Текст книги "Любовь и жизнь леди Гамильтон"
Автор книги: Генрих Шумахер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
– Ты что-то от меня скрываешь, Том!
Он старался не смотреть на нее.
– Что мне скрывать? Но ведь со мной может стрястись всякое. Мы, моряки, часто зависим от случая. А тогда, если у вас будет хоть какое-то обеспечение, останься вы одна…
Эмма схватила его за руку.
– Одна? Ты и правда боишься только воды и ветра? Ты мне не доверяешь, Том, иначе ты бы сказал правду. Но я думаю, что и так ее знаю. Ты не чувствуешь себя в безопасности, ты боишься капитана-вербовщика, Том. Ты опасаешься, что фокус с рукой тебе не поможет, и наступит день, когда ты попадешь ему в лапы. Это так, Том? Будь откровенен.
Он хрипло рассмеялся.
– Да, они так и шныряют вокруг меня. Я уже дважды видел длинного боцмана у нашего дома. Только что, когда я сворачивал в переулок, я наткнулся на него. Он меня выслеживает.
Она побледнела, и рука, сжимавшая его руку, задрожала.
– Ты должен уехать, Том, оставить Лондон. Вернись к заливу Ди. Там ты знаешь все укромные уголки, да и рыбаки спрячут тебя. Слышишь, Том?
Он медленно повернулся к ней и посмотрел на нее преданными глазами.
– А вы, мисс Эмма? Что будет с вами?
Она в замешательстве отодвинулась.
– Я должна быть здесь, Том. Ты же знаешь, я не могу иначе.
Он грустно кивнул.
– Да, для человека возможно лишь то, что хочет сердце. Но и я – не могу я уехать отсюда, пока не буду знать, что вы в безопасности.
– А если бы я была в безопасности?
– Вы обещаете позвать меня, если окажетесь в беде?
– Да, обещаю, Том. А завтра пойду к мистеру Гибсону.
– Завтра воскресенье, я могу пойти с вами и взглянуть на мистера Гибсона. Можно, мисс Эмма?
Тронутая его заботой, она улыбнулась ему.
– Хорошо, Том. Завтра.
Он вздохнул как бы с облегчением. Затем поправил рукав, и Эмма увидала, как он повесил на пояс нож. Ее охватил смертельный ужас. Она бросилась к Тому и прижалась к нему.
– Не ходи, Том! Вдруг они нападут на тебя! Останься здесь!
Он внимательно посмотрел на нее; что-то вроде тени улыбки прошло по его серьезному лицу.
– Вы и в самом деле боитесь за меня, мисс Эмма?
Она, как бы пробудившись, протерла глаза. Не Овертон ли это стоял перед ней только что? Овертон, который намерен ее покинуть, чтобы страх разорвал ей сердце? Но это был всего лишь Том.
– Разве мне нечего бояться, Том? – проговорила она в смущении. – Разве ты не единственный мой друг на всем белом свете?
Улыбка в его глазах погасла.
– Не бойтесь, мисс Эмма, – сказал он глухо. – Я держу ухо востро. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Том.
Больше она его не удерживала. Она отпускала его в ночь, навстречу опасности. Быть может, навстречу смерти – потеря свободы была для него равносильна гибели. И все-таки она его отпускала.
Она знала, что, если бы он остался, она не смогла бы устоять перед взглядом его печальных вопрошающих глаз. Из сострадания, наполнявшего ее сердце, она поддалась бы слабости. Она посвятила бы себя ему, думая о другом, тоскуя о другом. Ведь его она не любила.
Но если бы на него теперь напали, она не раздумывая бросилась бы между ним и грозящей ему опасностью. Она готова была умереть за него. Причудливое, загадочное чувство.
Ей показалось невыносимо душно. Она подбежала к окну, распахнула его и прислушалась. Ничто не говорило об опасности. И все-таки она внезапно высунулась из окна и окликнула Тома. Если бы он вернулся…
Неужели она все-таки любила его?
Он уже не услыхал ее. Звук его шагов затих вдали. Вокруг царила тишина. И в этой гнетущей тишине она стояла и думала, думала…
Глава десятая
Прежде чем войти в сад «Лебедя Эйвона», Эмма еще раз обернулась, чтобы взглянуть на улицу. Она все время опасалась нападения. Но не увидала ничего подозрительного. Вокруг царил мир и покой воскресного утра. Голубоватый дым поднимался из труб далекого города, лениво покачивались корабли на Темзе, на берегу почти никого не было видно. Лишь один человек медленно шел со стороны города, его белая соломенная шляпа блестела на солнце. Время от времени он резким движением бросал на тянувшееся вдаль дороги поле камень, который всякий раз норовила схватить его изящная, белая в желтых пятнах левретка, радостно прыгавшая вокруг хозяина.
Успокоившись, Эмма улыбнулась Тому, и они прошли по тенистой аллее, которая мимо рядов столов и стульев вела к дому. Здесь под навесом с важным видом сидела полная женщина. Она вязала чулок, на ней были крупные золотые часы на тяжелой цепочке, пальцы были унизаны кольцами с блестящими камнями, а на тщательно причесанных волосах красовался величественный убор из перьев.
– Что господам угодно? – спросила она низким голосом, в то время как ее глаза изучали Эмму. – Я миссис Гибсон, владелица. Роль в «Ромео и Джульетте»? К сожалению, все уже заполнено. Жаль, вы очень красивы, дитя мое. Как вас зовут?
– Эмма Лайен, мэм.
– А джентльмен? Он тоже претендует на роль? Но у него только одна рука! Это ваш брат, мисс Лайен?
Том немного смутился.
– Я ее кузен. Том Кидд, мэм! Мисс Эмма находится под моей защитой.
Миссис Гибсон улыбнулась, опустив уголки губ.
– Прекрасно, сударь! Молодой девушке в Лондоне это необходимо. Я это ценю, и мистер Гибсон также это ценит. Мистер Гибсон придерживается твердых моральных принципов, в театре это редкость. В этом отношении вы можете быть совершенно спокойны, мистер Кидд. Но, как я уже сказала, все женские роли розданы, и хотя мисс Лайен была бы значительно более красивой Джульеттой, чем та молодая дама, которая назначена на эту роль, но изменить что-либо уже невозможно.
Она замолчала, глядя на вход в сад, куда ворвалась пятнистая левретка.
– Извините меня, но это гость, которого я должна встретить.
– Мисс Эмма готова согласиться и на меньшую роль, – с горечью сказал Том. – Она хочет стать актрисой и ищет возможности как-то начать.
Дама нетерпеливо нахмурила брови и указала на дверь в стене дома.
– Если вы не верите мне, спросите самого мистера Гибсона. Он в театральной конторе. Однако ничего другого и он вам не скажет.
И она торопливо пошла по аллее. Впереди нее бежала левретка навстречу джентльмену, который стоял на улице, как бы не решаясь войти. Он стоял вполоборота под деревом, и на его белую шляпу падала тень листвы.
* * *
Мистер Гибсон стоял у бюро, за которым его маленькая хрупкая фигура была еле видна. В ответ на вопрос Эммы он поднял брови своего птичьего личика так высоко, что они скрылись под его длинными, тщательно причесанными волосами.
– Разве миссис Гибсон не сказала вам, что все вакансии заполнены? – Он посмотрел на Эмму, насторожился и поспешно вышел из-за бюро. – У вас чудесные волосы, мисс, редкого темно-рыжего цвета, но они плохо причесаны. Сядьте, пожалуйста.
Он щелкнул пальцами правой руки, как будто отшвырнув что-то, и принес стул, на который усадил Эмму. Прежде чем она успела выразить протест, он распустил ее волосы и начал их причесывать.
– У вас волосы Венеры, – приговаривал он. – Если вы будете играть Джульетту, я в сцену на балконе вставлю несколько стихов для Ромео о сверкающем потоке ваших волос. Я их причешу так, что Ромео достаточно будет вынуть одну шпильку, чтобы заструилась эта блестящая волна. Номер, который будут вызывать на бис. Сиддонс умрет от злости, а мой приятель Гаррик ангажирует вас для театра Друри-Лейн. Что вы намерены внести за Джульетту, мисс?
Эмма удивленно на него посмотрела.
– Внести? Я не понимаю…
Он сочувственно улыбнулся.
– Вы еще никогда не играли в театре? Это мой закон: за честь играть под моим руководством вносится небольшая сумма. Цены зависят от размера и значения ролей.
– Надежное дело, – сказала Эмма насмешливо. – Сколько же стоит Джульетта?
– Джульетта в пьесе главная роль. В ней есть все, что требуется самой тщеславной актрисе. Одни лишь сцены на балконе стоят пятнадцать шиллингов, столько же – снотворное, пробуждение в склепе минимум десять. И затем восхитительная сцена смерти, эффект за эффектом – все вместе три фунта[17].
Возмущенная, Эмма встала:
– Три фунта! И еще костюм. Или его дает дирекция?
Мистер Гибсон поднял брови.
– Она его дает, но только на прокат. Джульетта стоит фунт. Да и роль я не дам меньше чем за четыре фунта. Я должен буду вернуть теперешней исполнительнице те три фунта, которые она уже внесла.
– Так что перемена актрисы дала бы вам еще один фунт. Похоже, у вас удивительный театр, все платить, то что вы им даете взамен?
Мистер Гибсон выпрямился и засунул правую за жилет.
– Себя! – сказал он торжественно. – Я разучиваю с ними роли.
Эмма весело рассмеялась.
– А также причесываете их, не правда ли? Бьюсь об заклад. Том, что мистер Гибсон по профессии парикмахер, а миссис Гибсон – костюмерша. Идем, не стоит затруднять мистера Гибсона.
Они направились к выходу, но в это время вошла миссис Гибсон. Продолжая вязать чулок, она любезно улыбнулась Эмме.
– Договорились с мистером Гибсоном, мисс Лайен? Дает он вам роль Джульетты?
Эмма пожала плечами.
– Он потребовал четыре фунта. За разучивание роли, которую я знаю наизусть. Я видела в ней миссис Сиддонс и уж, наверно, сыграла бы не хуже.
Не хуже, чем миссис Сиддонс? Миссис Гибсон была явно восхищена. Это меняет дело. Если бы мистер Гибсон знал это, он ни в коем случае не потребовал бы у нее денег за обучение, как у тех дамочек, которые являются с улицы и хотят играть в театре, не имея об этом ни малейшего понятия. Ученица миссис Сиддонс! Мистер Гибсон должен незамедлительно ангажировать мисс Лайен. С первого взгляда было ясно, что у нее большой талант, А для театра «Лебедь Эйвона» это прекрасная реклама, если новая звезда начнет свое славное восхождение именно здесь.
Она пристально посмотрела на мистера Гибсона, как будто не могла понять его слепоты, и попросила Эмму и Тома минуту подождать. Затем прошла с мистером Гибсоном в соседнюю комнату для краткого совещания. Когда они вернулись, Гибсон устроил экзамен. Он велел Эмме сыграть вторую сцену на балконе и подавал ей реплики своим тонким птичьим голоском. Миссис Гибсон сопровождала действие кивками, возгласами «браво!» и аплодисментами. В завершение она встала и, растроганная, обняла Эмму.
– Чудесно, мисс Лайен! Вы станете великой артисткой. Посмотрите на мистера Гибсона. Теперь и он убедился, что вы принесете славу «Лебедю Эйвона».
Птичье лицо мистера Гибсона светилось восторгом. Он не мог передать своего восхищения и чувствовал себя счастливым, что ему выпало на долю ввести Эмму в мир славы. Денег за роль он с нее не возьмет, а костюмы предоставит ей даром. Более того, он готов в течение всей приближающейся зимы обеспечивать ее бесплатно квартирой и питанием и назначить ей месячное жалованье в размере четырех фунтов, если она обязуется три раза в неделю играть Джульетту, Офелию или Дездемону.
Непрерывно разговаривая и строя планы Эмминого будущего, он составил контракт. Он хвалился самой тесной связью с Гарриком и с прославленным писателем и директором театра Шериданом. И как только Эмма обретет необходимый опыт, ему ничего не будет стоить достать ей такое место, на которое она вправе претендовать по своему таланту и красоте.
Первоначальные сомнения Эммы исчезли. Она слыхала об удивительном жизненном пути некоторых художников и не находила ничего противоестественного в прежней профессии мистера Гибсона. Когда он положил перед ней готовый контракт, она подписала его без колебаний.
– Итак, мадам, я готова, – обратилась она при прощании к миссис Гибсон. – Когда я могу прийти?
– Оставайтесь сразу – проговорила миссис. Гибсон почти нежно. – Ведь вы же принимаете предложение мистера Гибсона и перебираетесь к нам?
Эмма хотела выразить согласие, но Том ее опередил.
– Простите, мадам, – сказал он, как всегда, рассудительно. – Мы уверены, что вы хотите добра. И все-таки, наверно было бы лучше, если бы мисс Эмма сперва поближе познакомилась со здешними условиями. Она в Лондоне чужая и еще не очень хорошо его знает. Я здесь единственный знакомый ей человек, ее единственная защита. Поэтому если вы разрешите уводить ее отсюда по вечерам… может быть, это излишняя предосторожность, но вы ведь не поймете меня превратно?
Миссис Гибсон бросила свое вязанье на стол и, схватив руку Тома, крепко ее пожала.
– Превратно? Вы прекрасный человек, мистер Кидд, превосходный молодой человек. Приходите сюда, как только пожелаете. Вас всегда будет ждать стакан рома пли пинта теплого пива. Я уверена, что, когда вы с нами поближе познакомитесь, вы скажете: «Миссис Гибсон, я вам доверяю! Возьмите к себе это сокровище, у вас оно будет в полной сохранности!» Вот как вы мне скажете, мистер Кидд, и передадите в мои руки эту драгоценность. А я… ах. Боже мой, мне всегда хотелось иметь дочь, такое милое дитя как мисс Лайен. Если бы вы позволили мне, мисс Лайен, хоть в малой мере заменить вам мать, я была бы счастлива. Я бы так вас любила!
Ее голос дрожал от волнения и, заключив Эмму в объятия, она нежно поцеловала ее в лоб.
* * *
Всю следующую неделю Том ежевечерне приводил Эмму домой. Теперь, когда приближалось расставание, его заботы о ней удвоились.
Однако ничто не давало повода для опасений. Миссис Гибсон и директор осыпали Эмму ласками, и в конце концов Том согласился на то, чтобы она после первого спектакля перебралась в «Лебедь Эйвона». Он потребовал, однако, держать это решение в секрете от миссис Гибсон; он не хотел опережать события и собирался известить ее в последний момент.
Эмма не испытывала ни малейшей тревоги по поводу спектакля. Она не могла понять того беспокойства, которым были охвачены ее партнеры. Она чувствовала, как от репетиции к репетиции растут ее силы и уверенность, и ее наполняла горячая радость. В перерывах она смеялась и шутила, а когда теплыми ночами она шла рядом с Томом домой, ей казалось, что ее несет над землей восхитительное ожидание чего-то чудесного; ощущение полета на легких белых облаках в бесконечно чистом воздухе, который она с величайшим наслаждением вдыхала.
Поведение мистера Гибсона было для Эммы тем неиссякаемым источником, из которого она черпала свои веселые выдумки и насмешки. Театр «Лебедь Эйвона» располагал одной-единственной декорацией – садом, и поэтому из всей пьесы мистер Гибсон оставил только те сцены, действие которых могло разворачиваться в саду. Эмме это казалось невероятно забавным, и она утверждала, что в этих же декорациях могут разыгрываться и остальные сцены, выискивая при этом все новые доводы. Почему бы Капулетти не устроить бал именно в саду? Итальянские ночи достаточно теплы для этого. Поэтому нет ничего удивительного и в том, что Джульетта предпочитает спать в саду, а не в душной комнате. Далее, что мешает брату Лоренцо встречаться в этом саду с Джульеттой, Ромео и кормилицей? И здесь же прекрасно может находиться домашняя капелла Капулетти, в которой потом совершится тайное венчание. Наконец, и сцена смерти в фамильном склепе – почему бы этому склепу не быть в саду? Разве нет сумасбродов, которые всю жизнь таскают за собой свой собственный гроб? А разве Капулетти не были сумасбродами, если из-за пустой семейной ссоры с презрением отвергли такую блестящую партию для Джульетты, как Ромео! Да, несомненно, вся пьеса может быть сыграна именно в саду. Мистер Гибсон прав; он гениальный режиссер, в сравнении с ним Шекспир – жалкий дилетант.
Когда в день спектакля Эмма, уже в костюме, стояла за занавесом, заглядывая в глазок, публика, заполнявшая зал, тоже сперва показалась ей смешной: приказчики, писцы адвокатских контор и почтенные ремесленники с женами и детьми. Однако среди них она увидела и неуклюжие фигуры в форме матросов королевского флота. Людей с военных судов на Темзе, вернувшихся из боев с американскими пиратами, залатавших свои дыры и теперь старавшихся набрать новые команды.
Не было ли среди них и людей с «Тесея»?
Эмма с беспокойством посмотрела на Тома. Он сидел рядом с огромным боцманом, его левая рука была спрятана в петлю под курткой. Лицо его было так спокойно, что тревога Эммы исчезла.
Занавес раздвинулся, и она впервые в жизни ступила на сцену. Теперь она забыла обо всем; она была Джульеттой, ею владела любовь, она ликовала и страдала. Воспоминания об Овертоне, боль разлуки с ним, надежда на свидание – все эти тайные мысли и чувства выливались теперь в поэтических словах. И лишь услыхав в конце акта громкие рукоплескания, она как бы пробудилась ото сна. Ее все снова и снова вызывали, она кланялась, прижимал руки к бьющемуся сердцу, улыбкой благодарила за букетики цветов, которые ей бросали.
Да, она тщеславна, но тщеславие это было так сладостно. Оно было как аромат цветов, золотые солнечные лучи и огненное вино.
За кулисами мистер Гибсон бесконечно пожимал ей руки.
– Большой талант, – кричал он своим тонким птичьим голосом. – И это я открыл его. Я завтра же иду к Гаррику. Он придет, увидит и ангажирует. Я знаю его, он мой закадычный друг!
– Дочь моя! – всхлипывала миссис Гибсон. – Вы мне дочь! Моя жемчужина, мое сокровище, моя драгоценная!
Вошел Том. На его славном честном лице еще не угасло волнение, вызванное ее игрой. Он остановился в дверях, как бы не смея приблизиться к Эмме.
Ни слова не говоря, Эмма поднялась, охватила его голову обеими руками и трижды поцеловала его в губы.
Лицо Тома покрыла смертельная бледность, и когда она его отпустила, он пошатнулся, как пьяный.
Глава одиннадцатая
Они собирались пойти домой, но миссис Гибсон удержала их. Предстояли еще танцы, и просто недопустимо, чтобы на них не было королевы вечера.
Эмма охотно согласилась остаться. Она была в упоении. Разгоряченная, она непрерывно смеялась и сыпала остротами. Ей было необходимо видеть вокруг себя людей, слышать лесть, наслаждаться своим триумфом. Она с отвращением думала об одинокой маленькой комнате, в которой ей предстояло провести бессонную ночь.
В зале сдвинули к стенам столы и стулья, чтобы освободить место для танцев. Публика стала по обеим сторонам зала, четко разделившись на группы: справа моряки, слева горожане с женами и детьми. Когда вошла Эмма, раздалось троекратное ура и оркестр сыграл туш.
Мистер Гибсон открыл бал задорным матросским танцем. Он крутил тросточку, подбрасывал ее в воздух и снова ловил, балансируя при этом стоящей на его голове тарелкой с сыром, которая ни разу не упала, несмотря на все его прыжки и ужимки. Затем стали танцевать контраданс, в котором приняли участие все присутствующие. Дамы сходились к центру зала и снова расходились, кавалеры топали ногами, крепко зажав в зубах горящие трубки, размахивали шелковыми носовыми платками, кружили дам, толкались, спотыкались, пока не попадали, тяжело дыша, на свои стулья.
От масляных ламп тянулся удушающий чад, он смешивался с поднятой столбом пылью, резким запахом напитков, влажными испарениями разгоряченных тел.
Эмму охватило отвращение. Она невольно вспомнила Клуб Адского огня: здесь, у простолюдинов, как и там, у аристократов, – все та же жажда наслаждений, та же тяга к пьянству и разгулу. Благоразумие и умеренность можно встретить лишь у тихих людей среднего сословия, у Томасов в Хадне, у Кейнов на Флит-стрит в Лондоне.
Но на смену этим мыслям к ней вновь пришла пьянящая жажда радости. К чему ей всегда стоять в стороне, оставаясь всего лишь зрительницей? Разве она не молода и не красива? Разве не бьется и в ее груди сердце, стремящееся к счастью?
Том как будто угадал, что в ней происходит.
– Вы еще помните, мисс Эмма, – сказал он смущенно, с робкой надеждой в глазах, – что я вам тогда, в Хадне, ответил, когда вы меня спросили, хочу ли я танцевать?
Она улыбнулась ему.
– Ты сказал, что стал бы танцевать только с одной девушкой. Хочешь теперь попробовать со мной? Но ведь ты знаешь, что я не умею танцевать, еще ни разу в жизни не танцевала?
– Можно, я вам покажу? Вы очень быстро выучитесь.
– Но твоя рука! Если ты выдашь себя…
– Мне нужна только правая. Дайте мне вашу руку.
Он показал ей простые фигуры, и после нескольких попыток она все усвоила. Ее смелость росла. Освободившись от его руки, она легко кружила около него, подбегала к нему как бы в страстном порыве, робко отступала, словно в испуге, задорно поддразнивала его. Повинуясь какому-то внутреннему голосу, она непрерывно придумывала новые фигуры, новые па, так что Том, несмотря на свою ловкость, еле поспевал за ней. Танцуя, она чувствовала, что в эти мгновения удивительно хороша. Она знала, что глаза ее сияют, на щеках нежный румянец, сквозь улыбающиеся губы ослепительно сверкают белые зубы. Ее охватило победоносное ощущение собственного могущества.
Остальные пары прервали танец и смотрели на них. Возгласы восхищения достигали Эмминых ушей, мистер Гибсон хвалил ее грацию, которую в ней обнаружил не кто иной, как он, миссис Гибсон называла ее своей жемчужиной, своим сокровищем, своей драгоценной.
Внезапно она увидела, что Тома оттолкнул в сторону огромного роста матрос.
– Убирайся отсюда, однорукий! – раздался грубый голос. – Красивые девушки не для таких калек, как ты. Идем, душенька, потанцуй со мной! Ты будешь со мной танцевать! Слышишь, со мной!
Две мускулистые руки легли ей на талию и подняли ее высоко вверх. С криком испуга и гнева она уперлась руками в грудь великана.
– Оставьте меня, я не хочу танцевать с вами, не хочу!
Он разразился пьяным хохотом.
– Не хочешь? А для чего же ты здесь? Не будь я Сэм Таг, боцман с фрегата Его королевского величества «Тесей», если я не потанцую с тобой и не поцелую твой ротик назло твоему калеке!
Дыша водочным перегаром, он приблизил свой рот к ее губам.
– Том! – закричала она. – Том!
И сразу же почувствовала, что она свободна.
Получивший удар боцман валялся на полу, а Том, мертвенно бледный, с горящими глазами, сжал оба кулака, чтобы снова кинуться на противника.
Таг вскочил и разразился громким насмешливым хохотом.
– Чудо, приятели, чудо! Однорукий превратился в двурукого! Вот он там стоит и совсем раскис. Эти женщины! Раскрыли все секреты и выкурили хитрых лис из норы.
Он взглядом подозвал нескольких матросов, стоявших неподалеку от него, и двинулся к Тому, выставив для защиты кулаки. Том прислонился к стене и вытащил нож.
– Если тебе дорога жизнь, вербовщик, – сказал он угрюмо, – стой где стоишь. Дешево я свою свободу не продам!
Вербовщик! С криком бросилась Эмма к Тому, чтобы заслонить его своим телом. По рядам ремесленников и горожан пронесся ропот, и они начали с угрозами придвигаться к боцману. К месту происшествия поспешила миссис Гибсон и стала уговаривать противника Тома. Мистер Гибсон рядом с нею выкрикивал проклятия в адрес тех, кто мешает невинным развлечениям мирных горожан.
Таг размышлял. Потом бросил взгляд на кучку своих приспешников и на толпу противников и сопровождаемый матросами, покинул зал.
* * *
Домой Эмма и Том отправились не сразу и довольно долго пережидали, опасаясь засады. Затем почти бегом добрались до дома и наконец целыми и невредимыми оказались в маленькой Эмминой комнатке.
Она требовала, чтобы он немедленно бежал. Но когда он, стоя перед ней, грустно поглядел на нее, у нее сжалось сердце. Она почувствовала, как трудно ей с ним расстаться, и обвила руками его шею. Его лицо было совсем близко от нее. Она разглядывала его долго и сосредоточенно, как бы желая запомнить каждую линию, каждую черточку.
Неужели она его больше не увидит? Он был добр и любил ее. Так самозабвенно и верно едва ли будет еще кто-нибудь ее любить.
Ах, ну почему же он так робок и покорен! Если бы он сейчас обнял ее с той же властностью, с той же силой, которую проявил в столкновении с Тагом, Эмма принадлежала бы ему. Вопреки всему, что их разделяло, она пошла бы за ним, не спрашивая куда. Она хотела любить, хотела прислониться к кому-то, иметь надежную защиту, кому-то довериться. А он трепетал, едва она прикасалась к нему.
В ней поднялось горькое чувство, и с усталой улыбкой она отодвинулась от него.
– Дурень ты, Том, что любишь меня. Бедный ты дурень! – Как бы шутя, она подтолкнула его. – Иди! Прощай!
Он поцеловал коснувшуюся его руку и ушел.
Ей видно было в окно, как он уходит. Торопливо, но при этом осторожно, движения быстрые и ловкие, как у солдата, сознающего свою силу.
Взошло солнце. Жидкое золото разливалось над мачтами и парусами гавани, за рядом низких домов. Розоватые облака тянулись по ясному небу, их подгонял легкий утренний ветерок. Но в узком переулке еще лежали ночные тени. Из темных углов донеслись тихий шелест и шуршание, таинственные странные звуки, будто послышались крадущиеся шаги. Эмму охватил ужас. Она хотела закричать, но уже в следующий момент улыбнулась своим страхам. Из сумрака противоположного дома вышла кошка, остановилась посреди улицы, выгнув спину и задрав хвост, и посмотрела вслед Тому. Затем подняла голову с зелеными блестящими глазами к Эмме, спина ее распрямилась, хвост опустился. И вдруг она испуганно зашипела и умчалась дикими скачками.
Из конца переулка послышался как будто приглушенный крик, глухое падение. Эмма высунулась из окна и все увидала. Том лежал на мостовой. Над ним наклонились темные мужские фигуры и, схватив, держали его. Яростная борьба, затем они подняли его с земли и потащили назад по переулку, к гавани.
Из домов выбегали мужчины, женщины и дети. Эмме были слышны их возбужденные голоса. Однако, когда матросы с вербовочного судна приблизились, все отошли в сторонку. Никто не отважился прийти Тому на помощь. Царило угрюмое молчание, и только громко плакала какая-то старуха – у нее за несколько недель до этого так же увели сына.
Эмма стояла, скованная страхом, ухватившись дрожащими руками за раму окна. По переулку охраняемый матросами, шел Том. Лицо его было покрыто смертельной бледностью, волосы в беспорядке свисали на лоб, он посмотрел на Эмму широко раскрытыми неподвижными глазами. Его губы зашевелились, как будто он хотел что-то сказать, но боцман подтолкнул его…
Почему же он не нашел в себе смелости овладеть ею! Тогда он остался бы у нее, в ее объятиях, в безопасности и избежал бы беды. Но у него чистое сердце. Он добродетелен и уважает чужую свободу. Оттого и гибнет. Жизнь глупа, жестока и подла.
* * *
Принцу Георгу стоит сказать лишь слово, и Том окажется на свободе. Может быть, обратиться к нему? Но что же будет потом?
Напрасно ломала она голову, ничего другого ей было не придумать. Она жила в чужом городе, одинокая, без друзей. Никто ею не интересовался, никто не спрашивал, что с нею станет.
Быть может, обратиться к миссис Гибсон? И как по волшебству, миссис Гибсон вошла в комнату. Она услыхала, что произошло, и прибежала утешить Эмму. Она была возмущена насилием, плакала над горькой судьбой Тома и была очень нежна с Эммой.
Но как помочь Тому? Флоту требовались матросы, и лорды Адмиралтейства глухи к просьбам и протестам. По какому праву могла Эмма обратиться к ним? Ее вряд ли стали бы и слушать.
Единственным, кто мог бы оказать помощь, был сам капитан-вербовщик. Миссис Гибсон с ним не знакома, но моряки, бывавшие в «Лебеде», рассказывали о нем. Неумолимо строгий, даже жестокий в деле, в жизни сэр Уиллет-Пейн очень добросердечен. Вполне джентльмен. К театру он явно питает слабость: не проходит и вечера, чтобы его не увидели в одном из лучших театров.
– Что, если вам попросить его за мистера Кидда? Спрос – не беда, а успех… Аристократы непредсказуемы. Однако надо торопиться, пока мистера Кидда не внесли в списки Адмиралтейства. Тогда уже ничего не изменишь.
Эмма решительно выпрямилась.
– Иду!
В гавани она наняла лодку, которая доставила ее к «Тесею». Ступив на трап корабля, она сразу же увидала Тома, который бросился ей навстречу.
– Мисс Эмма! – закричал он в отчаянии. – Что вам здесь надо? Зачем вы пришли? Уходите, немедленно уходите! Если вы здесь останетесь, вы пропали!
Шесть или семь матросов кинулись на него и утащили его с палубы, а Таг тем временем провел Эмму к капитанской каюте. Он втолкнул туда Эмму и притворил за ней дверь.
Навстречу Эмме бросилась желто-белая левретка. Эмма вздрогнула. Подняв глаза, она увидела сидящего на диване сэра Джона и внезапно все поняла.
