Текст книги "Робер Эсно-Пельтри"

Автор книги: Георгий Ветров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

«Военный– Ламарк —написал книгу, где разбирал и доказывал постепенное развитие существ от

низших организмов до человека. Французская академия во главе со знаменитым Кювье измывалась над

этой книгой и публично приравняла Ламарка к ослу. Галилей был пытан, заключен в тюрьму и

принужден с позором отречься от своего учения о вращении земли. Только этим он спасся от

сожжения ... Французская академия отвергла Дарвина, русская – Менделеева ... Фультон отвергнут

самим Наполеоном (первым). Не перечислить сожженных и повешенных за истину. История

переполнена фактами такого рода» [129, с. IV].

Вместе с тем в этой статье Циолковский делает ссылки на свои работы 1903 и 1911 гг. и, цитируя

упомяну-

6 Г. С. Ветров 161

тую заметку из газеты «Известия», пишет: «Мы видим, что европейская наука буквально

подтверждает мои выводы – как о полной возможности космических путешествий, так и о

возможности устройства там жилищ и заселения околосолнечного пространства.

Дело разгорается, и я зажег этот огонь. Только тот, кто всю жизнь занимался этим трудным

вопросом, знает, сколько технических препятствий еще нужно одолеть, чтобы достигнуть успеха.

Тем не менее возможно, что через несколько десятилетий начнутся заатмосферные поднятия ...»

[129, с. V].

Эсно-Пельтри считает нужным обратить внимание только на тот раздел статьи, где Циолковский

отказывается давать свои работы на суд «средних» людей. Он цитирует этот раздел, который в

переводе инженера Генкина приобрел такой смысл: «Что касается представления моих трудов на

суд среднего человека, я на это не пойду никогда, я отвергаю суждение людей, так как мои работы

были бы опровергнуты профессионалами или просто введенными в заблуждение. Обычные люди,

даже ученые, как об этом свидетельствует история, не способны оценить работы творцов» [12, с.

24].

Эсно-Пельтри без колебаний принял это искаженное неточным переводом замечание Циолковского

как его действительное желание отказаться от предъявления своих работ для обсуждения. Вот что

пишет Эсно-Пельтри после приведенной цитаты: «Я тем более придаю большое значение

помещению здесь этого замечания, что мой друг Гирш и я получили от профессора Чижевского

требование уточнить право первенства, датированное в Москве 12 апреля 1928 г. Имея его, я

считаю себя полностью удовлетворенным» (курсив мой.—Т1. В.) «Полное удовлетворение» можно

понимать только в том смысле, что он, Эсно-Пельтри, после письма Чижевского почувствовал себя

законным претендентом на приоритет. Во всяком случае, после этих слов нетрудно ощутить у

Эсно-Пельтри вздох облегчения: «Исходя из приведенного выше рассмотрения, кажется, можно

высказаться за следующую историческую последовательность основных этапов развития

астронавтики» [12, с. 24]. И в этой последовательно* сти работ Циолковского нет.

Возможно, что у Эсно-Пельтри для Циолковского была иная мера, чем для других исследователей,

– только как для претендента на приоритет. Не обнаружив докумен-

162

тов Циолковского, предшествующих своим лекциям 1912 г., Эсно-Пельтри посчитал, что остальные работы

русского ученого уже не играют роли. Иными словами «Историческая сводка» Эсно-Пельтри служила только для

установления его личного приоритета и не имеет смысла как историческое обобщение. Этого качества ее лишает

прежде всего отсутствие в «Сводке» работ Циолковского. Кроме того, наряду с серьезными работами Год-дарда и

Оберта в «Сводку» включена ничего не значащая статья Рябушинского, в которой автор «намекнул на проблему

межпланетной навигаций».

В связи с такой трактовкой смысла «Исторической сводки» необходимо более подробно рассмотреть вопрос о том, насколько обоснованным является утверждение Эсно-Пельтри об отсутствии «какого-либо документа»,

предшествующего его лекциям 1912 г. В связи с этим полезно обратиться к воспоминаниям А. А. Штернфельда.

Отметив, что в своем письме к Циолковскому от 11 июня 1930 г. он сообщил ему о позиции Эсно-Шльтри в

отношении «какого-либо документа», предшествующего его лекциям 1912 г., А. А. Штернфельд пишет:

«Константину Эдуардовичу, по-видимому, не представлялась возможность пересылки оригинала этого труда (1903

г.) или его фотокопий. Я получил только перепечатку его, произведенную в 1924 г. под заглавием «Ракета в

космическое пространство» (второе издание), «с некоторыми изменениями», как говорится во вступительной

заметке А. Л. Чижевского» [81, с. 70].

На основании этого факта можно сделать вполне определенный вывод о том, что Циолковский считал содержание

работы 1924 г. вполне аналогичным содержанию работы 1903 г. Поэтому особый интерес представляют

«некоторые изменения», о которых писал Чижевский. Есть возможность привести авторитетное мнение на этот

счет, опираясь на исследования, проведенные составителями книги К. Э. Циолковского «Избранные труды»,

изданной в серии «Классики науки».

Вот что отмечают составители: «В „Научном обозрении" работа была опубликована с ошибками и искажениями. В

Московском отделении архива АН СССР (ф. 555, оп-.'б, Д. 39) хранится экземпляр статьи, на котором рукой

Циолковского сделана надпись: „Рукопись не возвращена. Издано ужасно, корректуры не было. Формулы и номера

перевраны и потерян смысл...". В этом же экземпляре Ци-

163 б5

олковский исправил допущенные ошибки и опечатки, а также внес ряд изменений и дополнений,

которые были учтены в издании 1924 г.» [135, с. 520].

Было еще одно обстоятельство, которое заставило Циолковского предпринять повторное издание

работы 1903 г. с самыми минимальными уточнениями. Второе издание этой работы Циолковский

заранее не планировал и решился на этот шаг в связи с сообщением об издании книги Оберта, о чем

узнал 2 октября 1923 г., а рукопись для повторного издания подготовлена 23 ноября 1923 г. Предисловие

Чижевского датировано 14 ноября 1923 г. Тем не менее необходимо детальнее ознакомиться с

характером изменений, предпринятых Циолковским, чтобы убедиться в соответствии текстов работ

1903 и 1924 гг. Именно предполагаемое существенное различие между ними дало основание

Штернфельду отметить, что, имея работу 1924 г., он все же «не располагал вполне определенными

материалами для того, чтобы убедить Робера Эсно-Пельтра в существовании приоритетных работ

Циолковского 1903 г.» [81, с. 70].

В работе 1924 г. помещен чертеж, который нуждается в специальном обсуждении. Полную ясность по

этому вопросу можно получить, ознакомившись прежде всего с комментариями составителей

упомянутого издания трудов Циолковского: «Дело в том, что чертежи, посланные Циолковским в

редакцию „Научного обозрения", не были опубликованы и издание 1903 г. вышло совсем без рисунков,

хотя в тексте ... есть ссылки на них и приводится их описание. В Архиве АН СССР в фонде К. Э.

Циолковского хранится относящийся, по-видимому, к 1902 г. чертеж, полностью совпадающий с

описанием, данным в работе 1903г.» [135, с. 52].

Что же касается чертежа, помещенного в работе 1924 г., то сведения о нем можно найти в ответе

Циолковского Ладеману – немецкому инженеру, выступившему в печати с критикой схемы ракеты,

изображенной на упомянутом чертеже: «В перепечатку (1924 г.) труда 1903 г. попал другой чертеж,

взятый мною из популярной работы 1914 г., где я предлагал изгибы взрывной трубы ради устойчивости

снаряда. Попал он в перепечатку (в 1924 г.) только потому, что не было другого клише '.

Это обстоятельство подтверждает предположение о срочном характере переиздания работы 1903 г.,

высказанное ранее.

164

Теперь нет никакой надобности поднимать спор о жиро-скопичности моей трубы 1914 г., так как я по

разным соображениям отказываюсь от кривой трубы и возвращаюсь к прямой и насосам,

изображенным в журналах 1914 г. и принятым еще в работе 1903 г.» [128, с. 22].

Обсужденный чертеж и другие отличия издания 1924 г. от издания 1903 г. не касались разделов,

имеющих отношение к приоритетным оценкам Эсно-Пельтри. Разделы, содержащие математические

выкладки по ракетоди-намике, были у этих двух изданий полностью идентичными. Дополнения,

сделанные в работе 1924 г., преследовали главным образом цель разъяснять отдельные положения

работы 1903 г. Интересным дополнением в работе 1924 г. является более развернутое по сравнению с

текстом 1903 г. описание способов управления ракетой с помощью рулей, помещенных в струе

работающего двигателя. Из приведенного перечня отличий в содержании работ 1903 и 1924 гг. легко

убедиться, что Циолковский имел основание считать тексты этих работ в достаточной мере

идентичными. Эсно-Пельтри не захотел обратить внимание на подзаголовок работы 1924 г.– «второе

издание», и его внимание привлекли только слова в предисловии Чижевского «с некоторыми

изменениями», которые давали ему формальное право не считать эту работу документальным

свидетельством, подтверждающим приоритет Циолковского.

Возможно, что определенное влияние на непримиримость Эсно-Пельтри по отношению к

Циолковскому сыграло еще одно обстоятельство, которое можно обнаружить только после тщательного

изучения одного подстрочного примечания в его «Исторической справке». Эсно-Пельтри снабдил

подстрочным примечанием следующую цитату из статьи Шершевского, опубликованной в журнале

«Flug-sport» (№ 20, 1927 г.): «Французский конструктор аэропланов Робер Эсно-Пельтри в 4913 году

прочитал две лекции в Париже и С.-Петербурге о возможности межпланетных сообщений» [30, с. 383].

Подстрочное примечание Эсно-Пельтри к этой цитате таково: «Это уже вторая ошибка. Было уже

сказано, что моя лекция во Французском физическом обществе состоялась 15 ноября 1912 года. Мое

последнее пребывание в С.-Петербурге имело место с 16 февраля по 2 марта 1912 года. Довольно

трудно предположить, что я там читал лекцию в 1913 году. Эта лекция в С.-Петербурге

165

никогда не была опубликована, господин Циолковский мог знать ее содержание только присутствуя на

ней. Я сожалею, что он не посчитал должным мне представиться и сообщить мне тотчас же о своих

предшествующих работах» (курсив мой.—Г. В.) [12, с. 20].

Первая половина этого примечания связана с типичной ошибкой, которая допускается рядом

исследователей: часто путают дату опубликования доклада Эсно-Пельтри (1913 г.) с датой его

выступления с докладом (15 ноября 1912 г.) на заседании Французского физического общества. Вторая

часть примечания кажется неуместной. Чтобы понять ее смысл, необходимо сличить тексты цитаты из

статьи Шершевского, приводимой Эсно-Пельтри, с ее подлинным текстом. В подлиннике есть

подстрочное примечание к приведенной выше фразе, которое Эсно-Пельтри опустил. Вот его перевод:

«Плохая подготовка доклада Эсно-Пельтри вызвала критику со стороны Циолковского в последующей

дискуссии» [30, с. 387].

Судя по подстрочному примечанию Эсно-Пельтри, он понял подстрочное примечание Шершевского в

буквальном смысле, т. е. что Циолковский присутствовал на его докладе в Петербурге и обошелся с ним

неделикатно, выступив с критикой его доклада в отсутствие автора. А главное – Циолковский, по

мнению Эсно-Пельтри, не воспользовался благоприятной возможностью, чтобы предоставить

документальные свидетельства своего приоритета. Это недоразумение было вызвано нечетким

изложением фактов Шершевским, который в своем подстрочном примечании имел в виду работу

Циолковского 1914 г. с критикой идей Эсно-Пельтри, о которых русский ученый узнал из заметки К. Е.

Вейгелина в журнале «Природа и люди» (см. гл. 9), а не как участник собрания, где выступал с

докладом гость из Франции.

Исторические исследования Эсно-Пельтри никем не комментировались ни за рубежом, пи в русских

изданиях. Наверное, по этой причине они до сих пор считаются во Франции вполне достоверными.

Действительно, в докладе представительницы Франции Л. Блоссе на XIII Международном конгрессе по

истории науки, который состоялся в Москве в 1971 г., утверждается: «Этот доклад (Эсно-Пельтри),

датируемый 1912 г., является первым чисто научным исследованием, знаменующим рождение

астронавтики» [29, с. 19].

166

Правда, далее Л. Блоссе уточняет: «Если заслуга в предвидении использования ракеты в космосе с

1903 г. полностью принадлежит Циолковскому, то РЭП'у мы обязаны тем, что он сформулировал

эту проблему в виде уравнений и разработал математическую теорию межпланетных сообщений»

[29, с. 19].

Примечательным в этом уточнении является признание приоритетной работы Циолковского 1903

г., но в остальном позиции остались такими, как их изложил Эсно-Пельтри в своем историческом

очерке. Не вдаваясь в подробный анализ положений, высказанных Л. Блоссе, которые

противоречат подтвержденной документально точке зрения о сущности приоритета Циолковского,

хотелось бы высказать несколько замечаний по этому поводу, оставаясь в рамках исторических

исследований Эсно-Пельтри.

В своей «Исторической сводке» Эсно-Пельтри приводит резюме каждой работы, включенной в

«Сводку», позволяющее судить о главной ее особенности с его точки зрения. Напомним, что о

своих первых двух докладах (1912 г.) Эсно-Пельтри высказал такое мнение: «Он [автор]

рассматривает соотношение начальной и конечной масс и делает вывод, что космический аппарат

будет реален лишь при овладении атомной энергией» [12, с. 24].

Второй свой доклад Эсно-Пельтри характеризует следующим образом: «... основываясь на своих

расчетах, сделанных в 1920 г., отмечает значение скорости истечения» [12, с. 25].

Если сравнить работы Эсно-Пельтри с работой Циолковского 1903 г., используя в качестве

критериев для оценки их научного значения только приведенные выше характеристики, то можно

установить следующее: Циолковский неоднократно отмечал, что предпочитает стоять на реальных

позициях, и атомная энергия представилась ему делом отдаленного будущего. Тем не менее,

обсуждая вопрос о компонентах топлива и использовав в качестве наиболее пригодных (с точки

зрения эффективности) компонентов кислород и водород, Циолковский писал в работе 1903 г.:

«Считаю не лишним тут утешить читателя, что не только на эту энергию ... но и на несравненно

большую мы можем надеяться в будущем, когда, может быть, найдут возможным осуществить

наши не довольно разработанные еще мысли» [124, с. 148].

В работе 1911 г. Циолковский говорит об этом более

W

определенно: «... в первой напечатанной работе о реактивных снарядах мы мечтали о будущих еще не

открытых, более элементарных веществах, соединение которых должно сопровождаться на основании

общих данных химии более громадным выделением энергии, чем соединение известных простых тел,

например водорода с кислородом. При этом летучий продукт соединения должен бы приобретать и

большую скорость w при выходе из реактивной трубы.

По формуле ... видно, что с увеличением w возрастает пропорционально при той же относительной

Ж-/Д/1 затрате взрывчатого материала и и, т. е. скорости ракеты.

Думаю, что радий, разлагаясь непрерывно на более элементарную материю, выделяет из себя частицы

разных масс, двигающиеся с поразительной, невообразимой скоростью, недалекой от скорости света...

Поэтому если бы можно было достаточно ускорить разложение радия или других радиоактивных тел,

каковы, вероятно, все тела, то употребление его могло бы давать при одинаковых прочих условиях (см.

формулу ...) такую скорость реактивного прибора, при которой достижение ближайшего Солнца

(звезды) сократится до 10—40 лет» [125, с. 204].

Формула, на которую ссылается Циолковский в приведенной цитате, ранее публиковалась в работе 1903

г. Она дает возможность определить соотношение начальной и конечной масс в зависимости от

скорости истечения продуктов сгорания и потребной скорости ракеты с учетом тяготения.

Эсно-Пельтри неоднократно подчеркивал значение того факта, что в его работах задача о космической

навигации поставлена наиболее полно, так как в отличие от Годдар-да он рассматривал не только полет

в космическое пространство, но и возвращение на Землю. В работе Циолковского 1903 г. дан

математический аппарат для выбора соотношения начальной и конечной масс и в такой самой общей

постановке.

Таким образом, в работе Циолковского 1903 г. рассмотрены все вопросы, которые Эсно-Пельтри

выделял особо как наиболее существенные в научном отношении.

Даже такой беглый анализ позволяет убедиться в том, что отводить в истории развития космонавтики

Циолковскому роль только мечтателя, как это делают французские исследователи, неправомерно.

КЗ»

Глава И Об истинной славе и правде истории

При детальном анализе развития научных идей возникает необходимость оценки деятельности

отдельных ученых и ответа на вопрос, который в исторических исследованиях всегда оказывается

наиболее дискуссионным: за кем следует признать приоритет в той или иной области знаний?

Когда сделаны такие оценки, историческое исследование приобретает необходимую конкретность

и глубину.

Стремление расширить рамки исторического исследо-ванрш такими оценками объясняется еще и

тем, что приоритет ученого является достоянием его нации, поднимает престиж его родины, дает

возможность каждому соотечественнику разделить с ним его славу. Благодаря этому

обстоятельству приоритетные оценки в большей мере, чем другие разделы исторических

исследований, оказывают влияние на формирование общественного мнения. Иными словами,

вопрос приоритета – не только один из аспектов исторического исследования, связанный с

интересами отдельной исторической личности, но именно та его составная часть, которая в итоге

отдается на суд широкой общественности и придает этому исследованию особо острый характер.

Роль, которую способны играть приоритетные изыскания в жизни, требует особой

ответственности в исторических оценках – отступление от научной истины становится

предметом дискуссий, затрагивающих интересы целых наций. Сила общественного воздействия

приоритетных оценок такова, что ошибки исследователя могут отразиться на репутации истории

как науки.

Чтобы избежать методических просчетов в приоритетных изысканиях, необходимо опираться на

общие принципы историзма, коль скоро вопросы приоритета приходится рассматривать не только

в юридическом, а и в историческом плане. Здесь следует, как и в других разделах исторических

исследований, учитывать все многообразие факторов, влияющих на процесс развития науки,—

социальных, логических и психологических – и рассматривать их во взаимосвязи. Прежде всего

необходимо помнить о такой объективной особенности разви-

169

К. Э. Циолковский

тия науки, как возможность одновременных открытий. Эта особенность давно привлекала

внимание исследователей. Гете, например, писал: «Наиболее замечательные открытия делаются не

столько людьми, сколько временем – вот почему весьма важные дела часто совершались

одновременно двумя или же большим числом опытных мыслителей» [148, с. 368]. Как бы развивая

эту мысль, американский социолог Г. Мер-тон утверждал, что одновременные открытия скорее

правило, чем исключение.

Проанализировав 264 случая, от отметил, что в 2/3 из них одна и та же идея выдвинута независимо

друг от друга двумя учеными, в 15 случаях – тремя, а в двух случаях на авторство могли бы

одновременно претендовать девять человек [144, с. 8]. А некоторые исследователи приходят к

такому на первый взгляд парадоксальному заключению, что вообще ни одно открытие нельзя

приписывать отдельному лицу.

Под впечатлением таких высказываний и результатов социологического анализа может показаться,

что проблема приоритета теряет свою остроту и нам остается лишь покориться объективным

закономерностям развития человеческой мысли. Однако такой односторонний подход имел бы

самые тяжелые последствия для творческой деятельности. Ведь жажда открытия является одним

из самых действенных мотивов творчества, побудительным импульсом всякой осмысленной

деятельности человека. Сознание того, что исследователь в своей деятельности повторяет кого-то,

губительно скажется на его вдохновении.

Такого рода противоречие между объективными закономерностями развития науки и

особенностями творческого процесса является диалектическим. Когда речь идет об установлении

приоритета, то объективная возможность

170

одновременности открытий должна исключить излишнюю подозрительность и не позволять

считать документально доказанным факт заимствования даже при полном совпадении отдельных

элементов открытий.

В исторических исследованиях должна быть проявлена величайшая щепетильность, чтобы не

оскорбить напрасно достоинство человека науки самым тяжким для ученого подозрением – в

заимствовании. Поэтому всякое историческое исследование, связанное в той или иной мере с

приоритетными изысканиями, нужно начинать (при отсутствии прямых документальных

подтверждений) с предположения о независимости одинаковых открытий, сделанных различными

учеными, обращая внимание и на собственное мнение каждого из них о его личном приоритете.

К. Э. Циолковский писал: «...до моих работ (1903 г.) ракетный принцип хотели применить к

летанию в воздухе. Только после моих трудов стали думать о применении его к движению вне

атмосферы» [136, с. 34]. При этом Циолковский считает нужным подчеркнуть в свойственной ему

образной и эмоциональной форме: «Избави меня боже претендовать на решение вопроса. Сначала

неизбежно идут: мысль, фантазия, сказка, за ними шествует научный расчет и уже в конце концов

исполнение венчает мысль. Моя работа относится к средней фазе творчества. Более чем кто-

нибудь я понимаю бездну, разделяющую идею от ее осуществления, так как в течение моей жизни

я не только мыслил и вычислял, но и исполнял, работая руками» [136, с. 35].

Циолковский видел назначение своей работы в привлечении новых исследователей к проблеме

космического полета: «Я буду рад, если моя работа побудит других к дальнейшему труду» [136, с.

33]. Он не придает своей работе исключительности и считает, что заслуга в развитии идеи

космического полета принадлежит многим исследователям и популяризаторам, фамилии которых

он старается воспроизвести без каких-либо исключений: «Первыми пионерами и застрельщиками

вообще были: Кибальчич, Гансвиндт, Гефт, Улинский, Циолковский, Пелътри, Дитли, Вебер,

Шиллер, Гоман, Гофман, Ящуржинский, Годдард, Дженскинс, Лоран, Цандер, Никольский,

Линдеман, Вольф, Рынин и др. мне неизвестные лица. В России особые заслуги оказали

распространению идей Перельман и Рюмин. С их легкой руки

171

популяризацию ракетного прибора продолжали у нас следующие лица: Давыдов, Лапиров-Скобло,

Модестов, Прянишников, Егоров, Мануйлов, Бабаев, Глушко, Бохт, Чижевский, Алчевский, Шмурло,

Рябушинский, Родных, Редин, Соловьев, Ширинкин и многие другие» [136, с. 34].

Тема космических путешествий была небезопасной в тот период для научной репутации ее

сторонников, поэтому Циолковский обращает внимание на мужество этих людей и огромную

моральную цену их научных позиций. «Велика заслуга этих людей, потому что новые идеи надо

поддерживать, пока они не осуществятся или пока не выяснено их полное несоответствие. Немногие

имеют такую смелость, но это очень драгоценное свойство людей» [136, с. 34].

Желание Циолковского специально отметить роль каждого, кто внес свой вклад в разработку темы

космического путешествия, является выражением его бескорыстного служения науке,

заинтересованности только в победе научной истины: «Основной мотив моей жизни – сделать что-

нибудь полезное для людей, продвинуть человечество хотя бы немного вперед. Вот почему я

интересовался тем, что не давало мне ни хлеба, ни силы. Но я надеюсь, что мои работы, может быть

скоро, а может быть и в отдаленном будущем дадут человечеству горы хлеба и бездну могущества»

[130, с. 26].

Условия для популяризации первой печатной работы (1903 г.) Циолковского сложились крайне

неблагоприятно. В начале 1903 г. Циолковский послал ее для напе-чатания в редакцию «Научного

обозрения». Статья была напечатана в № 5 этого журнала. Вскоре в газетах появилось сообщение, что

журнал «Научное обозрение» по распоряжению властей закрыт. Все находящиеся в розничной продаже

экземпляры журнала были конфискованы, и Циолковский с великим трудом достал один экземпляр со

своей статьей, который переплел и бережно хранил. Более того, как писал Б. Н. Воробьев, «смерть

издателя журнала Филиппова... закрытие журнала и первый полет братьев Райт – это заслонило работу

Циолковского от общественного мнения» [109, с. 37]. Эти обстоятельства усугубили трудности

признания работы Циолковского, которая вызывала недоверие фантастической неправдоподобностью

постановки вопроса в сочетании с безвестностью и скромным официальным званием автора.

172

Социальные перемены в России оказали влияние и на судьбу работ Циолковского, которые

получили после Октябрьской революции научное признание.

Приоритет Циолковского в открытии и обосновании способа для космического путешествия стал

теперь исторической истиной.

Было бы неверно, однако, умалять заслуги других пионеров ракетной техники только потому, что

приоритет в этой области бесспорно принадлежит Циолковскому. Каждый из них – это яркая

историческая личность со своими оригинальными чертами творчества, их чтут как национальных

героев.

Когда речь идет о приоритете, личную оценку автора нельзя принимать как единственную и

окончательную, так как не исключены заблуждения в отношении собственного приоритета (как

искренние, так и намеренные). Чтобы установить историческую истину, необходимо привлекать

дополнительные источники и объективные данные.

Интересные соображения высказал М. Планк в конкурсной работе на философском факультете

Геттинген-ского университета в 1887 г. Ему предстояло решить вопрос об исторических заслугах

ученых по одному из разделов теоретической физики. Планк удачно уловил диалектическую

особенность приоритетных оценок: «Как только открытие в какой-либо мере добивается

признания, немедленно появляется целый ряд соискателей, претендующих на славу приоритета.

Несомненно, тот, кто впервые высказал значительную мысль, имеет прочную заслугу, но все же

необходимо затем рассмотреть, полностью ли он осознал значение этой мысли... Как ни важно

установление того факта, что известные идеи еще задолго до того, как они стали зрелым плодом

человеческой мысли и общим достоянием, возникли в головах отдельных выдающихся ученых, все

же не следует односторонне приписывать заслугу открытия тем, которые, быть может, не имели

никакого представления о способности к развитию зародыша, скрывающегося в случайно

высказанной ими мысли» [110, с. 5].

Таким образом, для объективных приоритетных оценок необходим детальный анализ развития

идеи, основанный на реальных исторических обстоятельствах. Причем должно учитываться не

только документальное преимущество в датах возникновения научной идеи, а

173

свидетельство о созидающей роли этой идеи, о сознательном применении ее в конкретном разделе

теории или практики.

Чтобы понять особенности развития космонавтики как составной части общего исторического

процесса, необходимо учесть еще одно очень важное обстоятельство: «Над ученым, сделавшим шаг

вперед и тем самым оказавшимся впереди других, неизбежно (курсив мой.—Г. В.) нависает опасность

непонимания его достижений со стороны современников, если их мышление остается в пределах

прежних представлений, теорий и категориальных схем. Так возникают преждевременные открытия»

[143, с. 18].

Если вдуматься в эти слова, получается, что каждая новая идея в той или иной степени

«преждевременна» и что одной из прогрессивных форм развития цивилизации является процесс

перехода «преждевременных» идей в рабочий инструмент общественного производства.

История науки – это история подвижничества ее великих представителей. Главными факторами,

способствующими популяризации идеи, являются стремление и способность самого автора научной

идеи добиться ее признания, активность его позиции в достижении этой цели.

Справедливо заметил по этому поводу французский ученый Пуанкаре: «Если бы мы были чересчур

благоразумны, если бы мы были любопытны без нетерпения, вероятно, нам никогда не удалось бы

создать науку» [146, с. 209]. Иными словами, творческую активность автора идеи необходимо считать в

социальном плане таким же непосредственным фактором общественного развития, как новое открытие,

новую теорию или смену общественного строя, с соблюдением, естественно, соотношений в масштабах

каждого явления. Думается, что критерий творческой активности явится полезным дополнением к

оценкам научного вклада ученых для понимания их роли в историческом процессе как сложном

взаимодействии социальных, логических и психологических факторов. «Рассматриваемое философски,

творчество есть историческая активность людей, непрестанно раздвигающая границы их человеческого

развития» [145, с. 22].

Этот критерий «очеловечивает» историческое исследование, т. е. заставляет разбираться в

«поведенческих» факторах и оценивать их влияние на ход исторического, процесса.

–. ,

174

«Преждевременность» (сама по себе) рождения идей о полете в космос в начале нынешнего века

подчеркивалась тем, что человек только-только научился отрываться от земли на аппарате тяжелее

воздуха. Первый полет братьев Райт и публикация основополагающей работы Циолковского о

реальных принципах космического полета совпали по времени. Такая усугубленная

«преждевременность» стала в историческом плане одной из самых примечательных особенностей

развития космонавтики. На этом фоне усиливалось социальное значение публицистических

позиций ученых, посвятивших себя разработке этой необыкновенно заманчивой, но и необозримо

трудной идеи.

Даже после того как космонавтика сделала огромный скачок в своем развитии, далеко еще не

полностью ясны ее перспективы. Например, английский историк и социолог С. Лилли, известный

своими прогрессивными взглядами и серьезными исследованиями, в своей книге, опубликованной

в 1965 г. в Лондоне, писал: «Исследования космического пространства, вероятно, мало чем

поспособствуют в ближайшие десятилетия росту материальных благ. Пока что расходы на них

остаются рискованным вложением капитала в созидание отдаленного будущего» [149, с. 417].

Наиболее примечательно в этой, в общем объективной для 1965 г., оценке то, что за 15 лет она

успела устареть. Вот почему особенно наглядной и поразительной кажется сегодня точка зрения

Циолковского, высказанная им 75 лет назад: «... предлагаю реактивный прибор, т. е. род ракеты, но

ракеты грандиозной и особым образом устроенной... Мысль не новая, но вычисления,

относящиеся к ней, дают столь замечательные результаты, что умолчать о них было бы большим

грехом (курсив мой.—Т1. В.)... Во многих случаях я принужден лишь гадать или предполагать. Я