Текст книги "Голый шпион. Русская версия. Воспоминания агента ГРУ"

Автор книги: Геннадий Соколов

Соавторы: Евгений Иванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

Особенно плотными были отношения Осло и Лондона. В Англии обучались норвежские военные, оттуда страна получала вооружения. Даже норвежские оккупационные силы в Германии находились под британским военным командованием.

В 1949 году Норвегия окончательно отказалась от идеи «одинокого нейтралитета». Норвежское руководство явно намеревалось существенно увеличить свой военный потенциал, чтобы силой отстаивать суверенитет. За первые два десятилетия членства в НАТО страна получила вооружений на сумму в 7,6 млрд. крон. Для небольшой страны это были весьма значительные средства. Более четверти бюджетных военных расходов Норвегии финансировалось другими странами-членами НАТО. Преимущественно за счет Североатлантического союза шло строительство в Норвегии новых аэродромов, стоянок для военных кораблей и подводных лодок, пусковых площадок для ракетных установок, складов боеприпасов.

Рассказ шестой

О том, как я украл секретный план нападения на СССР у американского полковника

Разведывательная работа ГРУ в Норвегии была направлена преимущественно на то, чтобы противостоять усилиям США на втягивание этой северной страны в реализацию агрессивных антисоветских планов. При этом приоритетной задачей было проникновение в натовские штабы и базы для получения сведений о совместных планах Норвегии и НАТО в возможном конфликте с Советским Союзом.

До Киркенеса от столицы Норвегии лежало почти две с половиной тысячи километров горных дорог плюс переходы на паромах. Так что концы на «Понтиаке» мне приходилось делать немалые. Большинство так называемых инспекционных поездок вели меня именно на север по небезызвестному государственному шоссе номер пятьдесят, соединяющему Осло с Финмарком. Часть этой дороги на севере страны, как и некоторые военные базы, отданные в начале 50-х во владение НАТО, построили с 41-го по 44-й год десятки тысяч советских военнопленных, пригнанных гитлеровцами в Норвегию во время Второй мировой войны.

Фото– и кинокамера были главными моими спутниками в таких поездках. Там же, где по какой-либо причине не удавалось провести съемку, срабатывала визуальная память. Она помогла по возвращении в резидентуру в Осло составить подробный отчет об увиденном, который затем направлялся в московский Центр.

Иногда его величество случай приносил в ходе разведывательных поездок и нечто большее, чем простые наблюдения. Так произошло и во время одной из поездок в Буде в 1956 году.

Нас тогда интересовали действия натовской авиации в рамках маневров, получивших название «Большой охват». В ходе этих маневров натовские стратеги отрабатывали новые варианты защиты северного фланга союза, а также планы возможных наступательных операций.

В ту пору американцы полагали, что в случае войны главная цель Советского Союза в этом районе будет заключаться в обеспечении кораблям Балтийского флота свободного выхода в Северное море и Атлантику. А достичь этой цели, по их мнению, мы могли либо путем быстрого форсирования датских проливов, либо за счет неожиданного захвата натовских баз для подводных лодок на западном побережье Норвегии.

Самым простым решением проблемы обороны Норвегии соответственно считалось усиление этого труднодоступного района страны боевыми средствами. Наиболее вероятным способом американского вмешательства в оборону Норвегии при этом рассматривалась высадка десантов морской пехоты под прикрытием ударного флота с нескольких авианосцев и активное использование военных аэродромов на севере Норвегии, в частности, таких, как аэродром в Буде.

Естественно, мощь натовской авиации предполагалось использовать не столько для защиты от потенциально возможного нападения, сколько для атаки советских военных баз на Кольском полуострове и на Балтийском море.

Понятно, что Центр интересовало все, что касалось проведения «Большого охвата». Мне был поручен сбор этой информации. И я безотлагательно отправился в Буде. На «Мобил Ойл» в Осло заправил под завязку бак «Понтиака» и взял курс на север Норвегии в район Буде, где проводились маневры.

Старонорвежское «Норд вегр», от которого и пошло название страны, в переводе означает «дорога на север». Это красивейший путь через огромные пространства трех областей: Нурланда, Тромсе и Финмарка. Это сотни километров горных дорог, украшением которых служит ледовая шапка величественной Сулительмы, поблескивающей с высоты почти двух тысяч метров. «Норд вегр» – это долгий путь вдоль берега моря, доносящего морозное дыхание фиордов. Стройные ряды осин и ольхи, берез и елей, столь привычных для этих мест деревьев, теснятся к самой полоске шоссе, почти задевая своими раскидистыми ветвями быстро бегущие на север автомашины.

На второй день пути узкая полоска Сальт-фиорда слева от дороги становится шире, открывая взору просторы Норвежского моря. В воде возникают два острова Стрем и Кнаплунд, будто стерегущие с юга вход в фиорд. На северном же берегу у подножия причудливо врезанных в небо горных вершин лежит небольшой городок с пестро раскрашенными домами. Это и есть Буде.

Прямо в центре города расположен аэродром – важнейшая военно-воздушная база НАТО.

Я припарковал свой «Понтиак» у отеля, стоявшего неподалеку от аэродрома, и вошел в гостиницу. Достав бумажник, плотно наполненный купюрами, поинтересовался у администратора:

– У вас не найдется номер повыше этажом и с окнами на север? – Сказав это, я окинул норвежца многозначительным взглядом и достал из портмоне несколько банкнот.

– Да, у нас есть такой номер, – любезно ответил мне администратор, принимая вознаграждение. – Желаете посмотреть?

Я поднялся на четвертый этаж. За окнами предложенного мне номера открывался прекрасный вид на север, на интересовавшую меня военную авиабазу. Администратор получил дополнительные чаевые, а я устроился у окна. Достал из чемодана кинокамеру с мощным телеобъективом и начал осторожно снимать свое кино.

Прямо передо мной садились и взлетали самолеты. Это были американские «Сейбры». Мне было известно, что недавно ВВС США дислоцировали в Буде две эскадрильи F-86-x.

Для середины пятидесятых это был хороший серийных истребитель. Он прослужит в американских военно-воздушных силах более 20 лет. F-86 «Сейбр» вошел в историю авиации тем, что первым среди западных самолетов был способен преодолеть скорость звука. В США он появился в составе 94-й эскадрильи на базе ВВС в Марч в 1949 году. «Сейбр» был вооружен 12,7-мм пулеметом, 20-мм пушкой и 24 неуправляемыми ракетами. Кроме того, он мог нести до 900 кг бомбовой нагрузки. Это был внушительный арсенал. Свое боевое крещение «Сейбры» получили в небе над Кореей. Наши МиГи-15 сбили тогда немало F-86. Но это уже другая история.

В Норвегии «Сейбры» должны были защищать корабли и бомбардировщики НАТО от гипотетического нападения русских.

Я продолжал снимать. В море маячили корабли поддержки и авианосцы. Сюжет фильма получался именно такой, какой и был заказан Центром.

И вдруг я увидел нечто неожиданное. Из ангара медленно выкатывался огромный по своим размерам ширококрылый самолет, чем-то напоминавший гигантский планер. «Неужели это он?» – Промелькнула догадка. Кажется, передо мной был тот самый самолет-шпион, который интересовал Москву.

– Ну и каракатица! – Прошипел я про себя. Должен сказать, мне совсем не понравился неказистый вид воздушного разведчика.

Самолет, выезжавший из ангара аэродрома в Буде, полностью соответствовал описанию, полученному резидентурой ГРУ в Осло.

Видимо, его перегнали через океан совсем недавно для начала разведывательных полетов, – подумалось мне.

Сменив объектив кинокамеры на более мощный, я добился нужного увеличения снимаемого объекта и включил мотор. Подробно оглядев самолет-шпион, я повел камеру в сторону, к взлетной полосе, затем снова вернулся к ангару.

Я знал, что «У-2. Аокхид» – это абсолютно новая машина. Американцы после Второй мировой войны постоянно направляли в наше небо самолеты-разведчики. Потолок их полета не превышал 12 километров, да и радиус действия был невелик. Советская система ПВО с ними справлялась, их сбивали. Но «У-2» мог лететь на почти космической высоте – свыше 20 километров. Реактивные двигатели тогдашних наших самолетов-перехватчиков на этой высоте могли развить лишь пять процентов той мощности, которую они имели в более низких слоях атмосферы, и с задачей перехвата «У-2» справиться не могли. Зенитно-ракетные комплексы середины 50-х имели потолок лишь порядка 18 километров и тоже были беспомощны в борьбе с этим самолетом-шпионом.

Словом, «У-2» тогда был практически неуязвим. Кроме того, он мог развивать крейсерскую скорость свыше 800 километров в час и гарантировал 5 часов беспрерывного полета без дозаправки. Ну а его шпионские фотокамеры давали за полет до 4000 снимков, каждый из которых покрывал район шириной в 200 км. При этом зоркость объектива была настолько высока, что камера могла разглядеть с 20-километровой высоты заголовок в «Правде», которую читал у себя на даче Никита Сергеевич Хрущев.

По аэродрому в Буде работало не только Главное разведывательное управление Генштаба. Аналогичную задачу решал и Первое главное управление КГБ (внешняя разведка) в лице своего резидента в Осло генерала Ивана Александровича Тетерина. КГБ даже удалось завербовать норвежца Селмера Нильсена, работавшего на аэродроме в Буде. От него в Центр шла информация обо всех полетах «У-2» с норвежской базы до тех пор, пока Нильсен не был раскрыт контрразведкой Норвегии.

Скромную лепту в поток разведданных об «У-2» внес и я.

Четыре года – с 1956 по 1960 – американцы беспрепятственно осуществляли его полеты с разных направлений – из норвежского Буде и японского Ацуги, из западногерманского Дисбадена и турецкого Инджирлика, из английского Лейкенхита и пакистанских Лахора и Пешавара.

На всех этих военных базах были расквартированы специальные подразделения, подчинявшиеся сразу двум хозяевам – ЦРУ и Главному штабу ВВС США. Им присвоили условное обозначение «10–10». В целях конспирации утверждалось, что они подчиняются Национальному управлению по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА). На самом же деле на подразделение «10–10» возлагалась задача ведения шпионажа против СССР путем засылки в воздушное пространство страны самолетов-разведчиков «У-2». Для работы на «дабл тен» (то есть «две десятки») рекрутеры из ВВС США нанимали лучших пилотов, интригуя их перспективами экзотических полетов на суперсовременных реактивных лайнерах и супер заработной платой в 2500 долларов. По тем временам это были огромные деньги.

В Буде подразделение «10–10» возглавлял полковник Бирли. Его работу контролировал начальник штаба ВВС США генерал Томас Д. Уайт и наезжавший временами в Норвегию командующий ВВС США в Европе генерал Эверест.

Отсняв из окна отеля в Буде все, что было необходимо, я отправился на прогулку. Совершил небольшой променад вокруг городской авиабазы. Понаблюдал, что за транспорт въезжает и выезжает с аэродрома, проследил за обстановкой в ангарах и на взлетной полосе, за работой вспомогательных служб. Затем пошел к берегу моря. Устроился в тихом и укромном местечке подальше от посторонних глаз и в мощный бинокль начал наблюдать за действиями военно-морских сил в ходе развернувшихся передо мной натовских маневров. Делал краткие условные пометки в блокноте, чтобы позже при составлении отчета о поездке не забыть какую-нибудь важную деталь.

Затем я достал фотокамеру и телеобъективы к ней. Отщелкал несколько пленок. В конце концов, основная работа была завершена и можно было возвращаться в гостиницу.

Перед ужином я заглянул в бар. За столиком сидели два офицера американских ВВС. Судя по погонам, один из них был полковником, а другой – капитаном. Видимо, оба зашли в бар пропустить по рюмочке после дневных полетов.

Я заказал себе стаканчик виски и устроился в глубине зала чуть в стороне от их столика. Потягивал виски и поглядывал на американцев. Они что-то громко обсуждали. Казалось, какие-то перипетии дня. Закончив беседу за столом, оба американца отправились к стойке бара взять себе выпить что-нибудь еще.

Я бросил взгляд на оставленный ими столик, а на нем лежал сложенный вдвое желтый лист бумаги. Приглядевшись повнимательнее, я понял, что это не простая писчая бумага. Скорее всего, это был тот самый особый вид канцелярской бумаги, который используется в учреждениях под разного рода документы.

Я без лишнего шума встал со своего места, подошел к столику американцев и, не отводя глаз от янки, которые сидели у бара ко мне спиной, положил свою шляпу на заинтересовавший меня лист бумаги. Достал сигарету, закурил, подождал еще мгновение. Американцы продолжали оставаться за стойкой и оживленно о чем-то беседовать. Тогда я взял шляпу вместе с бумагой и быстро направился к выходу из отеля.

За гостиницу было уже уплачено вперед. Я быстро забрал вещи из номера. В ванной бегло просмотрел содержание украденного документа. Эврика! Это был фрагмент натовского плана действий, который и отрабатывался на маневрах в Буде.

Документ был грифован пометкой «совершенно секретно». Его потеря не сулила американскому полковнику ничего хорошего. Но это уже была его проблема. Моей же задачей было как можно быстрее доставить этот документ в советское посольство в Осло. В нем ведь поставлены оперативные задания натовскому флоту и авиации. Боевым кораблям – обеспечить выход до такой-то долготы и такой-то широты. Авианосной авиации – нанести удары по таким-то военным объектам на территории Советского Союза…

Эта бумажка, если ее, конечно, не подбросили в целях дезинформации, могла оказаться большой удачей для нашей разведки. Забегая вперед, скажу, что подлога не было. Последующая проверка показала, – документ был настоящий.

Я сунул бумагу себе за носок, и спустился в вестибюль гостиницы. Вокруг ни души. Оставаться в отеле было опасно. А на дворе уже начинало темнеть. Я быстрым шагом направился к машине. На ночлег можно будет остановиться в одной из маленьких гостиниц по пути на юг, – подумал я.

«Понтиак» взревел своим многосильным двигателем и устремился вперед. За первым перекрестком неожиданно возник полицейский «Опель». Я сразу заметил его в зеркале заднего вида. Свернул на главную дорогу и снова посмотрел в зеркало. Так и есть: «Опель» повис у меня на хвосте. Что делать? Полицейская машина набирала скорость и быстро сокращала расстояние между нами. Неужели за мной? – Подумал я. Судя по всему, так оно и было. Водитель полицейского «Опеля» скомандовал мне немедленно остановиться. Не подчиниться я не мог.

Кажется, я влип. Похоже, тот американский полковник в баре гостиницы просто подловил меня, – сквозь зубы зло выговорил я и нажал на тормоза. К машине подошел полицейский из «Опеля», отдал честь и весьма любезно заметил:

– Ваша левая мигалка не работает. Поменяйте лампочку.

У меня словно груз с плеч упал. От неожиданности я даже слова произнести не мог.

– Вы поняли меня? – спросил дорожный полицейский.

– Да-да. Конечно, понял, – ответил я, наконец, очнувшись после нервной встряски. – Благодарю вас. Вы очень любезны. У ближайшей бензоколонки обязательно попрошу заменить мне перегоревшую лампочку.

Дальнейший путь до самого Осло прошел уже без неприятных неожиданностей.

Ну а днями позже документ из Буде изучался военными экспертами в Генштабе. Его анализ позволил нашему военному руководству более точно определить главные направления и приоритетные цели удара натовских военно-морских и военно-воздушных сил на севере. А, значит, и укрепить оборону страны именно там, где планировались массированные удары противника.

Рассказ седьмой

О том, как мой тезка Женька Беляков соблазнил жену премьер-министра Норвегии

Тихим июньским утром 56-го года, выйдя из своего дома, я обнаружил, что мой «Понтиак», припаркованный неподалеку, замазан красной краской. Выхлопная труба была забита каким-то мусором, и мне стоило немалого труда завести автомобиль и добраться до посольства. У ворот стояла толпа демонстрантов. На развернутых плакатах пестрели антисоветские лозунги. Кто-то скандировал: «Позор!», «Палачей к ответу!»

Я поставил свой «Понтиак» в посольский гараж, чтобы вместе с механиком отрегулировать зажигание, которое неожиданно стало барахлить. Кроме того, нужно было отчистить машину от краски, привести ее в надлежащий порядок. В конце недели мне предстояла поездка на север страны, и я должен был быть уверен, что старина «Понтиак» меня не подведет.

Привычный ход дел в тот день был нарушен. Норвежцы, узнавшие накануне из сообщений радио и газет о секретном докладе Никиты Хрущева, не могли молчать. С того самого дня многие беседы с друзьями и просто деловыми партнерами в различных уголках страны мне приходилось начинать с ответов на один и тот же непростой вопрос: «Неужели то, что сказано в докладе Хрущева, – правда? Разве это возможно?!»

Признаюсь, более сложной темы для меня в том памятном пятьдесят шестом году не было.

В тот день я сидел в салоне машины и изучал карту дорог севера Норвегии. Механик посольства копался с жиклером под капотом автомобиля. В гараж вошли двое мужчин. Оба мне не были знакомы и я, заметив их, вышел из своего «Понтиака», чтобы поздороваться.

– Евгений Беляков, второй секретарь посольства, – сказал мне интересный молодой мужчина под два метра ростом и с косой саженью в плечах.

– О, тезка! – обрадовался я. – Очень рад, приятель. Будем знакомы. Я – Евгений Иванов. Работаю заместителем военно-морского атташе. В волейбол случайно не играете? Мне в команду центровой нужен. Такой гигант, вроде вас, подошел бы.

– Можно и в волейбол, если сыграемся. А сейчас спешу. Извините. Вечерком поговорим, – услышал я в ответ.

Сопровождавший Белякова мужчина прошел мимо нас и сел за руль посольского «Линкольна». Мой тезка расположился позади водителя. Лег на пол у заднего сиденья, едва уместив свое могучее тело в проходе между рядами, и накрылся пледом.

Такая картина меня заинтриговала. «Соседи», наверное, – подумал я. – Должно быть, едут на конспиративную встречу.

«Соседями» мы называли сотрудников КГБ.

– «Пятый», я – «Первый». Как слышите меня? Прием, – передал по рации водитель «Линкольна».

– «Первый», я – «Пятый». Слышу вас хорошо, – раздалось в ответ по громкой связи.

«Первый» – это, видимо, резидент, – подумал я. В Осло совсем недавно прибыл новый руководитель с Лубянки на замену отозванному начальнику – генерал Дубенский. Я был в курсе смены руководства в резидентуре КГБ в Осло.

Генерал Дубенский, увидев меня, выключил громкоговоритель, закрыл дверь «Линкольна» и передал по связи.

– «Пятый», я «Первый». Выхожу на маршрут. Принимайте. Как поняли меня?

«Линкольн», взвизгнув тормозами, выехал из гаража, быстро миновал ворота посольства и, повернув направо, устремился вперед заданным маршрутом.

Так летом 56-го в Осло я познакомился со своим другом Женькой Беляковым. Вечером того же дня мы уже играли вместе в волейбол. Центральный нападающий из новичка получился великолепный. Беляков забивал мячи, точно гвозди в площадку заколачивал. Я старался не отставать как разыгрывающий. Наш дуэт приносил львиную долю набранных командой очков. Сборная советского посольства стала грозой для многих любительских команд норвежской столицы.

Так увлечение волейболом свело меня с человеком, который стал и коллегой, и другом. Мы пришлись друг другу по душе. И он, и я – мы оба ценили в людях прямоту, честность, крепкий мужской характер. Нередко семьями проводили вместе свободное время. Ходили летом на рыбалку. И, конечно же, посещали местные лыжные трассы и катки. Как без этого? Ведь Норвегия – родина лыж и коньков.

Чем же отметился в истории Евгений Беляков? – спросите вы. Отвечу: тем, что завербовал супругу премьер-министра Норвегии госпожу Верну Герхардсен. Немало-немного.

Еще до командирования Белякова в Осло руководство первой управы КГБ, где работал Женя, поставило перед ним неожиданную и непростую задачу – соблазнить приезжавшую в СССР с визитом супругу главы правительства Норвегии.

В начале 50-х годов фрау Герхардсен возглавляла левое молодежное движение страны. По мнению знавших ее людей, это была незаурядная женщина. Высокий интеллект, широкий кругозор, энциклопедические знания сочетались в ней с природным обаянием и красотой. Она была значительно моложе своего мужа премьер-министра Эйнара Герхардсена, которому шел шестой десяток. И злые языки за кулисами судачили о том, что прежняя романтика в отношениях супругов давно уже отошла на второй план.

В Норвегии Эйнара Герхардсена называли «ландсфадерен» – «отцом нации». Его роль в становлении страны как независимого государства действительно трудно переоценить. Бывший дорожный рабочий и коммунист, он стал одним из основателей лейбористской партии Новрегии.

В тридцатые годы жители Осло избрали его мэром столицы, а во время гитлеровской оккупации он, как лидер норвежского сопротивления, был арестован и заключен в концлагерь Заксен-хаузен. После особождения Норвегии Эйнар Герхардсен трижды избирался премьер-министром страны. А возглавляемая им лейбористская партия стала самой влиятельной политической силой страны.

Послевоенный экономический курс Герхардсена, основанный на индустриализации и прогрессивном налогообложении, позволил норвежцам побороть бедность и безработицу, вывести страну в ранг наиболее благополучных государств Европы.

Кремль видел в Эйнаре Герхардсене, бывшем коммунисте, лидере антифашистского сопротивления и левых сил страны, потенциального союзника в Европе. После войны московские эмиссары неоднократно пытались убедить его не включать Норвегию в сферу действия НАТО. Безуспешно. Бывший коммунист не шел к ним на поклон.

Тогда Москва решила действовать с тыла, через супругу «ландсфадерена». Фру Герхардсен пригласили в СССР. Целью визита госпожи премьерши в Советский Союз в 1954 году было установление дружеских и деловых связей между молодежными организациями двух стран.

Мадам Герхардсен была «крепким орешком». Но Беляков в те годы своими внешними данными не мог не обратить на себя внимание. Это был видный и интересный мужчина. Большого роста, атлетического сложения, с копной густых непокорных волос на голове и огромными сильными руками. Капитан сборной КГБ по волейболу, он был любимцем коллег по работе. Говорил по-английски и немного по-норвежски. Был сообразителен и неплохо образован. Звезд с неба не хватал, но дело знал хорошо и ка работе был заметен. Пользовался, о чем нетрудно догадаться, неизменным успехом у женщин.

Видимо, это обстоятельство и подвигло руководство Лубянки поручить столь необычную миссию именно ему. Нет, приказывать Белякову, естественно, никто в КГБ не стал. Письменных распоряжений соблазнить фрау Герхардсен ему не вручали. Просто осторожные начальники первого главка за конфиденциальной беседой с молодым офицером обрисовали ему те многообещающие перспективы, которые открыла бы для советской разведки вербовка супруги премьер-министра Норвегии.

Смышленого и энергичного офицера КГБ долго уговаривать не пришлось. Он все понял и без промедления взялся за дело. По окончании визита фрау Герхадсен в СССР Беляков доложил руководству об успешном выполнении операции.

Маршрут поездки норвежской делегации тогда проходил по нескольким городам Советского Союза. Евгений неотлучно сопровождал фрау Верну, тактично ухаживая за гостьей при любом подходящем случае. В конце концов, усилия нашего разведчика принесли желаемый результат. Во время пребывания в Армении Верна Герхардсен была очарована своим сопровождающим настолько, что не устояла против его чар. В специально оборудованном техническими средствами наблюдения номере гостиницы «Интурист» в Ереване их роман был соответствующим образом «задокументирован» сотрудниками отдела научно-технической разведки КГБ на кино– и фотопленку.

Быстро добившись поставленной цели, руководство КГБ понимало, что начавшийся в Советском Союзе бурный роман требует немедленного продолжения. И Евгения Белякова практически без какой-либо специальной подготовки срочно командировали с семьей в Норвегию. На должность второго секретаря посольства.

В Осло любовная история, начавшаяся в Ереване, должна была получить долгожданное развитие. Белякову предстоял шантаж и вербовка супруги премьера. Руководить операцией в Норвегии Центр поручил резиденту КГБ в Осло генералу Юрию Брусничкину. Но резидент сам неожиданно попал в любовный переплет. Его молодая жена закрутила роман с послом. История быстро получила огласку. Чтобы избежать скандала, Центр был вынужден отозвать из Норвегии семью Брусничкиных.

Ему на замену был срочно командирован генерал Богдан Дубенский, новый шеф резидентуры КГБ в Осло. Перед отъездом он был вызван на Старую площадь, где заведующий сектором административных органов ЦК КПСС товарищ Тикунов, курировавший силовые структуры, вручил генералу папку, в которой лежали компрометирующие Верну Герхардсен фотографии, сделанные в Ереване.

Резидентура сняла для генерала Дубенского квартиру по соседству с домом четы Герхардсен. И новый резидент КГБ в Осло взял проведение операции под свой личный контроль. Любовники встречались либо у Верны дома, когда не было мужа, либо в одиноком кафе во Фрогнер парке.

– Добрый день. Фрау Герхардсен? С вами будут говорить, – звучал минимум раз в неделю по телефону голос дежурного офицера посольства Советского Союза в Осло.

И только тогда к телефону для разговора с Верной подходил Евгений Беляков.

– Мы можем сегодня встретиться на прежнем месте часа в три? – интересовался он.

– Конечно. Буду рада, – отвечала Верна.

На каждую встречу с фрау Герхардсен Белякова вез в своей машине генерал Дубенский, пряча героя-любовника на полу за передним сиденьем автомобиля. Машину генерала страховали сотрудники резидентуры КГБ по всему маршруту ее движения, проверяя, нет ли за ней слежки со стороны норвежской контрразведки.

Довольно скоро отношения новоиспеченных любовников стали настолько близкими и доверительными, что Верна Герхардсен фактически дала согласие работать на советскую разведку. Шантаж и компромат задействовать не пришлось. Верна добровольно согласилась помогать Евгению Белякову. Так благодаря усилиям нашего разведчика КГБ удалось установить прекрасные отношения с семьей премьер-министра Герхардсена.

В итоге дом главы правительства Норвегии на долгие годы вперед превратился в место регулярных встреч Верны, ее супруга и других влиятельных норвежских политиков с нашими разведчиками.

Значение вербовки фрау Герхардсен Евгением Беляковым трудно переоценить. Она открыла канал для выхода советской внешней разведки на высшие эшелоны политической власти Норвегии. В Центр пошел беспрерывный поток первоклассной информации. В результате на связях с четой Герхардсен многие офицеры КГБ, работавшие в Осло в 50–60-е годы, сумели сделать себе карьеру и получить высокие правительственные награды.

Тайная операция по вербовке Верны Герхардсен стала секретом Полишинеля в 1993 году, когда один из ее организаторов, отставной генерал КГБ Богдан Дубенский, эмигрировавший в Израиль, поведал корреспонденту лондонской «Таймс» Николасу Бетеллу об амурных обстоятельствах дела.