Текст книги "Тринадцатая реальность (СИ)"
Автор книги: Геннадий Ищенко
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)
Глава 30
Прошло еще десять дней. Флот кайзера двигался вдоль побережья, не пропуская ни одного города. Манчестер стоял в стороне от побережья, но досталось и ему. Три сотни самолетов совершили один вылет, но городу этого хватило. Применили зажигательные бомбы, которые вызвали массовые пожары, уничтожившие большинство строений. Две трети населения бежали до бомбежки, но все равно погибших и обгоревших было столько, что ужаснулась вся Америка. Бегство из прибрежных городов приняло массовый характер. Заторы на дорогах заставляли людей бросать машины и уходить пешком. Власти старались вывезти беженцев и хоть на время где-то поселить, но они не справлялись. Один за другим подверглись обстрелам Плимут, Фолл-Ривер и Нью-Хейвен. На небольшие покинутые людьми курортные городишки внимания не обращали. В Нью-Йорк пришли утром и ушли вечером. Островной характер города давал большие возможности для маневра всеми силами. Несмотря на то, что часть судов успели вывезти, многие сотни брошенных командой кораблей были пущены на дно торпедами. Весь день не смолкала канонада, а самолеты авианосцев израсходовали две трети авиабомб всех типов. В первую очередь старались уничтожить высотные здания и промышленность, а когда уходили напоследок взорвали все мосты. Огромный город занялся сотнями пожаров, которые не могли тушить из-за завалов на улицах, а число жертв исчислялось сотнями тысяч. Если бы немцы с французами больше ничего не сделали, американцам с головой хватило бы и этого. Но после Нью-Йорка артиллерийским ударам подвергли Мидлтаун, Брик, Томс Ривер и Атлантик-Сити. Населения в них уже практически не осталось, поэтому жертв было мало. Авиацию здесь не использовали. Дальше флот пятнадцать часов двигался с максимально возможной скоростью, не трогая небольшие поселения, сделав остановку только у курортного города Вирджиния-Бич. Долго его не обстреливали, потому что городов впереди было еще много, а боеприпасов осталась меньше трети от взятого в поход запаса. Гросс-адмирал Эрих Редер принял решение наведаться на американскую военно-морскую базу Норфолк, которая, судя по передачам американского радио, была оставлена военными. Флот зашел в Чесапикский залив и стал на стоянку, а на базу отправили три эскадренных миноносца. Они вошли в реку Элизабет и через пару часов были на базе флота. Она действительно оказалась брошенной, причем американцы не поставили даже мин. Они не уничтожили арсеналы, но это и понятно: двести тысяч тонн бомб и снарядов, собранных здесь для отправки в Европу, при взрыве уничтожили бы весь город. То, что не сделали американцы, сделал флот империи. Целый день на корабли грузили подходящие боеприпасы, а потом заминировали все оставшееся и ушли, не тронув город. Незачем было терять время на его разрушение, от города и базы и так ничего не осталось, когда через два часа взорвались арсеналы. После этого флот три дня плыл вдоль побережья, разрушив десяток городов. Последним таким городом был Майами. По предписанию следовало срочно возвращаться, но боеприпасы еще были, а ударный флот американцев застрял в Гибралтаре, поэтому Редер решил проявить инициативу. Флот через Мексиканский залив вошел в Карибское море и взял направление на Панаму. В порту Кристобаль были захвачены шесть грузовых судов, которые затопили перед первым шлюзом, изуродовав его перед этим торпедами. После этого движение по каналу прекратилось почти на месяц. Редер счел поставленные задачи выполненными и дал приказ на возвращение. Возвращались не к берегам Франции, а к Гибралтару.
С первым же обстрелом Портленда адмирал флота Нимиц получил приказ срочно отправить к атлантическому побережью группу кораблей для уничтожения флота империи. К этим кораблям собирались присоединить двенадцать других, выведенных из оставленных баз. Командующий Тихоокеанским флотом пока не мог быстро оказать помощь из-за штормовой погоды, но ее должны были получить из колоний. Сам ударный флот к этому времени лишился четверти боевых кораблей, не потеряли лишь ни одного авианосца, хотя три из них получили заметные повреждения и лишились половины палубной авиации. Нимиц принял решение отправить к берегам Америка два авианосца, десять линейных кораблей, пятнадцать крейсеров, тридцать два миноносца и пять эскортных эсминцев. Подводные лодки в поход не брали из-за малой скорости их хода. Возглавлял соединение адмирал флота Уильям Хэлси. При выходе из Гибралтара с одного из авианосцев взлетели двенадцать пикирующих бомбардировщиков, которые отбомбились перед ордером. Все субмарины империи находились в подводном положении и не были обнаружены самолетными радарами, поэтому бомбы сбросили вслепую. Как выяснилось позже, почти все они упали в стороне от субмарин, лишь три из которых были повреждены и не смогли принять участия в бою. Подводные лодки были расположены в линию по ходу движения кораблей и начали сражение, когда из пролива в океан вышли эскортные эсминцы и одиннадцать миноносцев. Лодки заметили после первых же пусков торпед, но что-то сделать уже не успели. В каждый корабль с небольшой дистанции были выпущены две-три торпеды, поэтому ни один из них не уцелел. Несколько минут на выходе из пролива гремели взрывы, а с обоих авианосцев спешно взлетали бомбардировщики. Почти все субмарины успели погрузиться и сменить позицию, но пять из них были потоплены ударами с воздуха. Акустики не смогли из-за шумов собственных кораблей быстро засечь подводные лодки противника, поэтому американцы подверглись вторичному нападению уже из подводного положения. Потеряв еще два корабля, адмирал Хэлси, проклиная все на свете, отдал приказ о возвращении.
– Я потерял все эскортные корабли, сэр! – докладывал он по радио Нимицу. – Там этих чертовых подводных лодок была, наверное, сотня, если не больше. Я вывожу корабли в Альборан и жду! Пришлите еще эсминцы, пусть там все почистят глубинными бомбами.
Подводники кайзера не стали дожидаться, пока их будут чистить. Адмирал Денец отдал приказ, и все уцелевшие субмарины ушли на двадцать миль на запад. Весь день, не смолкая, гремели взрывы: семь эскортных эсминцев обрабатывали глубинными бомбами подходы к Гибралтару. После этого была предпринята еще одна попытка вырваться из ловушки и выполнить приказ. Повторное нападение стаи подводных лодок было ожидаемо и не привело к большим потерям, но им все-таки удалось потопить один линейный крейсер и повредить другой, а так же вывести из строя один из авианосцев. За это пришлось заплатить высокую цену: тридцать две подводные лодки были уничтожены и семь сильно повреждены. Погиб и сам адмирал Денец. Но задача была выполнена: адмирал Хэлси не решился с такими силами воевать с вражеским флотом и вернулся обратно. К тому времени, когда определились с новым составом группы, узнали о диверсии в Панамском канале.
– Я никого не могу к вам отправить! – сказал адмирал Нимиц прилетевшему в Алжир адмиралу Чарлзу Бенсену. – Тихоокеанского флота не будет, а в колониях нет ничего серьезного! Если уходить, то бросать здесь все к чертовой матери и уходить всем! Мне и в этом случае придется взорвать часть кораблей. Отремонтировать их своими силами я не смогу, а в теперешнем состоянии я их даже не доведу до дома, не говоря уже об использовании в бою!
– Не орите на меня, Честер! – ответил ему Бэнсен. – Все хуже, чем вы думаете. По нашим сведениям, флот противника идет не к Ла-Маншу, а сюда к вам. Они вполне смогут занять побережье Марокко и окончательно закупорить вас в Средиземном море. Ничего не стоит перерезать единственную железную дорогу, и никого из вас не эвакуируешь даже через Африку, а европейцы тоже не помогут, просто побоятся немцев. Вы сможете с ними сразиться на равных?
– Не знаю, сэр, – уже тише ответил Нимиц. – Сейчас, наверное, уже нет. Нам больше месяца не подвозят боеприпасы, а расход их очень большой. Самолетов на авианосцах осталось в лучшем случае треть, а один из авианосцев наполовину затоплен, и с него нельзя взлетать. Но хуже всего – моральное состояние моих людей. Они устали от этой войны и напуганы. Напуганы известиями из дома и своими собственными потерями. Вы знаете, что немцы нас всех объявили преступниками? У них от бомбардировок погибли в общей сложности полмиллиона гражданских, поэтому всех наших пилотов уже приговорили. Если их собьют над империей и повезет уцелеть, это везение будет ненадолго, их просто расстреляют. Уже были отказы от вылетов. Не у меня, а у летчиков ваших «Крепостей». Их тоже осталось не так много. Боюсь, что у нас с этой войной ничего не выйдет. И говорить о мире с кайзером сейчас бесполезно. Он выставит такие условия, что лучше будет воевать до конца, каким бы он ни был!
– Мы немного переоценили свои силы, и даже в мыслях не было, что кайзер может сделать такой ход, – сказал Бэнсен. – В стране паника, причем она будет только нарастать. Сотни тысяч погибли и миллионы лишились жилья. Кому-то за все это придется отвечать, но об этом пусть болит голова у политиков, а нам с вами нужно думать о том, что мы сможем спасти своими силами.
– Если сюда придет флот империи, войне однозначно конец, – сказал Нимиц. – Даже если они не применят против нас свою авиацию, снабжения больше не будет, а на наших базах боеприпасов осталось максимум на неделю. Они захватят и Алжир – это только вопрос времени. Поэтому надо как-то мириться, и срочно вывозить всех, кого сможем, по железной дороге, и спасать оставшиеся самолеты и пилотов. Вы когда полетите обратно?
– Я должен все увидеть своими глазами и поговорить с вашими людьми, – ответил Бэнсен. – Потом сразу вылечу. В Вашингтоне ждут моего отчета.
– А моим шифровкам, значит, не доверяют! – сказал командующий. – Ладно, черт с ними! Моей карьере после этой войны все равно конец, да и не захочу я больше служить на флоте. Теперь каждый будет плевать вслед военным морякам. Скажите им, Чарльз, чтобы решали быстро, иначе я уйду к русским, отдам им корабли и попрошу в обмен отправить всех моих парней домой через Россию. И плевать мне на то, что потом обо мне кто-нибудь скажет!
– Может быть, так еще придется сделать, – вздохнул Бэнсен. – Чертовы англичане! Если бы они нам помогли, не было бы такого финала!
– Что передают? – спросила вошедшая в гостиную жена.
– Ничего нового, – оторвался я от радиоприемника. – Американцы заняты своими городами и больше пока ничем не интересуются. Тяжело, когда на кого-то часто валятся беды, но он к ним привыкает и уже не так остро реагирует. А у них с этим плохо. Сейчас все растеряны и не столько пытаются устранить последствия, сколько плачутся друг другу в жилетку и пытаются выяснить, кто во всем виноват.
– Им все-таки сильно досталось, – вступилась она за янки.
– Немцам с французами досталось гораздо больше! – возразил я. – Если бы не этот поход флота в Америку, империя распалась бы, к этому все шло. Но европейцы быстро все выстроят заново, а за океаном с этим будет хуже, хотя возможностей у них по-прежнему больше. Сейчас, вместо того чтобы восстанавливать города, все силы бросят на восстановление военного флота. Сто лет назад это был совсем другой народ.
– Тебе видней, – вздохнула она.
– Как себя чувствуешь? – заботливо спросил я.
С тех пор как Вере десять дней назад стало плохо, и спешно вызванный врач установил беременность, ее самочувствие стало для меня самым важным из всех вопросов.
– Да вроде неплохо, – ответила она. – Плохо почему-то было тогда, да еще потом два раза сильно тошнило, а сейчас только иногда немного подташнивает. Наш Борис Карлович удивлен таким ранним проявлением беременности и тем, что это случилось со мной. Он меня считает эталоном здоровья.
– Из вас троих только у Александры пока нет беременности, – сказал я. – По-моему, она вам с Леной немного завидует.
– Она сейчас мучается из-за немцев. Если бы я куда-нибудь уехала, а кто-то начал бомбить наши города, я бы тоже переживала. Слушай, Леш, я вот о чем подумала. Если ты вдруг умрешь...
– Чего это ты меня решила похоронить? – удивился я.
– Не говори глупости, – ответила она. – Никто тебя не хоронит, но ведь всякое бывает. Тебя больше никуда не пошлют?
– Меня и этот раз никто никуда не посылал, сам удрал. То, о чем я говорил, – это только мои предположения. А к чему этот разговор?
– А к тому, что если начнешь вдруг создавать свой мир, никого не бери в жены, подожди меня! Я только немного выращу ребенка, а потом приду сама.
– Совсем рехнулась? – постучал я ее пальцем по лбу. – Я тебе приду! На порог не пущу – так и знай! Жизнь всегда лучше фантазии, а я тебя согласен ждать и сто лет. А, вообще-то, я пока умирать не собираюсь и тебе не дам.
Этот дурной, по моему мнению, разговор был прерван появлением Олега.
– Что нового слышно? – спросил он, имея в виду радиоприемник.
– Ничего нового, – ответил я, – хотя в самом ближайшем будущем новостей должно быть, хоть отбавляй. Война входит в завершающую стадию, если только немцы не сцепятся с англичанами, но это маловероятно: им и так сильно досталось.
– А вот у меня новости есть, – сказал Олег, – и приятные, и неприятные одновременно. Во-первых, брат решил вас наградить.
– Это за какие, интересно, заслуги? – спросил я. – И чем?
– У тебя что, мало заслуг? – задал он встречный вопрос. – Зачем говоришь глупости?
– Много, – согласился я. – О них знаешь ты и еще человек сто-двести, а что подумают остальные? Что император наградил своего дружка?
– Этого можешь не бояться, – засмеялся он. – Те, кому нужно, в курсе, а остальные об этой награде знать не будут. Еще не интересно, что дадут?
– Мне интересно, – сказала Вера, – даже тошнить перестало.
– Казна выкупила у одного нефтепромышленника усадьбу Алтуфьево, – торжественно сказал Олег. – Ее подарили тебе за особые заслуги перед отечеством. Ты у нас, конечно, человек богатый и сам бы мог потратить эти двести тысяч, но сейчас ничего платить не нужно, да и не продал бы ее тебе бывший владелец. Брат его уломал, пообещав дворянство, ну и еще кое-чего. Усадьба шикарная, хоть и похуже нашего дворца. Есть большой пруд и парк. И от нас всего в двадцати километрах. Кроме того, тебя еще наградят орденом и повысят чин.
– Куда уже выше! – проворчал я. – Чин с орденом тоже дадут инкогнито? И из-за чего этот дождь монарших милостей?
– Вот теперь я верю в то, что тебе больше семидесяти лет, – засмеялся Олег. – Бурчишь, как старый дед, вместо того чтобы радоваться.
– А если сказать прямо? – спросил я. – Нас выгоняют из дворца?
– Такой глупости я от тебя не ожидал, – обиделся он. – Дурак.
– Ладно, извини, – сказал я. – Выбрал неудачное слово, но ведь угадал? Нужно съезжать?
– Ваши родители останутся здесь, – ответил Олег, – и эти комнаты останутся за вами. В любое время можете приехать. Просто у нас во дворце тебе будет опасно. Сам же против того, чтобы за тобой повсюду ходила охрана. Здесь бывает слишком много разных людей, даже в этой части дворца. Выкрасть тебя не смогут, а зарезать – запросто. В этом деле искусников хватает: сунут нож в спину, и не поможет все твое искусство.
– А там? – спросил я. – Тоже охрана?
– Дом очень большой, – сказал он, – парк тоже не маленький и окружен хорошей оградой. Вот она-то и будет охраняться, а внутри ходите, куда хотите. Можете выезжать к друзьям, но только с охраной. Лучше, конечно, чтобы приезжали к вам. В доме есть телефон и будут две машины: разъездная и для всяких неожиданностей. Служанка всего одна, которая будет вам готовить и убирать в доме. Стирать будут на стороне. Кажется, ничего не забыл.
– А что в твоей новости печального?
– Что я не смогу каждый день видеть такую неблагодарную свинью, как ты, – ответил он, – а Елена будет скучать по Вере. О брате я не говорю, сам должен понимать. Учти, что телефон обычный и по нему ни о чем важном говорить нельзя. Да, когда у Веры будет подходить срок, ее заранее заберут в специальную лечебницу. Роды примут прекрасные специалисты, и для нее не будет никакой опасности. Ценить нужно то, как о тебе заботятся друзья, а не кривить морду.
– Ты же знаешь, что у меня нет на вас обиды, – примирительно сказал я. – Когда переезжать?
– После окончания войны, – ответил он. – Сейчас ты нужен здесь. Только постарайся потерпеть и никуда не ходить без охраны, и жену не пускай. Трудно, что ли, позвонить и пару минут подождать? На этих ребятах не написано, что они охранники, и они вам в затылки не дышат.
Он ушел, и мы остались вдвоем. Мать обзавелась множеством подруг и редко проводила время дома, а до прихода со службы отца было еще два часа.
– Я вижу, ты не рад, – сказала Вера, садясь мне на колени. – Вспомнил лагерь?
– Нет, здесь другое, – ответил я. – В лагере нам ограничили общение и не пускали за ограду. Почти тюрьма, только размером с поселок и комфортабельная. Здесь мы можем дружить, с кем хотим, и ездить везде в пределах Москвы. Свобода, хоть и ущербная, но другой у нас пока все равно не будет. Там будет безопасней, но и скучней, потому что каждый день в гости ездить не будешь. Значит, будем коротать время друг с другом и с охраной. Что-то выиграем, что-то проиграем.
– Выиграли двести тысяч, – напомнила она, – а ты действительно скривился, как будто хлебнул уксуса.
– Мы эту фазенду и сами могли купить и потребовать охрану, – сказал я. – Понимаешь, малыш, для меня деньги уже давно ничего не значат. Когда их слишком много, и они почти никуда не тратятся, о них вообще забываешь. Фазенда? Это что-то вроде имения. Мое поведение совсем не связано с этим подарком или почти не связано. Просто я сейчас жду, чем все закончится, и боюсь! В том, чтобы много знать, есть преимущества и недостатки. Недаром говорят, что меньше знаешь – крепче спишь.
– И долго еще тебе бояться? – спросила она.
– От месяца до года, – засмеялся я. – Как только все в мире установится, так я сразу стану спокойным-преспокойным! Вот дней через пять к нам обратится американский посол...
Я со своим прогнозом ошибся ровно на пять дней: посол попросил у императора срочной аудиенции уже через час после ухода от нас Олега.
– Оденься поприличней и надень орден, – сказал мне Андрей в телефонную трубку. – Сейчас должен подъехать американский посол с очень срочным делом. Поскольку оно у него не терпит отлагательств, у меня не будет возможности с кем-то советоваться задним числом. Кроме тебя будут канцлер и Олег.
Я срочно надел парадный мундир, прикрепил звезду «Святого Владимира» с левой стороны груди, а на шею повесил крест на ленте. Жена по традиции привела в порядок мою прическу, и я чуть ли не бегом выскочил за двери. Опаздывать не хотелось, а заставлять из-за своего опоздания ждать посла хотелось еще меньше. Я там и так буду, как бельмо в глазу, не стоило лишний раз обращать на себя внимание. Хотя все равно не удастся отсидеться в сторонке, иначе не стоило туда вообще идти. Я успел: посла еще не было, но все остальные уже были в сборе и сидели за большим круглым столом.
– Садись сюда! – махнул мне рукой Андрей на самый дальний от него стул. – С чем, думаешь, он приехал?
– Почти наверняка хотят отдать нам свои изрядно побитые войной корабли в обмен на провоз их экипажей через Россию в Америку, – ответил я. – Англичане их не приютят, потому что это равносильно войне с империей, да и остальные... Стоит кайзеру топнуть ногой, как отдадут и корабли, и моряков. Флот американцы построят быстро, а военные моряки за год на грядке не вырастут. Нам это выгодно по многим причинам, только нужно сразу предупредить, что мы вышлем инспекцию. Нам не надо, чтобы они перетопили палубную авиацию и взорвали все лишнее. Нам эти корабли еще пригодятся, хотя кое-что придется отдать кайзеру: не стоит обижать союзника, забирая у него все трофеи.
– А не обидится на «кое-то»? – усмехнулся Иван Павлович.
– Он бы мог не получить и того, что дадим, – ответил я. – На это и нужно будет напирать в разговоре. Кайзер перегнул палку, объявив всех американцев преступниками. Кто же будет ему сдаваться на таких условиях? Это как минимум десять лет принудительных работ по восстановлению разрушенных городов, а кого-то могут и прибить. Вообще-то, это было бы справедливо, но империя уже отплатила американцам той же монетой. Если их ударный флот пойдет на прорыв, возможно, его потопят, но и у немцев мало что останется, а у них под боком англичане. Да и с американцами лучше говорить о мире не с пустыми руками.
Я никогда не видел американского посла, поэтому рассматривал его с интересом, и удостоился от него такого же любопытного взгляда. Мне на его месте тоже было бы интересно, что делает на приеме такой мальчишка, как я. Посол поздоровался первым, произнеся все протокольные фразы. Ответил на приветствие только император, а потом он представил меня и предложил перейти к цели визита.
– Я хотел бы от имени моего правительства просить ваше величество об одной услуге, – сказал посол, садясь на предложенное ему место. – Нужно перевезти по вашей территории наших моряков, и позволить нам вывезти их на родину из одного из ваших дальневосточных портов.
– Только моряков? – спросил Андрей. – Я бы хотел узнать, мистер Буллит, что вы собираетесь делать с кораблями?
– Скорее всего, они будут затоплены, – ответил посол.
– Ваше мнение, князь? – обратился ко мне Андрей.
Вот надо ему было это делать? Лучше бы ответил Шувалов.
– Пусть топят свои корабли вместе с экипажами, – посоветовал я. – Для них такая героическая смерть будет лучше плена, а нам ни к чему ссориться с проверенным временем союзником. Франко-Германская империя фактически разгромила ваш флот, а сейчас вы нам предлагаете пренебречь союзническими обязательствами и спасти ваших моряков, которых кайзер объявил преступниками, да еще при этом лишить его законных трофеев. Мы ничего не приобретем, кроме неприятностей.
– А если все корабли отдадут вам? – спросил посол.
– Кое-что отдадим кайзеру, а остальное используем сами в оплату своих услуг, – улыбнулся я ему. – Мы единственные, с кем кайзер не станет из-за вас драться. Можем даже поспособствовать в проведении мирных переговоров.
– На это можно пойти при выполнении двух условий, – осторожно сказал Буллит. – Во-первых, мы заключаем договор о взаимной обороне, а, во-вторых, вы переводите большинство полученных кораблей в свои дальневосточные порты, чтобы от вас, как от союзников, была польза.
– Боитесь японцев? – спросил я. – А это ничего, что у нас с ними уже есть союзный договор?
– Вы не делали секрета из текста договора, – сказал он, пожав плечами. – Ваш договор с японцами такой же, какой предлагаю и я. Вы не нападаете на них и не нападаете на нас, но оказываете помощь тому из нас, кто подвергся нападению. Если на нас нападут японцы, вы, оказывая нам помощь, не нарушите ни один из договоров. Естественно, у такой помощи будут ограничения. Так вы не сможете, помогая нам, воевать на их территории, только на нашей или в международных водах.
– Хорошо, что вы вспомнили о вашей территории, – сказал я. – Что мы решим насчет Аляски? Нам не помешает база рядом с союзником, которому нужно помогать.
– Не большая получится база? – спросил он. – У нас необходимость в союзе на время, хотя мы и потом готовы поддерживать добрососедские отношения. Я думаю, что мы сможем отдать вам несколько Алеутских островов в обмен на согласие никогда в будущем не выдвигать к нам территориальных претензий, но даже это я не могу решить сам без консультаций. Давайте отложим решение этого вопроса на более позднее время.
– Тогда у меня, ваше величество, больше вопросов нет, – сказал я Андрею. – Если согласятся передать нам все корабли и находящееся на них боевое имущество, всех переправить во Владивосток, а там действовать, как договоримся. Можем перевезти мы, а могут прислать свои корабли. Сколько их?
– Около семидесяти тысяч, – ответил посол. – Возможно, будут не одни моряки. Немцы перерезали железную дорогу, а мы не успели всех вывезти из Алжира.
– Я не возражаю, – кивнул Андрей. – У вас нет вопросов, канцлер?
– Большие расходы, – сказал Шувалов. – Ваших военных будут довольно долго перевозить. Пока всех с пересадками доставят во Владивосток, пройдет пара месяцев, а уже начало сентября. Часть из них наверняка не успеем перевезти до зимы, и их придется где-то размещать и содержать. Корабли – это, конечно, ценность, но я представляю в каком они состоянии после четырех месяцев боев. И если еще будут что-то взрывать или вредить... Я вам сразу скажу, что к ним в таком случае будет совсем другое отношение.
– Это можно будет оговорить в документах, – согласился посол. – Если будем заключать договор, какой нам смысл вредить своим союзникам?
Когда договорились по всем вопросам, и посол уехал в свою резиденцию, ушел и Шувалов. Остались только мы втроем.
– Нельзя было его дожать без меня? – недовольно спросил я Андрея. – Мало мне было внимания англичан, теперь еще янки заинтересуются такой непонятной фигурой у трона. Не пора ли мне переезжать? С американцами договорились, причем с их помощью можно будет придержать японцев. И кораблей у нас теперь будет достаточно, и Филиппины им завоевать не удастся, а об остальном пусть болит голова у англичан с голландцами. А с кайзером как-нибудь по-родственному договоритесь.
– Завтра, – сказал он. – Я распоряжусь, чтобы отправили охрану и вообще к вашему приезду приготовили все, что нужно. После обеда будут машины, тогда и поедете. И учти, что раз в неделю будете к нам приезжать.
Когда я пришел домой, отец уже вернулся со службы.
– Красавец, – сказал он, с удовольствием меня осмотрев. – Мужчине идет мундир, жаль, что ты его не любишь. И орден на тебе прекрасно смотрится. Да, можешь меня поздравить со статским советником. Твоя работа?
– Тогда и ты меня поздравь с тайным советником, – ответил я. – Даю слово, что ни к твоему повышению, ни к своему, руку не прикладывал. Да, меня еще наградили орденом Святого Александра Невского, только пока почему-то не вручили. Наверное, забыли.
– Не врешь? – поразился отец, от удивления забыв про манеры. – За что наградили, я понял, жаль, что другие поймут превратно.
– Плевать, отец, – сказал я. – Мы завтра от вас вообще уедем. Будем жить недалеко в собственном имении и приезжать раз в неделю.
– Тебя отпускают раньше, чем все закончится?
– А оно уже почти все закончилось, а что осталось, доделают без меня. Вера где?
– В спальне твоя жена, – ответил отец. – Ей опять нехорошо. Когда твоя мать вас вынашивала, у нее такого безобразия не было, хотя она была гораздо слабее Веры.
Я вошел в спальню и сел на край кровати, на которой лежала жена.
– Опять тошнит, – виновато сказала она. – У нас вчера ничего не было и сегодня я, наверное, тоже не смогу.
– Глупенькая, – сказал я, целуя ее глаза. – Нашла о чем печалиться! Думай лучше о том, что возьмем с собой на новое место жительства. Завтра после обеда будем переезжать.
– Я уже привыкла к переездам и все быстро соберу, – сказала она. – Леш, а кого ты больше хочешь, девочку или мальчика?
– Ты уже спрашивала, а я уже отвечал, – засмеялся я. – Я от тебя хочу побольше и мальчиков, и девочек, лишь бы роды не отразились на твоем здоровье. Но ты у меня сильная, и все должно быть хорошо.
Следующим утром сходили позавтракать, а потом Вера подавала мне вещи, а я их укладывал в саквояжи. Поскольку комнаты все равно оставались нашими, все с собой не брали, только четыре саквояжа, которые забрали пришедшие в три часа жандармы. Уехали на двух машинах, в одной из которых были мы, а в другой – четыре жандармских офицера. До усадьбы ехали двадцать минут. Находилась она недалеко от дороги, но дом был в глубине парка, поэтому проезжающие машины не должны были мешать. Один из офицеров своим ключом открыл замок на воротах, и машины одна за другой поехали через парк по дороге к стоявшему в ее конце большому одноэтажному дому и возвышавшейся над ним маленькой церковью.