Текст книги "В союзе с Аристотелем"

Автор книги: Геннадий Михасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава пятая
ПОРШЕННИКОВА ВЫСКАЗЫВАЕТСЯ

Показалась электричка.

– Бабушка, прошу.

Ехали молча. Народу было мало, и почти все дремали. На окнах скапливалась изморось и стекала вниз волнистыми струйками. Юрка размышлял над вопросом, сколько лет каторжных работ дадут старухе: десять или двадцать. Наверное, двадцать, потому что она сбила Катьку с правильного пути, оторвала от школы, а это, конечно, величайшее преступление.

На Мостовой они сошли. Навстречу неслась электричка, пронзительно воя, и летчик придержал хотевших было перескочить пути мальчишек. Замелькали, притормаживая, зеленые вагоны.

– Ребята! Ребята! – послышалось вдруг.

И мальчишки увидели на одной из приступок проехавших вперед вагонов Галину Владимировну.

– Галина Владимировна!.. – крикнул во все горло Юрка. – Дядя, это наша учительница. И Катькина тоже. Вот здорово!

Следом за Галиной Владимировной с подножки электрички спрыгнул Аркадий. Юрка побежал к ним.

– Галина Владимировна, мы Катьку нашли. Вон она с Валеркой и с дяденькой стоит, и со старухой. Они по вагонам ходили, милостыню собирали.

– Кто милостыню собирал?

– Катька с бабушкой.

– Ничего не понимаю.

Она направилась в сторону мужчины с ребятами, а Юрка на ходу тараторил, оборачиваясь то к учительнице, то к брату: и как они с Валеркой ехали в Толмачихинскую, и как услышали нищенку, и как признали Катьку, и как летчик помог задержать старуху…

– Здравствуйте. Катя, ты разве не болела?

Девочка, опустив голову, промолчала.

– Да не болела она! – выпалил Юрка.

– Погоди ты, суфлер, – сказал Аркадий.

Галина Владимировна оглядела всех: старуху, которая косилась на электричку, летчика, ребят, Катю – и пожала плечами.

– Не понимаю ничего.

– Да я же вам все рассказал, Галина Владимировна, – опять не выдержал Юрка.

– Я не знаю, что он рассказал, – проговорил летчик. – Но, кроме того, что произошло, трудно, наверное, рассказать что-нибудь другое. Вот все мы налицо, все действующие лица, так сказать, светлые и темные силы. И мы, собственно, уже идем в милицию.

– Ну хорошо, а как же… – Галина Владимировна хотела что-то спросить, но путаница мыслей сбила вопрос, и она опять только пожала плечами да, наклонившись, сдвинула платок со лба Кати.

Электричка, на которой прикатили ребята, уже ушла, уже прогремел мост, и сирена донеслась с того берега. Семеро стояли и молчали. Стояла и вторая электричка, точно ждала какого-то разрешения этого странного кризиса.

– По-моему, теперь вы обойдетесь без меня, – сказал наконец летчик.

– Да, пожалуй, – согласилась Галина Владимировна и обернулась к Аркадию.

– Конечно, – проговорил Аркадий.

– Мы вам благодарны, очень, – сказала Галина Владимировна.

– Ну, что вы, право… Если я буду нужен как свидетель, пожалуйста. Мой адрес прост: Толмачихинский аэропорт, Дятлов – и всё. И днем и ночью. Только пометьте, куда мне явиться.

– Хорошо, – кивнула Галина Владимировна.

Летчик поднял руку к козырьку, слегка поклонился, глянул отдельно на Юрку, подмигнул ему и встал на подножку. Диспетчер будто этого и ждал, дал зеленый свет, и электричка, прогудев, дернулась.

– Дятлов! – крикнул летчик. – От слова «дятел».

Юрке в этот миг показалось, что уши у дяденьки шевельнулись.

– Ну? – спросил Юрка.

– Значит, вы шли в милицию? – заговорил Аркадий.

– Конечно. Сразу ведь в тюрьму не принимают.

– Язвы! – выкрикнула старуха и направилась к лестнице, почувствовав себя свободной без того провожатого, без летчика, в котором она признавала силу и которому невольно подчинялась.

– Э, э! – окликнул Юрка, догнал старуху и схватил ее за пальто. – Куда пошла?

Старуха резко обернулась, отбила Юркину руку и торопливо застучала ботинками по ступенькам. Юрка растерянно остановился на площадке.

– Это соседка Поршенниковых, – сказал Валерка. – Мы ее видели, когда приходили про петуха узнавать.

– Милицию впутывать, по-моему, пока не стоит, – проговорил Аркадий. – Нужно самим разобраться. Пойдемте к Поршенниковым. А вы следуйте за старухой.

Аркадий и Галина Владимировна взяли Катю за руки и начали спускаться. Лестница тянулась лишь до дамбы, примыкавшей к насыпи и защищавшей ее от размыва весенними водами. Ниже чьи-то сердобольные руки сложили ступеньки из крупных камней, во множестве валявшихся по откосу и у подножия.

– Понимаете, Аркадий, ее мать представила мне справку о том, что дочь больна, а вот видите… Катя, ты нисколько не болела?

– Нисколько.

– Почему же ты не ходила в школу? Тебя не пускали?

После некоторого молчания еле слышно, сдерживая слезы, девочка проговорила:

– Боженька это… будет жарить на сковородке.

– Господи, – прошептала Галина Владимировна, вздрогнув.

Аркадий нахмурился и спросил:

– Кто это говорил – мама?

– Мама.

– А бабушка говорила?

– Говорила.

– А еще кто-нибудь говорил?

– Дяденька.

– Какой дяденька?

– Который это… Я боюсь… – голосом, переходящим в плач, прошептала девочка, и по щекам ее покатились слезы.

– Ну-ну, Катя, не плачь, не надо.

– Успокойся, Катя, и ничего не бойся.

– Меня бить… будут, – всхлипывая, проговорила девочка.

– Никто тебя бить не будет. Мы тебя не дадим бить… Тише, Катя. Успокойся. Ну… Вот так… Не бойся, – говорила Галина Владимировна, пытаясь улыбнуться.

Оба взрослых человека понимали, что нельзя более ни расспрашивать Катю, что с ней произошло, ни говорить об этом самим.

Между тем Юрка с Валеркой почти наседали старухе на пятки. Она шла проворно, несмотря на неимоверно скользящую илистую дорогу. В кармане ее тяжело встряхивалась мелочь. Изредка бабка оглядывалась и ворчливо бросала что-то невразумительно злое.

Юрка то и дело свистел, чувствуя неуемное желание издеваться над ней.

– Скоро всех таких бабок соберут в одну кучу, сунут в ракету и выстрелят на Луну. Там нету воздуха, и все они задохнутся! – проговорил он громко. – Мы скажем, что у нас тут есть одна и чтобы ее вообще мимо Луны пустили, а то она на Луне начнет побираться и всех лунатиков обдурит.

– Язвы! – сказала старуха, обернувшись. – Антихристы!.. Учат еще дураков, прости господи…

Юрка хихикнул. Валерке тоже передалось нагловато-задиристое настроение друга, но на бабку он все еще глядел с робостью и с ожиданием от нее какой-нибудь необычайной выходки.

А Юрка продолжал высказываться:

– Скоро всех таких старух спалят на костре. Уже дрова заготавливают… Польют керосинчиком, спичку – чирк! – и нет старух.

Не доходя до калитки Поршенниковых, бабка свернула во двор, в конце которого стоял маленький, словно сарайчик, дом, покрытый и жестью, и досками, и шифером, с трубой, увенчанной ведром без дна. Вход был, видимо, с той стороны.

– Вот она где живет, – сказал Юрка. – Ясно. Теперь она в ловушке.

Это же он повторил, когда подошли учительница, Аркадий и Катя. Толкнув ногой воротца, Юрка пропустил всех и снова забежал вперед. Катя с каким-то ужасом смотрела на окно родного дома.

В лицо опять пахнуло смрадом.

Поршенникова сидела за столом и ела целую селедку, бегая по ней губами, точно играя на губной гармошке. Перед ней стоял блестящий электрический чайник, стакан в серебряном подстаканнике, и еще что-то было разложено на газете.

– Здравствуйте.

– Пожалуйте, – быстро сделав глоток и глянув на ввалившуюся компанию с непониманием и тревогой, ответила Поршенникова. – Завсегда пожалуйте. Вы ведь у меня частые гости… И с каждым разом вас все больше и больше приходит. – От избытка приветливости хозяйка даже улыбнулась.

– А мы всё с тем же, – проговорила Галина Владимировна в тон Поршенниковой ласково. – Где все-таки ваша дочь? – Галина Владимировна надеялась, что Поршенникова ничего не видела в окно.

Катя стояла за спиной Аркадия.

– Так и я же ничего нового не скажу, окромя того, что говорила.

– Болеет все еще?

– Вы же и справку с медицинской печатью взяли, и уж вы по всякому с меня требовали. Ведь не семь же пятниц на неделе я вам буду сочинять.

– Ну хорошо. – Учительница за руку вывела девочку вперед. – Узнаёте?

– Катька?.. Боже ж ты мой! Как же ты? – Поршенникова вскочила, взяла дочь за руку и утянула к столу. – Чего же ты поднялась, дура? Тебе ведь лежать надо… И приперлась. В этакую, батюшки, даль приперлась, да еще в непогодь… Продрогла, поди? Сейчас мы чаю…

Она засуетилась, забегала, всплескивая руками и не зная, за что схватиться.

– Бросьте корчить из себя невинность! – проговорил вдруг Аркадий. Ему стало противно вот так по-дурацки стоять перед этой женщиной. Он прошел к столу, взял табуретку, поставил перед Галиной Владимировной, а сам сел на другую, у печки. – Чего вы распелись? Мы только что вырвали Катю из рук старухи нищенки, которая таскала ее по вагонам, выдавая за сироту, так что представление не разыгрывайте!

Поршенникова знала Аркадия, как и всех, живущих на Перевалке. Она знала, что он студент и больше ничего.

– А чего вы кричите? – возмутилась хозяйка. – Разве есть такой советский закон, чтобы в чужих избах кричать?

– Послушайте. – Неприязнь сообщила словам Аркадия вкрадчивость, неспешную выразительность. – За каким дьяволом вы отрываете девочку от школы? Зачем вы отдали ее этой старухе, которая прикидывается слепой и побирается? Что, проценты вам идут с побираний, что ли?

– Какие такие проценты? Вы мне не приписывайте. Я самостоятельная, с нищими не якшаюсь.

– Юрка, сбегай за бабкой!

– Мы сами видели, как бабка с Катькой просили милостыню! – из дверей уже крикнул Юрка.

Его разбирало зло. Надо же так врать в глаза. И ведь не краснеет и не отворачивается. До чего же постылая тетка. Юрка вспомнил летнюю встречу с ней на лесозаводе, и ему стало до горечи досадно, что они с Валеркой оказались заодно с Поршенниковой, воруя доски. «Нет, уж лучше трижды переплатить, чем быть с такими заодно, и вообще…» Юрка двинул ногой калитку и быстро направился к ветхому домику.

А Поршенникова между тем возмущалась:

– Они видели!.. Чего только они у меня не видели. Никто не видит, только они большеглазые. То петуха какого-то в сенях, то теперь Катьку с нищей. Давайте еще чего-нибудь разглядите…

– А что это за дяденька вбивает Кате в голову мысли, что бог накажет за учение? – спросил Аркадий. – Не тот ли?

– Какой – тот? – Поршенникова резко повернула голову.

– Да который тут прирабатывал ходил.

– Никакого я дяденьку не знаю, и не плетите вы мне…

– Как же это не знаете? Вы же сами говорили, что дали ему гостинцев или чего там, – напомнила Галина Владимировна.

– Ну так что? Дала, да и с богом.

– Ну хорошо, – проговорил Аркадий. – Того вы не знаете, а сами зачем девочке в голову дурь вбиваете?.. Да, да, Катя нам призналась. Несмотря на все запугивания, призналась. И не глядите на нее такими глазами.

Катя всхлипнула.

– Довели ребенка! Больного! До слез!.. Я ведь сообщу куда надо. Не думайте, что раз неграмотная, так уж всё. Я законы знаю. И нищих вспомню, и петуха, и все поприпомню.

Вернулся Юрка.

– Старухи там нет. И вообще дом закрыт, и живым не пахнет.

– Ясно, – сказал Аркадий. – Все ясно. Что ж, пойдемте, – обратился он к Поршенниковой, – пойдемте заявлять друг на друга. – И вдруг резко продолжил: – Вам там вертеться не дадут. А что свидетели несовершеннолетние, так не беспокойтесь, у нас есть и постарше.

– Чего вам нужно?! – вскрикнула вдруг Поршенникова. – Ну чего вы вмешиваетесь? Кругом люди как люди, а вы будто…

– А-а, – проговорил Аркадий. – Вот это другой разговор, серьезнее. Значит, рады, довольны, что никто не вмешивается? А знает ли кто, чем вы занимаетесь?

– Чем это я занимаюсь?

– Вот погодите, узнают, тогда поймете, что такое люди.

– Знаю я людей всяких. Все на одно лицо… Каждый сам по себе живет. Можешь себе лоб расколоть – они тебе ни слова не скажут, не то что такое что-нибудь. А застанут в кладовке – прибьют, и то, ежели в своей, а в чужой – так и глазом не поведут. Вот вам и люди! А вы мне толкуете…

– Целая теория! – в наступившей тишине проговорила Галина Владимировна.

– Прямо научная база! – удивленно заметил Аркадий. – Философское направление. Делаю что хочу!.. Хочу – дочь заставлю бросить школу, хочу – пошлю ее нищенствовать, хочу – изрублю ее на куски. Что угодно! И никто мне слова не скажет, потому что нет до меня никому дела. Покой и порядочек! Так?.. Вот где болото! Непролазное!

– Значит, вы Катю в школу не пускали совершенно обдуманно? – спросила Галина Владимировна.

– Катька болела. У вас есть справка.

– И старуху нищенку не знаете?

– Отродясь.

– Ложь! – почти крикнула Галина Владимировна, поднимаясь. – В каждом слове ложь. Мы добром хотели узнать, может, все это случайно произошло или по несчастью, а тут, оказывается, какие-то темные дела. В общем, чтобы завтра Катя была в школе! Бесстыдство какое! Справочку подсунули… Катя, мы ждем тебя завтра!

– Кстати, справочку тоже не оставят без внимания там. – Аркадий сделал ударение на последнем слове. – Откуда она взялась у здоровой девочки. – Аркадий посмотрел на Катю, которая робко оглянулась. – До свидания, Катя. Не бойся, тебя никто не тронет. И мама не тронет – она понимает, что трогать нельзя. Она все понимает!

– Смотри приходи! – крикнул Юрка из дверей. – А то мы опять вернемся завтра, и всем классом.

Они вышли. Гуськом миновали двор. Моросило, Юрка вспомнил, что летом на плотине, где бушевал поток и висела радуга, вот такой же пылью веяло на лицо, только вокруг было солнце, а не эта беспросветная серость. Воспоминание проскочило мгновенно. Юрка тут же спросил у Аркадия, откуда он узнал о каком-то дяденьке.

– Пока вы грызли старуху, Катя нам кое-что сказала. Мать, эта бабка и сектант пугали ее. Говорили, что за посещение школы ее на том свете будут черти поджаривать на сковородке.

– Черти? – воскликнул Юрка. Он какое-то время размышлял, потом опять крикнул: – Ясно! Это тот же тип! О-о, елки!.. Галина Владимировна, так, значит, это он заставил Катьку побираться?

– Наверное.

– Вот гад!

– Юра! – осуждающе протянула учительница.

– Поршенникова, получается, знала про петуха, – заговорил Валерка. – Получается, сектант к ним не случайно заходил.

– Вот именно, – поддакнул Юрка. – Тут целая шайка. Только непонятно, куда старуха делась.

– А вы точно знаете, что бабка здесь живет? – спросил Аркадий.

– Мы ее тут видели.

– Этого мало.

Некоторое время шли молча. Аркадий изредка поддерживал Галину Владимировну, когда она поскальзывалась.

Юрка вдруг схватился за голову:

– Сколько тайн!

– Как этого летчика фамилия-то – Дятлов? – спросила Галина Владимировна.

– Дятлов. Вызывать будете? – Юрка забегал то с одного бока, то с другого, смотря с кем разговаривал.

– Может быть.

– А в милицию сообщим когда – сейчас?

– А как по-твоему? – спросил Аркадий.

И Юрка перебежал на его сторону, оттеснив Валерку.

– Конечно, сейчас!

Подошли к дому Гайворонских.

– Проводим Галину Владимировну до моста, – сказал Аркадий. – В милицию нужно идти с чем-то в руках. А у нас руки пустые. Сектанта нет, бабки нет, у Кати – справка. Дятлов? Не маловато ли?

– Как же быть?

– Пока для нас главное, чтобы Катя пришла в школу, – сказала Галина Владимировна. – А там видно будет. Если уж Катя не придет…

– Бабку мы поймаем как миленькую, – заверил Юрка. – Мы ее живо… Ага, Валерка?

– Что?

– Я говорю: старуху мы завтра же сцапаем. Она где-то тут живет.

Валерка пожал плечами. За всю дорогу он проронил лишь несколько слов. Он все думал и передумывал, стараясь как-то объяснить себе все происшедшее в вагоне и у Поршенниковых, но никаких объяснений не выходило. А ведь это он, Валерка, первым натолкнулся на бородача и стал первым очевидцем начавшихся странностей, когда обнаружил Мистера в сенях Поршенниковых. И мальчишке вдруг явилась мысль, что не испугайся он тогда, не струсь, а зайди сразу в дом да расспроси, в чем дело, как попал в сени петух, – кто знает, может, и не случилось бы всего этого, не пострадала бы Катя, не было бы тревог ни у Галины Владимировны, ни у Аркадия и ни у Юрки. Столь неожиданный вывод встревожил Валерку. И он быстро уверил себя в том, что все равно это бы произошло. И потом, как же он, Валерка, мог предугадать, что последствием его нерешительности будет такое злодеяние? А может быть, всегда так бывает? Может быть, всегда за трусость одного расплачиваются другие? Валерка вздрогнул и почувствовал, как мышцы его тела слабеют и лоб покрывается испариной.

«Почему же я такой? Неужели я не гожусь в пионеры? Неужели я не могу быть смелым?.. Могу! Только надо через силу заставлять себя поступать так, как поступать боязно, на что не хватает решимости, и постепенно это войдет в привычку», – думал Валерка.

Между тем дошли до моста. Учительница поднялась на насыпь и помахала рукой. Аркадий тоже вскинул руку.

На обратном пути Юрка все говорил и говорил. Он говорил, что знает теперь, кто такие божьи люди – это жулики и предатели, и что он так распишет матери сегодняшнее событие, что у нее последние боги из головы вылетят.

Аркадий его перебил:

– С антирелигиозной лекцией придется подождать, брат. Дело в том, друзья, что нам следует придержать язык за зубами. Чтобы никакие ни сплетни, ни слухи не разносились. Хоть мы и уверены в черных делах Поршенниковой, однако не имеем права наушничать обществу. Придет время – и мы заявим открыто… К тому же вы собираетесь ловить старуху, значит, нужна тишина, иначе спугнем птичку. А так, будто все забыли, будто ничего не помним.

– Пожалуй, верно, – согласился Юрка.

Валерка печально направился к своей калитке.

Во дворе Юрка неожиданно спросил Аркадия:

– А как ты с Галиной Владимировной вместе оказался?

– В кинотеатре встретил. Совершенно случайно. Смотрю – вроде знакомое лицо. Думал-думал и вспомнил.

– Она тебе нравится?

Аркадий с улыбкой глянул в серьезное лицо брата, переспросил:

– Так сказать, вопрос ребром: нравится или нет?

– Да.

– Нравится.

– Она хорошая. У нее вон какой почерк, как в прописях напечатано, – проговорил Юрка.

– Вот именно.

– И потом, она не картавит. А то вот у нас была пионервожатая, так ох и картавила – прямо ничего не поймешь.

– Вот видишь, сколько хорошего… Запомни – ни гугу. Понял?

– Понял.

Глава шестая
КАТЬКА ВОЗВРАЩАЕТСЯ В ШКОЛУ

Солнце не спешило заглядывать на Перевалку. Уже вокзал на той стороне реки, оперный театр с волнистым, точно облепленным рыбьей чешуей куполом вспыхивали от его лучей и даже окна низких домов горели красным огнем, а на Перевалке все еще было серо, хотя над головой уже дышал свет, жил свет.

Потом солнце показалось и здесь. Оно появлялось из-за насыпи и на миг задерживалось на ней, точно ожидая, что кто-то вдруг приделает ему колеса и оно сможет катиться по рельсам легко и быстро, а не тужиться, карабкаясь вверх. Если в это время случалось проходить поезду, то невольно ожидалась катастрофа: или поезд расшибется о солнце, или раздробит его на куски, или толкнет его в бок и покатит по рельсам, да к мосту, да через мост, да на вокзал, да переполошит всех пассажиров.

Юрка оглядел небо. Сплошной темно-серый свод, чуть приподнятый на востоке сосредоточенным усилием восходящего светила. Поднимать его дальше солнцу, казалось, не хватало мочи, и оно, едва выйдя, начало вдавливаться в кромку тучи.

Где-то закричал поздний петух и вдруг осекся, точно понял свою оплошность; издалека, от городского вокзала, долетел паровозный свист, на пути прихватив с собой заспанный бас парохода, – на Перевалке привольно смешивались звуки города и деревни и особенно четко слышались утрами.

Вышел Валерка.

– Ты уроки все сделал? – спросил он.

– Все. Я даже лишний пример решил. Замечтался, потом смотрю – уже третий столбик решаю, а нам задали два. А ты лишнего не решил?

– Нет.

– Значит, ты мечтать не умеешь.

– Умею. Только за уроками у меня не мечтается.

– А я могу в любое время.

Они всегда находили разговор. Вернее, он сам приходил. Стоило одному сказать фразу – и готово. Как от спички разгорается ворох хвороста, так у них от слова занимался разговор.

Разумеется, их волновали события прошедшего дня, и не столько случайная встреча с Катей в вагоне, сколько внезапно открывшаяся жутковатая связь сектанта с Поршенниковыми, связь, которая еще в первые моменты неосознанно, исподволь, намечалась и рассеялась затем ловкой игрой Поршенниковой. Некоторое время сам факт этой связи не то что пугал Юрку, а как-то поражал, удивлял, как поражало и удивляло его появление бесцеремонного бородача на родной улице. Потом, однако, припоминая многие слова Аркадия о религии и сектах, о болоте, мальчишка вдруг понял серьезность и значительность происходящего.

Ясно, что и Поршенникова, и старуха, и этот мужчина, стащивший петуха, – сектанты, и бородач у них вроде начальника. И этот начальник, чтобы у него было больше подчиненных, то есть верующих, велел Поршенниковой записать и Катю. А чтобы девочка крепче верила в бога, ее заставили бросить школу, а то, чего доброго, выучится и поймет, что никакого бога-то и нет. А вот зачем Катю отправили нищенствовать по вагонам – под это действие стройную логику Юрка не смог подвести, а объяснил лишь тем, что коли от человека можно требовать жертвы и можно заставлять его кидаться под поезд, то уж побираться в электричке вовсе не трудно заставить.

В своих рассуждениях Юрка ощущал цельность и непоколебимость и поэтому развертывал их перед другом с некоторой важностью и самоуверенностью. Валерка согласно кивал, поддакивал, затем, сказав, что он так же думает, задал еще несколько вопросов, которых Юрка как-то не задел в своих домыслах: много ли сектантов на Перевалке, где они собираются на молебны – уж не в доме ли Поршенниковых, и что же, значит, Катька теперь верующая?

Последний вопрос особенно заинтересовал Юрку. Он даже в задумчивости замедлил шаги. Затем оживился и сказал, что не стоит ломать голову – проще спросить у самой Катьки.

– А как по-твоему, Юрк, придет Катька в школу или не придет?

– Придет. Вон как Галина Владимировна пригрозила… А сектанты на Перевалке, наверное, есть. Аркаша не зря говорит: болото. Они, пожалуй, и в самом деле под мамку подкапывались. Не тут-то было. Еще если бы в церковь не ездила…

– Она ведь редко.

– А то бы совсем. Хорошо бы было. А то попы там всякую ерунду наговаривают… Да, мне вчера Аркаша скороговорку про попа рассказал. Знаешь, толковую.

– Ну-ка.

– Стоит поп на копне, колпак на попе, копна под попом, а поп под колпаком. Скажи-ка быстро.

– Повтори еще раз.

Юрка, сам сбившись, повторил и, улыбаясь, раскрыв рот, приготовился к хохоту, но, к его огорчению, Валерка справился с этой угловатой фразой довольно быстро и чисто. Юрка так и закрыл рот ни с чем, только вздохнул и прибавил шагу.

Катя пришла в школу.

Ребята увидели ее у доски, окруженную девчонками, которые ее, надо полагать, расспрашивали о причине отсутствия и не просто, а в подробностях. Юрка не раз наблюдал подобную девичью дотошность. Поэтому он моментально почувствовал Катину неловкость, когда говорить правду стыдно или просто нельзя, а врать, по существу, нечего. Он швырнул сумку на парту и подошел к девочкам:

– Что вы, кумушки-соседушки, ее, как новенькую, окружили?

– А ты сперва поздоровайся с Катей. Разве забыл, что Галина Владимировна просила быть внимательнее?

Вообще девчонки боялись Юрку, поэтому такое независимое обращение к нему Нельки Баевой можно вполне было назвать храбрым, если не дерзким. Юрка оценил эту храбрость снисходительным взглядом и легкой усмешкой: мол, эх вы, жалкие людишки, знаете ли, кому обязана Катя своим приходом в школу?.. Но тут же он согнал с лица это выражение и даже с некоторой смущенностью проговорил:

– Катьк, отойдем-ка вон к Валеркиной парте. (Катя послушно последовала за ним. Не отстали и девчонки.) А вы куда? Намочите лучше тряпку сходите!

– И не указывай! И без тебя есть дежурные! – И, ворча, они разбрелись кто куда.

– Это… – сказал тихо Юрка. – Ты ничего им не рассказала? Про вчерашнее?

– Нет.

– А что им отвечала?

– Что болела.

– Правильно. Ври! А будут привязываться: чем да как, скажи, мол, секретная болезнь.

Катя опустила голову.

– Тебя еще Галина Владимировна не видела? – спросил Валерка.

– Нет.

– А мать не била вчера?

– Ругала.

– Это чепуха, – заметил Юрка. – Нас всех ругают. – И, понимая, что слишком долго шептаться с одной девчонкой – подозрительно, он проговорил: – Ладно, иди, а то вон выдры косятся.

Юрка с Валеркой дождались учительницу у дверей и таинственно объявили, что Поршенникова пришла.

– Вот и хорошо. Только, чур, о вчерашнем ни слова.

– Конечно. Мы к Катьке наказали.

– Молодцы!

У Юрки было удивительно приподнятое настроение. Он не опечалился даже тогда, когда выяснилось, что из шести домашних примеров правильно решены только три. Все это было ерундой в сравнении с чем-то большим и таинственным, что происходило вокруг.

«Расскажу-ка я кому-нибудь скороговорку», – радостно подумал он. Жаль, что с ним сидит девчонка. Она вообще на все попытки завести беседу отвечала дерганием локтя и категорическим «отстань». К тому же язык у нее легкий, говорит быстро, скороговоркой ее не озадачишь. Хорошо бы Володьку Медведева разыграть!.. Юрка посмотрел на Галину Владимировну. Как бы не получилось вроде истории с галошей. Как бы не пришлось опять краснеть-бледнеть, шоркать чернильное пятно на парте. Вовка обязательно все перепугает так, что надсадишься со смеху… Учительница прошла мимо, в конец класса, кому-то что-то объяснять.

– Вовка, – зашептал Юрка мальчишке в другом ряду, складывая ладонь лодочкой.

– А?

– Стоит поп на копне…

– На чем?

– Глухой! На копне.

– Кто?

– Да поп.

– Ну и что? Какой поп?

– Да ты слушай и не переспрашивай! – сердито зашипел мальчишка. – Это скороговорка.

Володька наконец понял, чего от него хотят, и терпеливо выслушал скороговорку, но при попытке воспроизвести ее начал действительно городить такую чушь, что и Юрка и Валерка, тоже прислушивавшийся, повалились на парты. Юрка даже нос пальцами стиснул, чтобы сдержать напор смеха. Он покраснел и надулся, но, когда Медведев сказал что «поп – под потолком», а затем тут же поправился на «поп – под котелком», его пальцы оставили последние силы, и он громко фыркнул.

– Что с тобой? – подходя, спросила Галина Владимировна.

Не поднимая лица, Юрка ответил:

– Случайно, Галина Владимировна.

– Галина Владимировна, они про какого-то попа говорят, – сказала Володькина соседка – Нелька Баева.

– Про попа? – удивилась учительница, затем, подумав миг, решительно и хмуро кивнула на дверь: – Гайворонский, выйди-ка!

«Ну вот. Так и знал. Чтоб ей провалиться, этой выскочке!»

Юрка понуро направился к двери. Следом вышла Галина Владимировна и придержала его за рубаху, так как он, оглянувшись по сторонам – нет ли завуча или директора, хотел было улизнуть.

– Юра, о каком это попе вы говорили? Не о том ли, о котором мы договорились молчать?

– Что вы! Тот – сектант, а это – поп. Я Володьке скороговорку о попе рассказал. Он запурхался, ну я и рассмеялся, – шепотом признался мальчишка.

Учительница всплеснула руками:

– Какие могут быть скороговорки на уроке?! Я не понимаю тебя. Вчера ты совершил честный, благородный поступок, а сегодня опять срываешь занятия. Как же так?.. Ты дождешься, что я тебе в самом деле надеру уши и безо всяких записок родителям.

– Не надерете.

– Почему это?

– Потому, что дурные желания надо сдерживать.

– Запомнил? А почему ты не запомнил, что в классе нужно соблюдать дисциплину?

– Я и это помню. – Юрка поднял опущенную голову. – Но я, честное слово, не хотел поднимать шума, Галина Владимировна.

– Ну ладно, иди садись на место. Да, прошу ни о чем таком Катю не расспрашивать. Никаких каверзных вопросов. Понимаешь? Чтобы она успокоилась.

Юрка понимающе кивнул и радостно серьезный вернулся в класс.

Валерка обернулся и шепотом спросил:

– Что она тебе говорила?

– Чтобы ты сидел и не поворачивался, – ответил Юрка, отклоняя рукой Валеркину голову. – Я тебя не знаю.

В перерыв Галина Владимировна подозвала Катю к столу и, окруженная ребятами, стала выяснять, что девочка помнит из того материала, который проходили в классе еще при ней. Катя многое перезабыла. Учительница задумалась и, когда начался урок, спросила учеников, кто желал бы помочь Кате, оставаясь ненадолго после занятий. Обычно на дополнительную работу с кем-нибудь Галина Владимировна назначала одного-двух ребят или сама помогала, поэтому такое обращение к классу было неожиданным. После короткого раздумья поднялось рук восемь.

– Хорошо, – сказала учительница. – Те, кто поднял руки, задержитесь.

И урок начался.

Когда отзвенел последний звонок, к учительскому столу подошли десять человек. Среди них – Валерка с Юркой. Валерка поднимал руку, а Юрка нет, но решил не отставать от друга. К тому же он чувствовал к Катьке какой-то особый интерес.

– А теперь из вас выберем двоих, – сказала Галина Владимировна.

– Нет, мы все.

– Что вы, ребята. Это, конечно, приятно, что помощников много, но как же вдесятером можно что-либо объяснить Кате? Мы ее просто собьем с толку.

– Не собьем, Галина Владимировна!

– Нельзя, ребята. Двое-трое – это другое дело, а все… – И учительница пожала плечами.

Ребята вздохнули: да, их было многовато.

– Я предлагаю Теренина и Нелю Баеву. Остальным придется разойтись по домам.

– Галина Владимировна, ну тогда мы сядем на задние парты и будем только наблюдать, молчком.

– Давайте убирайтесь! – сказал Юрка.

– Сам ты убирайся!

– Давай-давай! – подзадоривал Гайворонский.

– Ну хорошо, не спорьте, садитесь на задние парты, – согласилась учительница.

Ребята кинулись в конец класса, расселись и замерли.

Первая задача была про сад, где росла тысяча фруктовых деревьев, среди них – столько-то яблонь; груш на столько-то меньше; остальные вишни; сколько чего было в саду.

Галина Владимировна сидела за своим столом, трое учеников разместились за первой партой. Валерке часто приходилось помогать, поэтому он знал, с чего начать эту помощь и как продолжать, чтобы и явно не подсказывать, но и не темнить. Пока первая парта колдовала над фруктовыми деревьями, задние уже расправились с ними и шушукались. Юрка вдруг пересел ближе и поманил остальных, так что, когда «главные учителя» разобрались, сколько чего было в саду, задние парты были пустыми.

Из школы Юрка, Валерка, Катя и Неля вышли вместе. Баева жила неподалеку, и метров сто ей было по пути с ребятами.

– Я чувствую, что Катя еще не скоро нас догонит, – заметила Баева. – Потому что болезнь не просто прогулы, а гораздо хуже.

– Скоро, – сказал Юрка.

– Нет, я чувствую, что не скоро.

– А ты больше ничего не чувствуешь? – спросил Юрка.

Уловив что-то недоброе в его тоне, Неля посмотрела на Юрку внимательно и настороженно.

– А что еще?

– А что я тебя тресну!

– За что?

– За попа.

– Нет уж, без твоей затрещины обойдусь. – И Неля перебежала дорогу.

– Ничего, Катьк, догонишь. Меня-то в два счета. Не знаю, как Валерку, а меня – у-у!.. Да если я еще сдам чуть-чуть, так совсем.