Текст книги "В союзе с Аристотелем"

Автор книги: Геннадий Михасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава седьмая
ЗАРУБЛЕННЫЙ МИСТЕР

Строгая улица с добротными бревенчатыми домами кончалась метров за пятьсот до насыпи. Дальше, почти до откоса, тянулись неприглядные кособокие мазанки и насыпушки; даже электрические столбы против них как-то перекосились и потрескались, точно для того, чтобы не нарушать общую унылую гармонию. Здесь еще недавно запрещалось селиться, но потом разрешили. И все эти халупы выросли быстренько, как грибы, – за какую-то ночь. А теперь возле многих из них виднелись начатые срубы, бревна, доски, сложенные огромными клетками, чтобы продувало, вороха шлака и опилок. Но возле многих не было ничего, кроме неуклюжих поленниц. Хозяева либо смирились с убогим видом своих жилищ, либо отложили дело в долгий ящик.

Поршенниковы жили в одной из таких лачуг.

Валерка ни разу не был у Кати, да и вообще он мало кого посещал, кроме Гайворонских. Какое-то смущение испытывал Валерка при этих посещениях: ему казалось, что хозяевам в тягость присутствие чужих. Даже в пасху, когда собиралась ватага человек в шесть-семь, его не оставляла стеснительность. На улице он, бывало, еще храбрился и топал вместе с Юркой впереди, но едва заходили во двор, как Валерка покидал «фронт», и к крыльцу оказывался в самом хвосте – так и незаметнее и проще выскочить из дома обратно.

Один же он совсем терялся. Да и, признаться, вызываясь навестить Катьку, он, разумеется, рассчитывал на Юркино содействие. Однако…

Валерка остановился возле ворот Поршенниковых, огляделся по сторонам. Ну, чего стоит войти, спросить, почему Катька не ходит в школу, и уйти. Ведь никто не заругает его, не съест. И все же Валерка стоял в нерешительности. Надо было подождать Юрку. Он бы сразу все выяснил, он умел это делать. Валерка потянул калитку. Если она окажется запертой, он уйдет и завтра скажет, что никого из Поршенниковых не застал дома. Но калитка, скрипнув, отворилась. Валерка почти испугался. Закусив нижнюю губу, он придержал дверцу и еще раз оглянулся. От насыпи шла женщина. Валерка понял, что будет выглядеть подозрительно, если вот так и останется стоять у приоткрытой калитки. Нужно решаться: туда или сюда…

Никто никогда не поймет и не оценит Валеркиного подвига! Он распахнул калитку, вошел во двор и, обходя разбросанные дрова, направился к двери. Он выспросит все и даже больше – он категорически заявит: «Чтоб завтра Катька была в школе!» С горячностью Валерка распахнул дверь. Темнота ослепила его, в нос ударил дрянной запах не то квашеной, не то гнилой капусты. Валерка пошире открыл дверь и осторожно спустился вниз. Земляной пол глушил шаги. Слева к стене была прибита низкая полка шириной в две доски. На ней стояли ведро, две корзины. Возле корзины лежало что-то вроде мокрой тряпки. Проходя мимо, Валерка различил перья. Зарубленная курица. Нет, не курица, а петух – вот и голова с большим темным гребешком. На гребешке – бородавка… Бородавка? Валерка вздрогнул. Хвоста у петуха не было, торчало одно перо, и то было сломано. Шея общипана… Это был Мистер!

Валерка ничего не понимал. Он смотрел на распростертого недвижного петуха и часто моргал. Неизвестно, что бы он ответил, если бы в тот миг в сени кто-нибудь вышел и спросил его, зачем он здесь. И вдруг мальчишка вспомнил, что не было во дворе петуха, когда он звал его. Сообразив, что петуха кто-то выкрал и зарубил, Валерка попятился к выходу, споткнулся о ступеньки и, повернувшись, выскочил во двор. Перемахнув поленья, он выбежал на улицу и, не закрыв калитку, полетел домой что было духу.

– Мама! – крикнул Валерка в форточку.

– Что?

– Мама! – повторил он, но отскочил от окна и забежал в комнату. – Мама, петуха зарубили!

По торопливости и взволнованности сына, по охрипшему вдруг голосу Вера Сергеевна поняла, что случилось что-то серьезное.

– Чьего?

– Нашего. Мистера.

– Кто зарубил?

– Не знаю. Он у Поршенниковых лежит на лавке. Я к ним ходил узнавать, почему Катька в школу не ходит, а в сенках увидел… голова отрублена.

Вера Сергеевна внимательно посмотрела на сына, провела еще несколько раз кистью по потолку машинально, потом спросила растерянно:

– Как… голова отрублена?

– Ну, петух на лавке лежит, а голова – рядом, с бородавкой… отрублена.

Вера Сергеевна пожала плечами, спустилась с табуретки, вытерла о фартук руки.

– Наш петух, что ли?

– Да наш, говорю же тебе… Мистер.

– Ну-ка, – сказала мать, – пойдем.

Они вышли во двор, и Вера Сергеевна принялась созывать кур. Петуха не было.

– Да нету его, мама. Я еще тогда кричал – нету. И не зови даже.

Но мать все звала и звала: «Цып-цып-цып…» Повизгивал Тузик, ожидая появления петуха, чтобы радостно залаять на него, дескать, вот он, разбойник. Валерка и сам с надеждой оглядывался, не выскочит ли Мистер откуда-нибудь из-под сеней или из-за поленниц. Увы!

Из огорода сквозь планки заборчика просунулась рука, нащупывая вертушку дверцы. Это был Юрка.

– Здрасте, – сказал он.

– Юрка, у нас Мистер исчез! – сразу крикнул Валерка.

– Куда исчез?

– Я его видел у Поршенниковых, с отрубленной головой.

– Валера, ты не ошибся? – спросила Вера Сергеевна.

– Нет, мама. Тут разве ошибешься!

– С отрубленной головой? – удивился Юрка.

– Еще не чище! – развела руками Вера Сергеевна. – А ну, пойдемте-ка разберемся.

– А ну-ка, айдате, – поддержал Юрка.

По дороге Валерка рассказал про все, что он видел. Юрка почти разозлился:

– Дурак! Я бы им дал там всем… Тоже мне!

– Так ведь стыдно.

– Нашел, где стыдно. Они воруют, а ему стыдно. Я бы им сунул под нос петуха! Чей, спросил бы.

Ворота во двор Поршенниковых оказались закрытыми. Вера Сергеевна встряхнула дверь, проволочный крючишка сорвался, и они вошли. Валерку била какая-то нервная дрожь.

– Окна занавешены, – сказал Юрка.

Дверь в сени тоже оказалась закрытой. Вера Сергеевна постучала. Молчание. Она постучала сильнее. Опять молчание. Юрка подошел к низкому окну, глянул вниз, под занавески, свистнул. Ни звука. И Вера Сергеевна, и Юрка посмотрели на Валерку.

Он пожал плечами:

– Все было открытым.

Юрка встал к двери задом и сильно шлепнул по ней подошвой ботинка. Домишко аж загудел.

Дом безмолвствовал.

– Никого нет, – сказал Юрка.

– Куды ж вы, дурье, ломитесь? – спросил вдруг кто-то со стороны. – В хате пусто, а они надсажаются.

В огороде среди подсолнухов стояла старуха с морщинистым лицом, маленького роста и очень худая – одежонка обвисала на ней, как на пугале.

Юрка подошел к забору и спросил:

– А где же Поршенничиха?

– Я почем знаю. Вы бы не пришли – и об вас бы не знала. А пустую избу нечего трясти! – глянув насупленно и зло на мальчишку, проворчала старуха.

– Конечно, – согласился Юрка. – Пустую чего трясти.

– Только что двери были открыты, – опять сказал удивленный Валерка.

– Ушла хозяйка, – заметила бабка.

– А вы кто – соседка? – спросила Вера Сергеевна.

– Соседка не соседка, а не из того дома.

Вера Сергеевна некоторое время стояла задумавшись, потом проговорила:

– Ну что ж, пойдемте.

– Мы еще вернемся! – крикнул Юрка, когда они покидали двор Поршенниковой, и почему-то погрозил старухе кулаком.

Глава восьмая
РАССУЖДЕНИЯ. ЗАПИСКА

Валерка то по личному побуждению, то по просьбе Юрки вновь и вновь пересказывал, как он отправился к Поршенниковым, как колебался, войти или нет во двор, как наконец вошел и увидел в сенях на лавке Мистера.

Юрка смотрел на друга, не понимая, как это с Валеркой, человеком тихим и сдержанным, произошел такой поразительный, острый случай, а вот с ним, Юркой, который жаждет именно таких случаев, ничего подобного не происходило.

И Юрка предложил Вере Сергеевне сходить к Поршенниковым еще раз, чтобы разобраться во всем до конца. Но Вера Сергеевна ответила, что она все не может взять в толк, что же произошло, и ей далее неловко, что она, ладом не подумав, кинулась тревожить людей. Спасибо, дома никого не оказалось, а то было бы стыда – петух-то, может быть, где под крыльцом сидит, разбойник. Валерка запротестовал. И, вернувшись, они в три голоса стали звать петуха. Тщетно.

– Ну вот, не верите? Пожалуйста. Мистеру – крышка! – сказал Валерка, все еще недоумевая, как все так получилось, что петуха украли и зарубили, и неизвестно кто, и неизвестно почему.

– Петуху-то крышка, раз голова отрублена, – заметил Юрка. – Тут важно расследовать.

– Когда ж его могли украсть? – задумавшись, произнесла Вера Сергеевна. – Ведь я их вроде кормила недавно… Разве через забор перелетел да на дороге его хапнули?

– Нет, мам. Я его только что видел, как пришел из школы. Я ему еще корочку бросил.

– Хм… И вроде никого не было.

– Только этот, верующий.

– А-а! – вдруг вскрикнула Вера Сергеевна и уже спокойнее, покачивая головой, продолжала: – Валера, это ведь он стащил петуха, он, сектант проклятый. Тьфу ты! Ну не так, так этак!.. И как же я сразу не подумала, а? Как же это я не догадалась проводить его до калитки?.. Ну, приди ты еще сюда, божий человек, появись-ка тут, попробуй! Бродяга!..

Вера Сергеевна зачем-то отправилась на улицу, а Юрка затормошил растерявшегося друга, требуя немедленно все рассказать. И Валерка рассказал.

– Он! Он украл! – воскликнул Юрка. – Эх, ну почему же меня-то не было, а? Вот всегда так!

– Но если этот дядька украл, то как петух оказался у Поршенниковых?

– Как?

– Да.

– Не знаю… У-у! В самом деле, как же?.. Слушай, пойдем еще раз к Поршенниковым.

– Мы же только что…

– А покараулим. Сядем у камышей и будем караулить.

В предчувствии чего-то необыкновенного Юркины глаза горели вдохновением. Валерка, однако, не поддержал это горение, а притушил, сказав, что ему не хочется сидеть в камышах.

– Тогда я один пойду. Во что одет этот детина?

– В плащ. И с бородой.

– Жди. – И вышел со двора.

Вернулась Вера Сергеевна и со вздохом заметила, что «святой» проходимец теперь тут не появится, что нечего и высматривать его.

– Видишь, сынок, какие гады! В этом и весь бог – чтобы подкатиться к человеку поближе да обобрать его… Чтоб им всем подавиться!

Валерка чуть не сказал, что Василиса Андреевна дала бородачу денег.

– Отец приедет – опять ругани не оберешься. Я вам и то делаю и другое, и корм достаю, а вы даже за готовым доглядеть не можете. Тьфу!..

Да, это Валерка знал. Знал, что за утерю петуха, как и за прежние просчеты в хозяйстве, отец поднимет скандал и осыплет обоих упреками. Не понимал мальчишка одного: как и откуда берутся у отца эти скверные, темные желания – упрекать и скандалить. Может, он бы и понял его, если бы мать боялась отца, трепетала перед ним. Но ведь она и не боялась его, и не трепетала перед ним, она даже не молчала, а на грубость отвечала грубостью, на зло – злом. Они тыкались друг о друга, как льдины. И в то же время Валерка чувствовал, что мать ненавидит эти стычки, старается избежать их. И он был благодарен ей, потому что сам ненавидел ссоры и не желал их.

Между тем Юрка устроился возле камыша, за кочкой, против дома Поршенниковых, и не спускал с него глаз. Здесь и обнаружил его Валерка час спустя. Ему показалось подозрительным столь долгое отсутствие друга, тем более что он не принял всерьез Юркиного намерения подкарауливать.

– Ну как?

– А ты где шел? Вдоль берега?

– Вдоль берега.

– То-то. Ни души. Понимаешь, хоть бы какая-нибудь кошка прошмыгнула во двор.

– Зачем нам кошка?

– Мда-а… Скрылись! Или к кому-нибудь еще пошли.

– Юрк, а ведь и у вас он был, верующий-то.

– У нас?

– Да. Просто я забыл раньше сказать. А что, и Аркадий не говорил?

– Никто мне ничего не говорил. И тоже деньги просил?

– Наверное.

– И что, мамка дала? – опасливо спросил Юрка.

– Что ты! Это… Ну… Тетя Васеня его тоже, как мы, – фьють! – высвистнула.

– Да? – обрадовался Юрка и с каким-то гоготанием потер ладони. – Молодец, мамка! Я думал, что она это… совсем божественная, а она вон… А ну-ка, пойдем к нам, поговорим.

Гайворонские были уже все дома. Петр Иванович стоял еще чумазый возле умывальника и, морщась, сдирал с пальца клочок изоляционной ленты, послужившей, видимо, пластырем. Аркадий у стола стоя читал газету. Василиса Андреевна расставляла тарелки.

– Я не помню случая, чтобы Юрка опоздал к столу… – проговорил Петр Иванович. – Легок на помине, как черт на овине.

– Нюх, – заметил Аркадий.

– Зато у вас никакого нюха, – сказал Юрка. – За стеной творятся чудеса, а вы и ухом не ведете. Что это вы от меня утаили, что у нас был сектант, а? Нарочно?..

– Сектант? – удивился Петр Иванович.

– Ну ладно-ладно, – попыталась было унять сына Василиса Андреевна, наступая на него вроде бы шутливо, но с беспокойством и смущением в глазах. – Слышь, брось давай…

Юрка нырнул под ее руку и, отпрыгнув к печке, с пафосом проговорил:

– Да-да. Он выпрашивал деньги, но мамка его выгнала с треском! Катись, говорит, отсюда, пока цел! – И тут же продолжал тихо, с видом заговорщика: – Он и у Терениных был. И украл у них петуха! Нет больше Мистера. – И, не медля, мальчишка рассказал все по порядку.

Гайворонские были немало поражены.

– Слышь, мать? – спросил Петр Иванович. – Может, он и у нас чего прихватил?

– В сенях-то чего у нас прихватишь, кроме ведер да коромысла, – проговорила Василиса Андреевна. – А тут-то я с него глаз не спускала… Валера, тащи себе стул из горницы. Уж ничего ли вы тут не напутали, с петухом-то?

– Чего путать, когда вот так вот лежит Мистер, а вот тут рядом его голова с бородавкой на гребешке. Чего путать? – вспылил Юрка.

– Уж больно много грехов зараз.

– А мы-то тут при чем? И не заступайся! Сама же выгнала и сама же заступаешься!

– Да я не заступаюсь. И не кричи так на мать.

– Я вовсе не на тебя, а вообще…

– Новости одна чище другой, – сказал Аркадий. – Сколько на свете религий и сект! И вот – украли петуха. Ведь это – украсть! – суть всех богопоклонников. Украсть! От ума до хлеба – всё крадут… Недавно в «Комсомольской правде» писали о девушке, которая бросилась под поезд. Она была в какой-то секте, и от нее потребовали жертвы, так было угодно всевышнему. Она и пожертвовала – свою жизнь…

– Ты подумай! – ужаснулась Василиса Андреевна.

– У нас? – спросил Юрка.

– В частности, не у нас, но вообще у нас в Советском Союзе. И началось, может быть, вот так же: со случайного прихода какого-нибудь благочестивого брата во Христе…

За едой Аркадий рассказал о пятидесятниках-трясунах, об адвентистах седьмого дня. Знания Аркадия в этой области были небогаты, но и сказанное удивило Василису Андреевну чрезвычайно, так как она хотя и слышала о сектантах, но не понимала, что это такое, и уж никак не предполагала существования каких-либо других вер, кроме православной. «А тут и не крестись, и свечи не ставь, и святую воду не признавай – да что же это такое?» – молча размышляла женщина. Ребята же переспрашивали, уточняли.

– Да, много всякой мути, – сказал Юрка. – А вот как Мистер оказался у Поршенниковых?

– Зашел же он к Терениным, этот сектант, ну и к Поршенниковым зашел, а петуха на лавке оставил, чтобы, значит, выходя, взять его обратно, – рассудил Петр Иванович.

– А почему его сразу к Поршенниковым понесло? Нет, чтобы к кому рядом зайти, а то через пятнадцать домов – к Поршенниковым, – не унимался Юрка.

– Мда-а, – протянул Петр Иванович.

– Странно, в самом деле, – заметил Аркадий. – Но если здраво рассудить, то что же получается? Вот смотрите. Положим, ты, Юрк, стащил… ну… ну хотя бы того же петуха.

– Нет, – сказал Юрка, – только не петуха.

– Ну хорошо. Велосипед. Согласен?

– Согласен.

– Ну и куда ты кинешься?

– Домой.

– А если дом далеко? И чуешь, что за тобой возможна погоня?

– У Валерки спрячусь.

– Я тебя не пущу с ворованным, – заметил Валерка.

– Так и этот петушатник поступил, – проговорил Аркадий. – Логика. К кому попало он не кинулся бы… Соображаете?

– Значит, Поршенниковы – не кто попало? – спросил Юрка.

Аркадий пожал плечами, допивая чай.

– Смотрите, как бы вас логика не завела куда-нибудь, – предостерег Петр Иванович.

– А им что! – встряла вдруг решительно в разговор Василиса Андреевна. – Они сейчас и логику, и прологику, и всякого лешего приплетут – им только давай.

– Нет, тут явно что-то есть! – Аркадий встал. – Вот оно, Юрий, то самое болото показывает себя, и нечего тут выражаться осторожнее. Можете передать своей придирчивой учительнице.

Хоть и лихорадочно работала Юркина голова, хоть и вертелись мысли вокруг петуха и сектанта, однако при мысли о Галине Владимировне он моментально вспомнил и про записку. Вспомнил – и как-то сиротливо, неприятно стало на душе, точно в разгар купания скрылось вдруг солнце и дунул прохладный ветерок, а ты выскочил на берег, обхватил плечи, дрожишь и не знаешь, что делать… Юрка опасался, как бы отец не понял записку превратно и не посадил на «киловатты». Это было единственное наказание, которое Петр Иванович применял к сыну, – запрещал ему покидать дом, пока счетчик не наматывал определенное количество киловатт-часов, назначаемое в зависимости от характера и размеров провинности: от одного и выше. А разве мог Юрка допустить, чтобы в такое время, когда назревают неслыханные события, его посадили на «киловатты»? Это же почти харакири!

«Покажу-ка я записку Аркадию, – вдруг подумал он. – Аркадий хоть и не родитель, но какую-то власть надо мной имеет, поэтому такие штуки, как записки учителей, его тоже должны касаться». Приняв это решение, мальчишка облегченно вздохнул и, принимаясь за чай, вернулся к мыслям о бородаче и Мистере, но ни до каких конкретных выводов не додумался.

Проводив Валерку и договорившись с ним о завтрашнем продолжении расследований, Юрка прошел к Аркадию в комнату, достал сложенную вчетверо бумажку и протянул ее брату.

– Что это?

– Прочитай.

Аркадий прочитал.

– Что-нибудь вытворил?

– Нет, просто так. Даже у девчонок вызывают родителей.

– А, ну раз у девчонок тоже, то… – Аркадий на обратной стороне написал: «Родители будут», и расписался витиевато и броско.

Юрка долго рассматривал подпись, потом сказал:

– Она ничего не поймет.

– Поймет, – успокоил его брат. – Взрослые понимают такие крючки.

– Она не взрослая.

– А какая же?

– Она еще девушка, – простодушно разъяснил Юрка и спрятал записку.

– Девушка?

– Да. Она даже моложе тебя.

– Вот как! Это ей не понравилось слово «болотце»?

– Ей.

– Хм… Я думал, что это какая-то пожилая высокая женщина, вроде Шарлотты из «Вишневого сада», тоже в пенсне и тоже умеющая показывать фокусы. А выходит – это девушка… Что же ты раньше не сказал, я бы давно заинтересовался твоей учебой… Когда там написано явиться в школу?

– В понедельник.

– Отлично. Как звать учительницу?

– Галина Владимировна.

– Галина Владимировна. Запомню. Галина и Владимир… Ты с кем за партой сидишь? С Валеркой?

– Нет. С девчонкой.

– О, это хорошо. Нравится она тебе?

– Нет. Она сильно давит.

– Кого давит?

– Перо. Жирно пишет. Галина Владимировна говорит: не дави так сильно, а она давит.

– Это пройдет, – заметил Аркадий.

– И потом она еще ябеда, – добавил Юрка, вспомнив сегодняшний случай.

– Ябеда? Это хуже. Но и это пройдет.

Юрке с великим трудом удалось выучить уроки – история с похищением Мистера не выходила из головы. Но зато когда он лег в постель, когда сунул руки под затылок и уставился в потолок, вот тогда разыгралось мальчишеское воображение…

Если бы он, Юрка, не бросил эту проклятую галошу, если бы Галина Владимировна не оставила его после уроков, то он пришел бы домой вместе с Валеркой и наверняка бы, несмотря на размолвку, отправился вместе с ним к Поршенниковым. И уж, увидев зарубленного петуха, он бы не сбежал, не испугался – он бы ворвался в комнату и спросил бы у тех, кто там оказался, откуда они взяли этого петуха. Но нет, елки, не повезло. И даже сектанта не увидел. Сектант!.. Юрка вспомнил про девушку, от которой сектанты потребовали жертвы и которая бросилась под поезд. Вот фашисты! Может, и сейчас они собрались где-нибудь тут, неподалеку, у кого-нибудь в доме поют свои жуткие песни или еще у кого-то с угрозами вымаливают жертву…

Встать бы сейчас, да пройтись по ночной Перевалке, да прислушаться у каждого окна, живо бы раскрылась тайна, которой… может быть, и нет. Может быть, все это вроде миража пустынного? Но нет, обезглавленный Мистер не мираж, а Вера Сергеевна с Валеркой не какие-нибудь лунатики, да и Василиса Андреевна не призрака выгоняла. Хорошо все же, что Аркадий убрал икону, а божницу прибил пониже – для графина с кипяченой водой, а то бы этот тип подумал, что тут живут верующие… И все же в глубине души затаилось маленькое сомнение в реальности всего этого происшествия. И как Юрка ни подавлял его, оно чувствовалось этаким холодком, и мальчишка понимал, что это не от действительного недоверия, а оттого, что сам он не был очевидцем.

Засыпая, Юрка услышал явственный шепот: «Вот оно, болото, показывает себя…» Из последних, уходящих сил мальчишка открыл глаза – никого, только свет из кухни. И в тот момент, когда веки вновь сомкнулись, он уже спал. Спал и не слышал, как подошла к нему мать, сотворила над ним крестное знамение и поцеловала в лоб.