Текст книги "Синий лед (СИ)"

Автор книги: Георгий Ланской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 26

Грозу, прокатившуюся по дому, Танька, слава богу, не застала, но что-то недоброе почуяла, и, глядя на холодные лица Юлии и Валерия, дергала плечами в недоумении, а потом лезла с вопросами к обоим. Надо сказать, что супруги «Б в квадрате», как называли злопыхатели за глаза чету Беликова-Быстровой, особо не давали труда скрыть семейный разлад. А Таньку, любительницу всяческих драм, о которых можно посплетничать с собственной матушкой и подругами, донельзя раздражало, что с ней проблемами никто не делится. Юля знала о сестринской невоздержанности на язык, Валерий же вообще Таньку не выносил и с трудом терпел в доме. Хотя, пожалуй, только из-за нее, оккупировавшей гостевую спальню, и приходилось спать в одной постели, для «сохранения приличий». Правда, неизвестно, кому эти приличия были нужны. В спальне Юля так старательно возводила баррикаду из одеяла, что она напоминала пресловутый рыцарский меч, что клали в постели между девицей и очередным сэром Ланселотом, дабы тот не покусился на невинность юной дамы. Больше всего Валерия удручало, что, даже заснув, жена инстинктивно прекратила обниматься с ним, а раньше то и дело прижималась грудью к его спине. Сейчас такого не происходило, а стоило ему во сне закинуть на нее руку или ногу, как ее безжалостно сбрасывали. Неприязнь, источаемая Юлией, пропитала всю квартиру, сделав почти невозможным нахождение дома.

Сказать, что Юля не страдала было нельзя. От нее требовалось немало нервов, чтобы ежедневно находиться с мужем не только дома, но и на работе. В последние дни она стала уезжать позже, чтобы не тащиться с ним в час пик в одной машине. Факт измены Валерия сжигал изнутри, и, будучи натурой деятельной, Юля тут же принялась выяснять, кто же был его новой обоже. Выяснилось это, кстати, довольно быстро, но, к ее вящему сожалению, Танька подслушала разговор и немедля настучала своей матери, а тетка, распираемая радостью за чужое несчастье, тут же перезвонила с фальшивым сочувствием.

– Юленька, но ты должна сознавать: семья семьей, но Танечка нуждается в покое и поддержке, – лицемерно всплакнула она напоследок, и добавила: – Ты же знаешь, ей надо беречься, у нее – голос…

Не будь Юля так расстроена, она бы расхохоталась. Уж больно этот разговор напоминал диалог Лены и Анюты из «Веселых ребят», не хватало только тарелочки сырых яиц и бюстика греческого мыслителя, о нос которого эти самые яйца кокали. Но тетка, сама не зная, подписала дочери приговор. Юля решила, что с нее довольно, Танька загостилась, и пора бы отправить ее на историческую родину.

Чтобы подсластить сестре пилюлю, Юля не пошла на работу и потащила ее в салон красоты, решив напоследок сделать из простушки красотку. Однако, действия Юлии довольно часто имели двойное дно, и салон был выбран не абы какой, и даже не свой собственный, приобретенный в прошлом году, а «Черная орхидея» – претенциозный, дорогой – бессмысленно дорогой, кстати, далеко не с самыми лучшими мастерами, осколок былого великолепия начала двухтысячных. Самым главным интересом в салоне было то, что владела им Галина Золотухина, ближайшая подруга Ирины Панариной. Имя главной свидетельницы Никитка выудил из потерявшего бдительность Миронова, а Юля, всерьез подозревая Панарину к причастности к смерти мужа, решила вбить в этот гроб последний гвоздь.

Танька по дороге дулась. Неудивительно: карьера певицы почему-то не сложилась, и, хотя нутром она понимала, что за славой следовало ехать в Москву, к тому же лет на десять раньше, осознать это окончательно не могла, сердясь на богатейку-сестру, что не желала давать денег на раскрутку. С ее дружком, лохматым журналистом Никитой, тоже не сложилось. В койку он ее, ясное дело затащил, но после пары раз, охладел окончательно, а однажды ласково назвал дурехой. И почему-то Таня понимала, что это был вообще не комплимент. Да и не перспективный он какой-то был. Ну, журналист, ну и что? Всего богатства – квартира в хрущевке, битый «фольксваген», да дорогой фотоаппарат. Не наш размерчик! Так что Таня была где-то рада, что у сестрицы дома не ладится. Так ей и надо! Но прощальный подарок приняла, легкомысленно отбросив обиды.

В салоне Золотухина к дорогой гостье и, между прочим, одной из основных конкуренток, выплыла не спеша, жеманно расцеловалась и, отправив Таню на процедуры, предложила Юле сделать маникюр за счет заведения. Та отказалась.

– Ну, тогда жасминового чаю, дорогуша? – отвратительно присюсюкивая предложила Галина. – Жасминовый чай – лучшее средство от печалей.

– С чего ты взяла, что я в печали? – удивилась Юля. Галина противно улыбнулась, отчего ее изломанный ботоксом лоб искривился в странной луге.

– Слухами земля полнится, знаешь ли. Пойдем в мой кабинет.

В кабинете, дождавшись чая, Юля бесцеремонно принесла мужа в жертву, признавшись в его изменах. Новости Золотухиной доставили истинной наслаждение, а вот то, что Быстрова не кусает локти и не пытается приструнить изменщика, ее насторожило.

– Зря ты так, – изображая сердечность, пропела она. – Это сейчас ты думаешь: я молода, красива, никуда он не денется, но, Юленька, тебе уже не семнадцать. А мужики, поверь, одним местом думают куда чаще, чем нам бы хотелось. Попадется какая-нибудь дрянь, и оставит тебя у разбитого корыта, заведет с ним детей еще… Нет, нет, милая, пассивность в таких делах – вещь опасная. Ты сейчас как моя подруга себя ведешь, а ведь я Ирке говорила, говорила – оставит тебя твой Олежа с голой задницей. И ведь почти оставил! Слава богу, прирезали его, а то бы выставил жену на улицу.

– Ничего себе, везение, – рассмеялась Юля.

– Знаешь, лучше так, чем никак, – серьезно возразила Галина. – Ты вот девица не с самым лучшим характером, если муж уйдет, вряд ли отпустишь без боя. Останешься одна, точно не будешь ему здоровья желать, верно?

– Не буду, – согласилась Юля и отпила из чашки. Изображать спокойствие было почти невыносимо, но она держалась, только ногами нервно качала под столом. А Галина вдохновенно продолжала, не замечая, что равнодушие гостьи к проблемам Панариной было фальшивым.

– А Ирочка – святая женщина, – вздохнула Галина, но при этом в ее словах скользило снисходительное высокомерие. – Сколько она терпела, терпела, пока этот скот на стороне трахал Жанку Колчину. Я ведь когда узнала об их шашнях, сразу выгнала эту проститутку вон. Ты знала, что она у меня работала?

– Нет.

– Ну вот, работала визажисткой, но скажу я тебе, звезд с неба не хватала. Они у меня и познакомились, Олег с Жанной, в смысле. Я уж перед Ирой каялась, каялась, ведь кто ж знал? Ирочка простила, но того, что она терпела, никому не желаю. И потом зарезали его, такое избавление, а ведь мы в этот день с ней полгорода оббегали, я чудную шубку купила…

– Говорят, многие чувствуют, когда с их близкими беда случается, – сочувственно сказала Юля.

– Может, но Ирочка этого точно не чувствовала, и потому потом долго мучилась. Она вот развлекается, пока ее мужа там режут. И я ведь ни сном ни духом не подозревала. Только радовалась, что в кои-то веки вытащила ее прогуляться, точнее, она меня вытащила.

На этих словах Юля сделала стойку.

– Она вытащила?

– Ну да, – закивала глупая Галина. – Позвонила за день до того и предложила: поехали, в «Королеве» такие шубки выбросили, закачаешься. Ну, мне собраться долго ли? Рот закрыла да поехала.

Галина глупо хохотнула.

– Чего ж она поехала, если в последнее время Панарины на осадном положении жили? – удивилась Юля и отхлебнула остывшего чаю.

– Так мы охранника взяли, – отмахнулась Галина. – И очень кстати, он хоть сумки нам таскал. Она его все просила: Женя возьмите, Женя принесите…

Юля разочарованно опустила чашку. Охранника, амбала с лицом порочного херувима, встречавшего ее у ворот, точно звали Евгением, это она запомнила хорошо. Неужели ошиблась? А ведь такая хорошая версия была…

– Да, видела я его, – вздохнула Юля. – Молодой такой. Мордастый.

Галина фыркнула.

– Это ты второго видела. У Ирки двое посменно дежурили: молодой и постарше, так их обоих Евгениями зовут. С нами тот, что постарше ездил, вечно недовольные рожи корчил: с бабами таскаться по магазинам – то еще развлечение, это не в теплом домике сидеть да телик смотреть.

Юля откинулась на спинку стула. Вот теперь все сошлось.

Охранников было двое. Говоря об алиби, Панарина выставила в качестве свидетелей сразу двоих: охранника и подругу. Миронов, приехав к хозяйке на допрос, опросил охранника, молодого, мордатого Евгения, и тот соврал, что ходил с Ириной по магазинам, а глупая подруга, служившая еще одной ширмой, подтвердила: да, с нами был охранник Женя. Никому не пришло в голову проверить, что дом постоянно охраняли два человека с одинаковым именем. Одновременно Ирина составляла алиби своему любовнику. Убить хозяина он якобы не мог, так как вместе с его супругой бегал по гипермаркету. Юля задумалась, что было бы, если б Миронов нарвался не на того охранника и допросил истинного свидетеля. Этот вопрос следовало выяснить, но, по большому счету, факт никакого значения уже не имел.

Юля с трудом высидела до конца Танькиных процедур, сгорая от желания сообщить о своих открытиях Никите и Миронову. Вырвав сестру из лап массажиста, Юля помчалась домой, выпихнула Таньку на тротуаре, велев сидеть дома, а сама, словно ведьма на помеле, понеслась в сторону РОВД, попутно вызванивая Шмелева.

Как ни странно, но у дверей они все оказались одновременно. Юля и Никита подъехали с разных сторон, и, выскочив из машины, столкнулись лбами с Мироновым, выбегающим из здания, на ходу натягивая форменную куртку. От Шмелева и Быстровой он попросту отмахнулся и побежал к патрульной машине.

– Кирилл, подожди! – крикнула Юля. – Мне надо кое-что тебе сообщить!

Он притормозил и поглядел на нее недовольно. Юля торопливо пересказала ему новости. Кирилл скривился.

– Не горит, – ответил он. – Никуда они теперь не денутся.

– Ты-то куда мчишься? – удивился Никита. – Пожар что ли?

– Вроде того, – кивнул Кирилл. – Только что, в двухстах километрах от города, на турбазе засекли телефон Лики Крайновой. И не вздумай даже со мной проситься! – сердито добавил он, вытянув палец в сторону открывшего рот Никиты.

– Ладно, – неохотно сказал Шмелев. – Но потом ты все расскажешь?

– Расскажу по возможности, – пообещал Кирилл.

Глава 27

Дальнейшие события завертелись молниеносно и совершенно неинтересно.

Лику, полуживую от холода и голода, обнаружили на турбазе и спешно отправили в больницу. В бреду она что-то бормотала про бриллиант. Услышав ее, Кирилл насторожился, внимательно оглядел ее вещи, а потом тщательно обыскал комнату, где Лика ночевала. Бриллианта не обнаружили, но теперь Кирилл был уверен: легенда, рассказанная Чебыкиным, оказалась правдивой. Шкатулку мастерской Ружа нашли в куче барахла, вместе с добычей из антикварного салона. Протасов, проклиная все на свете, потом переписывал драгоценности в протокол, дуя на застывшие пальцы. Тайком от него Кирилл внимательно оглядел шкатулку и чудом нашел тайник, крохотное углубление в крышке, куда вполне мог поместиться мифический бриллиант индийского махараджи. А днем позже, после того как Лика оклемалась и дала показания, поисковая бригада обнаружила в лесу два окоченевших трупа.

В больнице, похудевшая и подурневшая Лика упорно мотала головой, отрицая свое участие в деле, изображая, по мнению Миронова, умирающего лебедя. И только когда Протасов прижал ее к стене следами, оставленными ее обувью, а так же отключенной сигнализацией, Лика расплакалась, странно заламывая руки. Присутствующий при допросе Кирилл не почувствовал ни малейшей жалости к этой крохотной, как пичужка, девушке.

– Они меня заставили, – всхлипывала Лика. – Сергей, и Антон. Я их боялась, понимаете? Сереже хотелось денег, больших, а зарабатывать их не получалось. Я ждала, что он, наконец-то сделает мне предложение, а он тянул, тянул, и все говорил, что у Коростылева набита кубышка, грех не поделиться. Я только потом поняла: он и познакомился со мной специально, чтобы подобраться к деньгам Якова Семеновича. А когда я отказалась помогать, они пригрозили, что меня убьют. А у меня ребенок будет, я не только о себе должна думать.

– Чего же в полицию не пошли? – холодно спросил Протасов.

Ему, как и Миронову, было противно наблюдать за попытками Крайновой изобразить из себя сироту, хотя делала она это крайне умело и убедительно, МХАТ по ней плакал. Врала Лика вдохновенно, и, похоже, сама себе верила. Но самым паршивым было то, что ее версия очень хорошо ложилась на улики. Правда, тело третьего фигуранта, Владимира Поседько, пока так и не нашли, но водолазы не теряли надежды, матерясь каждый раз, когда приходилось опускаться в ледяную озерную воду. Но судя по оставленным следам, Лика говорила правду: Антона Волкова задушил Сергей Лазовский, а сам он погиб от того, что в его руках разорвалось начиненное металлическими предметами ружье.

– Боялась, – потупилась Лика и зашмыгала красным носом. – Они с меня глаз не спускали. Да и кто бы мне поверил? Думала, что это все несерьезно. Они говорили, что ничего Якову Семеновичу не сделают, только ограбят, а я должна была их впустить. Никто не ждал, что он проснется. А когда он спустился, его Антон оглушил, а Сережа потом… того… Я не хотела…

Напустив в голос грусти, Лика рассказала, как по дороге Антон подстрекал Сергея убить ее, описала ссору в бане, когда по случайности был застрелен Володя. Кирилл, внимательно слушал, отметив про себя, как внезапно провалился целый фрагмент ее рассказа, и как неуверенно и неубедительно Лика описала причину конфликта. Протасов, записывающий ее показания, тоже пару раз вскинул глаза и многозначительно поглядел на Кирилла – почуял, что девица брешет, как сивый мерин. Но пока ее было рано ловить на противоречиях. Потом, все потом, когда врачи поставят ее переохлажденный организм на ноги. Особых тревог все равно не было, истощение, переохлаждение и – что удивило даже Лику – пятая неделя беременности.

Завершила свой рассказ Лика трагичным финалом: как Сергей убил бросившегося на него Антона, как стал стрелять в нее, но она, предвидев это, натолкала гаек в оба ствола ружья, и как сама потом хотела уехать, да не смогла, оставшись без ключей от машины. Тогда ее немного тряхнуло, глаза заволокло слезами, а худенькие плечи затряслись от рыданий.

Протасов дал ей воды. Кирилл, бесстрастно наблюдая за истерикой, выждал несколько минут, и, когда она немного успокоилась, поставила стакан на тумбочку, наклонился и вкрадчиво спросил:

– А камень, Анжелика? Где камень?

Протасов подобрался, уставившись на подозреваемую. Про бриллиант он забыл, не приняв всерьез мечтания Чебыкина, а вот Кирилл отнесся к легенде со всей серьезностью. На лице Лики не дрогнул ни один мускул, только глаза моментально провалились, а кожа стала белее простыни.

– Вы о чем? – слабым голосом спросила она.

– О драгоценности, что был в шкатулке, который вам принесла посетительница. Вы ведь Коростылева из-за этого камня убили, верно?

И вот тут ее проняло. Лика завизжала и бросилась на Кирилла, метя ногтями ему в лицо. Бросив папку, Протасов кинулся на подмогу, выкручивая Крайновой руки. В палату прибежали медсестры и охранник, следом влетел врач, моментально вкатив Лике убойную дозу успокоительного. Но она, заряженная адреналином до предела, еще пару минут трепыхалась в их руках, вертела обезумевшими глазами, и орала, проклиная всех и вся.

– В дурку ее надо, – меланхолично сказал Протасов позже, шипя, пока медсестра смазывала ему царапины на щеке – достала таки Лика его пару раз ноготками. – Или в тюремную больничку. Еще сбежит отсюда, а нам отвечай. Ай, зараза, больно… Жена увидит, не поверит, что подследственная порвала, скажет, у шлюшек был. Хоть справку бери… Как думаешь, камень действительно у нее?

– Скорее всего, – пожал плечами Кирилл. – Вон как ее вывернуло сразу. Где-то она его заныкала, скорее всего на турбазе. Надо там все еще раз обыскать, да потщательнее.

Получив первую помощь, они дали инструкции персоналу, вызвали охранника, велев ему сидеть у дверей палаты Лики, и если только трепыхнется, заковать в наручники.

– Самое паршивое, что она может вывернутся, – со вздохом сказал Протасов, глядя в протокол. – Что ей можно предъявить, кроме соучастия? Коростылева убивала не она, сама едва не погибла, сыграет на жалости, прикинется несчастненькой, и отделается условкой, ну, или отсидит пару лет, выйдет по амнистии, тем более, врач сказал, она беременная. А потом поедет на турбазу, достанет цацку из нычки, продаст, и покажет нам фигу.

Оба замолчали и до выхода из больницы больше не разговаривали. У машины, не сговариваясь, вытащили сигареты и закурили, глядя под ноги и думая о таинственном сокровище.

– Хоть бы поглядеть, из-за чего сыр-бор, – вздохнул Протасов, а потом, встрепенувшись, спросил: – А, слушай, ты чего-то говорил про своих журналистов. Чего они там нарыли?

Кирилл, у которого перед глазами тоже витал алмазный дым, думал, что Протасов, вопреки всеобщему мнению, все-таки не такой уж скверный следователь, да и мужик, хоть и склочный, но неплохой. И это неплохо бы использовать.

– Садись в машину, по дороге расскажу, – сказал он. – Санкция нужна, поедем убийц Панарина брать.

Их взяли без шума и пыли, предварительно проверив свидетельские показания, за что потом Кирилл истязал себя несколько дней. Копни глубже, глядишь, Олжас остался бы жив. Допросив второго охранника, Кирилл убедился: Быстрова оказалась права в своих догадках. Именно второй, тоже Евгений, но Борисов, сопровождал Панарину в супермаркет, а после смерти хозяина Ирина сообщила в агентство, что двух охранников ей не нужно, достаточно одного, настояв на кандидатуре молодого, смазливого Евгения Карасева. Подруга – Галина Золотухина – тоже подтвердила, за шубкой с ними ходил Борисов, в то время как Карасев остался дома. Словом, когда опергруппа выехала к дому Панариной, то они без особого удивления застали парочку тепленькими, прямо в хозяйской спальне, где Карасев чувствовал себя как дома.

Карасев, напуганный, с перекошенным лицом херувимчика, одевался, путаясь в белье и штанах, стыдливо отворачиваясь от полицейских, а вот Панарина нисколько не смутившись, поднялась с постели и прошла к шкафу, выдергивая из него наряды, словно собираясь на вечеринку.

– Потеплее что-нибудь выбирайте, – холодно посоветовал Миронов. – В камерах сквозит.

– Благодарю за совет, – таким же ледяным тоном ответила Ирина и стала одеваться, с ядовитой усмешкой наблюдая, как красные, как раки, полицейские, отводят взгляд от ее белой кожи, обвислой груди с ярко-красными сосками. Кирилл отворачиваться не стал, чувствуя невероятное желание броситься на Панарину, стиснуть руками ее тонкое горло и задушить, в память об Олжасе.

Везли их в одной машине, но потом парочку развели по разным камерам, и пока Карасев скучал в одиночке, Панарину, как наиболее легкий вариант, потащили к следователю. Допрос вел Протасов, а Кирилл молча сидел в уголке, с трудом гася в себе желание дать по морде этой холеной бабе, так запросто решившей судьбу своего мужа, Олжаса и даже Жанны Колчиной. Но Панарина оказалась куда более крепким орешком, чем ее ухажер, и на допросе не проронила ни слова, игнорируя все вопросы следователя. Протасов скрипел зубами, и отправил ее в камеру, выдернув из соседней Карасева. Тот молчал и только адвоката потребовал. Злой Протасов решил дождаться результатов экспертизы.

Милованов не оплошал, предоставив результаты. Микроследы в автомобиле, одежде Панарина, и даже отпечаток ботинка в электричке полностью совпал с отпечатком обуви Карасева. Прибывшего адвоката с фактами ознакомили, настойчиво предлагая передать клиенту, чтоб тот не слишком упирался, и тот пошел на переговоры. Плотно привязанный к убийству, Карасев, в котором поубавилось лоска, долго совещался с адвокатом, но потом дал показания, сдав любовницу. Получив его росчерк на протоколе, Протасов вновь вызвал к себе Панарину, сунул протокол ей под нос и вежливо предложил не выпендриваться.

– Господи, какой слабак, – презрительно произнесла Ирина и, наклонившись над столом жеманно попросила: – Дайте сигаретку, гражданин следователь.

Протасов протянул ей пачку, подвинул зажигалку, не став изображать из себя джентльмена. Панарина закурила и выдохнула сизый дым вверх.

– Я все надеялась: выкручусь, – мечтательно произнесла она. – Но когда ко мне в дом заявилась эта сучка Быстрова, с ее страстью совать везде свой нос, сразу поняла – дело дрянь. Но думала, что она ничего не поняла, ведь вы же не поняли, верно?

Протасов и Кирилл промолчали. Панарина рассмеялась, и ее смех прозвучал, словно серебристый колокольчик.

– Ловко вы придумали. А кем у вас Юленька проходит? Внештатным осведомителем? Я сразу ее раскусила, благотворительницу… Раньше-то она со мной даже не здоровалась, а тут, глядите-ка, явилась с сочувствием. И ведь предлог какой придумала – не подкопаешься. Как же она нас спалила?

– Давайте по существу, – сказал Протасов скучным голосом. – Когда вы спланировали убить своего мужа.

– Давно, – небрежно отмахнулась Панарина. – Когда началась его эпопея с Колчиной. Я всегда сквозь пальцы смотрела на его интрижки, но к этой шлюшке он просто сердцем прикипел. Я начала беспокоиться, но убедила себя: трахаться то он будет, но семье особого урона это не принесет, тем более, что и семья-то у нас была – одно название. Но потом Жанна крепко взяла его за жабры. Однажды он ехал за рулем ее машины, пьяный, конечно, и сбил женщину, насмерть. Прибежал домой, трясется весь, никогда бы не подумала, что у него такая трепетная натура, со мной он вообще не церемонился… Я все из него вытянула и испугалась, что арестуют, у нас как раз все было плохо, прокуратура расследование затеяла, по судам таскали регулярно. Но все обошлось. Колчина его вытащила из передряги, сама избавилась от машины, долбанула ее обо что-то. И после того принялась тянуть денежки для себя, и своей ублюдочной доченьки.

Последнюю фразу Ирина произнесла с нескрываемой ненавистью, словно выплюнула.

– Квартиру она тогда на себя перевела? – спросил Протасов.

– А, вы уже знаете? – не удивилась Ирина. – Нет, это случилось позже, несколько месяцев назад. Олег думал: я ничего не знаю про квартиру, но разве крупные покупки скроешь? Я все знала, уж поверьте, и про квартиру, и про машину. Иногда он был чрезвычайно наивен… Словом, Колчина заставила его переписать квартиру на дочь. А недавно потребовала, чтобы он развелся со мной. Вот тогда я и решила: хватит.

Выкурив еще одну сигарету, Панарина спокойно рассказала:

– Каждый месяц Олег отвозил деньги в Михайловку. Он всегда ездил с охраной, хотя Чебыкин запрещал ему привозить лишний хвост. Перед домом, Олег оставлял охрану в кафе, а сам ехал к этому бандиту. И в последнее время его сопровождал только Женя. И тогда я придумала этот план. Позвонила Галке, потащила с собой охранника. Я почти отменила все, когда Олег прислал фото шкатулки, растрогалась даже, а потом поняла – он так решил пилюлю подсластить. Ну и… дала отмашку. Женя отвез Олега к Чебыкину, дождался, ударил ножом, а потом отвез на соседнюю станцию, где почти никого не было, затолкал в вагон и уже хотел уйти, как вдруг его увидела женщина.

– Она оказалась свидетельницей? – спросил Протасов.

– Ну да. Он ее даже не видел, она где-то в конце вагона сидела, возможно, спала. Но увидев его – принялась кричать. Женя ударил ее ножом, усадил на место, и вышел на следующей станции, домой добрался на такси. Вот и все. На этом история должна была закончиться. У нас было алиби, убили Олега вне дома. Я понимала, что являюсь главной подозреваемой, но рассчитывала, что убийство спишут на грабителей. Не могла же я, слабая женщина, в самом деле, зарезать мужа, будучи в двухстах километров от него?

Панарина кротко улыбнулась.

– А потом вы отправили Карасева убить Колчину? – спросил Протасов. Панарина пожала плечами.

– Знаете, я как-то не сообразила сразу, что есть дочь, и значит, наследница. До сих пор девчонка представлялась мне чем-то эфемерным. Мужа я кремировала, даже генетическую экспертизу провести никто не смог бы. А вот Жанна поняла это быстро, стала звонить и требовать свою долю. Не знаю, возможно, она подозревала меня. К тому же она сказала что Олег официально признал дочь своей. Я не верила: Олег был слишком осторожен, если не сказать – трусоват. Но рисковать не хотелось. А тут вы все не унимались, ходили вокруг. Я решила: надо убить одним махом двух зайцев. Велела Жене угнать у Чебыкина машину, разобраться с Колчиной и ее выродком, оставить ее тело в машине, привязав Чебыкина и Жанну к смерти Олега. И тут как назло позвонили вы. Я подумала – так даже лучше. Главное, чтобы вы не пришли раньше Жени, ведь он отправился туда загодя, но, к сожалению, немного опоздал. Он всегда был… туповат. Каждый шаг надо по сто раз объяснять. Но мне умный помощник был ни к чему.

– Потом вы бы и от него избавились? – спросил Протасов.

– Надеюсь, это риторический вопрос? – усмехнулась Ирина. – А, впрочем, какая разница? Конечно, избавилась бы тем или иным образом. Может, просто уехала, бросив его на произвол судьбы. Нянчиться в дальнейшем с этим узколобым питекантропом я точно не собиралась. А, может…

Помолчав, она добавила с грустной улыбкой.

– Вашего сотрудника мы убивать не планировали. Случайная жертва. На войне так бывает.

– Но это не война, – вспылил Кирилл. Панарина, продолжая улыбаться, смотрела на него с печалью. Кирилл вскочил и отошел в сторону, чтобы не видеть этой улыбки Медузы Горгоны.

– Колчина в квартире от вас пряталась? – спросил Протасов.

– Наверное. Мы ее несколько дней искали, я только потом сообразила, что если она в городе, больше ей деваться некуда. По-моему, она сообразила, что ее не просто так разыскивают, и испугалась. Я бы на ее месте сбежала, а она так хотела захапать все… А ведь все могло получиться… Даже не знаю, где когда все пошло не так…

Теперь вся ее бравада улетучилась. Ирина сгорбилась, сжав сигарету между пальцами, и только когда та обожгла ей кожу, ойкнула, распрямилась и безжалостно раздавила окурок в пепельнице. Протасов окинул протокол взглядом и протянул ей.

– Подпишите.

– Да вы с ума сошли, – рассмеялась она. – Ничего я подписывать не буду. Это все бабский треп, минутное помешательство, расстройство психики. Доказывайте, господа, если, конечно, сможете.

– Как угодно, – пожал плечами Протасов. – Только это никакой роли не играет, уж поверьте. Если бы в суды шли только подписанные подозреваемые протоколы, мы бы вообще ничего не раскрывали.

Минутная слабость Ирины улетучилась. Панарина снова улыбалась, отчего ее сходство с голливудской дивой Мэрил Стрип стало абсолютным, и Миронову до смерти захотелось сбить с нее спесь.

– Думаю, вам интересно будет узнать, что в шкатулке, которую ваш супруг приобрел специально для вас, была спрятана драгоценность, и довольно дорогая. Так что ваш сожитель напрасно оставил ее в электричке.

Цену сокровища Кирилл, естественно, не знал, как и то, существовал ли камень на самом деле. Но желание уесть зарвавшуюся дамочку было сильнее его. Однако Панарина лишь удивленно дернула бровями.

– Драгоценность? Надо же… Нет, я не знала. Но, кажется, я теперь ее владелица? Хотя… Наверное, с моей стороны будет глупо требовать вернуть ее мне на законных основаниях?

Кирилл не ответил, а Панарина рассмеялась.

– Ну, я собственно так и думала, – заключила она.