Текст книги "Собрание сочинений в 10 томах. Том 7"

Автор книги: Генри Райдер Хаггард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 50 страниц)

Глава IX. Мы приносим присягу

Спустя несколько дней после этого разговора состоялось заседание Совета в большом зале дворца Македы. Мы вошли в этот зал, окруженные стражей, как если бы были пленниками, и увидели там несколько сотен абати, сидевших на аккуратно расставленных скамьях. В дальнем конце зала на стоявшем в глубокой нише золотом троне, ручки которого оканчивались львиными головами, сидела сама Дочь Царей. На ней было сверкающее серебряное платье, на голове – вышитое серебряными же звездами покрывало, а поверх него – золотой обруч с одним громадным камнем, как мне показалось – рубином. Хотя она невелика ростом, вид у нее был чрезвычайно величественный. Покрывало придавало какую-то загадочность ее лицу, и она была очень красива.

Позади нее стояли воины, вооруженные копьями и мечами, а по бокам и впереди трона расположился двор в количестве ста человек или около того, считая ее фрейлин, двумя группами стоявших справа и слева от трона. Все придворные были пышно разодеты согласно своему положению.

Здесь были все военачальники во главе с Джошуа, в напоминавших доспехи ранних крестоносцев кольчугах, судьи в черных одеяниях и священники в великолепном облачении, крупные помещики, от внешнего вида которых у меня в памяти остались только их высокие сапоги, и много представителей различного рода профессий и ремесел.

Короче говоря, здесь собралась вся аристократия города и страны Мур. Как мы узнали позднее, каждый из присутствовавших носил какой-нибудь громкозвучный титул, и этими титулами они все чрезвычайно гордились.

Однако, несмотря на внешнюю веселость и пышность, зрелище было жалкое – пустой пережиток церемоний некогда могущественного народа. Огромная зала, в которой происходило это заседание, была на три четверти пуста.

Под звуки музыки мы торжественно прошли по зале и, выйдя на открытую площадку перед троном, поклонились Дочери Царей по-европейски, тогда как сопровождавшие нас воины по восточному обычаю распростерлись перед ней ниц. Нам подали кресла, протрубила труба, и из соседнего покоя появился прежний наш проводник Шадрах, закованный в тяжелые цепи и, по-видимому, страшно испуганный.

Я не стану подробно описывать последовавшего за этим судилища. Оно продолжалось много времени, и нам троим пришлось давать показания о ссоре между нашим спутником – профессором и Шадрахом из-за Фараона и многого другого. Окончательно погубили Шадраха показания его товарищей-проводников, которых, вероятно, пытали, пока они не сказали всю правду.

Один за другим они поклялись, что Шадрах заранее решил бросить Хиггса. Многие из них прибавляли, что Шадрах изменнически сносился с фенгами, которых он предупредил о нашем прибытии тем, что зажег сухие камыши, и даже говорил, что устроил все таким образом, чтобы нас захватили, в то время как все абати вместе с верблюдами, нагруженными винтовками и нашим добром, которое они хотели украсть, благополучно пройдут мимо фенгов.

Шадрах упорно отрицал все это, особенно что он столкнул язычника Хиггса с его дромадера, как утверждали свидетели, и пересел на него сам, когда его собственный верблюд повредил себе ногу.

Как бы то ни было, ложь мало помогла ему, и, посоветовавшись недолго с Дочерью Царей, один из судей объявил приговор, согласно которому Шадрах подлежал смертной казни как предатель. Все его имущество конфисковывалось в казну, а его жена, дети и домашние должны были стать общественными рабами, то есть мужчины должны были служить в войске, а женщины – там, куда их назначат.

Многих из числа тех, которые вместе с Шадрахом предали нас, тоже лишили имущества и приговорили служить в солдатах – местное наказание, к тому же одно из самых тяжких.

Тут среди осужденных и их друзей и родственников поднялся плач, которым и закончился этот замечательный суд. Я вкратце рассказал о нем, потому что он проливает кое-какой свет на общественную жизнь абати. Хорошенькая страна, в которой преступников не сажают в тюрьму, а отдают в солдаты и где ни в чем не повинные женщины оказываются вдруг рабынями судей или их добрых друзей!

Когда приговор был объявлен и Шадраха, молившего о пощаде и пытавшегося обнять наши ноги, увели, все собравшиеся, чтобы присутствовать на суде и увидеть нас, чужестранцев-язычников, разошлись. Членов Малого Совета Македы (назовем его так) вызвали по именам и предложили им приступить к исполнению своих обязанностей. Когда все они собрались, нас троих попросили приблизиться и сесть вместе с членами Совета.

Наступило молчание, и, зная заранее, как мне себя вести, я приблизился и положил перстень Царицы Савской на подушку, которую держал один из придворных Македы.

Он подал перстень правительнице абати.

– Дочь Царей, – сказал я, – прими обратно этот древний знак твоего доверия ко мне. Знай, что с его помощью я убедил предпринять путешествие моего брата, которого взяли в плен фенги, – ученейшего человека во всем, что касается старины, – ас ним вместе и капитана Орма – он стоит перед тобой – и его подчиненного, воина.

Она взяла кольцо в руки, осмотрела его и показала нескольким священнослужителям, подтвердившим его подлинность.

– Хотя я и отдала его с сомнением и страхом, священный перстень сослужил мне хорошую службу, – произнесла она, – и я благодарю тебя, врач Адамс, за то, что ты в целости вернул его моему народу и мне.

Потом она снова надела кольцо на палец, с которого сняла его, отдавая много месяцев назад мне.

Первая часть церемонии закончилась.

Теперь один из придворных крикнул:

– Вальда Нагаста говорит!

И все повторили за ним:

– Вальда Нагаста говорит! – и замолчали.

Обращаясь к нам, Македа заговорила своим нежным и приятным голосом.

– Чужестранцы с Запада, – начала она, – выслушайте меня. Вам известны наши отношения с фенгами: они окружают нас и мечтают истребить или превратить в рабов. Я взываю к вашей помощи, чтобы уничтожить священного идола фенгов. По древнему прорицанию, говорят они, если их идол будет разрушен, фенги покинут эту страну.

– Прости меня, о Дочь Царей, – прервал ее Орм, – но ты, верно, забыла, что не так давно Барунг, султан фенгов, заявил, что даже в этом случае его народ останется здесь, чтобы отомстить за своего бога, Хармака, и что из всех абати он оставит в живых только тебя одну.

Когда он произнес эти зловещие слова, все присутствующие в страхе зашептались, но Македа лишь пожала плечами.

– Я только передала вам древнее пророчество, – возразила она. – Если этот злой дух Хармак погибнет, фенги, я думаю, последуют за ним. Иначе зачем бы они стали приносить жертвы богу землетрясения, который почитается ими как злой бог, чьего прихода надо страшиться? И когда около пяти столетий назад землетрясение разрушило часть потайного подземного города в горах, который я вскоре покажу вам, зачем бежали они из Мура и поселились на равнине, чтобы, по их словам, защитить своего бога?

– Не знаю, – ответил Оливер. – Если бы здесь был наш брат, которого фенги взяли в плен, он, быть может, сказал бы нам это, потому что профессор Хиггс многое знает о верованиях идолопоклоннических диких народов.

– Увы, о сын Орма, – с грустью промолвила Македа, – по вине предателя, которого мы только что осудили на смерть, его нет с нами. Но, быть может, даже и он не смог бы объяснить нам все это. Во всяком случае, в это прорицание фенги верят уже много лет, и поэтому мы, абати, хотим разрушить идола, в жертву которому были принесены столькие из нас, будучи отданы на растерзание священным львам. Теперь я спрашиваю вас, – и она наклонилась к Орму, – сделаете вы это для меня?

– Скажи им про награду, племянница, – грубо вмешался Джошуа, увидев, что мы колеблемся, – я слышал, что язычники с Запада очень алчные люди и готовы на все ради золота, которое мы презираем.

– Спросите его, капитан, – воскликнул Квик, – презирают ли они также землю, потому что вчера вечером я сам видел, как один из них едва не перерезал другому горло из-за клочка земли размером с собачью конуру.

Орм с удовольствием задал этот вопрос Джошуа, которого очень не любил, и часть членов Совета, не принадлежавших к партии принца, заулыбались или даже стали громко смеяться, а серебряные украшения на платье Македы начали покачиваться, как будто бы и она тоже засмеялась под своим покрывалом. Тем не менее она сочла неблагоразумным дать Джошуа возможность ответить Орму (если бы он даже и мог), и сделала это за него сама.

– Друзья, – сказала она, – мы придаем мало значения золоту, потому что мы отрезаны от всего мира и нам не с кем торговать. Если бы дело обстояло иначе, мы так же ценили бы его, как все другие люди, и так и будет, когда мы избавимся от осаждающих нас врагов. Поэтому мой дядя просто не прав, выставляя как добродетель то, что всего лишь следствие необходимости, тем более что, как сказал ваш подчиненный, – и она указала на сержанта Квика, – наш народ заменил золото землей и готов поплатиться жизнью, лишь бы добавить себе еще земли, хотя бы у него ее было вполне достаточно.

– Так, значит, язычники не требуют никакой платы за свои услуги? – насмешливо произнес Джошуа.

– Ни в коем случае, принц, – живо возразил Орм, – мы искатели приключений, иначе зачем бы нам вмешиваться в вашу ссору (он подчеркнул слово «вашу») с правителем, который, пусть он дикарь, кажется человеком, обладающим рядом таких достоинств, как, например, честь и отвага? Раз мы рискуем жизнью и исполняем свое дело, мы можем получить за это все, что нам причитается. С какой стати нам отказываться от награды, когда некоторые из нас бедны, а у того нашего брата, который приговорен к смерти в честь Хармака из-за предательства посланных за ним людей, есть родственники на Западе, бедные люди, которых следует вознаградить за утрату близкого?

– В самом деле, с какой стати? – воскликнула Македа. – Слушайте, друзья! От своего имени и от имени всех абати я обещала дать вам столько верблюдов, нагруженных золотом, сколько вы можете увести с собой из Мура, и раньше, чем кончится сегодняшний день, я покажу вам это золото, если вы решитесь пойти со мною туда, где оно скрыто.

– Сначала дело, плата потом, – заявил Орм. – Скажи нам, Дочь Царей, что мы должны сделать?

– Вы должны поклясться, что в течение года, начиная с сегодняшнего дня, будете служить мне, сражаться за меня и подчиняться всем моим законам, неустанно добиваясь того, чтобы разрушить идола Хармака вашими западными уловками с оружием, а тогда вы будете вольны отправиться куда угодно с вашей наградой.

– А если мы поклянемся, госпожа, – спросил Оливер, подумав, – каково будет наше положение на твоей службе?

– Ты будешь руководить всем тем, что относится к данному делу, о сын Орма, – ответила она, – а твои товарищи будут подчинены тебе и займут то положение, которое ты назначишь им.

При этих словах со стороны одетых в кольчуги военачальников абати донесся недовольный ропот.

– Неужто нам придется слушаться этого чужестранца? – от имени всех выступил Джошуа.

– Во всем, что касается этого дела, как я уже сказала. Разве вы умеете обращаться с производящими огонь и гром предметами? Разве трое из вас могли бы удерживать ворота Хармака против целого войска фенгов и потом заставить их высоко подпрыгнуть в воздух?

Она посмотрела на военачальников, но кругом царила мертвая тишина.

– Вы молчите, так как вам нечего ответить, – продолжала Македа. – Поэтому будьте довольны, что можете временно послужить под началом людей, которые обладают знаниями и могуществом, недостающих вам.

Ответа опять-таки не последовало.

– Госпожа, – обратился к ней Орм в воцарившейся тишине, – ты была так добра назначить меня начальником твоих воинов, но будут ли они слушаться меня? И кто такие твои воины? Все ли мужчины абати носят оружие?

– Увы, нет! – остановилась она на этом последнем вопросе, потому, быть может, что не в состоянии была ответить на первый. – Увы, нет! Прежде это было не так, и тогда мы не боялись фенгов. Но теперь никто не желает быть воином. Они говорят, что это отрывает их от обычных занятий и любимого дела; они говорят, что не могут тратить на это время в молодости; они говорят, что унизительно для человека исполнять распоряжения того, кого назначили начальником над ними; они говорят, что война – это варварство и что ее нужно искоренить… А все это время отважные фенги ждут момента, чтобы перебить всех мужчин абати, а из женщин сделать рабынь. Только самые бедные да те, которые совершили какое-либо преступление, соглашаются служить в моем войске. Вот поэтому-то абати обречены на гибель. – И, откинув свое покрывало, она внезапно разрыдалась перед всеми нами.

Все заволновались и зашумели. Будучи знаком с восточным темпераментом, я остался спокоен, но Орм был так глубоко тронут, что я боялся какой-либо выходки с его стороны. Он то краснел, то бледнел и даже вскочил со своего места, чтобы подойти к ней, но мне удалось ухватить его за рукав и остановить.

Придворные шушукались между собой, понимая, что упреки относились к ним всем, вместе взятым, и к каждому в отдельности. Как обычно в такие мгновения, принц Джошуа выступил в качестве вожака остальных.

Поднявшись со своего места, он не без труда опустился на колени перед Македой и произнес:

– О Дочь Царей! Зачем огорчаешь ты нас подобными речами? Разве у тебя нет храбрых военачальников?

– Что могут сделать военачальники без войска?

– И разве нет у тебя твоего дяди, твоего жениха, твоего возлюбленного? – И он приложил руку к тому месту, где, по его предположению, у него находилось сердце, и поднял кверху свои рыбьи глаза. – Если бы не вмешательство этих язычников, которым ты, по-видимому, так доверяешь, – продолжал он, – разве я не взял бы в плен Барунга и тем не лишил бы фенгов вождя?

– А абати – тех остатков чести, которые у них еще сохранились, дядя.

– Обвенчайся со мной, о Бутон Розы, о Цветок Мура, и я немедленно избавлю тебя от фенгов. Мы бессильны порознь, но когда будем вместе, то восторжествуем над ними. Скажи, Македа, когда мы обвенчаемся?

– Когда идол Хармака будет разрушен и фенги навсегда покинут эти места, – ответила она нетерпеливо. – Но разве теперь время говорить о свадьбе? Объявляю заседание Совета закрытым. Пусть священнослужители принесут свитки, чтобы эти чужестранцы могли произнести слова присяги, а потом простите меня, если я оставлю вас.

Из-за трона появился пышно одетый священнослужитель, по-видимому главный среди них, держа в руке двойной свиток пергамента, исписанный какими-то знаками. Мы должны были поклясться на этом свитке выполнить все то, о чем говорила Македа.

Орм повернулся к ней и сказал по-арабски:

– О Дочь Царей, мы принесем эту великую клятву, так как верим в твою честность и в то, что ты защитишь нас от всяких ловушек, которые могут в ней заключаться, ведь мы чужие в твоей стране и не знаем ваших законов и обычаев. Но до того как мы приступим к исполнению наших обязанностей, а также во все время их исполнения мы хотим быть свободны предпринимать все, что возможно, для освобождения нашего брата, пленника фенгов, и сына одного из нас, который, насколько нам известно, живет у них в качестве раба. Мы надеемся, что вы приложите все усилия, чтобы помочь нам в этом. Кроме того, мы просим, если нам суждено испытать несправедливость, чтобы ты одна, кому мы клянемся служить, была судьей и чтобы никто другой не мог судить нас. Если ты примешь эти условия, мы принесем клятву; в противном случае мы не станем присягать, а будем действовать сообразно обстоятельствам.

Теперь нас попросили отойти в сторону, пока Дочь Царей могла обсудить этот вопрос со своими советниками; обсуждение их продолжалось довольно долго, потому что вопрос этот, вероятно, вызвал разногласия. В конце концов ее мнение взяло верх, нам предложили приблизиться и сказали, что наши условия приняты, что их прибавили к формуле присяги и что ее будут соблюдать и правительница, и Совет абати.

Мы подписали присягу и поклялись, поцеловав книгу, вернее свиток. Потом мы вернулись в свои покои.

Около четырех часов пополудни меня разбудило рычание Фараона (мы легли спать, потому что абати обедают около полудня и после обеда отдыхают, а мы были, помимо того, сильно утомлены), и, взглянув, я увидел человека, прячущегося за дверью из страха перед зубами пса. Это был посол Македы с предложением от ее имени сопровождать ее в такое место, которого мы никогда не видели. Мы, разумеется, согласились, и посол привел нас в заброшенную и пыльную комнату дворца, где к нам присоединились Македа и три ее придворные дамы, а также несколько мужчин, которые несли зажженные лампы, сосуды с маслом и связки факелов.

– Без сомнения, друзья, – сказала Македа, которая была на этот раз без покрывала и, по-видимому, вполне оправилась от утреннего волнения, – вам пришлось видеть много замечательного в Африке и в других странах, но я покажу вам нечто такое, равного чему вы, наверное, никогда не видели.

Следуя за ней, мы пошли к двери в дальнем конце покоя, которую слуги отперли, а потом снова заперли за нами, и очутились в длинном проходе, высеченном в скале. Этот проход, постепенно спускавшийся вниз, привел нас ко второй двери, через которую мы вошли в самую большую пещеру, какую когда-либо видели или о какой нам приходилось слышать. Эта пещера была так велика, что слабый свет наших ламп не достигал потолка, и мы только смутно угадывали справа и слева очертания разрушенных зданий, высеченных в скале.

– Это подземный город Мур, – объяснила Македа, высоко подняв лампу, которую держала в руках. – Здесь в старину жили люди, вероятно предки теперешних фенгов. Здесь была их потаенная твердыня. В этих стенах находились их житницы, храмы и места торжественных церемоний, но, как я уже говорила вам, несколько столетий назад землетрясение разрушило их. Часть стен самой пещеры тоже обрушилась, так что потолок местами обвалился, и поэтому далеко не безопасно посещать некоторые части этой пещеры. Теперь пойдемте – я покажу вам то, что уцелело.

Мы пошли за ней в глубь этой необычайной пещеры, и наши лампы и факелы казались крохотными звездочками среди окружавшей нас непроглядной тьмы. Мы увидели житницы, в них все еще лежала пыль и труха, в которые превратилось то, что некогда было зерном, и наконец пришли к высокому зданию без крыши, перед которым все пространство земли было усеяно рухнувшими колоннами. Между ними виднелось множество статуй, покрытых таким толстым слоем пыли, что нам удалось лишь разглядеть, что некоторые из них по форме напоминают сфинксов.

Македа увела нас прочь от этого храма, около которого было небезопасно оставаться, и направилась к роднику, снабжавшему водой всю пещеру. Он впадал в бассейн, высеченный в скале, и вытекал из него через готовые стоки, чтобы исчезнуть неведомо где.

– Взгляните, этот бассейн очень стар, – подвела нас к нему Македа.

– Как они освещали такую огромную пещеру? – спросил Оливер.

– Не знаю, – ответила она, – они едва ли могли пользоваться лампами. Никто из абати не знает этого, так же как никто из них не поинтересовался, откуда поступает сюда свежий воздух. Мы не знаем даже, естественная ли это пещера или творение человеческих рук, как я думаю.

– По-моему, и то и другое, – предположил я. – Но скажи мне, о госпожа, пользуются ли абати этой пещерой?

– Мы сохраняем здесь некоторое количество зерна на случай осады, но пополняет их государство, потому что мои подданные слишком легкомысленны, чтобы заглядывать в будущее, когда кусок хлеба может стать дороже всех драгоценностей, если фенги прорвутся в долину. – И она резко повернулась и пошла вперед, чтобы показать нам бывшие стойла лошадей и следы от колес на каменном полу.

– Славный народец эти абати, – заметил Квик, полуобернувшись ко мне. – Если бы не женщины и дети и главным образом вот эта маленькая госпожа, которую я начинаю уважать не меньше, чем капитана Орма, мне, пожалуй, хотелось бы посмотреть, как они малость поголодают.

– Здесь есть еще одно место, которое я хочу показать вам, – сказала Македа, когда мы осмотрели стойла и поговорили о том, что могло заставить древних жителей пещеры держать своих лошадей под землей, – в нем хранятся сокровища, которые принадлежат или будут принадлежать вам. Пойдемте.

Мы пошли вперед по разным переходам, и последний из них внезапно вывел нас на крутой скалистый уклон, по которому мы прошли шагов пятьдесят, пока не уперлись в глухую, как нам показалось, стену. Здесь Македа попросила своих провожатых остановиться, что они и исполнили со страхом, хотя в то время причина этого страха была нам непонятна. Потом она подошла к одному из концов стены, где эта стена образовывала угол со стеной наклонного коридора, и, показав нам несколько неплотно сидевших камней, попросила меня толкнуть их, что я сделал не без труда. Когда в стене образовалось отверстие, достаточное для того, чтобы в него мог пролезть человек, она обратилась к своим придворным:

– Вы, я знаю, считаете это место заколдованным, и самый отважный из вас не согласится войти сюда, не получив особого приказания. Но я и эти иностранцы не боимся. Поэтому дайте нам сосуд с маслом и несколько факелов и ждите, пока мы не вернемся. Поставьте зажженную лампу в проходе, чтобы мы могли увидеть ее в том случае, если наши лампы погаснут. Нет, не возражайте, а повинуйтесь. Опасности здесь нет никакой – воздух там внутри свежий, хотя и нагретый, – я знаю это, я дышала им не раз.

Потом она подала руку Оливеру, чтобы он помог ей пролезть через отверстие в стене. Мы последовали за ней и очутились в другой пещере, в которой действительно было много теплее, нежели в первой.

– Где мы? – спросил Орм почти шепотом, потому что торжественная тишина этого места внушала благоговение.

– В гробнице древних правителей Мура, – ответила Македа. – Ты сейчас увидишь. – И она снова оперлась на его руку, так как спуск был крутой и скользкий.

Он тянулся ярдов четыреста. Наши шаги гулко звучали в тишине, а четыре лампы, вокруг которых сотнями порхали летучие мыши, казались четырьмя звездочками среди окружающей темноты. Наконец проход стал расширяться и превратился в обширную площадь, которую куполом покрывал утес. Македа повернула направо, остановилась перед каким-то предметом, белевшим в темноте, подняла лампу и сказала:

– Смотрите!

Мы увидели огромный, высеченный из камня трон, а на его сидении, у самого основания, – человеческие кости. Между ними лежал череп, а на нем набекрень была надета золотая корона, в то время как другие символы власти и украшения – скипетры, кольца, ожерелья, оружие – валялись вперемешку с костями. Вокруг трона лежали другие скелеты – пятьдесят, может быть и больше, и среди них всяческие украшения, которые некогда носили их владельцы.

Перед каждым из них стоял поднос из какого-нибудь металла – серебра или меди, как позднее мы убедились, на котором были навалены всяческие драгоценности: золотые чаши, блюда, ожерелья, браслеты, серьги, кольца и бусы из самоцветных камней, груды древних монет и сотни других вещей, которые ценили люди с тех пор, как на земле появились зачатки культуры.

– Понимаете, – объяснила нам Македа, пока мы, раскрыв рот, смотрели на это ужасное и знаменательное зрелище, – тот, который сидит на троне, был царем. Окружают его придворные, стражи и жены. Когда он умер, они привели сюда всех приближенных, посадили их вокруг него и убили. Сдуйте слой пыли, и вы увидите на полу следы от ударов мечом.

Квик, обладавший пытливым умом, сделал несколько шагов и проверил эти слова.

– Черт… – проворчал он, отбрасывая череп в сторону. – Я рад, что не служу прежним властителям Мура.

Македа улыбнулась и двинулась дальше.

– Вперед, друзья, – подбодрила она нас, – здесь еще много царей, а масло у нас может кончиться.

Мы пошли дальше и приблизительно в двадцати шагах увидели еще один трон – на нем и вокруг него тоже лежали кости людей, застывших в тех позах, в каких застала их смерть. Перед каждым из этих несчастных, которым пришлось и после смерти следовать за своим властелином, стоял поднос с его драгоценностями. Перед троном этого царя лежали также кости пса, а среди них валялся богато изукрашенный ошейник.

Мы снова пошли вперед, к третьему кладбищу, если можно так сказать, и здесь Македа указала на скелет мужчины, перед которым стоял поднос с различными медицинскими, в основном хирургическими, принадлежностями.

– Скажи, о доктор Адамс, – обратилась она ко мне с улыбкой, – хотел бы ты быть придворным врачом повелителей древнего Мура?

– Нет, госпожа, – ответил я, – но, с твоего разрешения, мне хочется осмотреть эти инструменты. – И, пока она шла дальше, я остановился и наполнил ими свои карманы. Позднее, рассмотрев внимательно эти врачебные инструменты, изготовленные неведомо сколько тысяч лет назад – по этому вопросу ученые до сих пор никак не могут прийти к согласию, – я нашел, что многие из них с некоторыми изменениями продолжают находиться в употреблении до наших дней.

Мне почти нечего прибавить к рассказу об этой необычной и страшной гробнице. Мы переходили от царя к царю, пока не устали рассматривать человеческие кости и золото. Устал даже Квик и заметил, что в этой семейной могиле очень жарко и что мы можем считать остальных покойников как бы виденными, потому что они похожи друг на друга, как вопросы в анкетах.

Но как раз в это время мы подошли к номеру двадцать пятому и остановились в изумлении, потому что этот царь был, по-видимому, самым великим из всех: вокруг него лежало раза в три больше скелетов, чем вокруг других, и несметные богатства, а кроме того, среди костей виднелись небольшие статуэтки, изображавшие мужчин и женщин, а быть может, и богов. Сам царь был горбун с огромным продолговатым черепом, наверное, чудовищно уродливый. Быть может, его ум возмещал внешнюю убогость его тела, потому что после смерти в жертву было принесено одиннадцать детей, из которых двое, судя по строению черепов, были его собственными детьми.

Никто не знает, что было в Муре и прилегающих землях, когда правил царь Горбун.

Увы! Как мало мы знаем о былом!