Текст книги "Кровь на нациях"

Автор книги: Георгий Миронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Версия 5 «Двойное убийство». «Кровь на камнях»

Так точно, товарищ полковник. Подозреваемый задержан. При задержании был подвергнут личному обыску, при этом в карманах его одежды обнаружены два перстенька желтого металла с камнями голубого, зеленого и белого цвета, – сейчас они на экспертизе. Я, конечно, не эксперт, но полагаю, что это не совсем то, что мы надеялись найти. Хотя, если эксперты определят, что зеленый камень – изумруд, белый – брильянт, а голубой, как там его, хризалит или берилл, не помню, – так тоже не сильно удивлюсь. Так точно, профессия такая, нас удивить трудно.

– Что еще?

– Да пустяки, товарищ полковник. Две пары часов наручных, заграничных, вероятно, по первому впечатлению "желтой сборки". Ну, это я по аналогии с пистолетами, простенькая штамповка из Китая, электроника. И связка ключей…

– Значится так, – крепко выговаривая слова бросил в трубку Скибко / в ГУВД г. Рудный все офицеры были поклонники капитана Жеглова из фильма "Место встречи изменить нельзя" и говорили как Жеглов "Значится так"/

– Значится так, – повторив Скибко: уголовному розыску продолжить работу по установлению родственников, знакомых убитых женщин, которые могли бы дать показания о предметах, похищенных у погибших. Помнится, были показания, что перстни у первой из них, возможно, большой ценности. И Конюхова свое мнение в справке эксперта – криминалиста высказала по тайникам, по следам на пальце…Ну, я понимаю, сейчас мало у кого такие редкости есть. Но может – от бабки покойной…Проверьте, не те ли перстни найдены у Авдеева…

Петруничев набрал номер Деркача.

– Ну, что, лейтенант, как идет расследование?

– Жду данные экспертизы.

– А сам как полагаешь?

– Полагаю, что те это перстни, – уверенно бросил в трубку Деркач. – Не успел продать барыге, гаденыш. По морде видно, что насильник и убийца.

– Ну, брат, если мы, судя по мордам, начнем людей арестовывать, то не знаю, где и размещать… У нас с мордами сейчас, в эпоху реформ, большая напряженка.

– Да я что, товарищ майор. Мы все по закону. А Вы как, товарищ майор все еще и уголовный розыск, и следствие курируете? – осторожно спросил Деркач, которому, похоже, надоело отчитываться перед чужим начальством.

– Да, уж потерпи, Сережа. Пока подполковник Гурьев в больнице, буду курировать оба направления. Так что докладывай, если что новенькое будет, напрямую мне. Уж утрудись…

– Всегда готов дружить – с УГРО…

– И вот что. Я не исключаю, что перстни, принадлежавшие первой жертве, Багучевой, либо переданы барыге у нас, или в Смоленске, либо вывезены в Москву, либо надежно спрятаны. А найденные у Авдеева принадлежат второй жертве. И тут интересная может быть рокировочка лейтенант. Но о ней позднее. А пока тщательно проверьте, покажите, к примеру, драгоценности, найденные у Авдеева, когда они освободятся Конюховой, – знакомым обеих убитых женщин. Вдруг да откликнется от нашего аукнется…

– Сделаем, – вяло пообещал Деркач.

Петруничев глотнул холодного чаю. Вот, вроде бы, все у них с Людмилой Викторовной к финалу, в смысле, к свадьбе идет. И тем не менее, каждый раз, когда шел с ней на свиданье, предполагал встретиться в коридоре ГУВД или собирался ей звонить, в горле мучитель пересыхало. Он набрал трехзначный номер эксперта – криминалиста:

– О чем думает экспертиза? – деловито, но ласково спросил в трубку.

Шутку в ответ не ожидал. Знал правило Людмилы Викторовны – служба, службой, а…

– Могу пока лишь высказать предположение: телесные повреждения обеим женщинам причинены одним и тем же ножом. Я могу указать примерную форму и размеры клинка. Вот почему представленные мне клинки в рамках версии "солдат – самовольщик" я отвергла. Они в версию 5 не укладываются. Сейчас я могу, после перепроверки в криминалистическом бюро областного УВД, дать вам практически точные параметры предмета, которым были нанесены телесные повреждения в обоих рудненских убийствах.

– А с ранами на теле директора музея сравнивали?

– Конечно. Клинки другие. Но характер нанесения ранений тот же. Я бы, учитывая свой опыт в этом деле, рискнула высказать смешную идею…

– Ваши идеи, Людмила Викторовна, не могут быть смешны…

– Что раны нанесены либо мужчиной слабой физически конституции и с женскими, я бы сказала, манерами, либо – женщиной, даже точнее – разными женщинами. Характер ран в общем то одинаков на всех трех трупах. Но есть вариации…

Ну, загадочки загадываем. И что делать розыску? Каких – то дамочек, вместо матерого убийцы, искать. И потом, конечно, извините, чепуха какая то – зверское изнасилование в обычной и извращенной форме и – телесные повреждения, нанесенные, как Вы говорите, женской рукой…

– Я не сказала женской, я сказал – как бы женской, или так: рукой женщины, которая хотела бы, чтобы ее удары ножом приняли за мужские. Удары глубокие, требующие большой физической силы, которой обычно обладают мужчины, но порезы такие бывают, понимаю, ненаучный язык, от женской руки.

Ну, загадки, которые преступники загадывают операм, – к этому Петруничеву было не привыкать. А вот когда твои же коллеги дают маху, – тут все неожиданно и подготовиться к этому невозможно.

Лопухнулся Деркач.

Офицер безусловно честный и старательный, он, возможно, просто поторопился отчитаться.

Во всяком случае, когда в ГУВД доставили изъятые у Авдеева при обыске предметы для проведения с ними экспертно – криминалистической работы, и Скибко пришел на них взглянуть, и запросил протокол обыска и изъятия этих вещей, то протокола этого среди сопровождавших предметы документов не обнаружилось.

Петруничев вызвался еще раз допросить Авдеева. Под протокол, в присутствии прокурора города Мищенко, который вопросов не задавал и только что – то записывал в блокноте.

– О чем базар, гражданин начальник, – канючил Авдеев, – я ж ранее не сидел, не привлекался, в натуре, гад буду.

– Будешь, будешь, – заверил его мрачный и раздосадованный промахом Деркача., Петруничев.

– Я за базар отвечаю, начальник. Зачем мне отпираться? Никаких таких серьезных преступлений кроме обычных мужских промахов. И что тут на меня, извиняюсь, вешает гражданин следователь, который лейтенант, в натуре не знаю. Клянусь мамой и бабушкой, мир ихнему праху…

– Что Вы делали и где были вечером 8 августа 1998 г.?

– Ну где я мог быть, гражданин начальник, – дурашливо развел руками Авдеев, сияя фиолетовым фингалом, полученным при задержании от скорого на руку капитана Гвоздева. – Это вопрос – … Не в филармонии же областной. Туда – . ехать и ехать. А тут жизнь, можно сказать, мимо проходит в виде, извиняюсь, крепких бабенок и крепкого вина. И я сдался, патетически развел он руками, почему – то обращаясь к склонившему голову прокурору города Мищенко. – Выпивал дома в обществе прелестных девиц старшего возраста Тамары Лисюк и Веры Щербаковой.

– Как у Вас оказались две пары дамских часов и два перстенька желтого металла, – можете объяснить?

– Натурально, – выиграл их в карты, в подкидного дурака, что между прочим не возбраняется законом.

– У кого?

– Да у баб этих, у кого еще? У Томки и Верки.

– Они смогут подтвердить?

– Натурально. Не суки же они позорные, чтобы отказываться от того, что было.

– А как объясняете, что у Вас найдены ключи, один из которых, как показала экспертиза, подходит к входной двери квартиры убитой гражданки Дормидонтовой?

– А никак не объясняю. Ключей этих у меня никогда не было, и об изъятии ключей у меня работниками милиции ничего путем сказать не могу, так как при задержании был сильно пьян. Возможная вещь, что сам гражданин лейтенант и подбросил ключики то, для полноты картины.

– Посиди пока, – приказал Петруничев. И, когда Авдеева вывели, приказал Глущенко разыскать Тамару Лисюк и Веру Щербакову. Ему же, поскольку Вася всегда благотворно влиял на женщин в сторону чистоты и искренности их показаний, он поручил снять первые показания.

Тамара. Лисюк и Вера Щербакова, поддавшись обаянию Васи Глущенко, под протокол подтвердили, что вечером 8 августа действительно находились в квартире Авдеева, выпивали, ничего при этом подозрительного в его поведении не обнаруживали.

Правда, в подробностях перезрелые девицы несколько путались. По их словам, Авдеев был сильно пьян, и когда «отключился» в 20, в 21 или в 22 часа того злополучного вечера, сказать не могут.

Тем временем в ГУВД Деркач доставил наконец протокол того злополучного личного обыска Авдеева и протокол изъятия у него перстней, часов и связки ключей.

Процессуальное оформление протокола оказалось безупречным.

Мищенко прочитал протокол и молча ушел на свою половину. В здании размещались ГУВД, Горпрокуратура и Управление ФСБ по г. Рудный.

Петруничев печально задумался.

Ни Мищенко, ни Петруничев в такую безупречность документа не поверили. Слишком долго Деркач тянул с присылкой протокола.

Петруничев, учитывая, что Мищенко ничего не сказал, и как бы дал "карт – бланш" ему, решил сам проверить фактическую достоверность этого акта, приобретавшего важное доказательное значение.

Результат был ошеломляющим.

Протокол оказался полностью сфальсифицированным.

Петруничев вытер холодный пот со лба.

Чтобы такое произошло в его городе, в его управлении… В управлении, которое пока что, слава Богу, обходили коррупция, связи с мафией, приписки…

Подозрение относительно возможной продажности Деркача он отмел сразу.

Халатность? Обычная халатность? Результат торопливости, желания поскорее отчитаться, получить «звездочку» на погон…

А может – честь мундира спасал. Цеховая круговая порука. Так и вышло. Задержанный на вокзале Авдеев в 4 часа ночи был доставлен к дежурному по горотделу. Последний, в ожидании Деркача и Гвоздева не желая утруждать себя вызовом понятых, обыск задержанного произвел…единолично.

Ну, не знал старлей, что дело то обернется обвинением этого плюгавенького мужичонки в двойном убийстве, что делом будут интересоваться и начальство милицейское, и прокурорское. Как можно было предположить, что плюгавенький пьянчуга окажется основным подозреваемым в нашумевшем в г. Рудный преступлении.

Сроду таких ужасов в их городе не было. Так, в лучшем случае морду набьют. А чтобы женщин убивать и насиловать, или, наоборот, насиловать с убийством, с особой жестокостью, с ограблением… Такого не было. Чаще все по отдельности. И потому – не так страшно.

Никак старлей не ожидал, никак…

Когда же зам. нач. ГУВД по оперативной части майор Петруничев стал настойчиво требовать предоставления протокола обыска, дежурный «оформил» таковой задним числом…

– А что же Деркач? А что Деркач. Он салага, лейтенант, не решился перечить старлею, дежурному по городу. Мол, и так сойдет. Конечно, все мы на ошибках учимся. Лучше учиться на чужих. На худой конец – на своих, но без последствий. А тут как выйдет? Сильно майор Петруничев огорчился. Хотя Деркач подчинялся его коллеге, заместителе начальника ГУВД по следствию, но в данном конкретном историческом отрезке именно он: Петруничев, во первых, заменял выбывшего на время друга и коллегу, а во вторых, решением начальника ГУВД Скибко и прокурора города Мищенко возглавлял оперативно следственную группу. Вот и выходит что спрос с него.

При сфальсифицированном протоколе обыска дело в суде развалится. Прокурор города был известен своей верой не только в дух, но и в букву закона.

И подставлять старлея жаль. Город маленький, все если не родственники, так свояки. А тут еще такая тонкость: был дежуривший в ту ночь по городу старлей родным братом его первой жены Веры, изменившей ему, пока он служил в армии и потому безжалостно оставленной молодым старшим сервантом Петруничевым сразу после демобилизации. Все с тех пор устаканилось, окончил Сергей Петруничев Школу милиции, сделал, можно сказать, карьеру, отгуляв свое по бабам, неудачно женился и второй раз, и вот теперь, на радость все чаще болевшей матери, уже готов найти, как говорят, свое счастье с самой красивой девушкой российской милиции Людмилой Викторовной Конюховой. И в такую гармоничную минуту ему подставлять под удар тезку, Веркиного брата, все равно что мстить их ненадежной семье спустя столько лет.

Да и честь мундира – тоже не писателями выдумана, жаль ее, чести. И не наложить дисциплинарного взыскания на Серегу – нельзя. Тогда его, Петруничева, личная честь пострадает.

И вот еще о чем болела голова в тот день у майора Петруничева, "крутого опера" города Рудного Смоленской области.

Авдеев не столько разыскан, но фактически задержан сотрудниками уголовного розыска. Его, Петруничева, прямая работа сделана. Но он то, майор Петруничев, сегодня отвечает за работу всей оперативно – следственной группы, и за следствие, стало быть. А у следствия вопросы.

С одной стороны Авдеев отрицает причастность к изнасилованию и убийству двух молодых женщин в Рудном. С другой стороны – он не может толком объяснить, как к нему попали изъятые у него при обыске предметы.

– Что будем делать? – спросил Петруничев Деркача, вызвав его к себе в кабинет.

– Виноват.

– Что виноват, ясно, ответите оба, построже – дежурный по городу, но и тебе достанется. Что дальше, вот вопрос.

– Надо допросить его еще раз.

– Сам будешь вести допрос?

– Как прикажете, – смиренно потупил голову Деркач.

– А сам как думаешь?

– Может, лучше Вы…

– Ладно. Вызывай Авдеева из КПЗ.

Авдеев был все так же жизнерадостен.

– А я, гражданин начальник, за эти предметы не ответчик. Пьян был, это помню. А как они у меня оказались, если, конечно, товарищ лейтенант окажется прав и их действительно у меня изъяли, когда в дежурную часть приволокли, – напрочь не помню. Хоть режьте…

– Тоже неплохая идея…

– Это как? – насторожился Авдеев.

– Проехали, напрягите память, Авдеев, От правильного ответа зависит не только Ваша свобода, но, возможно, и жизнь…

– У нас смертная казнь не отменена?

– Нет пока, только разговоры об этом ходят, да я не о том, смерть Вам грозит не от карающих органов, не от милиции, а от тех, в чьи планы Вы внесли некоторые коррективы…

– Не понял,,

– Все ты понял, Авдеев. И напрасно тут Ванька изображаешь мне.

Авдеев испуганно съежился.

– И напрасно ты мне тут изображаешь крутого урку, – «нажал» на подозреваемого Петруничев, закручивая интонацию. – Я ж знаю твою биографию, никогда ты в зоне не был, ты не убийца, так, мелочь пузатая…

– Обижаешь начальник, – перешел на визгливый фальцет Авдеев, – не был на зоне, – не значит; убийца, это верно. Я не убийца? А что ж тогда мне твои менты мокруху шьют? Не, начальник, ты мне горбатого не лепи. Не выйдет у вас ничего со мной.

– Ой, ой, "горбатого не лепи"… Ты чего тут на феню блатную переходишь? Напугать меня хочешь?. Петруничев грозно привстал с кресла.

– Ни как нет, – зажмурился Авдеев. – А что по фене, так точно – не урка я, просто в конвойных войсках служил, товарищ майор. Вы ж знаете, с кем поведешься… Я срочную служил в Мордовии. А там все на одном языке говорят, и зеки, и конвойные – на смеси матерного с феней. По матерному я тут, извиняюсь, стесняюсь выражаться, вот и сбивают на блатной. Иначе как друг друга поймешь? Верно?

– А просто по – русски говорить не пробовали?

– Так там ведь и в роте охраны, и на зоне – все больше чучмеки, извиняюсь, чурки косоглазые, лица, как сейчас говорят, кавказской национальности. С ними как? Только на фене с матерком. Не, иначе нельзя, начальник. Сигаретку разрешите?

– Я не курю.

– И правильно делаете, значит, – здоровеньким убьют.

– Ты о чем? – Петруничев опять приподнял над столом свое мощное тренированное тело.

– Ой, извиняюсь, если чем обидел. Это я так, поговорочка такая. А может товарищ лейтенант угостит?

– Да у меня «Ява» явовская, – вступил в разговор Деркач. – А Вы, похоже, к дорогим привыкли?

– Обижаете, граждане начальнички. Нам дорогие не по карману, и для здоровья опять же вредны.

– Это почему?

– Потому что на фабрике зарплату за июнь еще не давали.

– Это я знаю. А может, у Вас, как у других, – какой побочный заработок?

– Какой? Не смешите. Ежели к «комкам» ящики с продуктами подтянешь, так за это постоянная и фиксированная плата – пузырь… А ежели сигаретки, так какие попроще.

– А почему сказали, что дорогие, скажем, вот такие сигаретки, как те, что товарищ следователь лейтенант Деркач иногда покуривает к примеру, «Марлборо» – вредны для здоровья? Тут фильтр двойной очистки.

– А бумага?

– Что – бумага?

– Бумага – американская, сказывали, химическая, искусственная, вредная очень для здоровья.

– А у нас?

– А у нас из деревьев делают. Что в экологически чистом краю, в Карелии, растут. Полезная бумага. Для здоровья.

– А чем же тебе искусственная плоха?

– А от нее кашляешь сильно.

– Так Вы вот, и от нашей кашляете…

– Это я не от нее, это я от простуды кашляю.

– А как Вы объясните, дорогой товарищ, – Петруничев выдержал паузу, доброжелательно, даже ласково рассматривая малосимпатичное лицо Авдеева, что вот на этих окурочках – Ваш прикус?

– Не понял, гражданин начальник, мой чего?

– Прикус.

– Это как?

– А так: вот данные экспертизы: на представленных окурках сигарет «Марлборо» оставлен характерный прикус, то есть след зубов стоит косо и то есть в том смысле, что у курившего эти сигаретки один из передних зубов стоит, косо или травмирован. Вот снимок Вашей верхней челюсти, его нам любезно передали из санчасти фабрики.

– Они что хочешь за деньги передадут, такой народ, извиняюсь…

– Нам без денег дают.

– Известное дело – ментам извиняюсь, милиции кто хотишь все без денег отдаст, себе дороже, с вами ссориться…

– А что же Вы с нами на контакт не хотите пойти?

– Без денег?

– А то?

– Так без денег хреново. Я раз месяц жил без денег. Совершенно. Хреново было, доложу я Вам… Врагу не пожелаешь.

– Не отвлекайтесь, Авдеев. Вот снимок Вашей челюсти. Вот снимок с увеличением окурков сигарет «Марлборо».

– О, здоровая какая! Такую бы сигаретку засадить, – неделю можно тянуть.

– Это с увеличением.

– Да я один хрен, такие не курю. От них кашляю.

– Ну, а как Вы объясните, что прикус на окурках соответствует конфигурации Вашей верхней челюсти? – не выдержал Деркач.

– Чего?

– Чего – чего… Ваш окурок, я спрашиваю?

– Никогда в жизни.

– Петруничев встал, зашел за спину Авдееву, еще раз, будто впервые, взглянул на снимок, рассматриваемый Авдеевым.

– Похож…

– Никогда в жизни, – повторил Авдеев.

– А как сходство объясняете? – спросил Деркач.

– Не могу знать, был сильно выпивши. Главное, закусь была хорошая, это я точно помню. Я особенно уважаю под водку рыбу в томатном соусе и квашеную капустку. Ну, да это точно все русские уважают. Вы, граждане начальнички, из русских оба? Извините, конечно…

– Из русских. Вы не отвлекайтесь, Авдеев.

– Так я и говорю: выпили. Ик – ничего не помню. Двух баб, с которыми пили, помню. А боле – ничего, извиняюсь, конечно. Провал в памяти.

– Это их, тех женщин, с которыми Вы пили до беспамятства, нашли у Вас перстни, ключи. Им они принадлежали? – напористо спросил из – за спины Петруничев.

Авдеев испуганно обернулся на жесткую интонацию голоса опера.

– Не могу знать. Может, и подбросили. У ментов это сколько хотишь. Извиняюсь, конечно, я вас в виду не имел.

– Не вспомните, ли, Авдеев, может, кроме тех двух пьющих бабенок, извиняюсь, барышень, еще кто участвовал в Вашей дружеской попойке?

– Попойка, это, я извиняюсь, когда одни мужики. И это Вы правильно изменили свои слова, – компания. Так точнее.

– Так как же? Был кто еще? – рявкнул над ухом Петруничев.

– Вот если честно, гражданин начальник, – вжав голову в плечи повернулся на вопрос Авдеев, то какой – то свет брезжит. Вдали.

– Не понял? Что за свет? Ты давай, точнее, Авдеев, нам с тобой тут весь день сидеть недосуг, надо еще твоих поклонниц, из той компании разок допросить…

– Понял, понял. Я не тяну. Я как скорее. Так что, – вспышки такие в сознании: раз – мелькнет такое, вроде как три бабенки…

– Три? У Вас сидели две.

– Так те – другие. Вот вспышка. И, говорю, три бабенки к нам в дверь стучатся, когда мы трое, я и две девушки, сели культурно выпивать, закусь разложили на столе, но «Довганевку» еще не раскрыли. Сразу уточняю для следствия. Ящик «Довганевки» это не я из орсовского магазина взял, это… Словом, не я, и точка. Я так и запишите.

– Так, и запишем Авдеев, ты не волнуйся. Если точно, так твоя «Довганевка» меня в предпоследнюю очередь интересует. Ты вот что, Авдеев. Петруничев крутанул стул, на котором сидел Авдеев, развернул его к себе так, что лицо Авдеева оказалась прямо перед лицом Петруничева

– Ты мне колись поскорее про тех трех девиц, может этим ты сильно облегчишь свою немалую перед законом вину. Так что? Вошли трое?

– Вошли трое, – машинально повторил испуганный Авдеев.

– Девушек?

– Каких девушек?

– А тех, что пришли к Вам, когда Вы с двумя подругами уже банку с рыбой с томате вспороли и выпить собрались.

– А, те… Не, Вы, гражданин начальник, вначале чистосердечное признание мне запишите, дескать, не он, то есть, не Авдеев, водку в ОРСе украл А иначе разговора не получится. Мне лишнего не надо. Пил – было, вполне возможная вещь, что трахнул Верку Красючку. Но с ее согласия, запишите. Мне без согласия бабу трахнуть сил не хватает.

– Об этом, – потом. Давай про трех баб, которые неожиданно к вам зашли.

– Ах тех, так что про них говорить, – заюлил Авдеев. Но Петруничев попридержал крепким коленом кресло, и как ни старался Авдеев раскрутить его обратно и снова оказаться лицом к лицу с молодым, и потому, как казалось Авдееву, неопытным Деркачем, ничего у него не вышло.

– Чего про них говорить – то? – вяло сопротивлялся он.

– Вспомни все подробности, Авдеев. Это очень важно. В том числе и для тебя. Ты понял? Для тебя важно…

– Ну, все я не помню, – казалось, сдался Авдеев, прикинув, что неизвестная опасность где – то там далеко, а вот "крутой опер" Петруничев рядышком и от него так просто не выскользнешь. – Значит, открыл я банку, собрался «Довганевку» по стаканам разбить. А тут, – вот чисто конкретно, как вспышка, момент помню: вроде как три бабы заходят.

– Без стука?

– А чего стучать? Двери у меня завсегда открыты для хороших людей. Которые с выпивкой идут в гости.

– А те три девушки были хорошие?

– А то.

– А как выглядели? Во что были одеты?

– Это помню смутно…

– Давай, что помнишь. И не тяни кота за хвост. Я этого не люблю. Быстро и точно отвечай, что помнишь. Пусть – вспышками. Но не дай тебе Бог врать мне! Ты понял? – придвинул свое лицо к роже Авдеева майор.

– Понял – понял – понял. Вроде, как зашли, – это помню. На стол сразу пузырь коньяка. "Выпить, – говорят, – охота. И негде и не с кем. Можно ли с вами?". "А чего, отвечаю, нельзя? Можно". На халяву, извиняюсь, гражданин начальник, всяк горазд, и Вы бы не отказались. Виноват, виноват. Вы бы отказались. А другие менты, может и нет. Я не отказался. Я, значит «Довганевку» – в сторону, она никуда не уйдет, потому как стеклянная. Куда ей без ног – то, ха – ха. Виноват, виноват, я сейчас, вспоминаю, да не давите Вы так на меня, гражданин начальник, в смысле товарищ майор, я и так молниеносно все вспоминаю. Значит, – коньячишко дармовой по стаканам… По глоточку, – на шестерых. А они – не углядел, сами пили, али нет, но в тот момент – враз – на стол вторую бутыль коньячишку…

– В Вашей комнате бутылок от коньяка мы не нашли, – задумчиво заметил Деркач.

– Не могу знать, дорогие товарищи начальники, – продолжал путаться в обращениях к офицерам Авдеев, – Может, плохо искали… Виноват, виноват… А может, знаете ли, те бабенки с собой унесли. У нас на углу из под пива, темные бутылки, завсегда берут, а из под коньяка – если подход имеешь. Те бабенки, видно подход имели. Унесли с собой.

– Может и сдали, – согласился Петруничев. – Но я что – то сомневаюсь, Авдеев.

– О, точно, гражданин начальник. И я вот засомневался. А может они и не сдавать бутылки унесли? Может, они какой – нибудь херни в коньяк насыпали, хороший напиток испортили и мне забота, – что помню все из прошлого как вспышки. Это пройдет, как считаете?

– От тебя зависит. Но медэкспертиза подтвердила, что вы пили водку «Довганевку» и коньячный спирт.

– Во, а я что говорю? Чистый спирт. Но честно – клопами пахнул.

– Но – и только, – глядя в глаза Авдееву отчеканил Петруничев. Никакого там клофелина, который подсыпают, чтобы хозяин потерял сознание, а в это время, скажем похитить у него ценности…

– Да какие у меня ценности? Я даже бутылки во время сдаю, у меня ничего не залеживается. Характер такой – аккуратный.

– Я и говорю, – никаких веществ, которые могли бы тебе, сучий ты потрох выбить память, в крови твоей не было, и в стаканах, из которых вы дома пили, таких следов нет. Ни у тебя, ни у твоих подруг. Значит что

– Значит что?

– Значится, что и ты, Авдеев, и те две твои приблядушки, – врете, как сивые мерины, извини за применение такого термина к женскому полу. Или, говоря по – научному, вы неискренни со следствием. И это вам всем троим грозит, ух ты, какими неприятностями, даже говорить не хочется! Так что колись, Авдеев, и посоветуй, чтоб кололись на очной ставке с тобой те две твои подруги…

– Подруги… Им знаешь кто подруги? – доверительно спросил Авдеев.

– Ну, ну, не забывайся, Авдеев. Давай, поподробнее про тех дам. И не тяни. Устал я с вашим братом, жуликами, разговаривать. Трудный вы контингент. И неприятный. Каждое слово из вас, как клещами вытягиваешь.

– А вот боле, что сказал, не помню ни хрена, гражданин начальник. Хошь действительно клещи неси.

– Хорошая идея, а, лейтенант? – улыбнулся Петруничев Деркачу. – Сам предлагает…

– Да не помню я, граждане начальники, ни хрена. Как в тумане все. Честно. Вспышкой – раз, три бабы, модно одетые, молодые…

– Могли бы их узнать?

– Да, в смысле – нет. Силуэт вижу. А далее – как в дыму. Лица, извиняюсь, расплываются.

– Ладно, на сегодня все. Идите в камеру. Вспоминайте. Если что конкретное вспомните, проситесь на допрос, не ожидая вызова. Это Вам зачтется

Версия 5. "Двойное убийство". "Автора…!"

Петруничеву снилась Армия. Не та армия, которой командуют. А та, в которой ты служишь срочную. И будто идет он в гимнастерке, галифе, сапогах, шапке – ушанке, – на лыжах, лыжи простенькие, деревянные, крепления старомодные, ременные, так что лыжи немного болтаются, но лыжня проложена через лес глубокая – человек пятьдесят до него прошли, не сползают лыжины в стороны. Конечно, в гимнастерке идти было бы прохладно. Но у него снизу свитерок, мамой связанный, греет, да и идет он сноровисто, пар от молодого тела валит.

Хак – хак, хак – хак, – дыхание глубокое, ритмичное, легкие дышат с надрывом, но справляются, ноги приустали, но идут. Где ноги при подъеме ватными становятся, там он руками помогает, палками бамбуковыми отталкивается, и «лесенкой» на пригорок вскарабкивается.

В лесу тихо… Какие – то зимние пичуги. Веселые и красногрудые, на деревьях перекликаются, хвоей пахнет, свежестью, про которую поэт сказал: "снег пахнет антоновкой". А и правда – нагнешься, не останавливая бег, ухватишь горстку снега, к губам сухим прижмешь, – а запах то яблочный.

Заяц лыжню перебежал, и как его вынесло перед ним прямо, – не рассчитал, видно, косой, увидел лыжника, уши к спине прижал, глазами зыркнул, и, перемахнув через лыжню в прыжке, рванул по глубокому снегу в глубину леса.

Он дошел по накатанной лыжне до РЛС, принял смену у другого дембеля Сержанта Свердлова, а молодые салабоны и сами уже службу знают. Можно старому дембельному сержанту чайку попить, о неверной невесте горько поразмышлять.

Чай, почти чифирь, приятно ожег горло. Лепота…

Телефон заверещал, как обрезанный: переполох на станции.

Да не телефон это, будильник.

Мама спит в соседней, маленькой комнатке. Ну и пусть спит, он с детства, когда родители на работе пропадали целыми сутками, привык сам себе завтрак готовить. Встал, сделал на спине растяжечку – лежа на ковре упражнения для позвоночника. Тихонечко, чтоб мама не проснулась.

Душ принял контрастный, растерся.

А тем временем чайник согрелся, – залил две чашки «геркулеса» кипятком. На конфорке подержал, помешивая, пяток минут, вот и каша готова.

Пока пил свежезаваренный зеленый чай, все думал. Пытался читать вчерашнюю газету, а сквозь строчки рожа Авдеева все время проглядывала.

Что делать?

Нечто реальное в его фантастических показаниях про трех бабенок просвечивало.

Гидра трехголовая черная, про которую говорил во время гипнотического сеанса начальник службы секьюрити завода "Кристалл", – тоже об этом. Три черные женские головы… Почему черные? Потому что в черных платках. Кто в черном ходит? Монахини, обычно. При чем тут монахини: Не придет же в голову, что все три убийства, да еще с изнасилованием, совершены тремя беглыми монашенками из соседнего монастыря. Это вам не беглые солдаты. Совсем другая мотивация и линия поведения.

Тупиковая ситуация складывалась в ходе оперативно – розыскных мероприятий по делу об убийстве гражданок Багучевой и Дормидонтовой, в силу ряда схожих обстоятельств объединенных в одно производство.

Итак, есть два убитых тела в Рудном и, не будем пока сбрасывать со счета – тело убитого директора музея в Смоленске. И есть живое тело предполагаемого убийцы. Алиби у него нет, и теоретически он мог смотаться в Смоленск, хитроумно убить старика – директора, ветерана алзмазо гранильного производства, хитроумно похитить два крупных камня, вернуться в родной город, нажраться в компании водки, пойти на про гудку, изнасиловать и убить – Багучеву, снять с ее руки два перстня/или один, после чего пойти к ней домой и достать в тайнике второй перстень/, затем наведаться к Дормидонтовой, изнасиловать ее, убить, а тело отнести на стройку, завернуть в рулон толя, где спали две поблядушки и залечь рядом с ними отсыпаться.

Хороший сценарий для фильма ужасов. Но достаточно посмотреть на рожу этого Авдеева, и станет ясно, что из всего перечисленного он сумел бы с трудом выполнить лишь последнее действие.

Начнем сначала. Есть в городе два тела убитых женщин. Убитые уже ничего нам рассказать не могут. Авдеев может. Порой даже охотно дает показания. Но говорит не то, что нужно следствию. А что нужно уголовному розыску, чтоб найти новых подозреваемых, а следствию, – чтобы выяснить степень их вины?

В показаниях Авдеева, противоречивых, неуверенных, про неких черных таинственных бабенок, есть какое – то рациональное зерно. Есть какие – то детали, которые он не мог бы выдумать. В некоей ирреальности есть реальность. Но какая? Может, он чего – то не договаривает? Почему? Потому, что эти недоговоренности могут бросить тень на него как на подозреваемого в изнасиловании или убийстве? Или потому, что боится? Но кого? Может, попробовать гипноз, как с начальником секьюрити завода «Кристалл»? Тот мужик крутой, ничего не боялся. Но оказалось знал то, что не должен был сказать следствию и что в его мозгу было надежно заблокировано. Но дело об убийстве директора «Кристалла» передано в генеральную прокуратуру, дело об убийстве директора заводского музея выделено в отдельное производство и им занимается ГУВд Смоленска и областная прокуратура. Его же задача выяснить, кто изнасиловал и убил двух молодых женщин в Рудном. Вроде бы, с смоленскими историями сюжет не связан. Ан, кто знает…