Текст книги "Секреты прессы при Гобачеве и Ельцине"
Автор книги: Георгий Вачнадзе
Жанр:
Политика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 44 страниц)
В Моссовет, Госкомпечать СССР, Мининформ РСФСР и другие ведомства пошли десятки заявок от организаций и частных лиц, пожелавших основать радио и даже телестанции. Многие заявки были зарегистрированы, но в эфир удалось прорваться немногим. Число допустимых частот радиовещания в СССР было смехотворно мало из-за самых архаичных в мире стандартов формирования радиосигналов. Да и диапазон наших УКВ не совпадает с распространенным в остальной части мира – вот почему западные УКВ-радиоприемники и передатчики и не работают у нас без крупных переделок. Наконец, видимо, самое серьезное – распределение частот вещания официально было монополией тандема Гостелерадио СССР и Минсвязи СССР, а фактически КГБ и МО СССР, свято защищавших партийный тоталитаризм.
Статья 7 Закона СССР о печати гласит, в частности: «Не допускается монополизация какого-либо вида средств массовой информации (печати, радио, телевидения и других)». Соответственно со вступлением закона в силу с 1 августа 1990 года реальное положение вещей в области радиовещания пришло в противоречие с законом. Каков мог быть механизм его преодоления? Прежде всего – учреждение действительно независимых от Гостелерадио СССР радиостанций. Однако стоило ли спешить регистрироваться? По Закону о печати «право приступить к выпуску массовой информации сохраняется в течение одного года со дня получения свидетельства», а на деле свободных частот просто нет. И все новые радиостанции выходили в эфир за счет сокращения вещания старых, на их же частотах.
В числе счастливчиков, первых нарушителей монополии Гостелерадио СССР, оказалась группа молодых людей из радиостанции «Эхо Москвы». С августа 1990 года «Эхо Москвы» уверенно вышло на ежедневное вещание на средних волнах с 19 до 22 часов в 200-километровом радиусе вокруг Москвы, на аудиторию, по приблизительным подсчетам, в 20–30 миллионов человек. В перспективе было круглосуточное вещание, а также использование диапазонов ультракоротких волн, закупка нового более мощного передатчика, что, конечно же, должно было привлечь рекламодателей.
Главным редактором «Эхо Москвы» стал Сергей Корзун, директором – Михаил Розенблат. «Радио-М» заявило о себе бойкими монологами талантливых ведущих, отстраненных в разное время от работы в Гостелерадио СССР за «излишнюю смелость» и «недостаточную взвешенность в оценках». Независимой радиостанцию «Эхо Москвы» на звать трудно, так как в числе ее учредителей – и Моссовет, и редакция журнала «Огонек», и факультет журналистики МГУ, и Информационное агентство «Новости» (ИАН, бывшее АПН), и ассоциация «Радио» при… Министерстве связи СССР. Именно эта ассоциация сумела когда-то выкроить себе «кусочек» эфира и вот уступила его Корзуну. А Гостелерадио СССР отказалось предоставить частоту для «Эхо Москвы», сочтя существование этой радиостанции «нецелесообразным». Не будет же монополия сама плодить себе конкурентов или самораспускаться.
Моссовет в конце января 1991 года выделил радиостанции 250 тысяч рублей на строительство 150-метровой радиомачты. И было за что! Как справедливо отметила «Независимая газета» (5.2.1991), «13 января своими репортажами о событиях в Литве эта радиостанция спасла честь Москвы».
Вот что писала об этой радиостанции «Литературная газета» (16.1.1991) в очередные для нашей катастройки трагические дни бойни, которую учинила Советская армия у стен телецентра и телебашни в литовской столице:
«Залпы и „Эхо“. Снова, как в брежневские десятилетия, миллионы людей ловили новости из Вильнюса по западным радиоголосам. И лишь по Москве мгновенно разнеслась новость: на волне 250! Частота 1206 килогерц! „Эхо Москвы“. Слушайте! Слушайте!..
И Москва слушала. Непрерывно, сменяя друг друга, в течение тринадцати часов несколько молодых журналистов независимой от Гостелерадио радиостанции горько и взволнованно говорили правду, то есть делали дело, ради которого только и можно приходить в журналистику.
О них мало кто знал до прошедшего воскресенья – узнали сотни тысяч в один день».
В штате «Эхо Москвы» всего пять журналистов и десяток техниов. Летом 1991 года они занимали две комнатушки в переулке за ГУМом и вещали по 8 часов в день. Всегда прямой эфир, без предварительно написанных текстов, без виз и согласовании. Много информации и музыки – все это без пауз, в высоком темпе, человеческим языком, искренне, тепло и забавно. Дотаций у учредителей станция не брала, выживала за счет рекламодателей. Хотя чтобы обновить бывшее в употреблении, изношенное оборудование, необходимо иметь минимум 60 тысяч долларов для закупки импортного оборудования. По данным опросов, «Ухо Москвы» – как иногда может оговориться ведущий – слушают регулярно от 1 до 2 млн. человек.
Заголовки московской прессы об этой станции красноречивы: «Островок в океане» (журнал «Журналист», № 7, 1991) (надо думать, имеется в виду море лжи партийной пропаганды); «Эхо правды» («Аргументы и факты» – первый номер после путча). Последнюю заметку стоит привести полностью:
«Если кому-то профессия журналиста кажется очень комфортной, то он глубоко ошибается. А во время путча она становится самой опасной. Любая хунта сразу после захвата мостов и телеграфа закрывает радио и газеты. Так было и в этот раз.
Рано утром 19 августа на Никольскую, 7, в помещение радиостанции „Эхо Москвы“, пришли сразу 8 человек в штатском. Предъявили документы сотрудников КГБ и приказали прекратить передачу. Главный редактор С.Корзун отказался. Тогда они сами отключили линию и опечатали передатчик, но журналисты по-прежнему собирали информацию, готовили передачи, чтобы при первой же возможности выйти в эфир.
Радиостанция „Эхо Москвы“ снова вышла в эфир 20 августа в 13 часов 40 минут. Решение не подчиняться приказу новых властей вместе с журналистами принимали депутата России и Москвы, работники Министерства связи СССР. В течение двадцати часов голоса радиожурналистов „Эха“ несли людям правду.
Ночью радиостанция вырубалась дважды и дважды снова начинала работу. Постоянно работали три корпункта на разных этажах здания Верховного Совета РСФСР и один – в здании Моссовета. Когда танки и бронетранспортеры начали крушить баррикады на подступах к „Белому дому“ и казалось – все, к журналистам, ведущим прямую передачу, подходили люди, прощались по радио с родными, близкими… Но – минуло.
Утром 21-го власти арестовали передатчик во второй раз. По приказу коменданта Москвы генерал-полковника Калинина здание, где установлен передатчик, заняло подразделение десантников во главе с подполковником Захаровым. Днем же, когда стало окончательно ясно, что путч провалился, эти воины тихо удалились…
Радиостанция „Эхо Москвы“ возобновила передачи в 15 часов 40 минут. Приблизительно в это же время в редакцию пришел отряд ОМОН и предложил свою помощь – по защите, конечно. Но она уже была не нужна».
Какие еще честные радиостанции у нас есть? Вот об одной из них рассказывает Вальдас Анялаускас в газете эмигрантов «Новое русское слово» (19.3.1991):
«Каждый вечер ровно в восемь включаю коротковолновый приемник и, как тысячи моих соплеменников, разбросанных судьбой по всему свету, замираю в ожидании позывных родины. Как когда-то ловил по ночам „Голос Америки“ или „Свободу“, так теперь жду с нетерпеньем в эфире слов „Kalba Vilnius“ („Говорит Вильнюс“). Такова-то ирония судьбы… Многие литовцы на Западе сегодня обзавелись радиоприемниками с короткими волнами, которые в общем-то здесь не пользуются спросом. Вильнюсское радио для нас, его получасовая ежедневная передача за рубеж – это живой голос осажденной, терзаемой лютым врагом родины, Литвы. Ежедневное подтверждение, что она жива, что борется, что не сломалась… И каждый раз, включая приемник, замираешь на мгновенье: услышишь или нет привычное – „Kalba Vilnius“. Особенно сейчас, после того январского кровавого воскресенья, когда вместо привычной мелодии литовских гуслей в эфире была тишина. Не знал я еще в те минуты здесь, в своем нью-джерсийском уединении, что как раз в тот момент горбачевские опричники атакуют именно вильнюсское радио. Ведь когда у нас на восточном побережье Америки восемь вечера, там, в Вильнюсе, два часа после полуночи: это как раз время, когда начинался штурм. Вильнюсское радио замолчало в январе почти на две недели. Теперь оно вновь вещает, хотя в захваченных зданиях по-прежнему за спинами десантников спецназа бесчинствуют капеэсэсовцы. Радио и телевидение независимой Литвы вынуждены теперь работать за баррикадами, в буквальном смысле. Так что, можно сказать, прямо с баррикад теперь доносятся и до нас сюда позывные „Kalba Vilnius…“».
Более близкое знакомство с литовским радио полезно – упорством и мужеством Вильнюса восхищались многие жители СССР. Ведь литовцы организованно вели национальное сопротивление против коммунизма и первыми обрели свободу в августе 1991 года. Парижская газета «Русская мысль» (16.4.1991) напечатала интервью с директором Литовского радио Нериюсом Малюкявичусом:
«– На днях исполнился мрачный юбилей – три месяца с того дня, 13 января, когда советские войска захватили литовское радио и телевидение, телебашню в Вильнюсе. Неужели эти здания до сих пор не возвращены законным владельцам?
– К сожалению, нет. Вот уже четвертый месяц, несмотря на протесты и обращения в самые высокие инстанции Советского Союза, включая неоднократные обращения к президенту Советского Союза. В ответ– стена молчания. Не получен ответ и на обращение к Верховному совету СССР, под которым подписались 1200 членов коллектива литовского радио и телевидения. По моему мнению, М.С.Горбачев не решает эту проблему и потому, что успокоен отсутствием международной огласки факта продолжающейся оккупации зданий в Вильнюсе. И впрямь, и в Германии, где удалось побывать, и в Брюсселе журналисты хорошо знают, что в январе была попытка государственного переворота, при захвате зданий были убиты люди, но удивляются, узнав, что эти здания продолжают быть казармами для охраняющих их солдат, что работники литовского радио и телевидения должны работать в неприспособленных помещениях, что захваченные здания используются для клеветы на законно избранные парламент и правительство. Цивилизованному человеку трудно в это поверить, но это так. Протестуя против этого, работники ЛРТВ уже второй месяц проводят голодовку напротив своего захваченного здания, меняя друг друга каждые три, шесть, десять дней. Сейчас по всей Литве идет сбор подписей под обращением к ООН, так как радио и телевидение являются общенародным достоянием, и отнять его у народа силой является преступлением перед ним, перед общечеловеческими ценностями, за которые так ратовал президент СССР. Ведь даже против преступника С.Хусейна союзники не применили подобного средства – захватить или разбомбить радио и телевидение Ирака. Руководство страны, в которой журналист – ничто, в которой можно закрывать телевизионные программы, как прочитанную книгу, или даже танками давить людей, собравшихся защитить свое радио и свое телевидение – причем все это делается в чужом государстве, – такое правительство не может рассчитывать на долгое существование.
– Как в таких условиях работает ваше радио и телевидение?
– Мы восстановили все бывшие объемы радио и телевидения; например, по радио мы транслируем две общереспубликанские программы общим объемом 38 часов в сутки. Продолжаем также ретранслировать и религиозную программу „Благовест“, которую на средних волнах начали ретранслировать еще в августе прошлого года. По содержанию все программы восстановлены, но, конечно, условия работы ужасные: работаем на бытовой технике, так что для западных журналистов было бы интересно посетить нас и посмотреть, что в Европе есть телевидение, работающее полностью на бытовой аппаратуре. Но мы не потеряли оптимизма, никоим образом не вернемся назад, с какими бы трудностями ни приходилось сталкиваться в посткоммунистическом обществе. Тем более, что начинают действовать и некоторые новые экономические законы, например приватизация. Этот закон вступил в силу 10 апреля. Начинают активнее работать банки, нормализуется курс обмена твердой валюты и соответственно кончается спекуляция. Назад возврата не будет. Но верим, что будет наше возвращение в наше здание радио и телевидения. Без этого мы не успокоимся».
Кошмар для Советской Прибалтики кончился. Не прошло и полу века, как все три республики обрели независимость. Доблестная Советская армия освободила здания телецентров – но те оказались практически пусты, вывезенная оттуда аппаратура периодически всплывала на толкучках Пскова, где расквартированы Черниговская дивизия ВДВ и Витебская дивизия ВВС, «бравшие» Вильнюс в январе 1991 года. Мародеры-военные нанесли вильнюсскому РТВ ущерб на многие миллионы рублей. Что не унесли, разгромили на месте. Да так, что местным коммунистам для организации своего радио и телевидения пришлось завозить хотя бы самое необходимое оборудование и монтировать его в круглосуточном режиме целый месяц, вплоть до конца февраля 1991 года, усилиями 12 специалистов-электронщиков.
Монополия Гостелерадио СССР была нарушена усилиями не только «Эха Москвы», не только военных, полгода читавших с листа свои новости литовской аудитории, но и… французов.
Зарубежные радиостанции вещают на русском языке«Скажи, кто тебя рекламирует, и я скажу, кто ты». Подобная сентенция оказывается вполне справедливой для другой новой московской радиостанции «Европа плюс Москва», рекламные объявления о которой с изображением силуэта парижской Эйфелевой башни заполонили с середины 1990 года все центральные периодические издания ЦК КПСС. Эта совместная советско-французская радиостанция фактически оформилась как дочернее предприятие Гостелерадио СССР, полностью им контролировалась и исповедовала один главный принцип – никакой политики. С началом регулярного вещания на Ленинград с февраля 1991 года аудитория «Европы плюс» превысила 20 млн. человек. Фонотека современной западной эстрадной музыки, находящаяся в распоряжении дискжокеев «Европы плюс», насчитывает более тысячи лазерных компакт-дисков, а сами студии начинены самым современным компьютерным оборудованием. Делались энергичные попытки наладить вещание на средних волнах через филиалы на всей территории СССР. И даже размещен был на советских предприятиях заказ на изготовление дешевых автомобильных радиоприемников, настроенных на волну «Европы плюс». Первая программа ЦТ СССР так же усиленно рекламировала деятельность первой в стране музыкальной радиостанции «Европа плюс».
На этой радиостанции текстов новостей заранее не пишут, ведущие импровизируют у микрофона. Музыкальную программу каждый день выдает компьютер, который «заряжают» раз в месяц французы, когда привозят новые записи. Песни делятся по категориям: «А» – самые популярные в этом месяце, входящие в европейскую «двадцатку»; «Б» – чуть менее популярные и т. д. Песни категории «А» могут даваться несколько раз в день. Репертуар или очередность песен ведущий менять не имеет права – французские партнеры за этим следят строго.
С мая 1990 года москвичи начали слушать передачи парижской радио станции «Ностальжи». Московское радио использует в своих передачах музыкальную часть, транслируемую из Парижа через спутник, дополняет этот блок в Москве советскими мелодиями и выпусками новостей.
«Радио Ностальжи-Москва» – совместная советско-французская музыкально-информационная программа на русском языке для советских радиослушателей – обосновалась в студиях московского иновещания. В годы перестройки московское Центральное радиовещание на зарубежные страны перешло от пропагандистских штампов эпохи «холодной войны» к более взвешенной и более объективной информации и даже к частым совместным акциям с крупнейшими радиокорпорациями мира. В течение 6 часов в день на коротких волнах (а в будущем и на УКВ-диапазонах) льется французская и европейская музыка и, конечно же, реклама, новости. В качестве ответного жеста французская сторона принимает на стажировку в Париже советских музыкальных редакторов и других сотрудников.
Вот как описывает предысторию «Радио Ностальжи-Москва» газета «Московская правда» (29.4.1990):
«Симпатичная, но не самая молодая пара, улыбаясь с рекламного проспекта, сообщает: „Все по-другому“… Именно такой образ избрала для себя парижская радиостанция „Ностальжи“, ставшая сегодня одной из крупнейших во Франции.
„Все по-другому“ – это прежде всего другая аудитория; в отличие от большинства западных УКВ-станций „Ностальжи“ ориентируется не на тинэйджеров, а на „золотой возраст“ – слушателей от тридцати до пятидесяти лет. Конечно, есть у нее поклонники и старше, и моложе, но в любом случае это те, кто уже переболел детскими болезнями „хард рока“ и „хэви металла“ и теперь хочет услышать… музыку.
– Учитывая традиционный интерес советских людей к французской культуре, я верю, что наша программа привлечет их внимание. Кроме того, она открывает для французского делового мира „радиоокно“ в Москву. Сегодня, когда перестройка вашей экономики дает надежду на значительное развитие связей, это привлекает многих бизнесменов, – сказал один из основателей радио „Ностальжи“ Фредерик Кост.
Даже в чисто техническом плане осуществление этого проекта стало возможным благодаря своего рода конверсии. Советско-французская программа будет выходить в эфир как раз оттуда, где раньше находилось оборудование, с помощью которого глушили западные передачи на СССР. Согласитесь, символично».
С иновещанием связаны были и другие достижения советского радио. Московское радио занимало первое место в мире по объему вещания на зарубежные страны – 2257 часов в неделю на 80 языках. По данным специального отчета комитета палаты общин по иностранным делам британского парламента, самую большую аудиторию слушателей собирают радиопередачи мировой службы Би-Би-Си (120 млн. человек в год). Далее следуют такие радиостанции, как «Голос Америки» (85 млн.), «Свобода» и «Свободная Европа» (55 млн.), «Немецкая волна» (30 млн.), «Московское радио» (15 млн.), «Радио Франции» (10 млн.) и «Радио Пекина» (5 млн. человек). Московское радио занималось дезинформацией и апологетикой сталинского и хрущевско-брежневского социализма 60 лет. Потом руководители Гостелерадио СССР согласились в принципе с тем, что нет смысла «греть эфир» понапрасну (наше радиовещание на заграницу обходится 150 млн. рублей в год) и лучше пытаться начать продавать или просто давать блоки своих программ для использования их западными радиостудиями.
В Москве или ее окрестностях, точно так же как и на российских берегах Тихого океана, в эфире постоянно присутствуют московское радио и зарубежные станции, в том числе и вещающие на русском языке. А где круглосуточные радиопрограммы из союзных республик? Сибирь и Дальний Восток полны строителей, военных, зэков и прочих категорий населения разных национальностей, которые с удовольствием слушали бы радиопередачи со своей родины и на своих языках – из Киева, Ташкента, Тбилиси, Еревана, Баку, Вильнюса и т. д. Подобного рода «нерусское» вещание – пока еще только в пеленках. Но уже есть в центральной части России.
«Бумаги… простите, денег нет», – тут же выдаст свою присказку поднаторевший московский чиновник, умеющий отвечать на любые неудобные вопросы. На иновещание (так называется служба радиопередач Московского радио на заграницу, передатчики и студии которого были расположены не только в Москве, но и во многих городах вдоль границ СССР, ближе к странам – объектам нашего вещания) деньги у советского правительства находились всегда даже в тех случаях, когда было доподлинно известно, что вещание из Москвы идет в пустоту, т. е. его никто не слушает. Ну как могли слушать англоязычные программы Москвы на коротких волнах, направленные на территорию США, где большинство радиоприемников не имели коротко волнового диапазона? Как, как, что за вопросы? Вещали ведь китайцы на Советский Союз десятилетиями – и с утра до вечера, никто их даже не глушил, но никто и не слушал, хотя в большинстве районов СССР русскоязычные китайские программы с идеями и цитатами великого Мао и его наследников слышны были зачастую лучше, чем передачи Всесоюзного радио.
Сотрудники советских посольств за границей на своих мощных стационарных радиоприемниках регулярно ловили соответствующие языковые программы Московского радио и удовлетворенно докладывали об этом в центр. Зарубежные корреспонденты Гостелерадио СССР легко организовывали через различные местные ассоциации дружбы с нашей страной десяток-другой восторженных отзывов радиослушателей Московского радио, письма эти заботливо затем переводили и публиковали в специальных бюллетенях «для служебного пользования», что и служило основанием для продолжения дальнейшей работы. Бюджетное финансирование – по возрастающей – было гарантировано, так как советский парламент такого рода статьи государственного бюджета никогда еще отдельно не обсуждал. И неизвестно еще, согласились бы народные депутаты на финансирование из дырявого кармана советских налогоплательщиков деятельности «клубов друзей московского радио за границей» (т. е. деньги наши шли, конечно, не на клубы, а на наше зарубежное радиовещание, бюджет которого пока еще никогда не обнародовался). В Верховном Совете СССР читали ведь новую еженедельную газету «Правительственный вестник» (№ 25, июнь 1990), в котором говорилось об эффективности передач Московского радио на зарубежные страны: «Наши передатчики рассчитаны на короткие волны – диапазон, все менее популярный на Западе. Там пользуются либо волнами УКВ, либо средними, слушая радио в автомашинах и дома. Так что многое из того, что мы хотели бы донести до западного человека, не доходит до него исключительно из-за нашей слабой технической вооруженности».
Вот как описывал Иван Липранди в «Новом русском слове» (7.1.1991) политическую кухню московского иновещания:
«Десять лет назад произошел такой случай. Диктор Всемирной службы вещания на английском языке Московского радио Даньчев, работая ночью в прямом эфире, отложил в сторону розданный редакциям текст и выступил от себя с разоблачениями советской агрессии в Афганистане. Расправу над ним тогда возглавил секретарь парткома Московского радио Александр Плевако. Даньчев был уволен, объявлен сумасшедшим и помещен в психбольницу. Точку в судьбе Даньчева помешала поставить развернувшаяся на Западе кампания в его защиту, и его в конце концов выпустили. Но Александру Плевако все это не помешало в 1988 году стать заместителем председателя Гостелерадио СССР – шефом Московского радио.
Трудно сказать, в какой еще организации произошло так мало изменений за последние десять лет, как в радиодоме на Пятницкой улице Москвы. Самая крупная в мире радиостанция по числу языков, стран и часов вещания оставалась по-прежнему и самой независимой в мире радиостанцией: абсолютно независимой. От своих радиослушателей. Радиостанцией, где принципиально не ставился вопрос: что, зачем и кому она хочет сообщить. Важно озвучивать печатаемое в газетах и сообщаемое ТАСС – на различных языках мира, раз уж изобретена такая вещь, как радио.
Желавших повторить подвиг Даньчева больше не находилось, а любой компромисс был невозможен: каждый материал сначала подписывал коллега по комнате как редактор, потом визировал заведующий отделом, потом главный редактор или его заместитель. В результате не то чтобы крамола, но зачастую и здравый смысл из материалов исчезали, что, однако, в вину никогда никому не ставилось.
Радиожурналисты страшно производительно работали – гонорары платились сверх зарплаты, писали по 10 и более страниц в день. Люди из дома на Пятницкой как одержимые перебирали все мыслимые сочетания, включающие слова вроде „прогрессивный“, „социалистический“, „эффективный“ и прочее. Переводчики колотили в бешеном темпе по машинкам, расставляя до боли знакомые слова каждый день в новом порядке. Написанные материалы журналисты клали в конверты, предварительно вычеркнув слова типа „Говорит Москва!“ и „Здравствуйте, дорогие радиослушатели“, и отсылали их ведомственной почтой в АПН, чтобы и там получить гонорар.
Материалы сотрудников АПН тем же путем шли на радио. Их охотно принимали, не только чтобы поддержать взаимовыгодную цепь, но и потому, что существовала система, обязательная пропорция, по которой на каждые 40 процентов материалов собственных работников полагалось представить 60 процентов внештатных. Говорят, система эта была заведена еще при Ленине, чтобы профессиональные старорежимные журналисты не смогли узурпировать печатное слово и просто обязаны были отдавать более половины места на газетных полосах простым людям от серпа и молота. Непрофессионализм в журналистике с тех пор утвердился как безусловный принцип.
Журналисты-международники, проглядывая с утра газеты и ленты телетайпа, искали информацию о злодеяниях империализма. Особой удачей было, если где-нибудь застрелили или повесили негра – тема „нет тебе, расизм, места на Земле“ была отработана до автоматизма. Материалы о расизме особенно охотно передавали в эфир редакции, вещающие на многонациональные страны со сложной внутренней обстановкой, надеясь, видимо, разжечь там пожар и желание решить национальный вопрос раз и навсегда. Как в СССР.
Журналисты-советологи читали „Сельскую жизнь“ и излагали своими словами описываемые там новые прогрессивные методы работы в сельском хозяйстве. Обладая некоторым опытом, можно было запросто до обеда написать беседу со старшим чабаном овцеводческой бригады в Киргизии. А фрагмент выступления самого чабана озвучить вечером, зайдя к соседям по дому.
Но наиболее своеобразной была жизнь в редакции радиовещания на Китай. В годы конфронтации с КНР, или период „ругани“, как его называли в редакции, сотрудникам было предписано разоблачать злодеяния преступной клики Мао. Все, что творилось в те годы в КНР, было страшно похоже если не на настоящее, то на недавнее прошлое нашего отечества, только с некоторой восточной экзотикой. Так что журналисты получили уникальную в условиях работы на Московском радио возможность высказываться от души по поводу тоталитарного коммунистического режима и вдобавок описывать растущее недовольство народа антинародным режимом. Дальнейшее развлечение состояло в том, чтобы некоторое время спустя просматривать материалы зарубежных агентств: которые из них клюнули? Когда период ругани кончился, руководство редакции с сожалением говорило, что раньше творческий рост молодых журналистов шел гораздо быстрее. Увы, это стандартное сетование на молодежь было – в кои веки раз – небезосновательным: после периода ругани журналистам было предложено живописать прелести советской жизни, что уже совсем не так вдохновляло молодые дарования. Экономическая реформа в той же КНР так быстро прогрессировала, что рассказы Московского радио на двух диалектах китайского языка о преимуществах бригадного подряда могли пробудить у китайского фермера только мысли о том, что у них это, слава Богу, уже прошло.
Впрочем, мы уже говорили, что Московское радио меньше всего волновал вопрос о том, что думали о его передачах радиослушатели. Призывы к „улучшению направленности“ материалов обычно раздавались, когда возникала в очередной раз борьба за освободившуюся вакансию заведующего отделом или выше в редакциях. То, что забота об эффективности радиопропаганды – излишняя формальность, выяснилось, когда в 1986 году был назначен новый шеф Московского радио по фамилии Кезберс, из Прибалтики, занимавший в разное время довольно причудливые посты в различных посольствах СССР. Молодой, энергичный, европейского типа человек, Кезберс захотел выяснить, как слышно Московское радио за рубежом, – раньше эту мысль себе никто в голову особо не брал. Выяснилось, что на территории СССР советское иновещание слышно вполне прилично, а вот за пределами – зависит во многом, как и наше сельское хозяйство, от погодных условий. Министерство связи СССР давно и успешно экономило свои мощности на Московском радио. Кезберс затеял перестройку. Решено было перевести кубинский отдел из редакции Латинской Америки в редакцию социалистических стран, а турецкий отдел – из европейской редакции в редакцию азиатско-тихоокеанского региона. У Кезберса было еще несколько не менее конструктивных идей, но неожиданно, через год после появления, он пропал и вскоре был опознан бывшими коллегами в секретаре ЦК компартии Латвии и одновременно единственном такого ранга партийном функционере в составе руководства латвийского Народного фронта.
Московское радио вообще давно уже было принято использовать для транзита и отсидки. В курилках в доме на Пятницкой можно было часто услышать разговоры и воспоминания о Париже, Лондоне и Сингапуре. Это были не бывшие корреспонденты за рубежом – таковых у Московского радио практически не было. Делились воспоминаниями погорельцы – бывшие сотрудники МИДа, засыпавшиеся разведчики, проколовшиеся дипломаты.
После Кезберса к руководству Московским радио пришел уже упоминавшийся мной Александр Плевако. Он заявил, что Московское радио должно стать рупором перестройки. Несколько главных редакторов было отправлено на пенсию, перетасованы несколько отделов, всем журналистам в рабочем порядке сообщено, что отныне они должны иметь по всякому поводу свое мнение. А каковым это мнение должно быть, это и так ясно – иновещанию шел 60-й год. Намечалось повышение зарплаты, стали платить премии. Начали думать, как поднять уровень отечественного иновещания. И стали повсеместно вводить информационно-музыкальные передачи, и звучавшая между материалами музыка действительно улучшила передачи. По мере развития перестройки менялись и официальные материалы, зачитываемые в доме на Пятницкой. И Московское радио потеряло ту немногочисленную своеобразную зарубежную аудиторию, что с симпатией, благо издалека, следила за построением общества справедливости. Верными осталась лишь та малая категория людей, которые крутят ручку радиоприемника просто из любопытства, чем наполнен эфир. Да борцы за свободу, получавшие инструкции из Москвы, редакторы марионеточных зарубежных газет, перепечатывающих наши материалы. В профессиональном же отношении ничего в доме на Пятницкой не изменилось.
Однажды в конце рабочего дня задержавшиеся на службе сотрудники обратили внимание на небольшой самолетик, круживший над Красной площадью. Несколько находчивых корреспондентов сбегали на площадь и смогли первыми проинтервьюировать Матиаса Руста. Вечером материалы не визируются – утром следующего дня они поджидали главных редакторов. А еще через день Александр Плевако объявил, что нашлись такие умники, которые не только побежали на Красную площадь, но и додумались даже написать материал об этом, который, конечно, в эфир не прошел, но сам факт говорит о незрелости этих журналистов и полной безответственности.
