355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гельмут (Хельмут) Хефлинг » Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима » Текст книги (страница 2)
Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима
  • Текст добавлен: 28 сентября 2016, 22:11

Текст книги "Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима"


Автор книги: Гельмут (Хельмут) Хефлинг


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Термин «munus» (во множественном числе – «munera») постоянно использовался для обозначения гладиаторских игр. Если раньше они проводились исключительно при погребении умерших, т. е. нерегулярно, то постепенно их перенесли на декабрь, когда справлялись сатурналии – праздники в честь бога Сатурна, связанные вначале с человеческими жертвоприношениями. Человеческой кровью умиротворяли и страшных богов подземного мира, а также богов земледелия.

Переходные состояния римлян в особенности требовали принесения искупительных жертв – это послужило еще одной причиной проведения гладиаторских игр в годовщины дней рождения или смерти, в честь победы или наступления нового столетия, при сооружении новых зданий и освящении статуй или храмов или по другим подобным поводам.

Школы гладиаторов в Капуе, откуда вырвался Спартак со своими 70 товарищами по несчастью, пользовались особым авторитетом, который переносился, естественно, и на проходивших в них обучение бойцов. Объясняется это тем, что этруски в зените своего могущества селились в Кампании, и жители этой области, как и Лукании, граничившей с нею на юге, уже в ранний период заимствовали у них фехтовальные игры. В кампанской Капуе и луканской Посейдонии (Пестуме) известны живописные изображения израненных и истекающих кровью гладиаторов со шлемами, щитами и копьями. Бойцов определенного типа, происходивших из этой местности, римляне называли «самнитами»,[22]22
  Самниты – италийские племена, населявшие области в центральной и южной части Апеннин. Традиционные противники римлян (против них Рим вел три кровопролитных войны – в 343–341, 327–304, 298–290 гг. до н. э.).


[Закрыть]
а Капуя долгое время считалась оплотом гладиаторских поединков.

На потеху толпе

С превращением гладиаторских боев из ритуального умерщвления в честь умерших в убийство для развлечения падкой на удовольствия толпы одновременно увеличивалось количество этих кровавых игр и «посвященных смерти». Развращенная толпа, отведав однажды вкус крови, страстно жаждала все нового и нового кровопролития. Но чем больше жертв погибало на этой бойне для удовлетворения страсти к зрелищам, тем острее становилась потребность в пополнении, в новом человеческом материале. Откуда брали римляне «человеческий материал» для гладиаторских игр? В этих показательных сражениях не на жизнь, а на смерть участвовали военнопленные и осужденные преступники, рабы и нанятые свободные граждане. Одних выпускали на убой без всякой подготовки, других готовили к виртуозному убийству друг друга в течение многих лет.

На протяжении сотен лет в руки римлян в их нескончаемых военных походах попадали целые армии военнопленных, и многие тысячи этих несчастных были обречены окончить свой жизненный путь на арене ради увеселения публики или сначала отправлялись на подготовку в императорские фехтовальные школы. На раннем этапе именно эта «военная добыча» использовалась в первую очередь для гладиаторских игр. От периода Империи до нас дошли сведения о том, как пленные варвары группами сражались друг против друга, например даки и свевы при Августе или британцы на играх в честь британского триумфа при Клавдии в 44 г.

Этой удобной возможностью устранить пленных врагов при помощи гладиаторских игр в амфитеатре воспользовался и римский император Тит после разрушения Иерусалима в 70 г. н. э. Часть пленных евреев старше 17 лет он отправил на египетские рудники, где они погибли от непосильной работы. Но большинство пленных он подарил провинциям для гладиаторских игр и звериной травли. Таким же образом он приказал сразу уничтожить крупные группы военнопленных в Кесарии Филиппа и Берите. «Более 2500 составило число тех, кто погиб отчасти в поединке с животными, отчасти на костре, отчасти в поединках друг против друга», – сообщает переметнувшийся на сторону римлян иудейский историк Иосиф Флавий (37-100 гг. н. э.) в своей «Истории Иудейской войны». «Но, несмотря на все эти и другие бесчисленные виды смерти, которые претерпевали иудеи, наказание восставших казалось римлянам все еще недостаточно тяжелым».

Даже римский император Константин Великий, даровавший в 313 г. Миланским эдиктом защиту и равноправие христианам, остался верен этой жестокой практике. Он повелел бросить на съедение диким зверям побежденных бруктеров, «которые из-за своего коварства так же непригодны к воинской службе, как из-за дикости к рабской службе», в таком количестве, что те вскоре устали терзать их и потеряли всякую охоту. В панегириках императору превозносили то, что «он использовал массовое уничтожение врагов для всеобщего удовольствия. Что могло быть прекраснее этого триумфа?»

Приговоренные к борьбе на арене

В императорскую эпоху возник обычай принуждать преступников, совершивших тяжкие преступления и осужденных за убийство или разбой, поджог или осквернение храма, государственную измену или военный мятеж, к участию в гладиаторских играх. Это осуждение «к мечу» – ad gladium – и «диким зверям» считалось жестоким видом казни. Осужденные или убивали друг друга на арене, или просто уничтожались гладиаторами, зачастую не имея никакого оружия. Такую массовую казнь, устроенную по повелению иудейского царя Агриппы в новом амфитеатре в Берите (Бейруте), Иосиф Флавий описывает в «Иудейских древностях» следующим образом: правитель «повелел выставить друг против друга две когорты по 700 человек. На этот бой в наказание были собраны все преступники, которые только имелись, и таким образом… злодеи были уничтожены все сразу».

Во времена гонений на христиан в число лиц, совершивших тяжкие преступления, попадало много христиан, отказывавшихся воздавать императору божественные почести и считавшихся поэтому явными анархистами и государственными изменниками. Иногда их наказывали розгами, иногда осуждали «на бой на арене», иногда бросали на растерзание диким зверям. Таких мучеников, предпочитавших смерть отказу от веры, обычно столь благожелательный император Марк Аврелий (121–180 гг. н. э.) укорял за «голую воинственность» и «театральность».

Этим отношением объясняется решение императора по поводу запроса наместника Лугдунской Галлии о том, может ли тот обращаться с осужденными христианами так, как было предложено. В этом сообщении речь шла о верховном жреце галльских провинций, который горько сетовал на то, что обязанность устраивать дорогостоящие гладиаторские игры скоро разорит его из-за постоянных высоких расходов. Где же ему при таком безденежье брать людей, необходимых для принесения в жертву по старому галльскому ритуалу? Император подсказал ему выход. Он уполномочил своего галльского наместника продавать верховному жрецу «преступных» христиан по цене шесть золотых монет за каждого. Несчастных, которые и без того уже подверглись ужасным жестокостям со стороны населения, бросали теперь с разрешения императора на растерзание диким зверям или, если они были римскими гражданами, обезглавливали.

Другую группу преступников, осужденных к принудительным работам на рудниках или в каменоломнях, где едва ли кто выживал, в императорскую эпоху часто обрекали на обучение в гладиаторских школах – ad ludum, если они были пригодны для поединков на арене. Оба вида наказания были связаны с утратой свободы и считались одинаково суровыми. И тем не менее многие считали осуждение ad ludum более мягким, ибо счастливчику и виртуозу своего кровавого ремесла все же светила искорка надежды на то, что после двух лет гладиаторской школы и последующих трех лет гладиаторской службы он сможет выжить. Дело в том, что им предоставлялась возможность за эти три года «сражаться добровольно». В знак освобождения от выступления на арене они получали rudis – деревянную шпагу. А через пять лет они могли приобрести даже колпак (pileus) как символ полного освобождения. Но в период ранней Империи такие льготы, вероятно, не действовали.

Представление о судьбе таких преступников, приговоренных к гладиаторской службе и аналогичным наказаниям, дает случай, о котором идет речь в переписке императора Траяна (98-117 гг. н. э.) и Плиния Младшего.[23]23
  Плиний Младший (62 – ок. 113 г. н. э.) – племянник и приемный сын Плиния Старшего (23–79 гг. н. э.). Исполнял ряд магистратур, после ПО г. в качестве императорского легата управлял провинцией Вифиния. Из его литературного наследства сохранился «Панегирик» императору Траяну и 10 книг «Писем», в том числе адресованных императору.


[Закрыть]
Будучи наместником Вифинии и Понта, в северной части Малой Азии, Плиний Младший узнал, что во многих городах, особенно в Никомедии и Никее, некоторые из этих преступников служат как городские рабы и даже получают жалованье, хотя их помилование не удостоверено проконсулами или легатами:[24]24
  Проконсулы и легаты – наместники в римских провинциях. В период Империи сенатские провинции управлялись проконсулами, а императорские – легатами, которые и вершили судопроизводство на местах.


[Закрыть]
«Предать наказанию спустя долгое время людей, в большинстве уже старых и живущих, как утверждают, скромно и честно, мне казалось слишком суровым, а держать на городской службе осужденных я считал недопустимым: кормить их на городской счет, не давая им никакого дела, по-моему, убыточно, а не кормить опасно».

Но с таким решением император не согласился и потребовал более жесткого обращения, что по тогдашним меркам никоим образом не воспринималось как несправедливость: «Будем помнить, что ты затем и прислан в эту провинцию, что в ней обнаружилось много такого, что следует улучшить. Надо особенно заняться тем, чтобы исправить такое положение вещей, при котором люди, присужденные к наказанию, не только освобождены, как ты пишешь, неизвестно кем, но и поставлены в положение честных служителей. Тех, кто был осужден в течение десяти последних лет и освободился без всякого законного основания, надлежит предать наказанию; если найдутся люди пожилые и старики, осужденные до этих десяти лет, распределим их по тем работам, которые недалеки от наказания. Обычно таких людей назначают в бани, на очистку клоак, а также на замащивание дорог и улиц».

На гладиаторскую службу отправляли насильно не только явных преступников, но иногда и невинных или несправедливо осужденных. Такие злоупотребления во времена Республики, вероятно, довольно часто и в широких масштабах допускали некоторые наместники провинций. Как утверждал Цицерон (106-43 гг. до н. э.), например, проконсул Македонии Л. Пизон Цезоний заставлял многих безвинно осужденных сражаться с дикими животными, а Л. Корнелий Бальб-младший, будучи квестором[25]25
  Квестор – магистрат-казначей. Городские квесторы заведовали казной, провинциальные – финансовым управлением провинций. Всего избиралось 10 квесторов (со 197 г. до н. э.), 20 (с 80 по 45 г. до н. э.) и 40 при Цезаре.


[Закрыть]
в Испании в 44–43 гг. до н. э., травил хищниками и римских граждан, в том числе и одного лишь за его уродливость.

Если людей для арены не хватало, то даже императоры произвольно нарушали законы, регулировавшие осуждение на гладиаторскую службу. Светоний, римский историк II в. н. э., пишет в своем биографическом труде «Жизнь двенадцати цезарей» о Клавдии (41–54 гг. н. э.) следующее: «Природная его свирепость и кровожадность обнаруживалась как в большом, так и в малом. Пытки при допросах и казни отцеубийц заставлял он производить немедля и у себя на глазах. Однажды в Тибуре он пожелал видеть казнь по древнему обычаю;[26]26
  Казнь по древнему обычаю – преступника раздевали донага, голову зажимали колодкой, а по туловищу секли розгами до смерти.


[Закрыть]
преступники были уже привязаны к столбам, но не нашлось палача; тогда он вызвал палача из Рима и терпеливо ждал его до самого вечера. На гладиаторских играх, своих или чужих, он всякий раз приказывал добивать даже тех, кто упал случайно, особенно же ретиариев: ему хотелось посмотреть в лицо умирающим. Когда какие-то единоборцы поразили друг друга насмерть, он тотчас приказал изготовить для него из мечей того и другого маленькие ножички». Плиний Старший утверждал, что мясо дичи, убитой ножом, от которого погиб человек, излечивает эпилепсию, которой страдал и Клавдий.

«Звериными травлями и полуденными побоищами увлекался он до того, что являлся на зрелища ранним утром и оставался сидеть, даже когда все расходились завтракать. Кроме заранее назначенных бойцов он посылал на арену людей по пустым и случайным причинам, например рабочих, служителей и тому подобных, если вдруг плохо работала машина, подъемник или еще что-нибудь. Однажды он заставил биться даже одного своего раба-именователя, как тот был, в тоге».

В другом месте Светоний сообщает, что Клавдий с величайшим усердием выступал в качестве судьи: «Не всегда он следовал букве законов и часто по впечатлению от дела умерял их суровость или снисходительность милосердием и справедливостью. Так, если кто в гражданском суде проигрывал дело из-за чрезмерных требований, тем он позволял возобновлять иск; если же кто был уличен в тягчайших преступлениях, тех он, превышая законную кару, приказывал бросать диким зверям».

Такие опрометчивые приговоры, значительно превышавшие строгую законность, выносились, по-видимому, довольно часто, ибо число преступников, осужденных к выступлениям на арене, было удивительно велико. Наглядным примером служит корабельная баталия, которую устроил Клавдий в 52 г. н. э., перед тем как осушить Фуцинское озеро. На этих строительных работах по прокладке канала через гору было постоянно занято 30 000 человек. И все же канал после многих трудностей был построен только через 11 лет; его строили с 42 по 53 год. Император воспользовался последней возможностью и устроил на еще полном Фуцинском озере битву двух флотилий с 19 000 вооруженных воинов на борту, которую Светоний описывает следующим образом:

«Но когда бойцы прокричали ему: «Здравствуй, император, идущие на смерть приветствуют тебя!» – он им ответил: «А может, и нет», – и, увидев в этих словах помилование, все они отказались сражаться. Клавдий долго колебался, не расправиться ли с ними огнем и мечом, но потом вскочил и, противно ковыляя, припустился вдоль берега с угрозами и уговорами, пока не заставил их выйти на бой. Сражались в этом бою сицилийский и родосский флот, по двенадцати трирем каждый, а знак подавал трубою серебряный тритон, с помощью машины поднимаясь из воды».

Римский историк Тацит (около 56-118 гг. н. э.) пишет в своих «Анналах», что все 19 000 человек были осужденными. Если даже предположить, что их собрали в Италию из всех провинций, то все равно столь большое число вызывает подозрение, что все приговоры были вынесены справедливо.

Как скот на продажу

В гладиаторы весьма часто попадали и рабы – как в Риме, так и в остальных городах мировой Римской державы. В конце существования Республики целые группы гладиаторов входили обычно в военные отряды знати, состоявшие из рабов. Использовали их по-разному: как личную охрану господина или как bravi, т. е. наемных или профессиональных убийц, а также как смертников, сражавшихся на зрелищах, устраиваемых их господином или кем-то другим, для кого владелец сдавал их за деньги, как цирковых лошадей или медведей.

Впрочем, для тех, кто сдавал их внаем, это была блестящая сделка, как явствует из замечания Цицерона о труппе гладиаторов его друга Аттика, купленной тем в 56 г. до н. э. Узнав, что они великолепно сражаются, Цицерон решил, что Аттик, сдав гладиаторов внаем, мог бы вернуть свои деньги уже после двух представлений.

Со слов Цицерона мы знаем, что и Цезарь (100-44 гг. до н. э.) содержал собственную труппу гладиаторов. Так же как и Цезарь, многие представители тогдашней знати в Капуе, да и в других городах, имели собственные школы, в которых обучались сотни гладиаторов. Старейшая школа в Капуе принадлежала, вероятно, Гаю Аврелию Скавру, который в 105 г. до н. э. с помощью своих преподавателей обучал искусству фехтования легионы консула Рутилия. Дурной славой три десятилетия спустя пользовалась знаменитая школа Гн. Лентула Батиата, после того как из нее в 73 г. до н. э. бежало около 70 гладиаторов под руководством Спартака; этот побег вызвал мощнейшую войну рабов, повергшую Римскую империю в страх и ужас.

Наряду со знатью гладиаторские труппы, состоявшие из рабов, имели и богатые семьи, уважаемые мужи и даже женщины, например некая Гекатея на острове Фасос. Иногда даже легионы имели собственных гладиаторов, которые выступали в амфитеатрах в местах их расквартирования.

Наряду с другой собственностью такие гладиаторские труппы переходили путем продажи или аукционных торгов из рук в руки, как скот или, так же как в наши дни, футболисты и другие спортсмены. Император Калигула буквально озолотился на таких аукционах, ибо он вынуждал консулов и преторов покупать по головокружительным спекулятивным ценам бойцов, оставшихся в живых после устраиваемых им зрелищ. Наглядное описание таких финансовых операций алчного императора нам оставил Светоний:

«Торги он устраивал, предлагая для распродажи все, что оставалось после больших зрелищ, сам назначал цены и взвинчивал их до того, что некоторые, принужденные к какой-нибудь покупке, теряли на ней все свое состояние и вскрывали себе вены. Известно, как однажды Апоний Сатурнин задремал на скамьях покупщиков, и Гай посоветовал глашатаю обратить внимание на этого бывшего претора, который на все кивает головой; и закончился торг не раньше, чем ему негаданно были проданы тринадцать гладиаторов за девять миллионов сестерциев».[27]27
  Девять миллионов сестерциев – сестерций – мелкая серебряная монета, основная римская денежная единица. Всаднический ценз равнялся, например, 400 000 сестерциев.


[Закрыть]

В I в. н. э. господин мог без всяких ограничений продавать своих рабов в гладиаторы для смертельных боев на арене. Один из таких случаев описывает Светоний в жизнеописании римского императора Вителлия, правившего всего лишь несколько месяцев в 69 г. н. э.: «…он стал властвовать почти исключительно по прихоти и воле самых негодных актеров и возниц, особенно же отпущенника Азиатика. Этого юношу он опозорил взаимным развратом; тому это скоро надоело, и он бежал; Вителлий поймал его в Путеолах, где он торговал водой и уксусом, заковал в оковы, тут же выпустил и снова взял в любимчики; потом, измучась его строптивостью и вороватостью, он продал его бродячим гладиаторам, но, не дождавшись конца зрелища и его выхода, опять его у них похитил. Получив назначение в провинцию, он наконец дал ему вольную…»

И только Адриан, римский император, правивший со 117 по 138 г. н. э., «запретил продавать без объяснения причин раба или служанку своднику или содержателю гладиаторской школы», как об этом сказано в сборнике «Писатели истории Августов». Уже раньше аналогичный запрет, изданный, вероятно, во времена Августа, поставил продажу рабов для использования их в звериных травлях в зависимость от приговора суда. Император Макрин (217–218 гг. н. э.), который, между прочим, велел замуровывать живых людей в стенах домов, а уличенных в прелюбодеянии, связав их вместе, сжигать заживо, обращался особенно жестоко и с рабами, которые бежали от своего господина и были вновь схвачены. Им была сразу уготована только участь гладиаторов.

Особенно ценимые – свободные бойцы

«Вот, например, угостят нас на праздниках, в течение трех дней, превосходными гладиаторскими играми; выступит не какая-нибудь труппа ланистов, а несколько настоящих вольноотпущенников» – такие слова вкладывает Петроний, римский бытописатель, любимец Нерона, в уста лоскутника Эхиона («Пир Трималхиона»). От добровольцев, были ли они вольноотпущенниками или свободнорожденными, ожидали более ожесточенного боя, чем от принуждаемых гладиаторов, вероятно, потому, что они бросались на противника с большими яростью, страстью и подъемом.

Среди вольноотпущенников (бывших рабов) были и те, которые прежде выступали в качестве гладиаторов. Если им удавалось выжить на своей «службе», что случалось довольно редко, и получить вольную, то они по собственному желанию могли вновь заняться своей бывшей профессией. Иногда, правда, они продолжали бои на арене и по желанию своих господ.

В конце Республики, а еще чаще в последовавшую за ней императорскую эпоху ланисты стали нанимать свободнорожденных, причем те давали страшную клятву бойцов-добровольцев о том, что их можно «жечь, вязать, сечь и казнить мечом». Тот, кто унижал себя до такого состояния, принадлежал чаще всего к категории социально отверженных, гонимых нуждой, отчаянием и другими жизненными невзгодами. Но и те, кто раз оступились и не могли уже включиться в нормальную жизнь, видели в школе гладиаторов и арене свое последнее пристанище. Кроме того, и радость грубой силы побуждала кое-кого хвататься за орудие убийства, так что среди добровольцев было и немало доблестных и отважных рубак и искателей приключений, которые скучали от монотонности «Рах Romana», не находили в нем применения способностям и стремились потешить себя, занявшись боевым ремеслом гладиатора.

«Скольких же бездельников страсть к оружию соблазняет наниматься на гладиаторскую службу!» – восклицает Тертуллиан, христианский писатель, живший около 200 г. н. э. Сюда же можно причислить и группу воинов, которых император Септимий Север (193–211 гг. н. э.) уволил из своей преторианской гвардии. Это были италийцы, которым запрещалось в дальнейшем служить в гвардии. Некоторые из этих воинов, оказавшись на улице, опустились и стали промышлять разбоем, другие добровольно подались в школы гладиаторов.

В риторических школах, – так сказать, «университетах» Римской империи – в качестве тем для декламации охотно выбирали чувствительные сюжеты о том, почему свободнорожденный продал себя в гладиаторы. Так, например, рассказывали душещипательную историю одного благородного юноши, который завербовался в гладиаторы, с тем чтобы полученными деньгами оплатить погребение своего отца. Похожие романтические мотивы приводит в своем очерке-диалоге «Токсарид» философ Лукиан Самосатский. В Амастрии (Амасре), на побережье Черного моря, скиф Сисинн изъявил готовность сразиться в поединке с гладиатором за 10 000 драхм,[28]28
  Драхма – основная денежная единица в греческом мире. Одна драхма равнялась одному денарию, а один денарий – четырем сестерциям.


[Закрыть]
с тем чтобы вызволить своего друга из нищеты. К таким слащавым рассказам, практиковавшимся в риторических школах, вряд ли можно относиться серьезно, хотя, безусловно, иногда попадались отдельные неудачники, которые, не имея никаких других средств к существованию, вступали в школу гладиаторов из благородных побуждений.

Свободный гражданин, нанимавшийся на гладиаторскую службу, должен был в присутствии нанимателя сделать перед народным трибуном соответствующее заявление, причем одновременно устанавливалась и цена за его выступление. По указу императора Марка Аврелия (161–180 гг. н. э.) такому добровольцу причиталось не более 200 сестерциев, т. е. мизерная сумма. При помощи столь низкого тарифа, выплачивавшегося лишь самым заурядным гладиаторам, пытались удержать более достойных граждан, оказавшихся в трудном положении, от этого отчаянного шага.

Общественное положение такого auctoratus, как называли вольнонаемных гладиаторов, было аналогично положению раба, о чем свидетельствует и приведенный выше текст клятвы. Он признавал тем самым право своего господина и «работодателя» распоряжаться его жизнью и смертью в течение всего срока службы. Но тем не менее он мог вновь выкупить себя досрочно и даже до того, как вообще начинать поединки. Если в течение договорного срока он оставался живым, то в качестве признания он получал особое вознаграждение. Он вновь становился свободным, но, разумеется, мог и вторично наняться на гладиаторскую службу, причем в этом случае за его выступление по тарифу, установленному Марком Аврелием, выплачивалось уже до 12 000 сестерциев. Граничившую с чудом сноровку в искусстве выживания продемонстрировал гладиатор-вольноотпущенник Публий Осторий в Помпеях, одержавший (если верить его собственным словам) победу в 51 поединке. В этой связи неудивительно, что ушедшие на покой заслуженные гладиаторы пользовались спросом, ибо тот, кто годами противостоял смерти на арене, должен был быть настоящим рубакой. И для того чтобы уговорить таких ветеранов выступить хотя бы в одном-единственном поединке, император Тиберий (14–39 гг. н. э.) был вынужден как-то предложить 1000 золотых монет.

Учитывая то, что у гладиаторов-добровольцев была более высокая репутация, чем у их подневольных соперников, появлялся соблазн хитростью и силой принуждать «добровольцев» заняться кровавым ремеслом. Сенека Старший[29]29
  Сенека Старший (ок. 55 г. до н. э. – ок. 40 г. н. э.) – писатель и ритор, отец Сенеки Младшего. Сохранился его труд по риторике в 11 книгах.


[Закрыть]
сообщает, что уже в начале Империи раздавались жалобы на бессовестность некоторых богатых граждан, которые, пользуясь неопытностью молодых людей, обманным путем заманивали в гладиаторские школы как раз самых красивых и пригодных к несению воинской службы юношей.

До нас дошло множество свидетельств о случаях, когда высокопоставленные лица злоупотребляли властью для того, чтобы заставить своих приближенных выступать в поединках на арене. Так, пресловутый Луций Корнелий Бальб, квестор испанского города Гадеса (Кадиса) в 44–43 гг. до н. э., дважды пытался заставить римского гражданина Фадия участвовать в гладиаторских боях. А когда Фадий отказался и народ взял его под защиту, рассерженный магистрат повелел галльским всадникам сечь его, а затем заживо сжечь в гладиаторской школе.

Удовольствие от такого насилия и противоестественной жестокости испытывал, разумеется, и император Калигула. Так, Светоний описывает страшную участь, постигшую Эзия Прокула, сына одного из старших центурионов. За большой рост и необыкновенную красоту его прозвали Колосс-Эрот, т. е. Великан Эрот, потому что он был сильным, как великан, и прекрасным, как бог любви Эрот. Из чувства зависти и ревности во время представления в амфитеатре Калигула «вдруг приказал согнать его с места, вывести на арену, стравить с гладиатором легковооруженным, потом с тяжеловооруженным, а когда тот оба раза вышел победителем – связать, одеть в лохмотья, провести по улицам на потеху бабам и, наконец, прирезать».

Калигула не раз заставлял биться на арене множество граждан. По словам Светоыия, «на гладиаторских играх иногда в палящий зной он убирал навес и не выпускал зрителей с мест; или вдруг вместо обычной пышности выводил изнуренных зверей и убогих, дряхлых гладиаторов, а вместо потешных бойцов – отцов семейства, самых почтенных, но обезображенных каким-нибудь увечьем».

Когда император как-то заболел, то нашлись люди, «которые давали письменные клятвы биться насмерть ради выздоровления больного или отдать за него свою жизнь… От человека, который обещал биться гладиатором за его выздоровление, он потребовал исполнения обета, сам смотрел, как он сражался, и отпустил его лишь победителем, да и то после долгих просьб. Того, кто поклялся отдать жизнь за него, но медлил, он отдал своим рабам – прогнать его по улицам в венках и жертвенных повязках, а потом во исполнение обета сбросить с раската.

Многих граждан из первых сословий он, заклеймив раскаленным железом, сослал на рудничные или дорожные работы, или бросил диким зверям, или самих, как зверей, посадил на четвереньках в клетках, или перепилил пополам пилой – и не за тяжкие провинности, а часто лишь за то, что они плохо отозвались о его зрелищах или никогда не клялись его гением». Этот гений – бог-покровитель императора – косвенно защищал и всю империю. Уклонение от клятвы могли истолковать и как государственную измену, и это считалось одним из преступлений, за которые позже преследовались христиане.

Стремясь заклеймить позором жестокость Калигулы, Светоний рассказывает наряду с прочими садистскими действиями и об участи одного римского всадника:[30]30
  Римский всадник – представитель всаднического сословия, второго высшего сословия, после сенаторского, в Риме. Грань между сенаторами и всадниками не была непроходимой, но всегда существовала.


[Закрыть]
«…брошенный диким зверям, он не переставал кричать, что невинен; он (император) вернул его, отсек ему язык и снова прогнал на арену».

Постоянно осуждая всадническое сословие за его пристрастие к театру и гладиаторским боям, он с особым удовольствием заставлял как можно больше всадников и сенаторов выступать в поединках на арене. Это все больше воспринималось как скандал, а Вителлий, правивший в 69 г. н. э., позаботился четверть века спустя о том, чтобы одной из своих немногих мер по восстановлению порядка устранить это возмущение. Вот что пишет об этом Тацит: «Строго стали следить за тем, чтобы римские всадники не участвовали в гладиаторских играх на арене и не унижали свое достоинство. Бывшие правители принуждали к такому позорному действию с помощью денег, а еще чаще силой, да и некоторые города и селения состязались в том, чтобы привлечь для этих целей деньгами всех опустившихся молодых людей».

Уже Август в 38 г. до н. э. запретил сенаторам, а немного позже, возможно, и всадникам выступать в качестве гладиаторов, правда без особого успеха. Ибо девять лет спустя на арене вновь появился сенатор, а в 11 г. н. э. пришлось отменить запрет для всадников.

Представители знати и граждане, добровольно Избравшие карьеру гладиатора, постоянно становились мишенью для возмущения, упреков и насмешек моралистов и сатириков. Выступление на арене вызывало, особенно у представителей высших сословий, по крайней мере такое же возмущение, как выступление в качестве актера: они пятнали своим позорным поведением имя своих предков, когда-то покоривших мир.

Во время одной из игр, устроенных Цезарем, патриций и адвокат, бывший до этого сенатором, до тех пор наносили удары друг другу, пока оба не упали замертво.

Луций, брат римского полководца Марка Антония (82–30 гг. до н. э.), выступавший в Малой Азии гладиатором и обычно перерезавший своим противникам горло, был вынужден не раз сносить обидные насмешки Цицерона в свой адрес.

Во время правления обоих первых римских императоров в гладиаторских боях также участвовали члены знатных семей. О том, какое низкое положение занимал в обществе гладиатор-доброволец, красноречиво свидетельствует документ, составленный в последние годы существования Республики. В нем гражданин города Сассины (Меркато Карачено) распорядился о том, чтобы на кладбище, которое он подарил жителям города, не хоронили тех, кто нанялся за вознаграждение в гладиаторы, лишил себя жизни через повешение или занимался грязным ремеслом.

«Смейся тому, как, оружье сложив, она кубок хватает»

«Зрелища он устраивал постоянно, роскошные и великолепные, и не только в амфитеатре, но и в цирке. Здесь кроме обычных состязаний колесниц четверкой и парой он представил два сражения, пешее и конное, а в амфитеатре еще и морское. Травли и гладиаторские бои показывал он даже ночью при факелах, и участвовали в них не только мужчины, но и женщины». На одном из праздников в декабре он выставил даже женщин против карликов. Нужны были все новые мерзости для того, чтобы щекотать притупившиеся нервы зрителей, бедных или богатых, благородного или низкого происхождения.

Выступление женщин-гладиаторов, о котором упоминает Светоний в жизнеописании императора Домициана (81–96 гг.), уже в то время не считалось чем-то новым. Еще при Нероне (54–68 гг.), который «заставил сражаться даже 400 сенаторов и 600 всадников, многих – с нетронутым состоянием и незапятнанным именем», в цирке устраивались кровавые бои женщин-гладиаторов, в которых участвовали даже женщины из почтенных семейств, как пишет об этом Тацит в своих «Анналах», что считалось особенно позорным. На девятом году правления Нерона эти омерзительные женские поединки приняли прямо-таки возмутительные масштабы. В честь армянского правителя Тиридата, посетившего Италию, в 66 г. в Путеолах (Поццуоли) были устроены даже одновременно выступления африканских гладиаторов обоего пола. Поэт Ювенал (ок. 60-140 гг. н. э.), описывая в своих сатирах испорченные нравы Рима, с насмешкой вопрошал:

 
Кто не видал эндромид[31]31
  Эндромида – греческий плащ из шерстяной ворсистой ткани.


[Закрыть]
тирийских, не знает церомы,[32]32
  Церома – мазь из воска, которой натирались борцы, чтобы сделать тело скользким.


[Закрыть]

Кто на мишени следов не видал от женских ударов?
Колет ее непрерывно ударами, щит подставляя,
Все выполняя приемы борьбы, – и кто же? – матрона!
Ей бы участвовать в играх под трубы на празднике Флоры;
Вместо того не стремится ль она к настоящей арене?
Разве может быть стыд у этакой женщины в шлеме,
Любящей силу, презревшей свой пол? Однако мужчиной
Стать не хотела б она: ведь у нас наслаждения мало.
Вот тебе будет почет, как затеет жена распродажу:
Перевязь там, султан, наручник, полупоножи
С левой ноги; что за счастье, когда молодая супруга
Свой наколенник продаст, затевая другие сраженья!
Этим же женщинам жарко бывает и в тонкой накидке.
Нежность их жжет и тонкий платок из шелковой ткани.
Видишь, с каким она треском наносит мишени удары,
Шлем тяжелый какой ее гнет, как тверды колени,
Видишь плотность коры у нее на коленных повязках.
Смейся тому, как, оружье сложив, она кубок хватает.
Лепида внучки, Метелла слепого иль Фабия Гурга!
Разве какая жена гладиатора так наряжалась?
Разве Азила жена надрывалась вот так у мишени?
 

Только в 200 г., когда состоялось особенно много поединков женщин-гладиаторов, было запрещено женщинам выступать в качестве бойцов, что явилось заслугой просвещенных юристов, а вовсе не правившего в то время императора Септимия Севера.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю