Текст книги "Секреты прессы при Гобачеве и Ельцине"

Автор книги: Георгий Вачнадзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 44 страниц)

Но, скорее всего, американским корреспондентам на местах некогда было рассматривать эмблемы в петлицах или цвет погонов, а десантные варианты автомата Калашникова у всех советских коммандос одинаковые.

Кто же именно, например, штурмовал рижский Дом печати?

– В Латвии все время использовался один и тот же рижский отряд милиции особого назначения, который примерно в ноябре прошлого года объявил, что перестает подчиняться не только городским, но и республиканским властям.

Фактически он подчиняется Москве, хотя Москва об этом нигде прямо не упоминает.

– Это что же, бунт? Анархия? Почему восставшее милицейское подразделение не было немедленно расформировано приказом министра МВД Латвии?

– Такие попытки предпринимались. 20 января вся латвийская милиция была мобилизована, чтобы выбить омоновцев с их базы в Вецмилгрависе, на окраине Риги. Но тогда Москва предупредила нас, что такие действия могут вызвать нежелательные последствия…

– Традиционный окрик при игре в демократию: „Не ломайте игрушки!“

– Нет, степень лживости и двуличия сегодняшнего московского руководства не сравненно выше, чем это было прежде. Раньше они говорили: „Не трогайте, это наше“, а теперь просто: „Не трогайте“. По-моему, очень скоро Москва и рижским омоновцам объявит, что они „не наши“, признает их виновниками всех зол и отдаст под суд. Примерно так же развивались события в Польше, когда был убит ксендз Попелушко.

Горбачев пользуется в Прибалтике подручными средствами. В Литве тоже есть подразделение ОМОНа, которое не подчиняется литовскому правительству, но оно слишком малочисленно, поэтому туда пришлось бросить десантников. Характерно, что войска Прибалтийского военного округа, гарнизоны которых разбросаны по всей территории республик, задействованы не были. Положиться на них Горбачев и Язов не могли: как бы ни были раздражены и обозлены местные солдаты и офицеры, они прекрасно понимали, что история про угрозу захвата власти фашистами и националистами – чистая липа.

– Некоторые считают, что по стратегическому замыслу Горбачева подавление демократического движения в Прибалтике было синхронизировано с началом военных действий американцев и их союзников против Ирака. Гарри Каспаров, например, вообще допускает возможность сговора на этот счет между Горбачевым и Бушем. Что вы думаете об этом?

– Никакого сговора, конечно, не было. А то, что действия Москвы в Прибалтике были заранее приурочены к войне американцев с Ираком, никакого сомнения не вызывает. Точно так же планировалось и осуществлялось подавление венгерской революции 1956 года, когда мир был увлечен суэцким кризисом.

– Недавние события в Прибалтике привлекли такое внимание Запада, что иные обозреватели заговорили о „еврорасизме“ – явном предпочтении, которое оказывает свободный мир Латвии, Литвы и Эстонии в ущерб другим советским республикам, борьба за независимость в которых обернулась куда большей кровью. Вашу боль считают болью европейского организма, а страдания армян, грузин или молдавских гагаузов – издержками великодержавного византийства.

– Согласен, что это несправедливо, но это факт. Мы действительно были частью общеевропейского дома, откуда нас насильственно вырвали, а Запад нас забыл и частично предал. Отсюда некий неизбежный комплекс вины в сегодняшних отношениях.

– Вы имеете в виду предательство моральное?

– Не только. Скажем, англичане в свое время отдали Косыгину латвийское золото, нашими деньгами урегулировав свои имущественные споры с Советами. Но, конечно, нас всегда поддерживало то, что Запад отказывается признать законной оккупацию Прибалтики.

Немаловажно и то, что мы оказались последними в серии актов государственного насилия Горбачева. Если в случаях с Нагорным Карабахом или Тбилиси еще можно было думать, что Горбачев действительно ничего не знал или вышла какая-то непредусмотренная им неувязка, то в Прибалтике все ясно, как на ладони.

– Каким вам видится обозримое будущее Прибалтики – лет, скажем, через двадцать?

– Через двадцать лет мы, скорее всего, будем тремя независимыми государствами, объединенными в какой-то очень тесный балтийский союз и достаточно тесно связанными с нашими сегодняшними товарищами по несчастью – независимой Россией, Белоруссией и другими бывшими советскими республиками».

Побоище в Вильнюсе доконало идею Советского Союза

1-2 февраля 1991 года в Москве прошло Всероссийское совещание редакторов газет, первая в республике встреча представителей советской и независимой печати. Они обсудили проблему – как противостоять ин формационной блокаде республики, попыткам уничтожения островков демократии и гласности, которые удалось создать за последнее время. На конференции говорилось, как на местах функционеры КПСС разгоняют строптивые коллективы газет: от них скрывается бумага, их здания идут с молотка, типографии передаются третьим лицам. Министр печати и информации РСФСР Михаил Полторанин заявил на совещании о содействии возрождению российской печати в глубинке, во всех мелких и крупных городах; в центре ведь уже выходят три новые республиканские газеты («Россия», «Российские вести» и «Российская газета»), налаживается и надежная обратная связь в лице Российского информационного агентства. Участники совещания потребовали отменить противозаконное решение руководства Гостелерадио СССР о закрытии Российского радиоканала («Радио России») на 1-м и 2-м общесоюзных каналах, по требовали информационного суверенитета России и обратились ко всем журналистам Российской Федерации с призывом поддержать принцип деятельности, сформулированный журналистами газеты «Московские новости»: говорить и писать правду, а если нет такой возможности – молчать, писала газета «Московский комсомолец» (5.2.1991).

1991 год по накалу страстей оказался почти равным 1917 году. Диктатура партии, узурпировавшей власть 74 года назад, вроде бы кончилась, и аппаратные структуры КПСС расформированы. А что было в начале 1991 года – лютый политический мороз грозил сковать только только начавшуюся оттепель. Похоронным звоном по гласности отозвались в демократической прессе Москвы события в Прибалтике. Ужасы военных действий и кровавой диктатуры в Степанакерте, Цхинвали и Баку воспринимались общественным мнением Москвы очень слабо и в искаженной интерпретации, точно так же как и пятилетние мучения несчастных в пораженных радиацией районах, не пригодных для проживания. Но жертвы Вильнюса и Риги не на шутку всполошили демократические силы в столице империи. Все хотят подольше пожить на этом свете. В редакции «Московских новостей» созвали «круглый стол». Пришли именитые руководители газет, журналов, радио и телепрограмм: первый заместитель главного редактора «Известий» И. Голембиовский, главные редактора В. Фронин («КП»), В.Старков («АиФ»), В. Коротич («Огонек»), П.Гусев («МК»), В.Треть яков («НГ»), В. Яковлев («Коммерсант»), Н.Чаплина («Час пик»), исполнительный директор газеты «Россия» А.Дроздов, директор телерадиокомпании «Радио России» С. Давыдов, ведущая телепрограммы «Пятое колесо» Б.Куркова, ведущий телепрограммы «До и после полу ночи» В.Молчанов, председатель комитета Верховного Совета РСФСР В.Югин, политобозреватель «МН» Л.Карпинский. Вел встречу главный редактор «МН» Е. Яковлев.

Общий тираж ежедневных и еженедельных общественнополити ческих изданий, выходивших в то время в Москве, был около 7 млн. экз. Тиражи газет и журналов, участников «круглого стола», составлял более 60 процентов от этого количества. Все вышепоименованные из дания давно и решительно выступали в защиту идей перестройки. И они же стали подвергаться ожесточенным нападкам мафии КПСС, не желающей продвигаться по пути реформ и терять власть. Все эти редактора – «гранды гласности» – очень умные люди, поэтому их оценки собственного положения интересны. Путч ведь фактически начался не в августе, а с первых дней января 1991 года – шла настоящая ин формационная война, а на всех окраинах русскосоветской империи гибли люди. Ниже идут отрывки из стенограммы той встречи по текс ту и с подзаголовками «МН» (10.3.1991):

«Гласность в оппозиции. Е.Яковлев: Шум, который был поднят после предложения президента внести изменения в Закон о печати, ничем не кончился. На мой взгляд, сегодняшняя ситуация такова, что гласность в том виде, в каком она существует, ликвидировать можно только вместе с реформами. „Независимую газету“ можно закрыть, ликвидировав Моссовет в его настоящем виде с Поповым во главе. „Час пик“ перестанет существовать, если разогнать Ленсовет вместе с Собчаком, „Московские новости“ – с упразднением Закона о печати. Но мне кажется, что без прямого переворота, который вряд ли возможен, гласность не прикрыть. И пока можно пользоваться теми возможностями, которые есть, для того, чтобы укрепить позиции демократической прессы. Хотя очевидно, что ни о каком режиме благоприятствования уже не может быть речи. Последнее выступление президента говорит о том, что он сделал свой выбор, определив роль демократических сил как оппозиционную.

Павел Гусев: Само понятие „гласность“ введено в оборот Горбачевым и его командой. Но гласность уже без их желания преобразовалась в свободу слова. Официальная версия свободу слова не признает. А для нас это главное оружие: „Гласность“ – красиво звучит для рекламы курса Горбачева на Западе. И эту гласность будут сохранять, а свободу слова и впредь, видимо, будут зажимать всеми возможными способами.

Игорь Голембиовский: Нельзя все замыкать на президенте, говорить, что он охладел к демократической прессе. Суть глубже. Пришла новая генерация партийных функционеров, которые опоздали к „разделу пирога“. В отличие от ушедшего поколения, они будут действовать более энергично и более изощренно. Мы уже ощущаем, как многопланово идет атака на „Известия“, заметьте – весьма умеренную газету. Но вместе с тем „Известия“ занимают уникальное место в системе нашей печати. Они остаются пока единственным мостком между левой и правой прессой.

И если этот мост свернут в правую сторону, это может сыграть зловещую роль для многих изданий. А нападки со всех сторон – налицо. На сессии Верховного Совета распространяются документы для депутатов, где перечисляются издания эстремистского характера, куда по непонятной мне причине попадают и „Известия“. Предлагается конструктивно перестроить „Известия“. А в чем эта конструктивность? Печатать как можно больше выступлений народных депутатов…

Владислав Фронин: За последние годы разительно изменились журналисты, причем во всех изданиях. Они почувствовали вкус свободы слова. Но ощутили его и читатели. Поэтому возвращение к безгласности невозможно, хотя попытки вернуться были и, вероятно, будут.

Виталии Коротич: Газеты „Правда“ и „Советская Россия“ слово „демократ“ произносят так, как раньше произносили имя классового врага. Система стремится соединить в массовом сознании понятия „демократия“ и „экономические трудности“, „свободная печать“ и „анархия“. Система натравливает народ на саму мысль о реформах, пугая люмпенов перспективами социальной конкуренции, которая придет на смену их социальному иждивенчеству. Происходит опасное смыкание паразитических верхов и воспитанных ими в послушании представителей разложившихся групп в низах. Ни тем, ни другим информация не нужна: можно сказать, одни ее получают, а другие никогда в ней не нуждались, довольствуясь какой-нибудь кравченковской тележвачкой.

Александр Дроздов: Меня настораживает, как слово „гласность“ заменяется словом „плюрализм“. Абсолютно ясно, что плюрализм в одной газете невозможен – газета не может быть свалкой взглядов. Суть плюрализма в многообразии средств массовой информации. Мне кажется, что для наших оппонентов понятие „плюрализм“ заключается прежде всего в сохранении партийного влияния не только на свои газеты, но и издания, изначально не связанные с партией.

Владимир Молчанов: Идею душения гласности поддерживают не только те люди, что сидят в ЦК КПСС, а, увы, и наши с вами коллеги. На Центральном телевидении в последнее время я постоянно находился в атмосфере, когда исполнение профессионального долга входит в противоречие с нравственным выбором. Если сегодняшняя программа „Время“ отвечает твоему нравственному выбору, то о каком профессиональном долге можно говорить при таком чудовищном насилии над информацией? Если же ты делаешь другой нравственный выбор, то тебя может ждать судьба „Взгляда“. Людей, которые сопрягают свой нравственный выбор с программой „Время“, совсем не мало. Официальной цензуры на ЦТ нет. Все цензурируется людьми, руководящими телевидением или какой-то программой. Когда я начинал работать в программе „Время“ (а с 14 января я отказался официально работать в ней), у нас не было проблем с „информацией“. Без четверти девять звонил Лигачев – давал одно указание, без десяти звонил другой высокопоставленный чиновник – давал другое указание. Потом это прекратилось. Как выясняется, сейчас все возвращается на круги своя, и указания от секретарей и других ответственных работников ЦК КПСС (они же члены Верховного Совета) становятся нормой.

Владислав Старков: В отличие от телевизионщиков я не стал бы драматизировать ситуацию. Мы вступили наконец-то в нормальную фазу политической борьбы. И к ней надо быть готовыми. Бояться цензуры? Я думаю, она никому невыгодна, а Горбачеву в том числе. Как только будет введена цензура, допустим, „Аргументы и факты“ прикроют или посадят комиссара, который будет следить за каждым словом, появятся листовки, пресса „андеграунд“, будут снова слушать „голоса“. Народ без информации не останется…

Дуэль без правил. Егор Яковлев: Мне кажется, мы можем перечислить те приемы, с помощью которых пытаются удушить демократическую прессу. Например, один из приемов – постоянно подчеркивать: все, что делает независимая печать, – это, мол, спланировано. Далее – натяжки, мелкие подтасовки. Мы, допустим, написали: „Преступление режима, который не хочет сходить со сцены“. Ясно, что имеется в виду непреодоленный сталинский режим, режим карательный, режим, совершивший преступление в Вильнюсе. Наши оппоненты делают небольшую подмену: смотрите, демократическая печать выступает против советской власти, против конституционного режима и так далее…

Лен Карпинский: Не надо забывать о богатом организационном опыте оппонентов демократической печати. Если президент бросил фразу о возможности приостановки Закона о печати и тут же отступил, это вовсе не значит, что не идет колоссальная организационная работа. Полагаю, на места уже разосланы партийные функционеры с конкретным заданием организовать мнения рабочих „за“ – „Советскую Россию“ и „Красную звезду“, „против“ – „Комсомолки“, „МН“ и т. д. и потребовать от Верховного Совета расследования деятельности этих изданий. Уже есть первые публикации, где Верховный Совет ставят перед необходимостью создать комиссии по этим изданиям. Мы все еще думаем, что главный конфликт – гамлетовский: быть или не быть. На самом деле конфликтующие стороны находятся в разном положении: одна – со шпагой, а другая – с крысиным ядом.

Владимир Молчанов: Если говорить о дискредитации средств массовой информации, то больше, чем ЦТ само сделало для этого, сделать нельзя. Я, например, болезненно воспринимаю анонимность, которой стало отличаться телевидение. В последнее время появились анонимные работы, как, например, фильм студии „Абсолют“ о Литве. Это образец очень грязной пропаганды пятидесятилетней давности. ЦТ дискредитирует себя отсутствием какой бы то ни было попытки сопоставить факты. В Москве недавно прошли три митинга, но мы по ЦТ видели только один. Попыток дискредитировать „До и после полуночи“ практически не было, пока в эфир не вышла январская передача. И тут многое изменилось. Впрямую нас не зажимают, но всячески стараются „указать свое место“.

Виталий Коротич: Вот еще примеры. Маршал Язов объявил, что я определенно подкуплен западными спецслужбами. Генерал Филатов объявил, что я личность сомнительная, назначенная на должность американцами. Профессионально „патриотические“ газетенки от „Пульса Тушина“ до „Литературной России“ писали про меня много всякого, главным образом по линии жидо-масонской. Если перечислять все гадости, которые говорились обо мне в запредельной „Молодой гвардии“ (есть номера, где мое имя упоминается десятки раз), то после этого придется долго мыться. Главный метод: не спорить по сути, но любыми способами скомпрометировать, обгадить.

Бэлла Куркова: Многие пленумы Ленинградского обкома партии были посвящены средствам массовой информации. „Пятое колесо“ там лидировало как первопричина всех бед, обрушившихся на страну. И на последнем недавнем пленуме о нас немало говорилось. А вот в отчетах в прессе эти поношения были изъяты. Видимо, осознали: гонимых у нас жалеют. А потом появляется в „Ленинградском рабочем“ большая теоретическая статья секретаря обкома партии Ю.Белова. И там замечательный пассаж насчет интеллигенции, которую нельзя упускать и бросать под „Пятое колесо“. Товарищ Белов проводит серию встреч в рабочих коллективах, каждый раз находится оратор, который задает вопрос: до каких пор будет существовать „Пятое колесо“? Ответ один и тот же: скоро „Пятое колесо“ крутиться перестанет.

Рубль вместо цензуры. Наталья Чаплина: Наступление на газеты идет на наших глазах. „Ленинградский рабочий“ сравнительно недавно был хорошей газетой демократического направления, с приличным тиражом. Но когда начался этап учреждения газет, журналисты „Ленинградского рабочего“ не смогли объединиться и выдвинуть толкового редактора. Газета, как перезрелая груша, упала в руки обкома. И теперь из умеренно левой стала крайне правой. Назначили редактора, бывшего партийного функционера, – все приличные журналисты ушли в другие издания.

Павел Гусев: Если сложно бороться со свободой слова с помощью идеологической цензуры, в ход идут другие способы давления, организационные и экономические. Прежде всего проблема бумаги. Я не исключаю даже попыток заблокировать рост производства газетной бумаги. А распространение газет полностью контролирует Министерство связи. Эта монополия может нас просто подкосить: ведь если ежедневная газета приходит к читателю на третий день, интерес к ней пропадает. „Московский комсомолец“ испытывает явный экономический зажим. По сути дела, у нас закрыта подписка: типография отказалась печатать общий тираж. С этого года полностью закрыто распространение „МК“ в других городах.

Виталий Коротич: Подавить свободу информации можно многообразно, повышениями цен на бумагу и полиграфические услуги, умышленным разрегулированием „Союзпечати“. Способов множество, и мы испытываем их на себе (вернее, их испытывают на нас). Либеральная печать плохо защищена во всех смыслах. Троньте какую-нибудь „Советскую Россию“ – вот вой поднимется! А ведь то, что они печатают, не раз и не дважды оскорбляло доброе имя Советской страны, намерения ее руководства (как в случае с публикациями в поддержку Саддама Хусейна и его войны).

Игорь Голембиовский: Не следует упрощенно представлять ситуацию. Пресса раньше других сфер оказалась завязанной на рыночных отношениях. И этот процесс будет развиваться дальше. И надо думать, что предпринять в стратегическом плане. Реальная экономика требует своего. Скажем, с января идет нажим на издательство „Известия“, чтобы убрать „Независимую газету“. Но ведь издательство объективно заинтересовано в извлечении прибылей со своих мощностей…

Бэлла Куркова: В самом трагическом положении, по-моему, находятся работники телевидения и радио. Ведь нас не защищает даже Закон о печати, потому что применять его к электронным средствам массовой информации почти невозможно. Сейчас подготавливается Закон о телевидении и радио. Особый закон. Положение о Всесоюзной телерадиовещательной компании говорит о том, что создается чудовищная сверхмонополия. Есть в этом документе пункты, которые всех лишат возможности говорить иначе, как с голоса КПСС. Тут надо четко понимать ситуацию. Уже молчит „Взгляд“, может замолчать „До и после полуночи“. Наш коллектив принял решение о независимом статусе Ленинградского телевидения и радио, где учредителями могли бы стать Ленсовет, облсовет, трудовой коллектив и Министерство печати и массовой информации России. Однако через 3–4 дня вышел президентский Указ и все наши попытки были сведены на нет. Не исключено, что завтра Ленинградское телевидение станет управлением центральной телерадиокомпании. Тем более что у нас тоже там не так много людей, готовых работать на демократических началах. А что будет, если и сетка вещания, и передачи будут диктоваться Москвой? Угадать легко.

Сергей Давыдов: В конце прошлого года, наверное, впервые в нашей стране появилось альтернативное радио. Чем его можно задушить? Только техникой. Потому что при том валютном голоде, который испытывает и страна в целом, и Россия тем более, мы полностью зависим от техники Гостелерадио. Как с нами захотят, так и поступят.

Возможности сопротивления. Игорь Голембиовский: Речь идет о том, чтобы защитить характер наших изданий. Для этого есть возможности, и на первом месте – Закон о печати. Печально, но наши законодатели этот закон знают плохо. Тем более журналисты должны знать его назубок, должны быть чистой воды законниками, занудами, уметь отстаивать каждую букву закона. И второе: важно создавать прочную экономическую базу, без нее всем нам конец. Это можно сделать не только за счет собственных прибылей. Недавно Союз кинематографистов принял решение создать фонд защиты гласности. Если поставить дело масштабно, то можно иметь в запасе крупные средства на поддержку изданий, радиостанций, телепрограмм, которые нуждаются в помощи. Далее, есть такая довольно нелепая организация – Союз журналистов. Я не верю, что смена руководства принесет ощутимые результаты. Но ведь каждое издание отчисляет в Союз журналистов процент от своих прибылей. Давайте подумаем, не лучше ли этот процент отчислять в фонд защиты гласности? Ну, а в перспективе нужно создавать независимый Союз журналистов.

Владислав Фронин: Согласен. Самое главное сейчас – защита Закона о печати. Следует очень внимательно смотреть, чтобы в него не вносились разрушительные поправки. Скажем, если будет внесен пункт о защите прав издателей (а издатели у нас – монополисты, да и независимые газеты привязаны к монопольной издательской базе), тогда прощай свобода слова.

Наталья Чаплина: Фонд защиты гласности нужен не только для поддержки независимых газет, но и официальных изданий, которым в последнее время особенно энергично выкручивают руки. Их душат на законных основаниях их официальные учредители. А возможности маневра нет… Почему, например, „Комсомолка“ не может порвать со своим учредителем? У нее нет бумаги, нет полиграфической базы. То есть еще раз: нужен фонд, который может и базу, и бумагу, и средства обеспечить.

Александр Дроздов: Лучше подумать даже не о фонде, а о банке, способном финансировать создание независимой полиграфической базы, радио и телевидения. Создание журналистского профсоюза, подкрепленного банком, могло бы стать прочной основой для независимой демократической прессы. Желательно что-то предпринять максимально быстро, хорошо бы до 17 марта.

Владислав Старков: Премьер-министр Павлов каждый день издает все новые и новые указы, которые даже наше высокорентабельное предприятие „Аргументы и факты“ вот-вот разорят. Времени у нас нет. Редакция „АиФ“ готова немедленно внести солидный взнос в фонд, о котором идет речь, и, кроме того, мы обязуемся взять шефство над каким-то органом печати, нуждающимся в поддержке, – районной или городской газетой, какой-то теле– или радиопрограммой. Если будут сильно зажимать, поможем бумагой или деньгами… Еще более важно заботиться о том, чтобы у наших изданий был читатель. Будет читатель – будет и прочная экономическая база. Нам вовсе не нужно координировать свои усилия с точки зрения содержания наших изданий. Координация нужна по хозяйственной, по бумажной, по полиграфической линии, по линии „Союзпечати“, потому что каждый в одиночку не поднимет этой махины.

Виталий Третьяков: Я полностью за создание банка. И, конечно, за единый профсоюз. Он объединил бы и электронную прессу, и газетчиков. Может быть, нужен единый профсоюз журналистов и типографских рабочих. Интересы у типографских рабочих и журналистов не во всем совпадают, но сегодня иметь единый профсоюз было бы очень важно. Типографские рабочие на нашей стороне. Они всегда были в российском революционном движении передовыми, после булочников. Надо с ними соединиться.

Виктор Югин: Для создания фонда в защиту гласности можно провести также международную лотерею. Мы такую лотерею однажды проводили. Удалось. Часть доходов от этой лотереи можно было бы положить в основание банка развития средств массовой информации России. В создании подобного фонда могли бы принять участие союз арендаторов, предпринимателей, кооператоров – новый сектор экономики.

Владимир Яковлев: Есть две вещи, в которые, на мой взгляд, можно и нужно вкладывать деньги: издательства и система распространения. Особенно второе. Издательств у нас много, можно выбирать. У нас с нашими издателями – а мы издаемся на „Красной звезде“ – никаких проблем. Мы по договору платим рабочим премиальные, рабочих это вполне устраивает. С распространением дело обстоит куда хуже, потому что система распространения у нас одна. Думаю, тут надо широко использовать новое предпринимательство. Скажем, в Ленинграде есть фирма „Человек“. В нее можно вложить деньги и создать общесоюзную систему распространения. Создавать банки я, честно говоря, не вижу необходимости. Гораздо перспективнее акционерное общество с участием демократических изданий.

Виталий Коротич: Необходимо защищать идеи друг друга, общий демократический пафос перестройки страны. Когда я пишу „наши идеи“, то вовсе не имею в виду принцип круговой поруки. Дорожу независимостью каждого из нас, наличием у каждого собственной позиции. Но если поносят принципы, которые близки и тебе, – заступись, помоги. Думаю, нам надо чаще организовывать общие „круглые столы“, другие собрания. Нельзя не отметить, что „Московские новости“ подают в этом хороший пример. Собираются ведь руководители неприсоединившихся государств и создают очень сильный союз, не теряя при этом ни одной из своих позиций. Вся консервативная пресса обладает очень сильной поддержкой „сверху“. Нас не защищает никто, кроме наших читателей. Давайте объединять их в помощь друг другу.»