Текст книги "Синий лед (СИ)"

Автор книги: Георгий Ланской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Я помню только конфликт с Осиповым, – ответил Никита, подумав. – Там было первостатейное кидалово. Но у Осипова шансов отстоять свое бабло не было вообще.

– Почему?

– Потому что Панарин хорошо делился с кем надо. Например, с бывшим мэром Тришиным. По сути, он был правой рукой Тришина в вопросах жилищного кидалова, и когда на мэра завели уголовное дело, Панарин должен был, как минимум выступать свидетелем, если не соучастником и ответчиком, но он вывернулся. Строительные фирмы были юридически оформлены на левых людей, двое, насколько я помню, вообще были бомжи, что с них взять? Их, кстати, потом даже не нашли, видать замерзли где-то на трубах. Сколько денег было отмыто тогда страшно подсчитать. Но в итоге Панарин выкрутился, а Тришин просто перешел на другую работу по состоянию здоровья. Сейчас в соседней области руководит департаментом сельского хозяйства. Осипов тогда тоже участвовал в тендере и по всем статьям должен был победить, но его обскакали на кривом повороте, а потом еще и вскрылись махинации в земельном комитете, когда Панарину отдали участок земли, купленный Осиповым. Они долго судились, и Осипов проиграл.

– Как такое могло случиться, что участок отдали?

– Афера была первостатейная. Участок якобы был продан Панарину на неделю раньше, но при оформлении документов произошла неразбериха, неопытный сотрудник не внес данные в реестр, счета якобы потерялись, а потом неожиданно нашлись. Сотрудника в итоге уволили, а Осипов остался с носом. Самое печальное, что он под этот участок кредит брал, причем в валюте, а потом жахнул кризис, и отдавать пришлось в два раза больше. Расчеты-то принимают исключительно в рублях. Осипов даже в больницу лег с сердцем, а когда вышел, обещал грохнуть Панарина. Я об этом большую статью писал еще в прошлом году, тоже потом огреб по полной программе. Едва не засудили, но, к счастью, мэр сбежал, и дело заглохло.

– Вендетта прямо какая-то, – восхитился Кирилл. – Это в прошлом году произошло?

– Ну да. Считаешь, что если это Осипов, то он слишком долго ждал?

– У Осипова дела не блестяще идут, это я точно знаю, – вмешалась Юля. – Он у нас заказывал машину, но в последний момент отказался от покупки. Хорошо еще, что мы успели отменить заявку, иначе стоял бы у нас этот «ягуар» мертвым грузом…

Кирилл сделал для себя зарубки в виде «ягуара», Колчиной и старого конфликта с Осиповым, неприлично скомкал разговор и сбежал, предоставив журналистам возможность обсудить полученную от него информацию. Выходя из бара, он увидел, как Шмелев и Быстрова сдвинули головы, забыв про недоеденные суши и недопитую текилу. Ладно, Никита, тому по должности положено, но интерес Юли, оставившей профессию, был странным. Кирилл фыркнул: горбатого могила исправит.

Утром он пересказал разговор с журналистами Устемирову. Олжас, притащивший из дома на обед жутко вонючее мясо барана, неторопливо жевал его во время монолога Кирилла. Правда, он с самого начала предлагал Кириллу угоститься, но того от вида баранины всегда передергивало. Миронов искренне не понимал, как это вообще можно есть? На его памяти вкусную баранину ему удалось поесть лишь однажды, в грузинском ресторане, куда его, кстати, затащила Быстрова, в благодарность за помощь в старом деле.

– Значит, Осипов… – задумчиво произнес Олжас с набитым ртом, нерешительно посмотрел на стеклянную банку, набитую мясом, выудил еще кусок и отправил в рот. – Ну, теперь у следствия есть три четких подозреваемых.

– Три? – переспросил Кирилл, передернув бровями.

– Ну да. Осипов, Колчина и жена.

Миронов отрицательно покачал головой.

– Не все так просто, Олжасик. Всякое может быть, не стоит так узко мыслить. Есть еще мужья всех баб, которых Панарин трахал. Есть люди, о которых мы ничего не знаем. Есть случайный фактор, вроде залетных гопников. К тому же у нас его деловые партнеры не проверены из Михайловки, да и машину надо найти. У жене алиби, к тому же, судя по всеобщему мнению, она вообще ни на что не способна.

Олжас согласно кивнул и даже в воздухе прочертил куском хлеба что-то вроде знака Зорро.

– А меня шкатулка беспокоит. Куда-то ведь она делась?

Вот найдем машину, авось и шкатулка там отыщется, – подытожил Кирилл, а затем, подумав, добавил: – Кто его знает, может, в ней как раз дело.

Наталья Богаченко жила в ветхом бараке на четыре квартиры, окружающих железнодорожные пути с двух сторон. Когда-то при социализме это убогое жилье возводили как временное, но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное. Бараки до сих пор не сносили. И люди в них обитали, как могли. Поездив по просторам страны, Кирилл то и дело натыкался взглядом на такие вот кривые домишки, где-то обитаемые, где-то заселенные лишь наполовину, а кое-где брошенные на произвол судьбы, так же как забытые населенные пункты. В двух комнатах этого низенького строения Богаченко жила с престарелой матерью и двумя сыновьями. Старший – Костя – худой, с россыпью юношеских угрей на щеках, подпирал притолку и на полицейских смотрел с ненавистью, младший, – Даниил – лет пяти, то и дело выбегал из гостиной, испуганно смотрел на плачущую бабушку и снова убегал прятаться.

Кирилл и Олжас пристроились на тесной кухне, наполовину загроможденной большой печью. Олжас сидел за колченогим столом и писал протокол, а Кирилл, устроившись напротив матери Натальи, старался как можно мягче опрашивать ее, хотя это было непросто.

Таисья Семеновна, так звали мать покойной Богаченко, не скрывала, да и не старалась скрывать слез, утирая их смятым в ком носовым платком. Вот только сообщить по делу она ничего не могла.

– Таисья Семеновна, ваша дочь всегда возвращалась домой так поздно? – спросил Кирилл. Женщина развела руками.

– Так работа же, – жалобно произнесла она. – Она на путях работала, посменно, приемщицей, по вагонам да бочкам лазала, то в день, то в ночь. С дневной смены ехала, а это всегда в десять-одиннадцать вечера. Как пересменка еще придет, пока инструктаж… А они ждут. Бывало, их на локомотивах подвозили хотя бы до нашей станции, но чаще на электричках приходилось.

– Она могла с собой везти что-нибудь ценное? – негромко спросил Олжас. Старуха криво усмехнулась и развела руками.

– Полюбуйтесь на наше богатство, – с горечью ответила она. – Много накупишь на ее зарплату и на мою пенсию? А помогать некому. Нет, не было у нее ничего ценного. Зарплату уже выдали, так она ее домой принесла… Боже мой. Как я детей поднимать буду? На какие деньги?..

Женщина зарыдала. Кирилл переглянулся с Олжасом, подождал несколько минут и поинтересовался:

– А как же отец мальчиков? Он где вообще?

– Да пес его знает, – отмахнулась старуха. – Сгинул еще до рождения Данечки, алкаш проклятый. Ушел и не вернулся, все нажитое из дома вынес.

– Вы его искали?

– Даже не пытались. Пропал – и слава Богу! Без него легче стало. Мальчишки хоть спят по ночам спокойно…

– Никого вы не найдете, – вдруг сказал Костя с неприязнью. Олжас оторвался от протокола и прищурил свои и без того раскосые глаза.

– Почему это? – осведомился он.

– Да вам до таких как мы дела нет, – выпалил мальчишка, и угри на его щеках налились вишнево-красным. – Мы же не олигархи, не миллионеры. Поговорите сейчас с нами и все на этом закончится.

– Костик, помолчи, – прикрикнула бабушка, но тот, сжав кулаки, с остервенением добавил:

– Я не дурак. Вы же думаете на отца это убийство спихнуть. Вроде как развелись, а он потом ее зарезал, потому что алкаш. Ну, давайте, спихивайте! Небось вам начальники… медаль… даду-у-ут!..

Костя не выдержал и, разревевшись, выбежал из кухни. Кирилл проводил его взглядом. Таисья Семеновна поднялась было, а потом осела обратно на табурет, махнув рукой.

– Пусть поплачет, – всхлипнула она. – Может, полегчает ему. Наташеньку все равно не вернуть. А вы спрашивайте, я что знаю – скажу.

– Таисья Семеновна, вы уверены, что ваш… кхм… зять не мог свести счеты с бывшей женой? – спросил Кирилл.

– Да где ему? – равнодушно ответила женщина. – Его ж и раньше соплей перешибить можно было. А после того, как он запил, и подавно.

– А зовут его как?

– Иваном. Иван Павлович Богаченко. Он тут жил, в соседнем бараке до женитьбы на Наташеньке…

– А как они жили?

– Да плохо. Ругались постоянно. Говорила я ей, говорила: что ты нашла в этом малохольном? Так она только плечами пожимала, мол, все лучше, чем совсем одной…

Женщина плотно сжала губы, чтобы не заплакать, но слезинки вновь покатилась из глаз. На этот раз она просто смахнула их рукой. Кирилл сделал знак Олжасу, и тот понятливо кивнул, вынул сотовый и вполголоса сделал запрос. Пока он разговаривал, Кирилл продолжал спрашивать, отчетливо понимая, что ничего интересного мать погибшей не расскажет.

С покойным Панариным Богаченко не пересекалась, во всяком случае, мать об этом не знала. Мысленно перекрестившись, Кирилл даже показал фото убитого, но и тут его ожидал провал. Таисья Семеновна Панарина не опознала, хотя это изначально было ясно. Поверхностный осмотр квартиры дал понять: в этом доме действительно деньги не водились, и весьма сомнительно, что лоснящийся холеный при жизни Панарин выбрал бы в любовницы серую, побитую жизнью Наталью Богаченко.

На улице Кирилл закурил, поджидая, пока из барака выйдет Олжас. За темными стеклами маячили лица сыновей Натальи, которые уже никогда не дождутся свою мать с работы. Кириллу стало горько от этой мысли. Он представил свою жену, Ваську, который осенью должен пойти в первый класс, и при мысли, что однажды он вот так не вернется с работы, оставив Ольгу одну, его передернуло.

– Ну, что? Мимо кассы, шеф? – спросил Олжас.

– Ты папашу пробил? – мрачно осведомился Кирилл для очистки совести. Олжас криво оскалился: видно было, что и его пронял этот мрачный дом.

– Бесперспективняк, шеф. Иван Богаченко три года назад был осужден за кражу и до сих пор сидит. Так что поквитаться с женой не мог никак.

– Бесперспективняк, – уныло подтвердил Кирилл, вздохнул и бросил сигарету на темный подтаявший снег. – Ладно, поехали. Может, в другом месте повезет.

Глава 7

Свет ударил прямо в глаза. Яков Семенович зажмурился и застонал.

Следом за ярким, безжалостным лучом в голове стеклянным шаром покатилась боль от висков к затылку и обратно. Губы старика были мокрыми и солеными, то ли от слез, то ли от крови. Под волосами, на затылке тоже было мокро. Антиквар всхлипнул и закрыл глаза.

Ночью Коростылев долго не мог заснуть, звонил коллегам в Германию и Америку, прозрачно намекая, что в его руки попал артефакт невероятной ценности, интересовался ценами на крупные бриллиантами, чем вызвал в сообществе антикваров переполох, однако прояснять ситуацию Яков Семенович отказался наотрез. Гораздо интереснее было выяснить происхождение бриллианта, который Коростылев про себя уже окрестил «Синим льдом Бомбея» за голубоватую окраску. Судя по огранке и невероятной кристальной чистоте, камень происходил из Индии, но каким образом он попал в Россию, и, тем более, оказался в чайной шкатулке, которой было больше сотни лет, оставалось загадкой. Оставить ее без решения Коростылев не хотел. Крупные камни всегда имели хозяев, и крайне редко пропадали бесследно. Пусти Яков Семенович бриллиант в оборот, неизвестно, кто мог предъявить на него права. Конечно, камень можно было продать из-под полы, но в этом случае крупные аукционы отпадали сразу, а иметь дело с теневым оборотом драгоценностей антиквар не хотел. Был у него один неприятный инцидент…

Только в три часа ночи, когда от усталости Коростылев уже едва не падал, удалось найти чуть заметный след, который связывал возможного бывшего владельца шкатулки, имеющего весьма прозрачную связь с Индией, но выяснить это по интернету было весьма проблематично, тем более, когда в старые глаза антиквара словно насыпали песку. След был слишком старым, однако в нем вырисовывались детали, обагренные кровью. Судя по всему, камешек был с богатой историей, и его владельцы вряд ли приходили в восторг, обнаружив, что получили настоящую бомбу с часовым механизмом. Но это еще предстояло проверить. Решив, что разгадка никуда не денется, Коростылев направился на боковую.

Антиквар уснул сразу, кажется, еще до того, как успел закрыть глаза, потому что сразу провалился в сон: яркий, теплый, из которого не хотелось выныривать. Якову Семеновичу – Яше – приснилась покойная жена Адочка, задорная хохотушка, с которой они и прожили всего двадцать лет, пока она не скончалась от рака, обезобразившего ее милое личико. Но во сне Адочка была молода и прекрасна, и все тянулась к нему своими тонкими пальцами, а на шее у нее висел кулон с бриллиантом. Не этим, найденным в шкатулке, а тем, проклятым камнем, из-за которого молодого Яшу, решившего толкнуть камень на черном рынке, замели умельцы из КГБ, и только сотрудничество со следствием помогло напуганному юноше избежать суда и расстрельной статьи. Яша никому не рассказывал, как сдал всю сеть подпольных ювелиров, раз и навсегда превратившись в сексота советских волкодавов. Зато его не тронули, и Адочку тоже. Правда, камень пришлось отдать.

Сон лопнул мыльным пузырем, когда снизу, из салона донеслись странные звуки, словно что-то дзынькнуло и покатилось. Коростылев подскочил в постели и прислушался. Тишина была полной, но старика глодало нехорошее предчувствие: а-ну как воры забрались?

Он сунул ноги в тапки, подхватил тяжелый молоток, лежащий на тумбочке специально для защиты, открыл дверь и стал бесшумно спускаться вниз. Последняя ступенька предательски скрипнула под его ногой, и в эту же минуту к антиквару рванулась черная тень. Яков Семенович попытался инстинктивно закрыться рукой, а потом в голове взорвалась бомба.

Когда Коростылев пришел в себя, оказалось, что он лежит на полу в своем салоне. Прямо над антикваром висела темная железная люстра. В помещении кто-то ходил, шебуршился и, негромко матерясь, передвигал предметы с места на место. Судя по звукам, грабителей было несколько, двое, а, может, даже трое. Яков Семенович слегка повернул голову и тут же получил сильный удар в бок. Несмотря на боль, Коростылев промолчал, стиснув зубы так, что они хрустнули.

– Хватит, – скомандовал кто-то рядом. – Ты же не хочешь, чтобы он прямо тут ласты склеил?

Над Коростылевым нависли две тени, вот только разобрать лица в темноте оказалось невозможно. Но, как оказалось, дело было не только во тьме. На грабителях были лыжные маски. Один, судя по всему именно тот, что пнул старика в бок, осветил снизу свою маску фонариком и гнусно захохотал:

– Смотри, у дедульки реснички трепыхаются. Алё, дедуля, уже сегодня пора вставать!

Голос у него был совсем еще молодой, с подвизгами на гласных и глумливыми интонациями. Парень грубо похлопал Коростылева по щеке, отчего голова Якова Семеновича заболталась, словно яблоко на нитке.

– Что вам надо? – спросил Коростылев, удивившись, как испуганно и жалко звучит его голос: – Вы кто?

– О, дед, тебе бы на шоу «Интуиция», – захохотал тот, с фонариком, и посветил Коростылеву в лицо, отчего старик зажмурился. – Мы тут стоим перед тобой в масках, по кумполу только что заехали. Кто же мы?

– Вы грабители? – прошептал Яков Семенович, а парень, вновь хлопнув антиквара по щеке, подтвердил:

– Бинго, Шерлок. И чего нам надо?

– У меня тут совсем немного денег, – плаксиво протянул Коростылев и, немного осмелев, добавил: – Забирайте и уходите.

– А нам тут доложили, что у тебя гораздо больше, чем немного. Где ключи от сейфа?

Это сказал второй, и его голос был другим: хриплым, властным, с интонациями вожака. Яков Семенович напрягся, инстинктивно отодвинувшись от опасности, но это нисколько не помогло. Парень с гнусным голосом рывком поднял старика на ноги:

– Не спим, не спим, дедуля. Где ключи?

«Если сейчас отпихнуть его, можно добежать до лестницы, подняться в квартиру и запереться. А, можно, попробовать добраться до тревожной кнопки. Почему же сигнализация не сработала?.. Боже, они ведь и до камня доберутся!»

Эти мысли пронеслись в голове антиквара в один момент. Мысль, что бриллиант достанется грабителям неожиданна придала Коростылеву сил и смелости. Он с силой толкнул держащего его парня и бросился к столу, но то ли силенок оказалось мало, то ли противник оказался невероятно силен. Якову Семеновичу показалось, что он попытался сдвинуть с места камень. Грабитель без особого труда ухватил старика за тощую шею и прижал к полу:

– Куда? Сидеть, Тузик! – издевательски произнес он, сжав пальцы изо всех сил. Яков Семенович вытаращил глаза и стал задыхаться, молотя руками в воздухе, беззвучно разевая рот. Его мучения доставили грабителю невероятное удовольствие, поскольку он снова заржал.

– Тише ты! – прошипел второй грабитель и скомандовал: – Отпусти деда.

Первый неохотно разжал пальцы, и Яков Семенович рухнул на колени, хватая воздух. Теперь было не до камня. Старик поняло, что шутить с ним никто не собирается, и если не принять правила, из этой переделки можно и не выйти живым. Сердце колотилось в груди, словно птица, а виски сдавливала тягучая боль.

– Ключи не нужны, – прошептал антиквар, закашлялся, и добавил громче: – У сейфа кодовый замок. Если я назову вам код, вы оставите меня в покое?

– Торговаться он вздумал, пень старый, – хмыкнул грабитель с гнусным голосом. – Называй, а там поглядим. И не вздумай с нами играть!

Теперь Коростылев видел, что в салоне находятся еще двое. Один грабитель шарил в витрине, бросая приглянувшуюся ему добычу в сумку, а еще один застыл у входа, там, где на стене находился щиток сигнализации. Получив ощутимый тычок в спину, Коростылев, откашлявшись, назвал код.

В маленьком сейфе не было ничего ценного, с потерей его содержимого антиквар смирился бы легко, но именно там лежал один из двух ключей, отпирающих второй, большой сейф, скрытый декоративной панелью. Именно там лежала выручка, самые ценные золотые и платиновые украшения и – что самое главное – бриллиант, синий лед Бомбея. Второй ключ висел у Якова Семеновича на шее. Антиквар подумал, что если повезет, грабители не найдут ключа и не обнаружат сейфа, но спустя мгновение эти надежды рухнули.

Разграбить сейф поручили третьему грабителю, разорившему витрину, и он, почти не глядя, смел содержимое сейфа в сумку, и с победным возгласом продемонстрировал найденный ключ. Коростылев обреченно закрыл глаза, а главарь, повернувшись к антиквару, бросил:

– Молодец, дедуля. А теперь ключи гони от второго сейфа.

– Послушайте, – торопливо сказал Яков Семенович, еще на что-то надеясь, – там нет ничего ценного, сплошная бухгалтерия. Вряд ли она вам пригодится, а для меня эти бумаги очень важны…

– Ты видно, не понял старый! – прошипел глумливый и ударил старика по затылку. Коростылев приглушенно взвыл от боли и не заметил, как четвертый член шайки выступил вперед и сказал неожиданно тонким голоском:

– На шее у него ключи.

«Лика?»

Этот голос Коростылев не мог перепутать ни с чьим другим и теперь с ужасом и отвращением глядел на свою сотрудницу, облаченную в черные брюки и куртку, с такой же лыжной маской на лице. В прорези для рта кривились дрожащие губы, словно Лика с трудом сдерживала слезы, и только мгновение спустя Коростылев понял, что Лику корежит не от сожалений, а от злости.

– Боже мой! Ликочка, но как же так… – пролепетал Яков Семенович. – Как ты могла? И за что?..

Он не договорил, так как осознание ударило, словно молот. Конечно же, из-за камня! Проклятого индийского бриллианта, приносящего владельцам одни беды. И не в суевериях дело, или злом роке, висевшим над драгоценностью. Какой, к чертям, рок, если бал правила жадность. Захотела девочка красивую цацку и решила отобрать ее у законного обладателя!

О том, что цацку нашла как раз Лика Коростылев не подумал, как и о том, что с девушкой следовало поделиться, или хоть пообещать что-то, а не откупаться копеечной премией. Судя по злобному блеску в глазах Лики, она этого не забыла.

– Да за все! – воскликнула она и сделала шаг вперед. – Вы что же, думали, я такая дура и буду корячиться за копейки, когда у вас полна коробочка? А шишок под носок? Хватит с меня, наработалась!

Она протянула руку и рванула шнурок с ключом с шеи Коростылева. На этот раз старик закричал в голос от боли и отчаяния. Было ясно, что это не обычный налет. Грабители пришли за бриллиантом.

Лика отодвинула скрытую панель, воткнула в скважины оба ключа и открыла тяжелую дверцу. Грабитель с гнусавым голосом, швырнув старика на пол, подошел ближе, посветил фонариком внутрь сейфа и с восхищением присвистнул:

– Ого, твою ж мать! Да тут денег куча! Прямо не сейф, а Поле чудес. Нет, вы подумайте, на фига этому старому хрену столько бабла?

Коростылев закрыл глаза.

Это конец. Денег в сейфе, действительно было много, особенно для малолетней шпаны, не знающей, как с ними обращаться. И еще вчера они представляли бы какую-то ценность, но теперь Коростылеву все стало безразлично.

– Дай гляну! – решительно сказала Лика, отодвинула глумливого в сторону и стала шарить в сейфе, отодвигая в сторону деньги и украшения.

– Серый, что делать? – спросил глумливый.

– Спихайте все в рюкзаки. Лика, давай-ка ты этим займись, Антоха, пошарь на полках.

– На фиг вы имена вслух называете, дебилы? – неожиданно подал голос четвертый грабитель.

После его слов в салоне на мгновение воцарилась тишина, сопровождаемая переглядками грабителей. Взгляды, которые они впоследствии бросили на Коростылева были пугающими. Антиквар почувствовал, как от ужаса его пальцы стали ледяными, и он, срывающимся голосом, пролепетал:

– Пожалуйста… Берите, что хотите, и уходите. Оставьте меня в покое! Я никому ничего не скажу!

– Конечно, не скажешь, – сказал тот, кого глумливый Антон назвал Серым и сделал шаг к старику. Коростылев замотал головой, словно отбивающаяся от слепней лошадь, и пополз от грабителя, но тот быстро нагнал его и, повалив на пол, обхватил руками тощую морщинистую шею Якова Семеновича.

Огненно-красные сполохи затмили взор антиквара, и он, задыхаясь, замолотил руками в воздухе, стараясь добраться до своего убийцы, но схватка была короткой. В шее что-то хрустнуло сломанной веткой, и в тот же момент пальцы Коростылева, хватавшие Сергея за отвороты куртки, разжались. В умирающем мозгу пролетело короткое воспоминание о жене, бегущей по ромашковому полю, ее серебристый смех и голос:

– Яша! Яшенька!..

Коростылев улыбался ей, не зная, как ужасно перекосилось его мертвое лицо, улыбался и шел следом. Ромашки стегали его по босым ногам, а пальцы жены наконец-то смогли прикоснуться к его рукам. Остальное уже не имело значения…