Текст книги "Синий лед (СИ)"

Автор книги: Георгий Ланской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Глава 17

Высотка, унылая, серая, с многочисленными потеками на стенах, подпирала такие же хмурые небеса. Никита задрал голову, с сожалением оглянулся на криво припаркованную машину, где было тепло и пахло синтетической елкой, и отважно шагнул на мокрую от тающего снега дорожку.

Вычислить дом, где обитала Анжелика, оказалось несложно. Гораздо сложнее – этаж, и квартиру. Никита с надеждой поглядел в сторону подъездов: не сидят ли там вездесущие старухи, точно знающие, сколько, по их мнению, в доме проституток и наркоманов. Но мокрые лавки были пусты. Во дворе было на удивление пустынно, только по краю детской площадки хмурая мамаша обреченно катала детскую коляску, туда-сюда, туда-сюда. Колеса чуть слышно поскрипывали. Над мамашей, словно воздушный змей, парил серый мусорный пакет, пока потоком воздуха его не отнесло в сторону и не прибило к земле.

Мамашка, пухлощекая, румяная, на вопрос Никиты ответила отрицательно и по фото Анжелику не опознала. Пришлось прибегнуть к дедукции. Никита внимательно изучил фото в телефоне, обошел дом, прикинув, что интересующая его квартира находится на пятом или шестом этажах, и стал внимательно вглядываться в окна, пока в одном не увидел похожие шторы. Приободрившись, он побежал к подъезду, перепрыгивая сизые полыньи луж.

В подъезде он окончательно убедился, что не ошибся, проходя мимо исчерканных маркером стен, благо Анжелика изрядно облегчила поиск, предоставив кучу подсказок в этом квесте. Никита сверился с фото, усмехнувшись, что раньше никому и в голову не пришло бы фотографироваться у каждой стены.

«А ведь я постарел, – с удивлением подумал он, бегло оглядев витиеватое псевдо-графитти, выполненное черным маркером и чем-то бурым. – Я уже говорю: «в наше время так не делали». Скоро сяду на лавку у подъезда и начну чесать языком с окрестными бабками, грозя молодежи клюкой. Может, и Юлька окажется рядом, беззубая и седая, со своим отточенным змеиным языком. К тому времени вся острота ее язвительных речей скатится в маразм, и будет перемежаться матом!»

Представив Быстрову седой, старой и беззубой, Никита невесело рассмеялся.

Дверь, рассохшаяся, из ребристых, покрытых старым лаком плашек, явно была та самая. Никита позвонил и прислушался. В квартире чирикал канареечный звонок, но больше не донеслось ни звука. Шмелев надавил на звонок снова, и уже не отпускал, чувствуя, как тает надежда. Хозяева либо затаились, либо действительно отсутствовали.

После очередного звонка за соседской дверью завозилось, зашевелилось нечто тяжелое, а затем замки лязгнули, приоткрыв щель в берлогу, откуда высунулся длинный морщинистый нос. Старуха неприветливо зыркнула на Никиту и произнесла скрипучим, как несмазанная калитка, голосом:

– Чего трезвонишь? Не открывают, значит, дома никого нет. Ходют тут всякие, шум поднимают… Щас милицию вызову.

Никита был раздражен и потому на дискуссию не настроен, оттого ответил довольно резко, даже не попытавшись умаслить вероятный источник информации.

– Это вряд ли, – невежливо ответил он.

– Чего это? – насупилась старуха.

– Того. Нет больше милиции, переименовали. Полицию вызывайте.

Старуха пошамкала губами, словно перекатывая искусственную челюсть, и ответила с не меньшей грубостью.

– И вызову. Тоже мне умник.

Она победоносно вздернула подбородок и уже потянула на себя дверь, когда Никита, спохватившись, вымученно улыбнулся, выудил из кармана удостоверение и, описав им в воздухе кривую восьмерку, шутливо произнес:

– Не шумите, бабуля. Из газеты я. Не знаете, где хозяева?

Никита даже ахнуть не успел, как старуха молниеносно цапнула удостоверение у него из руки какой-то обезьяньей хваткой, нацепила на нос очки и тут же расплылась в крокодильей улыбке, распахивая дверь в берлогу во всю ширь.

– Или ты… Из газеты? Очень удачно, молодой человек, что вы зашли, – льстиво прошелестела она. – Я уже столько жалоб отправила, вы не представляете… А все они, Карандины! Представляете: ночь, тишина и тут – бац! Словно шваброй по голове! Музыка, визги! Устроили шалман наверху, никакого покоя. Я участковому жаловалась, в домоуправление ходила – без толку. Хорошо хоть вы пришли…

– Бабуль, секунду… – сморщился Никита, глядя, как старуха поднимает глаза куда-то в небеса. – Карандины – это сверху?

– Сверху, сверху… Заразы, сто чертов их маме! – закивала страдалица и вроде даже собралась плюнуть на пол, но передумала, угодливо заглядывая в глаза представителю четвретой власти. «Четвертая власть» осторожно вынула из пальцев соседки удостоверение и спрятала в карман. Старуха наблюдала за этим действом с неудовольствием, и даже рукой слабо дернула, как лишившийся трофея примат.

– А мне нужны хозяева этой квартиры, – настойчиво сказал Никита и для убедительности ткнул пальцем в закрытую дверь. Старуха сжала губы, явно недовольная, что до ее бед никому нет дело, и небрежно отмахнулась.

– Анжелка что ли? – презрительно фыркнула она. – Так нет ее, уже второй день нет. Она как с работы возвращается, музыку включает, а тут тихо. И оглоед ее не приходил, он всегда надымит на лестнице, хоть топор вешай.

– Это ведь не ее квартира, верно? – уточнил Никита. Внизу бахнула дверь и несколько мужских голосов принялись невнятно что-то обсуждать. Соседка Анжелики прислушалась, но Никита был ей явно интереснее неизвестных посетителей, уже вызывающих лифт.

– Снимает, у Елены Борисовны, – охотно подтвердила бабка. – Она в соседнем доме живет, а меня просила приглядывать… мало ли что… Сейчас никому верить нельзя. Вот явится такая скромница, глазки в пол, мол, студентка я, хочу квартиру снять. А что в итоге? Устроят из хаты бордель, начнут всякую шантрапу таскать, а после них в подъезде бутылки, вонь, да окурки, и гомон до ночи. Но эти вроде более-менее спокойные. А вам зачем Анжелка-то?

Никита открыл рот, затем закрыл, готовясь сказать какую-нибудь банальную историю, но не успел. Лифт с шумом остановился, и из кабинки вышел Миронов, в сопровождении мужчины с неприятным ястребиным профилем, участковым и хмурым мужчиной в черном бушлате, отягощенным чемоданчиком.

– Какие люди! – пропел Кирилл. – Шмелев, меня порой поражает, как ты все успеваешь. И чего тут делает независимая пресса?

При слове «пресса» мужчина с хищным лицом задергал бровями и уставился на Никиту, обшарив взглядом его фигуру, оценив сумку с фотоаппаратом. Соседка, отступив на всякий случай вглубь квартиры, слегка прикрыла дверь и робко поинтересовалась:

– А вы кто?

– А мы, мадам, полиция, – хохотнул Миронов и добавил, посерьезнев. – Соседи ваши дома?

– Расскажите им про Карандиных, – ехидно посоветовал Никита, предчувствуя, что его все равно выставят прочь.

– Про каких-таких Карандиных? – насторожился «ястребиный профиль». Вдохновленная старуха выскочила на лестничную клетку и принялась восторженно выкрикивать слова жалоб на соседей, превративших, по ее мнению, жизнь окружающих в ад. Лица полицейских скучнели, особенно у участкового, который наверняка о нехорошей квартире слышал, но помочь ничем не мог, или не хотел.

Миронов Кашлянул и вскинул вперед руку, загораживаясь от потока жалоб, перемешанных с бабьей бранью.

– Мамаш, Карандиными мы потом займемся. А сейчас меня хозяева этой квартиры интересуют.

Старуха открыла рот, но Никита, лелея последнюю надежду, успел ее опередить.

– Елена Борисовна, хозяйка, живет в соседнем доме. Бабуль, вы бы ей позвонили?… Кирилл, можно мне поприсутствовать? Вам ведь все равно понятые будут нужны?

– Майор, я вам настоятельно рекомендую убрать прессу с места осмотра, – сказал следователь скучным холодным тоном. Никита зло сжал губы, но возражать не стал, понимал – бесполезно. Вместо этого он с деланным равнодушием уставился в пол, внимательно вслушиваясь: а ну как ляпнут правоохранительные органы что-нибудь полезное?

Органы хранили стоическое молчание, зато вернулась соседка и отрапортовала:

– Я Елену Борисовну предупредила, сейчас она придет. А что случилось то?

Кирилл мягко взял за локоть упирающегося Никиту и настойчиво попросил:

– Никит, шел бы ты, в самом деле, отсюда. Видишь – следствие против прессы.

Никита послушно кивнул. В голосе Миронова прозвучало нескрываемое ехидство, видно, следствие он и сам не жаловал. К тому же настаивать действительно не имело никакого смысла. Внутрь не пустят, вместо этого отправят в кутузку на пятнадцать суток с обвинением в хулиганстве или препятствованию следственных действий, да еще и аккредитации лишат, хотя аккредитация – не самая великая беда журналиста. Все равно пресс-служба внутренних дел стала работать из рук вон плохо после смены руководства. Новый начальник не желал выносить сор из избы, и потому газеты и телевидение потчевали унылыми пресс-релизами о доблестной службе патрульно-постовой службы, вялыми информации о задержании очередного торговца гашишем и количестве дорожно-транспортных происшествий. Все эти материалы были безликими, скучными и абсолютно не вызывали интереса. Так что более-менее стоящим репортерам приходилось добывать интересные истории, основываясь на свои источники. И лишиться этих источников было куда страшнее. Пресс-служба все равно не редактировала списки журналистов, даже отлученных от информации волею главного начальника, и те исправно получали скупые пресс-релизы. А вот рассорившись с информаторами можно было в одночасье все потерять. И что делать? Описывать городские праздники, такие же бессмысленные в своей одинаковости?

Никита описывать праздники не хотел. Миронову, естественно, от Шмелева в обмен на информацию кое-что перепадало. Не деньги, упаси господи, откуда они у нищего журналиста? Мелочи, вроде купленного в аэропорту виски, сигарет и прочих полезных и приятных мелочей, в обмен на строго дозированную информацию и полунамеки. Вот и сейчас Никита околачивался у машины, подозревая, что Миронов скоро выйдет поговорить.

Кирилл, действительно вышел, но отнюдь не так скоро, как хотелось бы Никите, и он, с промокшими ногами, забрался в машину и сидел, слушая радио и бессмысленно барабаня пальцами по рулю. Миронов покрутил головой, словно филин, нашел Никитин «фольксваген» и сел рядом. Никита выждал, пока Кирилл закурит и открыл рот для первого вопроса, но Миронов его опередил.

– Ты как тут оказался вообще? – сердито спросил он и с досадой поглядел на выходящую из подъезда следственную бригаду. – Блин, еще и припарковался так палевно. Сейчас кто-нибудь увидит, что я с тобой болтаю. Тогда вообще кердык, на одних объяснительных поседеешь. Давай отъедем что ли?

Никита послушно тронулся с места, успев скрыться до того, как из дверей выйдет следователь. Миронов с облегчением вздохнул и, хмуро взглянув на Никиту, повторил вопрос.

– С Анжеликой хотел побеседовать, – ответил Шмелев, притормаживая на светофоре. – Тебя подбросить?

– Угу, понятно… Подкинь до конторы, я сегодня безлошадный. Ольга пацана повезла к матери в деревню… А адрес как узнал? Сашка сдала?..

– Сашка про шкатулку сказала, между прочим, такую же, как у покойного Панарина была. Адреса Лики она не знала, я его сам вычислил. Проще пареной репы, между прочим, – соврал Никита.

– Кто-то из наших стукнул? – скривился Миронов. Никита хохотнул.

– Кирилл, надо все-таки следить за передовыми технологиями. В двадцать первом веке живем, как никак. Есть такие полезные изобретения, как социальные сети. Вводишь нужное имя, город, ник-нэйм, и вот тебе пожалуйста, полный расклад. Лика-то явно не семи пядей во лбу, чекинится где ни попадя, вот я адресок то и узнал… – Обогнав тащившуюся по дороге побитую «тойоту», Никита спросил невинным тоном: – Судя по вашей суете, хозяина салона она гробанула? А вальнул кто?

Миронов на эту невинность не купился, только фыркнул.

– Твоя догадливость просто поразительна. Опять с Быстровой на кофейной гуще гадали?

– Ну, такого даже мы не предполагали, – надулся Никита. – Я вообще насчет шкатулки хотел порасспросить, а тут доблестные менты на черном «воронке»… Что там в квартире-то? Свежий жмур?

– Да нет там ничего, – с досадой ответил Миронов, открыл окно и выбросил окурок на улицу. – Ни жмура, ни наоборот. И барахла нет. Свалила наша Маркиза ангелов в катакомбы Парижа. Ну, или еще куда.

– Думаешь, она виновна в убийстве?

– Ничего я не думаю. Допросить надо, да и экспертиз еще нет. Только я тебе до официального заявления ничего не говорил. На меня и без того наорали, как на мальчика, мол, упустил подозреваемую. Хотя по большому счету, она все как по нотам разыграла, не только ведь у меня вопросов не возникло. Следак тоже прошляпил, даже для выяснения не задержал. Да и сегодня он явно воспользуется положением. Зуб даю, не успею войти в управление, как у шефа будет лежать донос, что я сливаю инфу.

– Донос от этого неприятного хмыря? – переспросил Никита. – Кто это вообще?

– Некий Аркадий Протасов, – скривился Кирилл, словно откусив лимон. – Не доводилось видеться?

– Нет, как-то судьба берегла, видимо. Мы же со следователями редко встречаемся. – Никита свернул на перекрестке, а затем, встрепенувшись, торопливо добавил: – Но ты же потом поделишься сведениями?

– Чем смогу. Мне еще надо бойфренда мадемуазель Крайновой устанавливать.

Никита остановился у здания ОВД и, глядя, как Кирилл неуклюже выбирается из слишком маленького для него автомобиля, небрежно произнес:

– Могу подсобить.

Кирилл перестал выкарабкиваться, втиснул свою двухметровую тушу обратно и с подозрением поглядел на Шмелева.

– Ты его знаешь?

– Откуда? – отмахнулся тот. – Анжелика мне – девушка насквозь незнакомая, а ее хахаль тем более. О нем я тоже хотел расспросить, но на звонки-то она не отвечала, телефон вне зоны. Зато я знаю, как этого графа де Пейрака зовут, и как выглядит. И за твое доброе отношение могу поделиться информацией.

– Из соцсетей что ли узнал?

– Конечно. Гляди.

Никита сунул Кириллу под нос телефон, где сверкали и переливались неземной красотой фото Анжелики Крайновой. Кирилл внимательно рассмотрел фотографии, отметив несколько, где Лика была запечатлена в хмурым парнем с самой что ни на есть бандитской физиономией.

– Зовут товарища Сергеем, и, судя по внешности, он вряд ли метродотель в «Хилтоне», – встрял Никита, сопя Кириллу в ухо. – Скорее всего, на заправке где-нибудь работает, или что-то вроде того.

– Это ты по лицу понял? – ехидно спросил Миронов. Шмелев не остался в долгу, отобрал телефон и, найдя нужное фото, развернул его на весь экран.

– Это я по его одежде понял, он же не один раз с ней на фото. А одет он бывает в спецовку. Вот, глянь.

На фото, точнее селфи, Анжелика запечатлела себя и своего обоже в каком-то темном помещении, с тусклыми фонарями, трубами на нештукатуреных кирпичных стенках, разбросанным по углам инструментом и двумя смутными тенями неких бандерлогов, скалящихся в камеру. Разглядеть на фото их лица было невозможно. Только глаза да зубы светились инфернально, словно у гоголевских упырей. Кирилл поморщился, попытался увеличить фото, но картинка не двигалась. Помучившись, он вернул телефон Никите.

– Это можно как-то увеличить? И порезче сделать? – спросил он.

– Не знаю, наверное. С компа точно можно.

– Мне бы надо по хорошему изъять у тебя это фото, – задумчиво произнес он, что Никиту невероятно развеселило.

– Миронов, ты меня удивляешь, – рассмеялся он. – Что ты хочешь изъять? Инстаграм? Так установи у себя и смотри, сколько влезет. Потому что по-другому никаких прокурорских санкций не хватит.

– Да не умею я, – поморщился Кирилл. Никита махнул рукой.

– Тундра ты неогороженная. Дай мне. О, ну хоть телефон приличный…

Он в два счета скачал приложение, и спустя пару минут уже подсунул Миронову те же самые снимки.

– Вот. Это наша Анжелика, а это ее фотки, – объяснил Никита, показывая, куда нужно нажимать и где искать хэштеги. Найдя фото из неопознанной мастерской, он добавил, глядя на тени бандерлогов позади Сергея. – Она Сашке хлесталась, что отношения серьезные. А это, наверное, это кореша этого Сергея.

– Наверное, – медленно ответил Кирилл, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее. Наверняка вышло плохо, потому что Никита бросил на него подозрительный взгляд, но ничего так и не сказал.

Глава 18

Глядя на зареванную Никишину, Кирилл не испытал ничего, кроме раздражения.

– Говорю вам, товарищ начальник, бес попутал, – выла она, била себя кулаком в необъятную грудь. – Напугалась сильно, все ж таки кровищи столько, и покойники лежат, один тут, вторая там. Сама не знаю, как черт дернул шкатулку эту подобрать. Затмение нашло, не иначе… Ой, горе горькое, да что ж я невезучая-то такая…

Протасов, допрашивающий Алевтину Никишину, глядел на нее с омерзением, а она, хлебнув воды из стакана, вновь взвыла, картинно выдирая из головы волосы. Кирилл даже поглядел: останется ли что между пальцев?

Не оставалась. Оттого в раскаяние свидетельницы он нисколько не верил.

– А потом, когда затмение развеялось, вы не нашли ничего лучше, чем шкатулку в антикварный салон отнести, – скучным голосом спросил Протасов. Никишина часто закивала, опустила голову и стала тереть нос.

– Так что ж мне делать было? Напужалась я сильно, а когда в себя пришла, поздно было… И без того как проклятая судьбину кляла, да дурь свою беспросветную…

– Послушайте, – не выдержал Кирилл, – вы бы этот театр юного зрителя прекращали. Забыли, что уже давали мне показания? Тогда вы вполне адекватно разговаривали и деревенскую дурынду из себя не строили. Отвечайте по делу и перестаньте нюни развозить. Это никому не интересно.

Никишина бросила на Кирилла злобный взгляд, а потом, вызывающе подняв подбородок, дерзко произнесла:

– Ну и что? Ну, подняла я шкатулку. Откуда мне было знать, чья она? Красивая вещь, на полу валялась. Может, ее кто другой обронил? Я ее как раз собиралась в бюро находок сдать…

– Вам самой не смешно? – спросил Протасов. – Какое бюро находок? Вы ее в скупку потащили. И ведь сообразили, что вещица недешевая…

Никишина уставилась в окно и несколько минут сидела молча, а потом обреченно произнесла:

– Ну, сообразила. Я, между прочим, не какая-то вам тетка из Зажопинских выселок, а дипломированный искусствовед. И на работе своей таких штук насмотрелась, вам и во сне не приснится, да и сама до развода по магазинам таскалась, выискивала красивые вещи. Кто ж знал, что жизнь у меня под откос покатится? Муж ушел, сын с невесткой из дома выживают… Я красоты такой сто лет в руках не держала, а тут вон – под скамейкой, бери, не хочу. Я и взяла. И Коростылеву сразу позвонила, потому что знала: он не брезговал и краденное скупать, а тут требовалось быстро действовать. Деньги срочно нужны, у нас по кредитам долги.

– И Коростылев вам заплатил?

Алевтина зло хохотнула.

– Заплатил. Десять тыщ сунул, хотя шкатулка в разы дороже стоила, но он сразу понял, что вещь криминальная, рогом уперся, козел старый. А мне выбирать не приходилось. В банке ждать не будут. Сын ничего не зарабатывает, а шалава его тем более… Не хватало еще, чтоб на старости лет банк меня на улицу вышвырнул. Дожила…

Кирилл подался вперед и спросил:

– В шкатулке что-нибудь было?

– Что было? – не поняла Алевтина.

– Не знаю. Что-нибудь. Документ какой-нибудь, или, может, ценности?

Женщина отрицательно покачала головой.

– Ничего не было. Пустая совсем.

– А выпасть из нее ничего не могло?

– Да откуда мне знать? – возмутилась Никишина, забыв, что ей по роли следовало бы страдать. – Может, и выпало, я не искала. Но… Думаю, нет. Она закрыта была, и вообще – тяжело открывалась… Нет, нет, не думаю. Да и на полу больше ничего не валялось.

Тут она ойкнула, прижав к рту ладонь, из чего Миронов сделал вывод: Никишина обшарила все вокруг на предмет выпавших из кармана покойников вещей, и не факт еще, что шкатулка была единственной вещью, осевшей в ее пышном декольте.

Протасов, видимо, подумал о том же, помучил Никишину еще немного, а затем, помимо подписки о невыезде, известил ее о том, что сейчас в ее доме проведут обыск. Женщина завыла, но на ее страдания никто не обратил внимания.

– Поеду на обыск, – вздохнул Протасов, глядя в спину Никишиной, уводимой дежурным. – Надо же…А с виду нормальные бабы, что Никишина эта, что Крайнова. Чего с людьми бабки делают. Мотай на ус, майор.

– Мне бы тоже бригаду, – напомнил Кирилл. – Надо поискать место, где убили Панарина.

Протасов поморщился.

– Зачем? Во-первых, если его убили на улице, все давно уже затоптали. Установили же, что он из Михайловки ехал, верно? Так что я не вижу никакого смысла осматривать другие станции. Ты бы лучше его машину нашел.

– Перрон Михайловки осмотрели на следующий день и ничего не нашли, – напомнил Кирилл. – К тому же там проблематично затащить труп незамеченным. В момент остановки электрички Михайловку проезжает пассажирский состав, и, хоть и не останавливается, встречать его выходят железнодорожники. К тому же в Михайловке людей сходит много. Думаю, что Панарина забросили в поезд где-то дальше, между Михайловкой и Миролюбово, где села Никишина. Там всего три станции…

– …И ни на одной электричка дольше минуты не стоит, – скривился Протасов. – Убийца должен был затащить жертву в вагон, уложить на лавку и выскочить. За минуту это невозможно. Ты помнишь, где он лежал? Не в тамбуре, между прочим и, хоть и близко к дверям, но все же… А Богаченко сидела в другом конце вагона.

– Из этого следует только то, что убийца ехал в электричке как минимум одну остановку вместе с ними, – возразил Кирилл. – Никишина уверяет: в вагон она вошла одна, на перроне никого не видела, хотя могла и не заметить выходящих из соседних дверей. Но если бы возня с трупом началась в Миролюбово, вряд ли Никишина села бы в этот вагон, даже не разобравшись. Испугалась бы, как испугалась пьяной молодежи. Я считаю, что убийца втащил труп в вагон, уложил на лавку, это увидела Богаченко, возможно закричала, и получила нож в грудь. А убийца спокойно перешел в другой вагон и вышел на следующей станции. Надо бригаду отправить, осмотреть полустанки. Может, найдем кровь или оружие убийства?

– Где? – скривился Протасов. – В снегу? Разве что через месяц-другой. Если тебе не терпится, отправь линейщиков, пусть осмотрят, а я даже дергаться не стану, потому что это бесполезно. И так половина свидетелей из вагонов разбежались до вашего приезда. Возможно, убийца в том числе.

– Линейщики уже осматривали эти станции, но бегло.

– Ну, раз ничего не нашли, где гарантия, что эксперты найдут? Там, на полустанках, даже камер нет. Так что это все пустая трата времени, майор. Раньше надо было думать, и следственные мероприятия проводить. Халтурно работаете. Подозреваемую упустили, вторую даже не обыскали. Эксперт ваш коленца выкидывает, боится, что корона с чела упадет… Я непременно об этом доложу. Идем, я кабинет закрывать буду.

Протасов побросал протоколы в портфель, поднялся, сдернул с вешалки пальто и направился к дверям. Миронов нехотя встал, чувствуя непреодолимое желание нахамить Протасову.

«Как он с операми и медиками работает? – недоуменно подумал Кирилл. – При таком отношении, результата можно не ждать. Стукачей не любят, будут палки в колеса ставить, затягивать с результатами, игнорировать распоряжения следствия, потому что ведомство хоть одно, но структуры разные, и в каждом свой начальник. Нет, Аркадий Павлович, этак вы с нами каши не сварите!»

В отделе, куда раздраженный Кирилл ввалился уже ближе к вечеру, нашелся пропавший с утра Устемиров, легкомысленно распивающий чай, одновременно расстреливая на компьютере злобными птицами зеленых свиней. Накануне Кирилл поделился с ним откровениями Милованова и велел пошевелить мозгами. Олжас тут же испарился, и о предпринимаемых действиях начальству не докладывал. Не успел Кирилл начать орать, как монгольское лицо Олжаса расплылось в улыбке.

– Шеф, а угадай, чего я нашел.

– Смерть свою, если сейчас не объяснишь, где весь день шлялся, – пообещал Кирилл, сдергивая куртку.

– Ай, нащальнике, зачем ругаесся, – дурашливо пропел Олжас, хлебнул чаю и снова расплылся в улыбке.

– Да говори уже, – разозлился Кирилл. Олжас подхалимски налил шефу чаю, подвинул щербатое блюдце с печеньем и затем, отбросив ужимки, гордо ответил:

– Я машину Панарина нашел.

Кирилл подавился чаем, закашлялся, отмахнувшись от заботливого Олжаса, намеревавшегося постучать его по спине, и прохрипел:

– Где?

– Да все, как вы и предложили, о гениальнейший, – рассмеялся Олжас, и добавил, посерьезнев. – Я прокатился до Михайловки, покрутился вокруг дома местного авторитета, куда вроде как наш потерпевший ездил, но машины не обнаружил. Обыскал стоянки – нету. В местном отделении проверил ориентировки: такой тачки не находили. Доехал на электричке до Сергеевки, обыскал все там – пусто. Доехал до Кондратовки и – о чудо из чудес – вот она, красавица. Преспокойно стояла во дворе пятиэтажки. Помните, на следующий день после убийства погода испортилась? Тачку мокрым снегом облепило, вот ее никто и не обнаружил. Что характерно, она даже заперта не была. Только ключей в зажигании не оказалось.

Миронов встал.

– Собирайся, поехали, – скомандовал он. Олжас вытаращил свои глаза, насколько это было возможно.

– Куда?

– Машину осматривать.

Олжас поставил чашку и обиженно надул губы.

– Ты меня прям каким-то недоумком считаешь? – недовольно произнес он. – Машину уже осмотрели и даже перегнали. Я честно пытался до тебя дозвониться, но ты трубку не брал. Я дежурную бригаду вызвал, и они все в лучшем виде сделали.

– Кто машину осматривал? – спросил Кирилл, облегченно переводя дух. – Милованов?

– Не, он где-то на происшествии. Баба Катя осматривала, так что не волнуйся.

Баба Катя, точнее, эксперт Екатерина Гордеева, была такой же легендарной личностью, как и Милованов, поскольку работала еще дольше, уже в статусе пенсионера, успевая преподавать в университете и нянчить двоих внуков, потчуя их домашними пельменями и драниками. Когда эта бодрая старушка, стриженная почти наголо, все успевала, оставалось загадкой. Злые языки болтали, что Гордеева, язвительная, характерная, фанатеющая от своего дела, просто не спит ночами. Она никогда не ошибалась и ничего не пропускала, дав сто очков форы даже Милованову, которого было сложно обскакать. В последнее время Баба Катя в конторе появлялась редко: возраст давал знать. То, что именно она осматривала машину Панарина, было несказанной удачей.

Кирилл уселся на место, отхлебнул чаю из кружки и, улыбнувшись, сказал:

– Молодец. Теперь по делу Коростылева… Распечатку звонков Крайновой сделал?

Олжас мотнул подбородком на стол. Кирилл удивленно обнаружил, что прямо перед ним действительно лежат распечатки звонков Анжелики, на которых разноцветными маркерами сделаны какие-то пометки.

– Я там выделил часть звонков, – сказал он. – Большая часть – самому Коростылеву или на городской телефон салона. Несколько устанавливают, но больше всего – на номер, принадлежащий Сергею Лазовскому. Я отправил наряд к нему домой, но они ни с чем вернулись. Лазовский на звонки не отвечает, где его искать – фиг знает. Шефа как назло на месте нет, без него запрос на звонки не дают. Протасову надо доложить, санкции на отслеживанию телефонов Лазовского и Крайновой у меня нет, а по дружбе пока никто ничего не делает.

– Без Протасова обойдемся, – отмахнулся Кирилл и снял трубку, собираясь позвонить в лабораторию. Олжасик отхлебнул чаю, кашлянул и негромко добавил:

– И, вот еще что, шеф. В машине Панарина пассажирское кресло залито кровью.