Текст книги "Анна Австрийская, или три мушкетера королевы. Том 2"

Автор книги: Георг Фюльборн Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

– Я не могу ничего вам сказать. Я охотно готов помочь вам напасть на след вашей матери. В то время я жил в Париже, на Ночлежном дворе, близ Сены. Там я и увидел вас с матерью, но не знал, как ее зовут, кто был вашим отцом я не знаю. Вы любили играть с моей маленькой лошадкой. Увидев, что ваша бедная мать не сможет прокормить вас, а мне вы можете принести большую выгоду, я украл вас и тайком взял с собой в Бове. Больше я ничего не знаю.

– На Ночлежном острове! Может быть, мне удастся узнать там что-нибудь, – сказал Нарцисс.

На улице перед балаганом послышался шум и голоса.

– Я жил у хозяина гостиницы «Белая Голубка», – продолжал Джеймс Каттэрет, подходя к занавеске, отделявшей переднюю часть балагана, чтобы узнать, в чем там дело. – Ваша мать была знакома с дочерью хозяина. Но что это такое, зачем сюда идут солдаты пограничной стражи?

Нарцисс очень испугался. Он сразу же понял, что они ищут его.

– Ах, боже мой! – сказал он. – Я пропал, если солдаты найдут меня здесь. Они считают, что я шпион или бродяга, а между тем я хотел только найти вас и расспросить обо всем, что меня интересует. Помогите мне, а то они меня арестуют.

– Не беспокойтесь, – ответил Джеймс Каттэрет, – пойдемте скорее.

Он подошел к клеткам и поднял половину, под ней было пустое пространство, половину закрывали колеса повозки. Он пролез туда, согнувшись. Нарцисс за ним.

– Отсюда вы свободно уйдете, пока солдаты будут искать вас в балагане, – сказал Джеймс Каттэрет.

– Благодарю вас, – сказал Нарцисс.

Укротитель торопливо вернулся в балаган, вслед за тем молодой человек услышал голоса своих преследователей.

Пробираясь таким образом, он, наконец, достиг выхода и, убедившись в отсутствии своих врагов, отправился в путь. Вскоре он благополучно достиг гавани. При виде кораблей Нарцисс решил, что попросит какого-нибудь капитана взять его на свое судно в качестве матроса, чтобы бежать из гавани.

Нарцисс живо привел свой план в исполнение и вскоре получил место на корабле, уходившем в Лондон.

Однако, он понимал, что опасность еще не миновала, так как солдаты могут начать обыскивать и гавань.

Если они найдут его, – он пропал!

XIII. АННА АВСТРИЙСКАЯ ОСТАВЛЯЕТ ДВОР

Незадолго до своей смерти Мазарини осуществил все, что задумал и что считал необходимым и полезным для французского трона.

Последним его делом был Пиренейский мир с Испанией, заключенный с большим торжеством и церемониями кардиналом и испанским министром доном Луисом де Гаро 7 ноября 1639 года. В то время блеск и роскошь отличали парижский двор. Благодаря заключенному миру Франция приобретала на севере Артур, многие области во Фландрии и Люксембурге, но в общем Мазарини просчитался, думая сделать выгодными эти приобретения.

9 июня 1660 года состоялось пышное празднество. Молодой король, с ранних лет проявлявший склонность к женщинам и роскошным пирам, но далеко не преуспев в образовании и не подававший больших надежд, послушался кардинала и пожертвовал хорошенькой Олимпией Манчини. Двор сразу же отпраздновал свадьбу с непривлекательной Марией-Терезией, дочерью Филиппа IV Испанского. При блестящем французском дворе она играла самую незаметную роль, потому что была лишена не только красоты и всякой миловидности, но даже не отличалась умом и нравственными достоинствами.

Мазарини, к большому огорчению королевы-матери, Анны Австрийской, хворал, сильно страдая в последнее время. В 1661 году он стал чувствовать приближение смерти.

До тех пор Людовик XIV охотно следовал его советам и позволял ему руководить собой, но тут смерть явилась к нему как раз кстати, потому что король уже начинал тяготиться его опекой.

Мазарини оставил большое состояние, множество драгоценных книг, дорогих произведений искусства, пышные дворцы и сады. В последние годы жизни он был статным мужчиной с кудрявыми черными волосами и высоким лбом, с той мягкостью выражения в лице, которое замечают у образованных итальянцев, с манерами и невозмутимостью действующей на окружающих. Он придавал большое значение своей наружности и уделял этому много внимания.

Успех, как считали многие, всегда сопутствовал Мазарини: он жил и умер, окруженный богатством и почестями.

Племянница его Олимпия, впоследствии вышедшая за графа де Суассон, из рода савойских Кариньянов, была матерью принца Евгения. Она долго пользовалась большой милостью короля, но потом впала в немилость и уехала жить в Брюссель.

Людовик сдержал данное кардиналу обещание.

Незадолго до смерти Мазарини, он закрепил за ним и узаконил его громадное состояние в двести миллионов ливров, нажитое скряжничеством и взятками.

Большая часть этого состояния досталась маркизу де ла Мальэрэ, женившемуся на Гортензии Манчини и получившему герцогский титул.

В последние дни жизни Мазарини Людовик энергично взялся за управление государством.

При нем королевская власть достигла апогея своего могущества. Вся общественная жизнь сосредоточилась при дворе и вокруг короля.

Из его подданных только те имели какое-нибудь значение, кто пользовался его милостью. Вследствие этого главной целью короля сделалось удовлетворение своего эгоизма, своей гордости и деспотизма. А подданные старались лестью и раболепием добиваться его милостей, которые одни только могли дать им счастье и положение. Все они, как будто, отказались от мысли быть чем-нибудь для самих себя, а были чем-то только для короля, то есть, отблеском его. Каждый знак его внимания делал их счастливыми, малейшее невнимание – несчастными.

Благодаря этому королевский трон вскоре окружили все признаки развращенного двора: бесхарактерность, клевета, зависть и постепенно преградили путь добродетели, честности и добросовестности. Чтобы составить наиболее полное представление о различных сторонах долгого и блестящего правления Людовика XIV, надо обратить внимание на четыре главные черты его характера: властолюбие, тщеславие, страсть к роскоши и, как ни странно, ханжество.

Жажда власти побудила его втянуть Европу в четыре кровавые войны. Из тщеславия он перенес свою резиденцию в Версаль. В то же время его страсть к роскоши сделали Францию образцом художественного вкуса в искусстве, литературе, законодательницей моды в образе жизни. Ханжество же, иногда прорывавшееся в его достаточно безнравственной жизни, делало его характер просто нестерпимым.

Впрочем, всеми действиями этого властолюбивого монарха руководило стремление к непосредственному личному участию в делах управления страной. Это проявилось уже в том, что после смерти Мазарини он не хотел больше назначать министра-премьера, а стал принимать доклады разных министров, а решения по всем вопросам принимал единолично.

Обер-интендант Фуке, который при Мазарини почти неограниченно управлял всей финансовой деятельностью, умело брал у финансистов кредиты для государства, но при этом так нажился, что смог окружить себя большей роскошью, чем сам король, был внезапно арестован по приказу Людовика, когда возвращался от него к себе домой.

Вскоре Фуке был приговорен судом к изгнанию, а король еще ужесточил приговор, сделав его пожизненным узником одной из отдаленных крепостей.

Будучи умным и влиятельным человеком, он покровительствовал поэтам и художникам, выписывал из дальних стран экзотические растения для своих роскошных вилл и прекрасных садов. Он сделал дворянство и сановников своими вечными должниками, постоянно ссужая их деньгами. Главным поводом к такой мере относительно Фуке было именно то, что последний затмил блеском своей обстановки пышность двора Людовика, задевая тем самым гордость короля.

После Фуке врагом его был Кольбер, простой, в высшей степени трудолюбивый человек, так умно управлявший финансами в государстве, что не только добывал деньги для войн, стоивших огромных сумм, но и для блестящих празднеств, и для подкупа иностранных министров, не прибегая ни к каким насильственным мерам. Благодаря его деятельности промышленность Франции развивалась быстрыми темпами.

Вернемся, однако же, снова к прежним дням жизни Мазарини.

В феврале 1661 года кардинал переселился в Венсенский замок, чтобы там спокойно доживать свой век.

Он чувствовал приближение смерти и хотел провести последние дни в мире и спокойствии. Кроме того, его сильно мучила водянка.

Анна Австрийская не отходила от него, верно исполняла свою обязанность супруги, ухаживая за ним. Она с глубокой грустью думала о приближающейся минуте разлуки.

Королева-мать, хотя и была уже преклонных лет, но все еще не утратила былой красоты.

Мазарини чувствовал ее любовь и доброту и от души был благодарен этой женщине за все, что она для него сделала и которая была его тайной женой.

Он терпеливо, без жалоб и стонов переносил страдания – близость и любовь Анны Австрийской смягчали их.

В первых числах марта кардинал почувствовал, что смерть приближается. Как только Анна Австрийская вошла к нему, он отослал камердинеров и остался с ней наедине, чтобы проститься без свидетелей.

– Все мои дела устроены, – начал он слабым, голосом, – я вынужден покинуть этот мир, предоставляя другим неблагодарное дело управления государством, которое так долго нес на своих плечах! Если бы ты не награждала меня столь щедро своей привязанностью, то моя жизнь не имела бы для меня смысла.

– Я старалась облегчить тебе тяжесть твоих обязанностей и украсить твою жизнь, полную забот, дорогой друг! Мне всегда было приятно сознавать, что я являюсь для тебя наградой за твои труды.

– Твоя доброта, любовь и забота всегда были единственными светлыми лучами моей жизни. Меня упрекают, что я нажил богатства, ах, Анна! Разве они вечны? Нет, нет, одна только твоя самоотверженная дружба была моим наслаждением в жизни. Я умираю, прими мою душевную благодарность за все, что ты сделала для меня! Я не заслужил такой любви, я не был достоин тебя, но ты не хотела ни благодарностей, ни восхищения тобой, ты хотела только сделать меня счастливейшим человеком, да благословит тебя Бог, благороднейшая женщина! Ты так возвышенна, что даже теперь, в мой последний час, я готов упасть к твоим ногам и сказать тебе, как я люблю и уважаю тебя, как преклоняюсь перед твоей добротой и величием твоей души.

– Ты слишком сильно хвалишь меня, друг мой. Я только исполняла веление моего сердца. Неужели мне придется расстаться с тобой, остаться одной в этой несовершенной жизни, в которой так мало истинных радостей, так много борьбы и лишений! Меня называют королевой, мне завидуют… ах, если бы люди знали, что часто прячется под порфирой, что нам приходится скрывать за улыбкой, тогда они перестали бы мне завидовать.

– Я знаю горе твоего благородного сердца, Анна. Мне пришлось узнать все твои тайны. У тебя болит сердце по тому бедняжке, которому суждено провести всю свою жизнь в заключении на далеком острове! Но не ты в этом виновата! Ты не властна приказывать судьбе, которая заставила тебя нести эту тяжелую ношу уже только потому, что у тебя сильная душа. Ты правду говоришь – ты беднее и несчастнее каждой твоей подданной, имеющей своих детей, каждая женщина может любоваться всеми своими детьми и всем им отдает свою нежность и любовь. Но и ты найдешь покой и мир, когда-нибудь, Анна!

– Я уже решила свою судьбу, – твердо ответила Анна, – после пережитого я не хочу видеть придворного блеска и празднеств.

– Как? Ты хочешь уйти, чтобы жить в уединении?

– Я хочу отдаться своему горю, оставить свет, я ищу мира и покоя, дорогой мой друг. Меня не занимает уже шумная придворная жизнь. Я уйду в монастырь и предамся молитвам.

– В монастырь, Анна?

– Да. Я буду молиться за моего несчастного сына, участь которого я не могу изменить, – примирюсь с прошлой жизнью и в этом буду искать отраду. Эта мысль благотворно действует на меня!

– Не стану отговаривать тебя, Анна, если это принесет тебе утешение! Дай Бог, чтобы в твоей новой жизни ты обрела душевный покой, который ты так заслуживаешь. Молись в своем святом уединении и за твоего друга, который уходит раньше тебя и призывает к тебе благословение Божье! Последний вздох мой, последнее слово, – будет словом любви и благодарности к тебе!

– Я много буду думать о тебе, часто переноситься к тебе душой, – ответила она. – Благодаря твоему спокойному, мягкому характеру я чувствовала себя счастливой в последние годы. Дай Бог тебе за это легкий конец. И в монастырском уединении я буду готовиться к смерти, просить у Бога прощения за все, что по своему легкомыслию делала в прошлом.

– Да сохранит и направит Бог короля, чтобы он сделал Францию счастливой! – сказал Мазарини, – уже вчера я простился с ним и умираю спокойно, он теперь в таком возрасте, что сам может обо всем судить и все решать. Силы начинают изменять мне, пульс бьется все медленнее, Господь призывает меня, Анна! Прощай… Молись за меня.

Королева-мать наклонилась к Мазарини и тихонько поцеловала его в лоб. Он крепко прижал к губам ее руку и еще раз с благодарностью взглянул на нее.

Анна Австрийская удалилась.

Затем подошли две племянницы кардинала.

9 марта Мазарини в последний раз принял причастие и после тяжелой агонии скончался. Его последними словами были слова благословения и благодарности королеве.

Она, не сдерживая слез, льющихся по щекам, стояла у тела любимого человека.

Разлука с ним была очень тяжела для нее.

Его положили в гроб й отнесли в Луврскую капеллу.

В день его похорон назначено было и прощание Анны Австрийской со двором.

Королева-мать удалилась в монастырь Ван-де-Грас, о котором она очень много заботилась. Монастырь с радостью принял в свои стены убитую горем королеву-мать.

Анна Австрийская сообщила об этом заранее настоятельнице и благочестивые сестры, принадлежавшие в большинстве своем к знатнейшим фамилиям государства, почитали за великую честь и радость принять в свою среду королеву.

Наступил день похорон Мазарини, на которых должен был присутствовать весь двор.

Анна Австрийская уже сообщила сыновьям, что она в этот день простится с двором и оставит свет.

Молодой король и его младший брат, герцог Орлеанский, не пытались отговаривать королеву-мать от ее решительного намерения.

Громко, торжественно зазвонили колокола. Двор отправился в Луврскую капеллу, где перед алтарем стоял обитый черным гроб Мазарини.

Вся церковь сияла огнями и была наполнена ароматными курениями. Но вот вошли король Людовик и его брат со своей блестящей свитой. За ним вошла Анна Австрийская со своими дамами и совершила краткую молитву.

Священник начал отпевание.

Когда обряд кончился, в капеллу торжественно вошли монахини монастыря Ван-де-Грас, со свечами в руках, неся на шелковых подушках покрывало для королевы-матери.

Анна Австрийская, отойдя от гроба, подошла к благочестивым сестрам и громко, торжественно объявила, что прощается со двором и уходит в монастырь. Она простилась с королем и герцогом Орлеанским, потом с тремя мушкетерами, которые так верно служили ей, и поручила заботу о них своему сыну, затем простилась с дамами, одна Эстебания уходила вместе с ней, чтобы постоянно при ней оставаться.

Простившись со всеми, королева с радостным выражением лица, взглядом прося у Господа благословения на новую жизнь, взяла покрывало. Послышались тихие рыданья. Дамы не могли сдержать слез.

Анна Австрийская обратилась к ним с ласковым утешеньем.

– Я ухожу в обитель мира, следую высокому, святому влечению сердца, – сказала она, – и мне не тяжело прощанье. Не надо вас уверять, что я часто буду посылать благословение моему августейшему сыну и его брату герцогу Орлеанскому и всем, кто мне близок и дорог. Я часто буду с ними мысленно. Не слезами надо провожать меня в монастырь Ван-де-Грас, – напротив, я и все, кто меня любит, должны радоваться, потому что я иду навстречу новой жизни – покоя и молитвы! Прощайте все! Сохраните добрую память о королеве Анне Австрийской! А вы, сестры мои, примите меня в свою обитель, я иду к желанной цели и буду готовить свою душу к вечности!

XIV. ГЕНЕРАЛ Д'АЛЬБИ

– С какими известиями явился офицер? – спросил молодой король дежурного камергера, стоявшего перед ним в почтительно согнутой позе.

– Офицер привез известия о… – камергер боязливо замялся. Он хотел сказать: «О смутах на юге», но удержался и продолжал: «О делах на юге Франции, ваше величество». Но он хочет лично рассказать вам.

– Просите его, посмотрим, что он расскажет. Там, говорят, неспокойно, какие-то смуты, причины которых до сих пор никто не мог мне объяснить. Может быть этот офицер скажет, что там происходит, тогда можно будет, по крайней мере, найти средство усмирить бунт.

Офицер вошел и поклонился.

– Кто вас прислал? – коротко спросил король.

– Господин губернатор острова Святой Маргариты, Сен-Марс, – ответил офицер.

– В чем дело? Что вы хотите мне передать?

Я прислан доложить вашему величеству, что крестьяне и граждане острова грозят восстанием, губернатор в затруднительном положении и не знает, как поступить. Он просит инструкций.

– Восстание? – повторил король, – что же хотят эти люди?

Офицер молчал.

– Разве беспорядки так серьезны, что мне докладывают о них? – продолжал король, – почему не постараются справиться сами? Разве не известно, что когда мне сообщают о подобных вещах, я должен прибегать к очень энергичным, репрессивным мерам? Я очень неохотно применяю их, понимаете?

Если бы опасность не была очень серьезной, губернатор Святой Маргариты не решился бы доводить это до сведения вашего величества.

– Так беспорядки усиливаются?

– До сих пор восстали только жители острова, а теперь к ним присоединились и жители прибрежных мест. Губернатор в опасном положении, он погибнет, если не получит от вашего величества помощи и распоряжений.

– Чего требует народ?

– Дело идет об арестанте, которого губернатор прячет на острове.

Людовик испугался, но быстро переломил себя.

– О государственном арестанте? – повторил он, – что это значит?

– Народ хочет освободить его, они называют его «Железная маска».

– Что это за прозвище?

– Губернатор счел нужным надеть на своего арестанта железную маску, а некоторые из жителей видели его в этой маске и прозвали Железной маской.

– Губернатор исполнял мое приказание, – сказал король. Островитяне очень безрассудно поступают, громко выражая свое сочувствие и задумывая противиться. Это надо пресечь! Поезжайте туда и скажите губернатору, чтобы он сначала предостерег бунтовщиков, а если они не послушаются, пусть употребит силу.

– Незначительные силы, которыми располагает губернатор, ваше величество, не позволяют ему начать борьбу. На острове Святой. Маргариты всего сто человек швейцарцев, большая часть которых на стороне мятежников. Каждый день ждут, что толпа нападет на губернаторский дом и освободит арестанта.

– Если так, то он получит немедленную помощь, – ответил Людовик, – можете ехать к нему и передать это.

– А пока пусть защищается до последней возможности и не допускает никаких сношений между арестантом и мятежниками. Постарайтесь, чтобы народ не увидел заключенного. Понимаете? – Офицер поклонился.

Людовик знаком показал ему, что он может уйти и позвонил.

Вошел адъютант.

Попросите ко мне графа Фернезе! – сказал король. Оставшись один, Людовик угрюмо остановился посреди комнаты.

– Непредвиденная опасность, – говорил он про себя, и мне надо во чтобы то ни стало отразить ее. Бог свидетель, я и в мыслях не имел мучить этого несчастного. Обстоятельства и сумасбродства мятежников принуждают меня действовать строго, чтобы предотвратить опасность. Очень может быть, что уж есть догадки на счет его происхождения.

Монолог короля был прерван вошедшим каноником в черном костюме духовного. Он поклонился.

– Я звал вас к себе, граф Фернезе, чтобы переговорить о деле, которое вам известно, – сказал Людовик. – Я говорю о несчастном арестанте губернатора острова Святой Маргариты, вы ведь знаете…

– Мне известна эта тайна, ваше величество.

– Я сейчас получил донесение, – продолжал король, – что восстание становится все опаснее, мятежники хотят освободить арестанта. Зная, что могу положиться на ваши советы, я хотел спросить, не можете ли вы указать человека, который сумел бы устроить это дело?

– Могу, ваше величество.

– Поручитесь за него?

– Поручусь, ваше величество! – уверенно ответил граф Фернезе.

– На этого человека можно положиться?

– Он, отчасти, знает тайну, следовательно, можно, ваше величество.

– Знает? Как так? – скороговоркой спросил Людовик, – кто же ему открыл ее?

– Ее величество, – ответил граф.

– Королева-мать?

– Да, ваше величество! Как-то раз нужно было достать сведения относительно этого мальчика и ее величество поручила это дело…

– Мушкетерам, вы хотите сказать, – перебил король?

– Точно так, ваше величество. И я рекомендую в настоящую минуту виконта д'Альби.

– Виконт д'Альби… помню… он все еще только мушкетер?

– Да, ваше величество, все еще мушкетер, хотя и оказал двору и государству очень важные услуги.

– Это похоже на упрек.

– Я только отвечаю на вопрос относительно мушкетера д'Альби. Этих офицеров обошли наградами.

– Но они, без сомнения, найдут случай напомнить о себе, – сказал Людовик. – Вы знаете виконта?

– Мы с ним приятели, ваше величество.

– А, так я понимаю, почему вы его рекомендуете!

– Позволю себе сказать, ваше величество, что не рекомендовал бы, если бы не был убежден, что он оправдает мою рекомендацию.

– Так, пожалуйста, попросите ко мне виконта и как можно скорее. Есть важные причины, все нужно совершить быстро и без малейшей огласки.

– Виконт исполнит поручение вашего величества быстро и искусно. Я сейчас пришлю его.

Каноник поклонился и вышел.

Король перешел в соседнюю комнату, где находились секретари и несколько адъютантов.

Он подписал несколько бумаг, принял два-три доклада и через час вернулся к себе.

На его звонок вошел камердинер и доложил, что мушкетер д'Альби ждет в приемной.

Король попросил его зайти. Раньше он часто встречал этого красивого офицера в приемной королевы-матери. Виконт понравился ему.

– Вы виконт д'Альби?

– Точно так, ваше величество, мушкетер ее величества королевы!

– Вы получили это почетное звание от моего августейшего отца… теперь оно уже не имеет значения.

– К сожалению, ваше величество, и ее величество оставила двор!

– Я вознагражу вас за потерю – дам вам полк.

– Позволю себе спросить, ваше величество, одному ли мне будет дано повышение?

– Что вы этим хотите сказать, мушкетер?

– Я позволяю себе этот вопрос, ваше величество, думая о своих двух товарищах.

– Как их зовут?

– Маркиз де Монфор и барон де Сент-Аманд.

– У вас, быть может, и еще есть друзья? – спросил Людовик, усмехнувшись.

– Только эти двое, ваше величество, они больше меня заслуживают награды.

Так я им, разумеется, тоже должен дать полки?

– Приношу вашему величеству глубочайшую благодарность от себя и от них.

– Вы, я слышал, опытный военный, я поручу вам дело, которое покажет также, по силам ли вам ваше новое звание.

Этьенн невольно улыбнулся.

– Вы смеетесь… – сказал король, – вы очень уверены в себе, но вы еще не знаете, в чем состоит дело, которое я хочу вам поручить.

– Мне очень интересно узнать, ваше величество.

– Мне донесли о восстании на юге моего королевства, это восстание становится угрожающим, жизнь губернатора острова Святой Маргариты в опасности. Слышали вы об этом?

– О восстании ничего не слыхал, ваше величество.

– Но обстоятельства на острове нам известны. Вы можете говорить, не стесняясь.

– Я знаю, что господину Сен-Марсу поручен надзор за молодым государственным арестантом.

– Которого, как я слышал, вы когда-то имели случай видеть.

– Точно так, ваше величество, нам дано было секретное поручение съездить в Пиньерольский замок.

– Причина восстания – именно этот несчастный арестант, участь которого не в моей власти изменить… Островитяне хотят освободить его. Но этого нельзя допустить. Восстание должно быть подавлено, губернатор и его заключенный должны быть избавлены от угрожающей им опасности. Вы уверены, что сумеете выполнить это щекотливое поручение, полковник д'Альби? Я наделяю вас для этого неограниченными полномочиями и вполне полагаюсь на вашу опытность и умение.

– Надеюсь, что ваше величество будет довольны мной!

– Мне хочется, чтобы все было сделано, как можно тише, без огласки и шума, понимаете? Чем скорее вы явитесь на место, тем вам легче будет выполнить мое поручение.

– Я сию же минуту отправлюсь, ваше величество!

– В провинции вы можете взять столько солдат, сколько вам понадобится, – сказал король, – я дам вам письменный приказ.

– Мне кажется, ваше величество, войска тут не понадобятся.

– Вы недооцениваете опасность восстания, полковник д'Альби. Оно приняло огромные размеры, мятежники готовы напасть на губернаторский дом.

– Все может быть, ваше величество, – ответил с невозмутимым спокойствием д'Альби, – но большие войска не всегда нужны в таких случаях. Тут гораздо важнее умение примениться к обстоятельствам.

– Я вполне предоставляю все действия на ваше усмотрение, – сказал Людовик, – надеюсь, что вы выведете меня из этих тяжелых обстоятельств. Чем меньше вы будете поднимать шума, тем лучше. Есть у вас деньги?

Д'Альби смущенно замялся.

–г– Деньги – это наш камень преткновения, – ответил он. – Жалованья слишком мало – едва хватает на обмундирование.

– Так возьмите из казны, сколько нужно… не берите слишком мало, слышите? Об этом мы, впрочем, поговорим подробнее, когда вы вернетесь. И ваши товарищи тоже в стесненных обстоятельствах?

– Маркиз де Монфор очень богат, барон де Сент-Аманд также вступает во владение своими родовыми имениями, так как отец его умер, – ответил Этьенн.

– Хорошо, пока пусть все остается по-прежнему, а когда вернетесь, напомните мне об этом.

– Это щекотливая вещь, ваше величество, – заметил, улыбаясь, д'Альби.

– Ну, я сам буду помнить. Вы нравитесь мне, полковник, постарайтесь хорошенько исполнить мое поручение.

Этьенн поклонился. Людовик благосклонно кивнул ему головой.

– Это может придать делу совсем другой оборот, – раздумывал наш приятель, уходя, – а для нас может иметь большое значение. Сейчас сообщу маркизу о его назначении, но прежде всего нужно получить полномочия и деньги. Путь далекий да и денег немало придется истратить.

Виконт зашел к казначею, взял несколько сотен блестящих золотых монет, расписался в получении и отправился в канцелярию, где получил бумаги, уже приготовленные по приказу короля.

Все было уже готово к отъезду. Через несколько часов можно было выезжать.

Виконт отправился в замок маркиза.

Ему не сразу отворили. Наконец, за воротами послышались шаги, но вместо кастелянши перед ним появился старший садовник, пропустивший его с добродушной улыбкой.

– Вы сегодня отворяете? – с удивлением спросил Этьенн.

– Да, господин виконт, сегодня мне все приходится делать здесь, во дворе, – ответил старик.

– Отчего это? – спросил Этьенн, идя с ним к порталу.

– Госпоже кастелянше некогда, – ответил старик. Видно было что он чего-то не договаривает.

– А, но маркиз дома?

– Хозяин дома, как же! Я доложу о вас, господин виконт.

– Не надо, дядюшка, я пройду и без доклада.

– Да, только… – замялся садовник.

– Господи, да что такое случилось? – спросил, наконец, Этьенн.

– Не знаю… но… уж лучше я сообщу.

– Да не беспокойтесь, успокаивал его виконт, – вам отвечать за это не придется, впустите меня, маркиз не будет на вас сердиться.

– Но госпожа кастелянша строго приказала…

– Никого не пускать? – договорил за него Этьенн, – ну для меня сделают исключение.

– Конечно, конечно, господин виконт, пожалуй, что и так, – ответил старик с невероятно смущенной улыбкой, которая была очень комична.

Этьенн поднялся на лестницу.

Что такое происходит в замке? Неужели в жизни трех мушкетеров опять случилось что-нибудь особенное?

У Милона умер отец, и он уже несколько месяцев жил в своем унаследованном поместье. Д'Альби произвели в полковники и он собирался сообщить своим двум старинным приятелям, что они также произведены. Что же случилось с маркизом?

Этьенн непременно должен был разузнать об этом новом событии. Поднявшись в верхний коридор, он встретил старую Ренарду – бледную и встревоженную.

Она как будто удивилась приходу виконта.

Этьенн непринужденно и ласково, по обыкновению, поклонился ей.

– Что с вами, госпожа кастелянша? – спросил он, зная, что Ренарду ничем нельзя было лучше подкупить, как этим почетным званием.

– Ах, Боже мой! Господин виконт… только и проговорила она, всплеснув руками.

– Да что случилось? – спросил Этьенн.

– Вы, конечно, хотите видеть маркиза?

– Да. Мне сказали, что он дома.

– Дома, дома…

– Маркиз не болен?

– Сам-то он здоров… – ответила Ренарда.

– А! Понимаю, значит маркиза захворала?

– В последнее время госпожа маркиза очень переменилась, вдруг стала молчаливой, все плакала… Потом у нее открылась горячка. Она все время бредит, говорит о маленьком Нарциссе, о Ночлежном острове, о пожаре… Просто жалко смотреть, как она мучается.

– Жаль бедного маркиза.

– Да, это правда, господин виконт! Но войдите, пожалуйста, и минуточку подождите, я позову маркиза, а сама пока посижу с больной.

Этьенн вошел.

Вслед за тем появился и маркиз.

За последнее время он сильно изменился. Горе прошлого, заботы о Магдалене заставили поседеть его раньше срока.

Но у него была все та же горделивая осанка, спокойные манеры и добрый ласковый взгляд, хотя более зоркий наблюдатель сейчас же подметил бы в нем тайное страдание.

Он улыбнулся виконту тихой, приветливой улыбкой и протянул ему руку.

– Как я рад тебе, – сказал он, – мы так давно не виделись.

– Я только сейчас узнал, почему тебя не было видно, бедный друг, – ответил Этьенн. У тебя новое горе!

Магдалена очень больна, – сказал маркиз.

– Есть, однако же, надежда на выздоровление?

– Доктор говорит, что эта болезнь окончательно решит ее участь. Она сильно страдает, и я сомневаюсь в выздоровлении.

– Положись на волю Божью, друг мой, я знаю, ты все сделаешь для того, чтобы спасти Магдалену. А я пришел проститься с тобой ненадолго.

– Ты уезжаешь из Парижа?

– По приказу короля. Меня командируют на юг по одному делу. Кроме того, я принес тебе приятное известие.

– Скажи, пожалуйста, что-либо приятное для меня теперь большая редкость.

– Король производит тебя, Милона и меня в полковники, так как титул мушкетеров королевы теперь уже не имеет значения.

На лице маркиза сверкнула радость.

– Это будет последним отличием в моей жизни, – сказал он, – но оно меня все-таки радует.

– Ты хочешь подать в отставку?

– Еще ничего не решил.

– Ну, да все будет зависеть от исхода болезни. Будем надеяться на хорошее. Когда я вернусь, все будет решено. Первый раз я уезжаю по делам без тебя и Милона.

– Он еще не вернулся. А слышал ты о предсмертном признании и духовном завещании герцога д'Эпернона?