Текст книги "Монархия и социализм"

Автор книги: Геннадий Александров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

41

Пока герцог с Уоллис, то и дело застревая в пробках, пробираются по забитым беженцами дорогам на юг, посмотрим что происходит в эти дни в мире вообще и в бывшей ещё вчера la belle Франции в частности. В мире, как то обычно и бывает, происходит много всякого разного, а вот во Франции происходит тоже всякое, но при этом неизменно нехорошее, да и что хорошего в проигрыше войны.

29 мая немцы заняли Ипр, Остенде и Лилль.

29 мая румыны заключили торговый договор с Гитлером – «нефть за оружие».

30 мая Муссолини сообщил Гитлеру, что Италия объявит войну Франции в течение ближайших десяти дней. (Очень болезненный дипломатический проигрыш Англии, изо всех сил стремившейся удержать Италию на позиции «невмешательства».)

3 июня немцы бомбят Париж. Не так сильно, конечно, как его будут бомбить через несколько лет союзники, но тем не менее. Тут важно то, что люди называют «символикой».

4 июня Черчилль произносит свою знаменитую речь, он был великим оратором и речь была речью что надо, те, кто её слышал, до сих пор помнят впечатление, которое она на них произвела. «Мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться в местах высадки, мы будем сражаться в полях и на улицах, мы будем сражаться в горах, мы никогда не сдадимся!» Но Англия не была бы Англией, если бы и тут не словчила, речь Черчилль произнёс и в самом деле и речи этой внимали внимательные слушатели и они, вскочив на ноги, приветствовали её овацией, но только непосредственными слушателями были депутаты британского Парламента, а вот все остальные сорок сороков, остальные сорок миллионов англичан, услышавшие речь по радио, только думали, что они слушают Черчилля, а на самом деле слушали они не его, а актёра Нормана Шелли, вдохновенно подражавшего интонациям премьер-министра. Но Бог с ней, с речью, дело в другом, 4 июня – день, когда Англия поняла, что впредь она может рассчитывать только на себя. Союзников у неё не осталось.

7 июня итальянцы загоняют все свои суда в нейтральные порты – верный знак того, что они вот-вот объявят войну.

7 июня французская авиация бомбит Берлин. (Как причудливо мешает события сегдняшняя пропаганда, а?)

7 июня союзники начинают эвакуацию Нарвика. На следующий день, 8 июня на траверсе Нарвика немцы топят английский авианосец Глориоус и два эсминца заодно. Из 1561 члена команды авианосца выжило 46.

10 июня Италия вторгается во Францию и объявляет войну Англии и Франции. Муссолини – «мы объявляем войну плутократам и реакционным демократиям, всегда выступавшим против самого существования итальянского народа.»

10 июня французские правительственные чиновники начинают покидать Париж. Франция обратилась за помощью к США с воплем о помощи. «Пока не стало слишком поздно!» Жест не только вполне бессмысленный, но ещё и лицемерный. Со стороны французов, конечно же. Рузвельт, вынужденный как-то реагировать, ограничился заявлением «Италия вонзила нож в спину своего соседа.» Дался им этот нож, американской пропаганде тогда было далеко до немецкой, об английской даже и не говорю.

10 июня Рейно просит Черчилля освободить Францию от подписанного ею обязательства не заключать с Германией сепаратного мира. Французы хотят в глазах мира остаться «чистенькими». Англичане, естественно, отказывают. «Ещё чего!»

11–12 июня англичане показывают Муссолини, что война не игрушки, их авиация бомбит заводы Фиат в Турине. Два английских самолёта бомбят Геную. 12 июня Англия объявляет о начале блокады Италии. (Учиться, учиться и учиться, как завещал нам великий Ленин. «Вы думаете, что мы загнаны в угол?! Так вот не вы нам, а мы вам объявим блокаду!»)

12 июня немцы в 20 километрах от Парижа. Оккупированы Реймс и Руан.

13 июня Рейно объявляет Париж «открытым городом», одновременно взывая к Рузвельту с просьбой послать «тучи самолётов, чтобы сокрушить силы зла, подминающие под себя Европу.» Петэн заявил кабинету министров, что перемирие является единственным способом спасти Францию. Присутствовавший на заседании правительства главнокомандующий Вейган заявил, что «Париж захвачен коммунистами.» «Театр теней» или если вам так больше нравится – кинофильм «Бег».

14 июня немцы вступают в Париж.

Таков задник сцены, декорации. Но помимо них есть ещё и небольшая сцена, есть участники спектакля, за игрой которых мы наблюдаем, а ещё в том зальце есть зрители. Немногочисленные, правда, но отнюдь не рядовые, на нас с вами не похожие, они иногда с мест встают, выходят на сцену и принимают участие в игре, а потом опять – в зал, в полутьму и оттуда реплики подают, иногда аплодируют, иногда шикают.

Отвезя герцогиню в Ла Крё и посчитав, что там она в меньшей опасности, герцог Виндзорский вернулся в Париж. Там он получил «выговор» от Горта, но и у герцога, и у Горта голова была занята совсем другим и к выговору они оба отнеслись как к пустой формальности. «Отбыв номер», герцог занялся делом – он отправил все имевшиеся в его распоряжении государственные бумаги, связанные с отречением, в Швейцарию. Кроме этого было достигнуто соглашение с американцами, что в случае занятия Парижа немцами все вопросы по выплате денежных средств герцогской чете будут решаться через американское посольство (напомню, что Америка в тот момент – нейтральное государство). 28 мая он, посчитав, что теперь ему в Париже делать и вовсе нечего, вновь уезжает оттуда, сперва в Биарриц, где воссоединяется с ненаглядной Уоллис, а оттуда, вместе с ней, в Ла Крё. 18 июня они оказываются в Бордо. Там его по телефону разыскивает получивший инструкции от Горта полковник Сомерсет де Чэйр и сообщает бывшему королю, что миссия генерала Ховарда Вайза, официальным членом которой является герцог Виндзорский, возвращается в Англию. Герцог, не моргнув глазом, в ответ заявил, что он в Лондон возвращаться не собирается и что он просит де Чэйра связаться с английским консульством в Испании и согласовать с ним проезд герцогской четы в Мадрид. Одновременно, не отходя от телефонного аппарата, герцог Виндзорский разыскал английского консула во Франции и через него дал знать английскому правительству, что он хочет, чтобы Кабинет прислал за ним в Бордо эсминец. Кабинет, у которого голова в этот момент была занята совсем другими вещами, был чрезвычайно раздражён этой экстравагантной просьбой. Закончилось это тем, что герцог с герцогиней якобы «убедили» генерального консула Великобритании в Ницце Хью Доддса бросить всё, в том числе и обязанности консула, и переправить их через испанскую границу. Дело, конечено же, не в легкомыслии консула, в это верится с трудом, дело было в том, что англичанам стало ясно – герцога нужно убрать из Европы ASAP, то-есть As Soon As Possible.

19 июня, в день рождения Уоллис, кавалькада автомобилей отправилась из Ниццы в Канн и далее по направлению к испанской границе. Очень любопытно посмотреть на карту Франции и проследить за стремительными перемещениями герцогской четы в эти дни, прикинуть где Париж, где Биарриц, где Бордо, где Ницца с Канном и где испанская граница. Почему такой ажиотаж, откуда накал? Что за силы расчудесные носили герцога и герцогиню по Франции на ковре-самолёте? Ларчик открывается просто. Никто не знает, хотел ли Лондон «убрать» Уоллис (вполне возможно, что и хотел, эка невидаль), но не подлежит сомнению, что он хотел убрать куда-нибудь подальше бывшего короля, во всяком случае подальше от Европы, беда, однако, была в том, что план этот входил в противоречие с планами другой стороны, другая сторона хотела прямо противоположного, другой стороне герцог был нужен тут, ей необходимо было иметь его под рукой.

Другая сторона придавала этому значение столь большое, что проблемой озаботились на самом верху. На свет появился план «выкрасть» герцога Виндзорского. Идея принадлежала лично Гитлеру.

42

16 июня 1940 года в Бордо было сформировано последнее «конституционное правительство Третьей Республики», уполномоченное окончить войну. Уполномоченное «народом Франции», конечно же, не подумайте плохого. Рейно предложил в качестве своего преемника маршала Петэна и эта кандидатура не встретила ничьих возражений. 17 июня Петэн обратился к немцам за «условиями». Единственная просьба гордой Марианны заключалась в следующем – мир должен был быть непременно «с честью». Сегодня это кажется смешным, но тогда весь этот фарс преподносился на полном серьёзе.

В тот же день Англия заявила, что она будет сражаться одна. «Что бы ни случилось во Франции, это не окажет никакого влияния на нашу веру в победу и на нашу готовность сражаться.»

21 июня Франция сдалась Германии. Капитуляция была подписана в Компьене в том же самом железнодорожном вагоне, где была подписана немецкая капитуляция за двадцать два года до этого. Государства знают как унизить друг друга, предела их изобретательности нет, вот в наши дни выяснилось, что можно ведь дать человечку, представляющему поверженного соперника, Нобелевскую премию мира, так выйдет не только унизительно, но ещё и смешно, а уж когда он, принимая эту премию, ещё и речь по этому поводу будет произносить, так и вообще животики надорвать можно. Ну, а тогда, в 1940-м, Петэн, подслащивая пилюлю, заявил: «Слишком мало детей, слишком мало оружия, слишком мало союзников – вот причины нашего поражения.» Святая правда, кто бы спорил. Интересно тут другое, задал ли кто из французов если не Петэну, то хоть самому себе сам собою напрашивавшийся вопрос – а что мешало Франции иметь больше детей, больше оружия и больше союзников?

24 июня 1940 года Франция подписала капитуляцию уже перед Италией. В этот день даже и формальному сопротивлению немецкой гегемонии в Европе пришёл конец, скелет Священной Римской Империи на глазах начал обрастать плотью.

За день до окончательного, задокументированного поражения Франции, 23 июня 1940 года Виндзоры добрались до провинциального, переполненного нищими, пыльного Мадрида. Английский посол в Испании, Сэмюэл Хоар, сменивший кресло в Уайтхолле на пост посла Британской Империи в захолустном Мадриде, поселил их в отель Риц. Пользуясь данной ему властью, Хоар на всё время визита Виндзоров приостановил деятельность английской разведки в Мадриде (на этом моменте мы остановимся позже).

23 июня 1940 года Эберхард фон Шторер, посол Германии в Испании отправил в Берлин следющую шифровку: «Испанский министр иностранных дел спрашивает как ему быть с герцогом и герцогиней Виндзорскими, прибывшими сегодня в Мадрид. Виндзоры следуют в Англию через Лиссабон. Министр полагает, что мы можем быть заинтересованы в задержании герцога и в установлении контакта с ним. Прошу инструкций.»

На следующий день фон Шторер иолучил ответ от самого Риббентропа. Инструкции предписывали задержать герцогскую чету в Испании «на пару недель», но сделать это таким образом, чтобы не создавалось впечатления, будто задержание происходит по инициативе Германии. 25 июня фон Шторер сообщил Риббентропу: «Министр иностранных дел Испании пообещал мне сделать всё возможное, чтобы задержать Виндзоров в Мадриде.» Испанский министр, имевший чин полковника и носивший запоминающееся имя Хуан Бейгбедер и Атиенца, от слов тут же перешёл к делу, встретившись с герцогом и герцогиней. 2 июля немецкий посол отправил в Берлин телеграмму с пометкой «совершенно секретно», в телеграмме говорилось, что со слов услужливого испанца Виндзор не вернётся в Англию до тех пор, пока его жена не будет признана членом королевской семьи и ему не будет предоставлен «соответствующий его положению государственный пост», в противном же случае Виндзоры останутся в Испании, где им правительством Франко якобы обещана резиденция в одном из испанских замков. Кроме этого посол подчеркнул, что герцог и Уоллис на словах выразили своё резко отрицательное отношение к войне вообще и лично к Черчиллю в частности.

Кроме вопросов текущей международной политики, герцогская чета озаботилась и своей недвижимостью во Франции. От их лица неким доном Хавьером Бермехильо был сделан визит в немецкое и итальянское посольства и дон выяснил следующее – за их парижским особняком на бульваре Суше присматривает персонал американского посольства, а Ла Крё находится в «неоккупированной Франции» и за него волноваться и вовсе не стоит. Между прочим туда же, в «неоккупированную Францию», переместился и американский посол Буллитт (бывший, перед своим назначением во Францию, послом США в СССР), под посольство он занял замок Шато де Канде, тот самый, где была сыграна свадьба Эдварда и Уоллис и который был любезно предоставлен Буллитту владельцем – Шарлем Бидо, да-да, тем самым, «другом» Виндзоров, сводившим их поближе с Гитлером и организовавшим их визит в Германию. Тем самым Бидо, которого держала под колпаком английская разведка, тем самым Бидо, что будет через пару лет пойман в Северной Африке уже самими американцами и вывезен в Штаты, где ему предъявят обвинение в государственной измене. До суда он, конечно же, не доживёт, скоропостижно покончив с собой (ещё бы!). Это ж сколько всего знал этот человек, удивительно, что он умудрился прожить аж до 1944 года, вот уж действительно был ловкач.

Лондон, посчитав, что герцог в Мадриде подзадержался, решил его поторопить, а заодно и пошебуршить палочкой в немецком муравейнике. 28 июня Виндзор получил от Черчилля телеграмму слудующего содрежания: «Ваше Королевское Высочество является военнослужащим и отказ следовать приказам может создать серьёзную по своим последствиям ситуацию. Я надеюсь, что необходимости в отдании приказа не возникнет.» В черновике телеграммы была и вычеркнутая строчка, до герцога не дошедшая, но о которой он догадывался, он был научен читать между строк – «…существуют очень серьёзные подозрения по поводу обстоятельств, при которых Его Королевское Высочество покинул Париж…»

В ответ герцогом Виндзорским была отбита телеграмма, в которой он запрашивал Правительство Его Величества будет ли ему и Уоллис позволено встретиться с глазу на глаз с королём и королевой. В этом ему было немедленно отказано.

Тогда герцог и Уоллис, очевидно оттого, что им было нечем себя занять, встретились с послом США в Испании и наговорили ему много всякого. Тот отправил депешу в Вашингтон – «…по поводу поражения Франции герцог заявил, что истории о том, будто французы не хотели сражаться, не вполне соответствуют действительности, они сражались, однако их организация была совершенно неадекватной, Германия же в своей подготовке к войне в последние десять лет полностью реорганизовала немецкое общество. Государства, не пожелавшие провести подобную реорганизацию и принести сопутствующие жертвы, должны внести в свою политику соответствующие поправки… …также он заявил, что это касается не только Европы, но и Соединённых Штатов. Герцогиня была более откровенна – она заявила, что Франция проиграла потому, что изъедена болезнью изнутри, и что государство, находящееся в таком состоянии, не должно объявлять войну…» Посол заключал – «эти наблюдения имеют определённую ценность и без сомнения отражают взгляды определённых кругов в Англии, которые могут увидеть в Виндзоре и его сторонниках политиков реалистов.»

2 июля 1940 года герцогская чета выехала в Португалию. Позади они оставили взбудораженный и полный пересудов Мадрид. Слухи, те самые, что «бродют слухи по домам», сводились к следующему – посол Хоар и герцог ведут секретные переговоры по заключению мира с Германией.

43

3 июля они оказались в Лиссабоне. Оказались они в самой каше, в самой гуще. В Лиссабоне роились, злобно жужжа, тучи шпионов самых разных национальностей, сами же португальцы ходили на цыпочках и боялись глубоко вздохнуть. Немцы демонстративно не скрывали своих намерений свергнуть режим Салазара и открыто поглядывали на португальский Мозамбик, добрый сосед Франко держал нос по ветру и в случае немецких успехов был готов не только вернуть Испании посконно-исконный Гибралтар, но и заодно поживиться за счёт Португалии, даром, что та в годы испанской гражданской войны бескорыстно превратила себя в проходной двор и кто только через Португалию свои делишки в Испании ни обделывал, да что там говорить, теперь даже и какая-то населённая японцами Япония неприкрыто давила на Португалию, требуя концессию по добыче нефти на Португальском Тиморе. У португальцев голова шла кругом и они, боясь, что любые «тесные контакты третьего порядка» с англичанами спровоцируют немцев на силовые действия, англичан сторонились.

Уже в Лиссабоне герцогу наконец-то сообщили, какой ему подобран государственный пост. Георг VI через Черчилля сообщил брату, что того ждёт губернаторство на Багамских островах. Если бы мне или вам предложили съездить на Багамы, мы бы, наверное, обрадовались, чего ж плохого? Ну и точно так же нам показалась бы недурной идея не просто поваляться на солнышке, а побыть, пусть и недолго, губернатором Багам. Герцог же подобной перспективой был просто уничтожен. В его глазах предложение выглядело каким-то невообразимым унижением. Что бы он сказал, если бы ему стало известно, что во время консультаций между Семьёй, Кабинетом и Церковью его самый заклятый и непримиримый недруг в лице архиепископа Кентерберийского требовал (именно так) отправить ослушника вместе с его Уоллис тоже на острова, но только на Фолклендские. Чтобы там наши романтики слушали при луне грохот прибоя, а при низком солнце – овечье блеяние. В ответ на предложенное островное губернаторство взбешённый герцог Виндзорский, подзуживаемый герцогиней, заявил, что он согласен только на пост генерал-губернатора Канады или, на худой конец, на вице-короля Индии. Бедняга всё ещё продолжал витать в облаках.

Не иначе для того, чтобы вернуть его на нашу грешную землю, из Лондона тут же доставили депешу от действующего премьер-министра, то-есть Черчилля, а там говорилось, что это не просто предложение, а предложение, от которого нельзя отказаться, и что если герцог будет кобениться, то, поскольку время военное, придётся ему, кгм… кгм… предстать перед военным трибуналом. Боже… «Где моя нюхательная соль?!»

Почему именно Багамские острова? Тут сыграло свою роль вот что – подпольщики из упомянутых повыше пронемецких организаций (предусмотрительно созданных Правительством на деньги английского налогоплательщика) вынашивали планы в случае поражения Великобритании и оккупации её немцами сослать Семью именно туда, на Багамы. Георгу VI, правда, пост губернатора при этом не обещали, так что он ещё очень мягко с братом поступил.

А что до Черчилля, то вам штришок – менее, чем за три года до этой телеграммы, во времена, когда он, разыгрывая из себя этакого Анику-война, пытался разогнать к такой-то матери все английские политические партии и создать вместо них одну-разъединственную Партию Короля, писал наш свет Уинстон герцогу Виндзорскому в личном письме так: «Я с большим интересом следил за вашим визитом в Германию. Не могу не отметить, что когда Ваше Королевское Высочество появлялся на экранах кинотеатров во время показов кинохроники, это неизменно вызывало благжелательную рекацию публики и даже громкие приветствия. У меня были опасения, что визит Вашего Королевского Высочества оттолкнёт от вас многих ваших друзей и поклонников, но я рад сообщить, что этого не произошло.» Рад был, оказывается, Черчилль, всего три года назад – рад, а теперь грозит военным трибуналом, каков оказался стервец, а? «Змея подколодная!»

11 июля немецкий посол в Португалии сообщил в Берлин, что герцог назначен губернатором Багамских островов и что он намерен предпринять всё возможное, чтобы отложить отъезд из Лиссабона. Кроме этого в телеграмме содержалась следующая информация – «Герцог Виндзорский полагает, что если бы трон занимал он, то войны можно было бы избежать, кроме этого он твёрдо уверен в том, что интенсивные бомбёжки (!) могут склонить Англию к переговорам о мире.»

Получив телеграмму, Риббентроп в тот же день, 11 июля 1940 года отправляет ответ немецкому послу в Испании с пометкой «срочно, совершенно секретно», в ответной шифровке он требует, чтобы были предприняты все усилия по предотвращению отправки герцога на Багамы, что нужно сделать всё возможное, чтобы вернуть его на испанскую территорию, после чего требуется «убедить герцого и его жену не покидать пределов Испании». В том случае, если возникнет такая необходимость, то герцога следует «интернировать» как английского офицера. Кроме того Виндзора необходимо убедить, что Германия хочет мира с английским народом, что этому препятствует «черчиллевская клика» и что герцогу нужно быть готовым к неожиданному повороту событий. Германия полна решимости заставить Англию начать переговоры о мире и в связи с этим она готова выслушать любые пожелания герцога, особенно учитывая то обстоятельство, что, по мнению немецкой стороны, в будущем герцогу и герцогине суждено принять английский престол. Если у герцога на этот счёт имеются другие планы, Германия готова согласиться и с ними, по-прежнему отдавая приоритет хорошим отношениям с Англией, герцог же может быть уверен, что Германия в любом случае сможет обеспечить ему существование, достойное короля. В заключение Риббентроп велел сообщить герцогу, что у немецкой стороны имеется информация о том, что «британская секретная служба» собирается «избавиться» от герцога как только он окажется на Багамах.

12 июля фон Шторер встретился с испанским министром внутренних дел, Рамоном Серрано Суньером, главное достоинство которого заключалось в том, что он был мужем сестры жены генерала Франко, министр пообещал немецкому послу полную и безоговорочную поддержку со стороны Генералиссимуса. Кроме этого испанское правительство обязалось послать в Лиссабон лично знакомого герцогу Мигеля Примо де Риверу, сына бывшего испанского диктатора с тем, чтобы тот пригласил герцога в Испанию «поохотиться». Суньер также пообещал немцам сообщить герцогу о коварных планах английской Secret Service.

16 июля де Ривера вернулся из Португалии и сообщил немцам. что герцог получил от Черчилля резкое письмо, в котором от герцога требовали отбыть на Багамы незамедлительно, угрожая в противном случае военным трибуналом.

22 июля, вернувшись после второго визита в Лиссабон, де Ривера на встрече с фон Шторером сказал, что герцог в политическом смысле дистанцирует себя как от английского короля, так и от нынешнего английского правительства, кроме того он сообщил, что герцог и герцогиня боятся не так по их словам «недалёкого» короля Георга, как королеву, которая искусно интригует против герцога и герцогини Виндзорских. Когда де Ривера спросил герцога о том, как он смотрит на перспективу вернуться на английский престол, то услышал в ответ, что после отречения это абсолютно невозможно. Де Ривера на это заметил, что направление, в котором до сих пор развивалась война, позволяет предположить, что будущие изменения могут коснуться и английских законов. Отправляя эту информацию в Берлин, немецкий посол подчеркнул, что де Ривера не подозревал, что за всей этой историей стоит Германия, испанец полагал, что действует по инициативе своего правительства.

На этом этапе Гитлером к делу был подключён Вальтер Шелленберг. Он вылетел из Берлина в Мадрид, встретился там с фон Шорером и тут же отправился в Лиссабон. Шелленберг должен был любым способом заманить герцогскую чету обратно в Испанию, а чтобы приманка выглядела поапптитнее, он был уполномочен предложить герцогу сумму в 50 миллионов швейцарских франков, Риббентропом Шелленбергу были даны инструкции, что в случае, если эта сумма покажется герцогской чете недостаточной, он может предложить даже и большую. Когда Риббинтроп давал Шелленбергу последние напутствия, с ним вышел на связь Гитлер, услышав, что Шелленберг находится там же, в кабинете, Гитлер велел Риббентропу дать Шелленбергу параллельный телефон с тем, чтобы тот мог слушать переговоры фюрера с министром, среди прочего Гитлер сказал: «Шелленберг должен постоянно учитывать то обстоятельство, что ему необходимо заручиться поддержкой герцогини, она имеет очень большое влияние на Виндзора.» Интересно, вспомнил ли Риббентроп в этот момент цветы, которые он посылал герцогине Виндзорской во времена, когда та носила скромное имя миссис Уоллис Симпсон.