Текст книги "Дон Карлос. Том 1"

Автор книги: Георг Фюльборн Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

IX. Покушение на жизнь короля

На непривлекательной улице, что тянется вдоль Мансанареса неподалеку от улицы Толедо и площади Кабада и называется в насмешку «Маленькой Прадо», много таверн, где собираются нищие, монахи, погонщики мулов, гуляки с женщинами, нередко и преступники, скрывающиеся от наказания. Весь этот сброд постоянно кутит, поет или ведет здесь свои тайные переговоры. В некоторых из этих таверн, вечно наполненных дымом и чадом, давались так называемые ламповые балы – название это пошло от дымных ламп, развешиваемых под потолками для освещения больших танцевальных залов.

Несмотря на свой непривлекательный вид и дурную репутацию, «Маленькая Прадо» всегда была полна народа. В боковых улицах обитало множество личностей, боявшихся дневного света и выходивших из своих трущоб только по ночам. Они-то и составляли большей частью публику «Маленькой Прадо».

В одном из углов таверны «Блестящий Щит», куда кроме нищих и ремесленников нередко захаживали и солдаты из соседних казарм, у окна сидело четверо мужчин. Они тихо разговаривали между собой, очевидно кого-то поджидая, потому что один из них, толстяк, сидевший ближе всех к окну, время от времени нетерпеливо выглядывал на улицу.

Вечер еще не наступил, поэтому народу было немного, и четверо посетителей могли спокойно поговорить, не опасаясь быть подслушанными. Трое нищих впротивоположном углу наслаждались своим пухеро22
  Пухеро – любимое национальное блюдо испанцев, состоящее из мяса, обрезков колбасы и сухих бобов, сильно приправленное перцем.


[Закрыть], а ремесленники пили вино стакан за стаканом.

– Что, никого еще нет, Панчо? – спросил один из четырех, обращаясь к толстяку.

– Никого, Винцент.

– Странно, Тито, ты же назначил этот час.

– Так сказал полковник, – отозвался Тито, – он обещал прийти сюда к этому времени. Ведь ты слышал, Леон?

– Да, – сказал Леон, – надо подождать!

– А чтобы не терять бодрости, надо выпить, – прибавил Винцент, человек лет тридцати, с желтовато-бледным лицом и всклокоченными черными бакенбардами. – Эй, Джеронимо! Еще вина!

Хозяин, перемывавший стаканы, тотчас исполнил требование.

– За наше товарищество и за успех сегодняшнего дела, какое бы оно ни было! – сказал Винцент.

– Он тебе объяснил что-нибудь, Тито?

– Полковник сказал: «Вы смелые малые! Выпейте для храбрости, если чувствуете в ней недостаток, и тогда дело в шляпе», – отвечал Тито, худощавый, долговязый малый с мрачным лицом.

– Да что тут может быть? – проворчал Леон. – Разве захватить или совсем убрать с дороги кого-нибудь из врагов дона Карлоса!

– Я готов исполнить приказание полковника, в чем бы оно ни состояло, – сказал Винцент. – Он мне нравится, под его началом, должно быть, весело служить!

– Мои кулаки к его услугам, – прибавил Тито.

– Конечно, – заметил Леон, – если мы дали письменное обязательство, так должны повиноваться ему, только лучше бы поскорей выбраться из Мадрида.

– И я того же мнения, – сказал Винцент.

– Я тоже первый раз в столице, – прибавил Тито, – и мне, как и вам, не нравится здесь.

– Тише! Полковник! – остановил их Панчо, понижая голос. – С ним еще кто-то.

– Кто?

– А кто его знает, – сказал Тито, – верно, адъютант – на нем старая капральская форма.

Доррегарай и Изидор зашли в таверну и подсели к ожидавшим.

– Вас теперь пятеро, – начал Доррегарай, убедившись сначала, что никто их не слушает. – Вот, Изидор Тристани тоже пойдет с вами и поможет вам сегодня вечером в первой пробе.

– За ваше здоровье, братцы! – сказал Изидор, взяв стакан с вином, поданный хозяином. – За наше товарищество, храбрые карлисты, ха-ха! – Он выпил, посмеиваясь, и прибавил: – Хорошо, только маловат стакан.

Доррегарай подал ему свой.

– О, сохрани Бог, полковник! Сохрани Бог! – отказался Изидор. – Это непорядок!

– Ну, Винцент и Тито, вы больше всех нравитесь мне, и сегодня вечером я рассчитываю главным образом на вас, – сказал Доррегарай.

– Мы готовы, полковник. Что прикажете?

– Надо провести небольшое испытание, потребуется лишь хорошо прицелиться и метко выстрелить.

– За этим дело не станет, – сказал, смеясь, Тито.

– А что за цель? – спросил Винцент.

– Экипаж. Там будет двое мужчин, стрелять надо в того, у которого густая борода.

– А нам что прикажете делать? – спросил Леон.

– Вы с Панчо под руководством Изидора должны позаботиться о том, чтобы дать возможность Винценту и Тито убежать от толпы, которая поспешит на выстрел. Поняли?

– Не трудно, – со смехом отвечал Панчо.

– Дело в том, братец, – сказал Изидор, – чтобы сбить с толку толпу.

– Так-так, – согласился Леон.

– Как только Винцент и Тито выстрелят, – продолжал Изидор, – мы с Леоном окажемся рядом, быстро заберем у них пистолеты и спрячем под плащами, а сами примемся бегать и кричать. Они воспользуются суматохой и скроются.

– Вы вполне можете положиться на Изидора, – сказал Доррегарай Винценту и Тито, – он ловок и быстр! Я сам буду недалеко и укажу вам, в кого стрелять.

– Когда это будет?

– Через час. Пистолеты при вас?

Винцент распахнул плащ и показал, что у него за поясом пистолет и кинжал.

– И Тито вооружен, – сказал он.

– Ну, ступайте теперь разными дорогами к улице Сан-Маркоc. Встретимся там через час. Я на вас рассчитываю, – прибавил Доррегарай и ушел.

– Где же эта улица Сан-Маркоc? – спросил Леон.

– Я вас сведу туда! Идемте! – вскричал Изидор. – Прежде надо осмотреть местность и непременно заручиться двумя выходами на случай необходимости. Это главное.

– Изидор прав, – со смехом сказал толстяк Панчо, – иметь два выхода очень важно, но во всякой улице их два, если это не тупик.

– Ссс!.. Братец, ты меня не понял, – сказал Изидор, выходя вместе со своими четырьмя товарищами из таверны. – Нужна ведь еще лазейка на самый крайний случай.

– Правда, правда! – вскричали в голос Панчо и Леон.

Винцент и Тито пошли вперед.

– Ну, а если попадемся? – проговорил последний.

– Тогда всем виселица, вместе с полковником и адъютантом! – отвечал Винцент.

Изидор подошел к ним.

– Пистолеты заряжены?

– Все готово, – отвечали они, – но кто же тот, в кого мы должны стрелять?

Изидор пожал плечами.

– Увидим, братец, – тихо сказал он. – Какой-нибудь враг дона Карлоса, от которого надо избавиться. Вот сюда, на эту улицу.

– Далеко еще? – спросил Винцент. – Я не знаю ни одной улицы в Мадриде.

– Скоро придем. Да и пора, уже совсем стемнело!

В этот момент торжественный звон множества колоколов раздался над городом, как будто специально для того, чтобы смягчить и обратить к небу этих пятерых людей, таивших в уме черные замыслы!

Но они не обратили внимания на предостережение неба и продолжали идти своей дорогой.

Вскоре они вышли на широкую улицу Сан-Маркоc, находившуюся недалеко от дворца, застроенную высокими домами и имевшую весьма непривлекательный вид. Старые дома стояли чуть в глубине улицы, а у других выдавались вперед большие балконы, бросавшие на улицу сильную тень.

В нише одной из стен стояла статуя святого, перед которым Тито, Винцент и Панчо преклонили колени.

Изидор и Леон подошли к большому дому с отворенными воротами.

– Я, кажется, не ошибся, а это очень важно, – сказал Изидор. – Идем! Пора приступать к делу.

Они вошли в дом и скоро вернулись с довольными лицами.

– Все как нельзя лучше, – обратился Изидор к Винценту и Тито. – Мы будем стоять около этого места! Дом имеет два выхода: один сюда, а другой в маленький переулок Кабаллерица, где находятся королевские конюшни. Леон и я возьмем у вас пистолеты, Панчо, отвлекая, побежит в сторону, а вы бегите через этот дом в переулок, там вы уже в безопасности.

В эту минуту подошел Доррегарай.

Изидор увел Леона и Панчо на другую сторону тихой, безлюдной улицы, где укрылся с ними в тени дома.

Вдали послышался шум приближавшегося экипажа.

Доррегарай с Винцентом и Тито подошли к дому с двумя выходами.

– Готовы ли еы? – тихо спросил карлистский полковник.

– Да, – отвечали оба.

– По окончании дела встречаемся в таверне «Блестящий Щит», а ночью уедем.

– И самое лучшее, – пробормотал Тито, – а теперь к делу.

– Смотрите хорошенько, – шепнул Доррегарай, – вот коляска.

Открытый экипаж, далеко не пышной наружности, без форейторов и военной охраны, вывернул на улицу Сан-Маркос.

Несмотря на поздний час, можно было ясно различить сидевших в экипаже двух мужчин.

– К делу! – скомандовал Доррегарай. – Цельтесь в того дона, у которого темная борода.

С этими словами он быстро пошел прочь.

Все, по-видимому, благоприятствовало попытке. Никого не было вокруг. Лишь на углу улицы несколько человек смотрели вслед экипажу, в котором король и его флигель-адъютант быстро ехали ко дворцу.

Едва они достигли середины улицы, как Тито и Винцент бросились к экипажу, выхватив пистолеты. В ту же минуту Изидор, Леон и Панчо точно из-под земли выросли около них.

Сидевшие в коляске еще не успели попять, в чем дело, как раздались два выстрела. Кучер рванул лошадей в сторону, а через минуту адъютант уже выскочил из экипажа, к которому с соседних улиц с громкими криками сбегался народ.

– Убийство! В короля стреляют! Хватайте убийц! – раздавалось со всех сторон.

В это время Винцент и Тито быстро скрылись в указанном им мрачном доме, а через минуту уже бежали по переулку мимо королевских конюшен. Тито успел передать свой пистолет Изидору, спрятавшему его в плаще, а Винцент в спешке бросил свой просто перед домом.

– Убийцы там! – крикнул Леон, бросившись в одну сторону, между тем как Панчо с таким же криком побежал в другую, чтобы сбить с толку толпу.

– Они скрылись сюда! – кричал Изидор, как вдруг почувствовал, что его схватили.

Экипаж короля медленно проехал мимо толпы, приветствовавшей его громкими «виват» и махавшей шляпами. Король Амедей, живой и невредимый, стоял в коляске, кланяясь на все стороны.

Выстрелы слегка задели его военную фуражку и мундир, не причинив ему самому никакого вреда.

– Вот один из злодеев! – кричал адъютант, держа Изидора. – Я сам видел его у экипажа, на нем мундир прежних капралов!

– Берите его! Где альгвазилы? – кричали в толпе.

– Святой Августин! – раздался голос Изидора. – Это ошибка, благородный дон! Я стоял, я проходил здесь случайно… Сжальтесь, я пи в чем не виноват! Убийцы скрылись, а я теперь…

– Держите его! Обыщите! – крикнуло несколько голосов. – Вот пистолет, из него только что стреляли. Сюда, альгвазилы! Вот убийца! В тюрьму его!

– Смерть ему!

Так кричали со всех сторон, и подоспевшим альгвазилам с трудом удалось уберечь арестанта от ярости толпы. Его схватили и увели.

X. Монастырь Святой Марии

Недалеко от Австралийских ворот, в южной части города, есть уединенная, мало посещаемая улица, на которой лишь изредка мелькнет зелень среди убогих домишек, заселенных исключительно бедняками.

Это улица Гангренадо. Название ее пошло оттого, что тут сжигали на костре несчастных жертв инквизиции, подозреваемых в ереси.

Высокая темно-красная стена, занимающая большую часть улицы, отделяет от мира францисканский монастырь Святой Марии. Когда во время изгнания королевы Изабеллы монастырь Пресвятой Мадонны был разрушен, тайный совет Трех, долго властвовавший там, перешел во францисканский монастырь Святой Марии, таким образом, исчезли только стены, а силы и власть испанской инквизиции сохранились в неприкосновенности!

В задней части монастыря, того самого, который в день праздника масок посетил граф Кортецилла, в верхнем этаже одного из зданий находилась круглая комната, окнами выходившая в обширный монастырский сад. Подчеркнуто скромный вид ее явно выдавал желание порисоваться бедностью и простотой жизни.

Кроме длинного черного стола здесь было три старых неуклюжих стула и шкаф с несколькими полками. В простенке между окнами, закрытыми грубыми темными занавесками, висело изображение святого Франциска в черной раме, на столе – большие чернильница и песочница, черное распятие, череп, железный подсвечник в четыре свечи, молитвенник и колокольчик.

Три монаха в темно-коричневых одеждах, подвязанных волосяными поясами, сидели у стола.

Место посредине занимал знакомый уже нам патер Доминго, седой патриарх церкви, как его называл граф Кортецилла. Его одежда ничем не отличалась от одежды остальных монахов.

По правую его руку сидел молодой патер с умным, хитрым лицом и далеко не монашеским блеском глаз, это был патер Амброзио. По левую руку – монах средних лет, с необыкновенно худым, заостренным книзу лицом, каждая черта которого указывала на мрачного ревнителя веры, патер Бонифацио.

Перед Доминго лежала толстая тетрадь, которую он читал. Несмотря на свои лета и довольно слабый свет четырех свечей, он не пользовался очками. Его деятельность доказывала замечательное здоровье и силу; целые ночи он проводил за работой, кроме того, участвовал в советах и посещал прихожан, как в прежнем, павшем монастыре.

– Сегодня вечером к нам прибудет дон Карлос, высокие братья, – сказал патер Доминго, – чтобы принять наше пожертвование на военные издержки. Он согласился на все условия! Вот скрепленное его подписью обязательство восстановить все прежние монастыри и преумножить церковное имущество на сумму, которую мы в настоящую минуту назначим, к тому прибавлено еще обещание восстановить инквизицию как государственное учреждение!

– А подразумевается ли этим, достопочтенный брат, обязательство обращаться к нам за решением всех важных вопросов? – спросил Бонифацио.

– Это чрезвычайно важно, – добавил патер Амброзио.

– Вот, послушайте, что говорится в главной части договора, – отвечал великий инквизитор, патер Доминго. – «Принц Карлос Бурбонский торжественно принимает и подтверждает своим именем обязательство во всех государственных делах, касающихся церкви, обращаться, прежде объявления своей воли, к совету великого инквизитора…» Здесь оставлен пробел, – прибавил Доминго, – которым нам остается воспользоваться!

– А как насчет нашего пожертвования? – спросил Бонифацио.

– Я назначил миллион, – объявил патер Доминго. – Дать большую сумму было бы, мне кажется, рискованно. Дон Карлос имеет ведь и другие источники, так что этого ему будет достаточно.

– Более чем, почтенный брат, более чем! – вскричал худощавый Бонифацио. – Сумма довольно велика для возможной потери.

– Что скажет на это наш высокий брат Амброзио?

– Я согласен с решением благочестивых братьев!

– В таком случае, сегодня ночью принц получит миллион от брата казначея, – сказал патер Доминго. – А что слышно от брата Иларио, духовника герцогини Бланки Марии Медины? – прибавил он, обращаясь к патеру Бонифацио. – Вы упоминали о каком-то донесении.

– Важное донесение, брат! Иларио явился вчера ко мне сильно взволнованный. Бланка Мария призналась ему недавно, что вместо желаемой любви к супругу чувствует к нему антипатию, отвращение! Из других же верных источников он слышал, что она задумала тайно избавиться от него и, кажется, хочет привести в исполнение свои тайные планы здесь, в Мадриде.

– Если это ей удастся, то и она наша, – тихо и с ударением сказал Доминго. – Пусть патер Иларио ловко и осторожно наблюдает за герцогиней, не выпуская ее из виду. Как только она исполнит задуманное, он должен заявить ей, что знает о преступлении!

– Я уже отдал такое приказание, – с ледяной самодовольной улыбкой отвечал инквизитор Бонифацио. – Более того, я посоветовал узнать, в чем причина такого внезапного отвращения Бланки Марии Медины.

– И патер Иларио назвал моему высокому брату дона Мануэля Павиа де Албукерке, – сказал Амброзио.

– Это ошибка, мой высокий брат! Патер Иларио подозревает план тайного брака между Альфонсом Бурбонским и герцогиней Мединой!

Известие поразило великого инквизитора и патера Амброзио.

– Если она совершит задуманное, – решил Доминго, – то либо поступит в монастырь Святого Сердца, либо, если это может оказаться выгодным, вступит в брак с доном Альфонсом!

В эту минуту в соседней комнате, где всегда сидели дежурные братья, раздался звонок колокольчика.

– Не Карлос ли это Бурбонский? – сказал, улыбаясь, худощавый Бонифацио. – За деньгами ведь аккуратно являются!

Через минуту вошел монах и низко поклонился трем патерам.

– Кто там? – спросил великий инквизитор.

– Патер Антонио просит позволения войти, – почтительно отвечал монах.

– Пусть войдет! Брат ушел.

– Так он в самом деле явился сюда, – сказал инквизитор Бонифацио с выражением ненависти на лице. – Не слишком ли большое доверие оказывает мой почтеннейший брат молодому патеру Антонио? Мне кажется, сердце Антонио столь же принадлежит миру, сколь не принадлежит нам! Он слишком умствует и слишком пытлив. Этот патер, мне кажется, ведет совершенно самостоятельную, отдельную от нас жизнь.

Разговор был прерван появлением патера Антонио. Дверь отворилась, и на пороге показалась фигура серьезного, бледного молодого монаха, которого мы видели в обществе Мануэля.

Дверь затворилась за ним.

Он поклонился и спокойно, с достоинством подошел к черному столу. Благородно очерченное лицо было бесстрастно, по нему нельзя было понять, о чем он думает, и вообще во всей его фигуре чувствовалось .самообладание.

– По вашему приказанию, многоуважаемые отцы, я явился, чтобы доложить о результате миссии, которую вы мне поручили, – мягко сказал он.

– Приветствуем тебя, патер Антонио, – отвечал великий инквизитор. – Ты целый год провел на месте своего назначения, а за год можно много сделать, особенно тебе, так богато одаренному природой!

– Главное, что мы хотим знать, – исполнил ли ты данное тебе поручение, патер Антонио? – добавил инквизитор Бонифацио, пронзая его взглядом.

Молодой патер поднял на него свои большие выразительные глаза.

– Что угодно уважаемому отцу понимать под словом поручение? – спросил он.

– Тебе приказано было, – отвечал Бонифацио, – наблюдать за всем, что происходит в замке графа Кортециллы, ты должен был узнать тайны этого мрачного дворца, цель путешествий графа и его знакомства.

– Цель эта, – простодушно отвечал Антонио, – осталась мне неизвестной, так как я не мог разузнать, чем он занимается. Я знаю только две вещи: огромные богатства графа, источник которых также составляет для меня тайну, хранятся не во дворце, а где-то в другом месте, а таинственная болезнь графини Инес…

– Графиня – единственное дитя Кортециллы, – заметил великий инквизитор. – Мы поручили тебе всеми средствами приобрести над ней влияние! Удалось тебе это?

– Сердце молодой девушки – святилище, достойные отцы! Я старался заслужить доверие графини и сделался ее другом и советником.

– Графиня Инес помолвлена, ты это знаешь?

– Да, с Карлосом Бурбонским.

– Любит ли она его?

– Трудно читать в сердце девушки! Графиня покорится воле отца и выйдет за принца.

– Если она его не любит, тем легче будет тебе завоевать ее сердце, – сказал Бонифацио. – Ты должен поставить себе задачу научиться влиять на нее, тогда впоследствии она будет в твоей власти!

– Мы выбрали тебя, патер Антонио, для этого дела, – сказал великий инквизитор, – потому что ты молод, а молодость быстрей сближается с молодостью. Называя сердце девушки святилищем, ты, мне кажется, ошибочно употребляешь это слово. Ты должен стараться раскрыть сердце графини, проникнуть в самые сокровенные его уголки и не останавливаться ни перед какими средствами, чтобы овладеть им. Когда она полюбит тебя, тогда станет и доверять, а это необходимо.

– Ей полюбить меня, почтенный отец? – спросил Антонио с оттенком грусти в голосе . – Если бы можно было приказывать человеческому сердцу, много горя было бы устранено на земле! Любовь является подобно прекрасным цветам, которые вызывает из недр земли солнечный луч. Она приходит раньше, чем мы успеваем подумать о ней, но не позволяет принуждать себя! Сколько тысяч людей проходит мимо нас в жизни, мы видим их, сближаемся с ними, однако ж не любим! Но вот вдруг встречается существо в этой толпе, и в душе у нас что-то дрогнет, точно от внезапного воспоминания, от предвкушения какого-то блаженства. То, чего мы не испытывали при встрече с другими, делается ясным для нас теперь, и в ту же минуту в нас рождается любовь! Это чувство, которое заставляет гореть нашу грудь в самой глубине ее, заставляет нас ликовать при каждой встрече, вздыхать при каждой разлуке, это чувство, при котором каждое ласковое слово приносит с собой надежду, каждый малейший знак равнодушия – отчаяние.

Патер Антонио говорил самозабвенно, с большим чувством, Бонифацио зорко следил за ним.

– Ты прекрасно нарисовал нам проявление любви, – сказал великий инквизитор, – любви мирской, которую, как и мы, учился побеждать и которой мы неподвластны. Зная ее так хорошо, патер Антонио, ты тем легче сможешь пробудить ее в графине Инес. Она должна любить и стать твоей союзницей, ты же должен искусно, со строгим расчетом руководить ею, тебе предстоит высшее назначение. Таким путем ты приобретешь власть в замке графа Кортециллы, а после этого получишь возможность наблюдать, кого принимает у себя граф Эстебан, и подслушивать его разговоры. Воспользуйся болезнью графини и необходимостью следить за ней. А после представишь нам отчет о том, что узнаешь. Ступай и исполняй наши приказания!

Патер Антонио вышел с поклоном.

– Или он пропал для нас, и все его слова и его покорность одна хитрость, – сказал инквизитор Бонифацио, – или он любит графиню Инес Кортециллу преступной любовью!

– Мы еще, может быть, сумеем использовать его с выгодой для себя, – отвечал великий инквизитор.

– По-моему, – заметил Амброзио, – этот Антонио – просто молодой мечтатель, гуляющий с графиней по парку, собирающий с ней цветы и заглядывающийся ночью на звезды. Такие люди бесполезны как для света, так и для церкви.

В эту минуту в соседней комнате снова раздался звонок, и дежурный брат доложил о принце и генерале Веласко. Прежде чем великий инквизитор успел ответить, дон Карлос нетерпеливо вошел в комнату, за ним следовал офицер, еще моложе него. На обоих были темные плащи и кавалерийские костюмы.

– Простите, почтенные отцы, что мы входим, не дождавшись позволения, – сказал дон Карлос, – но мы спешим!

– Мы всегда предпочитаем спокойствие и обдуманность, дон Карлос Бурбонский, – отвечал Доминго, будучи не в состоянии скрыть свое неудовольствие, – но тем не менее приветствуем вас и вашего генерала!

– Вам известно о вчерашнем покушении, почтенный брат? – спросил дон Карлос, когда дежурный монах удалился. – При этом на улице Сан-Маркос арестовали одного человека.

– Мы слышали это, принц, – отвечал патер Доминго, поднявшийся вместе с двумя другими патерами при появлении дона Карлоса.

– Но арестованный не является настоящим виновником, – продолжал последний – Это человек, поступивший ко мне на службу, и арест его крайне неприятен для меня, так как он знает слишком много и при известных обстоятельствах может выдать нас.

– Как его зовут?

– Это бывший капрал, Изидор Тристани. Его надо освободить во что бы то ни стало, и я прошу вашего совета и содействия, почтеннейшие отцы!

– Подозрение, павшее на него, тяжело, – заметил, пожимая плечами, Амброзио.

– Но он не из числа настоящих виновных, которые, однако, хорошо ему известны! Кроме того, мне надо послать его к моим войскам. Помните молодого человека, так внезапно появившегося на нашей встрече, почтенный отец? – обратился дон Карлос к великому инквизитору. – Это он и есть!

– Что можно, мы сделаем для вас, принц, – отвечал Доминго.

– Теперь перехожу к не менее важному делу! Дон Веласко, которого вы видите здесь, мой генерал, потому при нем можно говорить открыто, – продолжал дон Карлос. – Что вы решили касательно суммы, обещанной вами на военные издержки?

– Казначей будет предупрежден и выдаст вам миллион наличными, принц.

В эту минуту в коридоре вдруг послышался шум – слишком необычное явление в аббатстве Святой Марии. Великий инквизитор замолчал и сердито посмотрел на дверь, оба инквизитора тоже с неудовольствием обернулись, не зная, чем объяснить этот шум.

Но тут дверь отворилась, и в комнату вбежали три бледных монаха с выражением ужаса на лицах.

– Что такое? – с гневом вскричал великий инквизитор.

– Большая опасность, достойнейший отец, – отвечал один из монахов, в трепете бросаясь перед ним на колени. – Стены и коридоры монастыря заняты солдатами! Они требуют выдачи принца Карлоса Бурбонского!

Дон Карлос, отошедший с Веласко в сторону, вздрогнул.

– Кто осмеливается врываться в святую обитель? – вскричал великий инквизитор.

– Они требуют, чтобы их впустили и разрешили обыскать монастырь, – отвечал перепуганный монах. – Офицеры говорят, что дон Карлос Бурбонский здесь!

– Идите и отворите им ворота, – приказал великий инквизитор. – Пусть войдут.

Монахи вышли.

– Натер Амброзио, – сказал Доминго, – проводи принца в потайную комнату аббатства! А ты, почтенный брат Бонифацио, ступай вниз и наблюдай за обыском монастыря.

– Благодарю вас за защиту, достойнейший отец, – сказал дон Карлос, уходя с Веласко в боковую дверь следом за патером Амброзио.