Текст книги "Тринадцатая реальность (СИ)"

Автор книги: Геннадий Ищенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

Глава 28

– Первый снег! – сказала Вера, которая отодвинула занавеску и наблюдала за тем, как кружатся и падают снежинки. – Сколько мы с тобой сидим взаперти?

– Так уж и взаперти, – возразил я. – По дворцу можно гулять и на запись ездили.

– Ездили, – согласилась она. – Сначала студию проверила орава жандармов, а потом нас туда отвезли на броневике в сопровождении трех машин охраны. Наверное, короля Эдуарда так не охраняют. Только перепугали всех работников студии, а у оркестрантов дрожали руки.

– Кому он нужен, твой Эдуард, – сказал я, поднялся со стула и подошел к ней, – а мы нужны всем!

– Лучше бы все о нас забыли! – с тоской сказала жена, уткнувшись мне в грудь лицом. – Неужели и дальше сидеть в этой золотой клетке или выезжать из нее с полком охраны?

– Наследника с женой так же охраняют, – смущенно ответил я. – Малыш, ну что тебе сказать? Наверное, когда начнется война, будет полегче, а лет через десять мы уже не будем представлять для врагов такой ценности, тогда и охраны будет меньше.

– И ребенка у меня нет, – не слушая меня, продолжала плакаться Вера. – Знаешь, мне уже не доставляют радости ни новые песни, ни твои книги. Не надо меня обнимать, я ведь знаю, что сейчас понесешь в кровать. Мне будет хорошо, но очень недолго, а потом вернется тоска!

– Мы с тобой вместе меньше трех лет, – возразил я. – И вообще еще очень молоды, а ты впадаешь в меланхолию. Я выполнил свой долг перед родиной и помог ей уцелеть и стать сильной. Разве это не стоит временных неудобств и ограничений? У тебя есть все, стоит только пожелать! И друзья теперь рядом, так что не нужно никуда ехать. А дети и свобода у нас еще будут.

Два месяца назад нам сообщили, что пойманы два агента английской разведки, целью которых были мы. Они только собирали сведения, но после этого нам сначала усилили охрану, а потом фактически запретили куда-либо выезжать. Тот выезд на студию, о котором упомянула жена, был исключением. На нового канцлера было совершено неудачное покушение, и после проведенных арестов раскрыли группу, которая готовила покушение на императора. Аресты приняли массовый характер и на захваченных английских агентах опробовали указ императора об измене. Семнадцать человек расстреляли, втрое большее число арестованных получили хорошие сроки с конфискацией имущества, а у остальных любителей устраивать покушения и торговать государственными секретами появился повод хорошенько подумать. Нам от этого было мало радости: всю агентуру выполоть было нереально, и рисковать никто не хотел. Даже к моей сестре приставили охрану, хоть и небольшую.

– Если хочешь, можно будет поехать в один из закрытых городов, – предложил я. – Там будет почти нормальная жизнь. Только нужно подождать до лета, а то еще не все построено.

– Мы уже жили в одном таком, – сказала Вера. – В этом дворце людей больше, чем было там.

– Сравнила! – сказал я. – Это действительно города, а не тот лагерь. Мне о них говорил Шувалов. Население будет по двадцать или тридцать тысяч человек, будет даже кинотеатр.

– Почему мне так плохо? – спросила жена. – Я ведь и до этих арестов из дворца почти не выезжала, а как узнала, что этого делать нельзя, что на нас охотятся... Все занятия сразу потеряли привлекательность, все делаю по привычке, не испытывая удовольствия...

– И это тоже? – спросил я, лаская ее в нужных местах. – Неужели совсем никакого удовольствия?

Она тяжело задышала и подставила губы. Целуя, я унес ее в спальню и там продолжил лечение. На время она стала почти прежней. Жаль только, что скоро хандра вернется. Я не знал, что делать. Если бы ей удалось забеременеть, но пока все мои усилия в этом были безрезультатными.

Кайзер не любил зиму за ее промозглую сырость, частые дожди и висевшее над самой головой свинцовое небо. На зимнюю хандру накладывалась тревога, связанная с грядущей войной. Империя, которая наконец-то действительно стала единым государством, напрягала все свои силы, но он знал, что за океаном сил больше. Скорее всего, победа будет достигнута, вопрос в том, какой ценой. Он боялся, что цена может стать очень велика. На войну работало каждое четвертое предприятие в Германии и Франции, а на военные нужды шла половина бюджета. Долго так продолжаться не могло, два-три года, не больше. Уже сейчас уровень жизни медленно пополз вниз. Численность армии довели до двух миллионов бойцов и больше увеличивать не собирались. Решать исход битвы будет не пехота, а авиация, артиллерия и флот. На всем побережье объединенной империи строились мощные оборонительные сооружения и создавались новые аэродромы. Флоту уделялось первостепенное внимание, но в грядущем сражении должны были участвовать в основном подводные лодки. Защищаясь, войну не выиграешь – это известно даже школьникам. Он хотел сыграть ва-банк. Когда ударный флот американцев завязнет в Средиземном море, флот империи совершит переход в шесть тысяч километров и пройдет по атлантическому побережью Американских штатов, сея смерть и разрушение в портовых городах. Американцы забыли, что такое война, пора им это напомнить. У них еще останутся боевые корабли, но далеко на юге, а флот с Тихого океана в Атлантический быстро не перебросишь. Небольшие корабельные группы в военно-морских базах будут его флоту на один зуб, а боевой авиации на побережье мало. Конечно, американцы могут прервать операцию по захвату французского побережья, но пройти через Гибралтар у них не получится. Сотня подводных лодок не пропустит в океан ни одного корабля. Англичане не посмеют вмешаться, иначе вся Англия запылает в огне. Каждый месяц заводы выпускали двести первоклассных самолетов, для которых по ускоренной программе готовили экипажи. К лету у него будет невиданная сила – три тысячи одних бомбардировщиков! Число самолетов пытались скрыть, строя ангары и применяя маскировку. Танки почти не строили: хватало тех, которые были построены для русских и уцелели в битве с французами. Их держали только в качестве резерва при прорыве береговой обороны. Важнее была артиллерия, на нее и тратились. Вообще, это должна была быть война не столько людей, сколько боевых машин. Он не понимал упорства, с которым американцы пытались развязать войну, сам бы он действовал совсем не так. Колонии захвачены, в том числе и германские, и не так уж сложно устроить империи морскую блокаду. Это намного дешевле прямого столкновения. Но нет, они строят аэродромы в Алжире и перебрасывают в Африку сотни тысяч тонн военных грузов и боевую авиацию. В самих Американских штатах были его агенты, которые в своих донесениях сообщили даже состав флота и примерную дату его отплытия.

– Ваше величество, – обратился к нему заглянувший в кабинет секретарь, – вы вызывали генерал-майора Николаи.

– Да, пусть войдет, – разрешил кайзер, довольный, что можно на время прогнать тяжелые мысли и заняться делом.

Ответив на приветствие начальника разведывательной службы, он выслушал его отчет. В свои семьдесят четыре года Вальтер Николаи сохранил ясную голову и был во многом незаменим, поэтому его до сих пор не отправили в отставку.

– Значит, вы так и не установили причину научных успехов наших союзников, – подвел итог кайзер. – Плохо! Я обратился лично к императору, но он ответил, что у нас просто не будет времени чем-либо воспользоваться, а после войны можно будет вернуться к этому разговору. Может быть, он и прав, но я бы хотел судить об этом сам, а не с его слов. Мы сейчас в тяжелом положении, и любая помощь будет не лишней.

– Все слишком хорошо охраняется, – ответил генерал, – а от чиновников можно получить лишь сведения самого общего характера. К тому же они напуганы казнями.

– А что по этому молодому дарованию?

– К нему, ваше величество, подобраться не легче, чем к остальным их секретам. Уж не знаю, с чем это связано, но его охраняют не хуже наследника престола. Под охраной и все его родственники, кроме дальних.

– Значит, вы утверждаете, что он дружен с семьей наследника?

– Так утверждают оба наших источника. У него дружба и с братом наследника, да и с самим императором непонятные отношения. Я бы сказал, что он симпатизирует Мещерскому и высоко его ценит, если бы не возраст. Русский император, по слухам, склонен общаться с людьми пожилыми, а двадцатилетний мальчишка для него не может быть авторитетом.

– Не тратьте на него времени, генерал, – сказал кайзер. – В конце концов, это наши союзники, а слабости императора – это его дело. А вот сведения по новым видам оружия нам не помешают. Только действуйте предельно деликатно. Скандалы с русскими – это последнее, что нам сейчас нужно.

Когда генерал вышел из кабинета, Август ненадолго задумался, потом что-то для себя решил и взял лист бумаги. Через несколько минут было готово письмо такого содержания:

«Дорогая дочь! Если это не входит в противоречие с твоим долгом, я буду тебе очень признателен, если ты рассеешь мое недоумение касательно князя Алексея Мещерского, с которым дружен твой муж. Мне непонятна всеобщая приязнь императорской семьи к такому молодому и ни в чем себя не проявившему человеку. Зная императора, я не могу поверить, что его склонность объясняется творчеством князя. Нас он заинтересовал из-за того, что почему-то вызвал большой интерес у англичан. Все фигуры в окружении императора или твоего мужа интересуют многих, и я в этом не исключение. Могу заверить, что, как друг и союзник, а с недавних пор и родственник, российского императорского дома, никогда не использую ничего, что пошло бы ему во вред. Целую тебя, твой отец».

Он решил закончить работу, поэтому не стал вызывать секретаря, а сам вышел в приемную. Отдав письмо для отправки дипломатической почтой, Август уже собрался уйти, но в приемную быстрым шагом вошел младший брат.

– Ты мне можешь уделить немного времени? – спросил Иоахим.

– Я уже закончил с делами, – ответил Август. – Тебя устроит кабинет или поговорим у себя наверху? Ты как съездил?

– Об этом тоже поговорим, – сказал Иоахим, открыл дверь кабинета и, пропустив в него Августа, вошел сам. – Моя поездка не выявила ничего нового. Все, как мы и предполагали. Если война будет быстрой и не слишком тяжелой, французы ее как-нибудь переживут, но если они понесут большие потери, нашему союзу придет конец. Наверное, американцы на это и рассчитывают. Чуть позже я подготовлю для тебя отчет.

– О чем ты хотел поговорить? – спросил Август.

– Война на носу, а я слишком многого не понимаю, чтобы чувствовать себя спокойно! Я не понимаю американцев, и я не понимаю тебя!

– Что тебе не ясно с американцами? – спросил Август. – Они перебросили в Алжир много самолетов, бомб и всего остального, что нужно для ведения авиационной войны. Ее они и будут вести. Со своих африканских баз они смогут бомбить половину Франции, а вот дотянуться до нас им будет сложней. Горючего у самолетов хватит только до Мюнхена. Боевых действий на суше почти не будет. Десантные корабли смогут высадить за один раз тысяч двадцать бойцов и небольшое количество танков. Даже если они сделают еще пару заходов, сил хватит только для захвата небольшого плацдарма. Для крупномасштабных боевых действий американцам нужно в пять раз больше солдат и в десять – техники. Об оккупации речь вообще не идет, для этого им не хватит и полумиллиона солдат.

– А зачем тогда флот? – не понял Иоахим. – Если принуждать нас только бомбежками...

– У нас тоже много самолетов, – напомнил Август. – Наносить удары из Алжира очень неудобно, поэтому я бы на месте наших противников постарался захватить плацдарм во Франции. Если бы англичане пошли американцам навстречу, без этого можно было бы обойтись, но они в помощи отказали. Но даже если они ничего не станут захватывать, флот отвлечет на себя часть наших сил, а на авианосцах четыре сотни самолетов.

– Не верю! – сказал Иоахим. – Что-то здесь не так! У них в любом случае не будет превосходства в воздухе, поэтому захват плацдарма ничего не даст. Как ты себе представляешь его использование под непрерывными ударами нашей авиации?

– Это один из вариантов, – пожал плечами Август. – Я не знаю планов американцев и всего того, чем они располагают. Наверное, у них будут для нас сюрпризы, но и мы их тоже готовим, и не один.

– А почему я о них ничего не знаю? – спросил Иоахим. – Не доверяешь?

– О некоторых знаешь, – ответил брат, – а знать другие тебе просто не нужно. Скажу только об одном. Наш флот в предстоящем сражении использоваться не будет. Все боевые корабли, кроме подводных лодок, скрытно выйдут к американскому побережью и нанесут американцам максимально возможный ущерб. Огнем корабельной артиллерии и бомбежками с авианосцев уничтожим большую часть портов, все находящиеся в них корабли и частично разрушим города.

– Дерзкий план! – сказал Иоахим. – Я бы его даже назвал безумным. Американцы дадут нам возможность уничтожать города?

– Мы знаем состав флота, который они приведут в Средиземное море и все, чем они вообще располагают. Ты назвал мой план безумным, а в чем ты видишь это безумие? В Тихом океане у американцев останется сильный флот. По сведениям, полученным разведкой, его участие в войне не планируется. У них и без него двойное превосходство в кораблях, к тому же существует угроза от заключивших военный союз Японии и России. А потом они своим флотом просто не успеют воспользоваться. На военно-морских базах на побережье боевых кораблей совсем немного, а береговой обороны почти нет. Лишь на юге будет группировка боевых кораблей, но их слишком мало. Остальные силы у них разбросаны по базам в колониях.

– А авиация?

– С ней примерно та же картина, что и с флотом. Сильного противодействия я не ожидаю.

– Американцы могут прервать операцию, – сказал Иоахим. – Что им помешает вернуть флот?

– Мы, – ответил Август. – На выходе из Гибралтара их встретят все наши подводные лодки.

– Если они пронюхают о твоем замысле, мы лишимся флота.

– Вот поэтому о нем пока знали только три человека в империи, ты теперь будешь четвертым. Пойми, брат, что это единственный способ закончить войну. По крайней мере я другого не вижу. Не станут американцы воевать до победного конца. Потеряв свой ударный флот и понеся громадные жертвы на побережье, они все силы бросят на его защиту, а потом постараются решить дело миром. Одно дело – победоносная война где-то за океаном, и совсем другое – когда она приходит к ним, сея смерть и разрушения. В войне у них заинтересованы очень немногие, и не такой ценой.

– А если они такое предусмотрят?

– Я склонен к авантюрам? – с улыбкой спросил Август.

– Я о тебе такого никогда не сказал бы, – ответил Иоахим, – по крайней мере до сегодняшнего разговора.

– Они меня тоже неплохо изучили, – сказал Август. – С точки зрения командования американцев, такой поход ничем, кроме авантюры, быть не может. Да им просто никому и в голову не придет, что мы в сложившейся ситуации ослабим свою оборону и так рискнем. Нападение на Америку пока вообще за гранью их воображения. От японцев они такое еще могут ожидать, но не от меня.

– Слишком много риска, – вздохнув, сказал Иоахим. – Неизвестны планы американцев и неизвестно, как себя поведут англичане. Даже погода может сильно повлиять на твой план.

– Война без риска не бывает, а все не предусмотришь. Меня сильно беспокоят французы. Не те, кто в нашей армии, они-то свой долг выполнят. Жаль, что нам дали так мало времени.

– А как мы теперь используем русский флот?

– Никак, – ответил Август. – Не будем мы его пока использовать. К американскому континенту его не пошлют, а драться в одиночку русские не станут. Чтобы его хоть как-то использовать, мне нужно заранее посвятить русских во все свои планы, а я так рисковать не могу. Ничего, обойдемся своими силами.

– У вас получился замечательный мир, – сказал мне ангел.

Мы с ним сидели в той же комнате, где я пришел в себя после смерти. От его слов меня прошиб холодный пот. Стало так жутко, что я чуть было не заорал.

– Ничего я не придумывал! – сказал я ему. – Вы врете! Ни один человек не в силах такого вообразить!

– У вас же получилось, – он совсем по-человечески пожал плечами. – Неужели вы действительно думаете, что это какая-то другая реальность? Она вообще только одна, причем не такая бредовая, какую выдумали вы.

– Значит, вы мне солгали?

– Я пошутил, – без улыбки ответил он. – Было интересно посмотреть на вашу работу, а фантазировать самому у вас не было желания. И что вас не устраивает? Все ни капельки не отличается от настоящей жизни. Вы и правила установили такие, что в случае смерти исчезните навсегда. Все очень натурально.

– И моя жена – это пришедшая в мой мир душа? Почему же она ничего об этом не знает и не помнит прежней жизни?

– Об этом нужно спрашивать у вас, – сказал он. – Вы установили именно такие правила, и пришедшие в ваш мир вынуждены были их принять. Если бы у всех сохранилась память, они играли бы в жизнь, сейчас они живут. Ведь у вашей жены нет детей?

Меня накрыло бешенство. Вскочив с кресла, я бросился его душить и проснулся. Сердце колотилось, как сумасшедшее, а страх не отпускал, а, наоборот, становился все сильнее! Рядом под одеялом посапывала жена, а за окнами в свете фонарей летел и кружился снег. Я постарался взять себя в руки, и это получилось. Идиотский сон зародил сомнение в реальности собственной жизни, и с ним надо было срочно разобраться. Еще не хватало из-за этого свихнуться. Что там было? Я все это придумал? В подобное не верилось. Даже если мозг сам дорисовывал детали, его все равно на подобное не хватило бы. Ангел говорил, что мир безумный, но я его таким не считал. Очень отличается от моего, но все логически увязано и явных нелепостей нет. А отсутствие ребенка у Веры вообще не аргумент, тем более что Елена уже была беременна, а, если верить ангелу, такого быть не могло. А если не верить в этом, то с таким же успехом можно предположить, что он врет и во всем остальном. И вообще это просто кошмарный сон. Я немного успокоился, но вторично заснуть не удалось. Стараясь не разбудить жену, я встал с кровати и по ковру прошел к окнам. Не знаю, как пурга действует на других, но меня вид летящего по ветру снега почему-то всегда успокаивал. Я стоял, пока не замерзли ноги, а потом вернулся в кровать, лег и уснул. Утром сон вспомнился, но уже не вызвал никаких эмоций. Жена еще спала, но на этот раз я ее своим шевелением разбудил и был схвачен за руку.

– Куда? – спросила она, рывком притягивая меня к себе. – Жена замерзла, а ты убегаешь? Немедленно грей!

Сегодня «согревание» длилось больше обычного и прошло как-то не так.

– Что-то случилось? – спросила Вера, заглядывая мне в глаза. – Столько нежности... Я уже и не помню, когда ты был таким, наверное, только сразу после свадьбы. Потом было еще лучше, но как-то привычно, что ли.

Я решился и впервые рассказал ей всю правду до конца, а потом еще и свой сон.

– Для меня это ничего не меняет, – сказала она. – Здорово, конечно, знать, что после смерти будет хоть какая-то жизнь, хотя это далеко от того, во что я верю. Но твой сон – это ерунда. Как я могла к тебе прийти и согласиться все забыть, если я помню всю свою жизнь в якобы придуманном тобой мире? И у всех остальных тоже так. Ты им что, и жизни всем выдумал? Такого просто не может быть, поэтому не морочь себе голову. Хочешь, стукну, чтобы поверил в мою реальность?

Наша возня привела к тому, что опять занялись «согреванием» и пришли на завтрак одними из последних.

– Чем займемся? – спросил я, когда приступили к десерту.

– Сходим к Елене, – решила жена. – Она стала такой ранимой и плаксивой. Поглажу живот, и она как-то сразу успокаивается. Сказал бы ты Олегу, чтобы он проявлял свою любовь не только в кровати. Видно, что любит, а при мне ее ни разу не приласкал. Ты у меня не такой.

– Это точно, – согласился я. – Как забеременеешь, я тебя с рук спускать не буду.

Закончив с завтраком, направились к комнатам друзей. Когда подошли к стоявшим в карауле жандармам, старший сообщил, что в комнатах никого нет.

– Вышли минут двадцать назад и с охраной куда-то ушли, – сказал мне офицер. – Извините, князь, но нам больше ничего не известно.

Сходили к Андрею, но и там нам ответили то же самое. Пришлось возвращаться домой. Я сел писать уже седьмую книгу, но вскоре пришлось прерваться. Зазвонил телефон, который взяла жена.

– Леш, – растерянно сказала она, войдя в гостиную. – Только что умер Владимир Андреевич... Звонил Олег. Он хочет, чтобы мы побыли с Леной. Ему стало плохо, а врачи ничего не смогли сделать.

Мы вернулись к комнатам друзей и нашли в спальне заплаканную Елену. При виде нас она опять разревелась. Я впервые ее обнял и стал гладить волосы и говорить те ласковые слова, которые обычно говорят в таких случаях. Если бы ее взялась утешать Вера, они бы сейчас плакали вместе, а в моих руках она быстро успокоилась.

– Мне больше жалко Олега и Елену Николаевну, – призналась девушка. – Она сидит возле мужа, как сделанная из камня, и ни на что не реагирует.

Примерно через час пришел Олег.

– Спасибо, – сказал он мне. – Ей сейчас нельзя переживать, а тут такое...

– Как мать? – спросил я.

– Плохо, – ответил он. – У отца обширный инфаркт, причем все случилось очень быстро. А с матерью сейчас даже нельзя разговаривать.

Следующие несколько дней прошли в хлопотах, связанных с похоронами Владимира Андреевича и коронацией Андрея. Конечно, хлопотали не мы, мне только пришлось недолго постоять у гроба. Император меня выделял, но близких отношений между нами не было, поэтому я переживал за друзей. Впрочем, с Андреем теперь особо не подружишь. Даже если он не захочет ничего менять в наших отношениях, это придется сделать мне. До конца зимы мы с ним почти не виделись. Молодому императору пришлось вникать в государственные дела, к которым его хоть и готовили, но, учитывая возраст отца, не слишком при этом старались. Да он и сам не рвался. Теперь приходилось выкладываться. До появления у него сына цесаревичем был объявлен Олег.

– Нет мне от этого никакой радости, – жаловался он мне. – Нашим детям будет проще, а нам этот трон буквально свалился на голову. У меня из прежних друзей уже никого не осталось, один ты, да и у брата с этим ничуть не лучше. Ты его не бросай, а то это тоскливо, когда нет ни одного друга. Все вокруг источают почтение, хорошо если искреннее, но ты для них не человек, а символ, а это хреново – быть символом. Жена и брат, конечно, тоже друзья, но этого мало. А с матерью совсем плохо. Как бы и ее не пришлось хоронить.

Весна была затяжная, и даже в конце апреля было очень холодно, ветрено и сыро. Впрочем, на нас это почти не отражалось, потому что, кроме двух выездов на природу, все остальное время приходилось сидеть во дворце. Я все так же просматривал отчеты и иногда делал небольшие записи. За все время Андрей вызвал меня всего один раз по какому-то малозначительному вопросу. В кабинете, кроме нас, никого не было, но я все-таки держался, как подобает. Когда через пару дней Олег сказал, что брат на меня в обиде, я рассердился.

– Он император, а я обыкновенный князь! – ответил я. – Таких, как я, пруд пруди! Если он считает возможным наедине поддерживать прежние отношения, мог бы так и сказать, а проявлять инициативу с моей стороны будет наглостью!

Сегодня он меня вызвал вторично и тоже для беседы наедине.

– Садись, – сказал Андрей, – надо поговорить. – Уже середина мая, скорее всего, скоро начнутся боевые действия, а у нас никак не могут прийти к общему мнению, как они будут развиваться.

– А я, значит, должен поработать за морское министерство и генштаб? – засмеялся я. – То, что нет единого мнения, в первую очередь говорит о том, что нет достаточно данных для анализа. Кроме того, возможности военных в части применения техники существенно возросли, а опыта ее применения нет. Кайзер чем-нибудь делится?

– Данными разведки по американцам. Своими планами он делиться не хочет. Написал в личном письме, что наш флот может понадобиться только в том случае, если и их империя будет использовать свой флот в Средиземном море. Попросил поддерживать готовность к походу и обещал предупредить заблаговременно. Нам туда плыть по хорошей погоде не меньше четырех дней.

– Что по американцам? – спросил я. – Тянут бомбы и самолеты в Алжир?

– Тянут, – подтвердил он. – Отец говорил или сам догадался?

– А тут и догадываться нечего, – ответил я. – Империя это не какая-нибудь Дания, которую можно захватить и не заметить. Для ее захвата и последующей оккупации нужна как минимум миллионная армия и куча техники. Ничего этого у американцев нет, поэтому никаких захватов не будет. Начнут тупо бомбить Францию, пока у французов не иссякнет терпение. Не думаю, что им потребуется много времени, чтобы выйти из империи. Были бы они в ней лет пятьдесят – дело другое. Из Алжира можно зацепить и Германию, хотя я не знаю возможностей американских самолетов. Вот если бы им помогла Англия, хотя бы аэродромами, я немцам не позавидовал бы. На что кайзер делает упор, на самолеты?

– Он перед нами не отчитывается, – ответил Андрей, – видимо, боится утечки.

– Это для него самый естественный ход, – сказал я. – Наштамповать самолетов и создать мощную противовоздушную оборону.

– Разве их штампуют? – удивился Андрей. – Я думал...

– Я это слово применил в другом значении, – пояснил я. – Если подвести итог, то американцам нужно бомбовыми ударами разрушить империю и уничтожить в Германии как можно больше всего: городов, заводов и населения. Понятно, что они должны захватить или уничтожить флот. Цель – отбросить Германию в военном и экономическом отношении и дать немцам урок, чтобы они еще долго не разевали рот на колонии. Пока они оправятся от этого поражения, американцы так в них укрепятся, что назад уже не отберешь. И оправятся только в том случае, если не вмешаются англичане, а они вполне могут вмешаться: добивать – это не драться с сильным противником.

– Значит, война самолетов? – сказал Андрей.

– Американцы обязательно используют флот, – сказал я. – У них в нем полно авианосцев. Лететь в Алжир и обратно – это полторы тысячи километров, а эти самолеты под носом. Их можно будет почти постоянно держать в воздухе. Идеально захватить во Франции какой-нибудь аэродром, например, в Марселе, но его будет трудно защитить от ударов с воздуха. Да и бомбы придется везти из Алжира. Мало сведений, поэтому можно долго гадать, кто и что предпримет. Ясно, что в Средиземном море флота империи не будет, а значит, и нашему флоту там делать нечего. И слава богу!

– Почему такой вывод по флоту? Из-за письма кайзера?

– Не только, – ответил я. – У американцев слишком большое превосходство в кораблях. Ставить на пути их флота свой – это значит его потерять. Мы, конечно, поможем, но сильно положение не изменим. Я бы на выходе из Гибралтара поместил в засаде с полсотни подводных лодок. При удаче можно ополовинить американский флот. Не во время битвы, а когда пойдет домой.

– Но почему не ударить ими во время сражения?

– Акустики засекут шум винтов, особенно если лодок будет много. Такой флот, какой будет у американцев, не так-то легко расстрелять. Лодкам даже не дадут занять позиции и забросают глубинными бомбами. Наверное, и они потопят несколько кораблей, но большого ущерба не нанесут. Вот из засады – другое дело.

– Плохо ничего не знать, – пожаловался он. – Нужно многое учить, а времени не хватает. Знаешь, мне отец казался вечным. У нас мужчины в роду умирали поздно, а ему было всего пятьдесят пять. Это все трон: если бы на отца не взвалили это правление, он бы еще долго жил.