355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Генри Мортон » Англия и Уэльс. Прогулки по Британии » Текст книги (страница 11)
Англия и Уэльс. Прогулки по Британии
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 00:34

Текст книги "Англия и Уэльс. Прогулки по Британии"


Автор книги: Генри Мортон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)

«Любовь, – подумал я, – преодолевает все преграды».

Следующие полмили я проделал в сентиментальном настроении. Меня восхищало все, что я видел: красный гравий на дороге, темно-красный песчаник вдоль обочины, солнечные лучи, просвечивавшие сквозь кружево листвы. И вдруг…

Мне пришлось резко затормозить перед чемоданом, который преспокойно – несмотря на всю неуместность ситуации – валялся посередине дороги.

Н-да, подумал я, очевидно, Порлок-Хилл является чемпионом среди всех остальных холмов по выкидыванию ненужного багажа. Чемодан лежал вверх днищем, и когда я его поднял, застежки отскочили, все содержимое, к моему ужасу, полезло в образовавшийся зазор. Я кое-как постарался запихнуть вещи обратно и в ходе этого нелегкого процесса не мог не обратить внимания на шелковую розовую ночную сорочку, которая эффектно расположилась между мужским твидовым жилетом и таким же пиджаком. И еще одна деталь бросилась мне в глаза – крошечные разноцветные конфетти, подобно репейнику прилипшие к грубому твиду.

Ну, и как, по-вашему, должен был поступить в подобной ситуации здравомыслящий человек?

Я стоял на полпути к подножию Порлок-Хилл. Над моей головой радостно щебетали птички – подобные трели, в моем понимании, раздавались в заоблачных высях Эдема; листва беззаботно трепетала и шелестела на ветру, как ей и положено в райских садах. Современные Адам и Ева удалялись от меня по крутой горной дороге, они ехали навстречу своему медовому месяцу, а у меня на руках оказалось их приданое.

С чемоданом в обнимку я уселся на обочине – в надежде, что молодожены спохватятся и вернутся за своим имуществом.

В том, что эти бедняги именно сегодня поженились, у меня не было никаких сомнений. Доказательством тому – цветные конфетти на пиджаке. Ведь обычно все новобрачные первым делом перетряхивают свой багаж – каждый ботинок, носок, рубашку, пижаму и непромокаемый мешочек для туалетных принадлежностей – в попытке избавиться от этих маленьких (розовых, красных, белых и голубых) доказательств своей вины.

Странное дело: все молодожены (которые почему-то предпочитают сочетаться браком именно в июле) наивно полагают, что если они тщательно соберут и сожгут этот праздничный мусор, то ни одна живая душа в мире не догадается об их тайне. Смешные люди! Они, верно, не знают, что у служащих отелей, хозяек пансионов и горничных глаз наметан: они безошибочно выделяют счастливые парочки среди прочих постояльцев. Но мои-то каковы! Представляете себе, начинать семейную жизнь, имея в наличии мотоцикл, юную жену в коляске… и без зубной щетки. Да, не повезло парню!

Я нимало не сомневался, что он похитил девушку у семьи, которая в ней души не чаяла. Домочадцы, конечно же, все уши прожужжали невесте о том, что ее избранник гроша ломаного не стоит, что он не сможет должным образом о ней позаботиться… И на тебе: первое, что делает несчастный недотепа, – теряет все ее вещи. Ага, вот и они!

Однако я ошибся. По дороге, ведущей с Порлок-Хилл, катилась красная итальянская машина. За рулем сидел обливающийся потом толстяк, рядом с ним – такая же толстая, раскрасневшаяся женщина. Они с нескрываемым любопытством посмотрели на явно ненормального человека, который сидел под деревом и баюкал на коленях неопрятного вида чемодан.

Спустившись в прелестную тенистую долину Порлока, я сразу же разыскал сержанта полиции. Он, похоже, совсем не удивился, когда я вручил ему утерянный багаж.

– Должно быть, новобрачные! – проницательно заметил он, и мы оба понимающе улыбнулись.

– Я позвоню в Линтон, – любезно пообещал полицейский.

Если только мои молодожены психически здоровые люди, то они, конечно же, знают, с какой симпатией весь мир относится к чужому счастью (а особенно к радостям медового месяца). Так что ежедневно обнаруживать на своей одежде цветные конфетти – это наименьшее из зол, которые им следует ожидать…

После обеда в гостинице «Старый корабль» я пересказал эту трагическую историю молодой парочке – своим соседям по столику. В разговоре случилась неловкая пауза, после чего я услышал, как мужчина прошептал своей спутнице:

– Слава богу, это случилось не с нами!

Женщина покраснела и трогательно потупилась (а я в очередной раз убедился, что молодоженов в июле больше, чем ежевики в сентябре). Поскольку все мы – так или иначе – оказались втянуты в эту историю с чемоданом, то решили вместе прогуляться до полицейского участка и поинтересоваться судьбой вещей.

– Все в порядке, – успокоил нас сержант, – и получаса не прошло, как они вернулись. Новобрачные, как я и предполагал!

Все дружно рассмеялись. После этого мы с новоявленными мистером и миссис решили прогуляться к маленькой церкви Святого Дубриция, где, по слухам, имелось нечто, представляющее интерес для всех молодоженов. Когда мы по узкой тропинке подошли к церкви, уже совсем стемнело. Парочка молча стояла у меня за спиной, я зажег спичку и в ее неверном свете увидел фрагмент мраморного памятника – мужчина в рыцарских доспехах лежал бок о бок с прекрасной дамой. Надпись гласила: «Барон Харингтон, умерший в 1417 году, и его супруга». От памятника веяло таким миром и покоем, что любой циник почувствовал бы себя посрамленным перед ликом истинной любви.

– Пока смерть не разлучит нас, – прошептал я, роняя обгоревшую спичку.

В последнем проблеске света я успел заметить, что мои влюбленные стоят, тесно прижавшись друг к другу, пальцы рук переплетены, и смотрят они не на барона и его жену, а друг на друга…

Я почувствовал себя совершенно лишним в этом месте – кому нужен тысячелетний старец, одинокий и печальный? Наспех пожелав молодоженам спокойной ночи, я побрел в гостиницу. Там, упиваясь своей грустью, выпил большую кружку эля. Из тени в углу медленно материализовался ретривер. Он приблизился и доверчиво положил свою бархатную голову мне на колени.

Глава шестая
Люди и камни

В этой главе описываются Гластонбери и Священный терновник. Я с головой погружаюсь в Бат, принимаю ванны, охочусь за мистером Пиквиком и вижу корабли, стоящие на якоре на улицах Бристоля.


1

Наиболее приметным объектом долины Авалон является высокий округлый холм с одинокой башней над руинами Гластонбери. Сам холм известен под названием Гластонбери-Тор, а здание – все, что осталось от чрезвычайно почитаемой паломниками часовни Святого Михаила.

Если подняться на холм ранним летним утром, еще до того, как взойдет солнце, и посмотреть сверху вниз, то вы увидите не просто плоскую долину, ныне занятую под пастбища, а давно исчезнувший Авалон – легендарный остров посреди зыбкого туманного моря. Лично мне утренний туман, поднимающийся над полями и лугами, видится призраком того моря, которое, если верить легендам, в достопамятные времена покрывало всю долину. Резкие порывы ветра, который иногда поднимается в предрассветные часы, колеблют и перемещают эту призрачную пелену. В результате глазам предстает совершенно фантастическая картина: клубы тумана скручиваются и переплетаются над землей, на возвышенностях они испаряются, обнажая таинственные темные контуры, за которыми зачарованному наблюдателю видятся то останки давно погибших мифических героев, то кили древних кораблей, затонувших в легендарном море.

На ум приходит старинная поэма, где описывается «сумеречная ладья, вся – от носа до кормы – черная, как траурная повязка», которая тихо плывет по морским волнам. На борту ее три королевы в низко надвинутых капюшонах везут умирающего Артура на остров вечного счастья Авалон. Жизнь капля за каплей покидает короля – так же, как Эскалибур покинул его ножны. Порой в предрассветном тумане раздается громкое блеяние или мычание пасущегося скота, и тогда кажется, будто траурный плач поднимается над клубящимся морем – это остров Авалон оплакивает короля Артура.

С восходом солнца туман рассеивается, и изумрудные поля снова улыбаются небесам.

2

Я пишу, сидя на развалинах Гластонберийского аббатства.

Жаркий день клонится к закату. В воздухе стоит особая летняя тишина, наводящая на мысли о монастырском покое. По словам местных жителей, в такие дни порой происходят удивительные вещи: над древними стенами поднимается чудодейственный запах ладана, который распространяется по всей округе и приводит в изумление работающих в саду крестьян. У меня нет основания не верить слухам, но сам я ощущаю только аромат свежескошенной травы.

Час назад я стоял на вершине Гластонбери-Тор в тени башни, прежде являвшейся частью знаменитой часовни Святого Михаила, а сейчас превратившейся в кое-как подреставрированные развалины. Бросив оттуда взгляд на восток, я наблюдал остров Авалон, на западе в знойном марене вырисовывался остров Этельни. Эти «острова» ныне представляют собой холмы над плоскими равнинами, некогда – широкими лагунами. В тот миг мне подумалось: вот место, откуда вышла вся Англия. Корни нашей церкви уходят в Авалон, тогда как на Этельни были заложены основы британского государства.

Все это дела давно минувших дней, а сегодня я сижу на развалинах Гластонбери. Неподалеку, возле восточного крыла часовни Святой Марии, ведут раскопки археологи. Они только что извлекли из земли пожелтевшую кость человеческой руки – теперь она лежит на мягкой куче темного грунта и четко вырисовывается в ярких лучах полуденного солнца. Интересно, кому принадлежала эта рука – королю, святому или аббату? Впрочем, какая теперь разница… Ученый очкарик с важным видом изучает находку, а над краем канавы маячит красное, потное лицо рабочего, на котором написано простодушное нетерпение: ну, что там такое – бесценное сокровище или просто мусор?

Здесь так тихо. Старые тисы отбрасывают на ровную лужайку длинные, прямые, как карандаши, тени. Впрочем, погодите… не такая уж она и гладкая, эта лужайка. Под травой просматриваются какие-то уступы и углубления – раньше здесь были ступени алтаря. Между деревьями протянулись невидимые цепочки птичьих трелей, а прямо посреди поляны поднимается высокая арка центральной башни Гластонберийского аббатства – она производит устрашающее впечатление в своем нынешнем состоянии векового окоченения. Два каменных столба устремляются ввысь, но соединиться им не удается: в разрыве арки голубеет небо, а из щелей между камнями растет молодая трава. Эта полуразрушенная арка вместе с развалинами стен и великолепной часовни Святой Марии – все, что осталось от некогда могущественного аббатства, старшего брата Вестминстера. Именно здесь начиналось английское христианство.

Нет ничего странного в том, что такие места – сыгравшие ключевую роль в развитии человечества – окружает особая, жутковатая аура. Так и кажется, будто там по-прежнему что-то происходит, словно эти места наполнены некоей скрытой от чужих глаз жизнью. Все сказанное в полной мере относится к Гластонбери. Многочисленные туристы, прибывающие сюда с шуточками и смехом, внезапно умолкают и бродят по развалинам с озадаченным и испуганным видом. Гластонбери вмиг умеряет их веселье. Я сидел, прислушиваясь к стуку лопат археологов, и мне казалось, будто каждая горстка выброшенной земли – гластонберийской земли – падает на курган английской истории. В этой коричневой земле, перелетавшей через край канавы, мне виделись лица ушедших священников, анахоретов, святых и королей. Плодородная почва Авалона породила два главных мифа, являющихся основополагающими для английского сознания, – миф о Святом Граале и миф о раненом короле.

С 1907 года Гластонбери принадлежит англиканской церкви, и та худо-бедно следит за своей собственностью. Как минимум подстригает траву на лужайках. Что ж, это, конечно, достижение! Но я до сих пор не могу понять, как такое возможно – чтобы за девятнадцать прошедших лет церковь не позаботилась отреставрировать часовню Святой Марии? Ведь это первая церковь, построенная британскими христианами! А возможно, и вообще первая наземная церковь в мире. Потребовалось бы всего несколько месяцев, чтобы превратить эти великолепные руины – с четырьмя сохранившимися стенами, с близким к совершенству сводчатым проходом в норманнском стиле – в место христианского культа. Что за странный недостаток воображения мешает этому случиться?

Пусть мне объяснят, почему здесь нет ни единого квалифицированного экскурсовода, который бы смог ответить на вопросы людей, что ежедневно приезжают, привлеченные всемирной славой Гластонбери, и бродят как потерянные по развалинам аббатства? Церковь наверняка смогла бы обеспечить хотя бы одного гида. Благодаря ему тысячи приезжих узнали бы, что эта тихая заброшенная поляна – по сути, единственное место в Англии, связанное с современником Иисуса Христа, причем знавшим его лично. Согласно традиции, в 61 году святой Филипп прислал в Англию Иосифа Аримафейского – человека, который удостоился чести снять с креста распятого Христа и захоронить в склепе, – проповедовать Священное Писание местным жителям. Если верить более поздней легенде, то Иосиф прибыл в сопровождении толпы миссионеров и привез с собой кубок Тайной Вечери, который он якобы выпросил у Понтия Пилата. В этом кубке находилась кровь Спасителя, страдавшего на кресте. Здесь, на английском лугу, Иосиф Аримафейский построил из ивовых веток первую в Англии церковь.

Когда проповедники перевалили через Утомивший-всех-Холм (имеется в виду – утомивший путешествием), Иосиф воткнул в землю свой посох, который прижился, пустил побеги и со временем вырос в Священный терновник. Так во всяком случае утверждает старинная легенда.

Именно этот факт заложил основу всемирной славы Гластонбери – на долгие столетия он превратился в английский Иерусалим, одно из самых святых мест на Земле. Со всех концов света стекались сюда толпы паломников – каждый надеялся отломить веточку от Священного терновника с тем, чтобы потом ее положили с ним в могилу. Многие святые искали последнего приюта в Гластонбери. Рассказывают, будто под главным престолом был захоронен сам король Артур с его возлюбленной Гиневрой. За разрушенным аббатством у самого подножия Тора бьет минеральный источник, который в свое время считался одним из чудес света. Его воды, сильно насыщенные железом, окрашивают в ржаво-красный цвет и землю, и все, чего касаются. В это место приходили средневековые паломники. В благоговейном трепете, со слезами на глазах они преклоняли колени – точно так же, как это делали паломники в Иерусалиме. Они свято верили в то, что именно здесь спрятан Священный Грааль.

Пройдя по траве, выросшей на месте бывших церковных хоров, я наткнулся на торфяной участок, обозначающий месторасположение алтаря Гластонбери. По нему деловито прохаживался человек с тарахтящей газонокосилкой! Он рассказал мне, как в 1921 году на территории бывшего аббатства начались раскопки (на то было специальное распоряжение, в котором точно указывался участок проведения работ), и ему посчастливилось оказаться в бригаде рабочих. Представьте себе, мой собеседник лично обнаружил новые, неизвестные прежде фрагменты здания на означенном участке.

– Многие люди утверждают, будто видели здесь привидения, – поведал мне рабочий. – Может, оно, конечно, и так, но я сам ничего не видел, врать не буду.

Дойдя до конца участка, он развернулся и покатил свою машинку в обратном направлении.

– Видите тот куст? – продолжал он. – Это и есть Священный терновник! С самым первым кустом вышла накладка – его срубил фанатик-пуританин. Но Бог покарал его за это преступление: щепка отскочила и попала святотатцу прямо в глаз, он помер, не сходя с места. Вот так-то, сэр… А куст дал новые побеги, они проросли в нескольких местах Гластонбери. Вы даже не поверите, сколько желающих получить саженцы. Недавно мы отправили один в Нью-Йорк, они там строят новую церковь. А перед этим послали отросток тоже в Америку, для могилы президента Вильсона.

Бывший алтарь Гластонбери разрушен и ныне зарос травой, но Священный терновник продолжает жить!

Солнце садилось, и археологи заканчивали работу. Кость куда-то унесли…

– Я побывал в Гластонбери!

Шестьсот лет назад некий человек написал, что посещение Гластонбери станет главным событием его жизни. Он навсегда запомнит эту величайшую церковь за пределами Рима, звон ее колоколов, запах ладана, слова непрерывной молитвы, позолоченную усыпальницу, толпу пилигримов у дверей – святые в экстазе, грешники в слезах; и у каждого в душе непоколебимая вера в чудесную историю, возникшую здесь, на месте тростниковой хижины на острове Авалон.

– Я побывал в Гластонбери!

Сегодняшние посетители приходят на пустую лужайку. Они сидят на опрокинутых камнях, слушают вечернюю песню птиц и наблюдают, как дрозды пируют в траве, выросшей на месте алтаря. Те же дрозды с тревожным чириканьем взлетают с места, где некогда стояли часовня и главный придел, а по бывшему алтарю ходит человек с газонокосилкой…

Из раскопа вылез рабочий. Он вскинул лопату на плечо и тяжелой походкой трудового человека направился в поселок. Он равнодушно прошел мимо развалин, сиротливо стоящих в том месте, где Англия впервые услыхала величайшую в мире историю.

3

В Уэллский кафедральный собор я попал около полудня. Сначала он показался мне пустым, но, пройдя в северный трансепт, я обнаружил целую толпу. Люди стояли, прислонившись к колоннам и надгробным плитам, сидели на каменных скамьях, тихо перешептывались и все до единого с волнением поглядывали на западную стену. Здесь были экскурсанты с междугородных автобусов, американские семьи, торговки с рынка, фермеры с женами, а также девушки и молодые люди в костюмах для велосипедной езды.

– Что они делают? – поинтересовался я у церковного служителя.

– Ждут, когда часы пробьют полдень! – отвечал он

И тут я вспомнил. Ну конечно же, в Уэллском соборе находятся одни из самых удивительных часов во всей Англии, а возможно даже, и во всем мире – если не считать часы в Страсбурском кафедральном соборе. Их придумал шестьсот лет назад гластонберийский монах по имени Питер Лайтфут. Больше всего эти часы напоминают первую попытку человека изобрести автоматическую счетную машинку. На круглом диске диаметром шесть футов и шесть дюймов нанесено множество линий и цифр. Большой внешний круг поделен на двадцать четыре сектора в соответствии с часами суток; на внутреннем круге отмечены минуты. По внешнему кругу движется большая медленная стрелка, по внутреннему – стрелка поменьше и порезвее. Непосредственно над диском имеется темная ниша, в которой каждый час – в тот момент, когда часы бьют, – происходят интересные вещи, но об этом я расскажу в свое время.

Помимо своей основной функции чудесные часы брата Лайтфута показывают фазы луны и положение планет на небосклоне. Под золотой луной – надпись на латыни; «Вечная странница Феба». Пока я пытался разобраться во всем, что Питер напихал в свои часы, в голову мне пришла любопытная мысль: может, говоря о луне, он имел в виду вполне конкретную женщину? Кто знает? Я вполне допускаю, что какая-то неизвестная Фиби покинула мастера и отправилась в странствия, тем самым подтолкнув его к уходу в монастырь и в конечном счете к изобретению знаменитых часов. А что? Ведь влияние женского коварства на искусство и изобретательство – неизученная область. А впрочем, возможно, все это мои глупые фантазии, и Питер был старым серьезным профессором, который сосредоточенно изучал карты и рисовал диаграммы на столе в трапезной, вызывая негодование аббата и насмешки со стороны своих менее продвинутых товарищей…

А-ах! По толпе пробежал шумок. Минутная стрелка приближалась к двенадцати.

Слева и сверху от часового диска на западной стене была укреплена маленькая деревянная фигурка человека в костюме эпохи Карла I. Если не ошибаюсь, имя ему Джек Блэндайвер. Он сидит, упираясь каблуками в два колокола…

Полдень!

Джек Блэндайвер дернул деревянной ногой и ударил по одному колоколу, затем проделал то же самое с другим. И так восемь раз. Тем временем на часовом диске тоже происходило нечто интересное. Послышался жужжащий звук, и из ниши над диском появились четыре конных рыцаря: два из них поскакали налево, двое оставшихся – в противоположном направлении. Каждый раз, совершив полный оборот, они сталкивались, и один из рыцарей поражал копьем своего противника. Этот крутящийся турнир продолжался некоторое время, затем все остановилось. Сражение, которое ежечасно происходит в Уэллском соборе, завершилось. Я огляделся: на лицах всех собравшихся играла по-детски восторженная улыбка – наверное, точно так же улыбались зрители шестьсот лет назад.

Если положить, что английский театр возник из церковного действа, то родоначальником кабаре уж точно являются эти церковные часы. Браво, Питер Лайтфут!

Надо было чувствовать это нервное возбуждение, которое царило в Уэллском соборе! Как описать журчание воды, движущейся где-то в недрах старого здания, ее мелодичные переливы на истертых ступенях? И пусть по лондонским дорогам давно уже ходят большие междугородные автобусы, я по-прежнему слышу цоканье копыт и дребезжание старых рессор. Уэллс – само совершенство. Он абсолютно искренне, без всякой рисовки сохраняет средневековый дух, который не могут истребить никакие туристические нашествия. За массивной стеной кафедрального собора вас ждет зрелище, которого вы не увидите больше нигде в Англии. Здесь стоит настоящий средневековый замок – с фортификационными укреплениями и крепостным рвом. В этом невероятном месте живет епископ Уэллса!

Устроившись на зеленой травке на берегу рва, я стал наблюдать за лебедями и утками его преосвященства. Совершенно очаровательные создания! Вдруг один из лебедей подплыл к воротам и дернул за колокольчик. Ничего себе! Я не поверил собственным глазам. Неужели я попал в сказку? Затаив дыхание, я глядел на белую птицу и почти верил, что вот сейчас она встряхнется и превратится в прекрасного принца в белой бархатной мантии. Лебедь повторил свой трюк! Он подхватил клювом веревочку, плававшую на воде и потянул за нее – колокольчик в воротах звякнул. Окно привратной сторожки тут же растворилось, из него полетели хлебные корки (одна из них угодила лебедю прямо в голову). Он ловко подхватил угощение, потрепал хлеб под водой и заклекотал, созывая свое семейство. Далее процедура повторилась: колокольчик снова зазвонил, показалась новая порция еды!

Я прошел по подъемному мосту к сторожке и взялся за медный молоточек. На мои стук выглянула миловидная девушка.

– Лебеди звонят всякий раз, как проголодаются, – пояснила она. – И мы стараемся их не разочаровывать. Здесь специально стоит поднос с едой, и мы выдаем ее по первому требованию. Лебеди и молодняк свой обучили этому фокусу! Утки тоже иногда проделывают подобное, но не так часто, как лебеди…

Я вернулся на свое место на берегу рва и посидел еще некоторое время, наблюдая за феноменальными птицами. Тем временем соборный колокол пробил четверть. Солнце – медово-желтое, щедрое – висело над крепостными стенами. Я смотрел на фортификационные укрепления, которые шли вокруг епископского дворца и загибались к угловым бастионам. Настоящие средневековые башни – с проходом для часовых и бойницами для лучников. Боже, и в таком месте живут наши современники!

– Баранина сегодня была жестковата, – послышался чей-то голос; я поднял взгляд и увидел, что в окне рядом с девушкой появился мужчина.

– Ну да, – согласилась девушка. – Зато горошек просто объеденье!

Они постояли немного, рассматривая крепостной ров, подъемный мост и плавающих лебедей. Затем обернулись в другую сторону – теперь их взору предстала главная башня Уэллса, возвышавшаяся над стеной и старинными вязами, а также белое облако, подобно нимбу, висевшее над башней.

– Я никогда особо не любил чеддер, – заявил мужчина.

– А я обожаю грюйер, – мягко сказала девушка.

В воздухе мелькнул еще один кусочек хлеба и приземлился на серую пушистую спинку молодого лебедя.

Уэллс – вот такой, когда солнце просвечивает сквозь ветви деревьев и золотит замшелые стены замка – выглядел просто сказочным местом. Достаточно поглядеть на круглое здание капитула, на ведущий к нему изящный лестничный пролет, и становится ясно, что привлекает сюда многочисленных паломников…

– Чернослив, который нам подавали в Бате, просто великолепен! Никогда ничего вкуснее не ел…

Еще одна парочка – мужчина со своей спутницей – подошла и встала у меня за спиной.

– О, – воскликнула девушка, – какой чудесный вид! Ты только посмотри на эти маленькие оконца надо рвом! Дорогой, неужели тебе никогда не хотелось быть Пеллеасом? А я была бы Мелизандой у окна и сбросила тебе вниз свой локон!

– Не говори ерунды – отмахнулся мужчина. – Как такое возможно?

Девица встряхнула стриженой головкой.

– Ах, какой ты неромантичный, – вздохнула она.

Взявшись за руки, они медленно прошлись под деревьями…

Церковные часы пробили очередную четверть часа… затем полчаса… три четверти… и наконец час. Я все сидел на берегу рва, наслаждаясь красотой и покоем… и мне казалось, что самочка серой камышницы с выводком черных птенцов (они пришли для первого, пробного плавания) являются самыми важными существами на всем белом свете.

4

Я уже решил, что когда состарюсь – будут у меня подагра, ишиас, ревматизм и люмбаго или нет, – все равно удалюсь на покой в Бат и буду прогуливаться с моноклем и тросточкой черного дерева. Мне нравится Бат: в нем чувствуется класс. Я люблю батские булочки и печенье «оливер», батские свиные щечки, батский кирпич и камень (который на мой лондонский взгляд, является родным братом портлендского известняка). По мне, самое лучшее средство для успокоения нервов – сидеть на веранде местного отеля напротив Насосного зала и наблюдать за больными в креслах на колесиках, которые катятся мимо.

Когда я служил в армии, то часто слышал, что скорость кавалерийского эскадрона определяется резвостью его самой медленной лошади. Так и здесь: скорость Бата определяется скоростью самого медленного в городе кресла. В одной из батских газет я прочитал о происшествии трехмесячной давности: женщина попала под колеса этого местного средства передвижения. Я слишком устал и слишком ленив, чтобы перелопатить кипу газет с целью выяснения подробностей, но в этом и нет нужды. Моих скудных познаний о Бате достаточно, чтобы с уверенностью утверждать: и несчастная жертва, и толкавший кресло рикша попросту заснули и не заметили друг друга. В том-то и состоит главная опасность Бата: здесь, чтобы выжить, необходимо бодрствовать. А это совсем непросто. Стоит кому-нибудь зевнуть на вершине Кум-Дауна, как зевота охватывает весь Бат.

Если вам, как и мне, случалось мучаться бессонницей, то вы по достоинству оцените этот город. Сладостное оцепенение сковывает ваши члены, и милосердная сонливость окутывает вас, как пуховое одеяло. Лично я засыпаю в десять вечера, не досчитав и до двух. Когда же просыпаюсь в семь утра, то чувствую себя таким утомленным, что еще двадцать минут не могу встать с постели – плаваю в некоей субстанции наподобие теплого горохового супа, только гораздо приятнее на вкус. Среди моих знакомых есть несколько пожилых, но еще весьма энергичных джентльменов. Так вот, они твердо убеждены: своей живостью и способностью ежевечерне выпивать по полбутылки портвейна они обязаны именно тому факту, что в молодости регулярно приезжали в Бат и принимали оздоровительные ванны – из местных радоновых вод, которые щедрая матушка-природа посылает через глубокую трещину в земной коре в батский источник.

А-а-а-х! Извините, господа… но как сладко зевается здесь, в Бате! А ведь еще только самое начало десятого!

Как-то раз на вечеринке мне довелось услышать высказывание одного молодого человека: он сравнивал жизнь в Бате с сидением на коленях у старой милой тетушки. Заметьте, никто из гостей не рассмеялся, потому что это весьма меткое замечание. Мне тоже Бат напоминает любезную старую леди из Сомерсета – благообразную седовласую даму в митенках, распространяющую вокруг себя облако тонкого аромата лаванды. Одну из тех бывших красавиц, которые пережили свое шумное прошлое и превратились в респектабельных почтенных леди (насколько это вообще возможно для дамы с богатой биографией). Она опекает вас с тем затаенным огоньком во взоре, который изобличает в ней искушенность, лишь отчасти смягченную возрастом. Вы смотрите на старушку ласково, с уважением, а в душе тихо дивитесь ее былым похождениям и мечтаете, чтобы в один прекрасный день она снова стала молодой и задала всем жару! Может, тогда и вам бы удалось проснуться?

Толпа в Бате движется медленно, а любой шум звучит громче, чем где бы то ни было в мире. Мотоцикл, промчавшийся по Столл-стрит, производит такое впечатление, будто сказочный великан с грохотом протащил «Иглу Клеопатры» по гигантским шпалам. Бат создан для носилок типа «седан», кресел-каталок, представляющих, по сути, местный вариант рикши, и тому подобного транспорта. Все остальное, что имеет наглость двигаться на колесах по тихим улочкам Бата, воспринимается как грубое и неуместное вторжение прогресса. Один из самых умиротворяющих пейзажей в Англии – это вид на батскую Столл-стрит. Если встать между черными георгианскими колоннами, то справа от вас будет Насосный зал; за спиной маячит прелестное здание аббатства, а впереди – уходящая вдаль улица, по которой неспешно двигаются или стоят в живописных позах батские рикши.

В дождливые дни рикши обычно дремлют, запершись внутри своих кабинок; их неподвижные силуэты за стеклянными дверцами поразительно напоминают фигуры мумий в саркофагах. В хорошую погоду они дремлют снаружи, на свежем воздухе.

– У вас, наверное, не слишком увлекательная профессия? – поинтересовался я у рикши-ветерана.

– Пожалуй, – согласился тот после минутного размышления.

– Неужели можно зарабатывать на жизнь подобным делом? Не представляю себе…

– Конечно нет, сэр… этим не прокормишься. Приходится крутиться: там ковер выбьешь, здесь еще что-нибудь поделаешь. Эх, да разве это жизнь! Вот в былые времена… да вы сходите в Насосный зал, сами посмотрите на картинках. Раньше люди вообще пешком не ходили, все больше на «седанах»… И ведь не скупились – оплачивали сразу двоих носильщиков, а теперь… о, простите, сэр!.. Да, мэм, я свободен! Вокруг Виктория-парк? Как скажете, мэм… Садитесь, пожалуйста, ступенька низкая, и я буду идти аккуратно! Благодарю вас, мэм… Сегодня это у меня первая пассажирка… вот так-то, сэр.

О, добрая старая леди Сомерсета, как приятно прикорнуть на твоих – некогда столь проказливых – коленях!..

Стоило мне слегка смежить веки… Кто эти два пожилых господина, ведущих неспешную беседу над бледно-зелеными водами Римских терм? Один из них генерал, другой судья, это понятно. Но почему они одеты в тоги? А на ногах у них – белые сандалии со шнурками до колен? Наверное, мне это мерещится… Тут, в Бате, ведь как: только прикроешь глаза, и тебя со всех сторон обступают призраки. Вы только поглядите! Древние обвалившиеся колонны вокруг купальни вдруг восстановили свой прежний горделивый вид, пыльная потускневшая мозаика вновь заиграла всеми красками на солнце. Римские термы ожили! Старый генерал М. и сэр Арчибальд Н. стоят на блестящих полированных плитах, на которых изображена Диана со сворой гончих псов на поводке. Интересно, джентльмены в курсе, что на них римские тоги? Может, следует им сказать?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю