Текст книги "Последний раунд"

Автор книги: Георгий Свиридов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)

ПУТЬ РАЗВЕДЧИКА

Декабрь 1940 года. Переполненный до отказа ташкентский цирк гудит и клокочет: идут финальные поединки первенства Средней Азии по боксу. Зрители сидят в проходах, на полу у самого ринга. Среди сильнейших спортсменов, защищающих честь Узбекистана, находятся Андрей Борзенко, тот самый Андрей, который стал героем книги писателя Георгия Свиридова «Ринг за колючей проволокой», и его друг по команде Владимир Карпов, курсант Ташкентского военного училища имени Ленина.

Оба они добились убедительных побед и стали чемпионами Средней Азии в своих весовых категориях. Первым их обнимал и поздравлял с успехом тренер, невысокий плотный человек с седеющими волосами,– Сидней Джэксон, о котором также написана книга Г. Свиридовым «Джэксон остается в России». И никто из них не знал, что это последнее крупное соревнование, что через несколько месяцев начнется самая жестокая война, гитлеровцы вероломно нападут на нашу Родину. Андрей раненным попадет в плен, несколько раз будет бежать, и все время неудачно, и его отправят в лагерь смерти Бухенвальд…

В хмурый ноябрьский вечер Владимир Карпов прибыл на Калининский фронт. Роту бросали в самые ответственные и опасные места.

Командир полковой разведки узнал, что Карпов был курсантом военного училища, чемпионом Средней Азии и Среднеазиатского военного округа по боксу в среднем весе, и взял его к себе в отряд смелых и отчаянных.

Всю войну Владимир Карпов был разведчиком, выполнял много различных заданий, трижды был ранен, но оставался в строю. Спортивные навыки, приобретенные в боксерской секции, помогали ему выходить из самых невероятных положений победителем. Сила и воля, выносливость и умение за считанные доли секунды оценить обстановку помогали разведчику. Сотни раз Карпов смотрел смерти в глаза, участвовал в захвате 79 «языков» и делом доказал свою преданность Родине.

…Владимир Карпов прошел трудный и почетный путь от рядового разведчика до полковника Советской Армии. Он награжден многими орденами и медалями, удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

ВОВКА – СЫН КОМАНДИРА

Моим сыновьям Александру и Тимуру посвящается.

ГЛАВА ПЕРВАЯ,
в которой Вовка узнает, что началась война

– Вовка, вставай!

Вовка, поежившись от предрассветной прохлады, зевнул, потянулся и, подобрав ноги, сел. Конечно, спать на земле не очень удобно, даже если под тобой пушистые ветки елок и охапка сена. Им запаслись с вечера, притащили из ближайшей копны. На сено набросили домотканое рядно, которое Вовка взял у бабушки, плотное и жесткое, как парусина. Укрывались Санькиным пальто и драным зипуном Петруся.

С Санькой и Петрусем Вовка подружился еще в позапрошлом году, когда первый раз приезжал в деревню вместе с отцом. Сейчас отец на учении, а Вовка отдыхает у бабушки Пелагеи с мамой. Петрусь на полголовы ниже Вовки, учится в шестом классе и умеет свистеть с переливами, как соловей. Он охотно показывает Вовке, как надо закладывать пальцы и подгибать язык, чтобы свистеть, но у Вовки пока плохо получается.

Санька приходится Вовке двоюродным братом. Он с Вовкой одного роста, хотя на полгода младше. Санька конопатый, даже на подбородке веснушки, и толстый. Бабушка утверждает, что это от деревенского воздуха да от картошки. Санька хорошо играет в шашки, но в шахматах разбирается слабо, и Вовка всегда делает ему мат. Вовка сразу, как приехал, подарил брату патрон от боевой винтовки и медную пулю с приплюснутым носиком, а Санька в ответ отдал свой длинный пастуший кнут с короткой ручкой, на конце которой выжжена пятиконечная звезда, и научил им лихо щелкать.

На рыбалку отправились с вечера. Вовке все было интересно: и ярко мигающие звезды над головой и тихие всплески реки. А когда в костре испекли картошку и стали ее есть, Вовка почувствовал прямо-таки блаженство. Никогда раньше не ел такой вкусной картошки! Ее палочкой вытаскивали из костра, полуобожженную, с хрустящей коркой и рассыпчатым белым нутром, от которого шел горячий ароматный дух, посыпали крупной солью и, обжигая пальцы и губы, торопливо ели. Это был настоящий походный ужин! А потом, когда улеглись спать, по очереди рассказывали интересные и страшные истории.

Вокруг стоял лес, таинственно-мрачный, полный шорохов и звуков. От реки несло сыростью. Вовка спал плохо, часто просыпался и только перед самым рассветом крепко заснул. Но тут его растолкал Санька.

– Вставай, красноперых проспишь!

Было свежо, и Вовка, чтобы скорей согреться, стал энергично размахивать руками. Дома они с отцом каждое утро делали зарядку. Отец с большими тяжелыми гантелями в руках, а Вовка с маленькими. Отец у него военный, командир батальона. Вовка тоже мечтает стать командиром.

Санька, накинув на плечи старое пальто, искоса наблюдал за Вовкой, потом, подумав, сбросил пальто и начал, подражая брату, широко размахивать руками, приседать, подпрыгивать.

– Ух ты, здорово!

Вовка, разогревшийся зарядкой, зашагал по росистой траве к берегу. Там уже сидел Петрусь.

– Ну как?

– Тише ты! – Петрусь, не оборачиваясь, предостерегающе поднял руку. – Рыбу распугаешь.

Вовка подошел к товарищу и остановился. Река была серебристо-голубая, гладкая, как оконное стекло, и на этой глади застыли в неподвижности поплавки – пробки от бутылок с воткнутыми гусиными перьями. У самого берега согнутые камышинки да корни калинового куста, пружинисто покачивались в такт течению.

Над рекой стлался туман и в беломолочной пелене скрывался противоположный берег. Только видны были над туманом вершины сосен да елей да старая береза с сухой корявой веткой. Небо становилось бледно-голубым, легким, на нем медленно блекли звезды. Птицы еще не проснулись. Стояла удивительная тишина.

Не успел Вовка размотать леску и насадить червяка на крючок, как откуда-то издалека донесся глухой рокот, похожий на раскаты грома.

Мальчики прислушались. Было похоже, что приближается гроза. Но небо было чистым, безоблачным. Спустя минуту ребята ясно услышали рокот моторов.

– Вовка! Смотри, самолеты! – закричал Санька и, задрав голову, стал считать. – Пять… десять… восемнадцать… Ух ты, сколько их!

– И с зажженными лампочками. Зеленые, красные, фиолетовые, – добавил Петрусь, поспешно втыкая в берег основание удочки. – Силища!

На светлеющем предутреннем небе, среди поблекших звезд двигались самолеты с зажженными бортовыми огнями. Гул нарастал.

Вовка тоже воткнул в мягкий край обрыва свои удочки и подбежал к ребятам.

– Это военные учения, – пояснил он, – маневры. Мой папка сейчас там. Когда кончатся, он приедет к нам.

– Вовка, у тебя клюет! – спохватился Петрусь.

Мальчики кинулись к берегу.

Один из поплавков двинулся в сторону и нырнул. Вовка схватил обеими руками удилище и рванул вверх. Удилище согнулось под тяжестью, леска натянулась и почти над самой водой запрыгала, извиваясь, рыба с длинной зубастой пастью.

– Щука! – восторженно крикнул Петрусь. – Вовка щуку поймал!

Но его голос потонул в гуле моторов. Над лесом прошла новая группа самолетов. Не обращая на них внимания, мальчики шумно возились со щукой. Рыба была небольшая, но верткая. С трудом поместили ее в ведро.

Вдруг откуда-то из-за верхушек деревьев вынырнул самолет. Противно воя, он пролетел низко-низко недалеко от ребят. По речной глади внезапно запрыгали фонтанчики, словно с самолета высыпали камешки. «Как в кино, когда по Уралу плыл раненый Чапаев, – почему-то вспомнил Вовка, – а беляки стреляли из пулемета».

– Вот здорово стреляет, как по-настоящему! – закричал Санька, восхищенно провожая взглядом самолет.

– Ребята, а на крыле у него крест, – сказал таинственно Петрусь. – Видели? Это не наш самолет. Наверное, нарушитель! Граница недалеко…

– Сказал! – Вовка насмешливо сощурил глаза. – Какой тут нарушитель, если идут учения! Просто истребитель выкрасили в другой цвет и кресты нарисовали. А то как разберешь, кто где…

В небе снова показались самолеты. Было уже светло, и ребята отчетливо увидели на крыльях черные кресты.

– Братцы, а вдруг это враги? А? Что тогда? – воскликнул Санька.

– Выдумал еще! – Петрусь презрительно свистнул. – Так наши и допустят, чтобы через границу столько перелетело!

– А вдруг враги? – не унимался Санька.

– Если чужие самолеты, то уже бой бы шел, – сказал Вовка авторитетным тоном. – Ты что, не видел кино «Если завтра война»? Как там наши фашистов сбивали! Запросто! Я был в Тушине с папой на авиационном празднике. Знаешь, какие самолеты у нас? А пушки зенитные? Ого-го! Ни у кого таких нет. А летчики? Ты, Санька, скажи, кто первым через Северный полюс в Америку слетал?

– Думаешь, не знаю? Думаешь, только у вас в Москве все знают? – Санька надул губы. – Чкалов, вот кто! Только он погиб недавно.

– Верно, – подтвердил Вовка, – а сейчас таких, как Чкалов, у нас – тысячи! Разве они допустят, чтобы враги на нашу страну напали?

Петрусь, слушавший с открытым ртом, хотел что-то добавить, но не успел. Из-за леса, откуда-то справа, стремительно вылетел истребитель с яркими красными звездами на крыльях.

– Наш! – закричал Санька. – Наш!

– Ура! – замахал руками Петрусь. – Ура!

– Сейчас начнется бой, – пояснил Вовка. – Смотрите, как атакует!

Краснозвездный истребитель, набирая высоту, устремился в самую гущу самолетов. Ребята с интересом и любопытством следили за ним. Он летел прямо на двухмоторный самолет. Расстояние быстро сокращалось. Вдруг от истребителя брызнула голубая струйка. До ребят донеслось непривычное стрекотание – пулеметная очередь. Двухмоторный самолет с черными крестами дрогнул, нагнулся и, словно подбитая птица, отвалился в сторону. В следующее мгновение раздался взрыв, и он исчез в буром облаке. Из облака на землю полетели бесформенные обломки…

Ребята застыли с открытыми ртами. Оказывается, стреляют по-настоящему! Значит, самолеты с черными крестами – вражеские… Вовке стало жутко и вместе с тем обидно, что он не догадался сразу, а Санька оказался прав.

Разгорался совсем не учебный поединок. Ребята с замиранием сердца следили за истребителем. Еще один самолет с крестами клюнул носом и, охваченный пламенем, полетел вниз, оставляя в прозрачно-голубом небе дымный, грязный след.

– Сбил! – закричал Петрусь. – Второго сбил!

– Вот это да! – Санька радостно захлопал в ладоши. – Молодец!

– Смелый какой! Один против всех! – восхищался Петрусь. – Герой!

– Сейчас наши прилетят ему на подмогу, – проговорил Вовка. – Покажут им!

Ребята были уверены, что так именно и произойдет. Появится эскадрилья краснозвездных машин, и вражеские самолеты будут сбиты или трусливо повернут назад. Такое они не раз видели в кино. Но время шло, а Вовкино предсказание почему-то не сбывалось: наших самолетов не было.

А в небе шел неравный жестокий бой. Краснозвездный истребитель, маленький, увертливый, метался в кольце серых стальных птиц, отстреливался, атаковал. Но его со всех сторон все теснее окружали враги. Нити трассирующих пуль чертили небо. Вдруг истребитель, словно натолкнувшись на какую-то невидимую стену, дрогнул, потом как-то странно перевернулся и стал падать.

– Сбили… – Вовка до боли сжал кулаки. – А где же наши?

Над падающим самолетом кружили вражеские машины и продолжали клевать пулеметными очередями. Вдруг от истребителя отделилась маленькая черная точка. И уже совсем низко, около самого леса, над ней вспыхнуло белое облачко.

– Парашют! – выдохнул Вовка. – Летчик живой!

Два самолета с крестами сделали разворот и стали кружить над парашютистом. Ребята услышали прерывистую дробь пулемета…

Покружив над парашютистом, самолеты взмыли вверх и улетели. Ребята долго и с недоумением смотрели им вслед. Они еще ждали и надеялись увидеть, как наши самолеты преградят им путь. Но этого так и не произошло!.. Враги летели на восток, туда, где вставало солнце, где были Минск, Смоленск, Москва…

Потрясенные мальчишки долго стояли с широко открытыми глазами и молча следили за исчезающими самолетами. Над лесом и рекой снова воцарилась тишина, мирная тишина, которую нарушали только проснувшиеся птицы. Где-то под обрывом заквакала лягушка.

– А может, он жив? – Вовка посмотрел на своих приятелей, и каждый понял, о ком тот говорит.

– Или ранен, а мы тут с удочками возимся, – сказал Петрусь. – Побежали! Он опустился около Гнилого болота. Бежим!

– Нас в школе учили раны перевязывать, – на ходу говорил Вовка.

– Но у нас нет бинтов, – возразил Петрусь.

– Рубашки разорвем, – сказал Вовка, – главное, кровь остановить. Потом врача приведем.

– А в нашей деревне есть амбулатория, и фельдшер дядя Феодосий недавно служил в армии, – добавил Петрусь. – Он раны хорошо лечит.

Солнце уже сильно припекало, когда ребята добрались до Гнилого болота. Поросшая кустами темно-бурая жижа, на поверхности которой торчали зеленые бархатные кочки, тянулась на несколько километров. Ребята пошли по краю, пристально вглядываясь и прислушиваясь.

Но летчика нигде не было.

От быстрой ходьбы, от всего пережитого за это утро ребята устали.

Когда присели отдохнуть на кочке, Вовка сказал:

– Мы не так ищем. Надо разойтись шагов на двадцать друг от друга и двигаться цепью. А мы вместе топаем. Так и за месяц не найдешь.

Петрусь молча ковырял палкой землю, а Санька оживился, ему понравилось предложение Вовки.

– Верно, Вовка! Айда сейчас в деревню!

– Это зачем?

– За ребятами! Тогда мы сразу отыщем летчика.

Как они раньше не додумались? Мальчики побежали напрямик через лес. Петрусь радостно засвистел. Вовка тоже попытался свистнуть, но звук получился слабый.

Вдруг издалека донесся чей-то ответный свист. Ребята переглянулись. Петрусь, заложив два пальца в рот, оглушил лес пронзительным, прерывистым переливом.

В ответ зазвучал такой же пересвист.

– Свои! – определил Петрусь и поспешил на звук. – Они там, на дороге.

Скоро ребята выбрались на лесную узкую дорогу, со свежими вмятинами от колес.

И тут с криком «Ура!», ломая ветви пушистых елок, на них кинулись двое подростков.

– Сдавайтесь! – кричал тот, что был повыше, наставляя палку, как ружье.

Это были ребята из соседнего села. Большого звали Антошка Корноухий, он учился с Петрусем в одном классе, а меньший, Борька, – его брат.

– А я тебя, Петрусь, сразу распознал, по свисту, – сказал Антошка, опуская палку.

– Вы не видели летчика? – спросил Вовка. – Он спустился на парашюте. Тут в небе воздушный бой шел.

– Летчика? – переспросил Антошка и насмешливо скривил рот. – Опоздали! Дядя Степан нашел его на той стороне болота и отвез на председательской тачанке в больницу. У летчика был орден. Дядя Степан сказал, что он сильно ранен, может не выжить.

Вовка взглянул на Петруся. Жаль, что опоздали…

– Ну, как ваша деревня? – поинтересовался Антошка.

– А что? – спокойно спросил Вовка.

– Как что?

Антошка уставился на Вовку, потом перевел взгляд на удивленные лица Петруся и Саньки.

– Да вы что, с луны свалились?

– А что? – ответил Санька. – Мы рыбачили.

– Эх вы, тюри-растюри, рыбаки лопоухие! Деревню вашу по-настоящему бомбили… Мы вот с Борькой бежим посмотреть… А вы рыбачили!..

Ребята, не мигая, смотрели на Антошку: не врет ли он? Потом, убедившись, что тот говорит правду, молча повернули и со всех ног помчались в деревню. Антошка с братом кинулись их догонять.

Лес кончился. За зеленым полем ржи на гребне покатого холма начиналась деревня. Ребята остановились, испуганно всматриваясь. Никаких следов разрушения. Дома стояли целехонькие, белая церковь поднималась к небу желтым куполом, похожим на луковицу, красное кирпичное здание школы спокойно смотрело темными окнами на село, а над двухэтажным побеленным домом правления колхоза развевался на ветру вылинявший красный флаг.

– Никакого пожара нету, – разочарованно произнес Борька. – А мы, дураки, бежали!

– Значит, набрехала тетка Супониха. – Антошка дернул брата за рукав. – Пошли назад. Лучше сходим в урочище, посмотрим сбитый вражеский самолет.

У Вовки загорелись глаза.

– Пошли и мы с ними!

Он никогда еще не видел вблизи настоящего фашистского самолета с черными крестами на крыльях. Петрусь и Санька тут же согласились на такое заманчивое предложение.

Но не успели мальчишки сделать нескольких шагов, как послышалось конское ржанье и стук копыт. Кто-то скакал по лесной дороге.

Ребята посторонились. Из-за поворота вылетела двуколка. В ней, держа вожжи, сидел усатый мужчина в серой ситцевой рубахе и потрепанной военной фуражке. Петрусь толкнул Саньку в бок:

– Батька твой!

Вовка сразу узнал дядю Семена, брата своего отца. Было видно, что дядя Семен чем-то встревожен. Он круто остановил двуколку, конь, запрокидывая голову и кусая удила, недовольно заржал.

– Где шляетесь, сорванцы?! – крикнул Дядя Семен, обращаясь к сыну и племяннику. – Матери с ума сходят, а вас нет и нет! Всю речку изъездили за вами, шельмецами.

– Мы, батя, рыбачили, – поспешил оправдаться Санька.

– Нашли время! – Отец указал кнутовищем на место рядом с собой. – А ну, живее!

Санька, Вовка и Петрусь взобрались на двуколку. Троим было тесно, и Петрусь сел внизу, у ног, держась за передок. Дядя Семен взмахнул кнутом.

– Но-о! Пошел!

ГЛАВА ВТОРАЯ,
в которой Вовка попадает под бомбежку

Вовка давно мечтал о приключениях и подвигах. Но ему и во сне не снилось и в самых дерзких мечтах не виделось тех приключений, которые выпадут на его долю. Мог ли он знать, что уезжает из Москвы не в деревню к бабушке Пелагее, а на фронт, не на каникулы, а на войну, что придется ему бродить по тылам врага, сражаться с гитлеровцами, быть разведчиком в партизанском отряде…

…Весь день Вовка вместе с ватагой мальчишек ошалело носился по деревне. Они успевали всюду. До боли в ладонях аплодировали на митинге, толпились у крыльца правления колхоза, где собрались на партийное собрание коммунисты, бежали по пыльному тракту за тремя грузовиками, на которых уезжали в районный центр добровольцы и призывники.

К вечеру деревню облетела тревожная весть: немецкие танки, прорвав оборону наших войск севернее Бреста, движутся к Минску. Говорили, что если их не остановят, то через день-два деревня будет отрезана и окажется в тылу врага…

Из райцентра прискакал на взмыленном коне посыльный и передал пакет председателю колхоза. Через несколько минут сторож дед Архип уже бил молотком по подвешенному железнодорожному буферу, сзывая односельчан. Собрание на этот раз было кратким. Вовка с Санькой влезли на дерево, чтобы лучше видеть и слышать. Новое незнакомое слово «эвакуация» сразу насторожило мальчиков.

– Что это? – спросил шепотом Санька. – Отступление?

– Эвакуация – это организованный отход, – пояснил Вовка.

– Ага, понятно.

Из лесу раньше времени пригнали колхозное стадо. Женщины торопливо доили коров. К свиноферме подкатили два грузовика, на них стали грузить свиней. Животные визжали, упирались. На краю деревни стояли молотилки, сеялки, веялки, туда же привезли и комбайн. Санькин отец в рубашке с засученными по локти рукавами плескал на них из ведра керосином, а хмурый председатель ходил следом и поджигал. Языки пламени сразу охватывали машины, и черный дым поднимался столбом к небу.

Мальчишки, притихнув, толпились возле огромных костров.

– Вовка! Вовка!

Рядом стояла соседская девчонка Поля, которую ребята дразнили «Полька-полячка, старая гордячка».

– Вовка, иди скорее домой! Тебя мамка кличет!

Вовка поморщился: всегда так. Как что-нибудь интересное, так зовут домой.

…В избе творилось что-то невообразимое. Дверцы шкафа распахнуты, сундук открыт, на полу два больших узла, а третий торопливо связывала бабушка Пелагея. Темный с белыми крапинками платок почти сполз на шею, открыв седые взлохмаченные волосы. Глаза у бабушки красные, заплаканные.

Вовкина мать торопливо укладывала вещи в желтый кожаный чемодан. Рядом с грузной бабушкой Пелагеей Вовкина мать, одетая в серую спортивную куртку и узкие синие бриджи, казалась хрупкой и маленькой. Но Вовка знал, что его мама сильная и ловкая. Дома, в Москве, на стене висят три диплома и одна грамота. Весной этого года Вовка сам видел, как проходили на стадионе соревнования, как его мать быстрее всех пробежала два круга и первой коснулась финишной ленточки. Ее тогда поздравляли, играл оркестр, весь стадион аплодировал, а генерал вручил грамоту и часики. Эти маленькие часики и сейчас на маминой руке.

Вовка смотрел на мать и не узнавал ее. Обычно веселая и энергичная, сейчас она была хмурой и озабоченной, в глазах появился какой-то странный лихорадочный блеск.

Неосознанная тревога, ожидание чего-то страшного и непоправимого передалось и ему. Там, на улице, события захватывали Вовку, война казалась огромной увлекательной игрой, в которой принимают участие взрослые. А тут, в избе, война смотрела на Вовку заплаканными глазами бабушки и горем матери.

– Вовочка, не теряй время, собирай свои книги и вещи, – тихо сказала мать. – Мы уезжаем.

Она не ругала его, хотя Вовка, откровенно говоря, ждал взбучки, и не уговаривала. Она просто просила.

– Бабушка тоже с нами?

– Я ей говорю, что надо уезжать. А она упрямится. У нас места не хватит, что ли? Или хуже будет, чем здесь.

– Катерина! Нечего меня уговаривать, – прикрикнула бабушка, вытирая ладонью глаза. – В гражданскую войну никуда не уезжала из своего угла, а теперь тем более. На кого избу новую оставлю? Кто за коровами смотреть будет? Не уговаривай. Спасибо за заботу. Но я уж тут останусь.

– А если фашисты узнают, что вы мать красного командира? Думаете, они с вами цацкаться станут?

– Нужна я им, старая. Какой от меня прок. – Бабушка вздохнула. – Мир не без добрых людей, а чему быть, того не миновать.

Тяжело ступая, бабушка ушла в кухню, и в открытую дверь Вовка увидел, как она в большую плетеную корзину укладывала куски сала, банку с вареньем, кружок сливочного масла, домашнюю колбасу, вареные яички, хлеб.

Надвигалась ночь. Над деревней снова послышался гул самолетов. На западе, где-то далеко за лесом, на краю неба вспыхивало багровое зарево, доносились глухие тревожные раскаты. Спать легли не раздеваясь. Бабушка и мать долго разговаривали шепотом.

Вовка лежал и, закрыв глаза, думал. У него даже мелькнула мысль: не остаться ли ему у бабушки? Пусть мама едет одна. Глупо уезжать из деревни, особенно сейчас, когда началась война. А подбитый фашистский самолет, который наверняка облазили Антошка Корноухий со своим братом Борькой? Вовке тоже хотелось побывать там. Ведь такое не часто случается. Вдруг наган найдет? Потом бы в Москве ребята удивлялись: «Откуда у тебя оружие?» – «Отобрал у фашистского летчика, – ответил бы Вовка, – мы его в плен взяли». И все бы мальчишки завидовали, девчонки ахали. В Москве им никогда настоящей войны не увидеть!

– Вовочка, вставай скорее! Дядя Семен приехал, – услышал Вовка сквозь сон голос матери. – Проснись, дорога каждая минута!

Вовка с трудом открыл глаза. Керосиновая лампа тускло освещала избу. Где-то ухали взрывы, и от них дрожали стекла в окнах. Мать сунула ему в руки теплую куртку.

– Одевайся! Застынешь в дороге.

Вовка выбежал на крыльцо. Летняя ночь обдала его свежестью. Во дворе, у самого крыльца, стояла двуколка, и дядя Семен укладывал на нее вещи, которые из дому выносили мама и бабушка.

– Садитесь! – скомандовал дядя Семен.

Мать попрощалась с бабушкой, быстро надела легкое пальто и, не выпуская из рук сумочку, влезла на двуколку. Бабушка обняла Вовку, заплакала и, приговаривая «внучок ты мой», трижды поцеловала. Прибежала жена дяди Семена, тетя Мария, и положила в повозку узел.

– Возьмите на дорогу!

Следом за ней показался заспанный Санька. В руках у него был кнут, подаренный им Вовке в день приезда. Еще прошлым утром Вовка забыл его в Санькиной избе. Санька смотрел на брата грустными глазами. Жаль было расставаться.

– Возьми! – он протянул Вовке кнут. – Не теряй больше. В Москве таких нет.

Дядя Семен дернул вожжи:

– Но! Пошел!

Вовка оглянулся. У ворот стояла бабушка и утирала платком глаза. Тетя Мария махала рукой. Санька припустился за двуколкой, но догнать ее не смог…

Сидеть на узле было неудобно, чемодан то и дело сползал на Вовку. Каждый раз, когда колеса попадали в колдобину, Вовка ударялся коленом о плетеную корзинку, стоящую слева.

Дядя Семен все время подгонял коня. Двуколку кидало из стороны в сторону. Вовка, чтобы не вылететь, ухватился за край передка и цепко держался за него до ломоты в пальцах. Мать, подавшись вперед, тяжело дышала над Вовкиной головой, и он отчетливо слышал ее тревожный шепот: «Только бы успеть к поезду! Только бы успеть!»

Часа два мчались без остановки. Вовка устал, ноги и руки одеревенели.

На рассвете, едва взошло солнце, они приехали в районный центр.

К пыльной станционной площади пробиться не удалось. Здесь было тесно и шумно, как на базаре в воскресный день. Автомобили гудели, требуя дороги, лошади ржали и, покрывая многоголосый шум толпы, то там, то здесь раздавался истошный детский плач. Мужчины и женщины с чемоданами и узлами в руках толпились у двери станционного здания.

Мать, едва только дядя Семен остановил коня, соскочила с двуколки и, держа сумочку в руках, тоже побежала на станцию за билетами. Она лишь крикнула Вовке:

– Никуда не отходи! Я скоро!

Дядя Семен, привязав вожжи к передку, спрыгнул с двуколки и, выкурив папиросу, сказал:

– Пойду помогу Катерине, там ей не пробраться к кассе. Вишь, сколько люду наехало.

Оставшись один, Вовка осмотрелся. В нескольких шагах от него стояли милиционер и солдат с красной повязкой на рукаве. «Патруль», – догадался Вовка. Рядом на телеге среди узлов и корзин сидела колхозница и кормила белокурого мальчугана лет пяти. Тот аппетитно ел кусок домашнего пирога и запивал молоком из бутылки.

Вовка почувствовал, что проголодался. Приподняв крышку корзинки, он засунул туда руку. В корзинке оказались вещи.

Было душно и пыльно. Ни мать, ни дядя Семен не появлялись. Вовка зубами развязал один узел, нащупал хлеб и отломил большую горбушку. В другом узле Вовка нашел сало и вытащил кусок. От соленого захотелось пить.

Вовка спрятал сало. Неподалеку, рядом с решетчатым забором, он заметил колодец. Вокруг него толпились мужики и бабы с котелками, кружками, бутылками, ведрами. Вовка решил сбегать напиться. Взяв свой кнут, он одним концом привязал его за уздечку, а другим, с кнутовищем, обмотал вокруг ствола акации и завязал узлом. Конь несколько раз ткнулся ему в руки мокрой прохладной мордой, понимающе глядя большими черными глазами.

– Ни с места! – приказал коню Вовка. – Я сейчас.

Воду из колодца доставали деревянным почерневшим ведром, привязанным цепью и веревкой. Когда подошел Вовкин черед, мужчина в запыленном костюме прохрипел:

– Ну, подставляй, что там у тебя!

У Вовки не было ни кружки, ни котелка. Он, не зная, что делать, затоптался на месте. Толстая женщина толкнула его локтем и протянула свою кастрюлю.

– Не мешайся, отойди, раз некуда брать!

Кто-то из задних рядов крикнул со смехом:

– А ты, парень, в шапку!

Вовка обрадовался этой мысли и, сняв кепку, посмотрел на мужчину.

– Налейте сюда, пожалуйста!

– Ты что, очумел? – мужчина поднял усталые глаза на Вовку.

Толстая женщина, которая минуту назад толкнула его локтем, вздохнула и протянула кастрюлю с водой.

– Пей, господь с тобой. Все мы нынче запарились…

Вовка припал к краю зеленой кастрюли. Вода обжигала холодом, студила до ломоты зубы. Но Вовка пил и пил, проливая воду на рубаху и ботинки.

Вдруг надрывно загудели паровозы, зазвенел колокол.

– Воздушная тревога!

– Спасайся!

Женщина, выхватив у оторопевшего Вовки кастрюлю, неуклюже побежала к своей телеге, расплескивая воду. Вовка тоже побежал к двуколке.

Прямо над станцией промчались два самолета с крестами на крыльях. Вовка видел, как от самолетов отделилось несколько черных точек. Они со страшным воем приближались, быстро увеличиваясь и скоро стали похожи на большие черные сигары.

– Бомбы! – закричал на всю площадь милиционер. – Ложись!

Вовка не помнил, как очутился на земле. Один за другим раздались взрывы, от которых все задрожало.

Вовка попытался вскочить, но тут же почувствовал, как кто-то грубо прижал его к земле. По синему рукаву рубахи он догадался, что это милиционер.

– Пустите! – заорал Вовка, силясь высвободиться. – Пустите!

– Лежи, паршивец! Убьют. – Милиционер еще сильнее придавил его к земле. – Закрывай голову!

В то же мгновение огромные окна станции осветились ослепительно ярким светом, словно внутри ее зажгли мощные прожекторы, и следом раздался оглушительный взрыв.

Вторая бомба разорвалась на площади, в гуще повозок и машин, среди притаившихся на земле беженцев. Вовку ударило воздушной волной и засыпало землей… Он больше не слышал ни грохота рвущихся бомб, ни криков раненых, ни беспорядочной стрельбы, ни рева бомбардировщиков, которые проносились над станцией, расстреливая из пулеметов безоружных людей…

Очнулся Вовка от тяжести, которая невыносимо давила его. Все тело ныло, болела ссадина на колене. В горле першило, хотелось пить. Вовка открыл глаза. Бомбежка кончилась, самолеты улетели. Он попытался освободиться от милиционера, который почему-то все еще лежал сверху.

– Дядя, отпустите! – взмолился Вовка. – Мне тяжело!

Милиционер не шевелился.

Тогда Вовка схватил его за руку и с ужасом почувствовал, что крепкая мужская рука вдруг стала податливой.

Ему стало страшно. Он хотел крикнуть, но слова застряли в пересохшем горле.

Собрав остатки сил, Вовка высвободил одну ногу, потом другую и, двигая плечами, выполз из-под милиционера. Сел рядом, отдышался. В ушах стоял неприятный звон. Бессмысленно посмотрел на милиционера: на его голове, около уха, темнели сгустки крови.

Подошли два красноармейца. Один из них присел на корточки, осмотрел милиционера.

– Готов, – сказал он усталым голосом. – Наповал. Помощь уже не нужна.

Стонали раненые. Несколько человек тушили горевшую автомашину. На телеге сидела колхозница и, плача, прижимала к себе малыша, того самого, который так аппетитно уплетал домашний пирог и запивал молоком из бутылки. Только волосы у него из белокурых превратились в красные. «В крови! – с ужасом подумал Вовка. – Его убили!»

У разбитой повозки сидела толстая женщина и перевязывала платком ногу девочке лет десяти. Рядом валялась зеленая кастрюля с пробитым дном, из которой женщина поила Вовку.

Вовка медленно повернулся к станции. Он боялся туда смотреть и не мог не посмотреть. Сердце сжалось. На месте здания стояла одна полуразвалившаяся стена, валялись груды кирпича и штукатурки, из-под них торчали обугленные балки. Над развалинами поднимался черный едкий дым.

– Мама! – закричал Вовка. – Мама!

И побежал к дымящимся развалинам.