Текст книги "О кораблях и людях, о далеких странах"
Автор книги: Гец Рихтер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
– Вот здорово бы, Руди! А вдруг ты в самом деле...
Руди словно в каком-то опьянении. Он чувствует себя настоящим вожаком.
– Ясно – всех домой, не отправят, – соглашается Латте.
– Вот нас уже и трое! – кричит Куделек. – И кто со страху не одурел...
– Четверо еще лучше! – присоединяется к нему Зепп.
В спальне становится шумно, ребята галдят все громче.
– Да не орите вы так, – кричит Куделек, – мы же с вами не в школе!
Все повскакали со своих мест, толпятся группами возле коек, а в середине – четверо смельчаков. Не зная, что делать дальше, они озадаченно смотрят друг на друга.
– Если бы Эрвин был здесь... – выкрикивает Руди.
И сразу же в спальне водворяется тишина. Имя это звучит теперь как-то по-особенному: если бы Эрвин был здесь, он бы ничего не испугался.
– Я тоже не трус! – говорит Сосунок. – Но осталось-то нам всего несколько недель. Что ж мы теперь на рожон полезем?
– Вот, вот! – поддерживает чей-то голос. – Мы себе все можем испортить.
– Разукрасят они нам наши выпускные свидетельства! чсоглашается кто-то.
– И много вас таких наберется здесь? – грозно спрашивает Латте.
– Через три недели на корабль придет новый набор. Они Медузу не знают. А если мы сейчас обо всем доложим и все вместе откажемся от службы... – горячится Руди.
– Нам самим-то надо как-нибудь кончить курс, – защищается ктото из маловерных. – Может, Медуза следующему набору и не будет уже преподавать...
– А ты что думаешь, он сам отсюда уйдет? Нет. Надо нам к капитану пойти! И потом еще, так как мы все члены гитлерюгенд, надо руководству пожаловаться.
– Ну, на них ты не надейся! Меня они чуть не исключили. Хоть я и был прав.
– А что Глотка скажет? – спрашивает Сосунок.
– Да он струсит перед капитаном! – Куделек презрительно машет рукой. – На него рассчитывать нечего.
– К Иогансену нам надо пойти. Он тонувшего во время грозы спас. На него положиться можно. – У Руди даже глаза сверкают, с таким восторгом он говорит о длинном боцмане.
Но вокруг все молчат, опустив головы.
– Да что это вы? Или забыли, как Медуза с Эрвином расправился?
В спальне так тихо, что слышен гудок буксира в порту.
Маленький Куделек, громко вздохнув, делает шаг вперед и кричит:
– Что ж вы, долговязые черти, молчите все? Кто трусит, тот пусть уходит сразу. Да, пусть сразу и уходит! – И он возбужденно размахивает руками.
– Да мы вовсе и не боимся. А что он с Эрвином сделал, это... И я с вами, только если все пойдут, – говорит долговязый парень в первом ряду.
На прежде мрачных лицах появляются улыбки.
– Чего там! Если и другие пойдут...
– Если и остальные...
Никто не уходит из спальни. Снова начинается общий галдеж. Участвовать-то все согласны, а вот первым быть никто не хочет. А когда речь заходит о том, кому пойти к боцману Иогансену и к капитану, то и Латте отказывается.
– Бросьте вы! Я несколько дней назад прямо на капитана налетел, знаешь, как он на меня глянул? Да и говорить ты лучше можешь!
Руди в упор смотрит на Латте. Тот криво улыбается.
– Да нет, мы все с вами! Только вот к Старику лезть...
Но положиться вы на нас можете.
Когда ребята начинают расходиться, Руди слышит, как кто-то говорит:
– Тоже мне генерал нашелся! Игрушечки все!
Куделек хочет ответить парню, но Руди, схватив его за руку, говорит:
– Пускай болтает!
Руди, Куделек и Зепп решают сами пойти к капитану.
– И это правда? Правда все, что вы мне рассказали? Я этого так не оставлю! – Боцман Иогансен хватает Руди за волосы и строго смотрит ему в глаза.
На этот раз Руди выдерживает взгляд.
– Правда, – говорит он. – Мы все сами видели. Все ребята второй и третьей группы.
– Хорошо! Тогда я пойду к капитану. – Боцман снимает свою темно-синюю тужурку со спинки стула.
6
Должно быть, капитан уже знает обо всей этой истории от Хеннигса. Поэтому-то начало занятий и назначено только на половину третьего. Боцман Иогансен подходит к дверям, но не открывает их, а обернувшись еще раз, спрашивает ребят:
– А почему вы, собственно говоря, к своему боцману не пошли?
Ребята молчат. Руди внимательно рассматривает пол.
– Мы думали, потому что Глотк... потому что боцман Ламмерс сегодня вахтенный... А потом, мы к нему уж раз ходили, да зря. Насчет портфеля, вы же помните. Ну, а на вас надеемся.
Боцман Иогансен улыбается. А трое юнг, задрав головы, смотрят на этого большого человека затаив дыхание.
Да, да! Боцман Иогансен не подведет!
До каюты капитана всего несколько шагов. Боцман стучит. За ним толпятся трое ребят. У всех бледные лица.
– Кто там?
– Трое юнг просятся к вам, господия капитан, и боцман Иогансен с ними.
Некоторое время в каюте все тихо. Затем слышится, как там передвигают стул. Кто-то мягкими шагами подходит к дверям. Дверь открывается. Толстый капитан вырастает перед боцманом. Глаза у него сузились и немного покраснели.
– В чем дело?
– По поводу боцмана Хениигса. Сегодня утром во время его занятий на палубе...
– Вы в курсе дела?
– Юнги рассказали мне все.
– Тогда заходите.
– А юнги?
– Пусть не болтают и отправляются к себе в спальню. Если они мне понадобятся, я их вызову.
– Господин капитан, – говорит Руди, – мы хотели...
– Разве ты не понял, что я сказал?
Руди вытягивается по стойке "смирно" и чеканит:
– Так точно, господин капитан!
– То-то! – Капитан отодвигает занавес на дверях и заходит в каюту. – Прошу, боцман!
Иогансен еще раз оглядывается на ребят, будто собираясь им что-то сказать, но только кивает им и затем, склонив голову, входит в каюту. Прежде чем он успевает закрыть дверь, ребята видят, что в каюте у капитанского сто* ла сидит Медуза.
Молча друзья спускаются по трапу. Ноги вдруг стали тяжелее. Повсюду стоят группки ребят и тихо перешептываются. Куделек говорит:
– Хотел бы я знать, что Медуза Старику наговорил.
– Наврал он ему с три короба, – замечает Зепп.
– Все равно не вывернется! – отрезает Руди. – Посмотрел бы я на его физиономию, когда Иогансен всю правду выложит...
Ребята прислушиваются. Наверху открывается дверь.
– Я все превосходно понял, господин капитан, но участия не приму. В такого рода делах я не принимаю участия.
Дверь захлопывается. Ребята слышат, как наверху боц" ман тяжело вздыхает и медленными шагами идет к себе.
Дверь над их головами снова открывается и захлопывается.
Они молча смотрят друг на друга. Затем идут наверх. Но к боцману Иогансену сейчас зайти не решаются.
– Вот ч-черт! – ругается Руди.
И все гуськом плетутся в спальню.
7
Занятия не начались и в половине третьего. Около половины четвертого в спальню зашел боцман Глотка и объявил:
– Капитан приказал после обеда стирать белье.
– Вот видишь? – говорит Сосунок, и ребята переглядываются.
Над портом все выше и выше громоздятся грозовые тучи. Скоро они закрывают солнце. Душно. Ребята берут деревянные ведра, достают грязное белье и нехотя бредут на палубу. Они все еще не могут говорить ни о чем другом – только об Эрвине и Медузе.
– Мы должны продолжать! – говорит Куделек. – Я вам говорю: это уже подействовало.
На берегу возле самого домика лодочника стоит белый автомобиль.
Эрвина выносят из лазарета. На фоне белой простыни лицо его кажется особенно бледным. Когда носилки проплывают мимо товарищей, Эрвин пытается улыбнуться.
– Держи хвост морковкой! – кричит ему вслед Гейнц.
Ребята как-то неестественно кивают, кое-кто повторяет слова Гейнца... Вот Эрвина уже и нет на корабле.
Капитан в белом кителе, странно вытянувшись, шествует за носилками. От откинулся немного назад, как будто ему сейчас особенно тяжело нести свое толстое брюхо. На бот-деке, расставив ноги, стоит Медуза. Руки он опустил глубоко в карманы. Заметив его, ребята ниже наклоняются над своими ведрами. Немного спустя хлопает дверь – Медуза исчез в своей каюте.
8
Боцман Глотка выстроил ребят на палубе и объявил им, что они с 17 часов должны быть готовы для того, чтобы явиться на допрос. После этого ребята умылись, переоделись, словно на праздник. Наконец-то Медузу постигнет заслуженная кара и все издевательства кончатся. Они говорят о том, что расскажут капитану, и ведут себя так, как будто все мечты их уже сбылись.
Капитан возвращается с берега не один – с ним двое чужих. На одном темный плащ, он держит под мышкой портфель. Другой, очевидно, из гитлерюгенд. Все вместе они исчезают в капитанской каюте.
На палубе так темно, будто уже наступил вечер. Молнии рассекают небо, вдали погромыхивает гром: над городом нависла гроза.
Наконец боцман Глотка зовет первого юнгу к капитану.
Остальные ждут в спальне. Тускло светит лампа, изредка ктонибудь шепчется. Проходит немного времени, и парень возвращается с допроса. В мгновение ока его окружили, но он не поднимает головы и явно хочет поскорее отделаться от ребят.
– Ну, как?
Парень молчит, не смотрит никому в глаза.
Вот вернулся еще один, а потом и третий.
– Да скажите вы хоть слово кто-нибудь!
Один из юнг останавливается и говорит:
– Эх, зря мы это все!.. Они с нами со всеми поодиночке расправляются. Старик говорит: "Неподчинение приказу!", а там еще двое. Один, из Трудового фронта, только и делает, что записывает за ним. Да и из гитлерюгенд тоже. Кто не желает дальше учиться здесь, того откомандировывают, но не как матроса, а как мальчишку на побегушках: каюты чистить, чай подавать – обслуживающий персонал.
Один за другим ребята возвращаются от капитана и почти все со словами:
– Эх, зря мы это все...
Кое-кто уже начинает проклинать застрельщиков.
– Из-за вас все! – говорит кто-то Руди. – Ты виноват во всем, задавала!
Руди глотает слезы.
– Да вы сами ведь тоже...
– Это вы нас подбили! Вы нас науськивали!
На трапе показывается Латте. Не взглянув на Руди, ой проходит мимо. Руди долго смотрит ему вслед. Куделек, стоящий рядом, спрашивает:
– Что же это такое?
Над потемневшим городом гудит эетер. Он свищет в осях. Из темноты вырываются ослепительно белые молнии и заставляют зажмуривать глаза. Молча стоят рядом Руди и Куделек. Снова слышатся шаги. Из каюты капитана выходит Зепп.
– Ну, как?
Зепп останавливается. Дико оглядывает своих товарищей и сплевывает.
– Все кончено! Все! Чтоб вы знали! – Зепп вытирает себе глаза.
– И ты? – спрашивает Руди, и в голосе его звучит глубокое разочарование.
– Слышишь? Я хочу быть моряком, настоящим моряком, а не подметалой, который убирает за другими. Я не хочу никому прислуживать. – Зепп резко поворачивается, собираясь спуститься в спальню. – А на тебя я плевал, понял? – И он быстро сбегает по ступенькам.
Но Руди заметил, что глаза Зеппа полны слез. Тут он слышит, как выкрикивают его имя.
У трапа, ведущего к капитанской каюте, Руди наталкивается в темноте на какого-то человека с морским мешком за плечами.
– Извините, пожалуйста!
– Ничего, ничего! – произносит незнакомец.
Руди узнает боцмана Иогансена. Чуть согнувшись под тяжестью мешка, боцман покидает судно.
– Руди Роттер! – кричит Глотка. – Живо!
Руди быстро взбегает по трапу. Небо раскалывает ослепительно яркая молния. Кажется, она вот-вот рассечет пополам грот-мачту. Руди слышит, как по палубе начинает барабанить дождь. Он снимает бескозырку и входит в каюту капитана.
– Стало быть, ты и есть зачинщик? – громко спрашивает капитан, развалясь в креслах. Он перелистывает тоненькую тетрадку и даже не смотрит на Руди. В каюте полутемно – горит только настольная лампа.
Слева от капитана сидит бледный темноволосый человек. Перед ним блокнот, и Руди замечает, как он, оторвав полуисписанный листок, передает его капитану. На новом листке он печатными буквами медленно выводит фамилию Руди, а затем ставит за ней жирный красный крест. Напротив сидит баннфюрер * из гитлерюгенд. Он откинулся на спинку стула. От левого погончика к нагрудному карману спускается толстый витой шнур. "Как у Эде", – вспоминает Руди и сразу исполняется доверия к этому человекуУ баннфюрера светлые волосы и узкое лицо. Капитан захлопывает узенькую тетрадку и передает ему. На обложке тетрадки написано: "Руди Роттер".
Играя карандашом, капитан поглядывает на Руди и говорит: "А ну-ка, подойди поближе!"
Руди подходит к столу. Руки у него вытянуты по швам, и ему все время хочется глотнуть, будто у него в горле чтото застряло. Неуверенным взглядом он осматривает всех
* Баннфюрер – руководитель районной организации гитлерюгенд.
присутствующих. На столе толстая книга, на переплете написано: "Адольф Гитлер, "Моя борьба".
– Так, стало быть, ты и есть зачинщик? – повторяет капитан.
И трое взрослых смотрят на юнгу.
Руди не знает, как ему отвечать. "Что это им надо?" думает он.
Тихо в каюте. Руди слышит, как тикают часы на руке у бледного человека. По стеклу иллюминатора стекают капли дождя.
– А мы все сказали, что никто больше не будет заниматься у боцмана Хеннигса, потому что он сегодня... – выпаливает он вдруг.
– Кто это первый сказал? – прерывает его бледный человек, а капитан снова принимается играть карандашом.
– Да... – Руди никак не может понять, что этому человеку от него надо. Он пытается вспомнить.
"Да кто ж в самом деле-то сказал?.. Латте, что ли?" Внезапно слезы застилают ему глаза.
– Мы все были на палубе. Вот и разговорились об этом... Эрвин себе руку сломал, – говорит он громко и возбужденно, а боцман Хеннигс его терпеть не мог. А разве он имеет право?
Кто-то кашляет. Руди поворачивается. В углу, оказывается, сидит еще один человек – Медуза.
– А ты говорил, чтобы вы все вместе выступили? – спрашивает капитан.
Руди молчит. Настольная лампа начинает мигать, вотвот она погаснет совсем. Снаружи доносятся раскаты грома. Кажется, что дрожит весь корабль.
– Не знаю я, – произносит Руди запинаясь.
– Так, так! Не знаешь, стало быть? – Капитан кивает. Лоб его покрыт капельками пота. – Сначала ты вон какие речи произносил, а теперь струсил? Эх ты, дрянь! – вдруг начинает кричать он.
Руди весь дрожит. Он смотрит на баннфюрера, как бы ожидая от него помощи, но тот что-то пишет в своем блокноте.
– А я и не трушу вовсе. Разве боцман имеет право... слова застревают у Руди в горле.
– Итак, ты признаешься, что подговаривал ребят?
Руди быстро оборачивается. Это баннфюрер сказал.
У Руди по щекам бегут слезы. Он не пытается больше сдерживаться. "Баннфюрер же не знает, как было все на самом деле. Баннфюрер должен мне помочь! – думает он. – Почему это мне не дают говорить?" – Руди смотрит на портрет фюрера на стене, точно ища у него защиты. Но лицо фюрера сурово и холодно, как лицо жандарма под шлемом.
– Да, я говорил! – выкрикивает Руди вдруг упрямо. – Но остальные тоже говорили.
– Кто еще говорил? – Капитан резко встает из-за стола и наклоняется к нему. – Смотри мне прямо в глаза! Вот так! И если ты мне назовешь все имена... только все, понимаешь? Если ты раскаешься, то получишь право...
Руди уже ничего не соображает. Как сквозь туман, он слышит скрипучий голос и думает: "Вот почему Латте отворачивался и остальные тоже. Но не могли же они..."
– Ну что? – слышит он снова голос капитана.
Руди выпрямляется и говорит:
– Я не знаю, кто еще говорил, но я знаю, что все хотели быть вместе. И потом, ведь это неправильно, когда так издеваются...
– Итак, господа, мне кажется – дело ясное, – говорит капитан. – Если в других случаях у меня складывалось впечатление, что юнги кричали, потому что кричали все остальные, то в данном случае мы имеем дело...
Баннфюрер поднимает руку.
– Одну минуту, господин Вельксанде! – Капитан умолкает, сделав недовольное лицо. Руди смотрит на баннфюрера, вытирая слезы носовым платком; – Прежде всего, возьми себя в руки! Ты не маленькая девочка и не ребенок. В море тебя ждут дела посерьезнее. Так вот, послушай!
Руди стискивает зубы. Эти немногие слова вернули ему снова доверие к баннфюреру.
– Юнга, с которым сегодня произошел несчастный случай, не подчинился приказу...
Руди резко поднимает голову и кричит:
– Это неправда!
– Ты забыл, что такое дисциплина? – ярится капитан. Тебе приказано отвечать только на вопросы!
Баннфюрер спокойно продолжает свою речь:
– Со стороны юнги это было неповиновение, и он поплатился за это. Но поплатился один. А в море бывает по-иному. Там все члены команды могут поплатиться за одного. Из-за неповиновения одного-единственного может погибнуть целый корабль. Ты понимаешь? Повиноваться надо беспрекословно!
– Да, – говорит Руди.
– Ну, так вот. Если ты это понимаешь, то не может быть и речи о том, чтобы вы отказывались заниматься у боцмана, даже если произошел, к сожалению, этот несчастный случай.
Руди уже не плачет. Глаза его блестят. Он не боится больше и выкрикивает:
– Нет, нет, нет! Все было совсем по-другому! Если боцман Хеннигс так здесь все рассказал, то он врет!
– Ну, знаете ли!
Рядом с Руди внезапно вырастает боцман Медуза.
Он грозит юнге кулаком.
– Оставьте, боцман! – говорит ему капитан. – Мы уже знаем, с кем имеем дело.
– Господин капитан! Я давно уже обратил внимание на этого мальчишку. Я вам подам письменный рапорт на него. Я его застал за курением в уборной!
Снова капитан обращается к Руди:
– Ну как? Что ты на это скажешь? Отвечай! Курил?
Руди снова слышит, как тикают часы.
– Мне кажется, этого вполне достаточно, – говорит бледный человек за столом. – Мы теперь в курсе дела относительно поведения этого юнги. И он настолько упрям, что даже теперь не признает своих ошибок, и я считаю, что он не может быть матросом на немецком судне. Но нам необходим и обслуживающий персонал. Отправьте его на пароход ночные горшки подавать, и он живо отучится перечить.
Руди смотрит то на одного, то на другого. Неужели он никогда не будет моряком?
– Да я ведь только...
– Вон отсюда! – кричит капитан.
Словно оглушенный, Руди поворачивается.
– По уставу! – кричит ему вдогонку капитан.
Руди вытягивается – руки по швам, как его учили.
Баннфюрер строго смотрит на него.
– Завтра, прежде чем сойти с корабля, ты сдашь членский билет гитлерюгенд, – говорит он. – Если с судна, на которое ты попадешь, получишь хорошие отзывы, мы подумаем о том, можно ли принять тебя снова в гитлерюгенд.
– Какой в этом смысл? – ворчит капитан.
Руди откидывает в сторону занавеску и нажимает на ручку двери.
Глотка обгоняет его, подходит к трапу и свистит:
– Следующий – Гейнц Шене!
Руди закрывает за собой дверь и, заметив, что она мокрая от дождя, вдруг осознает: все уже позади. Глубоко вздохнув, он медленно шагает по скользким планкам к трапу. Дождь хлещет ему в лицо.
Внизу, укрывшись от дождя под трапом, ждет Куделек.
– Ну и долго же ты!
– Разве долго?
– Накажут Медузу? Ну, рассказывай, чего ты?
Руди пожимает плечами:
– Об этом никто и слова не сказал!
– А ты разве не говорил, как он Эрвина...
– Да там тебя никто и не слушает! И правда, зря все!
– Знаешь, Руди, я им все расскажу. Ведь они должны узнать, как все было на самом деле!
Дверь капитанской каюты открывается, выходит Гейнц.
– Теперь моя очередь! – говорит Куделек и опускает воротник своей куртки. – Я им все расскажу!
– Меня с завтрашнего дня списывают! – торопливо говорит Руди, когда Куделек уже бежит по трапу; тот на минуту останавливается, затем исчезает в дверях капитанской каюты.
Спускаясь к спальне, Руди смотрит на небо. На западе появилась маленькая светлая полоска. Там сейчас садится солнце. Скоро и дождь перестанет. "Может быть, завтра хороший день выдастся!" – думает Руди.
9
Бесконечно тянется эта ночь для Руди и Куделька. Они лежат рядом на своих койках и ждут, пока звезды, мерца*ющие в иллюминаторах, не поблекнут в сумерках нового дня.
Несколько минут Руди боялся за своего товарища, но, когда увидел Куделька возвращающимся от капитана, сразу понял, что Куделек оказался верным другом.
– Главное, чтобы нам вместе попасть на один корабль! Знаешь, я слышал, как этот – из Трудового фронта – сказал: "Обоих на "Сенегал"!"
– Вот здорово бы! – воскликнул Руди, тряся своего приятеля за плечи.
– Будем, значит, с тобой вместе ночные горшки подавать!
– Брось ты! Мы же в море пойдем!
В ОТКРЫТОМ МОРЕ
V
"Сенегал". – Первый штурман. – Буфетчик. – "Старик". – Про
щай, Гамбург!
1
Холодное осеннее утро. Солнце, точно огромный красный шар, висит над пакгаузами и кранами Гамбургского порта. Оно не в силах прогнать окутавший землю и воду туман. У мостков озябшие люди ждут переправы. У самой воды стоят Руди и Куделек с мешками.
– Вон, идет уже! – кричит Куделек.
Воет сирена, и наконец в туманной дымке появляются очертания пароходика. Раздаются звонки. Вода над винтом вскипает, и пароходик осторожно причаливает. Один матрос закрепляет концы, другой перекидывает с борта на берег сходни. Первыми на борт взбегают оба паренька.
– А ты видел, как он конец вокруг кнехта обмотал? спрашивает Руди. – Это мы с тобой на борту сразу попробовать должны.
– Не твоего это ума дело, буфетный мальчишка!
– Брось дурака валять!
Руди пододвигает к себе мешок и смотрит на бурлящую за кормой воду.
– Никто мне не может запретить концы вокруг кнехтов укладывать. Что ж, ты думаешь, я на всю жизнь буфетным мальчишкой останусь или что я мечтаю до буфетчика дослужиться? Стол накрывать, супы подавать, посуду мыть и каюты чистить? И так без конца – все одно и то же? Нет уж, благодарю покорно! Как-нибудь на палубе пристроюсь!
Куделек притих. Он сидит на скамейке. Руди рядом с ним облокотился на фальшборт. Снова звенит машинный телеграф, стучат поршни моторов. Паром отчаливает.
Шумит вода, ритмично выплескиваясь из системы охлаждения. Ребята не отрываясь смотрят на другой берег. Там должно стоять их судно. Но утренний туман никак не рассеивается, и видны лишь слабые очертания огромной верфи.
– А там ли он?
Руди указывает на большое четырехмачтовое судно.
– Нет, это теплоход Северогерманского пароходства! – с миной бывалого моряка утверждает Куделек. – У "Сенегала" только две мачты. А на корме у него должны быть десантные шлюпки – его сразу отличишь. Я его часто видел. Старая калоша!
Снова звенит машинный телеграф. Пароходик дает обратный ход, весь дрожит и наконец ударяется о большой понтон. Робея, ребята спускаются по сходням. Перед ними огромный пароход. Вон и шесть десантных шлюпок на корме. Желтой, красной и белой полосками разукрашена труба, верх ее – черный.
– Ну и махина! – удивляется Руди.
– Четыре тысячи водоизмещение, – поясняет Куделек. Команда тридцать три человека.
– А ты откуда знаешь?
– Да так, – говорит Куделек равнодушно. – Интересуешься кораблями, вот и узнаешь про них все.
– Брось задаваться-то!
– Задаваться? Зачем это мне? Если хочешь знать, они в Африке 60 негров на борт возьмут.
– Негров? Всамделишных? И так они и будут жить на борту?
– Ну да. Жара – вот негры за всех и работают. От двух до трех месяцев. Столько, сколько длится весь рейс.
– Пошли скорей! – И Руди тащит своего друга за рукав.
Только теперь ребята понимают, какое это большое судно. Оно высится перед ними, будто пятиэтажный дом. На толстых канатах спущены три связанных вместе трапа.
Юнги, задыхаясь, взбираются по ним и, добравшись доверху, даже дрожат от напряжения. Никто не обращает на них внимания. Все заняты: кто перетаскивает крышки люков и складывает их штабелями, кто, взвалив на себя мотки канатов, тяжело шагает по палубе, кто катит бочки, кто таскает ящики к корме... Грязные железные плиты палубы залиты маслом. У левого борта высится огромная куча золы. Очень большой и очень толстый человек в серо-грязном фартуке, натянутом на толстое пузо, и в таком же грязном высоком поварском колпаке перелезает через эту кучу, словно через гору. Увидев ребят, он останавливается и спрашивает:
– Вы что, в буфетную?
– Так точно! – орут оба сразу, как их научили на учебном корабле.
Кок хохочет:
– С "Пассата"?
– Так точно!
– Полегче! Здесь не казарма! У нас этого не любят. Но на "Пассате"-то готовят только палубных юнг?
– Мы ими и были, – отвечает Руди. – А теперь нас послали в буфетную.
– Проштрафились, стало, быть? Но считают, что для буфетной вы еще пригодитесь? – Прищурив глазки, кок оглядывает ребят. – Ступайте к первому штурману. Вторая дверь по правому борту, и не орите так по-военному – мы здесь все христиане.
Ребята оставляют свои мешки, и Руди первым вступает на трап. Толстяк кричит им вслед:
– Потом ко мне на камбуз придете!
2
На мостике Руди стучит в дверь. Некоторое время все тихо, потом слышно, как кто-то в каюте ругается. Шаги.
Открылась дверь. Ребята вытягивают руки по швам.
Человеку, вышедшему из каюты, лет сорок. Лицо у него красное и такая же красная кожа просвечивает между жидкими белесыми волосами. Нижняя часть лица густо намылена. В правой руке он держит кисточку для бритья. Он долго молча разглядывает вновь прибывших, затем снова намыливается. Потом спрашивает:
– А в другое время вы не могли прийти?
Юнги молча переглядываются.
– С "Пассата"? Так, так! – Человек ухмыляется, вдруг делает страшное лицо и кричит: – Заходите! Чего стали? Я все про вас знаю!
Руди колеблется, но Куделек подталкивает его сзади.
Перешагнув высокий порог, ребята оказываются в каюте первого штурмана.
– Погодите, пока я кончу! – Штурман снимает увеличительное бритвенное зеркало с умывальника и показывает его ребятам. – Пора кому-нибудь тут порядок наводить! А ну, поглядите-ка сюда!
Куделек смеется, увидев себя в зеркале и начинает строить гримасы.
– Во нос-то какой толстенный!
– Хорош, нечего сказать! Прирожденный официант. Как раз тебе место в кают-компании. Ты что, не видишь, что зеркало грязное?
Руди быстро берет у Куделька зеркало и достает чистый носовой платок из левого кармана брюк. На "Пассате" он научился в правый карман класть платок для употребления, а в левый – "для показа". Дохнув на зеркало, он принимается его вытирать.
– Видал? – обращается штурман к Кудельку. – Этот сразу грязь разглядел. Как тебя звать?– спрашивает он Руди. (Руди щелкает каблуками и называет себя.) – Брось обезьянничать! Мы здесь не в цирке. Из Саксонии?
– Так точно!
– И скажи, пожалуйста, что это все саксонцы так и лезут в моряки! У вас дома работы, что ли, нет? Ну ладно, поглядим. Будешь у нас каюты убирать. У капитана, стармеха и у меня. Помимо того, будешь помогать буфетчику. Он для тебя найдет работу. Звать тебя Генрих.
– Никак нет. Меня зо...
– Генрих, я сказал! У нас на борту вот уж пятнадцать лет всех каютных юнг зовут Генрихами. Ну, а ты? – обращается он к Кудельку.
– Карл Штассен, Гамбург, Штейнштрассе, 16.
Первый штурман удивлен:
– Это не вы галстуками торгуете?
– Галстуками тоже, – отвечает озадаченный Куделек.
– Вот этот галстук я купил в вашем магазине и продали мне его как немнущийся. – Первый штурман поднимает голову, чтобы его намыленный подбородок не запачкал галстук. – Посмотри-ка хорошенько на него.
Куделек нерешительно подходит ближе и еще нерешительнее берется за галстук. Затем осторожно вытаскивает его наружу и трет. При этом он отворачивается, вытягивает губы и жмурит глаза.
– Третий сорт! Артикул... Нет, это не из немнущихся. Рисунок безусловно модный, но качество не ахти какое. За первый сорт господину штурману пришлось бы заплатить ровно на одну марку больше...
Штурман таращит на Куделька глаза, открывает рот, потом снова закрывает его и снова открывает:
– Ну, знаешь ли! Уж не ты ли сам навязал мне этот галстук?
– Мы нашим клиентам ничего не навязываем, – с серьезным лицом парирует Куделек.
– Убирайся отсюда поскорей! Будешь работать при камбузе!
– Так точно! – отвечает Куделек, пытаясь щелкнуть каблуками, но у него ничего не получается, – между пятками застрял ковер.
– Поаккуратней! – Штурман поворачивается, берет начищенное до блеска зеркало и снова подходит к умывальнику, чтобы побриться. – Ступайте оба к буфетчику. Вторая дверь по правому борту...
Ребята уходят, а первый штурман бормочет себе под нос:
– Ну и ну! Аи да ребята! "За первый сорт господину штурману пришлось бы заплатить ровно на одну марку больше!" – Штурман смеется. – Ай да ребята! – Внезапно он бросается к дверям и кричит: – Генрих! – И еще раз: – Генрих!
Руди бросается ему навстречу и, не зная, что сказать, удивленно смотрит на него.
– Все в порядке! Хотел только проверить, помнишь ли ты, как тебя зовут.
3
Буфетчику тоже некогда. Он сидит в своей каюте за столом и что-то подсчитывает. Бормоча себе под нос, он делает ребятам знак, чтобы они вели себя потише. В каюте жарко. Буфетчик снимает куртку и бросает ее на койку рядом с пальто, портфелем и пачкой журналов с яркими картинками. Юнги ждут, потихоньку наблюдая за буфетчиком. Время от времени он вытирает пот со лба. Живот у него перетянут узким кожаным пояском. Волосы – черные, маленькие усики – тоже. Наконец-то он кончает свой подсчет, откидывается назад, вытирает лицо и спрашивает:
– Плавали уже? – И, не дожидаясь ответа, тут же добавляет: – Бунтовщики, значит? Так, так! Посмотрим, что вы умеете! А все остальное у нас не считается. Сколько лет?
– Пятнадцать, – отвечает Куделек.
– Мне в октябре шестнадцать будет, – говорит Руди.
– Так, так! Ступайте в соседнюю каюту! Спать будете вместе, две койки там. Устраивайтесь! К десяти – в буфетной! Первая дверь по правому борту. Вон!
Выйдя, Руди говорит Кудельку:
– Этот много не разговаривает.
Куделек склоняет голову немножко набок, так, как это только что делал буфетчик, и кричит чужим голосом:
– Вон!
Оба покатываются со смеху.
4
Забрав свои мешки, они разыскивают маленькую каюту. Она такая же, как у буфетчика, только здесь две койки, одна над другой. Слева у стенки стоят два широких шкафчика, напротив – столик и две табуретки, рядом умывальник и скамейка. Слева и справа от двери – по иллюминатору. Воздух в каюте спертый, и Куделек сразу же принимается отвинчивать медные винты.
– Ты наверху ляжешь? – спрашивает Руди.
– Мне все равно, – отвечает Куделек.
– А ведь тепло-то кверху поднимается!
– Да брось ты, я наверху спать буду. Дай-ка я прямо с разбегу прыгну. Отойди! – Куделек берет небольшой разгон, одним прыжком оказывается на верхней койке... и тут же приземляется внизу на мешке Руди.
Сначала смеется один Руди, а когда Куделек приходит в себя, он тоже начинает хохотать.
– Вот тебе раз! Там и матраца-то не было! – Потирая себе шею, он слезает с койки.
– А все-таки здорово здесь, вроде у нас свой маленький дом!
Руди потягивает носом:
– Чем это пахнет здесь? Мне кажется, здесь пахнет Африкой!
– А ты знаешь, как Африка пахнет?
– Нет, но, наверное, так.
Ребята достают веник, совок, ведро и принимаются за уборку. Роясь в шкафчике, Куделек вдруг кричит:
– Тропические шлемы! – и тут же напяливает один из Них на себя.
Руди получает другой. Скоро им делается жарко, и они тщательно вытирают кожаную подкладку шлемов, но тут же снова надевают их.
– Мне что-то есть хочется! – замечает наконец Куделек.
– Вот тебе и раз! Нам же было велено в камбуз прийти! Юнги быстро снимают тропические шлемы и бегут в камбуз.
