Текст книги "В союзе с Аристотелем"

Автор книги: Геннадий Михасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава четвертая
СОБЫТИЯ РАЗВОРАЧИВАЮТСЯ

Двенадцать подвигов Геракла ничего не стоят в сравнении с тем, что пришлось пережить мальчишкам, храня тайну. Они измучились от молчания. Никогда в жизни им еще не выпадала такая тяжелая работа – молчать. Зато с каким победоносным видом смотрели ребята на своих друзей, на Галину Владимировну. Учительница заметила их странное состояние и потихоньку спросила у Гайворонского, в чем дело. Юрка уверил, что ни в чем, что просто так, что на улице хорошая погода и что вообще ему все нравится.

На первой же перемене мальчишки подошли к Кате и после нескольких вопросов в отношении арифметики Юрка спросил:

– Ну, а как дома?

– Как?

– Вчера вечером ты чем занималась?

– Чем занималась?.. Сперва ничем, а потом мама говорит, иди, говорит, посиди у соседки, пока я в магазин схожу. Ну, я и пошла.

– Вот хитрая! – воскликнул Валерка.

– Кто хитрая?

– Да мать твоя, кто же!

– Почему?

– Ладно. В общем, тебя сплавили, – сказал Юрка.

– Меня не сплавили. Я сидела-сидела у тети и уснула, а потом мама разбудила меня.

– Что делается! – проговорил Юрка. – А знаешь ли ты…

– Спокойно, – сказал Валерка, оглядываясь.

И Юрка опять подумал с горечью о том, почему все-таки странные, таинственные происшествия случаются именно с теми, кому они меньше всего нужны. Почему Катька оказалась в центре водоворота, а не он, Юрка. Уж он бы показал всем этим бабушкам и дедушкам. Он бы им подстроил!

И все же Юрка смотрел на Катю с уважением, именно потому, что она оказалась в центре этого поразительного водоворота и что ей выпала такая завидная судьба.

Уже отгремел последний звонок, уже ученики ряд за рядом стали выходить в коридор, направляясь к вешалке, а Аркадий все не появлялся. Юрка с Валеркой озабоченно перемолвились по этому поводу несколькими словами. Юрка даже предложил рассказать все Галине Владимировне, не дожидаясь Аркадия.

– Какая разница – мы или он?

В это время в вестибюль торопливо вошел Аркадий, увидел учительницу, поздоровался и шепнул ей что-то на ухо.

Галина Владимировна быстро кивнула, назначила старшим одного из мальчишек, как обычно делала, когда ей было некогда, и молодые люди поспешно поднялись на второй этаж.

Юрка с Валеркой живо покинули строй, выждали немного и тоже взбежали наверх. Здесь был и кабинет директора, и учительская. Мальчишки заглянули в учительскую, Галины Владимировны и Аркадия там не было.

– У директора, – шепнул Юрка. – Решают… Пронесся мимо, елки, и даже ничего не сказал.

– Надо спрятаться, – заметил Валерка. – А то учителя нас прогонят отсюда.

– А мы будем говорить, что ждем, когда освободится директор… Встанем вот здесь и будем говорить, что ждем.

За обитой дерматином дверью не слышалось ни слова. О чем они говорят? Что решают?.. Удалось ли скрыться «святому» жулику? Юрка вчера дождался Аркадия, но тот ничего утешительного сообщить не смог. Пока он добирался до отделения, пока разъяснял милиционеру суть дела и пока милиционер дозванивался до вокзала Нового города, поезд миновал станцию. На следующую остановку было послано спешное распоряжение: по прибытии состава спросить по внутреннему радио, не впускал ли кто из проводников пассажира на полустанке Мостовой. Затем было отдано еще одно распоряжение дежурному Мостовой: обследовать вместе с обходчиком участок дороги Мостовая – Новый город «на предмет обнаружения пострадавшего, которому оказать помощь». Дальнейшего Аркадий не дождался, а рассказанное только разбередило мальчишеское воображение…

Ребята ждали. Учителя, то и дело проходя мимо и видя серьезные, сосредоточенные физиономии мальчишек, ни о чем не спрашивали, понимая, очевидно, что не попусту стоят они тут.

Дверь вдруг сама слегка приоткрылась, и послышался голос Константина Андреевича.

– Я думаю, в первую же субботу после Нового года, а может быть, раньше, словом, прямо по горячим следам… Поршенникову вызвали уже?

– Нет еще. Вызовут сегодня.

– М-да… Совершенно неожиданно, прямо снег на голову… По странному совпадению я дня два назад читал Рассела – о христианстве. И как-то мимолетно пронеслась у меня мысль: достаточно ли, что мы косвенно отрицаем бога, раскрывая перед ребятами действительный мир вещей; не нужна ли тут прямая борьба? Рассел правильно считает: люди принимают веру не потому, что поняли какие-то интеллектуальные аргументы в пользу доказательства существования бога, а просто потому, что эту веру в них вдалбливают с младенческих лет. А младенческие годы – вот они, в наших руках. Значит, школа должна дать религии решительный бой… Видите, как просветляются мысли, когда в дом приходит беда. Поистине, гром не грянет – мужик не перекрестится. Черт знает что, простите, творится на свете… А есть ли гарантия, что Поршенникова единственная в своем роде?

– Нет гарантии, Константин Андреевич, – сказала Галина Владимировна.

– К сожалению. Уже потому мы плохо знаем своих учеников, что плохо знаем их родителей и близких.

– Хорошо бы все же дозвониться до Дятлова, – проговорил Аркадий. – А то пока идет телеграмма, он может куда-нибудь вылететь. В этом деле нужна полнейшая конкретность и очевидность, до мелочей.

– Совершенно верно. Я попробую дозвониться, – сказал директор. – М-да…

Дверь потихоньку-потихоньку отходила и скоро отошла настолько, что возможным оказалось просунуть в щель голову. Юрка эту возможность не упустил. Но едва он заглянул в кабинет, как его увидела Галина Владимировна.

– Они здесь, Константин Андреевич, мальчики.

– Где?..

Юрка, разумеется, успел убрать голову, но бежать мальчишки не решились, только плотнее прижались к стене, смущенные и вдруг вспотевшие. А голос директора подкатывался вместе со стуком каблуков.

– Ну-ка, сюда-сюда, друзья… Не прятаться… Что это вы, а?

– Здравствуйте, – проговорили ребята враз.

– Здравствуйте. Прошу… Да заходите, право. Ну? Три шага вперед! Поднимать восстание в вагоне не стесняетесь, а к директору не хотите войти. – Мальчишки вошли, прижимая сумки к коленям. – Ну то-то. Вот так… М-да… Что я им могу сказать, Аркадий Петрович?.. Что они молодцы?

– Аркаша, того поймали? – спросил Юрка.

– Нет. Исчез бесследно.

– И по радио объявляли?

– Объявляли. Никто никого не впускал на Мостовой.

– И по откосам всё осмотрели?

– Да и по откосам… Видно, удачно спрыгнул. Или все же додержался до Нового города, шельма.

– Жаль, – вздохнул Юрка.

– Конечно, жаль. Но, по существу, он нам не очень-то и нужен, – сказал Аркадий.

– Как – не нужен? Он уедет в другое место и снова начнет это…

– Мы думаем, – заметил Константин Андреевич, – что и в другом месте найдутся такие же Юрки и Валерки, чтобы помешать ему.

Юрка задумался. Еще раз напомнив друг другу о чем-то, ранее условленном, взрослые поспешили разойтись. Галина Владимировна свернула в учительскую, а мальчишки с Аркадием спустились вниз.

– Вы шпарьте домой, – сказал он им. – А мне нужно в милицию. Сейчас туда прибудет и Поршенникова… Некоторые подробности потом. Ну, ступайте.

Юрка с Валеркой шли, бурно обсуждая исчезновение бородача. Заменяя одно предположение другим, они неожиданно натолкнулись на вопрос, не поддававшийся разрешению: были у сектанта рукавицы или нет.

Мимо них лихо пролетел Фомка, брюхом лежа на санках и правя ногами. Он катался с насыпи и на полном разгоне попадал в распахнутую калитку своего двора. Юрка снисходительно подумал, что он вот носится себе и совершенно не знает, что сейчас творится на белом свете.

Навстречу шел милицейский газик.

– Ее, наверное, везут, – прошептал Юрка. – Поршенничиху… Как там Катька, интересно?

Машина прошмыгнула быстро, обдав мальчишек снежной пылью, и скрылась за поворотом.

Глава пятая
СУД

В один из январских вечеров по неосвещенным улицам Перевалки к школе направлялись многочисленные группы людей, привлеченные объявлением, вывешенным в центре поселка и возвещавшим о суде общественности над гражданкой Поршенниковой.

Юрку с Валеркой, как они ни рвались, не пустили.

– Нельзя, братцы, нельзя, – только и отвечал Аркадий на попытки ребят добиться разрешения. – Это не только я решил, но и Галина Владимировна, и Константин Андреевич.

– Но почему? – возмущался Юрка. – Мы столько вам помогали, а как дошло до самого конца, так нельзя!

Аркадий вздохнул.

– Да потому, что это не просто суд, а суд-собрание, где будут говорить о многом таком, что вам знать необязательно. Ясно?.. А о Поршенниковой вам известно все.

Да, о Поршенниковой ребятам было известно все со слов Аркадия. Следствие оказалось простым и недолгим. Женщина без колебаний и увиливаний принесла повинную.

Она работала охранницей на мелькомбинате и, пользуясь своим положением, частенько что-нибудь «доставала», а потом потихоньку сплавляла «добычу». Побочный доход превышал ее зарплату раза в три. Действовала она осмотрительно, без осечек, и была у начальства на хорошем счету, так как случайно помогла однажды раскрыть одну крупную махинацию на комбинате.

Как-то к ней домой пришел незнакомый мужчина и объявил, что он уполномочен властями произвести обыск, и предъявил какую-то бумагу, которую хозяйка в испуге и растерянности и не рассмотрела. Еще бы! Такого посещения не мудрено испугаться любому человеку, не то что Поршенниковой, которая к тому же только что перевезла к себе и припрятала в сенях три мешка «богатых» зерновых отходов, не успев их реализовать. Мужчина спрятал бумагу, опустился на табуретку и печально сказал, что он прекрасно понимает безвыходность ситуации, ведь только за половину того, что он знает про ее фокусы, положен по всей строгости советских законов срок, и немалый, но, продолжил мужчина, он не будет производить никакого обыска – не в христианских обычаях подкладывать ближнему свинью, а он истинный христианин, однако это не услуга, а исполнение воли Христа, который решил спасти заблудшую и сделал так, что на обыск был послан его верный слуга…

Еще не угасла растерянность и не унялась холодная нервная дрожь, как Поршенникова вдруг ощутила, что здесь что-то не то, что этот человек, пожалуй, не тот, за кого себя выдает, что он, может быть, не имеет права на обыск и что бумага его подложная. Женщина хотела даже попросить эту бумагу, но вовремя спохватилась, что не поймет ее ложность, так как не имеет понятия, какой она должна быть. Но одновременно с этим Поршенникова почувствовала, что пришелец действительно многое про нее знает – видимо, долго следил, наблюдал и наверняка имел своего человека на комбинате, иначе бы не рискнул так уверенно вторгнуться в чужой дом… Что же ему надо? Деньги?.. Однако незнакомца занимала только она сама. Он радел единственно о ее спасении.

Это и был пресвитер секты адвентистов седьмого дня.

Словом, под страхом разоблачения Поршенникова через несколько дней явилась на собрание секты и внесла первую десятину. Она никогда ничему не верила, никаким богам, не поверила она и тем бредням, которые преподносили ей неожиданные союзники. Однако, осознав вскоре, что этот союз не будет ее особенно тяготить, если, конечно, сохранить его втайне, она сделала вид, что подчинилась ему. «Уж лучше с этими тронутыми молиться, чем в каталажке сидеть».

Однажды пресвитер попросил привести на сходку Катю. Поскольку дети присутствовали на молениях постоянно, Поршенникова привела и Катю. Затем последовало требование, чтобы девочка перестала посещать школу по субботам – так велит всевышний, который шесть дней без устали создавал мир, а седьмой день почил от всех дел своих, благословив его и освятив. Поршенникова не воспротивилась, тем более что «святой отец» достал медицинскую справку об освобождении от занятий. К тому же сама она считала, что неплохо бы дочери вообще годик-два посидеть дома, поднакопить силенок, все равно ведь еле-еле учится, только лишняя маята. Она этого не высказала, но пресвитер, очевидно, понял ее, так как вскоре завел именно такой разговор, призвав для помощи старушку, которая уверила, что укажет девочке истинный путь служения Христу. После некоторых размышлений, подкрепленных новой медсправкой и посулом снять с нее десятину, Поршенникова поддалась уговорам и запретила Кате ходить в школу. А через несколько дней старуха взяла девочку к себе, якобы для того, чтобы скрыть ее от глаз соседей, которым несомненно покажется подозрительным Катино затворничество, а так – болеет и болеет, а где и как – людям безразлично. Узнав же, чем занимается старуха с дочерью, женщина испугалась и обратилась к пресвитеру, который ответил, что это божий сын посылает ей испытание, что надо же как-то искупить грехи, содеянные ею. Он намекал… Поршенникова не знала, что ей делать.

Все это дало следствие. Поршенникова, по словам Аркадия, говорила сухо и сумбурно, но сам Аркадий, посвящая ребят в дело, придал рассказу логическую связность и некоторую детальность. Попутно он выложил и свои соображения. Пресвитер, говорил он, хоть и действовал как завзятый жулик, но, безусловно, прикрывался святой личиной и библейскими притчами, однако он перестарался, переборщил, оторвав Катю от школы и отправив ее христарадничать. Когда же мальчишки неожиданно встали на его пути, он понял, к чему это может привести, струсил и отступился от Кати. Но разоблачение уже назревало.

Долго Юрка с Валеркой обсуждали все тонкости этой истории, пока не осмыслили ее полностью. И мальчишкам было радостно сознавать, что Кате теперь никто и ничто не грозит: ни черт, ни бог, ни беспутное нищенство, и что в этом избавлении есть их прямое участие.

И вот где-то там идет уже общественный процесс! Суд!..

Ребята сидели у Гайворонских и играли в «морской бой», отгородившись друг от друга книгами «Тициан» и «Советская опера». На улице и в избе было тихо. В углу горницы стояла наряженная елка со стеклянным спутником на вершине. Из кухни чуть слышно доносилось потрескивание дров в печке. Юрка изредка прерывал «огонь» и, забирая с собой листочек с полупотопленными кораблями, отлучался подбросить два-три полена.

– Знаешь, как мамка удивится, – проговорил он, вновь устраиваясь за столом и ставя на ребро упавшего «Тициана». – Ох и удивится!.. Не поверит. И про нас не поверит, что мы тайны раскрывали.

– Может быть. Е-4. – Валерке недавно вырезали гланды, говорил он все еще тихо и изредка покашливал.

– Мимо… И твои удивятся. Думаешь, нет?

– Пожалуй… Бей.

Раздумывая, Юрка попытался искоса взглянуть на Валеркину таблицу, но «Советская опера» надежно укрывала огневую позицию противника.

– Тебе тоже Е-4, – сказал он. – Я все забываю, чтобы Катька написала на книжке что-нибудь.

– Мимо… А ты уже прочитал ее?

– Аркаша прочитал. Говорит, хорошая. Так что пусть подписывает.

– А где сейчас Катька?

– У какой-то тетеньки. Мимо… На время. Я спросил, почему не у нас, Аркаша говорит, вы слишком много знаете, а ей нужно знать поменьше, хватит с нее, натерпелась.

На елке там и тут висели братцы Кролики, вырезанные из картона в разных позах и разной величины. Внизу, прислонившись к стволу, стоял Тигр, растерянно глядя на огромную физиономию Пантагрюэля, как Руслан на Голову.

– Ж-8… А все-таки нечестно, – вздохнул Юрка. – Мы вон сколько помогали, а нас не пустили.

– Мимо… Значит, так надо… Д-3.

– Ранил, елки!.. Погоди-ка, подкину последние чурки.

Юрка взял кочергу, перемешал пылающие угли на колосниках, прибил их и бросил им на съедение два толстых коротыша. На стенах кухни в темноте колебались огненные блики. Юрка вдруг к чему-то прислушался, включил свет, зашевелил ноздрями и тревожно произнес:

– Валерка, по-моему, конфетами пахнет, шоколадными… Иди-ка сюда… Здорово пахнет.

Невидимые следы привели Юрку в «келью» Аркадия. И он стал шарить на полках с книгами.

– Кажется, отсюда несет… О! Что-то есть… Кулек! Валерка, смотри – «Радий». Законно! Стой-ка, две конфеты вниз провалились.

Юрка снял несколько книг с нижней полки и обнаружил красивую коробку.

– Что делается! – проговорил он. – И тут шоколадные… Хм… Пробуй-ка.

– Не надо, Юрк, брать. Спрятали, значит, не надо.

– Чудак, мы же только попробуем. Держи… Вот. По паре конфет, и всё. Остальное – на место… Шито-крыто. Это Аркаша от меня укрывает. Где это видано, чтобы я не нашел конфеты!

Юрка заложил кулек и бомбоньерку книгами, и мальчишки вернулись в горницу.

– Давай посидим в темноте, – проговорил Юрка, щелкнул выключателем и, пробравшись ощупью к елке, внизу, у крестовины, щелкнул еще раз. Вспыхнули разноцветные гирлянды, мигом превратив комнату в какую-то пещеру с таинственными углами, а комод, шифоньер, стол – в скальные выступы. – Садись, потом доиграем. Я люблю вот так…

Нет, на улице не было тихо. На улице был ветер… А где-то там, за ветром, за сотней дворов, шел общественный процесс! Суд!..

Оба думали об этом, и оба молчали.

Юрка пересел на порог, близ печки. Дрова догорали. Сквозь колосники падали в поддувало маленькие желто-красные угольки.

– А все-таки нечестно, – вздохнул Юрка. – Им можно, а нам нельзя. Интересно, будут ловить этого главаря?.. Наверное, будут. Наверное, Поршенникова даст адрес, где их всех накроют и старуху!..

Валерка ничего не ответил.

– Хочешь послушать радио?

– Давай лучше посмотрим «Три поросенка».

– Давай… С этой стипендии Аркаша новых лент купит. Может, опять у нас сеанс устроим. Что журналом пустим?

– Репина.

– Иван Грозный убивает своего сына. Отключи гирлянды… А летом на чердак переселимся.

Честно распределив роли зрителя и киномеханика, друзья начали сеанс, причем журнал «крутил» Валерка.

Однако ленту менять не пришлось – с улицы донеслись голоса и хлопнула калитка.

– Идут! – крикнул Юрка. – Идут! Закрывай кинотеатр! Эге-е!..

И не успели мальчишки спрятать аппарат, как дверь распахнулась и следом за клубами мороза, легко подкатившимися к елке, словно к старой знакомой, вошли Галина Владимировна, Дятлов, Аркадий, Василиса Андреевна и Петр Иванович.

– Узнаёте? – спросил летчик, снимая фуражку и поглаживая усы.

– Конечно, – сказал Юрка.

– Я ведь за вами… Вы небось забыли уже свои мечты, заморозили до лета, а я помню. Что, забыли?.. Эх, вы!

– Давайте-давайте мне, – перехватывая тужурку и фуражку Дятлова, проговорила Василиса Андреевна. – Я в горницу отнесу. И вы, Галина Владимировна, мне давайте.

Но у Галины Владимировны уже принимал пальто Аркадий.

– Ну? – спросил Дятлов. – Вспомнили?.. А кто желал посмотреть аэродром, а? Кто меня вербовал в проводники?

– Мы, – сказал Юрка.

– Так вот, пожалуйста. Завтра, послезавтра – когда угодно. В любую погоду. Назначайте время, договаривайтесь с родителями. И я вас жду, – подмигнул летчик и в довершение всего шевельнул ушами.

– Юра, – позвал Аркадий из «кельи».

Юрка явился.

– Поставь-ка чайник.

– Ну как, Аркаша?

– Что – как?

– Ну, там…

– Двадцать семь.

– Ну, правда.

– Не торопись. Давай-ка чайник живее организовывай, чай пить будем. Долей, если неполный.

– А-а, вон ты кому конфет купил, – протянул Юрка.

– Нашел?

– Нашел.

– Какие, несчастный: в кульке или в коробке?

– И в кульке и в коробке.

– Сожрал?

– Нет. Только попробовал.

– То-то. Висел бы ты на печной задвижке… Включай иди.

Дятлов и Галина Владимировна рассматривали елку, прося Валерку давать объяснения. Вошел Аркадий.

– Смотрите, какая неудержимая фантазия! – воскликнул он. – На свинье поварской колпак. У медведя трубка во рту, а волк так мило улыбается, что в его порядочности не возникает никаких сомнений.

– Это звери будущего, – заметила Галина Владимировна.

Валерка, чувствуя великое смущение, воспользовался тем, что от него отвлеклись, шмыгнул на кухню и принялся одеваться.

– Куда ты? – остановил его Петр Иванович. – Ну-ка, положи!.. Ложи-ложи пальтишко, сейчас твои сюда придут… Юрка, Валерка-то убегает!

– Не убежит, – сказал Юрка, притаскивая из сеней ведро воды. – Пап, наливай сам… Пошли.

– Неудобно, – прошептал Валерка, упираясь.

– Чего неудобно? Да пошли, елки!.. Сейчас мы у них все выпытаем! Пошли.

И Юрка решительно потянул друга в горницу. При их появлении Галина Владимировна, Аркадий и Дятлов сбились с какого-то разговора, однако Дятлов махнул над столом рукой и, видимо довершая мысль, проговорил:

– В общем, она поняла, что такое люди.

– Ну, если и не поняла, то, во всяком случае, увидела, – вставил Аркадий.

– Не помогли ни боги, ни святые, – сказала Галина Владимировна и, подняв со стола книгу, прочитала: – Тициан. Тициан!

– Вот кто святой! – воскликнул Аркадий. – А не какие-то там… Верно, Юрка? Тициан, Пушкин, Ленин… Наши боги – люди, такие же, как мы, только лучше нас… Так, Валерка?

В сенях хлопнула дверь, и послышались голоса.

– Твои идут, – сказал Аркадий Валерке и тихо добавил: – Для полноты компании не достает только Кати.

– Надо было зайти за ней! – воскликнул Юрка.

– Мы заходили.

– Ну и где она?

– Мальчики, – проговорила Галина Владимировна, – Катя заболела, на этот раз по-настоящему и серьезно.