух случаях: за нарушение конституционных норм, другими словами, если журналист призывает к насилию, разжиганию межнациональной розни, войне или если ставится под сомнение его профессионализм. К сожалению, на радио и телевидении отстранение от эфира вошло в практику. К примеру, меня за последние не сколько месяцев отлучали не раз. В феврале – за репортаж с митинга демократических сил на Манежной площади. В июне – за то, что в сюжете «Панорамы „Маяка“ о безобразиях, творящихся в аэропортах столицы, я поинтересовался, в каких условиях совершают перелеты наши высокие руководители. И наконец, сейчас я то же отстранен от прямого эфира только за то, что в той же передаче во время работы XXVIII съезда КПСС вступил в спор с одним из партийных функционеров.
Но что удивительно, сегодня отстранение от прямого эфира приказом уже не оформляют и никаких политических оценок не дают. Просто вызывают и говорят, что ты, мол, непрофессионально работаешь.
На днях вышел Указ Президента страны „О демократизации и развитии теле видения и радиовещания в СССР“. Как отнеслись к нему работники ТВ и радио?
В целом появление такого Указа можно приветствовать, а вот в частностях он вызывает много вопросов. Не случайно, комментируя его по ЦТ, М.Ненашев не заметил, думаю, умышленно, ряд его существенных положений. Например, ни слова не сказал по поводу того пункта Указа, где говорится о недопустимости превращения „государственного телерадиовещания в средство пропаганды личных политических взглядов его работников“. А ведь этот пункт противоречит Закону о печати и других средствах массовой информации, который запрещает подобную дискриминацию даже в том случае, если личное мнение журналиста расходится с мнением руководства того органа, где он работает.
Председатель Гостелерадио говорил о необходимости сделать ТВ и радиовещание народным, признал прежний диктат над ними КПСС. Но, спрашивается, кто мешал освободиться от него сразу же после отмены 6-й статьи Конституции СССР о руководящей роли КПСС»?
На территории РСФСР имеется 86 радиодомов и 199 городских радиоредакций. Все это после бесславной кончины КПСС в августе 1991 года отошло к российскому правительству. Но начало противоборства Кремля и Белого российского дома предвещало для «Радио России» мало хорошего. О круглосуточном вещании на всю территорию страны через трансляционную радиосеть и речи не было. Согласие на рождение «Радио России» было со стороны Горбачева небольшой уступкой Ельцину и продолжением игры в гласность и демократию.
Всесоюзное радио отметило 1991 год переменой названия своих программ. Бывшая первая стала «Радио-1», информационно-музыкальная программа «Маяк» осталась без изменений, третья программа стала «Радио-2», а четвертая – «Орфеем».
«Радио России» вошло в состав только что образованной Российской независимой телерадиокомпании (председатель Олег Попцов). Утренний блок передач («Радио-1», 6.30-9.00) призван был создать хорошее настроение, дневной («Маяк», 14.00–16.00) отводился встречам с интересными людьми, во время которых работал прямой телефон в студию, вечерний («Радио-2», 22.15–24.00) посвящался различным проблемам культурной жизни.
Но «Радио России» вскоре практически прикрыли, прекратив его вещание по первой программе Всесоюзного радио и по «Маяку», что на одну треть уменьшило аудиторию «Радио России». 5 февраля 1991 года правительство Российской Федерации заявило, что оно готово принять особые меры, если правительство СССР не отменит ограничений на деятельность «Радио России». Правительство РСФСР потребовало передать под его контроль по одному из главных теле и радиоканалов. В противном случае, по его словам, оно воспользуется своим суверенным правом и конституционной обязанностью информировать население республики. В первые дни февраля были резко сокращены частоты, на которых вело передачи «Радио России», отражающее позицию Бориса Ельцина. Эти меры последовали после событий в Вильнюсе и Риге, вызвавших на «Радио России» поток критических высказываний в адрес центральных властей. «Радио России», кстати, совершило прорыв (на весь почти Советский Союз) информационной блокады по Литве – его журналисты одними из первых дали прямой репортаж из эпицентра событий, чем поставили в непростое положение коллег из программы «Маяк»: они выходили сразу после «Радио России», на тех же волнах и из одних и тех же студий, располагая тассовским дезинформационным браком. К их чести, они достаточно его откомментировали, что также стало важным поворотным моментом в текущей истории советского радио. С той поры критика в изданиях КПСС «Радио России» заметно усилилась. Председатель Гостелерадио Кравченко просто назвал эту станцию вражеской и сказал, что страшнее врага в эфире просто не знает…
После кровавого января 1991 года в Вильнюсе устроившие его большевики начали «закручивать гайки» и топить ненавистную им гласность прессы и только что образованной Российской телерадиокомпании. Интерес представляет статья москвича Олега Куприянова, написанная специально для нью-йоркской газеты «Новое русское слово» (12.2.1991):
«На первой пресс-конференции Российской телерадиокомпании 4 февраля в Москве было объявлено об очередной акции центрального правительства в войне с гласностью. По словам председателя компании, народного депутата СССР Олега Попцова, вечером 1-го февраля председатель Гостелерадио СССР Леонид Кравченко заявил ему, что „Радио России“ больше не будет позволено пользоваться 1-й всесоюзной программой, несмотря на имевшуюся ранее договоренность между Горбачевым и Ельциным.
„Радио России“ сможет выходить в эфир лишь по третьей программе, что означает слышимость практически только в крупных городах. Примерно 40 процентов населения России, прежде всего на Севере и в сельских местностях, оказывается, таким образом, лишенным возможности слушать передачи своей национальной радиокомпании.
Олег Попцов изложил аудитории аргументы „начальства“ в пользу такого решения. Существующая с 10 декабря 1990 года радиостанция критикует положения центрального правительства, не соглашается с рядом указов, принятых в последнее время президентом, дает информацию, которая „ставит правительство в тупик“ (например, о предстоящем повышении цен на продукты). Занимать позицию, противоположную линии Центра, – значит-де занимать антигосударственную позицию, критиковать несовершенство системы – значит занимать позицию антисоциалистическую, выступать за многопартийность – антипартийную.
Руководство Российской телерадиокомпании собирается подать в суд на Гостелерадио. Ситуация рассматривается как чрезвычайная. На днях ожидается заявление в этой связи российского премьера Ивана Силаева. О решительности руководства телерадиокомпании говорит и то, что оно всерьез рассматривает не только возможность создания в случае продолжения конфронтации собственной телевизионной и радиосети, но и размещение передатчиков „Радио России“ за рубежом. Олег Попцов уже обсуждал со специалистами, не придется ли опасаться глушения передач российского радио. „Конечно, такая мера выглядела бы явным абсурдом, – сказал он. – Ведь речь идет о теле– и радиовещании суверенной республики на своей территории“.
Тем не менее, Россия – единственная республика, практически не имеющая национального вещания. Для сравнения: в Казахстане общий объем национального радиовещания составляет 28 часов в день, а в России – 6 часов. В Армении ежедневно – 22,3 часа национального телевещания, в России – 3 часа в неделю.
Произошедшее с компанией „Радио Россия“ стало поводом для обсуждения вообще репрессий центрального правительства по отношению к независимым средствам массовой информации и возможностей консолидации демократических сил. Не так давно 116 деятелей искусства и культуры заявили об отказе от всякого сотрудничества с Гостелерадио в знак протеста против политики Кравченко. Кинорежиссеры Элем Климов и Андрей Смирнов направили в Гостелерадио письмо с требованием снять их фильмы с показа по телевидению. Писатель-сатирик Аркадий Арканов снял подготовленную им и запланированную для показа в воскресенье (3 февраля) передачу. Московские кинематографисты собираются на днях обсудить дальнейшие меры, а также создать Фонд поддержки гласности, с помощью которого, в частности, материально поддерживать отстраненных от эфира или работы в газетах журналистов.
Пока неясно, последуют ли от Горбачева предложения о том или ином компромиссе, – ведь он слывет мастером компромиссов. Признаком возможного развития событий в этом направлении может считаться то, что некоторые наиболее популярные и опальные телепрограммы стали снова появляться, хотя и не по первому общесоюзному каналу.
Возможно, компромисс будет предложен и „Радио России“ – после того, как все вдоволь навозмущаются и сделают ожидаемые официальные заявления. С другой стороны, репрессии в отношении радиостанции – вполне в духе уже четко наметившейся политики отсечения крупных городов от провинции, куда уже сейчас почти не доходят никакие печатные издания, кроме „Правды“ и иже с нею. Примечательно в этом смысле, что после получения известий об ущемлении „Радио России“ Олегу Попцову позвонил руководитель Тюменского телевидения и, желая подбодрить, сказал: „Мы за вас горой. Воюйте, мужики!“. „Вот если бы еще и ваши нефтяники за нас горой встали!“, – ответил Попцов.
По мнению народного депутата СССР Юрия Рыжова, если на сессии Верховного Совета Горбачев поставит на голосование вопрос о приостановлении действия Закона о печати, то получит не менее 300 голосов „за“, чего будет вполне достаточно».
А ведь еще летомосенью 1990 года казалось, что отныне правда сможет пробиваться в советский эфир не только из-за рубежа. Конечно, Гостелерадио СССР и тогда отлучало от эфира любого неугодного, примерно наказало радиопередачу «Аудитория» за чтение отрывков из книги Ельцина. Со вступлением в силу Закона о печати инициативные люди бросились на приступ монополии государственного радиовещания.